***
Он понял, что она явно усовершенствовала защиту своего разума, когда не пустила его в свои воспоминания про этот год. Но попытаться стоило. Грейнджер с такой силой выпихнула его из своей головы, что реальный Малфой чуть не опрокинулся навзничь. Драко смотрел во все глаза на её вымученную, но самодовольную ухмылку, которую, он мог поклясться, никогда у неё раньше не видел прежде. Она сильно напоминала ему ту, что он частенько замечал в собственном отражении. Это вызывало странные чувства. Но вместе с этим Драко не хотел, чтобы она ухмылялась как-то по-другому. Малфой устало провёл ладонью по лицу, намекая этим движением на то, что она справилась. Он не скажет ей этого. Нет, точно не скажет. А в глубине души Гермиона может радоваться себе сколько хочет. Грейнджер сумеет защитить свой разум. Он хотел её научить самым азам окклюменции, но вместо этого она теперь умеет большую часть из того, чему его учили Беллатриса и Северус. Правда, обучение Грейнджер явно проходило мягче, и Драко не понимал, делал ли он его таким намеренно. — Думаю, сегодня я не смогу пользоваться магией вообще, — устало произнесла она, сидя на диване, опрокинув голову на подушки. Драко рассеянно дернул плечом, не зная, что ответить. После практики окклюменции с Северусом ему было трудно даже передвигаться. Это сейчас он уже может находиться в таком состоянии ежечасно, увлекаясь постройкой ментальных стен со скуки. Кирпичик по кирпичику он формировал защиту от ненужных мыслей. Драко начал замечать, что она разглядывала его, и когда он заставал её за этим, Грейнджер тут же отводила глаза, краснея. Он часто ловил на себе её заинтересованные взгляды. Грейнджер изучала его, как проект по Зельям, и он мог только надеяться, что не выглядит также. Все эти гляделки казались даже забавными в определенной мере. У них была общая тайна, о которой слишком страшно было говорить вслух, но отчаянно хотелось. Она висела тяжелым грузом на груди и не давала расслабиться. Заставляла контролировать каждое движение и слово рядом с Гермионой. Иногда в его голову прокрадывались слова Блейза: «Почему ты думаешь, что это пишет именно Грейнджер?» И Драко никогда не мог ответить на этот вопрос со сто процентной уверенностью, будто у него есть неоспоримые доказательства. Потому что всё, что было на деле — ощущение. Он просто знал, что это она. Каждая строчка в её письмах была продиктована этой девушкой. Все её поступки и мысли, что он успел изучить в её голове, не могли не принадлежать той, которую он изучал посредством писем. Иногда он боялся, что просто слишком рано переключился. Он ведь даже почти не рассматривал другую кандидатуру после того случая в библиотеке. Отчаянно хотел, но не мог, потому что с ужасающей быстротой убеждался — это не может быть кто-то другой. Почерк не был существенным доказательством. Драко заметил, что Незнакомка умеет его видоизменять. Например, в недавних письмах буквы выглядели более аккуратными и плавными, будто она расчертила пергамент линиями и столбцами и старательно выводила каждую фразу. Такой стиль на неё не походил. Но то, о чём она писала — определенно. Если всё это сложить вместе и рассказать первому встречному, над ним будут насмехаться, а всю ситуацию называть наваждением и глупостью. Но он, черт возьми, знал, что не идиот. И не слепой. Драко не лишился всех своих органов чувств, чтобы не замечать очевидного. Грудь Грейнджер медленно поднималась и опускалась, она восстанавливала дыхание после ментальной тренировки. В её глазах продолжал гореть огонь остаточной магии. Малфоя это невероятно возбуждало — как она буквально искрится от волшебства, словно сама собой представляет палочку. Ведьма. В такие моменты, как сейчас, когда она будоражила его сознание, он позволял себе отвлечься от тяжелых мыслей. Потому что всё чаще Драко хватался за голову по ночам, просыпаясь от жутких кошмаров. В его снах Грейнджер бежала вместе со своими дружками, ветки деревьев били её по лицу, оставляя мелкие кровоточащие царапины. Она кидала через плечо проклятья преследующим их Пожирателям, горела от ярости и мести, а ещё боялась до ужаса. Драко чувствовал её страх, как свой собственный. Но ни в одном из сценариев не мог ей помочь. Чаще всего он сам был тем, кто охотился за ней. И это было ужаснее всего. Потому что такие сновидения возвращали к жуткой реальности. Малфой действительно должен быть тем, кто гонится за ней, кидая в спину Смертельные проклятья. Он должен был тратить все силы на то, чтобы бороться против неё, а не готовить к неизбежному. Должен вместе с Блейзом разрабатывать план похищения Поттера. Должен привести его к Волдеморту. И должен был выплюнуть всю эту информацию с омерзением Грейнджер в лицо, когда будет смотреть на её пытки в своих темницах. Но он не мог. Он представлял ужасные последствия после того, как не появится в Мэноре с Поттером под ручку. Однако меньше трусил сделать что-то в противовес Волдеморту, чем пойти наперекор своим собственным обновленным принципам. Это тоже было хуже всего. Терять над собой контроль и позволять другим брать его в свои руки. Грейнджер встала с дивана, отряхивая свою школьную юбку. Они пришли сюда в обеденный перерыв, быстро проскользнув на Астрономическую башню и наколдовав небольшой купол, сохраняющий тепло. Драко не умел расширять согревающие чары, не говоря о самом примитивном виде, который тоже почему-то не выходил долгосрочным. У Грейнджер получалось и то, и другое. Кто бы сомневался. — Ну, я думаю, это всё, — медленно сказала Гермиона, смотря на его лицо, но не в глаза. После того случая, пару недель назад, между ними повисло явное напряжение. И было неизвестно, способно ли хоть что-то исправить это. Возможно ли вернуться к тому, с чего они начинали? Казалось бы, стоит Драко кинуть в её сторону «грязнокровка», а ей снова смотреть на него как на жалкого соплохвоста — всё вернется на свои места. Только никто не предпринимал попыток вернуться. Малфой не знал, почему Грейнджер сдалась, но про себя понимал точно — он больше так не может. Ненависть, впитываемая с молоком матери и наставлениями отца, ко всему «грязнокровному отродью» заменилась, как ему казалось, большой зияющей дырой. Чем её заполнить, Драко не знал. Грейнджер не получила от него никакого ответа, поэтому, тяжело вздохнув, подняла палочку с дивана и направилась к выходу. — Подожди, — остановил её Драко, кусая себя за язык. «Подожди?» «Ну и что это, блять, значит, Малфой?» Он видел эти вопросы в её глазах, когда она удивленно обернулась на него. И сам себе их задавал. Чёрт. — Мы же вроде… — Гермиона запнулась, прочищая горло. — Мы вроде всё закончили. Послезавтра Рождество и… Да знал он, что послезавтра Рождество. Он знал, что уже ничего не может сделать, сказать, попробовать остановить, хотя понимал, как может Грейнджер отнестись к его «не ходи никуда». Он знал. Но испытывал раздирающую изнутри потребность всё же сделать что-то ещё. Кричащая от Круциатуса Грейнджер каждый раз воскресала в его воображении, когда настоящая Гермиона уходила от него из Астрономической башни, когда писала в письмах о веселых вещах, когда склоняла свою голову над книгами по Защите от Тёмных искусств, изучая их тщательнее, чем остальные. Этот образ преследовал его везде, и было отвратительно, что Драко не знал, что с этим делать. Помогая ей, он думал, что это успокоит его разум. Он будет знать, что Грейнджер сможет постоять за себя, он будет следить за её подготовкой, насколько это возможно. Но пустота росла с каждым днём, с тех пор как приближалось Рождество. Мешала спать и держала в напряжении. Он с ужасом наблюдал, как Хогвартс постепенно поглощается зимними украшениями, как студенты бегают по школе, обсуждая наряды и подарки. Сам он был будто парализован всей этой суетой. — Да, — согласился Малфой с ней, мысленно давая себе пощёчину. Соберись. Её никто не пытает. Её никто не пытает. Её никто не пытает. Грейнджер закусила губу в непонимании. А потом её глаза вспыхнули от пришедшей ей в голову идеи. — Совсем забыла тебе сказать! Я же пробовала ритуал связи мыслей на Гарри и Роне. Правда, пришлось пойти к Макгонагалл за советом, и теперь она думает, что я готовлю огромное эссе для моего резюме в Министерство… — Гермиона хмыкнула. — Ну и? — поторопил её Драко в нетерпении. — Сработало, — сказала она на выдохе, возвращая себе самодовольную ухмылку. — Я изменила в магическом уравнении пару составляющих, цель и назначение, и всё получилось. Гарри и Рон почувствовали мысленные потоки друг друга. Немного в хаотичном порядке, конечно, но Минерва сказала, что это зависело от них. Они всегда думают о чём попало. Гермиона продолжала улыбаться, а Драко ничем не выдал своего восхищения. Она создала магический ритуал практически из ничего. Создание заклинаний было не самым ошеломляющим и редким явлением в волшебном мире, но вытворять такое в семнадцать лет… Малфой прочистил горло, пытаясь замаскировать эмоции. Соберись. — Это… Хорошо. Её самодовольство на лице угасло, и она крепче сжала палочку в своей руке. Казалось, что она собирается сказать что-то, но никак не решается: то вскидывает голову, то опускает, то уверенно смотрит ему в глаза, то застенчиво глядит на его слизеринский галстук и мрачнеет. И всё же выпаливает так быстро, что Драко с трудом удается разобрать смысл сказанного: — Может быть, мы попробуем повторить ритуал? Малфой моргнул и выдохнул с легким от удивления смешком: — Что? — он уставился на неё. — Ты это серьезно? Она нервно покрутила палочку в ладони. — Можно просто попробовать. Вдруг эмоциональная связь не обязательна для этого и у нас получится… Эмоциональная связь. Его передергивает от этой фразы, заставляя ощутить невидимые путы, сковывающие его, словно Инкарцеро. — Грейнджер, — раздраженно начал он. — Эмоции — главная составляющая ритуала. Ты не можешь обменяться своими мыслями со всеми, с кем пожелаешь. Ты вообще не можешь ни с кем ими делиться с помощью волшебства. Тот факт, что ты придумала такой способ, удивителен, но законов магии он не меняет. Нам такое не под силу. Мы не сможем. Она со злостью втянула воздух через нос, и её щеки возмущенно запылали. — Ты что-то потеряешь от этого? Почему ты не хочешь хотя бы попробовать? Я изучала и создавала всё это ради… успешной миссии. Ради спасения Гарри. Ты, как непосредственный участник, должен хотя бы попытаться. Непосредственный участник. Казалось, сегодня гриффиндорка хотела задеть его каждым своим гребаным словом, кидая их в него, как острые камни. Он был не только непосредственным участником. Драко был лидером операции по похищению Поттера, вернее, должен был быть, чтобы спасти свою жалкую жизнь, а не заниматься абсолютно противоположным. Снова мысленная пощечина. Чем больше он об этом думал, тем тяжелее было помнить, какой путь он выбрал. И что он хотел сделать. Голова разрывалась на мелкие частички, они падали на его разрушенный разум, как кусочки пепла после взрыва. А Грейнджер стояла и смотрела. — Я ничего тебе не должен. Она побледнела. Палочка больше не вертелась в её ладони, а слабо свисала с пальцев. Грейнджер сжала губы в тонкую линию и натянулась, словно струна, будто перед ответом на вопрос Снейпа. — Не должен, — сухо согласилась она. — Но ты сам сделал этот выбор, — и тихонько добавила: — И я не удивлюсь, если ты его поменяешь. Его кулаки сжались. Драко понимал, что ещё чуть-чуть, и он не сможет контролировать клокочущую злость внутри и взорвёт здесь что-нибудь. Хорошо бы Грейнджер. Малфой невольно зарычал на неё и заметил, как она быстро вздрогнула. — Может быть и поменяю, — огрызнулся он, хотя знал, что угроза пустая, и в тайне надеялся, что Грейнджер это тоже понимала. — Но что бы я ни решил, я не стану пробовать этот гребаный ритуал с тобой. — Да почему? — взорвалась она. — Изначально это была твоя идея о таком способе связи. Ты это придумал, черт возьми! Почему сейчас сдаешь назад? — Потому что это херня, Грейнджер! — кричит он на неё, наверное, впервые. — Херня! У нас с тобой не дружба, не приятельство. У нас с тобой ни-че-го, кроме общего дела. Этого слишком мало для установления мостов между нашими мыслями. Драко пугается её реакции, будто он только что разрушил её маленький розовый мир, и также пугается своего быстрого сердцебиения. Сама мысль об установлении связи с ней заставила впасть в панику. Он боялся не того, что они провалятся. Он боялся, что всё может получиться. Это было бы признанием. Самым ярким, от которого больше не отмахнешься. От которого не спрячешься за оскорблениями и анонимностью писем. Грейнджер вдруг стала смертельно спокойной. Её дыхание выровнялось, глаза наполнились холодом, а её палочка была снова крепко сжата в руке. Драко замер в страхе, начиная осознавать, что она, кажется, всё поняла. — Одна попытка. Единственная, Малфой, — добавила ещё чуть тише: — Позволь мне попробовать. Драко громко выдохнул, чувствуя поражение. Когда она смотрит на него своими огромными золотисто-карими глазами с этой гриффиндорской пылающей решимостью и до него доносится запах мяты, он понимал что… Просто сдается. «Можешь вести меня хоть на чертову войну. Я пойду за тобой», — эти слова как-то сказал Джим своей Грейс, чуть не погибая в сражении за её друзей. Грейнджер, почувствовав его слабость, медленно подошла, осторожно взяв его ладонь в свою. Её рука была мягкой и теплой, в то время как сам Драко, казалось, продрог от колючего холода. Она очистила пространство на полу и начала садиться, потянув Малфоя за собой. Драко подчинился и скрестил ноги на каменном полу, когда она отпустила его ладонь. Гермиона протянула ему свою палочку, и Малфой уставился на неё с задумчивым видом. — Думаю, сам процесс связи ты помнишь. Вот какую цепь слов ты должен произнести… — и она оживленно стала перечислять все элементы заклинания на латыни. Единство. Связь. Идентичность. Единодушие. Целостность. — … и Равенство, — закончила она, продолжая держать свою палочку на весу. Малфой зажал свою палочку из боярышника в ладони, рассматривая каждую жилку, будто присматриваясь к ней заново, изучая с новой стороны. «Ты доверяешь мне? Это не надолго, обещаю. Грейнджер тебе не нравится, я же чувствую. Просто не заставляй вещи вокруг неё взрываться, ладно?» Он тяжело вздохнул, передавая ей палочку, и она приняла её, как ему показалось, достаточно небрежно. Драко почти ревностно хотел вырвать своё древко из её руки, но сдержался, осматривая временно новое оружие, зажатое в ладони. Палочка Грейнджер была слишком грубой на ощупь, на её ручке находилось слишком много переплетений виноградной лозы, из-за чего он подумал, что после долгого использования наверняка остаются мозоли. Совершенно непрактично. Грейнджер сделала глубокий вдох, принимая более удобную позу, приставила палочку Драко к своему виску. Она взглянула на него так, словно говорила: «Я ни за что не собираюсь смотреть на что-либо ещё в этой комнате». — Готов? Драко вдруг стало плохо. Паника схватила его в свои тиски, но он быстро взял мысли под контроль, стараясь думать, какого результата не нужно добиться. Посмотрел на неё так же пристально, добавляя во взгляд излишнюю неприязнь. Вызывал прежнюю ненависть. Ну давай же. Её кудри бесят. Грязно-карий цвет глаз раздражает. Палочка в руках отвратительная. А ещё грязная, грязная, грязная. Он громко сглотнул, приготовившись к худшему. — Готов. Его глаза неотрывно следили за тем, как Грейнджер начала бормотать цепь заклинания, и он старался поспевать за ней. И после каждого произнесенного слова ему стало казаться, что это заклинание призвано вызывать в нём сложнейшие душевные переживания. Драко внутренне смеялся и над «единством», и над «целостностью», не понимая, как это может относиться к ним с Грейнджер. Но он срезал на корню любые размышления о возможности их как «единых» и «равных». Только не сейчас. Только не сейчас. Драко почувствовал легкое сопротивление палочки Грейнджер, когда чары вступили в силу, но он бормотал заклинание, стискивая зубы, чувствуя, как витиеватые узоры на палочке впиваются ему в ладонь, а волшебство с трудом выливается из него в магические формулы. Он не мог оторвать взгляд от её глаз. Смотреть на магию, что она излучала волнами, стало невероятно завораживающим и опьяняющим зрелищем. Он ощущал ту силу, что излучала Грейнджер, проходящую через его вены и наполняющую его собственную энергию. Их магия соприкоснулась всего на мгновение. И это ощущение было невообразимым. Когда воздух вокруг них вдруг с треском превратился в белесую пыль и сформировался в небольшой купол, он понял, что слишком расслабился. Грейнджер прекратила поток слов и зачарованно посмотрела на него, стараясь не поддаваться любопытству и не разглядывать сферу вокруг, которая ознаменовала о начале соединения мостов. Нет, нет, нет, нет! В нём застучала паника. Драко пытался вспомнить, что говорил отец. Пытался вспомнить себя, остро реагирующего на каждый его указ. Он вспомнил, как рассказывал Люциусу на каникулах первого курса о том, что какая-то девчонка с Гриффиндора перепрыгнула его в рейтинге учеников. Он был в холодном бешенстве. — Грейнджер? Странная фамилия. Не припомню такой даже среди полукровок. Может, она иностранка? — Её родители магглы. Ненависть Драко появилась одновременно с презрением отца. Драко ненавидел её. Сначала за то, что из-за неё он учился во много раз усерднее, чем должен был. Помимо уроков в Хогвартсе, его ждали ежедневные занятия дома на каникулах. Он был в ярости. А после ненавидел её за то, что это её кровь была всему виной. Что это из-за таких, как она, чистокровное общество было вынуждено доказывать, что они в чём-то лучше. Им пришлось стараться, чтобы не уйти за тень грязнокровок и их открытий в мире магии. Это было отвратительным. Его снова заставляли что-то делать, брали под контроль. Драко смотрел сейчас на Грейнджер, вспоминая, что это она вместе со своими дружками отобрала у него детство. Ему показалось, будто она услышала эту мысль или, может, увидела это в его хмуром лице, потому что заметно побледнела и прикусила губу. Сфера вокруг замигала, грозясь исчезнуть. Грейнджер охватила легкая паника. Отлично. Но буквально через секунду она сама нахмурила брови, и он ощутил, как волны магии, исходящие от неё, чуть не захлестнули его своей мощью. Малфой напрягся, с трудом удерживая ровную спину и чувствуя, как все старания пеплом осыпаются у его ног. Соединение мыслей похоже на постройку моста с двух сторон. Драко разрушал свою часть. Грейнджер же старалась починить сломанное и взрастить свой кусок моста. Она поняла, как работает магия, потому что он мог чувствовать путы её хороших воспоминаний, которые заставляют заново сиять сферу с каждой секундой. Гермиона наполняла связь своей энергией и доказывала, что они могут быть «единодушны». Не сегодня, Грейнджер. Он с силой сжал её палочку в руке, вспоминая ещё. Ощутил её кулак на своей челюсти. Услышал смешки Поттера и Уизли со всех сторон сразу. Её взгляды, полные презрения, как будто она имела право смотреть на него свысока. Как будто бы это он испортил всю её жизнь, а не наоборот. Вспоминал, как Грюм подкидывал его в виде хорька на потеху и она тихонько хихикала где-то вдалеке. Как постоянно отбирала у него шанс ответить на вопрос профессора. Сфера вокруг то распадалась на части, то соединялась снова под давлением веса магии двух абсолютно противоположных волшебников. Драко повторял про себя, как мантру: «НЕедины» «НЕцелостны» «НЕравны» Драко не знал, какие воспоминания воскрешает Грейнджер в своей голове, но они были определенно сильнее, чем то чувство ненависти, которое он возрождал в себе насильно. Купол закрепился. Он почувствовал магическую клятву, которая скрепила их души и мысли, запрещая на данный момент им растворяться в воздухе. Чары посчитали их достойными. Блять. Последнее слово в цепи связи являлось тестом и ключом к разгадке. Ритуал, исполненный небрежно между двумя далекими людьми, мог привести к разливу воспоминаний. Они могли просто перескочить в голову к другому человеку без права на возвращение. Это мог быть первый поход в Хогсмид, а мог быть и самый страшный секрет. Неконтролируемые последствия общей ошибки и наивности. Малфой был готов пойти на любой риск, лишь бы вся истина, что тяжело пульсировала в его душе, не открылась. Лишь бы они разом не поняли чего-то, что не сможет вернуть их назад, не оставит шанса. Липкий страх сковал его тело, когда Грейнджер тихо прошептала: — Паритас*. Магическая клятва разомкнула его крепко сжатые губы, и он сдавленно прошептал последнее слово связи, до боли стискивая чужую палочку в руке. Понимая, к чему это приведет, он до головной боли сосредоточился на прежней ненависти, возрождая и возрождая свою прежнюю версию себя, вместе с этим с яростью критиковал все свои поступки и желания: Ты говорил с ней как с другом. Как с равным. Ты искал её, вдыхал запах её волос. Ты целовал её. Ты прикасался к ней. Ты желал только её. Грязную, грязную Грейнджер. Вызванная ненависть распространилась по его венам, и он был готов поклясться, что смог вспомнить, каково это. Смотреть и ненавидеть. Слушать и презирать. Сидеть рядом с ней и давиться спертым воздухом. На этот краткий миг он стал своим отцом, рассмотрев в лице Грейнджер всё самое мерзкое и неживое, весь мир, против которого должен был бороться. Плевать на письма и желания. Плевать на золотые глаза и запах мяты. П-л-е-в-а-т-ь. И этот миг стал решающим. Драко услышал далекий треск. Было похоже на хруст свежего снега под ногами, на хруст восковой печати, на хруст яблок и гнилых листьев, которые крошатся в ладони. И он ощутил этот хруст где-то глубоко в груди, чувствуя боль, но осознавая, что ему не больно на самом деле. Так разрушилось заклинание связи, не позволив связать их мысли волшебными мостами. Что-то с силой толкнуло его, и Малфой упал с колен. Вместе с толчком на него обрушилась слабость от того, сколько магии он выпустил на установление связи и борьбы с ней. Драко сделал глубокий вдох, в мгновение избавляясь от давления ненависти, всё ещё присутствующей в его мыслях. Сквозь неясный туман он рассмотрел Грейнджер, которая также опрокинулась на спину, тяжело дыша. Вся ярость, что он снова пустил в своё сердце, начала очень быстро выкипать, когда он посмотрел на её часто поднимающуюся грудь, кудрявые волосы, разметавшиеся вокруг неё диким ореолом. Она выкипала из него, и он с каждым вдохом возвращал своё спокойствие. Скрип пера. Сжеванный сахарный кончик. Тщательно выведенные линии и обдуманные слова. Уставшие глаза. Сила вокруг неё. Мягкая улыбка, обращенная лишь ему одному. Легкая голубая ткань. Быстрое сердцебиение прямо возле его груди. Аккуратные изгибы талии. Тихие стоны под его губами. Небольшой шрам на щеке. Прекрасная. Прекрасная. Прекрасная. Он слабо выдохнул, закрывая глаза, отнимая палочку от виска и больше не контролируя себя, свои мысли и свою магию, позволяя ей течь по венам мирными потоками, возвращая баланс. У него получилось. Драко не знал, полностью ли это была его заслуга или им не суждено было выполнить этот ритуал с самого начала. Однако хотелось верить, что он всё же как-то оттянул неизбежное. Малфой громко сглотнул. Ощутил невероятную усталость, которая не позволяла ему ухмыльнуться или как-то показать свои эмоции. Он был истощен. Когда Драко открыл глаза, то заметил, что Грейнджер уже снова сидит. Его палочка выпала у неё из ладоней и откатилась немного в сторону. Её голова сильно опустилась вниз, а лицо скрылось под большой копной волос. Плечи девушки мерно опускались и поднимались, казалось, она была в подобии транса. — Грейнджер? — тихо позвал он, добавляя сталь в голос. Она быстро вскинула голову. И Малфой чуть не отшатнулся от её взгляда. Грейнджер смотрела с ужасом. С тем ужасом, когда ты видишь перед собой человека, но не можешь его вспомнить, с ужасом, когда ожидания рушатся предрассудками и ты остаешься один. Она смотрела на него по-другому. Как в первый раз на перроне перед поездкой на Хогвартс-экспрессе, когда они ещё не знали друг друга. Что за?.. Драко тряхнул головой, пытаясь таким образом избавиться от её липкого взгляда. — Чего уставилась? — спросил он чуть грубо, но сохраняя серьезность. — Я же говорил тебе, что не получится. Грейнджер моргнула один раз. Второй. Быстро заморгала, словно проясняла зрение. И рассеяно кивнула: — Да… Не получилось. Он фыркнул и отвел взгляд, больше не в силах на неё смотреть. Она тут же поднялась с пола, хватая его палочку, и быстро протянула древко ему. Малфой тоже поднялся с пола, принимая свою палочку, возвращая Грейнджер её. Палочка мягко легла в его ладонь и сразу стало спокойнее. — Ну… тогда, — она запнулась, прочищая горло. Грейнджер явно была чем-то серьезно обеспокоена, и Драко не знал причины. — Тогда будем докладывать друг другу только об очень серьезных вещах. Например, если ты пойдешь за пуншем или за сахарными елочками, я сразу пойму, что нужно подойти к тебе. — Хорошо. Она смотрела на него ровно секунду, и он увидел в её глазах неозвученный вопрос или даже тысячу вопросов. Но она промолчала. Грейнджер снова кивнула, втягивая голову в плечи, и быстрым шагом направилась к выходу из Астрономической башни. Завтра выходной. А послезавтра — Рождество. И Драко не смел надеяться, что увидит её в золотом.***
Боже. Боже. Боже. Сердце стучало, дыхание сбилось, пока она шла в свою башню. Раз ступенька. Два ступенька. Большой шаг. — Пароль? — Елочные шарики, — скороговоркой бросила Гермиона портрету, услышав ворчание в свою сторону. Она прошла в гостиную. Вокруг было невероятное количество людей, что сыграло ей на руку, и она проскользнула между группами, оставшись незамеченной. В последний момент успела увернуться от летящего в её сторону фейерверка и захлопнула за собой дверь в спальню. Гермиона пораженно вскинула голову к потолку, закрывая глаза, выдыхая. Сердце не переставало часто биться. В её глазах застыла потухшая сфера. На губах ещё остался шепот последнего слова-связки. Миг. И толчок. Грубый, как будто кто-то сильно нажал на тормоза в машине и она впечаталась в переднее сиденье. Глубокий вдох. Гермиона видит, как Малфой закрывает глаза, убирая палочку слишком рано от виска. И белесая нить, вырванная из его головы, выскочила, направляясь к ней. К Гермионе. Нить мягко скользила по воздуху, пока Малфой в неведенье сидел на полу совсем без сил. Она не поняла, как воспоминание проникло ей в голову, пока не увидела его: Скрип пера. Сжеванный сахарный кончик. Тщательно выведенные линии и обдуманные слова. Уставшие глаза. Сила вокруг неё. Мягкая улыбка, обращенная лишь ему одному. Легкая голубая ткань. Быстрое сердцебиение прямо возле его груди. Аккуратные изгибы талии. Тихие стоны под его губами. Небольшой шрам на щеке. Она увидела каждый миг, о котором он подумал в тот момент, и всё это ярко фосфоресцировало у неё в голове, пока Малфой не окликнул её. Мерлин. Это всё-таки он.