***
— Грейнджер, я бы никогда тебе не доверил строительство здания, — Малфой усмехнулся, снижая давление на её разум. — С ментальными стенами у тебя получается отвратительно. Гриффиндорка устало выдохнула, обиженно откидываясь на диван, который они трансфигурировали из небольшой лавочки в Астрономической башне. Уже прошла неделя их занятий Окклюменцией, и у них не было почти никакого прогресса. В первый день Малфой без спроса вторгся в её сознание, и у Гермионы не было даже времени осознать произошедшее, как наглый слизеринец начал копаться в её детских воспоминаниях. На самом деле, он всегда смотрел только их. Смотрел на её жизнь до Хогвартса, на старых друзей в обычной школе. Первым воспоминанием, которое он увидел, была её поездка на велосипеде. Маленькая Гермиона радостно запрыгнула на двухколесный транспорт ярко-красного цвета и начала крутить педали. Она отвлеклась на серебристый звоночек и успела в него позвонить, прежде чем упасть на асфальт и разбить коленки. Малфой тут же покинул её сознание, тряхнув головой. — Ну и сирена же ты, Грейнджер, — недовольно пробурчал он. — Даже Пэнс так не визжит. Гермиона перевела дух и схватилась за голову, чувствуя остатки давления. — Предупреждать надо! — возмутилась она, отходя от него на пару шагов дальше, хотя и так стояла у самого входа в башню. Но, с предупреждением или без, у Гермионы плохо получалось закрывать свой разум от вторжений Драко. Он проникал резко, зарывался в её воспоминания и проживал всё с ней заново. После того, как Гермиона снова возмутилась, что Малфой не предупредил её о начале ментальной тренировки, Драко неожиданно яростно прошипел: — Ты думаешь, тебя станут спрашивать, прежде чем проникать в твои мысли? Ты думаешь, что если тебя схватят в плен и будут пытаться добыть информацию, то у тебя будет выбор? — он говорил негромко, но от такого тона холодели все внутренности и хотелось убежать. — Ты действительно считаешь, что у тебя будет хоть что-нибудь, кроме твоих мозгов и рефлексов, чтобы защититься? Гермиона оторопела. Её так поразил его разъяренный вид, то холодное безумие, которое было в его глазах и словах. Он выглядел как угроза. И сгусток чистой злости. — Малфой… — неуверенно начала она. — А зачем ты это делаешь? Он нахмурился, и она пояснила, снизив голос почти до шепота: — Зачем ты учишь меня? На его лице отразилось замешательство, но лишь на мгновение, и он снова надел свою жестокую маску, не позволяя ей увидеть ни одну из его настоящих эмоций. В тот день он ушёл, так ничего и не ответив. Последующие их тренировки приобрели ещё более суровый окрас. Малфой копался в самых неприятных для Гермионы воспоминаниях. Он был с ней, когда в детстве у неё случился выброс стихийной магии перед её подругами и аврорам пришлось стереть им память. Они больше не помнили, что дружили с Гермионой когда-то. Заново пережил с ней момент, когда Рон и Гарри дразнили её после урока Чар на первом курсе. Момент, когда Малфой в первый раз назвал её грязнокровкой… Он рассмотрел воспоминание очень подробно, ухитряясь залезть в самую глубину её чувств. Гермиона и предположить не могла, что помимо прирожденной окклюменции, Драко был ещё и талантливым легилиментом. Так плотно залезть в голову, что у Гермионы совсем не оставалось сил на борьбу, мог только настоящий легилимент. Малфой грубо вырвался из её сознания, у обоих в голове эхом отдавалось: «…поганая грязнокровка» Желваки ходили по его скулам. Драко смотрел на её спутанные кудри, на часто подрагивающие ресницы от ощущений после легилименции. И не мог найти слов. Он не выглядел виноватым, скорее слегка потерянным. — Я… — начал Малфой, но оборвал себя, сильно сжав палочку в ладони. — Не стоит, — прошептала Гермиона. В тот день он снова ушёл, ничего не сказав. И вот сейчас она сидела без сил на диване, смотря на мирно падающий снег за куполом, который они создали вокруг Астрономической башни, чтобы было теплее. — Это бесполезно, — выдохнула наконец Гермиона, потирая виски. — Я не могу бороться с тобой. Малфой хмыкнул, засовывая руки в карманы. — Ты выбрала не ту тактику, — поучительно начал он. — Твоё сознание расслаблено настолько, что мне не стоит никакого труда туда проникнуть. Нужно быть постоянно в напряжении. А ещё ты не думаешь ни о чем, — Малфой аккуратно присел на край дивана, сохранив приличное расстоянии от Гермионы. — Самое главное в защите разума — это думать. Ты должна заменить важные воспоминания другими, неважными. Например, когда я пытаюсь добраться до момента, где ты разбила коленки, катаясь на… Непонятной красной штуке с колесами, ты должна заставить меня увидеть другое, допустим, когда вы с Поттером и Уизли на первом курсе убили тролля. Понимаешь? Малфой посмотрел на неё, надеясь найти понимание в её глазах, и Гермиона осознала, что смотрит на него, не отрываясь. Его мягкий голос, как растаявшее мороженое, гипнотизировал её. Гермиона подумала, что он мог бы стать хорошим учителем. Она слушала его, наблюдая за губами и легкими движениями рук. — Думать о другом, — монотонно повторила она, всё ещё пристально смотря на него. — Поняла. — Давай ещё раз, — осторожно сказал он, улыбаясь одними глазами. Гермиона кивнула, выпрямляясь. Малфой поднял палочку, направляя на неё, и произнёс: — Легиллименс. В этот раз он не безумно проник в сознание, вырывая отрывки из детства, а аккуратно плыл по течению из её воспоминаний, натыкаясь на мысленные преграды, которые ставила Гермиона перед ним. Но сейчас казалось, что у Малфоя была цель. Он проник в её воспоминания с Роном. Мельком просмотрел все, до которых смог добраться. Хмурые взгляды Рона на первом курсе. Постоянные ссоры из-за Коросты и Живоглота. Сжатые крепко руки. Как она кинулась к нему в Воющей хижине на третьем курсе. Гермиона напряглась из-за всех сил. Но ей не удавалось отвлечь Драко другими воспоминаниями, потому что он двигался по её сознанию в хаотичном порядке, не давая ей достаточного времени, чтобы сосредоточиться. Он видел их неловкие беседы перед Святочным балом, её слезы. Как Рон хватался за неё в моменты опасности и отводил за себя. Битву в Отделе Тайн. И добрался до недавнего воспоминания. Рон с Гермионой стоят у неё в комнате, окутанные туманом. Он срывает листик мяты с растения и начинает жевать. Гермиона говорит что-то. Но из-за активной защиты сознания плохо слышно разговор. И вот Рон начинает приближаться к лицу Грейнджер. Медленно и неспешно. Ох, Мерлин. Гермиона делает последнюю попытку, используя все остатки своего волшебства, чтобы вытолкнуть его из этого воспоминания. Почему-то это вдруг показалось необходимым. Она лихорадочно начала вспоминать, чем же можно заменить воспоминание, пока Рон продолжал мучительно медленно наклоняться к гриффиндорке. И она мигом унесла Малфоя в свой одиннадцатый день рождения, когда ей пришла сова из Хогвартса. Сова приземлилась на подоконник в её комнате, маленькая девочка распахнула глаза от удивления. И Драко резко вышел, отменяя заклинание. Гермиона сделала глубокий вдох, как будто вынырнула из воды, набирая воздуха. Почувствовала, как по спине мелкими каплями бежит холодный пот. Посмотрела на Малфоя. Тот оказался очень близко, чуть ли не нависая над ней. Он также переводил дыхание, а его лоб покрылся испариной. Малфой быстро водил взглядом по обивке дивана, по своим рукам, на которых проступили вены. И наконец взглянул на неё. Гермиона не смела пошевелиться. Снова тот жестокий взгляд. Будто он наказывал её за что-то. Глазами пытался передать какие-то обиды и унижение, которое теперь почему-то не мог высказать вслух. Гермионе пришлось до боли прикусить язык, чтобы не начать оправдываться за то, что он увидел, и вмиг её щеки покраснели. За что она должна оправдываться? Грейнджер подумала, что чувствует эту необходимость из-за его взгляда. Он смотрел на неё как… как на предателя. От такого взгляда сразу хотелось отмыться. Пусть Гермиона и не могла понять причины такого поведения. Когда Драко выдохнул ей в лицо и она ощутила его горячее дыхание у себя на щеках, они одновременно поняли, как близко друг к другу находились. Малфой упер руки по обе стороны от девушки, а чёлка упала ему на глаза. А после очень резко поднялся, отряхнул с рубашки невидимую грязь и направился к выходу. Опять не сказав ни слова. Гермиона нахмурила брови и тоже встала, грозно окликая его: — Стой! Ты не можешь опять вот так вот взять и уйти! Малфой не сбавлял шага и уже спускался по лестнице с башни. Он небрежно махнул палочкой, снимая купол. Гермиона чертыхнулась и побежала за ним, чувствуя, как холод начинает просачиваться через тёплую кофту. Она остановила его, преграждая путь, смотря злым взглядом. — Что это было, Малфой? — Отстань, Грейнджер, — выплюнул он. — Занятие окончено, у меня ещё свои дела есть. Он сделал попытку её обойти, но она не отступала. — Перестань уходить от ответа! Ты делаешь так всю неделю, Малфой. Ведешь себя странно, уходишь, ничего не объясняя, — она перевела дух и поднялась на одну ступеньку выше него. — Почему ты… Что ты такого увидел в воспоминаниях с Роном? Зачем ты вообще их смотрел? Он усмехнулся, хотя Гермиона услышала его глухое и глубокое рычание, поднимающееся из груди. — Ваши обжимания не стали интересным открытием, Грейнджер, — ответил он, и она могла поклясться, что чувствует не до конца скрытую злость. — Мы не обжимались! — возмутилась Гермиона, не понимая, зачем оправдывается. — Мне это не интересно, — Малфой повел плечом, собираясь уходить, но Гермиона развернула его обратно. — Не ври мне, — она нахмурилась и усмехнулась в точности, как он, когда делал вид, что ему абсолютно всё равно. — Я не знаю почему, но… тебя это беспокоит. И это выглядит так, будто… — Гермиона не отводила взгляд, но тон голос понизила. — Будто ты… Она так и не смогла сказать свою мысль, чувствуя горящие щеки от того бреда, что она хотела озвучить. Но он всё равно усмехнулся, потому что понял. Слишком быстро. Слишком театрально. Мерзкая усмешка превратилась в звонкий смех, отдающийся жутким эхом от стен на лестничном пролете. Все чувства Гермионы ухнули вниз, а краски слетели с лица. — Что бы ты там себе ни надумала, Грейнджер, это не имеет к тебе никакого отношения, — он продолжал посмеиваться, откидывая челку со лба. Малфой посмотрел на неё, и она увидела, как слегка подрагивали его ресницы, в его голосе появилась сталь и неподдельное любопытство. — А ты ведь так и не сказала ему, да? Гермиона моргнула, не понимая. А когда суть вопроса дошла до неё, она машинально отшатнулась от него, отступая на одну ступеньку назад, кусая губу. — Я… собиралась, — пробурчала она. — Как же, — он фыркнул. — Спорим, даже не думала об этом. Поттера уже спасут, а Уизли так и будет в неведении о том, что же произошло. Он откровенно насмехался над ней, но смотрел серьёзно, почти с отчаянием. Ждал её ответа. А она не могла ничего сказать. Она не знала, почему так и не подошла к другу и не рассказала о самом важном, что ему точно стоит знать. Гермиона просто… Больше не могла придумывать себе оправданий. Она боялась сказать об участии Драко во всем этом, потому что упоминать его было нельзя. И всё ещё надеялась, что Гарри все расскажет сам. — Это не твоё дело, Малфой, — совсем по-детски огрызнулась она, уже жалея, что не отпустила его в начале. Он продолжал насмехаться. — Ах, теперь это перестало быть моим делом? Ты такая лицемерка, Грейнджер, — из голоса пропало всё веселье, и он угрожающе поднялся на одну ступеньку, становясь ближе к ней. — Хотел бы я посмотреть на лицо этого рыжего, скажи ты ему, что мы с тобой вместе собираемся спасти задницу его лучшего друга, который тоже жмется по углам со слизеринкой и всё скрывает. Ещё один жестокий смешок. — Дружба превыше всего, правда? «Гриффиндорцы умрут за вас»? Херня. Его слова, пропитанные злостью, больно хлестали Гермиону обидой. И она не могла это проигнорировать. — Ты даже понятия не имеешь, о чём говоришь, — прошипела она, чувствуя, что ступает на опасную тропу. — Откуда тебе знать что-то о дружбе? Драко моргнул, оглушенный её резкой фразой. — Даже не думай снова… — Заметь, я ничего не говорю о твоём факультете, не опираюсь на глупые стереотипы. Я говорю о тебе, Малфой. Ты осуждаешь всех и каждого за проявление сострадания, за безрассудство в поступках, за стремление защитить близких. А у самого смелости не хватит ни на что из перечисленного. Ты скорее сбежишь с поля битвы, притворившись больным, и отлежишься у мадам Помфри с воображаемой травмой. Она понимала, что большая часть, сказанная о его друзьях — неправда. Но желание задеть и ответить ему, отомстить за то, что он поднял такую опасную для Гермионы тему, было невыносимым. Ей стало по-настоящему страшно, когда она увидела его взгляд, без любых заклинаний проникающий в самую душу. Казалось, он даже не дышал, излучая всеми фибрами души напряжение и жестокость. Он мог снести с ног, просто находясь с ней рядом, на расстоянии фута. Но она выпалила это всё с таким жаром, чувствуя облегчение. Чувствуя, что все её слова он слышит и обдумывает. Что Гермиона не говорит в пустоту, выворачивая его наизнанку. Мышцы на его лице разгладились, но он продолжал выглядеть как хмурая туча. Он сократил расстояние до возможного минимума, и казалось, что даже потокам ветра между ними негде было циркулировать. — Ты хотела знать, зачем я тебя учу? — он пробежался взглядом по её лицу, на мгновение задерживаясь на губах, втягивая в себя воздух. — Я помогаю тебе, черт возьми. Не сижу у мадам Помфри с надуманными травмами. Я пытаюсь спасти… пытаюсь вам, блять, помочь, Грейнджер. Гермиона почувствовала, как её нижняя губа задрожала, и она быстро заморгала, смотря на него удивлёнными глазами. Каждый его выдох стал ощущаться острее, навевая воспоминания о пыльном кабинете и ярости, что сквозила тогда между ними. Сейчас же в атмосфере было лишь горькое отчаяние. Он продолжал: — Вы собираетесь бежать. Вы собираетесь спасти мир. Вы, наверное, единственные в этой школе, кто понимает, что действительно назревает. И это мой… вклад. Я пытаюсь хоть раз не остаться в стороне. Грейнджер чувствовала злость, которая продолжала плескаться в глубине её души. Она была зла на него за большое количество вещей, но, когда начинала перечислять, понимала, что злится на Малфоя просто за то, что он заставлял её чувствовать что-то. Она ощущала вину за свои предыдущие слова, хотя и не отказывалась от них. Гермиона испытывала горечь, потому что больше всего хотела видеть в Малфое человека, которому писала весь сентябрь, и боялась, что всё-таки ошибается, что видит его хорошую натуру через призму всех тех безымянных конвертов и утренних яблок. Страшно было понимать, что нормальный Драко мог быть лишь иллюзией, игрой. Но жутким было ещё и то, что она ужасно хотела, чтобы этот парень перед ней и его слова были реальностью. Хотелось, чтобы такой Малфой был реален. Такое трепетное чувство давило на грудь, не давая сделать вдох. Но она сделала. Она глубоко вдохнула, когда её локон упал ей на глаза, и Малфой осторожно поднял ладонь в воздух, мягко убирая кудряшку за ухо. Такой контраст жестокости в глазах и нежности в движении показался наваждением. Он остановил свою ладонь у её уха, задевая кончиками пальцев щеку. Эта близость была другой. Не той неловкой и странной, что была в кабинете Защиты. Она чувствовала его рядом. Каждый его жест она ощущала всем телом, и так не хотелось, чтобы он убирал руку, чтобы отходил даже на шаг. Не отпускай, не отпускай… Гермиона, движимая неясным ей порывом, приблизилась к его лицу, сокращая крохи расстояния между ними. Перед тем, как их губы встретились, она успела увидеть легкое удивление в его глазах и потерю контроля. Она нежно прикоснулась к его нижней губе. И в этом слабом поцелуе она попыталась выразить своё тихое сожаление. Драко ответил не сразу. Его ладонь скользнула по её щеке к шее, придерживая, а язык прошелся по верхней губе Гермионы, вовлекая в более глубокий поцелуй. И вот теперь она действительно почувствовала себя горячей и растекающейся, словно патока. Драко ласкал и сжимал её губы, осторожные поцелуи стали смешиваться с сильными укусами. Гермиона ощущала вкус крови, не понимая, чья она. Она подумала, что Малфой сейчас тут же отодвинется, оттолкнет, начнёт отплевываться, вызывать рвоту. Но он лишь сильнее прижался к ней всем телом, опуская вторую ладонь ей на талию, а Гермиона положила руки ему на плечи. Она тихонько простонала от его нежных поглаживаний большим пальцем по ключице и от его тяжелых выдохов через нос. Гермиона почувствовала, как злость уходит, а дрожь начинает распространяться по всему телу с невероятной скоростью. Ей казалось, что он чувствует её бешенный пульс под сонной артерией, поэтому мягко надавливает на это место подушечками пальцев, заставляя Гермиону хвататься за его плечи. Она понимает, что сейчас полностью в его власти и не может ничего с этим поделать. Мерлин… Что же с ней происходит? — Грейнджер… — хрипло прошептал Драко ей в губы, становясь смелее в своих действиях. Малфой аккуратно провел рукой по изгибу её талии, делая мягкий переход к её спине, поглаживая, по пути быстро скользя пальцами по ребрам. Поцелуй из нежного превращался в более остервенелый и безумный. Никто из них не понимал, что они делают. Никто бы из них не мог объяснить, что происходит и почему они не делают попытку оттолкнуть или убежать. Но они хотели быть здесь. Однозначно желали того, что делали. Малфой мягко толкнул её обратно ко входу в башню по ступенькам. Они медленно поднимались вверх в поцелуе. Гермиона охнула, чуть не споткнувшись на последней ступени, но Драко держал её крепко. Они вышли на ровный пол, и Гермиона ощутила разницу в росте, поэтому встала на носочки, не желая разрывать поцелуй. Не желая отходить от него ни на шаг. Она потом подумает. Она потом выяснит, что произошло у неё с головой. А сейчас она направляла все силы на то, чтобы не осесть на пол от накатившей на неё слабости. Драко сильно втянул её нижнюю губу, поднял обе ладони к её лицу, хватая за щеки. Он разорвал поцелуй с мягким звуком, не похожим на возможную ошибку, и немного отстранился от её лица, порывисто дыша в губы. Гермиона ловила его дыхание ртом, стараясь сохранять спокойствие и не наброситься на него снова. Она приоткрыла глаза. Великий Годрик, каким же он был красивым. Дневное солнце отражалось на бледных щеках Драко, черные ресницы трепетали, а губы припухли и покраснели. Она провела ладонями по его аристократически резким чертам, находясь в подобии забвения, потому что все её предыдущие слова сильно расходились с её нежными жестами. С мыслями и желаниями. Она думала, что не должна так делать. Не должна так ласково гладить его ладонью по щеке, чувствуя небольшую жесткость щетины. Не должна улавливать дрожь его век и реагировать на его прикосновения к её волосам и ключицам. Но, с другой стороны, кто ей это сказал? Ненавистные стереотипы о факультетах? Или она просто не должна, потому что это Малфой? Гермиона громко сглотнула, и Драко тут же поднял глаза. Его взгляд стал более ясным, но радужку полностью затопили тёмные зрачки. Он сиял, но продолжал хмуриться, нетерпеливо поглаживая большим пальцем её щеку, переходя к подбородку. Вторую руку он отвёл куда-то себе за спину. И через секунду достал палочку. Она машинально напряглась, чувствуя, как замирает сердце. Всего мгновение она позволила себе подумать: «А вдруг убьет?» «Будет пытать?» «Заставит забыть?» Она заметила, как напрягся и он. Не давая и секунды на размышление, он направил на неё палочку, произнося жестоким шепотом: — Легиллименс. Он снова проник в её сознание. Она даже не попыталась его остановить. Малфой двигался по её разуму, как ураган, пытаясь найти свою цель. И нашел. Драко возвращается в момент в её комнате с Роном. Вот Уизли снова берёт листочек мяты, пережевывая его. И в этот раз их голоса слышно: — Значит, мы втроем, да? — спрашивает Гермиона, смотря в окно. — Да. Гермиона обращает внимание, как Рон на неё смотрит. Она не заметила это тогда. Он смотрит, как… Совсем как Драко недавно. Как на что-то, что они готовы оберегать любой ценой. Это сравнение напугало, и вся её ментальная защита мигом слетела, хотя она и не особо пыталась выкинуть Драко из своей головы. — Гермиона? — Рон обратился к девушке, оборачиваясь к ней. Взял её за руку, поглаживая большим пальцем. Он начал приближаться. Некоторое время Грейнджер смотрела на него с распахнутыми глазами, полными удивления. Подалась секундному порыву, почти закрывая глаза при приближении друга. Не уходи, не уходи. Досмотри до конца, — мысленно просила Гермиона Малфоя. Грейнджер уверенно прошептала другу в губы, взывая к разуму: — Рон. Тот открыл глаза и в ужасе отступил на пару шагов назад, быстро извиняясь. Гермиона ощущает рывок, делая глубокий вдох. Малфой стоит в шаге от неё, с палочкой в руке. Задумчиво смотрит в пол, размеренно дышит. Девушка побоялась пошевелиться. Почему он решил досмотреть это воспоминание? Почему его это так волновало? Он поднял взгляд на неё, безэмоционально смотря на её плечи, поднимаясь к острым ключицам и к золотым глазам, полным непонимания. Уголок его покрасневших губ дрогнул слегка вверх, но он быстро справился с этой эмоцией. — Увидимся завтра, — твердо произнес он и быстрым шагом вышел из башни. В этот раз Гермиона не пошла за ним.***
Дафна водила пальцем по корешкам книг, бормоча про себя их названия. Где же, где же, где же… Она улыбнулась и провела кончиком пальца по мягкому зеленому переплету, вытаскивая. Быстро пролистала страницы, чувствуя старинную пыль и хрупкость. Гринграсс сверкнула глазами в сторону нужной надписи и хитро ухмыльнулась. Странно, что никто так и не убрал эту книгу из общего доступа. Она быстро пробежалась взглядом по строчкам, читая про себя ингредиенты, отмечая, где может достать всё нужное, делая заметку о том, что надо написать домой. Потом заметила внизу последнее предписание: «Настаивается двадцать девять дней». Она чертыхнулась. Слишком долго. — Зачем тебе нужен рецепт Оборотного зелья? — неожиданно спросили у неё за спиной. Дафна мигом взвизгнула, испугавшись, захлопывая книгу и оборачиваясь на источник звука. И тут же столкнулась лицом к лицу с Гарри, стоявшим в шаге от неё. Спустя секунду замешательства и быстрой близости они одновременно отходят друг от друга ещё на шаг. — Ты что здесь делаешь? — спросила Дафна, понимая всю глупость своего вопроса. Гарри нахмурился, осматривая стеллажи вокруг них. — Ну, это библиотека. Я пришёл взять книгу, — он сложил руки на груди. — Ты не ответила на мой вопрос. Дафна фыркнула, надеясь, что он разучился распознавать её ложь. — Я смотрела рецепт успокаивающего зелья, а рецепт Оборотного прочитала ради интереса. Гарри продолжал хмуриться. И Гринграсс отмечала с теплотой в сердце, что он всё ещё помнит такие мелочи: когда девушка что-то скрывает, то всегда отводит взгляд влево, фыркает и небрежно накручивает локон на указательный палец. — Ладно, — протянул он, отворачиваясь от неё вполоборота, намереваясь уйти. — Это не моё дело. Гарри направился к выходу, а Дафна положила книгу на полку и негромко окликнула его: — Поттер, подожди. Он остановился. Плечи под его рубашкой напряглись, а спутанные волосы чуть колыхнулись в сторону. Гриффиндорец обернулся, как всегда, недоверчивым взглядом задержавшись на её голых предплечьях, и снова нахмурился. — Чего тебе? Грубо. Но она не обратила внимание. — До Рождества осталось всего несколько дней, — Дафна опустила взгляд в пол, а потом посмотрела на Гарри с отчаянием. — И я просто надеюсь, что… что ты готов. Последнюю фразу она сказала шепотом, кусая губу, сжимая ладонь в кулак. Ухмыляется. Совсем как слизеринец. Дафна давно заметила этот факт, и ей было интересно, знает ли о такой особенности Гарри кто-нибудь ещё. — Если ты думаешь, что я всё ещё верю в твою чушь по поводу этого… — Поттер тоже снизил тон до раздраженного шипения, делая шаг ближе, будто угрожая. Но Гринграсс знала — он так не умеет. Она вспомнила, как сбежала с отработки в теплицах Травологии зимой на третьем курсе. За теплицей были горы снега. И Гарри стоял там, совсем один, лепил снежки и скучающе выбрасывал их. Дафна хихикнула и слепила свой снежок. Она кинула ему снег прямо за шиворот. Как же он тогда кричал. Но смеялся. Заливисто смеялся вместе с ней. Дафна тяжело сглотнула, проглатывая прошлое воспоминание и недоверие в настоящем. Она уже и забыла, как звучит его смех. — Гарри, пожалуйста, не веди себя как ребенок! — О, теперь уже Гарри, да? — съязвил он, и его глаза заметали молнии. Она не понимала, на что он разозлился, но отступать не собиралась. — Уизли и Грейнджер в курсе? — спросила она. И по одному его виду поняла, что попала в яблочко. Гарри резко поник, опуская взгляд в пол. Значит, ничего не рассказал. Чёрт. — Не за чем им это знать. Если это окажется неправдой… Лишний стресс им ни к чему. Они и так волнуются за меня. Особенно Гермиона. Она совсем не спит. Его взгляд потеплел, и Дафна сжала кулаки сильнее, чувствуя острую пластину ногтей. — Ты всё ещё думаешь, что справишься со всем один, не так ли? — Дафна зло прищурилась, раскусывая его отговорки сразу же. Его ноздри резко расширились от раздражения. — Точно так же, как и ты, — парировал он, вкладывая смысл в эту фразу. Дафна мгновенно отогнала воспоминание о битве в Отделе Тайн. Пыталась не думать о его зелёных глазах, искрящихся болью и предательством тогда, при виде её в числе Пожирателей. Пусть она всегда говорила Гарри об обратном, что нельзя справляться с проблемами в одиночку, тогда Дафна решила по-другому — быть одной. Не из-за гордости. Просто у неё не было выбора. Воздух покинул её легкие, и она предупреждающе прошептала: — Даже не смей начинать… — Не сметь? — Гарри разозлился и запылал от несправедливости. — Ты даже не дала мне шанса начать. Не дала шанса выслушать, потому что я бы действительно послушал. — Не стал бы, — тон её голоса понизился. — Стал, — по-детски передразнил он, безвольно опуская руки, поднимая взгляд. — Тогда я бы выслушал тебя. Но не теперь. Она посмотрела на него с отчаянием и жестокостью. — Что же изменилось? Даже года не прошло, Поттер! Что изменилось? — Ты. Это было ударом. Она чувствовала, будто он буквально ударил её, проклял Круциатусом. И оставил в агонии. Совершенно одну. Но эти чувства исчезли так же быстро, как и появились. Она моргнула, ощущая распространяющийся неприятный и липкий холод. Хотелось выплюнуть всё то, что накопилось. Но всё, что она могла — смотреть в его потухшие зеленые глаза за стеклами очков и на растрепанные волосы. Дафна заметила, что они стоят в шаге друг от друга. — Ты изменился тоже, — прошептала она, чувствуя, как её дыхание отражается от его лица. У них была совсем небольшая разница в росте. Гарри кивнул, смотря на её мягкие черты. На аккуратный нос, на черные ресницы, на небольшую родинку в уголке правого глаза. Он смотрел на неё, как на детскую игрушку, которую пришлось отдавать младшему брату, потому что он уже большой, чтобы играть. Он смотрел на неё, словно прощаясь. И она поняла, что ни за что не позволит ему вот так просто уйти. Она не позволит, чтобы последний раз, когда она его увидит, будет на несчастном балу. Дафна хочет взять под контроль хоть это. Она быстро приблизилась к нему ещё на полшага, задевая дыханием его шею, и отметила мгновенно возникшую россыпь мурашек. Его ресницы затрепетали, взгляд затуманился. Он никогда не умел долго держать себя в руках. Дафна легонько улыбнулась этому факту. Гринграсс подняла ладонь, проводя медленно и осторожно по его предплечью, ощущая напряженные мышцы, пальцами пробежалась по всей руке. Мягко положила ладонь на его шею, и он ощутил холод серебра её фамильного перстня. Гарри шумно выдохнул, прикрывая глаза. Она видела в нём борьбу. Видела его внутреннее сопротивление. Он постоянно мучал себя вопросами и размышлениями о правильности поступков. И Дафна была точно такой же. Но сегодня, прямо сейчас, хотелось забыть об этом. Она хотела позволить ему ощутить себя обычным. Позволить расслабиться после этого нелегкого разговора. Понимая, что пару мгновений — и он точно убежит, Дафна мягко прильнула к его губам, чувствуя, как подкашиваются коленки от такого прекрасного позабытого чувства. Поттер остался напряженным, не отвечая ей. Она провела ладонью по его шее, указательным пальцем погладив щеку, пытаясь расслабить. И сработало. Гарри мгновенно сдался, открыв рот, углубив поцелуй. Он взял её двумя руками за талию и толкнул к стелажу. Дафна больно ударилась о полки спиной, но не заметила этого. Гарри отстранился всего на секунду и пробормотал ей в губы: — Прости… Она ничего не ответила, привлекая его за ворот рубашки, целуя сильнее. Она почувствовала отчаяние на его губах. С каждой секундой все больше ощущала горечь и тоску. Если бы она могла, она бы заплакала. Дафна бы хотела, чтобы он попробовал на вкус её слезы. Может, тогда бы Гарри ощутил, как ей жаль. Но она не могла. Поэтому передавала в каждом прикосновении то, что не могла сказать вслух: «Прости, прости, прости…» Он провел одной ладонью по её спине, а второй ухватился чуть ниже её ягодицы, приподнимая. Гринграсс быстро обхватила ногами его бедра, мгновенно чувствуя, насколько он напряжен. Гарри стонал ей в губы. Она хотела лишь легкий поцелуй. Она хотела лишь вспомнить, какого это — прикасаться к Гарри Поттеру и не думать о том, что он Избранный. Хотела вспомнить его настоящего. Но теперь весь мир вокруг поблек, покрылся густым туманом. Забылись все проблемы, обязанности, ярлыки. Забылся факт, что они находятся в библиотеке, пусть и почти в самом её конце. Гарри легко вытянул её рубашку из-под юбки, задевая разгоряченную кожу холодными руками. — Гарри… — тихонько простонала Дафна, ненадолго отстраняясь. Она потянулась за новым поцелуем, но он отвел лицо в сторону. Дафна приоткрыла глаза, смотря на его напряжённые руки. Он снова вернулся в борьбу. И теперь не желал, чтобы она вытаскивала его. Она вспомнила их первый поцелуй. То неловкое прикосновение губ на Рождество третьего курса. Как он прошептал поздравления ей на ухо. Как сунул в руки небольшой леденец в виде ели. И ей казалось это самым дорогим подарком на свете. Он знал, что Рождество — годовщина смерти её матери. И они всегда утаскивали пачку печенья из Большого зала и прятались в пустых кабинетах. Он отвлекал её разговорами и неловкими шутками, рассказами о маггловском мире. В свою очередь, Дафна тоже проводила с ним немного времени всегда на тридцать первое октября. Она помнила его слова, которые помогали ей до сих пор: — Не думай о том, что случилось в этот день. Просто помни, где она сейчас. Она всегда вот здесь, — он осторожно ткнул пальцем ей в грудь. — У тебя в сердце. И никто её оттуда не заберёт. Дафна смотрела сейчас на того мальчика, который продолжал крепко прижимать её к себе за бедра. Который дышал так часто от их близости, будто пробежал марафон. И она знала, что Гарри уже всё решил. Он разочарованно окинул взглядом их позу, быстро поглаживая большим пальцем оголенный участок кожи на её ноге. И аккуратно опускает девушку на пол. — Я не должен был этого делать, — прошептал он, поправляя галстук и рубашку. Дафна не шелохнулась, смотря на него пристально, запоминая. — Но ты сделал. Гарри посмотрел на неё. Кажется, будто тоже пытался оставить этот миг в своей памяти, будто хотел запечатлеть так, чтобы потом создавать из этого воспоминания Патронус. Но, наверное, получилась бы какая-нибудь тоскливая куница или хмурый филин. Она сказала себе обязательно попробовать это заклинание позже. Ведь он её научил. Она подумала, всего на мгновение, будто увидела в его глазах слабость. Словно он хотел плюнуть на всё и снова притянуть её к себе, грубо сжимая пальцами ткань юбки. Но, кажется, то были ощущения не его, а её собственные. Потому что через мгновение Гарри ушел, оставив её одну.