***
На улице моросит дождь, пропитывая своими теплыми весенними каплями бежевый кардиган Пака, пронизывая кожу мурашками. Перед ним все тот же родной дом, в который с каждым разом все меньше хочется возвращаться. Роскошное двухэтажное здание, как всегда, встречает Чимина проносящимся вдоль холла эхом, отражающим от стен его дыхание. Пак стряхивает с волос капли воды, снимая промокший кардиган и тут же вешая его на серебряный крючок в шкаф-купе. Задвигая створы, парень останавливает напротив себя длинное зеркало, отражающее его уставший вид с потухшими в глазах звездами. — Чимин! Пак вздрагивает от глубокого, низкого голоса, что раздается позади, невольно отсчитывая в голове каждый приближающийся к нему шаг, не решаясь обернуться. Прохладные руки обвивают талию, прижимая спину к подтянутому телу позади, и ухо опаляет горячий, пугающий шепот. — Мой малыш, где ты был? Я слишком долго ждал тебя, — Тэхен улыбается, невесомо касаясь губами мочки уха парня, опуская подбородок на его плечо и вдыхая дурманящий аромат ванили. — Да, п-прости… мне нужно было съездить в офис, — Чимин опускает голову, ощущая, как тело покрывается неприятными мурашками от чужого дыхания, касающегося его шеи. — В офис? — Ким усмехается, проскальзывая одной рукой под просторную рубашку Пака и скользя кончиками пальцев вдоль его плоского живота. Огибая подушечками жемчужную кожу, Тэхен желает исследовать каждый ее участок покусанными губами, оставив влажную дорожку из поцелуев и багровые созвездия из засосов. Чимина хватает слабая судорога и чувство отвращения, подступающее к горлу с каждым прикосновением Кима. Приподняв голову, Тэхен обводит влажным языком мочку уха, слегка прикусывая ее и расплываясь в блаженной улыбке. — Хватит, перестань! — Пак пытается вырваться из чужих объятий, но Ким держит слишком крепко, а затем надавливает на ушибленные участки кожи с расцветающими на ней синяками и ссадинами, призывая Чимина к покорности. Пак прикусывает губу, пытаясь не всхлипнуть от пробившей тело боли, что на тонких нитях тянула вслед за собой порцию мучения. — Не вырывайся из моих рук, — Тэхен проводит кончиком носа вдоль шеи и, оставляя на ней невесомый поцелуй, расплывается в удовлетворенной улыбке. — Я не хочу причинять тебе боль. — Не хочешь? Да ты питаешься моими страданиями, — Пак говорит совсем тихо, опуская голос до еле уловимого шепота, но Ким все равно слышит, впитывая в себя каждое произнесенное слово. — Громче, — Тэхен проговаривает это медленно и томно, а затем резким движением разворачивает Чимина к себе лицом, отталкивая его слабое тело к стене и тут же нависая сверху; заглядывает в напуганные глаза, хищным, яростным взглядом. — Повтори это громче! Ким бьет кулаком в стену всего в паре сантиметрах от лица Пака, заставляя того в ужасе сжаться от страха, что обгладывает его кости, словно ненасытный зверь. Тэхен подцепляет руками подбородок Чимина, заглядывая в его глаза с сияющим в зрачках гневом. Он ненавидит, когда его мальчик противится, когда не слушается и так нагло врет. — Ты солгал мне про офис, — Ким опускает голову, останавливаясь в ничтожных миллиметрах от дрожащего в страхе возлюбленного. — Что ты должен мне сказать после своего порочного вранья? — П… прости меня, — голос Чимина гортанно хрипит, словно дряхлые, несмазанные петли дверей. Приподнимая голову, он видит, как взгляд напротив меняется: сначала в зрачках исчезают искры гнева, заменяя их прежней теплотой и мерзкой притворностью. — Мой мальчик, — Ким прижимает к себе парня, зарываясь тонкими пальцами в его мягкие волосы, и касается носом манящей шеи, упиваясь восхитительным ароматом, исходящим от неё. — Мой покорный, слабый мальчик, если бы я только мог взять тебя под венец. Чимин обнимает парня в ответ, совсем неуверенно касаясь кончиками пальцев его укрытой рубашкой спины, сожалея о том, что сейчас в его пальцах не сжата рукоять ножа, и сквозь переплетающееся тепло, созданное их объятиями, Пак слышит сладкий, обволакивающий слух шепот: — Такой красивый… такой мой. Чимин чувствовал, как любовь Кима пульсировала, перекачиваясь по жидкому шнуру вен, где-то изнутри, открывая тайны инъекций его жестокости, грубости и беспощадности. И Пак привык к этому, потому что Тэхен не умел любить по-другому. Его пугающая до скрежета зубов ревность, удары по ребрам от злости, что Чимин касался кого-то другого, и сцепившие тонкое горло пальцы были частью его любви. Такой странной, безбожной и дурманящей любви. Которую братья не должны дарить друг другу. Пак не кричал, не отталкивал парня и не пытался возражать, давая целовать себя той же ночью, которой задыхался в грозном рычании Кима, что сминал прохладными пальцами его артерию, проговаривая с тягучей хрипотцой: «если ты еще хоть раз посмотришь на того ублюдка с этой гребаной нежностью, я буду кормить его на твоих глазах битыми оконными стеклами!». Поначалу Чимин делал это специально, потому что ему до одури нравилось, что кто-то может любить его настолько сильно. Но чем больше они проводили время рядом друг с другом, тем сильнее Тэхен ревновал, владел и подминал под себя Пака. Его чувства были острием ножа, приставленным к горлу, когда еще не больно, но уже невыносимо страшно дышать. Вот только осознание реальности пришло слишком поздно, представ перед ним словно первая снежинка, в последний день осени, разграничивающая времена года. «Это вовсе не любовь, это твоя зависимость…». Ким желал Чимина так же, как люди желают очередную дозу кокаина, сигарету после первого дня завязки и последний поцелуй перед долгим расставанием с возлюбленным. Любовь Тэхена предстала перед Паком в том воплощении, которое лучше сразу заменить расстрелом, но он медлил, слишком часто откладывая казнь. — Ты не голоден? — Тэхен немного отстраняется, опуская взгляд на Чимина, расплываясь в приторно сладкой улыбке, которая, словно фото, сделанное перед смертью, остается в воспоминаниях вечным отпечатком. — Нет, — Пак выдавливает из себя улыбку, пытаясь задержать ее на своем лице, и, поднимая глаза на Кима, он отрицательно покачивает головой, словно подтверждает жестами собственные слова. — Ты же ничего не ел с утра, — Тэхен выглядит взволновано, на что Чимин лишь сдерживает ухмылку, не веря беспокойству в чужих глазах. «А ты когда-нибудь был сыт болью?» — Мне не хочется, Тэ, — Пак пытается отстраниться, но Тэхен не выпускает парня из своих объятий, прижимая ближе к себе и останавливаясь в паре сантиметров от чужих губ. — Я волнуюсь. «Мне наплевать, Тэхен…» — Я устал, Тэ, прошу, дай мне отдохнуть, — Чимин отворачивается, пытаясь избежать столкновения губ, но Ким все равно опускает голову, оставляя на щеке невесомый поцелуй. — Мой Ангел, — Тэхен расплывается в улыбке, а затем неспешно отпускает парня, выпутывая его из собственных объятий. — Переодевайся и через десять минут я жду тебя на ужин. — Я не голоден, сказал же тебе, — Пак сжимает кулаки, поднимая раздраженный взгляд на Кима, но тот делает шаг, наступая на Чимина и заставляя его практически вжаться в твердую поверхность стены торчащими лопатками. — Разве я давал тебе слово? — Тэхен подцепляет чужой подбородок, заглядывая в глаза напротив. — У меня был тяжелый день, и я хочу разбавить его хотя бы одним приятным воспоминанием с тобой. Ты меня услышал? — Да… — Пак поджимает губы, ощущая импульс страха, проходящий вдоль всего тела. Ким невыносимо пугал его своей острой безжалостностью, что подобно металлическим цепям обвивала тонкие запястья, принуждая к усмирению. — Хороший мальчик. Тэхен отступает, давая парню простор и шанс на глоток свежего воздуха, а затем, огибая Пака своим безумным, налитым до краев влюбленным взглядом, уходит, скрываясь за аркой кухонной комнаты. Пак медленно съезжает вниз по стене и, оставшись наедине с собственным отчаянием, укрывает лицо ладонями, вдыхая запах проскальзывающего сквозь пальцы спертого воздуха. «Продолжай в том же духе, Пак Чимин, живи так, словно тебя бьют собственной жизнью, и может тогда ты, наконец, станешь той одинокой окраиной, по которой люди боятся ходить».***
Чимин сидит в собственной комнате на мягкой широкой кровати, время от времени переводя взгляд на часы, ожидая обычного ужина как судного дня. С первого этажа доносится громкий выкрик его имени, окутанный в протяжные ноты нежности. Пак медленно спускается по винтовой лестнице, надеясь растянуть время, вот только Тэхен, как всегда, выходит его встречать, останавливаясь возле последних ступеней, и, отводя левую руку за спину, он приподнимает правую, имитируя поясной поклон, словно принц, сбежавший со страниц сказки. Пак смотрит на улыбку, что появляется на лице Кима, ощущая, как в грудь мягко толкается умиление, вот только он не позволит себе довериться этому нежному взору, потому что слишком часто попадал в эту ловушку. — Сегодня я готовил сам, поэтому, надеюсь, ты не будешь сильно злиться из-за легкого привкуса гари, — Тэхен расплывается в самой прелестной улыбке, что сияет на его лице как полярная звезда во мраке ночи, и Чимин продолжает вторить самому себе вновь и вновь: «не доверяй… прошу, не доверяй…». Но он доверяет, протягивает руку, ощущая, как ее сжимает широкая ладонь Кима, и вновь тонет в его сладком притворстве. Пак садится за стол перед тарелкой с аккуратно разложенными на ней беконом, свежими овощами и рисом. Невольно улыбаясь, парень переводит взгляд на чашку Кима, замечая, что самые пригорелые кусочки мяса и слипшийся рис он забрал себе, заботливо оставив самое лучшее для Чимина. — Мне… было интересно, каково это — готовить для кого-то, вот и решил попробовать. — Тэхен присаживается напротив парня и, беря в руки палочки, пронизывает ими рис, бросая короткие, выжидающие взгляды на Пака. Чимин поджимает губы, отрезая небольшой кусочек бекона и тут же кладя его в рот, ощущая приятный привкус слегка пересоленного мяса. — Ну как? — Ким заостряет свой невинный взор на Паке, заставляя того сжаться всем телом, потому что парень, сидящий перед ним, всего лишь восхитительная оболочка спрятанного внутри зверя. — Вкусно. Ты… хорошо постарался. И Тэхен словно бы расслабляется, выдыхая с таким облегчением, будто от этого ответа зависела его жизнь и единственные минуты существования. Ким улыбается так искренне и чисто, что Чимин ощущает, как его внутренности стягивают тонкой нитью, впивающейся в мягкие стенки пульсирующих органов, оставляя на них кровоточащие следы. «Ты прелестен, Тэхен… но, к сожалению, прелестен только в этом фальшивом облике». Вдоль кухни проносится мелодия звонка, доносящаяся из кармана Кима, привлекая внимание обоих парней. Делая глубокий вдох, Тэхен достает телефон, недовольно хмурясь от сияющего на дисплее имени, раздраженно снимая звонок и поднося трубку к уху. — Слушаю, — голос парня тут же меняется, становясь металлически холодным и тяжелым. — Почему? Но я плачу тебе за этот гребаный проект бешенные деньги! — Тэхен устало опускает взгляд, проговаривая пугающе низким тоном. — Ясно… скоро буду. Парень сбрасывает звонок, откидывая телефон на край стола и зарываясь пальцами в каштановые волосы. На его лице проступает бледность и негодование, перемешиваясь со злостью и раздражением. Пак молча продолжает разрезать свой бекон, бросая короткие взгляды на Кима, дергая плечами в тот момент, когда Тэхен резко поднимается из-за стола. — Чимин, — Ким подходит к Паку, аккуратно укладывая руку на его волосы, вплетая в них пальцы и поглаживая, словно запуганного котенка. — У меня проблемы в компании, поэтому не жди меня к ночи и ложись спать сам. Хорошо? Чимин поднимает глаза на парня, лишь невесомо кивая ему в ответ. Тэхен расплывается в улыбке и, оставляя на лбу парня прощальный поцелуй, выходит из кухни, оставляя после себя лишь аромат вишневого парфюма, а затем и тихий хлопок входной двери. Момент тишины настигает Пака, словно благословение, растворяя страх и оставляя позади значение времени. Только в такие моменты Чимин мог долго и безмятежно лежать на кровати, долго пить кофе, сидя на кухне, и долго смотреть в окно, пока редкая тишина проникала в тело. Только когда Тэхена не было дома, у Пака была возможность растягивать те крошечные моменты удовольствия, которые он так редко мог себе позволить. За окном не самый любимый закат, обвивающий своей гладью не самый любимый город и тянущий к исходу не самый любимый день. Чимин поднимается из-за стола, не решаясь оставаться в этом тусклом доме наедине с самим собой и той внутренней, съедающей его тело тварью. Пак надевает теплый кардиган, проверяя в глубоких карманах ингалятор и таблетки, и выходит из дома почему-то так, словно уходит навсегда. Чимин ступает на тянущуюся дорогу, укладывая руки в карманы теплой толстовки, сжимая ладонями только что купленный ингалятор и пару таблеток, необходимых для расширения сосудов. Направляясь прямо к небольшому каменному мосту, тянущемуся через широкую канаву, Пак хочет лишь спрятаться в каком-нибудь темном углу, где всегда пусто и безмолвно. Длинная тропа выводит парня на открытое пространство, пропахшее гнилью и сажей, и, поднимая голову, Пак замечает под мостом худую фигуру парня, что подпирает спиной каменную поверхность, делая затяжку, а затем выпуская серое облако вверх. Чимин невольно сводит брови к переносице, не ожидая увидеть кого-то в этом прогнивающем месте. Останавливаясь в паре метров от неизвестного, Пак молча переводит взор на стекающую в паре шагов реку. Аромат табака щекочет нос, проскальзывая в горло вместе со вздохом и приятно опаляя гортань. Чимин поджимает губы, оборачиваясь к неизвестному полубоком, и произносит совсем тихо, сливая собственный голос с повисшей над ними кровоточащей раной заката. — Не угостишь сигаретой? — Пак невольно покрывается мурашками, замечая безразличный взгляд, направленный на него, поверх черной спадающей на глаза челки. Парень лишь кивает, молча доставая из кармана белоснежную пачку, и, сжимая ее в тонких руках, протягивает Чимину, говоря приятным, мелодичным голосом: — Бери сколько хочешь, пока она полная, я всегда щедрый. — Спасибо, — Пак делает шаг навстречу к незнакомцу, вынимая одну сигарету и оглядывая ее внимательным взглядом. «Это твой шанс попробовать то, что когда-нибудь все равно убьет тебя». — Есть прикурить? Парень достает из кармана куртки импортную зажигалку, с позолоченной гравировкой «TIGER», откидывая ее металлическую крышку и подставляя пылающий огонь к основанию сигареты. Чимин делает первую затяжку, и в этот момент воздух сбивается в один общий клуб дыма, застревая в гортани и вызывая тяжелый кашель. — Первый раз, что ли? — черноволосый усмехается, смотря на парня, выплевывающего дым вперемешку с кашлем. — С чего вообще решил начать курить? — А с чего люди обычно начинают? — Чимин прочищает горло, поднимая глаза на неизвестного. — Обстоятельства, любопытство, стресс, а у меня как раз все вместе. — Раз решил начать, то хотя бы не спеши, а затягивай понемногу, — незнакомец подходит к парню, останавливаясь от него всего в паре сантиметров, и Чимин четко разглядывает его черты лица, на мгновение забыв, что значит дышать, потому что люди не могут быть такими. Черноволосый забирает из рук Пака сигарету, сжимая ее в собственных пальцах, а затем подставляет фильтр к губам парня, загоняя его в недоумение. — Сделай затяжку, а затем задержи дым ненадолго во рту, это охладит его и защитит горло от раздражения. — Чимин вслушивается в приятный голос и, обхватывая пухлыми губами фильтр, вдыхает дым, но спустя всего секунду, когда в горло попадает лишь треть никотина, парень неожиданно убирает сигарету, четко проговаривая: — А теперь глубоко выдыхай. Пак послушно выпускает дым, ощущая, как приятное послевкусие остается где-то в стенках легких, блуждая вуалью вдоль горла и внутренней стороны щек. Чимин невольно улыбается, прикрывая глаза и на смену аромату ментола, приходит свежий привкус ночи. — Понравилось? — брюнет ухмыляется, наблюдая за блаженным лицом, а затем и сам делает неспешную затяжку той же сигареты. — Первые ощущения всегда незабываемы. — Как твое имя? — Пак открывает глаза, смотря на неизвестного паренька, стоящего перед ним. Это был всего лишь момент любопытства, потому что ему до одури хотелось знать, с каким именем отныне будет ассоциировать привкус никотина. — Чон Чонгук, — парень вновь протягивает край сигареты к Чимину, наблюдая за тем, как покорно тот вдыхает никотин из чужих рук. — Тебя? — Пак Чимин. — Пак Чимин… — Чон повторил это совсем тихо, словно пробуя имя на вкус. Они продолжали стоять под тем же мостом, упиваясь ароматом ментоловых сигарет, что окутывал их легкие. Оба грешные, оба стянутые нитью судьбы, оба готовые променять чертов воздух за одну лишь последнюю пачку сигарет.