***
Пешков вышел из квартиры только вечером, когда проголодался жутко. Сонный, в одной странной майке, в спортивках, что уже немного коротки, и с опущенной головой. Ближайший гастроном в паре кварталов, прямо напротив злосчастного дома, в котором они были сегодня с Дрейком. Серёжа смотрит на него, в горящие окна той квартиры, на милицейскую машину и отворачивается быстро, ускоряя и без того энергичный шаг. — Не знаете, что происходит? — какая-то неприметная девушка остановила Пешкова, вопросительно посмотрела прямо в глаза, а парень в конец растерялся. — Нет, — буркает он, испуганно оборачиваясь на здание. Девушка покосилась на него тоже, странно взглянула на Жожо и продолжила свой путь. Он правда параноик — перебрал столько вариантов исхода событий, что пальцев на руках не хватит. И половина из них — это пиздюли от Братишкина. Последнее — ничего не найдут. Он выбирает что-то в магазине, не смотря на цену, боится смотреть кому-то в глаза, и вообще выглядит как загнанный щенок. Но ничего толком не взял, выскочил из магазина и пошёл в другой, взяв в нём пару бутылок вина. Вместе с ними прыгнул в трамвай и уехал в соседний район. Он был во дворе Вовы уже через полчаса, стоял перед дверью и ничего не мог расслышать. Будто никого за дверью и не было. А ему Дениса хотелось увидеть, рассказать, что видел вечером и обнять покрепче. — Я думал ты потерялся, умер, — усмехается Вова, обнимает, хлопает по плечу парня и впускает в глубь квартиры. В ней пусто, ни Васи, ни Дениса… абсолютно никого. — Дрейк где-то час назад уехал, говорил что-то про отца своего, что у тебя ночевал из-за него. Да, иногда такие проблемы в жизни Дениса проскакивали. С отцом отношения натянутые, Дрейк скалится постоянно, а мужчина вспыльчив, поэтому ужиться им очень тяжело. — Ну и ладно, — махнул рукой Жожо, — потом выпьем вместе. Пойдёшь ночью гулять? Гайку позовём, Макса вызвоним? Вова знает, чем заканчиваются такие предложения. В стандартном случае его Вася домой притащит под утро, пьяного в слюни и уставшего до жути, а в редком отоспится в случайной парадной, как бездомный, и в обед уже дома будет, замёрзший и простывший. — А хули нет, ищи номера, — Вова дал телефонную книгу прямо с порога, уходя за старую ширму. По дому он разгуливал в одной рубашке нараспашку и трусах. Жарко до безумия, и ничего с этим поделать нельзя, не спрячешься от неё в холодильнике, а вода как назло в водоёмах ледяная, мышцы сводит, даже не остудиться.***
— Он здесь редко, почти не появляется, — пожимает плечами мужчина. — как восемнадцать стукнуло, так и не живёт здесь. Губанов смотрел на него исподлобья, ведя бровью на каждый вздох волнения. Ну, а как же? Поздним вечером к тебе наведывается лейтенант с экипированными людьми с пистолетами и что-то требует. — У него есть друзья какие-нибудь, бабушка, дедушка? — продолжает гадать Алексей. — мать в конце концов? — Друзья-то есть, — кивает мужчина. — на Боровой где-то один живёт, там постоянно ошивается. Остальных не знаю. Алексей снова оглядел мужчину, записал улицу шариковой ручкой на запястье и поправил лёгкую рубашку белого цвета. Сегодня он в гражданском, потому что просто так в форме преступника поймать крайне тяжело. А так подошёл спросить время, и за десять секунд ты сможешь спокойно сравнить человека перед собой с фотографией преступника в базе. Этот седовласый мужчина вызывал жалость. Он выглядел испуганным до чёртиков, будто никогда милицию и не видел. Не самый лучший ремонт в старой квартире, но зато в своей. Но ведь у Губанова с жильём всё ещё намного хуже, что уж говорить про друзей или родственников. — А точнее адрес можно? — на это он получил только отрицательный кивок, мол, точнее не знает. — Спасибо за помощь, — буркнул Губанов и удалился из квартиры. Почему он сдал своего сына? Алексей не знает. Видимо, отношения у них не самые лучшие, раз после восемнадцати Денис появляется в квартире раз в месяц, а может быть ещё реже. Своих родителей он не видел уже лет десять, не связывается никак ни с ними, ни с сестрой. С последней они разошлись интересами ещё в подростковом возрасте. Он готов был поступить в колледж на милиционера, а сестра уже не появлялась дома в свои шестнадцать, приходила с дискотек с новыми украшениями каждый раз, говорила, что дарят, но созналась в краже через пару месяцев. Губанов был обижен на неё какое-то время, а потом их судьба развела по разным городам России. — Сразу в участок везём потом? — Шурпатов, обычно очень разговорчивый, сегодня ни слова до этого момента не проронил. — Вань, думаешь поймаем кого-то? По улице проедемся и по домам, — отмахивается лейтенант. — я потом загляну к Караваеву, там как раз недалеко. За окном авто уже темно, фонари зажглись сразу, как село солнце. Небо, сегодня абсолютно безоблачное, начинало затягиваться, а облака окрасились сначала в ярко-жёлтый, превращая небо в пожар, а потом в тёмно-синий, словно это океан. Губанов наблюдал за ним всю дорогу, не опуская взор на тротуары. Там было неинтересно, хотя на них и нужно было смотреть. Но Алексей был уверен почему-то, что сейчас они его не поймают. И будут долго-долго гоняться за маленьким соучастником большого ограбления. За невнимательным растяпой. — Он или нет?! — вскрикивает Шурпатов, с размаху хлопнув по плечу лейтенанта. Губанов озлоблено глянул на Ваню, потом на тротуар. — да чего думать?! Это точно он! Тормози! Алексей закусил губу, кивая в подтверждение. И правда Шевцов собственной персоной, шагает от остановки энергично, сворачивает к воротам и останавливается, смотря в окна. Только машина останавливается, Губанов моргнуть не успевает, как в салоне уже пусто. Смотрит на тротуар сразу же, не застав самого задержания. Люди шуганулись, отскочили от Дениса и, кажется, вся полупустая улица устремила свой взор на людей в форме и испуганного парня. Алексей смотрел жалостливо, понимая, что у мальца было будущее. Если бы не попал в ту компанию, о которой его отец безумолку говорил, если бы отучился — стал тем самым «будущим», о котором говорит правительство России. Жалко смотреть на его испуганную мордашку, на подкашивающиеся ноги и крики о том, что он ничего не делал. Его зажали на задних сидениях, сковали наручниками, и только тогда Алексей повернулся на бедного, оглядел с ног до головы и расстроился ещё больше. И никакая радость на него не нахлынула. Вроде поймал одного из трёх, разговорить Шевцова, и все виновные будут за решёткой — хотя долго это наказание не продлится, — но ничего такого на душе нет. — Тебе восемнадцать только стукнуло, а ты уже такое творишь, — качает головой Алексей. — не стыдно? Братишкин всегда говорил — до последнего отрицай, какие бы доказательства тебе не предоставляли. Дрейк встрепенулся, нахмурился и еле выдавил из себя: — Я ничего не совершал. Лейтенант промолчал. Сейчас спорить с пацаном смысла нет, вот в самом отделении и поговорят, а сейчас он снова устремил взгляд на небо, достаточно потемневшее, и считал повороты. Отсюда недалеко, за десять минут добрались. Что творили дальше с Денисом он не знал. Поднялся на второй этаж, погулял по кабинетам в поисках Бустеренко, но никого не нашёл, слишком поздно уже. Все уехали домой, в участке только дежурные да задержавшиеся на работе. Шевцов же всю дорогу молил богов о том, чтобы Серёжи не было в участке. Об этом страшно даже думать. Но Пешков никогда своих не сдаст. — Кто-то кроме отца у тебя есть? — Алексей, посетив свой кабинет по дороге, прихватил фуражку, напялил на голову и спустился, подходя к решётке, в которую временно впихнули Дрейка. — Крёстный, — выпалил он. Когда-то давно они договаривались, что если кто-то угодит в отделение, Вова для всех становится крёстным. — я ничего без него говорить не хочу. — Ну понятное дело не хочешь, — вздохнул Алексей, махнув рукой Шурпатову, мол, свободны, здесь я сам и протокол составлю, и всё другое. — номер давай, а потом составим протокол. Как зовут его? — Владимир, — Шевцов номер лучше своей даты рождения знал. Выпалил его и ждал, пока Вова на другом конце снимет трубку.***
— Даша не берёт, — Жожо не успел положить трубку, как она тут же зазвенела. Вова наконец вышел из ванной, поправил по привычке уже уложенные волосы и поднял глаза на Серёжу, листающего телефонную книгу. Если бы не противный звон, Братишкин назвал бы это мгновение затишьем перед бурей. Тихонько собираются, договариваются, а чуть позже ночной Питер взрывается пьяными возгласами и смехом. Словами не описать, как Семенюк это любил. — Чего стоишь? Да? — Вова остановился, не сводя взгляда с парня справа. Он хотел было перебить Семенюка, сказать, что такого номера не знает, поэтому брать не хочет, но не стал, всё так и листал страницы, будто боялся поднять взор на Вову. Он странный немного: пугливый, застенчивый, тихий. Обзванивает всех, бурчит что-то в трубку непонятное. — Лейтенант Губанов, пятое отделение милиции, — слышится вздох по ту сторону. Ни одна мышца на лице Вовы не дрогнула. Пешков даже в ужас пришёл с доносящихся вестей. — был задержан ваш крестник по делу кражи и убийства. — Крестник? — Вова замирает, не сводя взгляда с телефона. Он сунул руку в карман, нащупал ключи от машины и зазвенел ими, чтобы Серёжа оторвался от записей и пошёл заводить. Дрейк везде найдёт приключений, везде спалится. Вова прям уверен, что это он. Братишкин почувствовал страх только в машине, когда она выехала со двора. — Пиздец, попались, — Братишкин с силой ударил по рулю, схватился посильнее и ударился спиной об сидение. Куда бы деть ту злость на себя, что подожгла в душе пожар, никак иначе? Вова не знает, только наблюдает за дорогой, пока Пешков на заднем прячет все пистолеты на всякий случай под сидение. — в бардачке не забудь, — махнул рукой Братишкин. Серёжа пролез между передними сиденьями, еле дотянулся до бардачка и достал оттуда холодную железяку, способную одной маленькой пулей, размером чуть больше горошины, убить человека. Одним желанием человека, владеющего пистолетом, или же неаккуратностью. Опасная игрушка. — Ждёшь в машине, — сразу предупреждает Семенюк. — из неё ни шагу. — Нет, — зашипел Пешков прямо на ухо. Он сидел за водительским, покрепче схватившись за сидение. — там неизвестно что и сколько будет, а я, как собака сторожевая, здесь сидеть буду? Серёжу нисколько не колышет страх перед органами. Даже сегодняшняя дрожь при виде милицейской машины сейчас ему казалась глупостью. Дрейк пойман. Они всегда обещали друг другу, что если кто-то попадёт в ментовские лапы, не оставят друг друга, а сейчас из-за Вовы он не собирается давать заднюю. Он обещал Шевцову. — А если меня загребут? — Вова обернулся на секунду, а потом снова вернулся к дороге. — тебя? — А меня за что? — для Братишкина того неудачного утреннего преступления ещё не существует. — я хотя бы пойму, когда вызванивать Васю. — Ой, блять, заебал, пошли, — фыркнул Вова. Он остановил машину, выдохнул, прикрыл глаза и вышел тут же, не желая больше оставаться в машине. В отделении прохладно, Вова даже поёжился немного, пропустил рвущегося вперёд Серёжу и размеренным шагом направился дальше по коридору, завидев мужчину в белой рубашке. Честно говоря, на «мужчину» он не тянет. Братишкин дал бы ему лет двадцать пять, не больше, но, судя по тому, чем он занимается и кого ловит, ему точно за тридцать. Семенюк обвёл его взглядом с головы до пят и задрал нос повыше, чтобы не казаться совсем маленьким рядом с ментом. — Добрый вечер, — выдавил из себя Братишкин, встал вплотную к Губанову и старался сразу посмотреть в глаза. Сам весь худой, в этой рубашке на размер больше кажется ещё более тощим. — Владимир, — темноволосый протянул руку, чувствуя себя как-то уверенно, хотя в такой ситуации спокойно, без дрожи стоять невозможно. Им только что сели на хвост, ещё чуть-чуть, и, если Вова оступится, их задушат. — Алексей, — выдохнул лейтенант. Губанов наконец оторвал взгляд от Дениса и темноволосого паренька, что чуть выше Семенюка. Пешков прилип к решётке, что-то шипел Шевцову, сжимая в ладонях холодные чёрные прутья. Тот самый «крёстный» был ростом где-то метр семьдесят, смотрел на лейтенанта снизу вверх, стоя чуть ли не на носочках. На лицо лет двадцать, серьёзный, чуть взволнован и прожигал взглядом не стесняясь. — Крёстный, значит, — кивнул он. — молоды для крёстного. — А вы молоды для службы в милиции, — фыркнул Вова, но тут же осёкся. Не лучший расклад, чтобы дерзить этому голубоглазому сейчас. На кону стоит Дрейк, и лучше бы смягчиться и спрятать свою дерзость подальше. — Нет, возраст у меня для этого отличный, — отмахнулся Губанов от темы возрастов. — А у меня отличный для крёстного, — кивнул Вова. — так что с Денисом? — На месте преступления был найден проездной билет с его отпечатками пальцев, рост его нам известен давно, — Алексей спрятал руки за спину, раскачивался на месте, наблюдая за шушуканьем парней. — пусть отойдёт от решётки, — прервался лейтенант. Вова окликнул темноволосого. — а с ним ещё двое. Вова закивал, понимая, что брать Дрейка тогда — большая ошибка. Нужно было почистить его карманы, убрать всё, что можно счесть за улики. Себя он предостерёг, надел ботинки Васи, подложив внутрь газету, чтобы запутать оперов с ростом, вывернул карманы, а за мальцом не проследил, плюнул, а теперь расплачивается. — И что теперь ему грозит? — Братишкин вскинул брови, расслабленно глядя на профиль мужчины. Он ещё и разглядывать его успевал, одновременно борясь с волнением и собирая все мысли воедино. — Дело серьёзное, — пожимает плечами Алексей. — убийство, ограбление… сначала всех участников преступления найдём, а потом я передам дело выше. Дальше суд и срок. — Насколько большой? — Братишкин глянул на испуганного Дениса жалостливо, покачал головой, но в глазах его ещё и уверенность. А Дрейк искренне не понимает, как Вове удаётся держать себя в руках и отыгрывать крёстного без особых проблем. Перед зеркалом репетировал что ли? — Достаточно, чтобы исправиться, — пожимает плечами Алексей. Но Вову такой ответ никак не устраивал. Нервы сдавать начинают от бесячего спокойствия лейтенанта, от почти плачущего, повисшего на решётке Дрейка, от всего, что вокруг творится. — Мы можем отойти? — Братишкин подхватил Алексея под руку и опустил глаза на пошарпанную плитку. Губанов немного растерялся такой смелой выходке мужчины, однако, без лишних слов свернул на лестницу — первое, что увидел Вова. Он наконец отскочил от лейтенанта, спрятал руки в карманы, и, кажется, глаза его заблестели в надежде, что слова, сказанные сейчас, хоть как-то повлияют на исход дела. — Вы прекрасно понимаете, что никто не хочет, чтобы их близкий человек угодил за решётку, особенно в такие времена, — начало, как думал Братишкин, многообещающее. — и я не хочу. — Понимаю, но не от меня зависит, — качнул головой голубоглазый. — Так давайте сделаем так: его судьба будет зависеть от меня, — Вова исподлобья глянул на мужчину. — Дело взяткой не решить. Для Губанова это первое дело, ведя которое, ему пришлось знатно поволноваться. Всего второе, но он уже прочувствовал все «прелести» этой работы. — Я не о деньгах, — отрезает Братишкин. Он бы перекрестился сейчас, честно, лишь бы симпатяжка напротив его выслушал. И упал бы на колени, лишь бы он согласился. — по юности у меня знакомых много было: воры, закладчики, дилеры. Есть незаконченные дела — адреса дам, проверите. Соучастников Дениса найдём легко, но, — Вова прервался на секунду, дабы дыхание перевести. — за это вы, милый мой, скостите ему срок до минимального. Воры сидят только по полгода максимум, Братишкин это знал не по наслышке, половина знакомых сидело на скамье подсудимых. А за убийство могут хорошенько впаять. Тем более Козаков просто так это не оставит, Братишкин знает его. Лично знает. А полностью освободить Дрейка, чтобы он в тюрьму ни ногой, как понял Семенюк — не выйдет. По лейтенанту видно, что он крепко вцепился в это дело и хочет довести его до конца. А бедный Денис просто попался на пути. — Предложение, конечно, хорошее, — пожал плечами Губанов. Он жутко не уверен, с таким он в первый раз столкнулся, и как вести себя совсем не понимает. — Вы не хотите в отделении поднять статистику? — Вова осмелел. Начал расхаживать взад вперёд со сложенными руками на груди. — я думал, за раскрытие дел повышают звание. — Не наглейте, — рявкнул Алексей. Вова дёрнулся, спрятав руки в карманы. — судьба вашего крестника, всё-таки, в моих руках, и решать, что с ним делать, буду я. Семенюк замер, глядя на лейтенанта. Наверное, он перегнул палку. Всё неладно с этим Алексеем! Ведь почти получилось уговорить, а сейчас, скорее всего, всё летит в тартарары. Сказать «ладно, думайте» и пафосно уйти не получится. Не тот расклад. А что делать тогда сейчас? — Да и посмотрите на него, какое там убийство? — Вова кивнул куда-то в сторону. Он сжался немного, поддавшись невольно страху. — по нему же видно, что он даже оружие в руки взять не сможет. Он крови в детстве боялся. — Ну сядет только за воровство, если пуля не его, — пожимает плечами Алексей. — другие за убийство полный срок. Да и Денис ваш, наверное, тоже на полный. Знак того, что Алексей отклонил предложение? Да. Он не хочет связываться с этим Владимиром, мало ли какие у него прочие цели? А Вова совсем опустел. Он глядит устало на лейтенанта, отводит глаза и соображает, что бы ещё такого накинуть сверху, чтобы хоть как-то сломить упрямство мужчины. Он будто ослаб в момент от мысли, что Дрейк угодит за решётку. За себя он никогда не волновался. За Васю тоже. — Кто тот парень? — прервал тишину лейтенант. — Друг его близкий, — фыркает Семенюк. — уже с десяток лет рука об руку ходят. Давить на жалость, наверное, лучшее решение. Хотя, посмотрев на ледяного Губанова, так и это не сработает. Но надежда умирает последней, как говорил отец. — Давайте завтра решим, час уже поздний, — выдохнул лейтенант. Смотреть на немного поникшего парня невозможно. Алексей понимает прекрасно, что никому не хочется, чтобы их близкий человек, по глупости или нет, был арестован и посажен. Он и сам бы не садил на полный срок Дениса за эти испуганные глаза, но здесь не он решает, а Козаков. Братишкин эту фамилию знает прекрасно, не любит всем сердцем и желает ему смерти. Шесть лет назад, когда страну только настиг развал, он, как Губанов пару недель назад, дела отправлял в суд. Позже его повысили, начал носиться по местам преступлений воодушевлённо, но этот огонь быстро перегорел. Халатности хоть отбавляй. Тогда и явился Семенюк — трясущийся пацанёнок с красными глазами и заложенным до отказа носом. Весь отдел на ушах стоял от яростных криков в сторону Вадима. Владимир его возненавидел сразу, как дело об отце пропало. Вадим им просто перестал заниматься, мол, улик нет, камер нет, ничего поделать не могу. А через пять лет подвернулась Маша — жена Козакова. Прекрасная женщина, как говорили Вове. Работала с детьми, харизматична и красива. Но Владимиру тогда не до её красоты было. — Поздний? — Вова встрепенулся, глянув на наручные часы. — десятый час, не так уж поздно. — Для меня уже поздний, — Алексей обводит взглядом парня напротив, что заделался Шевцову крёстным, и прекрасно понимает, что это ложь. Ну пусть будет так, как хотят они. А сам Владимир был хоть и невысоким, но, Губанов уверен, являлся магнитом для девушек, желающих интимных связей с красивым петербуржцем. А он и был красивым: чуть вздёрнутый нос, густые брови, что сразу выдают и его страх, и удивление, глаза неведомо какого цвета, серо-голубого что ли… Лейтенант так и не понял. Он сутулый немного, в длинном плаще со стороны хоть и выглядел высоким, но вещица его, всё-таки, не очень спасала. Всё равно Вова казался милейшим, озлобленным на весь мир парнем, старающимся вымолить у лейтенанта срок для его, видимо, друга поменьше. — на ногах с девяти утра, и я хочу уже поскорее домой. — Вы составили уже протокол? — Вова глянул на Алексея, сделал пару шагов к нему и прошёл мимо. — Да, — коротко отвечает он. Темноволосый вышел в коридор, изредка оборачиваясь на следующего за ним лейтенанта. — спокойной ночи, Владимир. Лейтенант бросил это чисто для приличия. А Вова промычал только, дёрнул Жожо за плечо, мол, пора бы уже съебаться с этой дыры, но Серёжа, прилипший к решётке, еле отлип. Пешков чуть не взвизгнул от силы Вовы, но быстро вышел из здания, только за его пределами пискнув. — Всё настолько хуёво? — Жожо сел на переднее сидение, заёрзал, завертелся, пока Вова не сел за водительское. — Он всё время уходил от ответа, — фыркнул Семенюк. — «час поздний уже», «не наглейте», — начал пародировать Вова, кривляясь. — пиздец! — воскликнул он. Серёжа опустил глаза на приборную панель, пристегнулся и замер, будто фигура восковая. — Ебучий Денис, — прошипел Братишкин, уперевшись локтями в колени. Он упёрся лбом в руль и закрыл ладонями лицо. Серёжа не мог даже взглянуть в его глаза. — У тебя все кругом виноваты, — Серёжа сам взорвался. Он всплеснул руками, чуть не огрел Вову по уху и тут же успокоился немного, выражаясь громко и некрасиво. — все нахуй! Тебя послушаешь, так ты самый пушистый, солнышко такое, а другие, не важно что в первый раз пошли на такое, так ещё и крайними остались. Вова промолчал. Он спустил руки до переносицы, глядел на спидометр вымученно, представляя, в каком стрессе они все будут в ближайший месяц. Он водил взглядом от нуля до двухсот двадцати, смотрел на стрелку оборотов, не в силах глянуть на Жожу. Потому что Серуня прав. — В чужом глазу соринку найдёшь, а в своём и бревна не заметишь, — бросил напоследок обиженно Серёжа, сложив руки на груди. — Защищаешь? — буркнул Вова. — о чём вы там шушукались у решётки? Серёжа промолчал. Честно? Он там чуть ли не в любви Дрейку признавался, лишь бы поддержать. Эта подавленность в глазах светловолосого сильно подбила Пешкова.