красно-жёлтые дни

      Вова, кажется, впервые за недели пребывания в Питере встал в шесть утра по будильнику. Серёжа ещё спал мёртвым сном за столом в обнимку с бутылкой водки, а Братишкин с самого вечера ни капли в рот не брал. У Пешкова горе, если так можно сказать. Ближе Шевцова у него никого не было, может ещё мать может претендовать на это место, но это навряд ли. Серёжа так не считает.       Братишкин лениво поднялся с постели, потёр лицо руками в надежде проснуться наконец, разбудить себя окончательно, оделся и, глотнув из бутылки Серёжи немного спиртного, вышел из квартиры, звеня ключами. Вова хоть до ночи просидит в этом участке. Главное — Дрейк под маломальским присмотром Вовы, жив здоров и говорит неправду.       Он завёл двигатель, уселся поудобнее и выехал со двора, греясь под утренними, ещё еле тёплыми лучами. Они мягки сегодня на удивление, греют нежно щёку, разогревая ледяной металл.       — Снова Вы? — Губанов остановился у дверей, сунул руки в карманы рабочих штанов и глядел на Владимира слипающимися глазами. Сегодня он в форме, в голубой рубашке, с погонами на хрупких плечах.       — Снова я, — кивает Семенюк, закрывает дверь авто и нажимает кнопку на брелке, заставляя его пискнуть. — Козаков уже на месте? — непринужденно спрашивает Семенюк, останавливаясь напротив.       — Откуда вы знаете Козакова? — Алексей наконец потягивается, зевая. Пора бы проснуться наконец.       — По юности пересекался, — пожал плечами Владимир. — а ночью лежал, думал об этом, да вспомнился Вадим.       — Навряд ли он поможет вам, — Губанов открывает перед собой дверь, проходит в прохладный коридор, берёт ключи у Валерия Альбертовича, снова косясь на портрет Зинаиды, и останавливается у чёрной решётки. Вова увязался хвостом, не отставая ни на шаг.       Денис поднял глаза на Губанова, не дав никакой эмоции взять верх над безразличием, а потом перевёл его на Братишкина. Шевцов вскочил со скамейки, сел на неё, понимая, что Семенюк ни на секунду это дело не оставит. На вид он сегодня очень спокойный, но он просто не успел проснуться по-хорошему. Ещё полчаса и Братишкин поставит отделение на уши. Вот только то, что он делает это не в первый раз, знает только Бустеренко и нужный ему Козаков. Состав отделения совсем молодой.       — Насчёт Вадима ещё не знаю, он приходит в районе девяти, так что подождать придётся, а мы с Денисом пока сходим поболтаем насчёт его коллег-воров, да? — зевает снова Алексей. — адвоката искать не будете?       — Без него справимся, — кивает Владимир, подмигивая Денису. А светловолосый замер, странно поглядывая то на лейтенанта, то на Вову. Он, как ребёнок маленький, боится идти куда-то без матери, — в данном случае Вовы, — отсутствие Братишкина в поле зрения Дениса пугает. Где сейчас Серёжа? Расследуется ли дело с их ограблением? Так много вопросов, что Дрейк хочет забиться в угол и уткнуться в свои колени носом. — можно пять минут?       Губанов повернул голову на Владимира, оценивающим взглядом прошёлся с ног до головы, запинаясь на ладонях, крепко схватившихся за молнию на олимпийке. Сама она была тёмно-синяя с голубыми, белыми и красными полосами на плечах. Такая, какую в магазинах отрыть очень тяжело. Явно была заказана с Китая. С деньгами у Владимира проблем не было — это факт. И чем, интересно, он таким занимается?       — Не больше, — согласился Губанов. Он зашагал в сторону лестницы, снимая фуражку с головы.       — Сдаём Пашу и Костыча, — шипит Братишкин. — слышишь меня? Денис? — зовёт снова темноволосый. Шевцов, тряхнув головой, вскакивает с места, прилипает к решётке и старается сфокусироваться на Вове. — Мапке и Костыча. Понял? Но это потом, сегодня ни слова, молчи как рыба, пока я не скажу.       Дрейк кивает, мол, понял, но на самом деле всё плыло. Слова эхом в голове прозвучали и потухли. Шевцов нахмурился, сообразил что к чему и кивнул ещё раз, но уже увереннее.       — А нахуя их? — прошипел светловолосый.       — Ты сам сесть хочешь? — сжимая челюсть, цедит Вова. — я устрою. Я не буду с этим лейтенантом ебучим таскаться тогда…       — Я понял, — Дрейк ухватился руками за кулаки Братишкина, ища взглядом хоть какую-то поддержку в глазах напротив. Ну нет её там, как бы не старался найти. — Костяна и Пашу, пока что молчать, всё, — Шевцов сглатывает. — где Серёжа?       — Дома у меня твой Серёжа, отсыпается после бутылки водяры, — он уловил странный взгляд на слове «твой», но проигнорировал. — Золотой ребёнок, раз ты всё понял, — подбадривает улыбкой Вова и уходит, оставляя Дениса снова одного, как щенка бедного.       У Братишкина сейчас другая задача — дождаться Вадима и начать промывать мозги «выгодным предложением» ему. Он запрыгивает сразу на третью ступень лестницы, выкрашенной в блевотный коричневый по бокам, и натыкается на спускающегося с каким-то важным мужчиной лейтенанта. Губанов даже не посмотрел в сторону темноволосого. Это, конечно, немного обидело Вову. Задело его самолюбие. А генерал, следующий за ним, своё внимание обратил. Обвёл заинтересованно с ног до головы и улыбнулся.       Вове не до этого, поэтому свою голову он забивать не стал. Уверенным широким шагом он дошёл до знакомого кабинета и остановился, постучавшись. В ответ тишина. Братишкин повернул голову на резкий хлопок.       — Давно не виделись, — улыбнулся такой же сонный, как Алексей, Мокривский. Роман был повыше Вовы, встал напротив и протянул руку. Темноволосый сразу почувствовал разницу. — нисколь не вырос.       — Да пошёл ты, — фыркает Вова. Он улыбается в ответ, потому что по-другому никак. Рома всегда доброжелателен и весел, и относиться к нему по-иному невозможно.       — Какими судьбами? — старший лейтенант успел немного проснуться. Лишь чуть мятая рубашка на его плечах показывала его причастность к закону. Вова обвёл стройную фигуру напротив взглядом, осознавая, что форма у ментов и правда красивая. Правда, на себя он бы её никогда не напялил. Даже если из головы исчезнет мысль, что он причастен к преступности.       — «Племянника», — Вова показал кавычки пальцами. — так сказать, садят.       С Мокривским можно быть честным. Даже нужно. Но даже если человек надёжный, не стоит выкладывать абсолютно все карты на стол. Братишкин сам обведёт вокруг пальца всё отделение.       — За воровство? Рэкет?       — Ограбил квартиру с кем-то, — непринужденно пожимает плечами Братишкин.       — У нас две квартиры висит сейчас, — Роман бросает мельком взгляд на наручные электронные часы и снова поднимает голову на собеседника. — одна Козакова, — кивает на ближайшую дверь. — вторая какой-то женщины. В общем, хуёво всё. Сегодня одно раскроем, а завтра опять штуки три появится. Дело несложное — вскрыть, ограбить, уйти незаметно.       — Ой, мне-то рассказывать, — Братишкин усмехается. — наслыхался я уже таких историй, по уши в них.       — Я уже тоже от них устал, — Мокривский сегодня больно улыбчивый. Вова скрыл улыбку со своего лица и с прищуром посмотрел на собеседника.       — Вадим скоро будет? — резко сворачивает он с темы разговора, падая на скамейку у дверей начальника отделения.       — Да через пару десятков минут будет, — Роман махнул рукой, мол, не волнуйся, будет он скоро, и ушёл на первый этаж. На этаже сразу стало пусто и слишком тихо. Разве что громкие ругательства Дениса доносились до ушей. Время шло убийственно медленно. Электронные часы всё никак не могли досчитать до девяти утра. Давно парень так рано не вставал. Последний раз, кажется, только на кладбище рано ездил… или нет? За пару десятков минут он почти убедил себя начать принимать какие-нибудь таблетки, чтобы память не хворала, но решил, что это деньги на ветер. Подумал уже чем подкупить Пашу с Костычем, если тот крайний случай всё-таки настанет, представил, как обидно Дрейку будет встречать девятнадцатый день рождения под стражей, а не в компании восемьдесят девятого, как обычно это происходило.       — Семенюк? — напротив него остановился мужчина лет сорока, с мелкой щетиной на подбородке и с бесспорно подходящими к лицу очками. Нечётко выраженные морщины, нечитаемые, холодные глаза, но добрая полуулыбка на его лице заставили Вову оцепенеть. Пять лет как не видел генерала. На тот момент лейтенанта, но роли это всё равно не играет.       — Владимир Сергеевич, — Братишкин поднялся со скамейки, протянул руку, подняв глаза на знакомое лицо снова, и почувствовал крепкую хватку.       — Чего угодно вам, Владимир Сергеевич? — улыбается в ответ, через силу, генерал. Вову немного даже передёрнуло от того, как сильно сжали его руку и как добро улыбнулись. Будто те маты, что звонко отскакивали от этих стен, совсем не задели Козакова. Будто он вообще их тогда не слышал.       — В прошлый раз не удалось нам нормально разойтись, — Братишкина впустили в кабинет первого. Он сел ближе к папкам на главном столе, огляделся и усмехнулся немного. В прошлый раз он бывал в этом кабинете, и сейчас, явившись снова, никаких изменений не заметил. Кабинет так и остался с ремонтом времён СССР. — в этот раз, надеюсь, получится.       — Не тяни кота сам знаешь за что, — махнул рукой генерал. Он уселся на своё место, выдохнул тягостно и, сложив руки, повернулся к парню. Вову трясло, честно. Он направил всю концентрацию в голову, чтобы не наговорить чуши и не запинаться.       — У меня сейчас допрашивают крестника лейтенант Алексей и Бустеренко… я хочу вам кое-что предложить, — Вова осмелел немного, прощупав почву, ведь Вадим молчал. Он поставил локти на столешницу, навалившись на неё.       — Твой крестник мою жену ёбнул вместе с какими-то долбоёбами, — рыкнул Козаков, спугнув темноволосого. От звонкого хлопка по столу Вова сжался, убрав нос подальше от стола. Он как перепуганный кот: сидит, защищаясь лапами, перепуганно смотрит на генерала и не знает, можно ли сейчас хоть звук издать. — а ты предлагать ещё мне думаешь что-то?!       Он так и не осмелился ничего сказать. Смотрел уже спокойнее на Вадима, который в свою очередь занялся своими делами. Братишкин выпрямился, поднялся со стула и раскрыл ближайшее к нему окно, закурив. Ему плевать, можно здесь курить или нет, если он захотел — значит будет.       — У меня когда отца убили, так вы даже бровью не повели, — хрипло отзывается наконец Вова. Он не поворачивается на явно обозлённого Козакова, смотрит во двор и выдыхает тёплый дым в щель деревянного окна. — а тут вы так яро взялись за свою жену, что, наверное, все дела позакрывали и повыкидывали. Что, посадить виновных срочно нужно? Так сильно хотите посмотреть в глаза виновных в вашем несчастье? — шелест бумаг прекратился. Кажется, Братишкин попал точно в цель. Первая сигарета до фильтра была истрачена, поэтому в ход идёт вторая. — спустись, посмотри Денису в глаза. У тебя есть возможность это сделать. А я не могу посмотреть в глаза убийц моего отца. Вот только Шевцов не убивал, у него силы духа не хватило бы даже дуло направить на Машу.       У Вовы уже в глазах рябило от одной только новости в газете — «Мария Козакова — жена генерала пятого отдела милиции — была найдена мертвой в их собственной квартире». Кому вообще есть дело до этого преступления? Вове было бы глубоко плевать, даже если бы какая-нибудь артистка, что жопой на сцене только крутит, умрёт.       — Вот он сейчас и выдаст истинно виновных, — сквозь зубы цедит Вадим. Он наблюдал за каждым вдохом Владимира, за каждым покачиванием вперёд и назад.       — Я их знаю.       — Скажи.       — Виновных в смерти моего отца найди сначала, — фыркает Вова. — вот интересно будет искать через пять лет, когда ни-че-го тебе не поможет. Ни улики, ни свидетели, половина из которых уже подохли наверное! — он уже кричал, обернувшись на Козакова. Горло рвал, бесспорно, сильно сжал между пальцев фильтр и чуть не откусил от переизбытка эмоций. Он выдохнул дым и снова заговорил, но уже спокойно. — как собаки. Так сдохну и я, и ты. Как невиновный в убийстве Денис в тюрьме. И тот тебе ничего не скажет. Хочешь — вернёт тебе всё золото или чё там у тебя на хате было.       Из кабинета он вылетел, напоследок кинув обиженный и одновременно злой взгляд на генерала. Снова мирно разойтись не удалось. Снова весь отдел его слышал. Наверное, его уже считают истеричкой здешние работники со стажем более пяти лет на одном месте. «Да и хуй с ними», — думает Вова, чуть ли не слетая с лестницы, поскользнувшись на плитке.       — Опять глотку рвёшь на него? Не боишься? — его тут же останавливает полковник, преграждая путь.       Братишкин глянул на решётку, за которой сидит Дрейк, на лейтенанта, стоящего за спиной Бустеренко. Он болтал с дежурным, улыбался чуть грустно, но держал эту улыбку до конца разговора, до того, как заметил Семенюка. Сам же Вова был злой до красных щёк, казалось, что если хоть слово прилетит в его адрес, то он точно взорвётся.       — Я не боюсь, — хладнокровно отвечает Братишкин, не сводя взгляда с Губанова. Старался запомнить всё, от цвета глаз до еле видных морщин, что уже начали появляться. Упрямый, однако, лейтенант попался Дрейку. — он мне ещё должен кое-что, ну, Вы помните, — наконец Вова вздёрнул нос и перешёл на Бустеренко, стараясь согнать со своего лица все эмоции.       — Ты не обращался в другие службы? — Вячеслав был полностью заинтересован диалогом. Он повернулся на Вову, сунул большие пальцы в карманы и стоял, внимательно глядя на парня. С того времени в нём много чего поменялось. Пару шрамов на щеках, немного искривленный нос и отросшие волосы отличали его от себя пятилетней давности. Семенюк возмужал. Голову выше независимо от настроя и человека перед ним держал.       — Нет, я ждал появления чувства вины у Вадима Андреевича, — к Бустеренко он относился прекрасно. Мужчина узнавал его всегда, когда парень являлся в отделение.       — Глупец, — усмехнулся Вячеслав.       — Какой есть, — Братишкин пожал только плечами, повернулся на Губанова и улыбнулся расслабленно. Всю злость и агрессию как рукой сняло. — что там с Денисом?       — Молчит, — как-то обиженно произнёс лейтенант. Дураку понятно, что Семенюк подговорил. Вот Алексей и отвернулся, уходя в глубь коридоров.       — И когда ты успел в крёстные отцы заделаться? Недавно двадцать четыре стукнуло, — покачал головой Вячеслав.       — Ну вообще-то двадцать пять в мае, а вот крестника недавно нагулял.       — А крестник ли он вообще тебе?       — Не-а, — качает головой Вова. Он улыбнулся уже тогда, когда понял, к чему ведёт разговор. — но, давайте я буду честен с вами, а вы будете хранить мою тайну. Договорились? — Семенюк, словно хитрая лисица, протянул свою ладонь, лукаво улыбнувшись ещё шире.       — Дружка вытаскиваешь и неопытного лейтенанта вокруг пальца водишь?       Вова улыбнулся. Неопытного, значит… Этот светлый парень не знает истинного лица Питера, и Вова понимает, что обязан взять за плечи Алексея и показать весь серый ужас, таящийся во дворах, грабящий беззащитных и убивающий слабых. Губанов и правда лучшего мнения о Петербурге, чем Вова, несмотря на то, что малая родина его — Новокузнецк. Ему искренне нравится этот город.       — И буду водить до конца. Денис не виноват, — отрезает Вова, выходя вместе с полковником на улицу. Солнце уже поднялось довольно высоко, тени столбов падали на вымощенный тротуар и расплывались. Приятные золотистые лучи упали на впалые щёки и будто сразу обожгли их. — другие взятки подсовывают и гуляют дальше как ни в чём не бывало, а малец должен сидеть только потому, что на квартиру генерала наткнулся? Убьют меня завтра, так он тоже не шелохнётся, а за жену взялся в момент. За кого-то из отделения он тоже вряд ли впишется.       — Так вся система милиции устроена, особенно в такие времена, — Бустеренко облокотился на чёрный столб, не сводя взгляда с закурившего Семенюка.       Вячеслав как никто другой это знал. Он живёт в таком окружении, что пользуется своими погонами, своим статусом в обществе.       — Скажите, — Вова отнял сигарету от губ, выдохнул дым резко и приковал взгляд к бордюру. — есть вероятность, что он за моего отца возьмётся?       Братишкин решил идти напролом. Вячеслав молчал. Здесь точного ответа быть не может, врать Вове он особо не хочет.       — А откуда я знаю? Может и возьмётся, хотя, — Бустеренко прервался на мысли, помолчал с пару секунд и пожал плечами. — пять лет прошло, куда сейчас соваться? Что мы там найдём? Гиблое дело, Вов, не получится у нас найти их, — сознаётся Бустер.       — Ну тогда хуй ему, а не хоть слово от Дениса.       — Лейтенанта пожалей. Это, грубо говоря, первое его серьезное дело, а тут такой облом с тобой и твоей политикой.       — С ним я сам повожусь, — махнул рукой Братишкин. — с Вас только дела поднять.       — Какие? Чего удумал, Семенюк? — мужчина поправил фуражку, оглянувшись на шорохи позади себя. Молодая девушка приветливо улыбнулась сначала полковнику, а потом кинула взгляд на Семенюка. Добрые и светлые глаза сверкнули, приветствуя незнакомца. Она юркнула в дверь отделения, чуть не оставив хвост в дверях.       — Вы пока пичкаете молодого мелочью давно богом забытой, — начал разъяснять Вова. — а я, может быть, виновных знаю. У меня много знакомых такого плана…       — Сам-то ты чем занимаешься, раз знакомых таких много? — подловил полковник парня.       — Я просто по квартирам таскаюсь в поисках развлечения, а там сборище этих рассказов и слухов, — спокойно отвечает Братишкин, удивляясь себе. И где научился так превосходно врать, что сам себе верит? — так вот, я этих виновных сдаю, пока Козаков думает над условиями.       — Смышлёный какой вырос, — покачал головой Вячеслав, удивляясь. — ладно, сегодня посмотрю возможные дела, если что, загляни завтра.       Как-то так разошлись. Семенюк потушил сигарету, затаив дыхание. Он, усевшись за руль снова, завёл машину и быстро свернул с улицы, тягостно выдыхая комом вставший в горле дым. Прокашлялся хорошенько и остановился недалеко от входа в какое-то административное здание. Сердце до сих пор стучит громко, отдаёт свои пульсации в голову и выгоняет все мысли из неё.       По пути домой Вова успел заскочить в магазин с кассетами, посмотрел парочку его интересующих и взял альбом Наутилусов, надеясь хоть на одну цепляющую песню. Повертел кассету, вздохнул, задрав голову к ясному небу, и вернулся к машине. Домой не хотелось. Серёжа уже стопроцентно проснулся, но огорчать его нет желания от слова совсем. Хочется этот момент оттянуть, побыть где-нибудь, выпить по сто грамм, попиздеть о жизни, обсудить душевное состояние и уехать домой с чистой душой. Для этого всегда был Вася. Но и тому ни слова про свои планы. Да и вряд ли душа его теперь чиста. Как же она может такой стать, если в мыслях только Дрейк и лейтенант, что встал на пути.       Квартира так и была закрыта, ни шороха ни звука за дверью, значит водка хорошо усыпила Пешкова. Дала возможность выспаться без задних ног, не просыпаться посреди ночи с широко открытыми глазами и страхом за Шевцова.       Даже Вова так не волнуется за Дашу, как Пешков за Дрейка. Братишкин только усмехнулся, обходя мешающийся стул на маленькой кухне. Уселся на подоконник, предварительно опустошив пепельницу, и не достал пачку, как обычно. Желание отпало.

***

      — Вы знаете Владимира? — из ниоткуда появился Губанов, пристроился рядом с Вячеславом, когда Илья кивнул на прощание и скрылся за дверью своего кабинета.       — А как же не знать? — усмехается полковник. Он улыбается грустно и не сводит взгляд с плитки. Так и смотрит под ноги. — лет пять назад он здесь истерики устраивал, разносил всё в пух и прах. Отца у него убили, а Козаков это дело бросил и не занимался.       Алексей не знал куда себя деть. Он смотрел глупо на старшего по званию, хлопал глазами и пытался переварить в голове всю поступившую информацию.       — За что убили?       — Начальник цеха был, кому-то помешал просто, — пожимает плечами Вячеслав. Он отрывает взгляд от пола, переводя его на лейтенанта. Заинтересованного и немного смущённого Губанова. Он слегка пожалел о том, что спросил. Не знал бы — вспоминал бы Владимира без задней мысли. Но это, честно, изменило его мнение о человеке. Семенюк сначала показался ему похуистом, которому тупо нужно было развести лейтенанта на взятку, а с его лисьим взглядом это было легко. Но после того, как Владимир направился к Козакову, после сказанной истории Вячеславом Алексей понял, что крёстный отец обвиняемого не желает совершать ничего плохого типа взяток. — Пока Денис молчит, займёмся другими делами. Поднимем старые, в которых ещё есть зацепки. Но это завтра.       Лейтенант промолчал. Сколько ещё дел на Дениса будет открыто — неизвестно. От того и неприятно. Хотелось, конечно, побыстрее и поэффективнее работать, но Шевцов, будь он проклят, не даёт.       — Что скажет Вадим? — он поднял бровь, не поворачивая головы. — мы должны быстро закрыть…       — Он знает, — Бустеренко перебил, посмотрел на лейтенанта с долькой грусти и похлопал младшего по плечу. — занимаемся пока другими делами.