***
Чонгук останавливает машину возле одного из пыльных районов, являющимся одним из тысяч настоящих помоек Сеула. Здесь дожди создают грязное море из брошенных окурков, а по ночам плачут выгоревшие жизнью люди, сидя неподвижно в луже из сажи, с виноватыми тусклыми глазами. Что бы оказаться здесь, ему вновь пришлось соврать Чимину, снова укрыть его наивность в плед обмана, согревая красивой ложью. «Это было необходимо» – вторит его внутренний голос, «скажи ты всю правду, лишь расстроил бы его» – безликим монстром шепчет ему на ухо самообман. Чон прошел вдоль коридора созданного стоящими по обеим сторонам домами, ступая по высохшим крупицам песка. За одним из поворотов гнилого дома, Чонгук сталкивается с режущим горло дымом табака, что срывается с чужих, покусанных губ, серым, перистым облаком. – Чон Чонгук? – Хосок усмехается, переводя уставший взгляд на Чонгука, делая очередную глубокую затяжку. – Какой не приятный сюрприз. – Только посмотрите на это, человек, чьи изнеженные стодолларовыми купюрами пальцы, прямо сейчас сжимают фильтр дешевых сигарет, бессовестно пачкаясь пропитанной воском бумагой, – Чон делает очередной шаг, навстречу к курящей фигуре, наблюдая за тем, как пепел рушится тяжелыми обвалами на лакированные носки ботинок парня. – Просто заткнись, – Хо одаривает Чонгука острым взором, поднимая голову к закату, умывающему небо грязной кровью, – у меня был тяжелый день. – Какой-то зазнавшийся ублюдок кончил тебе на лицо? – Чон произносит это без доли усмешки, но Хосок явно злится, прикусывая нижнюю губу, словно пытаясь остановить этим поток разгневанных слов, что вот-вот сорвется с его языка. – Что тебе нужно, Чон? – Хо бьет кончиком указательного пальца по столбцу сигареты, сбрасывая сгоревший пепел, – ты же явно не просто так со мной столкнулся здесь. – Пришел к тебе за просьбой. – Уже готов тебя уверовать в том, что ответ будет – «нет», – Чонгук замечает расцветающую на лице парня усмешку, что растворяется вслед за серым, густым дымом, – но все же, я послушаю. – Мне нужно приглашение, которое тебе прислал Сокджин, – Чон подходит к парню, останавливаясь напротив него всего в паре метров, вдыхая неприятный запах дешевых сигарет. – За все в этом мире нужно платить, Чон Чонгук, надеюсь, ты понимаешь это? – Я уже знаю, насколько ты мелочный. – Чонгук делает глубокий вдох, проговаривая холодным, низким тоном. – Ну и каковы твои условия: деньги? Секс? Тачка? – Этого в моей жизни в достаток, Чон. Единственное, от чего у меня начинается ломка – нехватка драйва… – Хосок усмехнулся, делая очередную затяжку, догорающей сигареты, – предлагаю еще одну гонку. – Не наглотался пыли в прошлый раз? – Теперь это все будет происходить на специальном ралли, в центре Сеула, где можно совершать свободные заезды, – Хо выбрасывает на пол окурок, тут же придавливая его носком ботинка и поднимая взор на Чона, – днем это не запрещено, так что, пригоняй свою тачку завтра к часу дня, если выиграешь, я отдаю тебе билет. – А что если проиграю? – Чонгук переплетается взглядом с Хосоком, наставляя друг на друга зрачки, словно дула пистолетов. – Снова попросишь меня вернуть тебе Чимина? – Нет, всего лишь заставлю убить кое-кого. – Нанять киллеров никогда не приходило в голову? – Для этого нужен свободный телефон, а я, к сожалению, под вечным присмотром, – Хо делает глубокий вдох, припадая спиной к стенке и приподнимая голову, касается затылком ее каменной поверхности. – И зачем ты только живешь в таком дерьме? – Чонгук ловит насмешливый взор, влекущий за собой тягучую тяжесть направленных на него глубин зрачков. – Знаешь, это лето такое же сухое, как запущенный туберкулез, – Хосок ухмыляется, отстраняясь от стены и переводя взор на Чона, – а благодаря тому «дерьму», что окружает меня, я не ощущаю, как оно меня поглощает. – Всего лишь пытаешься заменить одно жалкое существование на другое, – Чонгук ловит на себе наполненный злостью взор Хо, вот только на дне зрачков больше нет той ненависти, которая была прежде. Хосок больше ничего не отвечает, лишь молча разворачивается в противоположную сторону, не решаясь продолжать складывающийся диалог, безмолвно растворяясь в тени накрывших узкий район домов. Чон провожает его спину вплоть до того момента, пока ее полностью не разъедает темнота, а затем, сглатывая вязкую слюну, достает из кармана пачку сигарет, прислоняя пылающий огонь зажигалки к фитильку, но, как только пепел рушится на пол первыми крупинками, ему будто бы что-то мешает сделать первую затяжку. – Черт, – в сердцах отбрасывая сигарету на асфальт, Чонгук тут же придавливает ее подошвой ботинка. Табак больше не просится в горло, как прежде, будто бы Чон и вовсе забыл, как нужно курить. Возвращаясь к машине, парень садится в салон, ощущая как голова, словно бы наливается свинцом от тяжелых, давящих мыслей. Чем глубже он утопает в этой почине, тем труднее ему становится вырваться из нее. Словно невидимые руки жажды мести обвивают его горло и душат, сжимая гортань и надавливая на нее кончиками пальцев. «Я лишь хочу покончить с этим... раз и навсегда, а для этого, мне нужно что бы ты страдал, Ким Сокджин. Настолько, что бы смог уверовать в Бога».***
Дом больше не встречает Чона прежней тишиной и одиночеством. Как только Чонгук негромко хлопает за собой входной дверью, перед ним появляется Чимин, в широкой, мятой футболке, растянутых шортах и забавно растрепанными волосами, мягко вздымающимися при каждом сделанном им шаге. Чон невольно улыбается этому милому образу, представшему перед ним, а затем, протягивая руку, заключает маленькие пальчики Пака в свою широкую ладонь, проговаривая с теплотой в низком тембре. – Собирайся, немного покатаемся по городу. И Чимин лишь широко улыбается в ответ, тут же взволновано кивая и убегая обратно в комнату, оставляя после себя лишь приятный аромат мятного шампуня. Парню хватает всего пару минут, что бы собраться, но как только Пак появляется перед Чонгуком в слегка небрежном образе, тот лишь хмыкает, поправляя на возлюбленном слегка съехавшую на одно плечо футболку и укладывая еще больше вздернутые кончики его русых локонов. – Я просто спешил, вот и… – Чимин покрывается горящим румянцем, стыдливо отводя взгляд и неловко переминаясь с ноги на ногу. – Я знаю, – Чонгук улыбается, проводя рукой по мягким волосам парня, бережно оглаживая их, а затем, надавливая на затылок, притягивает к себе раскрасневшееся личико, оставляя на лбу Пака невесомый поцелуй, – идем. Чон разворачивается к двери и в этот момент чувствует, как мягкая рука Чимина проскальзывает в его ладонь, нежно ее сжимая. Чонгук улыбается приятному теплу, что веет от теплой кожи в его руке, непривычно окутывающей тело блаженной эйфорией прикосновений. Пытаясь сохранить переплет пальцев, они спускались вниз по бетонным ступеням подъезда, к окутанной свежим воздухом улице, что встретила их прогоняющим солнце закатом, перекинутым куполом над их головами. Сев в машину, Чонгук откинулся на спинку кресла, выехав на ровный асфальт дороги, неспешно двигаясь вдоль пути. В голове промелькнули воспоминания их первой поездки, когда в груди бушевал драйв и, казалось, даже если свернуть с пути и отправиться в неизвестность, им будет нечего терять в этой жизни. Тогда, они топили себя в свободе и одиночестве, а сейчас покорно принадлежат только друг другу. Чимин опускает стекло и высовывает руку из окна, позволяя ветру касаться его кожи своей мягкой вуалью, проскальзывающего сквозь пальцы вечернего воздуха. Прикрывая глаза, сгущающийся закат целует своим отсветом развивающиеся русые локоны, лестницу черных ресниц и укрытые улыбкой губы Пака, обрамляя прекрасное, фарфоровое личико последними лучами уходящего солнца. Чонгуку становится невыносимо трудно смотреть на дорогу, потому что прямо напротив него – совершенство, которым хочется любоваться, без права даже на короткое моргание. Огни города становятся все ярче, вслед за укрывающим его одеялом ночи и, когда шум бескрайних улиц Сеула остается где-то позади, Чон слышит тонкий, слегка взволнованный голос Чимина. – Куда мы едем? – Просто доверься мне, – Чонгук расплывается в улыбке, поднимаясь вверх по дорожному склону, вдоль редких проскальзывающих за окном домов. Спустя пару метров укрытой безмолвием дороги, фары Порша осветили широкое пространство покрытое песочным ковром и редкими, выпирающими из-под земли камнями. Остановив машину на сыром поле, Чон повернул голову к недоумевающему лицу Пака, указав лишь один кивком, что это – конечная. Выйдя из автомобиля, Чимин оглядел развернувший перед ним участок, не решаясь сходить с собственного места. Подойдя к Паку, Чонгук крепко сжал его руку и, наклонившись чуть ниже к возлюбленному, проговорил горячим шепотом в его ухо. – И небо и земля, сегодня будут пылать звездами, только для тебя. Улыбнувшись все тому же непонимающему личику Чимина, Чон потянул его за собой прямо к краю склона, крепко сжимая тонкими пальцами хрупкое запястье парня. Остановившись всего в паре метров от тянущегося вниз обрыва, Чонгук окинул коротким взором представший вид, а затем переведя взгляд на расширенные глаза Пака, расплываясь в теплой улыбке. Под тьмой ночи, покрытый мраком город, с отдаленными, горящими точками света, смешался с чернотой неба, создав ощущение, словно звездному куполу не было конца. С высоты, на которой они стояли, казалось, что даже там внизу – продолжение неба, в которое можно окунуться, словно в море. Пак невольно поежился от прохлады ветра, не в силах оторвать взгляда от восхитительной картины и, в этот момент, ощутил, как позади, чьи-то теплые руки, обвили его плечи, заключив в крепкие, уютные объятия. Они оба хотели остаться в этом мгновении навсегда, не старея вместе с ним; чтобы это лето не кончалось, как оставленное на прокрутке кино и все же зная, что август пройдет вслед за июлем, в холодном дождливом утре. И это лето закончится ровно в осень. – Спасибо… – Чимин расплывается в улыбке, а затем, поворачивая голову, его губы ловит поцелуй Чонгука, оставляющий после себя влажный отблеск. Они стояли в нависшей тишине около часа, наблюдая за тем, как огни города заменяли собой земные звезды, сплетающиеся в несуществующие созвездия. Впитывая в себя пылающую сингулярность* этого мгновения, что сами же и создавали, окуная его в собственное сердце. Стоя на окраине пылающего огнями города, они уехали домой только тогда, когда ветер на пропитался морозом ночи, пробивающим тела на дрожь, проскальзывающим сквозь ткань холодным воздухом. По пути обратно в город, Чонгук не сразу заметил уснувшего, от легкого покачивания движущейся машины Пака, ощутив странное одиночество в повисшей тишине. Остановив Порш возле подъезда, Чон тихо вышел из салона и, обогнув автомобиль, раскрыл дверь со стороны Чимина, с улыбкой оглядев безмятежно сопящего парня. Осторожно протиснув руки под изгибы коленей и, положив голову Пака на внутреннюю сторону локтя, Чонгук бережно поднял парня на руки, вытащив его обмякшее в порыве сна тело из машины. Прикрыв за собой дверь автомобиля, Чонгук оставил на лбу Чимина невесомый поцелуй, делая неспешные шаги по направлению к подъезду, в надежде не разбудить мирно спящего парня. Поднявшись по лестнице и с тяжестью раскрыв входную дверь, Чон прошел в спальню, осторожно положив Чимина на кровать. Аккуратно стянув обувь, Чонгук накрыл парня тонким одеялом и, коснувшись губами его мочки уха, проговорил хриплым, еле уловимым шепотом. – Я буду оберегать тебя. Обещаю. Доставая телефон, Чон открывает сообщения, будто ощущая, что ему вот-вот должно прийти очередное сообщение от неизвестного гостя. Кажется, Чонгук уже медленно начал привыкать к этому нескончаемому потоку сообщений, что шли от именуемого «Ладьи», без какого-либо посыла и обязывающего смысла. «У него плохая память на числа. Он ненавидит читать» – гласило очередное пришедшее сообщение. О ком именно вечно говорил этот незнакомец, Чон даже представить не мог, а пытаясь спросить, получал один и тот же ответ: «Номер не существует…». Чонгук огибает мимолетным взором представшие перед ним буквы, сплетающиеся в предложения, а затем, отбрасывая телефон, зарывается кончиками пальцев в свои черные локоны, ощущая, невыносимую усталость. «Кто же ты, такой, черт возьми? И о ком вечно говоришь в своих письмах...».