***
Дело с рынком Вова всё-таки завершил. Ещё один труп на его счету. Второй на следующий день. Минимальный перерыв. Ещё несколько лет тюрьмы в копилку. Но Братишкина это, честно, не заботит. Он болтает сегодня весь день с продавщицами, заигрывает с ними и подворовывает яблоки с ящиков, меряет обувь у знакомого мужика и наконец меняет свои старые кроссовки на что-то новое. Хоть не пьёт с Васей. Да и не курил он с прошлого дня, просто не хотелось. Жизнь его сейчас легка, его тревожат только мысли время от времени. Вид той Марии до сих пор из головы не вылетает. Он чётко знает, где находится Вася, Даша, куда уехал Гвин, а вот о Дрейке и Жоже ни слуху ни духу. Серёжа давно пропал, а Денис сразу после неудачного грабежа. Куданова повезла его домой в тот день, но по словам девушки он попросил высадить его на полпути. Гайка тогда понаблюдала за парнем немного, но, ничего странного в его поведении не заметив, махнула рукой и вернулась к Семенюку. А Дрейк же, дождавшись, пока чёрная BMW скроется за поворотом, поймал такси и уехал к Пешкову. Дома ему делать совершенно нечего, там отец снова крутит сигареты и впаривает кому-то по мелкой цене. Это их единственный заработок, но у Дениса своя жизнь. Вова хорошо его кормит, и ему ничего не остаётся, кроме как оставить отца в коммуналке одного, ведь он так этого хотел. Он ночует чаще у Пешкова, нежели у Васи, который часто предлагает свою квартиру в качестве ночлега, и Даши, у которой однушка в подвале дома, доставшаяся совсем недавно ей от бабушки. Жожо выбирает ночи, когда его мать уходит в ночную смену и с распростёртыми руками принимает Дрейка. Таких друзей ещё поискать надо. Они поочередно рубятся в приставку, которую им дал на время Вова, бегают в гастроном чаще, чем в туалет, выпивают и будят соседей после полуночи. — Я хочу спать уже, — жалуется Денис, подперев голову рукой. — эти два дня вообще жёсткие. — Шеф просто уже привык, а ты нет ещё, — Серёжа жестикулирует, пытается чётко выговорить слова, но мало чего путёвого выходит. — И ты тоже не привык, — усмехается Денис. — Я и не хочу, — отмахивается Жожо. — это не для меня, я бы лучше квартиры какие-нибудь грабил, классно ведь? Пешков поднял туманный взгляд на русого, поглядев на него грустно. Да, Серёжу не берут на такие дела, а Денису просто повезло. Шеф не очень любит брать мелких, но в связи с обстоятельствами и хорошим навыком Дрейка вскрывать замки его пришлось взять. Джоин по пьяни его учил, вот и пригодилось это Денису. А Жожу Владимир просто как-то недолюбливает за его всплески активности, за его неугомонность, но ценит в нём доброту. Серёжа, на самом деле, очень сдержанный, когда выгодно — включит дурачка. — Охуенно, — соглашается Денис, мечтательно глядя в потолок. Видит краем глаза, как Пешков его сверлит взглядом, но прерывать эту идиллию никак не хочется. Дрейк переводит взгляд на темноволосого, улыбается и всё так же молчит. — мы можем без спроса Вовы пойти, хочешь? — Он нас живыми закопает, если узнает, — оживляется Пешков. Да, такая идея ему нравится — пойти грабить квартиры вместе с Дрейком, но опасно слишком. Он всё так же смотрит упрямо на собеседника, взгляда ни на секунду не сводя. — можем наворовать на съём квартиры. — Чтобы каждую ночь пить как не в себя? У меня уже печень хворает, — отмахивается от идеи Денис, хотя такая перспектива ему понравилась. — А тебе нравится, когда тебя Братишкин гонит? — смеётся Серёжа, убирает со стола рюмки, чуть ли не валясь с ног. — Он в шутку это. — В каждой шутке есть доля правды, ты же знаешь, что он не очень любит, когда у него ночуют, — разводит руками Пешков. — тем более нам по восемнадцать, какие проблемы с печенью, чего пиздишь? Шевцов опустил голову, пожал плечами и облокотился на стену, приложившись головой к прохладным кирпичам. Компания Серёжи ему, честно, очень нравилась. Пешков всегда положительно заряжен, красноречив, выпутывался из такой передряги, что остаётся позавидовать его сообразительности. Везде лазейку найдёт, оскорбит и выведет любого, но со своими сдержан. Ну, иногда и Денис подвергается буллингу, но только если Серёжа не в настроении. Такое редко бывает. — Посмотрим, — уходит от темы Шевцов. Только солнце собирается садиться, а комната уже зашторена, в рассеянных лучах дрыхнут оба, словно убитые. Алкоголь своё дело знает.***
Губанов, как и сказал Бустеренко, сидел до последнего. Уже не знал чем занять себя: прибрался на столе, изучил пейзаж за окном и уже просто наворачивал круги по кабинету. Ну что за работа, когда всю неделю работы завались, времени свободного нет, а потом ничего не происходит, и не знаешь чем себя занять. — Генсухино дело отменяется, — Бустеренко с пинка отворил дверь, бросил папку на пустующий стол и встал рядом, оперевшись на спинку стула одной рукой. — пусть сама разбирается, хоть повышение получит. А ты, — полковник метнул свой тёмный взгляд на лейтенанта. — несмотря на твою неопытность в раскрывании дел, берёшь вот это, — Вячеслав указывает на белую папку. — дело на жену нашего Козакова. Квартиру обчистили, жену пристрелили как свидетеля. В общем, ужасно. Губанов не выдавал ни одной эмоции, стоял, словно восковая фигура в музее и не смел ни слова произнести. — Тело уже осмотрели, забрали, улик нет почти, но завтра поедем на место ещё раз. Единственное, что известно — пули девятые. Достали из тела. — Самые распространенные, — бурчит под нос Алексей. — Согласен, — буркает полковник. — завтра пораньше можешь приехать, чтобы дело оформить. Только учти, что если ты накосячишь где-нибудь или не справишься — берегись, — Вячеслав бросает взгляд на лейтенанта. — с меня Козаков три шкуры спустит, а с тебя тем более. Потом ещё я добавлю. Это не было угрозой, Губанов понимал прекрасно. И чтобы никаких проблем у них обоих не было, лучше и правда шевелить извилинами и ногами, чтобы всё закончить благополучно, но было бы вообще неплохо для начала поверить в себя. Алексей смотрит опасливо на старшего по званию и хочет было отказаться, но прикусывает язык. Справится. Он не глупый, да и случись что, Дина поможет. — Рад, что ты согласился, — вздыхает Бустеренко и выходит из кабинета без лишних слов. Из-за беспорядка в городе сотрудников милиции меньше. Профессия востребована, правда, опасна до чёртиков. Это повлияло и на состав отделения, где работает Лёша. Страшно просто приходить в этот кабинет, представляя, сколько работы может навалиться, что тебя ждёт от начальства и так далее. Алексей поднял папку, посмотрел немного на фото, на перечисление улик, о которых он уже в курсе, подозреваемых нет, свидетелей, видимо, тоже не обнаружили. Оно и понятно. Вернулся лейтенант домой уже достаточно поздно, не застав на кухне никого, юркнул в свою комнату и закрылся на ключ. Завтра начнётся самое ответственное его дело, и нужно бы выспаться, но сна ни в одном глазу. Губанов лежит тихо, старается не дышать, не нарушать то питерское ночное спокойствие, в пору которого хочется смотреть с крыш домов на улицы и молчать. Давать мыслям терзать разум, но это всё происходит в постели Губанова, только из окна видно не улицы, а небо. Хмурое и тёмное, будто вот-вот разразится гром над Питером, пробудит жителей. Но гром у Лёши в голове. Среди ясного неба, ведь он уже был готов взять всю ответственность на свои плечи, но вдруг, неожиданно даже для себя, опешил, когда уже было поздно.***
Квартира подобает хозяину — гармоничная расстановка мебели, как в делах Козакова, нет той уродливой стенки советских времён, более современная, светлая — оттого дорогая — как и стены. Новейший телевизор, которому, честно говоря, Алексей позавидовал. А больше рассматривать квартиру времени не было. Губанов сразу заметил, что всяческих статуэток и дорогих вещиц нет. Ничего удивительного. — Держи, — Вячеслав сунул в чужие руки перчатки, надел точно такие же на свои ладони — хоть в работе он и не участвует — и подтолкнул Губанова в глубину квартиры. Пару человек ютились в спальне, один в гостиной. Мокривский, что достаточно часто выезжает на подобные дела, но не имеет время ими заниматься, вышел из спальни, пожимая плечами. — Ничего больше не нашли, — он развёл руками, глянул на растерянного Губанова и улыбнулся. — мало времени провели, да Козаков постоянно названивает. Невозможно работать. Поверхностно прошлись. — Ну вот у Губанова целый день и будет, — машет рукой полковник. — кыш отсюда, сами разберёмся. Давай в морг, в дело запиши все ранения, всё что на теле обнаружили, Козакова потом допросим и там выясним кто это мог быть. Вячеслав обладал каким-то странным даром предводителя. Его все слушали, забывая о звании, в дружеском кругу тоже часто осекались, когда обращались по имени. Мокривский покивал пару раз, всё уяснив, и вернулся в спальню, собираясь. А меньше чем через пять минут в квартире никого не осталось, только Бустеренко осматривает снова квартиру, вспоминая, что где стояло и чего где сейчас нет. — Надо ещё краденное искать, — полковник сложил руки на груди, наблюдая за тем, как Алексей всматривается в пол, надевая бахилы. — но там ладно, не особо страшно, с собаками поищем. — Если их не пустят по рукам, — усмехается Губанов. — люди сейчас умные, они не хранят такие дома — либо за город, либо продают. — Сейчас не об этом, разберёмся, когда найдем вора и убийцу. Губанов согласился, коротко кивнув, и прошёл в спальню, натыкаясь на большую кровать. Простыня на месте, вся в крови и мятая до жути, а одеяла нет. Забрали, видимо, в лабораторию. Ну и плевать, Губанов пока этого касаться не хочет. Его главная цель — осмотреть окружение. — Почему нет Козакова? — спрашивает лейтенант. — он должен быть на месте преступления. — Вчера был, — слышится громкий, басистый голос с зала. — сегодня работы у него навалом, проверка скоро, вот его и нет. — Ощущение, как будто он для вида за это взялся, — фыркнул под нос Алексей, присаживаясь, надевая перчатки. Честно говоря — это его мечта. Надеть перчатки и рассматривать что-то на месте преступления. Чуть пыльный пол, следы из песка достаточно большого размера, которые, вероятно, уже сняли и выяснили рост, поэтому Губанов на них останавливаться не стал. Знает, что было двое, хотя и в этом пока что не уверены. Бустеренко по дороге рассказал всё, что знает сам. Что нашли сегодня — пока загадка. Так, конечно, не шибко интересно, ведь доделывать за кем-то работу Алексею никогда не нравилось, но когда дело коснулось преступления, он о своих «нравится» и «не нравится» быстро забыл. Исползал осторожно весь пол в спальне, но ничего не нашёл, только ниточку от мешка на пороге, забитую под плинтус. Он не услышал, как хлопнула дверь, как ушёл полковник. Слишком увлечён был. — Ну не может же Козаков ездить на трамвае, верно? — Губанов развернул проездной билет, рассмотрел его с минуту и кинул к уликам. И выпавшую из комочка грязного цвета нитку. Это его главная зацепка, с неё и начнёт. Бустеренко явился в квартиру через минут тридцать после ухода, покрутился около лейтенанта и накинул ещё работы — вернуться в участок и поговорить с генералом о пропавших вещах. Алексей тогда только вздохнул, понимая, что это дело и правда сложнее и серьёзнее Инсайда в несколько десятков раз. Глянув на наручные часы, он тряхнул рукой, чтобы их поправить. Ещё только полдень, жара на улице невыносимая, а Губанов уже устал, утирает пот со лба, выпрямляется и собирает все улики.***
Жожо с огоньком в глазах, блестящим и ярким, наблюдал за Денисом, который всё-таки решился без предупреждения Вовы пойти с Серёжей обчищать первую попавшуюся квартиру. Два неумелых, молодых парня пытаются взломать чужую дверь. Со стороны, конечно, смешно выглядит, но они настроены серьёзно. Оборачиваются на каждый громкий голос в соседних квартирах, даже от собственных шорохов отпрыгивают, но отворяют дверь. Дрейк начинает обратный отсчёт, чтобы не задерживаться надолго, скидывает в мешок пару золотых украшений, отворяет ящики, роется в вещах и тяжело дышит. Ему правда страшно, ведь рядом далеко не Братишкин, который скомандует, когда нужно, а Серёжа, экипированный и немного сырой от мерзкого дождя. Но хотя бы не один. С кем-то никогда не страшно, даже если на кону стоит твоя свобода, если вообще не жизнь. — Если ты, будучи пьяным, расскажешь об этом Братишкину, — Дрейк прикрывает дверь и быстро бежит вниз за Серёжей. — то поверь мне, я тебя придушу. Пешков всё прекрасно понимает, и отныне клянётся, что язык всегда его будет за зубами. Ладно он, Денису попадёт по макушке тоже, а этого больше всего не хочется. Они пересекают пустую улицу, перебегая дорогу в неположенном месте, скрываются во дворах и добегают до парадной Жожо, быстро ныряя в двери. — У меня перчатка ещё там порвалась, — охает Жожо, разглядывая ладонь. В квартире душно, он весь сырой от пота из-за резко наступившей после дождя жары, из-за бьющего адреналина, дышит тяжело и смотрит на Дениса испуганно. Эти глаза дрожь вызывают, Дрейк клянётся собственной головой. Смотрит в карие и не знает что сказать, как отреагировать. Серёжа выставил руку вперёд, показывая небольшую потёртость на среднем пальце. — Ты трогал что-нибудь? — Нет, — неуверенно бурчит Пешков. — я только если ящики открывал. Шевцов взглянул на его руку, схватил покрепче за запястье, чуть дёрнув на себя. Пешков, на самом деле, застенчив. Как бы остро он не отвечал, как бы не вставал на дыбы перед Братишкиным, он остаётся всегда нерешительным и немного боязливым. Он умело скрывал себя настоящего, только Денис о его второй стороне и знал. — Идиот, — буркнул беззлобно Дрейк. — почему ты сразу не проверил? — Ты думаешь у меня мозга на это хватит? — огрызнулся Жожо. — Я о таком даже подумать не мог. — Молись теперь только, — вздыхает Дрейк. Он прекрасно осознаёт то, во что они вляпались. И никакие украденные вещи его душу сейчас не успокоют, она будто в пелене сейчас, тёмной, непроглядной. Страх — единственное, что он сейчас чувствует. Пешков опустил руки, потёр ладони друг об друга и шагнул назад, чтобы войти в комнату, стянуть вещи и кинуть перчатки куда подальше. Вся радость куда-то подевалась, только осадок неприятный после проведённой неудачной работы остался. — Я к Вове поеду, — остановил его Дрейк. — ты со мной? К Братишкину любили ездить все, ибо времяпрепровождение в его квартире становится сразу запоминающимся. Вова гостеприимен, всегда предложит выпить чего-нибудь алкогольного, любитель обсудить всё, что только возможно вспомнить, рассказать планы на будущие дела. И всегда защитит. Он своих никогда не бросал, будь то Дрейк, которому на хвост присели малолетки с окраины, угрожавшие пистолетом ради веселья, будь это кто-то другой, который не может ночевать у себя по каким-то причинам. Братишкин безотказен, если это касается восемьдесят девятого. К остальным он хладнокровен. — Нет, — мотает головой парень, отказываясь. — я попозже. Они неаккуратны, невнимательны, потому что неопытны. Серёжу это подкосило немного. Он был полностью уверен и в себе, и в Дрейке, но первый блин комом. Такой неприятный и опасный, что лицо кривится от самоненависти. Пешков смотрит на перчатки на полу, пока ногти впиваются в ладони до боли. — Всё обойдётся, — бросает Денис, останавливаясь в дверях. Темноволосый поднимает глаза на двухметровую фигуру, улыбается, выжимая из себя последние силы. — скажи спасибо, что в квартире никого не было, как у меня в прошлый раз. — Но вы работали чисто, а ты посмотри на эту хуйню, — шипит Пешков, подбирая пыльные перчатки. — Забей, — махнул рукой Дрейк. — это не первый и не последний проёб. — А может быть последний?! — вскакивает Жожо, бросает перчатки куда подальше и смотрит на друга озлоблено. Нет, он никак не винит Дрейка, и уж тем более не зол. Он на себя обозлён, обижен за невнимательность. — Параноик, — фыркает Денис и хлопает дверью. Он сам чувствует дрожь во всём теле, но пытается это не выдавать. Но пытается себя успокоить тем, что долго за воровство не сидят, пару месяцев и тебя выпускают, ибо есть преступники и посерьёзнее тебя, но всё равно сидеть в камере с мужиками за сорок не очень. Такой расклад ему не приглянулся. Да и никому не приглянётся, честно говоря. Братишкин может выкупить их, дать взятку — если на это денег вообще хватит — и дать плотных пиздюлей этим двоим самовольным, но дёргать Вову тоже не хочется. Лучше бы это было только между Жожей и Дрейком и никогда за пределы не выходило. Это их секрет.