Радостным шагом с песней весёлой

Они познакомились, когда Эркелю посчастливилось быть зачисленным на первый курс факультета журналистики. Одному требовалось покровительство, другому - приспешники. Так белокурый девятнадцатилетний парень волей-неволей и присоединился к Верховенскому, решив поддержать Пьера в его своеобразных, напрочь размытых с точки зрения задумки начинаниях. Отношения между ними выстроились неоднозначные. Петя приходил в восторг от его незапятнанности. Из-за того, что от юноши обычно пахло кофе, хозяйственным мылом и сигаретами, он иногда подходил к нему сзади, пока тот курил, опускал руки на чужие плечи и делал несколько вдохов у его блондинистого затылка. Эркель в такие моменты совсем не двигался. Почти не дыша, он пытался продлить их хотя бы ещё ненадолго. Вместе они отрицали роль разума в постижении мира. Никто из них не мог с уверенностью назвать себя приверженцем иррационализма, ведь Пётр Степанович имел характер настоящего лакея, и Эркелю было не до философских размышлений. Зато в итоге оба сошлись на том, что человек выше практической пользы. А ещё осознали необходимость свободы воли. Конечно, когда в твою голову с раннего детства впихивают коммунистические идеи, очень тяжело понять её важность для каждого отдельного индивида. Из-за культа массовости, народного оптимизма и обязательности элемента восхищения жизнью, даже до молодёжи это доходило с приличным опозданием. Верховенский сообразил собственный метод, с помощью которого у него получилось бы указать людям на все недостатки государства, где они, как ему казалось, вынужденно жили. Он хотел либерализма. Увы, пропустив эту задумку через призмы воспитания и менталитета, он в очередной раз сделал неправильные выводы. Петя удумал построить его на крови. Эркель долгое время протестовал против такого плана. Очевидно, что все те разы, когда он старался переубедить Петра Степановича, оборачивались крахом. Донос заставил юношу окончательно убедиться в неизбежности скорой катастрофы, как и пистолет, приставленный однажды к его виску. Когда он понял, в каком страшном положении оказался из-за своей доверчивости, было уже поздно. У него не получалось вычленить из почти бесконечной вереницы событий момент, когда Петруша стал одержим идеей об убийстве Шатова. И как же так вышло, что всё пошло наперекосяк? Он не верил своим ушам. Каждый день, каждый час, каждую минуту и каждую секунду ему приходилось выслушивать от своего соседа по комнате беспрерывные мантры о тех замечательных вещах, которые произойдут после настолько знакового события. Тогда ему ещё было страшно. Спустя несколько месяцев случилось большое горе. Верховенского поразило то изящество, с которым чужая личность пришла в упадок. Развратившись, она заиграла для него совершенно новыми красками. Смерть матери перегородила Эркелю дорогу назад, лишила его возможности стать прежним. Он не плакал во время похорон, как и не плакал больше никогда после. Пока молодой человек пережёвывал сам себя, Пьер, заметив его ужасное состояние, обеспечил ему моральную и финансовую поддержку. Удивительно, однако он прекрасно понимал, каково это - остаться одному наедине с проблемой, не имея возможности как-либо её решить. Для Петра Степановича он прозрел. Наконец-таки его суждения перестали детерминировать навязанные обществом нормы. Эркель сломался, пускай у него и получилось мастерски спрятать эту прорешину за улыбкой на лице, немым согласием во взгляде. Верховенский говорил ему, что из любого падения можно увидеть звёзды. Тот лишь надеялся на исход, при котором Петю бы не расстреляли за изрыгаемую им ересь. Однажды субботним вечером они оказались наедине. Тогда и произошло кое-какое странное происшествие. Пьер, на автомате снимавший чехол с фотоаппарата, громким голосом поставил юношу перед фактом: ≪Я хочу сделать с тобою несколько снимков≫. Эркель нехотя поднялся с дивана для того, чтобы уточнить причину этого неожиданно возникшего у Петра Степановича желания. Тот ничего ему не ответил, а после достал с антресоли табуретку. Благополучно усадив на неё своего соседа, он без лишних слов добавил: ≪Раздевайся≫. Пунцовое лицо парня было мгновенно скрыто опавшим на него белокурым каре, но Верховенский поспешил заправить мешавшие волосы тому за уши. Эркель весь зажался, скукожился. Петруше это безумно понравилось, и он, подобрав нужный ракурс, сделал первую фотографию. Юноша медленно выдохнул. К сожалению, это совершенно не помогло ему успокоиться. Он не чувствовал ничего, кроме мелкой дрожи, пробиравшей его насквозь. Из-за сильного напряжения у него поплыло перед глазами. Через пару мгновений, проведённых в созерцании чужой растерянности, Пётр Степанович понял, что без его помощи Эркелю не обойтись. Убрав камеру на стоявший неподалёку стол, он нагло уселся к нему на колени. После этого Верховенский стащил с его плеч подтяжки. Стоило ему переместить ладони поближе к пуговицам на рубашке страдальца, тот зажмурился. Подобное сопротивление никоим образом не воспрепятствовало их расстёгиванию. Тогда Петя впервые обнаружил для себя его худобу, вызванную, наверное, постоянным беспокойством. Кажется, он начал снова испытывать к нему жалость. Эркель мог просто встать и уйти. Дверь оставалась открытой, и он был выше Верховенского почти на десять сантиметров, что дало бы ему явное преимущество в случае стычки. Вот только юношу с ног до головы сковало оцепенение, лишившее его способности даже поверхностно анализировать происходящее. Тело у него обмякло, сделавшись в угоду Петру Степановичу очень податливым. Вспышка мигнула белым светом под его закрытыми веками, оповещая о втором сделанном Пьером снимке. Многие вещи делались Верховенским исключительно из спортивного интереса. Он не считался с чувствами окружающих. Циничный эгоист, вобравший в свой характер все самые скверные черты, не был способен на любовь. Несмотря на это, находились персонажи, которым он симпатизировал. Такое везение выпадало либо на долю во многом схожих с ним тварей, либо дамокловым мечом повисало над головами заботливых, когда-то глубоко душевно раненных людей, ищущих в нём защиту. Кончилось тем, что Эркель помешался на желании уберечь Петра Степановича ото всех, кто мог бы заставить его усомниться в своих затеях. А Петруша зарёкся не давать парня никому в обиду. Оставшись совсем без одежды, Эркель принял ещё более закрытую позу, чем до этого. Ему было очень холодно, но чужое самочувствие было последним, что волновало Верховенского. Тот воодушевлённо копошился неподалёку, старательно выгадывая момент, когда он потеряет бдительность. Ему было важно поймать в объектив какой-нибудь ещё более удачный кадр. Такой, на котором тощее тело парня получилось бы запечатлеть во всём его хрупком великолепии. Когда Петя уже вроде бы закончил, собрал всю плёнку в специально отведённый для неё ящик и перестал хищно пялиться на сопящего в силу постоянных сквозняков Эркеля, тот вдруг опешил. Поднявшись с табуретки, он быстро оделся, умыл лицо холодной водой, дабы окончательно прийти в себя, а после уверенным шагом покинул злополучное помещение, где ему только что пришлось пережить настоящую пытку. Для чего Петром Степановичем была затеяна данная вакханалия? Казалось бы, время принять за неоспоримый факт садистские наклонности Петруши и рвануть от него куда глаза глядят пришло ещё тогда. Он им не дорожил, использовал юношу в качестве подопытного животного. Как ни странно, этих молодых людей всё полностью устраивало. То, насколько они друг друга стоили, очаровывало. Более гротескный союз было не найти. Оба, откровенно говоря, никогда бы не отдали жизнь ради спасения своего дражайшего друга. Несмотря на это, вместе у них без труда получалось составить пару, обречённую на благополучие. Во-первых, они друг друга ни к чему не обязывали. Во-вторых, и Верховенский, и Эркель были патологическими лжецами, что позволяло им образовывать общий раболепный механизм. Такими были некоторые события из их общего прошлого. Но пора бы вернуться к настоящему, где товарищ Ставрогин вот-вот приедет обратно к Шатовым, а секта Петра Степановича аккурат в то же время выслушивает от своего главаря наставления по поводу грядущего коварного плана.