Неправильный подвид

Когда последний из их друзей ушел, улыбка Драко дрогнула и исчезла. − Мне очень жаль, − произнес он и сел на табурет у кухонной стойки. − Я не хотел, чтобы ты знала, потому что, − он замолчал, и Гермиона пожалела, что у нее в руках нет ничего, чем она могла бы их занять. Стоять здесь, ничего не делая и ничего не говоря, было мучительно. Она ненавидела подобные эмоциональные сцены. В такие моменты она чувствовала себя неуютно, словно что-то происходило неправильно. И если что она и знала о мужчине, сидевшем перед ней, так это то, что он тоже был не из тех людей, кто умел вести подобные разговоры. Он не открывался перед ней. Не делился проблемами. Вот в чем был корень их ссоры: он заперся в той пустой комнате и ничего ей не сказал. Это явно был не самый легкий разговор для них обоих. − Потому что, − подсказала она, когда ей показалось, что он не хочет продолжать. − Потому что я не думал, что ты могла бы полюбить меня, если бы знала, − сказал он после паузы, которая казалась вечной, но, вероятно, длилась не дольше двух ударов ее сердца. − Я понимал, что это неправильно и подло, но он мой отец, и я хотел, чтобы он оставался моим отцом... Я хотел как-то сделать вас обоих... − Я хотела, чтобы ты открылся мне, − произнесла Гермиона, осознавая, что невозможно было одновременно осчастливить и ее и Люциуса. Она понимала, что заставляло его колебаться. − Я была перед тобой как открытая книга, а ты… Ты мне подарил кошку… Драко отвел взгляд. − Как вообще нужно начинать такой разговор? − спросил он. − Эй, кстати, извини, что я не сказал тебе раньше, но у моего отца есть ужасная идея о порабощении твоего вида, и не то чтобы я был счастлив помочь ему, или, по крайней мере, я не сказал "нет", хотя должен был... И теперь я не рад, но... − Не знаю, − призналась она. − Я все еще… ты даже не показал мне свою метку. Он посмотрел на нее немного недоверчиво, и она пожала плечами. Возможно, это был просто символ, но для нее этот жест много значил. − Я ее ненавижу, − сказал он. − Вот почему. Да и к тому же... не секрет, что я был Пожирателем смерти. Драко опустил голову, но расстегнул манжету рубашки и с осторожностью закатал ткань. Гермиона шагнула вперед и уставилась на метку. Татуировка, которая когда-то была ярко-черной, выделяясь на руках других Пожирателей смерти, теперь превратилась в тускло-серую. Это выглядело ужасно. Это был цвет утраченной мечты. Это была безнадежность, обретшая плоть. Гермиона протянула палец, чтобы коснуться метки, и заколебалась, ее рука зависла прямо над его кожей. − Она его больше не вызовет, − заметил Драко. Его кадык дернулся, когда он сглотнул, и она задалась вопросом, какие кошмары скрывались за этими словами. Что же происходило, когда метка вызывала Его? − Я знаю, − тихо произнесла девушка. − Я просто… Я хотела бы, чтобы тебе не пришлось проходить через это. − Что ж, значит, нас уже двое, − он усмехнулся, стараясь казаться легкомысленным. Затем наступила тишина, и она провела пальцами по линиям на его руке. Он вздрогнул от прикосновения, и Гермиона почувствовала, что эйфория затопила ее, когда она коснулась метки. Даже самое худшее в нем заставляло ее чувствовать себя хорошо. − Я ненавидел тебя, − тихо произнес Драко. Она почувствовала, как слезы жгут ей глаза. − Тебя − и Поттера, и Уизли. Ты была свободна, у тебя были друзья, никто не пытался запереть тебя в клетке. Иногда мне хотелось, чтобы ты умерла. Она отдернула руку. Это был ужасный разговор. Все началось плохо и становилось только хуже. − Мне… все, что мне нужно было сделать, это ничего не делать, и... и впервые мне не нужно было быть монстром. Я мог спасти кого-то, просто существуя, и, Мерлин, я − идиот, − Драко замолчал, и это заставило ее заговорить, потому что, как бы ни был плох этот разговор, молчание было еще хуже. − И я тоже… Мне не следовало уходить, − сказала Гермиона. Он говорил ей, что сделает для нее все. Она сама видела, как он нападал на людей ради нее. Она чувствовала, как их кровь, дыхание и души пытаются биться в едином ритме, и все еще верила в худшее. Ей следовало бы знать его лучше. Она гордилась своей логикой и ясным умом, но все равно выскочила из его комнаты, как школьница в поисках пустого класса, где можно вволю пореветь. − Мне следовало прислушаться. − Я не давал тебе никаких оснований доверять мне, − сказал он. − Не… не после произошедшего с отцом. − Ты действительно выпустил тех птиц? Это заставило его улыбнуться. − Да, − тихо ответил он. − А зелье? Он посмотрел в сторону кухни. Блейз и Тео ушли, оставив на столе наполовину нарезанные ингредиенты и валяющиеся повсюду листы с записями. − Нам все равно не удалось, − сказал он. − Я не хотел говорить тебе, пока не закончу. Она хотела спросить почему, но была уверена, что знает. Это выглядело как предложение мира. Он не думал, что она поверит ему на слово, и поэтому планировал преподнести ей подарок, который действительно что-то значил. Панси советовала позволить ему купить ей все драгоценности волшебной Британии, но у него на уме было кое-что получше. Гермиона попыталась не обращать внимания на жгучую резь в глазах, но несколько слезинок вырвались наружу. − Ты плачешь, − жалобно пробормотал он. “Это самый лучший подарок, который кто-либо когда-либо делал мне”, − попыталась сказать она, но вышло только: “Это лу... па... рк... мне”. Она вытерла глаза, взяла платок, который он протянул ей, прочистила нос и сказала: − Спасибо. − У меня всегда есть чистый платок, − сказал он. − Ты же знаешь мою маму. − Я имела в виду... − начала она, но он перебил ее. − Все равно это неважно, если еще ничего не сделано. Это не считается. − Еще как считается, − возразила Гермиона и посмотрела ему в лицо. На его светлой коже слишком отчетливо проступали мешки и тени от недосыпа. Сколько же ночей, промелькнул в ее голове вопрос, он заставлял себя не спать и проверять вариант за вариантом, пока не уставал настолько, что не мог вспомнить, мешал он зелье по часовой стрелке или против? Он выглядел так же, как и на шестом курсе, только тогда она его не любила. − Я не собираюсь.… незачем… тебе не обязательно делать это к определенному сроку. − Ты страдаешь, − пояснил он, и Гермиона закрыла глаза. Может быть, это было и правильно, что для них двоих именно так звучало: "Я люблю тебя". Она протянула руку, все еще закрыв глаза, и прижала кончики пальцев к его губам. Трепет от проклятия пронзил ее, и она подумала о Панси, открыто презирающей то, что она позволила отвергать это ощущение в пользу зелья. − Теперь я не страдаю, − произнесла она. Он встал и сделал шаг к ней, и она почувствовала, как его дыхание дрожит под ее ладонью. − Ты вернулась, − сказал он. − Я и не думал, что ты это сделаешь. − Меня заставила Панси, − произнесла она. Драко фыркнул. − Никто тебя не заставлял. Тебя нельзя удержать, заковать в цепи или принудить к чему-либо. Даже такая древняя магия, как магия моей матери, не заставит тебя сделать что-то против твоей воли. Ты самая упрямая ведьма на свете. Если ты здесь, то только потому, что... А потом он остановился, боясь продолжить. − Потому что я так хочу, − закончила она за него. − Ты бы предпочел, чтобы я взяла твое зелье и ушла? − Нет! − это слово вырвалось у него слишком быстро для осторожной полуправды или слизеринской расчетливости. − Пожалуйста, останься! Она почувствовала, что должна броситься в его объятия. В любовных романах именно в такой момент героиня падала в обморок, а герой уносил ее вверх по лестнице, чтобы любить до рассвета. В романах любовники никогда не использовали противозачаточные заклинания, и никто никогда не спотыкался, поднимаясь по лестнице, или в решающий момент замирал, не зная, что делать дальше. Ей хотелось, чтобы жизнь была такой же простой, как книга. Ей хотелось бы знать, как правильно поступить. Она подняла с пола смятый клочок пергамента и разгладила его. Кто-то аккуратным почерком написал список ингредиентов и вычеркнул их по одному. Она провела ногтем большого пальца по краю листа, безостановочно теребя бумагу. − Ты хочешь остаться? − спросил Драко. Она вздохнула и тихо произнесла заклинание. Возможно оно и было беспалочковым, но эту трансформацию невозможно было провести беззвучно. Бумага вертелась и вертелась в ее руках. Край затвердел и превратился в зеленый стебель, а коричневый пергамент закрутился и расцвел черными лепестками. Когда она снова посмотрела на Драко и протянула ему цветок, его глаза подозрительно заблестели. − Хитрая магия, − оценил он. − Ты всегда была немного зубрилой. Она пожала плечами. − Я не настолько талантлива, − ответила она. − Я не могу взяться за создание зелья с нуля, как ты. − Не совсем с нуля, − уточнил он, но вид у него был довольный. − Ты всегда был хорош, − подтвердила она. Он покачал головой. − Я не был, − возразил он. "Вот он, − подумала она, − самый подходящий момент". − Ты был, − сказала она и потянулась к нему, чтобы поцеловать. Ошеломляющее удовольствие все еще присутствовало. Оно пронзило ее, словно резкий осенний ветер, срывающий с деревьев листву. Гермиона даже не поняла, что он уронил цветок и крепко прижал ее к себе, пока его пальцы не впились ей в спину. Он держался за нее, как человек, который боится упасть. Словно они были на утесе, а под ними бились бушующие волны, разбиваясь о камни. Ей хотелось сказать ему, чтобы он не волновался. Вместе у них получилось бы взлететь. У вейл ведь были крылья, не так ли? − Я не был, − повторил он, ненадолго оторвавшись от ее губ, чтобы возразить. Прежде чем снова завладеть его губами, она произнесла: − Значит будешь. Конец.