***
Чонгук подъезжает к дому Юнги, останавливая Порш возле невысокой изгороди и, выходя из машины, огибает мимолетным взором представшее перед ним здание. Каждый раз, смотря на эти тянущиеся вверх стены, горбатые крыши и зашторенные по ту сторону окна, в мыслях крутятся одни и те же мысли: «Одиноко ли тебе здесь? Совсем одному…». Поднявшись по ступенькам веранды, Чон вошел в громоздкие двери, оказавшись все в том же знакомом холле, встречающим своих гостей безмолвием и странным, приторным запахом меди. Пройдя в зал, Чонгук заметил откинувшегося на спинке дивана Юнги, что одарил вошедшего парня своим холодным, пронзительным взглядом, указав лишь коротким кивком на кожаное кресло, прямо напротив него. – Ну и что же ты так жаждал мне поведать сегодня, Юн? – Чон огибает взглядом полупустой графин из-под виски и стоящий рядом с ним хрустальный стакан, размещенный на стеклянной поверхности журнального столика. – Ферзь, ты – лже-гость на завтрашнем банкете; всего лишь наглый мальчишка, отобравший бесценный билет и именно поэтому, тебя могут с легкостью раскусить, по одному лишь взгляду, манере речи и даже походке. – Юнги понизил голос до металлического хрипа, подняв на парня свой пристальный, серьезный взор. – Тебе нужно держаться уверенно, Чон. Старайся всегда смотреть прямо, потому что люди, присутствующие там, обращают внимание в первую очередь на взгляд. Опустил глаза при разговоре вниз – врешь, поднял вверх – не знаешь; будь краток, не говори семь слов, когда хватит и четырех. Ты должен нравиться, но сразу же забываться, как только уйдешь, что бы вслед за твоей растворившейся в толпе фигуре, пропадало и полное осознание того, что ты вообще существовал. – Я, по-твоему, должен вызубрить один и тот же диалог для всех гостей? – Чонгук сводит брови к переносице, не спуская с Мина недоумевающе поблескивающих глаз. – Нет, к каждому у тебя должен быть свой подход. В том доме, тебе придется играть по чужим правилам, а для этого, нужно стать двуликим, словно Церера*. – Не думал, что ты решишь мне так хорошо помочь. – Чон усмехнулся, откинувшись на мягкую поверхность кресла. – Я разве монстр, что бы отправлять тебя туда без подготовки? – Юнги приподнял одну бровь и их металлические взгляды столкнулись, словно лезвия кинжала, с рассыпающимися искрами. – В конце концов, ты – один из лучших моих людей и я не могу позволить кому-то поймать тебя. – Тогда тебе придется хорошенько постараться над этим. – Чонгук хмыкает, но уголки его губ тут же опускаются вниз, пронизывая лицо холодном. – Мне нужно знать, как обстоят дела с охраной, а именно – четкое количество присутствующего там конвоя. – Как и ожидалось, Сокджин нанял лучших людей, половина из них охраняла Белый Дом в Польше, вторая половина – бывшие участники израильского спецназа из элитного подразделения. – Обойти можно? – Чон сводит брови к переносице, невольно напрягаясь. Идти туда, с намерениями ограбить хозяина, равносильно настоящему самоубийству. – У тебя есть билет, остерегаться особо нечего, главное держись от них подальше и старайся часто не оглядываться. – Юнги пожимает плечами, словно пытаясь показать этим жестом, что с охраной никаких проблем не будет, вот только Чонгука слишком сложно в этом уверовать. – Мне нужен примерный план здания, Юнги, в особенности то, где находится кабинет Сокджина. – Боюсь в этом я тебе не помощник. – Мин поджимает губы, перекрещивая руки на груди, не сводя с Чона ровного взора миндальных глаз. – Если лишь примерный план конструкции, с учетом внешних показателей, но, как ты понимаешь, это может быть ошибочный проект. – Что мне тогда делать? Если я буду ломиться в каждую комнату, как думаешь, это будет слишком подозрительно? – Голос Чонгука покрывается язвительной усмешкой, вот только в глазах нет и намека на смех. – Кабинет находится на втором этаже, это я тебе гарантирую. – А если ты ошибаешься, Юн? Ты говоришь слишком уверенно для человека, который знает столько же, сколько и я. – Я дольше в этом бизнесе, Чон и поверь мне, все эти люди всегда думают одинаково. – Юнги усмиряет Чонгука своим холодным, раздраженным взором, давая понять, что каждая, сказанная им информация проверена и уточнена. – Стены дома Сокджина – это чистый бетон, толщиной около полутора метров, так что, считай, идеальная звукоизоляция. Изначально, дело казалось достаточно простым, потому что на мероприятии должен был присутствовать один Арабский посол, которого Джин хотел пригласить в качестве VIP гостя, а этот парень мог бы навести неплохую шумиху, благодаря которой, ты остался бы достаточно незамеченным, но, он, к сожалению, завязал. – Религия? – Хуже – язва. – Мин усмехается, но улыбка моментально исчезает с его лица, растворяясь в сухости и хладнокровии прозвучавшего голоса. – Итак, а теперь, не самая приятная новость. Даже если тебе посчастливится забрать черную документацию, Ферзь, выйти с ней из здания у тебя вряд ли получится. Скорее всего, на них будут чипы, это, конечно, только догадки, но будет удивительно, если Джин не позаботится о сенсорах. – И как же вынести документы? – Чон настороженно всматривается в задумчивое лицо Юнги, тревожно сводя брови к переносице. – У меня есть предположение, но уверен я в нем ровно на пятьдесят процентов. – Мин проводит языком вдоль губ, сплетаясь черными зрачками с пристальным взором напротив. – Тебе нужно будет наклеить вдоль стенок кейса фольгу в несколько слоев; она идеально отбивает инфракрасные щиты, как зеркальная поверхность солнце. – Откуда ты только знаешь все это? – Чонгук усмехается не спуская с Юнги в подозрении прищуренных зрачков. – Считаешь, я выбился на вершину законными путями? Мне приходилось красть из магазинов товары, обклеивая рюкзак фольгой, а затем делать закладки с наркотой в украденных часах, рамках из-под фотографий и книг. – Как же ты все это объяснял матери? – Ибэй*. – Мин пожимает плечами, расплываясь в, по-дьявольски, довольной ухмылке. – А что на счет отпечатков пальцев? – Чон поджимает губы, перекрещивая между собой пальцы. – Как только он заметит пропажу документов, наверняка начнет чистку. – Так как работа требует ювелирного подхода, тебе придется нанести авиационный клей на пальцы. – Юнги коснулся большим пальцем среднего, сопровождая свои слова бесконтрольными действиями, будто бы по привычке делая круговые вращения столкнувшимися пальцами. – Как только он высохнет, подушечки покроются прозрачной корочкой и будут равносильны тем же самым медицинским перчаткам. Первое время может быть достаточно неудобно, но, я уверен, несколько минут дискомфорта полностью окупают полжизни в тюрьме. – Да ты чертов Гарри Гудини* номер два, Мин Юнги. – Чонгук хмыкает и та расслабленность, что блестит в его глазах, не нравится Мину. – Это все, что ты хотел мне рассказать? – Чонгук, находясь там, просто помни, что ты – результат трех миллиардов лет эволюционных успехов, так что веди себя подобающе. В ответ, Юнги ловит лишь молчание. Чон безмолвно поднимается со своего кресла, полностью игнорируя последнее высказывание Мина и, бросая напоследок глухое: «еще увидимся», выходит из комнаты, оставляя после себя отдающиеся эхом шаги, а затем тихий хлопок входной двери.***
Тонкие струи расцветающего за окном солнца, нежно касаются лица парня, обрамляя его безмятежные, сияющие черты. Чимин поднимается с кровати, выгибая спину, от легкого дискомфорта в пояснице, после вчерашней ночи. Через открытое окно, Пак ощущает доносящийся аромат летней сухости, что появляется каждый раз, перед грядущим дождем. Делая пару шагов к окну, парень ощущает, как что-то раздавливается под его ступней и крупинки порошка прилипают к коже. Убирая ногу, парень замечает белоснежный песок на поверхности ковра и, опускаясь на колени, Чимин не сразу осознает, на что именно похожа эта белоснежная сажа. Пак поджимает губы, касаясь возникшей горки, кончиком указательного пальца, наблюдая за тем, как мелкие крупинки прилипают к нему. Проводя языком по кончику пальца, Чимин слизывает каждую крупинку, ощущая легкий, еле уловимый кислотный привкус ЛСД. Давно забытое, вяжущее гортань послевкусие, пробуждает вслед за собой воспоминания тех самых дней, когда опечаленные и убитые изнутри, они касались испачканных в героине губ друг друга. Пак опускает глаза на искрошенную таблетку и, в этот момент, слышит, как входная дверь тихо открывается, приветствуя мелодией скрипа своего хозяина. – Чимин? Пак поднимается с пола, ступая быстрыми шажками к прихожей, по одному только зову Чонгука, сталкиваясь с возлюбленным в проеме спальной комнаты. – Я думал, ты еще дремлешь. – Чон расплывается в легкой улыбке, огибая взглядом излюбленные черты лица, нежно проводя большим пальцем по сияющей, жемчужной коже. – Я ужасно голоден, поэтому прихватил нам кимчи. Оставив на лбу Чимина невесомый поцелуй,Чон сразу же направился на кухню, выкладывая небольшой пакет с продуктами прямо на стол. Пак устало плелся позади парня, перебирая пальчиками края растянутой футболки, прокручивая в голове тот самый вопрос, что так желал задать. Они ели в полном безмолвии, изредка встречаясь мимолетными взглядами и краткими улыбками. Чонгук не сразу заметил отстраненность Чимина, горящую в его глазах, но, после того, как на пару заданных вопросов получил лишь непродолжительные ответы, тело охватила странная напряженность. – Чимин, все в порядке? – Чонгук отложил в сторону пустые тарелки, заметив, что Пак не съел даже половины. – Тебя что-то беспокоит? – Чонгук, ты… снова начал принимать? – Чимин поднимает взгляд, ловя охолодевший взор Чонгука, после неожиданно заданного вопроса. – Что именно? – Чон прочищает горло, пытаясь вернуть свою прежнюю, безмятежную улыбку, вот только судорожно блуждающие по парню зрачки выдают все его волнение. – Ты знаешь. – Пак поджимает губы, наблюдая за металлическим взором Чонгука, чья кожа неожиданно бледнеет и от прежней беззаботности на лице, не остается и следа. Чон проводит языком вдоль пересохших губ, переплетая на деревянной глади стола свои длинные пальцы и, сглатывая вязкую слюну, проговаривает неожиданно дрогнувшим голосом. – Да… – Почему? – Чимин видит, как в глазах напротив, в самой глубине зрачков, будто бы горит душа. – Тебя что-то беспокоит? – Эти три года, что тебя не было рядом со мной, каждую ночь, ближе к утренней заре, я видел один и тот же сон, – Чон сглатывает вязкую слюну, ощущая, как слова сочатся вдоль горла, раздирая его стенки каждой произнесенной буквой, – поэтому, я начал принимать снотворные и снова взялся за ЛСД. – О чем этот сон? – Пак замечает, как глаза Чонгука наливаются чернотой зрачков, разъедающих его медные радужки. – Чимин, я ведь не рассказывал тебе, как погибла моя мать? – Чон ловит взглядом медленные, отрицательные покачивания Чимина, проговаривая холодным, опустошенным тоном. – Она покончила жизнь самоубийством двадцать восьмого апреля, в одной из комнат, какого-то дешевого мотеля. Ее тело нашли спустя четыре дня, после смерти и, если бы не тот случайный посетитель, забивший тревогу, я даже не представляю, как долго бы еще ее тело прогнивало в том заблеванном отеле. – Чонгук… – Пак протягивает руку, аккуратно укладывая свои пальчики на тыльную сторону дрожащей ладони парня, некрепко ее сжимая. – Сейчас все хорошо, ты слышишь? – Она была там четыре дня, Чимин. Четыре, гребанных, дня, ее бездыханное тело лежало в луже крови, льющейся из изрезанных запястий, а я даже не знал этого... – Чонгук, успокойся, прошу. – Мне снилось, каждую чертову ночь, что я теряю тебя так же, как ее. – Чон прикусывает нижнюю губу, чувствуя металлический привкус, просачивающийся в в рот, от слишком сильно сжавших ее мягкую плоть зубов. – Будто бы пока я сижу здесь, живой и сытый, ты где-то там... ужасно далеко, холодный и бездыханный. – Я здесь, рядом с тобой, Чонгук. Чимин поднимается со стула, тут же подбегая к Чону и заключая его плечи в крепкие объятия, плотнее прижимаясь к его дрожащему телу. Они сидят в полной тишине, вслушиваясь только в собственное дыхание и бьющиеся сердца друг друга. Когда-то, судьба подарила им момент встречи и сейчас, будто бы каждый из них понял, что тот промежуток времени, который разлучил их, должен навсегда остаться позади, потому что прямо сейчас, они есть друг у друга и больше никто и никогда не посмеет их разлучить. Неожиданный телефонный звонок, заставляет парней вздрогнуть, но, даже под гнетом играющей мелодии нетерпеливого абонента, они не расцепляют рук, не желая оставлять позади этот прекрасный момент. Чонгук берет трубку, только после третьего по счету звонка, на этот раз не избегая присутствия Чимина. – Еще не передумал со всей этой затеей? – Голос Юнги понизился до хладнокровной хрипоты, а в прозвучавшем тембре засияла явная надежда. – Подумай еще раз, Чон, пока есть время отказаться. – Юн, существует только две формы жизни: горение и гниение. Первое – действие, второе – смирение, а теперь скажи мне, какую из них, выберу я? – Чон поднял взгляд на Пака, коснувшись свободной рукой его лица, нежно проведя по фарфоровой коже подушечкой большого пальца. – Ту, которая, в итоге, загонит тебя в могилу. – Ты прав, Юн, легкая жизнь, легкая любовь и легкая смерть – не для меня. – Когда-нибудь, это погубит тебя, Ферзь. Юнги сбрасывает трубку, оставляя Чонгука наедине с возникшей тишиной. Ему сказали: «стань двуликим, словно Церера» и он пообещал себе, что станет, несмотря ни на что. Он будет идеален, только ради одного – счастливого будущего вместе с Чимином.