quote love unquote

      Проблема не в том, что Бакуго его поцеловал. Нет, проблема появляется впоследствии, потому что Киришима не может перестать думать об этом.       Это не первый раз, когда он представляет, как целует Бакуго Катсуки. Он помнит, как, будучи еще подростком, лежал на кровати и грезил. Ему было пятнадцать, когда “UA” начал выходить в эфир, Бакуго был того же возраста. Но только спустя год Киришима смог классифицировать свое восхищение актером как влечение. Это случилось после того, как он стал анализировать, почему он так преклонялся перед Алым Рыцарем, почему мужественный голос Пожирателя Солнца казался ему более привлекательным, чем голос Неджире-чан, кумира подростков.       Понимание, что он неравнодушен к мужчинам, не было чем-то, за что он боролся. Это было осознание, которое пришло к нему со временем. Оно обрело четкие очертания, привело в порядок события его жизни, и они возымели смысл. Его постеры с Бакуго Катсуки просто приобрели новое значение, когда он смотрел на них и думал о Бакуго не только как о примере для подражания, но и как о человеке, с которым он хотел быть.       Но это были далекие фантазии мальчишки, который никогда не думал, что его мечты о славе станут реальностью. Он никогда не думал, что он встретит Бакуго, так что его давние, надежно спрятанные фантазии были чисто гипотетическими. Но теперь… Теперь все по-другому.       Теперь. Прошло два дня, и Киришима лежит на кровати, думая о том, насколько обманчиво мягкими были губы Бакуго. Каким быстрым был поцелуй, закончившийся и вовсе слишком рано. Как пронзительно кричала публика, когда Бакуго отстранился. Как он смотрел на Киришиму и ушел без каких-либо объяснений. Киришима так и стоял там столбом, пока Каминари не увел его.       Следующим утром после пробуждения он нашел свои фотографии на каждом сайте, собирающем слухи о знаменитостях, его волосы пылают огнем под резкими вспышками камер телефонов. Фотографии свидетельствуют, что он все-таки не страдал галлюцинациями всю ночь.       Но он остался недоволен. Бакуго поцеловал его так, чтобы это хорошо сыграло на камеры, ― очевидный и недвусмысленный поцелуй. Но у Киришимы не получилось обнять его, или дотронуться языком, или укусить его мягкие губы…       ― Блять, ― вслух говорит Киришима, уставившись в потолок, ― мне пиздец.       С самого начала он знал, что поступает эгоистично. Бакуго притворяется его парнем не потому, что он хочет физически быть ближе к Киришиме. И, по-хорошему, Киришима тоже не должен этого хотеть. Но вся эта актерская игра, вероятно, сбивает с толку его тело. Всякий раз, как он оказывается рядом с Бакуго, он чувствует, как между ними бежит электрический ток. И он ничего не может поделать ― он хочет большего.       Его телефон лежит рядом на кровати, и Киришима переворачивается и хватает его прежде, чем успел передумать. Он набирает сообщение и нажимает “отправить”.       Киришима не знает, как долго он так лежит, но следующее, что он осознает, ― дверь его спальни с размаху открывается.       ― Что… Бакуго!       Как будто призванный размышлениями Киришимы о нем, Бакуго Катсуки стоит в дверном проеме его спальни. Сегодня он носит старую футболку с черепом и надменное выражение лица. Он смотрит сверху вниз на Киришиму с поднятыми бровями, руки скрещены на груди.       ― Блин, ― говорит он рассеянно, ― это вот так ты живешь.       Киришима оглядывает свою комнату, щеки начинают пылать. Все не настолько плохо: книжные полки, заставленные CD-дисками, напольная боксерская груша, несколько вещей, валяющихся на полу, все неистового красного оттенка…       Он вскакивает на ноги и прыгает через всю комнату, чтобы встать напротив постера “UA”, висящего у него на стене. К счастью, на постере не только Бакуго, но он центральная фигура на изображении. Киришима выпрямляется, насколько может, надеясь закрыть собой постер.       ― Что… Что ты тут делаешь?       Бакуго усмехается.       ― Ты кусок говна, ты знаешь что?       Киришима хмурится.       ― Что?       Бакуго молча смотрит на него, затем выуживает телефон из кармана джинс. Он снимает блокировку экрана и зачитывает обманчиво спокойным голосом:       ― “Этот поцелуй после концерта был довольно жалким. Ты хоть кого-нибудь целовал до этого?”       Теперь Киришима уверен, что его лицо приобретает тот же цвет, что и его волосы.       ― Ну, ― он пытается объяснить, ― ты просто чмокнул меня в губы. А раз предполагается, что мы безумно влюблены, нам бы стоило…       ― Теперь я просто убью тебя нахуй, ― говорит Бакуго все тем же спокойным голосом. Если честно, это страшнее, чем если бы он орал.       ― Как ты вообще узнал, где я живу… Эй! ― Киришима уворачивается, когда Бакуго кидается на него, делая шаг в сторону и убегая в дальний угол комнаты. ― Успокойся, ладно? Это была шутка.       Руки Бакуго сжаты в кулаки, он испускает нечеловеческий рык и снова бросается на Киришиму.       Киришима не знает, кто бы из них выиграл схватку, дерись они в полную силу. Он не очень-то хочет выяснять.       ― Как ты вообще сюда попал? ― спрашивает Киришима с нервным смешком.       ― Входная дверь была открыта, ― шипит Бакуго сквозь сжатые зубы. ― Но тебе уже не нужно волноваться об этом, потому что я, блять, закопаю тебя, после того как убью.       ― Если ты меня убьешь, ты никогда не научишься целоваться, ― торопливо говорит Киришима, бегая по другую сторону кровати от Бакуго.       Бакуго замирает, его лицо искажается злобой и чем-то похожим на недоумение.       ― Да не плохо я целуюсь, ебанный придурок.       Это звучит как детская отговорка. Киришима может представить его говорящим: “Я ни в чем не могу быть плох”.       ― Может быть, ― допускает Киришима. ― Но спорим ― я лучше.       ― Ты что, наебать меня хочешь? ― вскипает Бакуго. ― Ты должен быть признателен, что я вообще подумал о том, чтобы поцеловать такого говнюка с дебильной прической.       Киришима очень признателен. Но Бакуго не надо об этом сейчас знать.       ― А ты?.. ― спрашивает он вместо этого.       ― Я что? ― шипит Бакуго в ответ.       ― Целовал кого-то раньше?       Бакуго вскидывает руку, показывая на плакат “UA” на стене:       ― Очевидно.       Киришима просто уже не может покраснеть сильнее. Его будто поймали на том, что у него есть постер закончившегося три года назад шоу.       На секунду он вспоминает все поцелуи из “UA” ― в основном, персонажей Урараки и Бакуго, и последовательное развитие их отношений путем ювелирно продуманных прикосновений и размеренных проявлений нежности.       Киришима фыркает:       ― Это не считается. Это, типа, постановочные поцелуи. Напоказ.       Долгое время Бакуго совсем ничего не говорит.       Киришима, определенно, ужасный человек, но он не может сдержать хитрую улыбку.       ― Ты никогда никого не целовал без камер?       ― Завали ебало, ― приказывает Бакуго. Он закрывается и настораживается, снова скрещивает руки на груди. ― Как будто у тебя дела обстоят лучше.       У Киришимы дела обстоят не сильно лучше, но некоторый опыт у него есть. Его улыбка становится шире, и он говорит:       ― Вообще-то, лучше.       Челюсть Бакуго заметно напрягается.        ― Но, эй, ― говорит Киришима, стараясь звучать как можно более умиротворяюще, ― есть один простой способ для нас, скажем, восполнить пробелы.       ― Что за хуйню ты тут несешь?       Киришима набирает воздуха и быстро отвечает, пока не успел струсить:       ― Мы могли бы попрактиковаться.       На секунду он уверен, что Бакуго собирается ударить его. Но затем он расслабляет сжатые в кулаки руки и смотрит на Киришиму скорее оценивающе, чем убийственно.       ― Ладно, ― говорит он, подходя к краю кровати, чтобы сесть.       ― Стоп… Реально?       Бакуго поворачивает голову и смотрит искоса на Киришиму.       ― А ну иди, блять, сюда, пока я не передумал.       Киришиме не нужно повторять дважды. Он обходит кровать и садится на противоположную от Бакуго сторону. В своих старых фантазиях он представлял что-то подобное. Но это были фантазии, желанные, но несбыточные. А теперь Бакуго Катсуки сидит на его кровати и ждет, когда Киришима его поцелует.       ― Твою мать, ― бормочет Киришима, сжимая и разжимая кулаки.       ― Ты так и собираешься пялиться в пустоту или поцелуешь меня? ― раздраженно говорит Бакуго.       Киришима кашляет и меняет положение, полностью поворачиваясь лицом к Бакуго. Тот сжимает губы в тонкую линию и пристально глядит на Киришиму, намеренно отводя взгляд от его рта.       Что-то начинается теплиться в груди Киришимы. Он наклоняется ближе к Бакуго, поднимает руку и останавливается в миллиметре от его лица.       ― Хэй, ― он говорит, ― Расслабься.       ― Заткнись, ― ворчит Бакуго.       Но этого достаточно. Его губы разделяются, пока тот говорит, и Киришима наклоняется. Он опускает одну руку на плечо Бакуго, вторую обвивает вокруг его шеи. Затем он притягивает его ближе и прижимается своими губами к его, более решительно и намного более осознанно, чем два дня назад.       Бакуго долгое время никак не реагирует. Его губы такие же мягкие, какими их запомнил Киришима, но они неподвижны. Затем Бакуго поднимает руку и хватает Киришиму за запястье, удерживая того на месте. Он охотно наклоняется навстречу вместо того, чтобы отступить.       Киришима отстранятся первым, нежно разрывая поцелуй, чтобы посмотреть в глаза Бакуго.       ― Знаешь, ты можешь двигаться, ― говорит он. ― В поцелуях есть ритм.       ― Заткнись, ― отвечает Бакуго. ― Я знаю.       ― Окей, ― соглашается Киришима. ― Попробуем снова?       Они оба одновременно наклоняются. Теперь губы Бакуго с готовностью открываются навстречу Киришиме, а, когда тот мягко проводит языком по его нижней губе, он чувствует, как Бакуго пробирает дрожь. Чтобы не отставать, Бакуго протягивает руку и цепляется за волосы Киришимы, сегодня свободно распущенные у лица. Киришима скользит языком в рот Бакуго, в то время как тот тянет его за волосы, и противоречивые чувства захлестывают Киришиму, вытеснив все остальное из его головы в этот момент.       Что-то жужжит рядом с бедром Киришимы, и они оба отпрыгивают друг от друга. Бакуго ругается сквозь зубы, достает телефон из кармана и кидает на другую сторону кровати.       ― Отъебись, ― ворчит он на телефон вдогонку.       Киришима издает сдавленный смешок. Он задумывается, знает ли Бакуго, как часто он ругается, чтобы заполнить тишину. Он не может действительно подразумевать это каждый раз, когда он ругается, ровно также, как он не может действительно намереваться убивать каждый раз, когда он угрожает кому-то смертью.       Бакуго шумно выдыхает и поворачивается обратно к Киришиме:       ― Хватит отлынивать.       Улыбка Киришимы искривляется, он поднимает руку и прижимает ее к щеке Бакуго.       ― Я абсолютно уверен, что через секунду я проснусь и это все окажется сном.       Бакуго закатывает глаза, смахивает его руку и целует его, будто изучая. Он не сомневается ― его губы настойчивые и уверенные, но он отстраняется быстрее, чем бы Киришима того хотел.       ― Я серьезно, ― говорит тот и снова целует Бакуго. Киришима подстраивается под угол, который выбрал Бакуго, но позволяет себе отклониться в сторону в последний момент, и поцелуй приходится в щеку.       ― Очевидно. Ведь я же блядская мечта каждого, ― сообщает Бакуго с заносчивой уверенностью, которая действительно ― действительно не должна быть настолько притягательной. Он толкает Киришиму назад, его руки приятным весом ложатся на его плечи, пока Киришима не падает спиной на кровать. Теперь Бакуго нависает над ним:       ― Ты ничем не отличился в этом плане.        Киришима хлопает глазами, обдумывая, что Бакуго имеет в виду. Несомненно, тысячи ― миллионы? ― людей считают Бакуго привлекательным. Лучший Джинист не продал бы столько джинсов в противном случае. Но Киришиму возмущает допущение, что его чувства типичны.       ― Да? ― спрашивает он, поднимая руку и утягивая Бакуго вниз, чтобы они могли снова поцеловаться. ― Все остальные тоже заходили так далеко?       Бакуго поддается и позволяет себя целовать, прижимается к нему и повторяет его приемы. Даже с учетом разговоров, у них стало получаться лучше. Их губы естественно касаются друг друга, почти без неловких ударов зубами.       Бакуго фыркает и прикусывает нижнюю губу Киришимы.       ― Ты не хотел бы знать, ― рычит он. Теперь он сидит у Киришимы на ногах, а тот тянется вверх, чтобы перехватить его на полпути. Не самая комфортная поза, но черта с два Киришима скажет что-то, что может заставить Бакуго слезть с него, на данный момент.       ― Чувак, ты уже раскрыл свои карты, ― говорит Киришима, обвивая рукой шею Бакуго. Он проводит рукой по мягким коротким волосам, целует щеку, затем линию челюсти. ― Но ничего страшного. Если это все для тебя в новинку.       Бакуго подражает движениям Киришимы, целуя его щеку, а затем челюсть. Но когда Киришима начинает говорить, тот отстраняется.       ― Никто этого не достоин, ― осведомляет его Бакуго. ― Без преувеличения, нет ни одного человека, с кем бы я хотел заниматься такой херней.       ― Но ты занимаешься со мной сейчас, ― говорит Киришима, хотя он понимает, что не в его интересах помогать Бакуго понять, что тот не хочет этого делать.       ― Неважно.       Бакуго, отчего-то осмелевший, прикусывает язык Киришимы в следующий раз, как их губы смыкаются.       Тот ощущает резкую боль, не совсем неприятную.       ― Все нормально, ― заверяет его Киришима. ― Я не против помочь тебе попрактиковаться.       ― Ты много говоришь, ― нервно говорит Бакуго.       ― Черта характера, ― отвечает Киришима. ― У меня таких много. Кроме того, готов поспорить, у тебя ни разу не было реальной возможности зайти так далеко с кем-то, я прав? Когда ты притворялся, что встречаешься с Ураракой.       Бакуго садится, выпрямляясь и полностью перенося свой вес на ноги Киришимы.       ― А ну-ка, блять, не начинай, ― предупреждает он. ― Я никогда на это не соглашался. Репортеры просто навыдумавали херни, сфотографировали нас, стоящих рядом, и стали вести себя так, будто это делает нас ебучей парой. Что за цирк?       Киришима моргает.       ― Но ты согласился на это. Со мной.       Бакуго смотрит на Киришиму сверху вниз с непроницаемым выражением лица. Его щеки покрывает румянец из-за поцелуев, а волосы слегка растрепаны.       ― Проще, чем давать Соевому Соусу еще один повод пилить меня.       Но даже когда он озвучивает это, такая логика все еще кажется слабой для Киришимы. СМИ налегали на отношения Бакуго и Урараки несколько лет. Может, Бакуго и не подтверждал их, но прошло невероятное количество времени, а слухи не развеялись. А теперь он незамедлительно погружается прямо в его фейковые отношения с Киришимой, подыгрывая намного охотнее, чем когда-либо в том спектакле с Ураракой. Он поцеловал Киришиму два дня назад без каких-либо побуждений. Киришима не понимает этого.       ― Хэй, я могу кое-что спросить?       ― Что? ― Бакуго говорит настолько равнодушно, что это почти не вопрос.       ― Что ты получишь от всего этого? Я в курсе, Серо сказал, что твоя репутация была под угрозой, и нужно было что-то, что, типа, смягчит удар от того, что ты гей, и все такое. Но обо всем этом скорее волновался бы Серо, а не ты. Почему ты вообще согласился?       Бакуго не отвечает долгое время. Его глаза сужаются до щелочек, пока он пристально рассматривает Киришиму, словно он хорошо обдумывает, что собирается сказать. Затем он издает раздраженный звук.        ― Это неважно, ― отвечает он туманно, отворачиваясь от Киришимы, чтобы не смотреть тому в глаза. ― Врать о том, с кем я встречаюсь, не так дерьмово, как врать о том, какой я.       ― О, ― говорит Киришима, не находя других слов. Теперь он может понять. Он всегда чувствовал, что его поддерживают, кем бы он ни был, и люди больше волновались о его собственном мнении о себе, чем о мнении окружающих о нем. Но у Бакуго, кто был на виду у публики всю свою жизнь, может, никогда не было роскоши найти ответы хотя бы для себя самого. Как он может быть уверен, кто он, если все его действия попадают под тщательное изучение и извращаются публикой?       Киришима кладет руки на талию Бакуго, на какое-то время удовлетворенный тем, что он наконец добрался до сути.       ― Я не знаю, почему это все свалилось на меня, ― говорит он искренне, ― но я рад, что могу помочь.       Когда он поднимает глаза, он видит, что Бакуго открыто пялится на него. Его глаза больше не прищурены и не злы, они широко раскрыты, но смотрят с недоверием. Бакуго рассматривает Киришиму как головоломку или загадку, как что-то, что не поддается расшифровке.       ― Блять, ― бормочет Бакуго, ― ты ведь серьезно, да? Идиот.       ― Вам бы поработать над ласковыми прозвищами, молодой человек.       Бакуго рычит:       ― Скорее ад покроется льдом, чем я назову тебя ласковым именем.       ― Ладно, ладно, ― Киришима говорит со смешком. На самом деле, он тоже не может представить Бакуго, зовущего его ласковым именем, даже если бы они реально встречались. Это почему-то кажется… слишком мягким для него.       Бакуго давит своей рукой Киришиме на грудь, удерживая его прижатым к кровати и смотря на него искоса.       ― Внимай, ― приказывает он.       Прежде чем Киришима спрашивает, что тот имеет в виду, Бакуго наклоняется, пока почти полностью не ложится прямо на Киришиму. Он умело целует его губы, перенимая уверенный ритм, делает паузу, когда губы Киришимы разделяются, и проталкивает язык в его рот. Поцелуй становится влажным и беспорядочным, а кровь Киришимы несется по его венам.       Затем Бакуго наконец отстраняется, оставляя Киришиму ловить воздух.       ― Ну? ― требовательно спрашивает он.       ― А?.. Что?       ― Ебанный поцелуй, ― огрызается Бакуго. ― Этот был явно лучше, чем твои предыдущие, не так ли?       Бакуго что, просит Киришиму поставить ему оценку? Киришима не совсем может поверить в это, только вот Бакуго так настойчиво сверлит его взглядом, словно ожидает итоговый балл.       Киришима заливается смехом.       ― Ах да. Определенно, лучший из всех когда-либо.       Бакуго цокает языком.       ― Ты, блять, бесполезен, ― ворчит он.       Атмосфера между ними спокойная, ленивая, даже несмотря на моменты раздражения Бакуго и нервозность Киришимы. Киришима абсолютно отключается от остального мира, переживая этот момент наедине с Бакуго.       Но момент разбивается.       ― Киришима, ― зовет Каминари, врываясь через дверь, ― мы заказали пиццу... Что за хрень!       ― В этой квартире кто-нибудь знает, что такое “стучаться”? ― спрашивает Киришима.       Каминари стоит в дверном проеме и выглядит так, будто его только что ударило молнией. Он хлопает глазами на Киришиму и Бакуго, а затем говорит, ― Я… ох. Бакуго. В твоей кровати. Лежит на тебе.       Бакуго не обращает внимания на конечности Киришимы, пока он выпрямляется, и встает на ноги, и даже не трудится привести в порядок свою одежду. Киришима понятия не имеет, как у него получается выглядеть таким… что ж, не совсем спокойным, но непринужденным. Его лицо горит, он весь помятый, а его губы красные от поцелуев. Но он выглядит настолько уверенным в себе, как божество среди смертных.       ― Спасибо, бля, ― говорит он скучающим голосом. ― Умираю с голоду.       Он шагает за дверь, толкая Каминари перед собой.       ― Эм, да, ― говорит Каминари, ― думаю, ты тоже можешь поесть с нами пиццу, Бакуго, ― затем он вытягивает шею, поворачивая голову назад, и произносит одними губами, ― что это было?       Киришима виновато пожимает плечами. Он и сам не совсем уверен.              ―              Киришиме требуется некоторое время, чтобы собраться с мыслями после того, как Бакуго и Каминари покинули его комнату. Он как раз поднимается на ноги, готовый уже последовать за ними, как экран его телефона загорается среди одеял и подушек.       Входящий звонок ― неизвестный номер.       Киришима проводит по экрану для разблокировки.       ― Алло?       ― Алло, Киришима-кун? Это Урарака.       Киришима уверен, что ему это снится, что он проснется и ему снова будет пятнадцать. Он зевнет, откроет глаза и поймет, что снова уснул при просмотре “UA”, и в любой момент Ашидо может прийти будить его, потому что им нужно ехать в Хоккайдо или еще куда-то.       ― Киришима-кун? Ты тут?       Киришима трясет головой. Это не сон.       ― Да! Привет, Урарака. Кхм… Где ты взяла мой номер?       ― Серо-кун, ― поясняет Урарака. ― Я рада, что смогла поймать тебя! Я весь день пытаюсь дозвониться до Бакуго, но он ни за что не ответит ни на один мой звонок. Он ведет себя, как ребенок.       Киришима не совсем понимает, что она подразумевает, но у него нет времени, чтобы разбираться. Ему на голову будто вылили ведро ледяной воды. Последний раз, когда он говорил с Ураракой, был на вечеринке Хагакуре. Тогда Бакуго и Урарака еще были вместе, по крайней мере для СМИ.       ― Эм, ― говорит Киришима, внезапно очень разнервничавшийся, ― я чем-то могу тебе помочь?       ― Я очень надеюсь, ― отвечает Урарака. Не похоже, чтобы она была расстроена, или что Киришима разрушил ее образ в прессе, или украл ее фейкового парня. Более того, Киришима не может вспомнить никаких новостей об Урараке в СМИ за последние пару недель. ― Вообще, это скорее приглашение! Мы с нашей компанией собираемся провести пару дней на пляже, в одном из имений Момо-чан.       ― Окей, ― говорит Киришима, совершенно потерянный.       ― Я звоню узнать, не хочешь ли ты поехать с нами, ― объясняет Урарака. ― Я знаю, твоя группа сейчас часто выступает, так ведь? Но это всего на два дня, или, может, ты мог бы приехать на один день, если это слишком? И, конечно, остальные члены группы тоже должны приехать! Там буду я с Деку-куном и Тодороки-куном, а также еще несколько других друзей.       ― Ты хочешь, чтобы я приехал? ― растерянно спрашивает Киришима. ― Почему?       Урарака смеется:       ― Потому что ты нам нравишься, Киришима-кун! Эта поездка ― традиция, мы ездим каждый год, когда все можем собраться. Но Бакуго-кун никогда не соглашался приехать, и я подумала, что если его парень поедет, то, может, он хотя бы задумается об этом.       Киришима вспоминает премьеру “Эпицентра”: Яойорозу пригласила Бакуго с ними, но он не согласился поехать. Они все продолжают пытаться по какой-то причине.       ― Ты хочешь, чтобы он поехал? ― спрашивает Киришима. Он не имеет в виду ничего плохого… Черт, он сам лучше других ощущает притягательность явно отталкивающего характера Бакуго. Но он не уверен, что остальные видят то же самое.       Урарака вздыхает.       ― Конечно! Ну, в смысле, у нас у всех были свои проблемы в последние годы. Но Бакуго-кун работал с нами пять лет. Мы друзья, хочет он признать это или нет. И в любом случае пришло время ему и Деку-куну разобраться во всем. Деку-кун ни в чем не виноват, что бы Бакуго-кун ни думал.       ― Эм, ты меня совсем запутала, ― признается Киришима. ― Я понятия не имею, что происходит между Мидорией и Бакуго.       Урарака многозначительно хмыкает.       ― Он даже с тобой себя так ведет, хм? Когда я узнала, что он на самом деле встречается с кем-то, я подумала ― это значит, что он начал открываться! Думала, что это как минимум хороший знак.       “На самом деле встречается”. Для Киришимы это как удар в сердце. Урарака не знает. Она думает, что Киришима и Бакуго на самом деле встречаются, что эти новые изменения в жизни Бакуго сигнализируют о значительных переменах его личности. Но все это не так. Это все вранье, которому Киришима помогает держаться на плаву.       ― Послушай, я…       ― Я, возможно, наговорила лишнего, ― виновата говорит Урарака. ― Бакуго-кун расскажет тебе в свое время, я уверена. Но ты должен поехать с нами, и ты также должен попытаться заставить и его приехать. Обещаю, будет весело! По крайней мере для тебя. Но никогда нельзя быть уверенным насчет Бакуго.       Киришима улыбается, пока говорит с ней. Это все заразительная аура доброты и легкости Урараки.       ― Хорошо, ― говорит он, пытаясь задавить чувство вины. ― Посмотрим, что я могу сделать.       ― Ои, ― грубый голос громко зовет его, ― ты идешь есть или… С кем ты говоришь?       Бакуго стоит в дверях, держа в руке тарелку с огромным количеством пиццы. Он с подозрением смотрит на телефон, который Киришима держит у уха.       ― Это Бакуго-кун? ― спрашивает Урарака. ― Скажи ему, чтобы перестал быть мудаком и ответил на мои звонки.       Бакуго, должно быть, услышал ее голос в закрытом пространстве спальни Киришимы, потому что он тут же роняет тарелку с пиццей на пол и прыжком пересекает небольшую комнату.       Киришима не успевает среагировать. Он вскрикивает, когда Бакуго кидается на него, и в последний миг думает только о том, чтобы держать телефон вне пределов его досягаемости. Но Бакуго неудержим. Он перехватывает Киришиму за талию и роняет их обоих на кровать. Падение выбивает у Киришимы воздух из легких, и в результате его замешательства Бакуго отбирает телефон.       ― Какого хрена, по-твоему, ты делаешь, Урарака? ― Бакуго орет в динамик. ― Не разговаривай, нахуй, с Киришимой. И перестань мне звонить.       Он бьет пальцем по красной трубке, завершая звонок, и отбрасывает телефон, гневно выдыхая.       ― Надоедливая засранка, ― бормочет он и перекатывается на кровати, ложась на спину.       ― Ты со всеми своими друзьями так себя ведешь? ― неуверенно спрашивает Киришима немного позже. Они лежат бок о бок, уставившись в потолок.       ― Она мне, нахер, не друг.       Бакуго скрещивает руки на груди, и теперь он выглядит немного нелепо, так как его ноги свисают с края кровати.       ― Она так не думает, ― говорит Киришима, закидывая руку себе за голову. ― Она хочет, чтобы мы поехали с ней на отдых.       ― Как будто я могу вытерпеть поездку на отдых с ней.       ― Как насчет меня? ― Киришима прикусывает щеку изнутри, размышляя. ― Ну, то есть… Я думаю, будет весело. И будет странно, если я поеду, а ты нет, понимаешь?       ― Почему? ― равнодушно спрашивает Бакуго. ― Вряд ли она будет жаловаться, если ты поедешь, а я нет.       Киришима точно не думает, что Урарака будет жаловаться. Но она явно хочет, чтобы Бакуго был там. Киришима представляет четырех выпускников “UA” как участников музыкальной группы ― они проводили столько времени вместе, долго работали над таким значительным проектом. Но, может, как и в группах, у них были творческие разногласия.       ― А они?.. Ох. Это будет странно, если ты приедешь с молодым человеком? Урараку, кажется, ничего не смущает, но кто-то еще знает?       Бакуго сверлит взглядом потолок, резко выдыхая.       ― Ты спрашиваешь, знают ли ебучие Деку и Тодороки, что я не гетеро?       ― Эм, да? ― Киришима смеется, пытаясь скрыть нервозность. Говорить с Бакуго ― все равно что ходить по минному полю. ― Ну, в смысле, не думаю, что их это волнует. Мидория и Тодороки играли гей-пару весь последний сезон, вряд ли они бы согласились на это, если бы они…       ― Заткнись, ― рявкает Бакуго. ― Блять, почему ты продолжаешь каждый раз вспоминать об этом? Мне теперь похуй.       ― Чувак, очевидно, что нет. Ты психовал последний раз, когда я видел тебя с Мидорией.       Бакуго неожиданно начинает смеяться, жестко и холодно.       ― Ага. Потому что он такой дофига невинный, а я просто слишком остро реагирую. Конечно.       Киришима хмурится.       ― Я не могу принять твою сторону, если ты не скажешь, в чем она заключается.       ― Деку знал, ― выплевывает Бакуго. ― Конечно, он знал, он же чертов сталкер. Всегда следит за людьми, выясняет о них все.       ― Значит… Он выяснил, что ты не натурал?       ― Это была моя идея, ― говорит Бакуго, облизывая нижнюю губу. ― Единственная вещь, из-за которой все помнят этот глупый сериал, ― я ее придумал. Я топил за нее. Ебанный продюссер был трусом. Понадобилось два года, чтобы убедить его, что это не потянет шоу на дно, что надо рискнуть. Это должна была быть моя блядская сюжетная линия.       Киришима хлопает глазами. Он никогда даже не рассматривал такой вариант, что Нобухико может быть тем персонажем, кто совершит каминг-аут в “UA”. Его сюжетная линия с Аяне кажется для Киришимы неизбежной. У него было три года, чтобы пересмотреть сериал целиком и позволить каждому сезону и каждой сюжетной линии органично слиться вместе в единое целое. Но в то время, когда серии еще только снимались, было определенно больше пространства для фантазии.       ― Это потрясающе, ― выдыхает Киришима. ― В смысле, не важно, был ли это Нобухико или Даики, в конце концов… Чувак. Ты не представляешь. Видеть, как это происходит на экране, на глазах у всего мира. Тот факт, что “UA” вообще пошли на это, значит для меня все.       Ему было восемнадцать, он уже полтора года строил карьеру исполнителя и музыканта. Ведущий гитарист группы восходящей звезды ― Королевы Чужих. В то время его жизни, когда Киришима точно не знал, чего он хочет или кто он, “UA” был его якорем. И шоу помогало ему чувствовать себя нормально во многих аспектах.       ― Да мне поебать, ― говорит Бакуго скорее на автомате, чем действительно подразумевая это. ― Это должен был быть я.       Восемнадцатилетний Киришима, вероятно, был бы не в состоянии пережить сцену каминг-аута, сыгранную Бакуго. Он, скорее всего, просто бы взорвался.       ― Получается, ты злишься на Мидорию, потому что ему досталась история, которую хотел сыграть ты? ― насколько бы мелочно это ни звучало, Киришима понимает. Бакуго сам был подростком, молодым актером, у которого не было ничего, кроме обещаний. Это наверняка был риск ― бороться за эту сюжетную линию. И в итоге он не получил ее. Киришима может понять его гнев. ― Но Мидория же в этом не виноват, так ведь?        ― Он только выглядит невиновным, ― рычит Бакуго. ― Блять, вы бы вдвоем, пожалуй, поладили. Вы оба просто продолжаете улыбаться, как идиоты, не важно, что происходит у вас в головах.       ― Я не могу представить, чтобы он был каким-то, я не знаю, серым кардиналом, крадущим чужие роли, ― говорит Киришима.       ― Потому что ты идиот, ― сообщает ему Бакуго.       ― Может быть, ― соглашается Киришима. ― Но у меня хорошее воображение.       Бакуго фыркает, не давая какого-то незамедлительного ответа.       Это в каком-то роде приятно ― просто лежать рядом с ним. У Киришимы ни с кем не было серьезных отношений до этого. Он уже провел с Бакуго намного больше времени, чем на всех своих свиданиях, вместе взятых, с кем-либо прежде. А теперь Бакуго как будто искренне открыт перед ним. Как если бы они действительно встречались.       ― Спасибо, что рассказал мне, ― говорит Киришима от чистого сердца.       ― Да как будто это имеет значение. Ты не будешь на моей стороне, ― он произносит последние слова насмешливо, передразнивая Киришиму.       ― Но я на твоей стороне. Ну, то есть, я не преследую цель убить Мидорию или какие там у тебя еще цели, но я понимаю тебя, приятель. И если, кхм, то, что мы делаем, поможет тебе получать роли, которые ты хочешь, то я только “за”.       ― Да? ― растягивает слова Бакуго, ― А хули ты-то с этого получишь?       Киришима может придумать много вещей. Потому что он эгоист, и, даже если в конце концов это все не будет иметь значение, он наслаждается временем, проведенным с Бакуго. Ему нравится быть с ним.       Но быстрее, чем это торжественное заявление срывается с его губ, он говорит:       ― Ну, знаешь. Я, пожалуй, присвою себе заслуги в том, что ты теперь не так ужасно целуешься.       Бакуго краснеет, от шеи до висков, как будто поднимающийся столбик термометра. А затем он спихивает Киришиму с кровати.