Чонгук открывает глаза от громкого стука в дверь, что отдается сильными вибрациями в воздухе. Это было не просто слабое постукивание, оглашающее о неожиданном госте, а безудержный бой, словно какой-то монстр ломился в квартиру, неугомонно избивая деревянную поверхность.
Чон принимает сидячее положение и перед глазами неожиданно темнеет, наполняя беспросветной тьмой внутреннюю сторону роговиц. Приподнимаясь с кровати, тело парня сминает отвратительное чувство, будто бы он разлагался живьем где-то изнутри, ощущая ту самую мерзкую гниль иссушающую стенки сосудов.
Чонгук выходит в коридор, раскрывая дверь в безудержной злости и, как только перед глазами предстают яростные глаза Намджуна, его губы тут же приоткрываются, но с них не успевает слететь даже единого недоумевающего слова. Джун отдает неумолимо сильный удар по лицу, заставляя Чона отпрянуть и с болью удариться спиной об стену.
– Блядь… – Чонгук сплевывает кровь, поджимая разодранную губу, слизывая сочащуюся жидкость кончиком языка и поднимая недоумевающий взгляд на парня. – Какого черта, Джун!?
Ким делает шаг к парню, безмолвно занося кулак, вновь вдавливая Чона в стену, оставляя расцветающие от ударов синяки вдоль ребер и боков. Чонгук сжимается, пытаясь подставлять под удары только самые безболезненные участки тела, не решаясь отвечать насилием на насилие, безуспешно убеждая себя, что это всего лишь отходное состояние, после вчерашней дозы.
– Это был ты, гнида… – Голос Джуна дрожал от разрывающей тело на куски злости. – Из-за тебя я был на волосок от смерти!
Намджун сжимает чужую шею, надавливая на нее ладонью и вглядываясь в изумленный взор напротив, с расширенными в бешенстве зрачками. Чонгук срывает чужую руку, тут же заламывая ее за спину парня, пытаясь удержать Кима в смирительной позе, но тот сопротивляется, ведет локтем, толкая острым краем, в подбородок Чона. Как только хватка ослабляется, Джун валит парня на пол, придавливая шею подошвой ботинок и болезненно заламывая руки, приподнимая кисти к самым лопаткам. Чонгук сжимает зубы, пытаясь вырваться из крепкой хватки, но каждое резкое движение перекрывает воздух, прижатой к шее обуви, отдаваясь невыносимой болью в гортани и сбивчивым кашлем.
– Джун, успокойся, – Чон проговаривает с невыносимой натяжкой, морщась, когда от сильного прижатия, губы касаются грязного паркета. – Кто тебе сказал это? Кому ты, блядь, поверил?
– Сегодня с утра, мне прислали сообщение с неизвестного номера, на котором была запись разговора и, угадай, чей голос был на первом плане? – Намджун усмехается, сильнее надавив ботинком на трахею. – Твой, Чонгук, такой ровный, холодный и совершенно равнодушный.
Джун убирает ногу с горла парня, но, прежде чем поднять его за шиворот, Чон резко переворачивается, отдавая удар по лицу Кима, в момент слабины. Намджун давится собственной кровью, получая очередной удар в печень, и, опуская голову, длинные пальцы Чонгука, тут же, зарываются в его сальную челку, зажимая ее в кулак и заставляя парня с болезненным мычанием вздернуть голову.
– Приди в себя, Джун!– Чон всматривается в туманный взгляд напротив, в ожидании понимая и здравомыслия, но Ким уже отравлен этой ненавистью, что сочится по его венам, пропитывая тело злостью.– Я должен был это сделать!
– Должен был предать меня? – Намджун сплевывает просачивающуюся в гортань кровь, с мерзким металлическим привкусом, поднимая разъяренный взор на парня. – Я вырастил тебя, сукин ребенок! Я спас твою ебаную жизнь, а ты чуть не загнал меня в могилу!
– Джун, просто послушай, – Чонгук сжимает ворот футболки парня, притягивая его ближе к собственному лицу, принуждая того посмотреть в свои глаза. – У меня не было другого выбора!
– Это лишь оправдания, Ферзь, ты мог рассказать об этом, и мы обязательно что-нибудь решили, но ты не сделал этого, а знаешь почему? – Джун расплывается в ухмылке, касаясь кончиком языка разбитого уголка губ. – Потому что ты всего лишь циник, который рано или поздно предаст каждого, кто окажется рядом в диапазоне двух метров и от этой сучьей натуры, тебе, к сожалению, никуда не деться.
– Лучше заткнись, Ким Намджун. – Чон разжимает пальцы, отпуская смятый ворот, позволяя парню прожигать себя ненавистным взглядом.
– Выживай дальше, как можешь, Чонгук, а я больше не желаю иметь с тобой дело. – Намджун с силой задевает парня плечом, оставляя после себя лишь громкий хлопок двери и полное безмолвие.
Чон опускает голову, делая глубокие вдохи, наполняя легкие кислородом до тех, пока их внешние стенки с болью не касаются ребер, но даже тогда, кажется, что воздуха все еще недостаточно. Вытирая тыльной стороной ладони сочащуюся с разбитой губы кровь, Чонгук возвращается в комнату на ватных ногах, не чувствуя под голыми ступнями земли.
С тяжестью рухнув на кровать, парень проводит по черным волосам, зачесывая влажную от пота челку к затылку, ощущая не приятное покалывание, когда к разодранным костяшкам прилипают короткие локоны, цепляясь за разбитую плоть. Чон не знал, сколько просидел так в полной тишине, вновь и вновь прокручивая в голове события этого утра, что упали на него с болезненной тяжестью.
Неожиданный звонок телефона доносится где-то с лабиринта мятой простыни, но играющая мелодия доносится до слуха парня, словно бы через широкий купол, еле касаясь мелодичным звучанием ушной раковины. Поднимая голову, Чонгук шарит рукой по скомканному куску ткани, а затем, находя аппарат, принимает звонок, даже не взглянув на дисплей и высвеченный на нем номер.
– Да?
– Ферзь, надеюсь, ты доволен моим сюрпризом? – Голос Сокджина по ту сторону трубки окутал воздух вибрацией мерзкой едкости. – Намджун, я уверен, не меньше обрадовался моему подарку, отправленному этим утром.
– Это ты…– Чонгук сухо ухмыльнулся, опустив голову и прикрыв глаза ладонью, не в силах убрать обреченную улыбку с лица. – Ты, сволочь, прислал ему запись.
– Ферзь, не слышу благодарности в твоем тоне, ведь именно я подарил тебе искупление. – И, даже через телефон, Чон ощущает собственным нутром эту отвратительную улыбку, что расцветает на пухлых губах. – Ты предал друга и разве все это время тебя не мучала совесть перед ним?
– Я предал его из-за тебя, гнида! – Голос Чонгука срывается на истошный выкрик, отдающийся хрипотой, словно горло все еще сдавливали чужие ботинки. – Я заставлю тебя сожрать собственные слова, клянусь, Ким Сокджин…ты будешь задыхаться собственными криками.
– Хочешь убить меня? Стань в очередь. – Джин хмыкает, явно наслаждаясь расцветающей рапсодией из мучительных воплей. – Ферзь, лучше живи со мной в мире и будешь процветать, а если собираешься перечить, то не вижу смысла обсуждать это по телефону: приезжай в амбар, я же чувствую, как сильно ты хочешь решить все
по-взрослому.
Сокджин сбрасывает трубку и Чонгук в злости сжимает телефон, ощущая, как тело наполняет агония, кричащая ему действовать, отрывать кусками чужую плоть и разрушать все, что мешает ему быть счастливым. Перед его глазами лишь одна цель – покончить со всем этим, убрав того, чье существование лишь иссушает его жизнь, помыкая ею, возомнив себя Богом. «Ты поплатишься, Ким Сокджин, я обещаю, ты поплатишься за это».
Чон забирает с кухни перочинный нож, проверяя остроту лезвия, проводя по нему поперек пальцев, а затем, укладывая холодное оружие в карман штанов, прихватывает черную кепку, зачесывая мешающую челку назад и, припуская козырек на лоб, прикрывает его краем, кишащий ненавистью и хладнокровием взгляд.
Садясь в машину и заводя мотор, Чонгуком движет лишь гнев, что дергает за узлы нервных окончаний, заставляя ненависть расти с невыносимой скоростью, а ярости проникать в самые клетки мозга. Знакомая дорога тянется словно в тумане, провожая расплывающиеся дома и лесопилки, оставляя позади не только родной дом, но и собственное спокойствие. Чон не отдает отчета собственным действиям, останавливая ауди возле необходимого амбара и, выходя из машины, сжимает в кармане гладкую рукоять ножа.
Открывая дверь, парень тут же застывает на месте, недоверчиво сводя брови к переносице, от мрака, в который был погружен амбар из-за занавешенной на окнах плотной ткани. Чон проходит вглубь коридора, прикрывая за собой дверь и внимательно вслушиваясь в тишину, что царила в обшарпанном помещении.
Парень неспешно ступает по скрипучему полу, вытягивая левую руку в сторону и, касаясь подушечками пальцев стен, оглядывает тусклые двери комнат, чьи углы освещали широкие щеки и редкие дыры в потолке. «Не разочаровывай меня, Ким Сокджин, неужели, ты сбежал, покинув собственное убежище?». Дергая за ручки дверей, Чонгук в недоумении осознает, что все они плотно замкнуты и, оглядываясь по сторонам, парень ощущает кислый металлический запах, ведущий дорожкой спертого воздуха к единственной открытой комнате.
Аккуратно войдя в помещение, Чон сразу же прикрывает рот ладонью от гниющего запаха крови, что пропитал собой шершавые стены амбара. Парень в ужасе расширяет глаза, видя бордовую жидкость, что струились вдоль помещения беспорядочными каплями. Чонгук пятится назад, стараясь делать короткие, неглубокие вздохи, не в силах бежать от парализовавшего тело страха. Перочинный нож выпадает из ватных рук, касаясь рукояткой небольших луж, оставшихся, словно после кровавого дождя и, в этот момент, по ту сторону деревянных стен, доносится приближающийся звук сирены, окутывающий помещение режущим слух звоном. Чон огибает тусклую комнату, погруженную в темноту, не различая собственного места нахождения. Он теряет из вида двери, блуждая затуманенными от паники зрачками вдоль тусклой вуали мрака.
По ту сторону амбара доносится непрекращающийся сигнал патрульной машины, приглушенные голоса людей и топот габаритных ботинок, создающих вибрацию в неустойчивом полу. Одно еле уловимое мгновение и раздается грохот выбитой двери, с размаху ударившейся о стену, а затем и невыносимо торопливый бег, достигающий помещения быстрее чем удар сердца. Чонгука слепит яркий свет фонарей, окутывающий приставленные на него винтовки и опасливо пригнувшихся людей в форме.
– Всем лечь на пол! – Громкие голоса оглушают Чона, но тот не подчиняется, будто бы не веря в происходящую реальность. – Лежать, сукин сын, я тебе сказал!
Чонгука прижимают щекой к полу, с силой вдавливая его тело в шершавую поверхность, что вонзается торчащими выступами деревянных досок, в живот и ребра. Чон не сопротивляется, когда холодное железо обвивает его кисти, а чужие пальцы впиваются в волосы, с силой зажимая их в кулак и болезненно оттягивая назад, принуждая к покорности.
– Вы арестованы за убийство Ким Тэхена. – Полицейский надавливает коленом на выступ между лопаток, заставляя парня прикусить губу и мучительно простонать. – Вы имеете право хранить молчание; все сказанное вами, в суде будет использовано против вас.
Чонгук пропускает тяжелые удары сердца, считая между ними продолжительные паузы и ощущая, как вдоль позвоночника проносится холодный зной мурашек. Парня поднимают за шкирку, как провинившегося котенка, толкая дулом пистолета прямо в затылок, указывая тому идти на выход. Как только прибывшие оперативники срывают с окон темные ткани, Чон морщится, оглядывая окровавленное помещение, с загустевшей на стенах жидкостью, медленно проваливаясь в пропасть загнанности и несправедливости.
Чонгука выводят на улицу, с силой заталкивая покачивающегося парня в патрульную машину, прикрывая с громким хлопком дверь прямо перед его лицом. По ту сторону стекла ненавистный амбар, с окружившими его судмедэкспертами, капитанами в массивных формах и вооруженный спецназ. Чонгук опускает голову на заключенные в наручники запястья, разгневанно сжимая кулаки, до выпирающих сквозь тонкий покров кожи вен.
«Клянусь, Ким Сокджин, ты сдохнешь в горящих муках на Марсе, где твоя разлагающаяся плоть будет гнить в красном песке, пока я буду завтракать на Плутоне, с каждым очередным вдохом, все сильнее ненавидя твое бездыханное тело».
***
Чимин набирает один и тот же номер, в очередной раз не получая никакого ответа. Гудки растворялись в трубке, а затем приятный женский голос оповещал о том, что абонент недоступен, предлагая оставить голосовое сообщение, после сигнала. Пак отбрасывает телефон, делая глубокий вдох, зарываясь кончиками пальцев в мягкие волосы и ненавидя абсолютно каждый круг проносящейся секундной стрелки.
Прикрывая глаза, он вновь и вновь видит уходящую спину Тэхена, а затем и томный взгляд Чонгука. Ему стыдно… стыдно за то, что всегда прогонял брата, стыдно за то, что не помог в тот день Чону, бездумно выбежав из его квартиры, даже не подумав о том, что этот парень может вытворить с собой в таком состоянии.
«Ты просто идиот, Пак Чимин… незаслуживающий всей той любви, которую получал».
Тэхена не было уже вторые сутки, с тех самых пор, как Пак проводил его на работу ненавистным взглядом и с громким выкриком гнева, бросая слова в спину, словно ножи. Чимин проверял историю пропущенных звонков каждые пару часов, не выпуская телефон из дрожащих от волнения рук, в ожидании
его горящего на дисплее номера. Тело Пака исжирало переживание и волнение, принуждающие парня прокручивать в голове самые страшные исходы.
Пак хотел пойти к Чонгуку и одновременно не мог покинуть квартиру, словно знал, что Ким вот-вот вернется в их общий дом, все с той же широкой улыбкой и тихими извинениями за долгое отсутствие, потому что Чимин верил,
Тэхен бы не бросил его. Неожиданные, тихие постукивания в дверь разносятся вдоль дома глухим эхом, и Пак, тут же, выбегает в холл, раскрывая дверь, в надежде увидеть по ту сторону лицо брата. Вот только, перед Чимином предстала совершенно незнакомая фигура широкоплечего парня, в элегантном синем костюме и холодным, просачивающимся сквозь кожу взглядом.
– Здравствуйте, вы Пак Чимин? – Неожиданный мягкий голос, окутывает слух Чимина, заставляя его судорожно закивать. – Мое имя Ким Сокджин и я работаю вместе с вашим братом в одной фирме. Могу я поговорить с вами?
– Да, конечно, проходите. – Пак отходит в сторону, давая гостю пространство, даже не догадываясь, что прямо сейчас пропускает в собственный дом самого Дьявола.
Помещение зала было окутано тишиной, сквозь которую просачивалось лишь еле уловимое дыхание двух сидящих друг напротив друга парней. Чимин ожидал того момента, когда Сокджин сам начнет говорить, не смея торопить его, ощущая в груди судорожное нетерпение и тяжесть нависшего безмолвия.
– Скажите, вы знаете, где Тэхен? – Пак нарушает тихим голосом вуаль молчания, вглядываясь в тяжелый взор напротив, от которого мысли в страхе сбиваются, а сердце начинает отбивать сонату тревоги. – Он… в порядке?
– Боюсь, что нет… – Сокджин поджимает губы, создавая короткую паузу, что тянется всего пару секунд, но для истерзанной ожиданием души Чимина, это становится настоящей вечностью. – Ваш брат… мертв.
Сердце болезненно толкает грудь, словно бы пытаясь просочиться сквозь битые ребра и каждый его удар отдается прострелом вонзающейся в плоть пули. Чувства сплетаются в бушующую агонию, в которой вопль ужаса, боли и неверия истошно перекрикивают друг друга, создавая вибрацию оглушающего страдания. В ушах начинает звенеть и Чимин прикрывает их, пытаясь не слышать этот писк, что давит на разум и терзает душу, будто бы кто-то хватает за кожу и рвет ее тонкую ткань.
– Нет… он бы не покинул меня… не оставил бы здесь одного! – Пак сжимает кулаки, впиваясь ногтями в мягкую кожу ладоней, поднимая покрасневшие от вот-вот хлынувших слез белки глаз на Джина, в которых медленно умирает надежда. – Вы лжец…
– Я понимаю, вашу боль и вы не обязаны доверять моим словам, но, я надеюсь, вы сможете поверить хотя бы этому... – Джин неспешно достает из нагрудного кармана белый платок и, аккуратно раскрывая его на ладони, вытягивает руку к Чимину, демонстрируя лежащий на свертке ткани серебряный браслет. – Вам ведь, знакома эта вещь?
Перед Паком любимый браслет Тэхена, что он всегда носил на левом запястье, словно талисман, напоминающий ему о далеком детстве, когда родной отец был еще жив. Иногда, Чимину казалось, что эта вещь дороже ему собственной жизни и, даже по ту сторону гроба она всегда будет на его руке. Пак неосознанно прикрывает рот рукой и слезы сами льются из глаз, пропитывая прижатую к губам ладонь, создавая вдоль кожи соленые дорожки.
– Где… где мой Тэхен? – Истошный шепот прорывался сквозь щели сомкнутых на губах пальцев, донося в пространство надрывающийся, глухой и безголосый крик.– Я должен… должен увидеть своего мальчика…
– Мне… очень сложно говорить об этом, но… он был убит и пока что, поиски тела не дали никаких результатов. – Сокджин делает глубокий вдох, опуская голову и погружая комнату в недолгое безмолвие, проговаривая спустя пару минуть тишины, хриплым, низким тоном. – Я не знаю всех подробностей и, лишь отдаленно смог услышать имя того самого убийцы…
– Кто? – Пак убирает пропитанную слезами ладонь ото рта, поднимая изломанный взгляд, с опухшими нижними веками и струящимися вдоль внутренних уголков глаз каплями плачущей души. – Какой ублюдок посмел распоряжаться чужими жизнями…?
У него не было сил чтобы кричать, ругаться и ненавидеть, превратившись в бездушный купол, наполненный до краев собственной бедой, обрушенным на голову миром и истерзанным телом осколками обвалов надежды.
–
Чон Чонгук.
Казалось, это бы та самая «Теория Хаоса» – слом одного мира дважды, когда на твоих глазах осыпаются последние крупинки прозванного счастья и планета безудержно падает в самую бездну, отравляя тело болью, глубже вонзая в него наточенные ножи, толкая рукоять до упора, чтобы кровь сочилась внутривенно, заполняя тяжестью плоть.
– Я знаю не больше вас, поверьте, и единственное, что я успел услышать от полиции, было наличие в крови убийцы наркотических веществ. – Сокджин замечает, как низко опускает голова Чимина, с каждым оставленным позади его словом, как его глаза заполняются беспросветной тьмой и от этого, грудь пропитывается чувством победы.
Перед глазами Пака проносятся обрывки воспоминаний: громкий, надрывающий горло крик: «Я не позволю ему так обращаться с тобой!», расширенные зрачки, смотрящие на Чимина, поверх растрепанной челки и руки… никогда не дрожащие руки, с выпирающими венами и холодной, металлической хваткой, той самой, что с легкостью могла бы занести нож, поднять пистолет или же сжать веревкой чужое горло. «Я не верю, что это мог быть ты… я не верю, что ты, черт возьми, способен на это…».
– Пак Чимин? – Джин наблюдает за тем, как плечи парня невольно вздрагивают, но глаза продолжают оставаться опустошенными, безжизненными и мучительно безразличными. – Мне вызвать скорую? Вы слишком бледный.
– Нет… не нужно, простите но, могу я попросить вас уйти? – Пак поджимает губы, касаясь руками плеч, будто бы обнимая собственное тело, впиваясь в них пальцами, пытаясь унять дрожь.
– Я понимаю, как вам сейчас плохо и, просто не смею оставить вас в таком состоянии, - Сокджин сводит брови к переносице, невыносимо жалея о том, прямо сейчас их отделял друг от друга журнальный столик. – Извините, за то, что затрону сейчас, наверно, не самую приятную тему, но… я знаю о вашей болезни и, именно поэтому, хочу предложить вам, поехать со мной в Камерун, и пройти там лечение.
– Послушайте, разве, я сейчас в силах думать о собственной жизни, когда вокруг вся эта… гребанная боль? – Пак поднимает опустошенный взгляд на парня, мечтая сейчас лишь об одном – остаться наедине с самим собой.
– Пак Чимин, я не оставлю вас в таком состоянии… Тэхен дорожил вами, я видел это, каждый чертов день и, как его друг, я сделаю все, чтобы он был счастлив по ту сторону этой жизни. – Джин проговаривает настойчиво и холодно, будто бы слова – отточенное наизусть стихотворение, что он читает без каких-либо чувств и эмоций. – Тот парень, Чон Чонгук, он выйдет из тюрьмы и продолжит наслаждаться этой жизнью, а что останется делать вам, когда эта гнида, будет ходить по той самой земле, под которой похоронят вас? Если вы поедете со мной, то сможете навсегда оставить позади эту гниющую внутри вас болезнь, только скажите одно слово, вы согласны?
Это была кульминация. Та самая высшая точка, после которой идет тяжелый упадок и не важно, чего именно: сил или надежд. Чимин даже не подозревал, что проиграл еще с самого начала: с того самого момента, когда впервые встретил Чонгука, когда впервые выкурил с ним одну сигарету на двоих, а затем, дал коснуться своих губ. Это все, был долгий лабиринт, итогом которого был всегда один и тот же исход, в независимости от того, на какую дорожку ты ступишь и какое действие совершишь. Это был конец. Конец, кончающийся словом «Согласен…».
Конец первой части.
