Неправильный подвид

На приготовление зелья ушло шесть месяцев, и если он где-то нарушил технологию, то это привело бы к катастрофе. Однако Блейзу было все равно. Жизнь после войны была чередой сплошных разочарований, а у него даже не было метки Пожирателя Смерти. Всю войну он оставался решительно нейтрален. Поттер был дураком, а Волдеморт вульгарным, и он держался подальше от них обоих, но это не имело значения. Он все еще был связан с такими людьми, как идиот Гойл, который сидел напротив него, глядя на крошечный пузырек с золотым зельем со страхом и похотью в глазах. Как Панси, еще одна неудачница прошедшей войны, с ярко накрашенными глазами и слишком красной губной помадой, словно это могло защитить ее от общественного презрения на улицах. И Драко, который уже скрестил руки на груди и покачал головой в ответ на предложенное зелье. − Тогда нам больше достанется, − сказал Блейз. Он налил три бокала и поднял свой в тосте. − За нас, пусть нам всем повезет. − Впервые, − кисло произнесла Панси, выпила свою порцию и ушла. Драко придерживал подругу за локоть, словно мог защитить от ее худших порывов. Он не мог, но и она в свое время не могла спасти его. − Значит, это просто принесет мне счастье? − спросил Грег. − Или убьет тебя, − холодно ответил Блейз. Он знал, что приготовил все правильно. Во всех книгах говорилось, что, если зельевар не справится с задачей, запах и цвет зелья пропадут, и это при условии, что оно не взорвется тебе в лицо. Однако ему нравилось наблюдать, как Грег Гойл теряет цвет лица. Это заставляло красные от алкоголизма глаза сильнее выделяться на фоне его пастообразных щек. Он плохо старел. Ему было всего двадцать с небольшим, а он уже выглядел на десять лет старше. Гойл слегка усмехнулся, затем опрокинул стакан и покачал головой. − Ну что ж, пойду за удачей, − сказал он. Блейз посмотрел ему вслед, затем опрокинул свою порцию феликс фелицис. Зелье, которое невозможно купить даже за все деньги в мире. Так мало людей умели его варить, это была одна из тех редких вещей, которые можно было получить только благодаря собственному мастерству и времени. На мгновение зелье обожгло горло, а затем, казалось, испарилось, оставив после себя след меда и лета. Ему сразу же захотелось еще. Можно было опьянеть от этого жжения и сладости, но он также чувствовал, как ночь покалывает кожу, и ему хотелось вскочить и овладеть всем миром. Мир мог бы снова принадлежать ему, хотя бы на несколько часов. Он чувствовал себя живым. Его шаги, казалось, пружинили под ним, и он схватил свою метлу. Когда-то он любил летать, и что-то подсказывало ему, что сегодня будет хорошая ночь, чтобы снова промчаться по воздуху. Небо из темно-синего стало черным с тех пор, как он собрал вместе тех, кто считался его друзьями, и поделился с ними своей щедростью, и Блейз взмыл в него. От ветра у него слезились глаза, и волшебник крепче схватился за древко метлы и наклонился над ней, двигаясь все быстрее, быстрее и быстрее, пока не оказался вдали от города и липких маггловских домов пригорода – там, где дороги снова превратились в грязь, и никто не потрудился их отремонтировать. Феликс шепнул ему, чтобы он сбавил скорость, и он так и сделал, а впереди на дороге появилась фигура. Он полетел медленнее, уверенный, что темнота скроет его, и услышал, как она разразилась ругательствами, от которых у него перехватило дыхание. Никакая это не вежливая мисс. И не маггл, поскольку объектом ее гнева была сломанная метла, которая, по ее словам, не умела даже подметать, не то что летать. Рыцарство требовало не меньше, чем остановиться, чтобы узнать, не нужна ли помощь застрявшей ведьме. Когда Блейз приземлился, и она вытащила палочку, он поднял руки, показывая, что не представляет угрозы. Она быстро бросила “люмос”, чтобы рассмотреть его, но это позволило и Блейзу взглянуть на стоявшую перед ним ведьму, и он тихо присвистнул. Если Гойла время не пощадило, то Джиневра Уизли с возрастом стала только краше, а ведь она была красива с самого начала. − Блейз Забини, − осторожно сказала она. − Во плоти, − подтвердил он. Он улыбнулся и последовал побуждениям, которые подсказали ему сделать то, чего он никогда обычно не делал. Сказать правду. − Сегодня вечером я выпил Феликс фелицис, и это привело меня прямо к тебе. Она рассмеялась таким насмешливым смехом, что в любую другую ночь он бы рванул домой, разъяренный и оскорбленный. Сегодня же он просто сделал шаг ближе. − А разве я, как ты меня называл, не грязная мелкая предательница крови? − Просто слухи, − сказал он. − Доверь что-нибудь Панси, и назавтра об этом будут знать все. − Не самая удачная фраза для пикапа, − заметила она. Он пожал плечами. − Я бы предложил подбросить тебя домой, но ты бы дала мне пощечину за двусмысленность. Тем более, что все знают – на метле ты можешь обогнать даже Крама. Джинни, казалось, восприняла это как вызов и пнула сломанную метлу, валявшуюся у ее ног. − Ладно, отвези меня домой, − сказала она. − Давай посмотрим, как хорошо ты летаешь, Забини. Она оказалась у него за спиной, обняла его и прижалась щекой к спине, и он взлетел в воздух так сильно, как только мог, и был вознагражден взрывом восторженного смеха. Ее хватка усилилась, когда он набрал скорость, и Блейз чувствовал ее радостное возбуждение, когда мчался вперед. − Да ты сорвиголова, − сказал он. Она только рассмеялась еще громче, и ветер унес звук, пока он не остался позади них, а Блейз подумал: "Я хочу заставить тебя сделать это снова". − Ты когда-нибудь аппарировала во время полета? − спросил он. − Ты бы не посмел, − сказала она, и сразу же следом: − Покажи мне. Вряд ли бы он решился быть настолько безрассудным, если бы по его системе не циркулировало зелье, но в данный момент он точно знал, когда нужно швырнуть их обоих в пустоту, чтобы они появились над небольшим парком рядом с его квартирой, с достаточным импульсом, все еще несущим их вперед, но при этом, чтобы метла не вырвалась из-под контроля. Он посадил метлу, и Джинни слезла, уставившись на него. Маггловский уличный фонарь заставил ее рыжие волосы сиять, словно рубины, а глаза мерцать. Она тяжело дышала ночным воздухом и улыбалась. − Блейз Забини, − сказала она. − Возможно, это твоя счастливая ночь. − Я бы на это надеялся, − усмехнулся он. − Потребовалось шесть месяцев, чтобы сварить это зелье. В мгновение ока она притянула его к себе и прижалась губами к его губам. На вкус она была слаще зелья, и яростнее, и обжигала сильнее. Блейзу повезло, что никто не проходил мимо, даже когда она утянула его в тень, и он начал расстегивать пуговицы на ее рубашке зубами, обнажая кружевной лифчик, который скрывал самую совершенную грудь, которую он когда-либо видел. − Как ты научился этому? − спросила она, когда он языком просунул последнюю пуговицу в отверстие. − Тренировался, − ответил он. − Впечатлена? Джинни фыркнула в ответ на это заявление. Однако удача начала ему отказывать, когда они услышали звуки людей, пьяно шатающихся по тропинке, скорее всего, только что вышедших из соседнего паба. Блейз снова потащил ее, смеющуюся и частично обнаженную, через аллею в сторону своей квартиры. Он почувствовал, что удача полностью покинула его, когда он возился со своим ключом, и понял что в спешке забыл свою метлу в парке. Сотни галеонов, брошенные в грязь под ноги магглам. Он запнулся о порог и ударился голенью о раму кровати. Джиневра Уизли не была дурой, и, заметив его промахи, спросила: − Удача закончилась? − Ты хочешь уйти? − вместо этого спросил он. − Ты все еще хочешь меня сейчас, даже когда не под кайфом? Он начал улыбаться. − Еще больше, − тихо произнес он. Удивленный, даже когда сказал это, и понимающий, что это чистая правда. − Тогда я остаюсь, − сказала она. Она стянула одну туфлю, потом другую и, наконец, начала вылезать из брюк, таких тесных, что, должно быть, чтобы влезть в них ей наверняка пришлось немного растаять, влить себя в них и позволить принять форму, которую ему очень хотелось изучить. − В конце концов, это твоя счастливая ночь.