quote love unquote

      Сегодня впервые за неделю Бакуго не нужно вставать черт знает во сколько на съемки, и он этим даже не доволен. Пробуждение без необходимости куда-то идти, что-то делать дает ему слишком много времени, чтобы думать. А это то, чего он избегает уже шесть недель (даже дольше, но он не будет об этом распространяться).       Квартира, в которой он остановился, комфортная, но пустая. Никаких личных мелочей, нет уютного напоминания о чем-то или о ком-то. Он больше не может здесь оставаться ни на секунду, потому что она пиздец как его раздражает своей пустотой.       Он надевает спортивные шорты и кроссовки. Смотрит в окно и видит едва выглядывающее из-за горизонта солнце, окрашивающее океан вокруг острова ярко-алым. Он хмурится из-за этого цвета, вставляет наушники в уши и направляется к двери.       Когда он начинает свой бег вдоль линии воды, в наушниках тихо наигрывает старая песня. Голос поет мягко и робко, но он несет простую идею. Он слушает ее время от времени в течение многих лет.       Любовь ― не мышца. Она не слабеет, если ее не использовать. Она не разлагается, если ты не можешь пошевелить ею какое-то время.       Любовь похожа на дыхание. Она непроизвольна. Даже если ты тонешь, в тот момент, когда ты достигаешь поверхности, ты тут же делаешь вдох. Твое тело ответит раньше, чем ты можешь подумать, жадно глотая воздух. Ты втянешь его в свои легкие изо всех сил и наполнишься любовью.       И она больше не будет далекой или чуждой. Ты будешь знать, что делать дальше.       Он слушает песню на повторе, пока бежит вдоль берега, чувствует на своей коже мягкий зимний ветер, а медленно поднимающееся солнце окрашивает весь мир в цвет пылающего огня. Он бежит и пытается отбросить все, что угнетает его. Но каждая мысль, каждая эмоция разрывает его мышцы, пока он, скрипя зубами и почти крича, взбирается на вершину холма и оглядывает пляж.       Он падает на землю спиной вперед, вынимает наушники из ушей и тяжело дышит. Он перекатывается, садится, обхватывая колени руками, и внимательно смотрит на горизонт. Небо все еще неистово-красного цвета, и Бакуго вглядывается в этот цвет, и все его тело болит.       ― Блять, ― рычит он. Хотел бы он, чтобы рядом было что-то, способное унять его злость. Но здесь только небо с облаками, чистый океан и ветер, шелестящий в траве. Все такое идеальное и прекрасное, и его это раздражает.       Его это раздражает, и он скучает по Киришиме намного сильнее, чем мог себе представить.              ―       Бакуго толчком открывает дверь своих апартаментов и видит Серо, сидящего за кухонным островком в ожидании его так, словно это его собственная гребаная квартира. Бакуго бросает в его сторону особенно свирепый взгляд полный презрения, берет из холодильника бутылку с апельсиновым соком и пьет прямо из горла.       ― Знаешь, ты не можешь постоянно обвинять меня в своем плохом настроении, ― говорит ему Серо. Он оделся для съемок в отутюженные свободные брюки и бледно-голубую футболку-поло. Его абсурдно дорогие солнечные очки сдвинуты на макушку, и на его руке ― модные часы, которые Бакуго подарил ему на день рождения два года назад. Все в его облике говорит: “Да, я молод, но если вы не будете воспринимать меня всерьез, вы пожалеете”. А если точнее, все, кроме глупой улыбки на его глупом лице.       ― Спорим, блять, могу? ― проговаривает сквозь зубы Бакуго и вытирает рот тыльной стороной ладони. Несмотря на свое настроение, он все же отодвигает стул рядом с Серо и садится.       Серо поднимает обе брови, неверяще смотря на Бакуго.       ― Чувак, серьезно. Ты же можешь просто ему позвонить.       Бакуго бесит сама мысль о том, что это так заметно, но он мало что может сделать с Серо. Этот уебок в курсе всего, и Бакуго не может просто забрать у него эти знания, так же как и, в общем-то, уволить его. Он оказывается загнанным в угол с человеком, который совершенно не боится его. Что означает ― ему придется жульничать.       ― О, да? ― с вызовом произносит он. ― И как оно прошло? Когда ты звонил Енотьим Глазкам?       Серо краснеет и машет руками перед лицом, потому что, конечно, он не звонил Ашидо. Он не позвонит Ашидо, потому что он хренов трус.       (Это совсем не похоже на ситуацию Киришимы и Бакуго. Никогда не было похоже.)       ― Ты же понимаешь, что это разные вещи, ― возражает Серо. ― Если я позвоню Ашидо, то все станет еще хуже. А ты не звонишь Киришиме, потому что слишком боишься быть счастливым.       Бакуго совершенно бессознательно делает выпад и спихивает Серо со стула на пол. Серо издает унизительный вскрик, а Бакуго облокачивается на стол, сжав губы в прямую линию.       ― Что ты там говоришь? ― отвечает он, пока Серо встает на ноги и садится обратно.       Серо качает головой.       ― Он спел для тебя песню, ― тихо говорит он.       Бакуго фыркает со смешком.       ― Она спела песню для тебя, дубина. А он просто помог, потому что без ума от своих блядских друзей.       ― Ашидо не пишет песни, ― напоминает ему Серо. ― Ты должен был знать это. Забудь, вообще, о песне, как насчет всего остального? Почему ты просто ушел?       Бакуго устремляет на своего агента-дробь-менеджера яростный взгляд.       ― Есть небольшой список вещей, по поводу которых меня ебет твое мнение, Серо. И эта тема вообще не рядом.       Серо не отступает, просто хмуро смотрит на Бакуго и скрещивает руки на груди.       Он не понимает, когда он позволил своей жизни стать такой запутанной, ― вся эта история с Киришимой, и то, что Киришима знает Серо, а Серо зациклился на Ашидо, и Ашидо поет в группе Киришимы. Теперь все настолько запутанно, что становится похожим на минное поле, ― если он подходит к одному его краю, все остальное просто взрывается прямо перед ним.       Он проводит рукой по лицу, сердясь на себя. Это та самая причина, по которой он избегал всю эту фигню так долго.       ― Успокаивайся, ― резко говорит он. ― Нам пора на работу.              ―              Ему только что закончили делать прическу и макияж, и тут он видит направляющегося к нему человека, которому он не слишком рад. Бакуго не трудится скрыть свой взгляд, который становится все более недоброжелательным, когда он смотрит на женщину с копной зеленых волос и отвратительно широкой улыбкой.       ― О, Бакуго-кун, ― Фукукадо Эми весело приветствует его. ― Что тебя так рассердило сегодня, мм? Как мы можем обратить вспять твой хмурый вид?       ― Не твое дело, ― недовольно произносит Бакуго, вероятно, не лучшую вещь, которую стоит говорить автору сценария фильма. Он никогда не поймет, как Фукукадо, в которой, кажется, нет ни капли серьезности, написала такую душераздирающую драму, в которой он сейчас снимается. Но в последнее время он почти ничего не понимает.       ― Ну, давай же, ― говорит Фукукадо, закидывая руку Бакуго на плечо. Это сама по себе маленькая женщина, но ее присутствие необъятно. Плюс, она громкая. ― Расскажи мне. Я уверена, это тебя подбодрит.       ― Я уверен, что нет, ― Бакуго прикусывает щеку изнутри. Он никогда не понимал склонности людей в этой индустрии создавать семейную атмосферу на съемочной площадке. Он не хочет, чтобы Фукукадо заботилась о нем, как мамочка, или вообще пыталась подружиться с ним. Все, что он хочет, ― сделать свою работу и сделать ее хорошо, а затем вернуться домой и никогда больше не говорить ни с кем из этих людей.       К счастью, Фукукадо не настаивает. Они оба приходят на съемочную площадку в одно время, но Бакуго отходит от нее как можно скорее, когда он может присесть и ждать, когда его позовут. К сожалению, этим утром здесь есть и другая назойливая муха.       ― Йо, Бакуго, ― говорит фальшиво-жизнерадостный голос.       На Бакуго падает тень, преграждая солнце и вид на чистый голубой океан. Он не поднимает глаза, просто уверенно смотрит вперед и говорит:       ― Отъебись.       Шиндо Ю сдавленно смеется и садится на свое место рядом с Бакуго. Как и Бакуго, его уже накрасили и одели для утренних съемок. (Спустя несколько дней от начала работы съемочная группа поняла, что лучше им не находиться рядом во время грима. Невозможно красить лицо Бакуго, когда он так сильно хмурится.) Шиндо создали безупречный образ, почти слишком идеальный, с его рубашкой с короткими рукавами и темными пляжными шортами.       ― О, ты сегодня в плохом настроении, ― комментирует Шиндо с никогда не покидающей его лицо улыбкой. На его губах едва заметна розовая блестящая помада. Он выше Бакуго ровно настолько, чтобы разница в росте была заметна, и с его темными волосами и открытым выражением лица он кажется абсолютной противоположностью всему, что есть в Бакуго.       ― А каким образом компания фальшивых мудил, вроде тебя, должна поднять мне настроение? ― спрашивает Бакуго, не желая убирать скрещенные руки с груди.       Шиндо крайне невозмутимо пожимает плечами.       ― Не знаю, я думал, что мы с тобой будем как-то остроумно подшучивать над всеми за камерой и поддразнивать их перед выходом фильма. Знаешь, коллеги, которые становятся такими безнадежными приколистами и любимчиками на площадке.       Бакуго смотрит на него сердитым взглядом, не моргая.       ― Да ты совсем охренел.              ―              Бакуго только что в третий раз оговорился в своей реплике, и Айзава просит выключить камеру и разочарованно шикает. Рука Шиндо остается на талии Бакуго, его пальцы сжимаются, потому что он, без сомнения, глумится над его ошибкой. Утренние облака покинули небо и оставили Бакуго жариться на солнце и чувствовать себя некомфортно. Он рычит, освобождаясь от рук Шиндо и бесцеремонно отталкивая того.       (Это должна была быть сентиментальная сцена, в которой они сначала ссорятся, а затем флиртуют на берегу океана. Персонаж Бакуго в смущении уходит, а Шиндо, взяв того за руку, притягивает обратно. Они оказываются в тесных объятиях, Шиндо цепляется за Бакуго, они вот-вот впервые поцелуются.)       Расположившийся за камерой Айзава сжимает пальцы на переносице. Он вкрадчиво машет рукой в сторону Шиндо, но обращается к Бакуго:       ― Давайте повторим. Это человек, в которого ты, на данный момент, влюбляешься. Перестань выглядеть так, как будто ты собираешься ему врезать.       Бакуго краем глаза злобно смотрит на Шиндо, хотя и понимает, что проблема не в Шиндо. Блять, он провел большую часть своей карьеры, изображая, как влюбляется в девушек. По сравнению с этим, сейчас он должен чувствовать себя более естественно, не так ли? И, в любом случае, он же чертов актер. Это не должно быть так сложно. Он должен просто раствориться в роли и полностью забыть свои собственные чувства. Что не так-то?       ― И? ― требует ответа Айзава. Несмотря на палящее солнце над их головами он привычно одет во все черное. Его черные волосы завязаны в пучок на затылке. За последние несколько недель Бакуго привык к его жесткому сосредоточенному взгляду из-под неровно стриженных волос и к усталым чертам его лица.       Он полагает, что уважает Айзаву. Возможно, он ему даже нравится, в каком-то отдаленном смысле, но он не совсем готов в этом признаться. Но сейчас, когда Айзава смотрит на него, а Шиндо ведет себя так самоуверенно, а Фукукадо стоит позади съемочной группы, смеясь по хрен знает какой причине....       Бакуго издает раздраженный возглас, сжимая руки в кулаки по бокам.       ― Мне не нужно твое эго, ― говорит Айзава. ― Мне нужны твои эмоции.       Бакуго неспешно расслабляет пальцы, но напряжение остается в каждой части его тела, и он полностью осознает, что за ними следят все на площадке. Он задыхается под тяжестью их взглядов.       ― Мне нужен перерыв, ― резко говорит он. Не дожидаясь разрешения, он уходит с площадки в сторону своего трейлера.              ―              Какой-то добросердечный ассистент площадки оставил ему корзину с фруктами и стопку блестящих новых журналов. Бакуго спихивает все с низенького столика, скрипя зубами, когда яблоки и манго катятся по полу. Он уже собирается упасть на диван, когда его взгляд вдруг цепляется за обложку одного из журналов.       На совершенно белом фоне стоят спиной к спине двое молодых людей и смотрят прямо в камеру. Один из них худой и высокий, его темные волосы падают ему на лицо, а его рука лежит на гладкой черной гитаре. Но Бакуго едва обращает внимание на лицо Амаджики Тамаки, потому что человек, стоящий рядом с ним, намного важнее.       Киришима одет в черное худи без рукавов, и его ярко-красная татуировка Riot контрастирует с его бледной кожей. Его зубы блестят, он широко улыбается на камеру, выражение лица открытое, счастливое, мальчишеское.       Бакуго не видел его почти два месяца с тех пор, как оставил его на афтепати Сущего Мика. Не видел этой улыбки, и этих дурацких красных волос, и этих мускулистых рук. Не слышал голоса Киришимы, и не чувствовал его прикосновений, и…       Он бросает журнал на диван, но, видимо, Вселенная его пиздец как ненавидит, потому что журнал падает, открываясь на главной статье. Что означает ― Бакуго встречает целая страница фотографий Riot и Пожирателя Солнца, на сцене и за кулисами, улыбающихся, и поющих, и смеющихся, и танцующих, и...        ― Да пошли вы все нахуй, ― ругается Бакуго на журнал. ― Пошли все нахуй, я не хочу видеть, насколько он счастлив, черт, я и так это знаю.       Но из-за того, что он решительно настроен разбередить старые раны, пока они не начнут кровоточить, Бакуго берет журнал и пробегает глазами текст статьи ― интервью “с новым всеобщим предметом обожания, гитаристом и автором песен Riot, Киришимой Эйджиро”.       Большая часть интервью ― бессмысленный треп, но Бакуго может слышать голос Киришимы в его ответах, его застенчивый смех и искренний восторг. Пробежав глазами три четвертых интервью, он, однако, останавливается.       “Интервьюер: Ну что, Киришима-кун, давайте вернемся к интересующей всех теме, о которой давно молчали.       Киришима: К какой теме? Я не совсем вас понял.       Интервьюер: Не стройте из себя дурачка! Несколько недель назад вы с Бакуго Катсуки уютно проводили время за ужином в местном ресторанчике, а сейчас о вас двоих совсем нет вестей! Что же случилось?       Киришима: Ха! Может, вы можете мне рассказать? Иногда журналы узнают, что случилось, еще раньше, чем я.       Интервьюер: Но теперь-то я знаю, что это неправда. Вы оба пошли на большой риск, открыв свои отношения публике. Мы просто хотим знать ― что будет дальше с Бакуго и Киришимой?       Киришима: Ну. Вы знаете, что дальше для меня: я сейчас в туре, наслаждаюсь сотрудничеством с Пожирателем Солнца. Насчет Бакуго ― следите внимательней за новостями. У него всегда имеется наготове пару проектов.        Интервьюер: Вы же понимаете, что я не это имела в виду. Что будет дальше с вами двумя, вместе?       Киришима: Я бы многое мог вам сказать. Но вам придется просто подождать и увидеть своими глазами. Он сейчас во всю работает, и я знаю, что он старается изо всех сил, как и я. Я мысленно передаю ему всю удачу, что есть у меня.       Интервьюер: Только лишь удачу?       Киришима: Кто знает?       Интервьюер: Что ж, мы все надеемся в скором времени увидеть вас двоих вместе на фотографиях.”       Бакуго не читает интервью до конца. Оно заканчивается фотографиями Киришимы за кулисами после одного из концертов Riot. Он сидит в расстегнутой до середины груди синей рубашке. Его улыбка более вялая, чем обычно, слабая и расслабленная, почти грустная.       “Это все к лучшему”, ― пытается напомнить себе Бакуго. Если Киришима попадает на обложки журналов и дает эксклюзивные интервью, значит Riot постепенно занимают место, которое они заслуживают. Никто не сдерживает их, и скоро Бакуго станет лишь незначительной деталью в их истории.       Каждая клеточка его организма противится этой мысли. Он не может быть незначительной деталью ни для кого, не может быть просто путем к славе и ничем больше. Он должен быть особенным человеком в жизни Киришимы, а не кем-то, кого он может подцепить и бросить без лишнего шума. Черт, Киришима должен быть таким же несчастным, как и он.       Но он уже сделал Киришиму достаточно несчастным, разве нет? Потому что вид Киришимы, плачущего на балконе Сущего Мика несколько недель назад, не обрадовал его. Эти улыбки на фотографиях, искренние и яркие ― намного лучше их оборотной стороны.       Киришима где-то далеко и старается изо всех сил, хватает звезды с неба, а что делает Бакуго? Проебывает единственную вещь, к которой он так давно стремился.              ―              ― Ладно, давайте попробуем еще раз, ― произносит Айзава таким голосом, словно он хотел бы быть где угодно, только не здесь.       К тому моменту, как Бакуго вернулся на площадку, солнце сменило свое положение достаточно сильно, чтобы стало невозможным продолжать снимать сцену с Шиндо. Вместо этого они переместились на площадку в помещении, чтобы снять сцену, где Бакуго один.       Здесь тусклый свет и создается эффект дождя, нежный ритм которого разносится по всей площадке.       ― Ты только что узнал, что он врет тебе, ― говорит Айзава, задавая тон перед началом съемки. ― Все, что ты знал о нем, все, во что ты влюбился, оказалось враньем. Ты узнал об этом, и ты только что оставил его стоять под дождем, а теперь ты пытаешься понять, что ты чувствуешь и что делать дальше.       Бакуго слушает Айзаву с безучастным выражением лица. Разумеется, он уже это все знает. Он вызубрил сценарий, знает его вдоль и поперек. Его позорная игра с утра сделала все только хуже, учитывая факт, что Бакуго знает эту историю, выбрал эту историю и хочет изобразить ее наилучшим возможным способом. Он не нуждается в напоминаниях Айзавы.       ― Ты теряешь его, ― продолжает Айзава. ― А, может, между вами ничего и не было с самого начала. Все, что ты чувствуешь, ― это оглушительная пустота, которая давит на тебя, когда его нет рядом, и теперь ты не можешь продолжать жить дальше.       Когда Айзава заканчивает говорить, Бакуго занимает свое место на площадке. Это вход в квартиру его героя, и он делает широкий шаг через порог и с силой хлопает дверью за своей спиной. Он промок насквозь, его волосы налипли на брови и шею, рубашка потяжелела от влаги.       Перед этой сценой они стояли снаружи под дождем, и он был тем, кто ушел первым.       Когда дверь закрывается, Бакуго падает на колени. Холод от дождя пробирается ему под кожу, к каждой его косточке. Он дрожит, он смотрит прямо перед собой невидящим взглядом.       Последние слова Айзавы отдаются эхом у него в голове: “Все, что ты знал о нем, все, во что ты влюбился оказалось, враньем. Ты теряешь его. А, может, между вами ничего и не было с самого начала.”       Он не знает, в какой момент слезы начинают катиться по его щекам, он понимает только, насколько они горячие и злые в сравнении с холодной пустотой дождя. Это не милые наигранные слезинки. Его глаза болят, его горло сжимается, и он хватает ртом воздух. Он обнимает свои колени и, наконец, опускает голову, больше не смотря прямо в камеру.       Что он хочет в этот момент? Чтобы что-нибудь уняло вихрь эмоций, рвущихся из него. Чтобы кто-то не дал ему рассыпаться, пока шторм не утихнет. Чтобы все было не напрасно, чтобы у него было, за что держаться.       Блять, блять, блять. Он знает, что он хочет. Он не мог раньше признаться в этом даже себе. Но сейчас все кажется настолько очевидным, и он не играет своего героя, и он не думает о Шиндо Ю.       Он представляет себе доброе лицо, теплую улыбку. Он хочет, чтобы Киришима вернулся.       У него вырывается резкий нестройный всхлип. Где-то рядом с ним нежное кап-кап-кап искусственного дождя замедляется, а затем останавливается.       ― Снято, ― ошеломленно произносит Айзава.       Над площадкой воцаряется тишина ― мрачная, учитывая, сколько людей сейчас здесь находится. Когда Бакуго поднимает глаза, он видит, как все уставились на него: Айзава рассматривает его цепким задумчивым взглядом; Шиндо отступает на шаг назад, слегка открыв рот; Фукукадо, в кои-то веки не смеющаяся, кладет руку на подбородок. А позади них ― другие актеры и ассистенты, оператор и гримеры, съемочная группа и все остальные. Все пялятся, все смотрят на Бакуго с каким-то благоговейным трепетом.       Шиндо первым начинает хлопать в ладоши, но его овации в момент растворяются среди остальных. Каждый человек на площадке, все внимательно разглядывают Бакуго и аплодируют ему стоя за его актерскую игру, за его эмоции, которые он только что выдал.              ―              Самое интересное, что Бакуго даже не любит бары. Он рос как ребенок-актер, твердо намереваясь не стать клише, так что он воротил нос от алкоголя, как от способа справляться с трудностями. Но он больше не ребенок, и, когда его работа напрямую связана с проблемой, от которой он пытается откосить, у него остается не так много вариантов.       Они живут в курортном городе на удаленном острове, пока идут съемки, так что здесь не так много мест, куда можно пойти. К счастью, сейчас не сезон, и он не чувствует себя стесненным непрошенным вниманием фанатов и зевак. Он садится за барную стойку, заказывает пиво и внимательно его разглядывает вместо того, чтобы пить.       ― Вау, глазам своим не верю, ― произносит знакомый раздражающий голос, ― Бакуго Катсуки собственной персоной!       Он едва поднимает взгляд, чтобы увидеть Шиндо, который стоит над ним, положив руки на пояс. Теперь он не в костюме, а одет в черные джинсы и облегающую белую футболку. Его темные волосы потрепаны от ветра, и он смотрит на Бакуго сверху вниз с улыбкой, не отражающейся у него в глазах.       Бакуго вдруг отчетливо осознает, что в мире нет ничего, что он ненавидел бы больше, чем Шиндо, помимо ебучего Деку. Но Шиндо сейчас поблизости, и у него возникает желание совершить сегодня убийство.       ― Какого хрена ты тут делаешь? ― выплевывает он, одна его рука все еще лежит на покрывающейся испариной бутылке пива.       ― Ищу немного приключений, ― отвечает Шиндо, пожимая плечами и садясь на стул рядом с ним, игнорируя предупреждающий рык Бакуго. ― Я не виноват, что ты выбрал лучший бар в городе, чтобы потусить, знаешь ли.       “Он виноват во всем”, ― хочется сказать Бакуго. Но он знает, что это неправда, даже если на Шиндо сейчас направлен весь поднимающийся в нем гнев.       ― Тогда выбери другое место, ― огрызается Бакуго. Он непроизвольно делает глоток пива, вкус которого на его языке кажется чуждым и резким. ― Иди найди себе другой гадюшник и потеряйся там.       Шиндо просто ухмыляется и поднимает руку, подзывая бармена. Сделав заказ, он поворачивается обратно к Бакуго.       ― Знаешь, я ведь действительно хочу подружиться с тобой.       Горящий взгляд Бакуго превращается из разъяренного в неверящий.       ― Мне поебать.       ― Ага, ― настойчиво говорит Шиндо, ― я серьезно. Знаешь ли, я тобой сильно восхищаюсь. Словно моя мечта претворилась в реальность ― возможность работать с выпускником “UA” бок о бок. И твоя сегодняшняя игра, нда. Она только еще больше доказала, насколько у тебя сильное сердце, так ведь?       ― Ты несешь какую-то хрень.       Бакуго отворачивается. Он просто хотел побыть наедине с собой. Ему стоило остаться дома, сказать Серо прогуляться и купить что-нибудь выпить, если он хочет расслабиться сегодня. Но вместо этого он здесь, и если он закатит сцену с Шиндо, то кто-нибудь обязательно заметит.       Все в его жизни всегда замечают. У него нет ничего личного или неприкосновенного.       Шиндо вздыхает как-то снисходительно и высокомерно. Он опирается спиной на барную стойку, потягивая свой напиток.       ― Пожалуйста, не завали этот фильм для меня, Бакуго.       Он скользкий, словно змея, и это одна из причин, почему Бакуго не может его терпеть. Тяжело понять, что он имеет в виду и что за игру он ведет.       ― Я бы, блять, сказал тебе то же самое, козлина.       Даже принимая в расчет его сегодняшние грубые ошибки, Бакуго последний человек, кто может загубить фильм. Блин, да одно его присутствие поднимает весь проект на более высокий уровень.       Шиндо задумчиво хмыкает.       ― Сказал бы, правда? Это для меня действительно важно.       Бакуго не собирается признаваться этому куску говна, насколько этот фильм важен для него. Шиндо не заслуживает знать это, не заслуживает, чтобы Бакуго открыл перед ним эту свою уязвимую сторону.       Так что он просто вздергивает подбородок и скрипит зубами:       ― Да, сказал бы. Так что завали.       Шиндо снова задумчиво хмыкает, и следующая вещь, которую Бакуго осознает, ― Шиндо, наклоняющийся к нему и нарушающий его личное пространство, их лица некомфортно близко.       ― Если так, ― говорит Шиндо, и Бакуго чувствует его дыхание на своей коже, ― тебе стоило бы начать стараться лучше, знаешь ли.       У Бакуго в голове происходит короткое замыкание. Шиндо так близко к нему, и Бакуго впервые в своей жизни застывает. Сейчас они не в запланированной обстановке на съемках, где Бакуго точно знает, что Шиндо собирается делать. Просто этот уебок охренеть как близко, и Бакуго не может разглядеть его намерений в этих темных глазах.       Шиндо медленно улыбается, напоминая львицу, готовую вонзиться когтями в ничего не подозревающую добычу. И в этот момент Бакуго думает ― Шиндо красив? Он же гребаная кинозвезда, с глазами, похожими на звезды в ночи, и резкой линией челюсти. Бакуго снялся уже в достаточном количестве сцен с ним без рубашки, так что знает, что его прессу обзавидуется любой атлет. Но он не чувствует никакого влечения к Шиндо ― скорее, наоборот.       “Не трогай меня”, ― думает Бакуго. Шиндо наклоняется ближе.       “Не трогай меня, отъебись от меня, я убью тебя…”       На плечо Бакуго опускается рука. Но он не подпрыгивает, не отстраняется ― напряжение, не отпускавшее его несколько недель, ослабляется под этим прикосновением. Он знает этот жест― он не ненавидит его.       ― Эй, ― где-то над ним произносит голос. Рука на его плече сжимается. ― Что тут происходит?       Голос не звучит осуждающе, только слегка заинтересованно. Его обладатель делает шаг ближе, и Бакуго чувствует, как этот голос эхом проходит от его спины по его груди.       Шиндо поднимает округлившиеся глаза, и широкая улыбка расцветает у него на лице.       ― О, нет, ― говорит он таким тоном, будто только что выиграл в лотерее. ― Бойфренд. Вот это неожиданность.       ― Правда? ― робко смеется человек, стоящий за спиной у Бакуго, но, когда он снова начинает говорить, его голос полон уверенности. ― В смысле, разумеется, я приехал увидеться со своим парнем при первой же возможности.       Бакуго наклоняется назад, чувствуя жаркое прикосновение своей спиной, и его губы растягиваются в дикой, довольной ухмылке.       ― Отъебись, Шиндо, ― говорит он, даже не обернувшись назад. В этом прикосновении, в этом голосе нет ничего, что он мог бы неверно распознать. Он точно знает, кто стоит позади него.       И теперь, когда Киришима здесь, Бакуго не хочет ни с кем делиться им.