***
Драко предполагал, что бал давно закончился. Но он всё сидел. Пялился на свои начищенные туфли, надеясь, что глаза устанут и он больше не сможет их открыть. Надеялся, что его отведут в больничное крыло и он пролежит там всю оставшуюся ночь, имея оправдание. Поразительно, когда он к этому вернулся? К трусости. Наверное, она, та самая трусость, уже настолько глубоко в нём взросла, что уже ничем её не выжечь. «Иди к ней», — сказала ему Пэнси в конце своей тирады. Словно подведя итоги. Словно проводя черту между тем, о чем Драко догадывался, и тем, что уже знал наверняка. И эта её фраза продолжала крутиться в голове, как надоедливый пикси. Идти? Прям, в самом деле? Размеренными шагами приближаться к блеску золотых глаз Грейнджер и сиянию ее платья? Или быстро бежать навстречу её пламенным словам и безрассудной смелости? Слишком. Почему-то сейчас всё прошлое и настоящее стало для него слишком. Пэнси рассказала ему о многом, начиная с первых курсов, о её странной и слепой влюбленности, несмелости и неловких столпотворениях, которые она создавала в коридорах, встречая его. Как она не могла отвести от него взгляд на вечеринках в гостиной факультета, а как только он сам оборачивался в её сторону, краснела и запивала смущение пуншем. Подумать только! Столько лет не замечать ни намека на то, что человек видит в тебе смысл существования. Не помыслить о том, что для кого-то он мог быть целью, ради которой можно совершать опрометчивые поступки. Совсем как гриффиндорцы. Драко не думал, что Пэнси может быть такой. Но теперь, после её рассказа, Малфой не представлял ее иначе. «Иди к ней», — слова его подруги снова прозвучали в его голове, и он опять мысленно вернулся к их с Пэнс разговору. — Оглядываясь назад, теперь я понимаю, — Пэнси опустила взгляд. — Грейнджер изменилась, а я была слишком слепа, чтобы понять истинную причину этих перемен. Она умело скрывала свой интерес к письмам за нуждой в дурацкой книжке. Ты говорил, что вы целовались, да? Я видела её после. Она горела, Драко. Она была такой живой как никогда. И она была сильно напугана тем, что с ней происходит. Вот почему она прибежала ко мне — чтобы успеть всё исправить. Грейнджер поняла, что-то началось, и попросила у меня всё прекратить. Представляешь, насколько сильно стало в ней чувство, раз она так отчаялась? — Пэнси подняла на него взгляд, и её глаза сверкнули в свете зажженной свечи. — Она пришла ещё раз, прямо перед балом. Мерлин, если бы я ей сказала тогда, ничего бы не было. Но даже после того, как я ей призналась, что книги у меня нет… Она всё равно написала тебе, эта гребаная гриффиндорка. Какого-то чёрта поставила моё счастье выше своего собственного? И это ещё раз доказывает мне… Мерлин, Драко, ты бы только видел со стороны, как она на тебя смотрит. Так смотрят на редкие цветы, которые нельзя рвать, но полюбоваться ими хочется, а забрать с собой — нельзя, и ты, возможно, их больше никогда не увидишь. Поверь мне, я знаю этот взгляд и его причины. Драко не понимал, что теперь ему делать с этой информацией. Он был удивлен? Нет. Казалось, все те знания, все те наблюдения со стороны, что поведала ему Пэнси, он понимал и до этого. Понимал где-то глубоко внутри, боясь вытаскивать их наружу. От того и стало страшно, когда Пэнс произнесла это вслух. Она дерзнула распечатать этот чёртов ящик Пандоры, который он бережно хранил в глубинах своей души. Пэнси сказала идти к ней, но Драко от страха закрылся у себя в комнате, надеясь на что угодно, лишь бы ему удалось избежать любого разговора. Ведь что он скажет Грейнджер? Есть ли у него что сказать? Нужны ли слова вообще? Как же он может выразить вслух то, что сам не до конца понимает? Что разрастается внутри него огромной мыслью и умоляет вытащить наружу. Знала ли Грейнджер на самом деле, что это был Драко? Пэнси сказала, что ничего не говорила ей всё это время. Вполне возможно, что она догадалась, но откуда ему знать? Вдруг он придёт к ней, расскажет всю правду, а она в ужасе убежит. Это спасло бы его от самокопания? Это спасло бы его от механизма, который, кажется, запустился внутри него, но ключ он потерял? Ведь что, кроме неподвластных ему вещей, могло заставить его бояться отказа Гермионы? Бояться того, что она его не примет. Бояться, что Пэнси всё неправильно поняла. Драко продолжал сидеть в своей комнате, сцепив руки в замок, уронив на них свою голову, пытаясь успокоить душевные терзания. Он понимал, что уже давно стоило бы вернуться в Большой зал, но он никак не мог. Малфой увидел около подоконника одиноко валяющийся листик мяты. Он чуть потянулся вперёд, чтобы поднять его. Задумчиво покрутил меж пальцев. Так ли было важно, когда всё началось? Так ли был важен тот временной промежуток, когда Драко избавился от своих предрассудков и увидел в Грейнджер что-то помимо чистоты её крови? Когда он понял, что эта девушка из алебастра и блистательного ума* определенно достойна быть волшебницей, а все домыслы его отца о таких «выродках» стали возмутительными. Наверное, нет, неважно. Ведь ему точно не станет легче, если он вернется в то время, когда в нём ещё существовали «чистокровные стереотипы». Потому что уже зародившиеся внутри чувства — не выжечь. Никуда не деть его улыбки по вечерам, порывы отправить яблоко, потому что она опоздала на завтрак, никуда не деть тепло от гребаного гриффиндорского шарфа, никуда не деть саму магию, которая едва-едва скрепила их мысли, доказывая, насколько между ними всё изменилось, раз они стали достойными, чтобы быть едиными. В то, насколько всё изменилось, не мог поверить и он сам. А Паркинсон смогла, пусть и не сразу, пусть и со стороны. — Я сделала не очень много хороших вещей, Драко, — сказала она ему. — И эта затея с письмами, чёрт возьми, была просто отвратительной. И я уже не могу ничего исправить, кроме как рассказать тебе всю правду. Теперь твоя очередь. Поэтому прошу, иди к ней, Драко. Иди и исправь всё то дерьмо, что мы вместе натворили. И он ушёл. Ушёл быстро, но затормозил у двери в свою комнату и спрятался там, как последний трус. И до сих пор продолжал сидеть там, сцепив руки в замок. Как на зло вспомнились слова Грейнджер, сказанные ему на Астрономической башне: «Ты скорее сбежишь с поля битвы, притворившись больным, и отлежишься у мадам Помфри с воображаемой травмой». Пусть происходящее и не сравнить с предстоящей битвой, не сравнить с последствиями участия Драко в спасении Поттера, но это была битва его личная, и она бушевала у него в голове. Всё, что происходило между ними, показалось вдруг таким ребячеством. Небольшие подколки, записочки, поцелуи: всё это — где-то между ними, в пустых пыльных кабинетах, в холодной Астрономической башне, за столом в комнате. Как будто бы не с ним. Как будто бы во сне. Как Драко смог допустить это? Как смог не понять, что за ребячеством стоит такая недвижимая глыба, которая грозится упасть? Ведь если он сейчас пойдёт искать и найдёт её, посмотрит в карие глаза… Это уже будет не остановить. Это станет настолько реальным, что никуда не убежать, не спрятаться за гобеленом и не уйти в теплицы. Никакие ментальные стены не защитят ни его, ни саму Грейнджер. Стоит ли такой риск этого? Драко не знал. А Грейнджер ведь была умнее. Не нужно быть гением, чтобы понять — её решения подвергались ежесекундным размышлениям, вычислениям наиболее подходящих вариантов. И если она решила, что Драко и Пэнси нужно быть вместе, может, так и должно быть? Он резко поднял голову. А какого чёрта он вообще сидит тут и размышляет, о чём же думала Грейнджер? Откуда ему знать, что происходит в её голове? Он сам видел, какой там хаос. Найти хоть какие-то воспоминания в её мозге настолько трудно, что приходится начинать сначала, с момента её рождения, поэтому он и прошёл заново с ней весь тот путь принятия магии среди магглов во время легилименции. Хотя, видит Мерлин, как бы он хотел найти настоящие доказательства тому, что это она выводила те неаккуратные буквы, что это её письма пахли мятой. Но он не мог. А когда попытался, его просто занесло в воспоминания с этим Уизли. Откуда ему знать, что ею двигало? Так не проще было бы спросить у неё самой? Драко поднялся. Сделал шаг по направлению к двери, но остановил себя. Сердце бешено стучало в груди, выдавая панику. Страшно до чёртиков. Страшно до колик, вот так вот просто взять и убрать всю ту пелену с глаз, что была у них всё это время, пелену, которая мешала. Чему? Возможно, чему-то важному, что уже началось когда-то и что не остановить. Драко пока не имел представления, но планировал разобраться с ней вместе. Он не позволит ей просто так взять и оставить всё позади. Если она и не знала о том, что пишет именно Драко, если отказалась просто из-за угрызений совести, если все слова Пэнси — херня, то он должен услышать это от неё. Если она его ненавидит, Драко должен услышать это от самой Грейнджер, потому что без этого он уже не сможет вернуть всё то, с чего они начинали. Ему нужен всего лишь ее ответ — и он будет готов отступить при необходимости. Если же Драко неправильно рассудил намерения Грейнджер… Ну, для начала было бы неплохо это выяснить. «Иди к ней», — сказала Пэнси. И он пошёл. Распахнул дверь, спустился по лестнице в гостиную, погружаясь в атмосферу детского смеха, не переживая, что бал, наверное, закончился. Уверенным шагом направился в Большой зал, складывая листик мяты в карман, надеясь, что Грейнджер ещё не ушла.***
Гермиона не могла отвести взгляд от него до тех пор, пока он сам не посмотрел. Оторвал сияющий взгляд от Паркинсон под его руками и только тогда посмотрел на гриффиндорку, стоящую в проходе. Драко и Пэнси уже танцевали вместе. Просто чудесно. Значит, он уже получил письмо. Значит, ему даже не понадобилось время, чтобы переварить эту информацию. Пылкие объятия, красивый танец и договор о помолвке, наверное, уже пишется в стенах поместья между их отцами. Делов-то. Гермионе секунды хватило, чтобы уловить ту нежность, с которой Малфой проводил рукой по спине Паркинсон, как он улыбался и подмигивал ей, а она отвечала на его улыбки легким румянцем. На второй секунде она поймала взгляд самой Пэнси. И Гермиона увидела шок в её глазах. Возможно, это был шок от поступка гриффиндорки. Что, не ожидала от неё такого? Она тоже. Третья секунда — и взгляд Драко. Неясное пламя, зародившееся в ней, успело разгореться с новой силой, когда он посмотрел на неё. С удивлением? Может быть, но, разумеется, у этой эмоции был другой характер. Пэнси явно не была такой глупой, чтобы рассказывать об их договоре, учитывая то, что он исполнен только на половину. О нет, он удивился именно ей. Её приходу, её виду, возможно. И удивился тому, что она продолжала смотреть на него, не отводя взгляд. А Гермиона смотрела, потому что письмо не отменяло того, через что они успели пройти вместе за эти пару месяцев. Не отменяло того, каким человеком вдруг предстал перед ней Драко. Не отменяло того, что теперь в своих мыслях она звала его по имени. И тогда ей стало не так паршиво. Гермиона увидела Драко счастливым и подумала, что, может быть, всё не зря. Да, это было правильным решением. Так будет лучше. С другой стороны, на что она надеялась? Пара поцелуев, немного милых разговоров, сотрудничество и помощь не перекроют годы ненависти. Этого мало, для него уж точно. И разве она ждала, что после того, как напишет на заветном конверте с безымянной печатью своё имя, он что?.. С распростёртыми объятиями примет её? Пэнси Паркинсон и Драко Малфой. Звучит правильно. Остальное — надуманное и чужеродное. Гермиона видела их вместе, танцующими, и не могла представить пары более подходящей. Да. Так было правильно. И совсем не важно, что от чего-то ныло в груди. И совсем не важно, что она резко сделала вдох, стараясь убрать предательское пощипывание в носу, поправила волосы, чтобы замаскировать дрожь в ладонях. Не важно. Джинни пихнула Гермиону в плечо, и та словно проснулась. — Эй, ты чего? Грейнджер быстро потрясла головой из стороны в сторону и мягко улыбнулась. — Всё в порядке, — она взяла её за руку. — Идём. Джинни улыбнулась в ответ, и они направились в сторону столов Гриффиндора, где все уже собрались. Вот что правильно. Вот что важно. Её друзья. Её долг перед ними. Их безопасность и защита. А Малфой… Что Малфой? Теперь у него свои заботы. Она проглотила большой ком в горле, приветствуя профессоров и отклоняя предложения к танцу.***
Как бы она ни пыталась абстрагироваться от него, Малфой не сводил с неё взгляда весь вечер. Было очень трудно игнорировать его, когда затылок больно кололо от цепкого взгляда в спину. Поэтому она тоже иногда поглядывала на него, но практически всегда встречала взгляд в ответ. Создавалось впечатление, что он следил за ней. Возможно, Гермиона ошиблась. Возможно, Пэнси всё-таки упомянула её роль в этом деле с письмами. И возможно, теперь Малфой снова возненавидел её. Сердце пропустило удар, когда она подумала об этом. Снова. Как же теперь вернуться к тому, что она должна ненавидеть его? Она сможет вспомнить своё выражение лица, с которым встречала все его оскорбления? Сможет снова строить ему рожицы, когда он будет унижать Гарри или Рона? Малфой стоял у стола с напитками уже очень долго. И в этот момент, когда на неё никто не обращал внимание, когда Джинни почти не скрывала своё желание поскорее пойти повидаться с Дином, Гермиона решилась. — Джинни, не хочешь пить? Я могу принести нам. Подруга лучезарно кивнула: — Конечно. Я буду у фигуры ледяной ведьмы. Гермиона направилась к столу с напитками. Мама ей всегда говорила, что когда она ставит пациенту укол, то никогда не досчитывает до трёх, а делает это мгновенно. Таким образом, неподготовленный пациент быстрее переживает боль и забывает о ней. Вот и сейчас Грейнджер подумала, что лучше встретиться с его вновь появившейся ненавистью без подготовки. Посмотреть своим страхам в лицо, пусть она и почти уверена, что убежит при первом же брошенном в неё «грязнокровка». Она явно была не готова к такому. Поэтому решительно шла в его сторону с лёгкой улыбкой на лице. — Грейнджер, какого хера? — прошипел он сразу, как только Гермиона принялась наливать напиток в стакан. Она постаралась скрыть своё удивление. Как он быстро перешёл к делу! Как быстро начал предъявлять претензии, даже не попытавшись изобразить спокойствие в дань их когда-то налаживающимся отношениям. Гермиона не переставала поражаться тому, как просто у него это получалось. Но проигрывать сразу не хотелось. Изогнув бровь она спросила: — Ты о чём? — Я стою тут гребаных полчаса. Мы договаривались… Договаривались, договаривались, договаривались. Великий Годрик! Ягодка выпала из её пальцев, ловко опускаясь в стакан с пуншем. Гермиона кинула на него быстрый взгляд и, не увидев в его позе ничего, кроме решимости, легкого раздражения и дьявольской привлекательности, на секунду опешила. Так значит, он здесь за другим? Он здесь не для того, чтобы вылить на неё весь свой яд, обвинить в сотрудничестве с Пэнси, выразить своё недовольство по поводу вторжения в личную жизнь, да ещё и кем, Гермионой Грейнджер? Он здесь потому что… Он здесь ради неё. «Нет, — поправила она себя. — Ради волшебного мира. Он здесь, чтобы не позволить Волдеморту получить желаемое, чтобы не позволить взять Пожирателям верх, чтобы помочь им оттянуть время». Но и всё же. Он здесь. — … кажется, что если я… — Я тебя не видела, — перебила Гермиона со смущением. — Извини, — добавила она чуть тише. — Есть что-то важное?***
Гарри ушёл к Дамблдору около часа назад. Через некоторое время после него вышла Паркинсон. За ней Драко. До этого выходили Забини и Гринграсс, какая-то девочка с Пуффендуя, которая как-то просила Гермиону написать за неё эссе по Нумерологии. Потом вышел Рон, вспомнивший, что забыл в комнате карту Запретного леса, которую он вырвал втайне от Гермионы из одной библиотечной книжки. Гермиона следила за теми, кто выходил, и ждала возвращения Гарри, с каждой секундой жалея, что не пошла с ним. Пусть даже он и настоятельно просил не ходить, не нужно было его слушать. Оставалось надеяться, что слова Малфоя о встрече означали то, что он продолжал сохранять бдительность и, возможно, пошёл за Гарри следом. Со временем авроры у входа начали делать послабления и пропускали уже больше народу, что означало конец вечера. Совсем скоро в Большом зале остались несколько пар, танцующих под медленно затихающую музыку. Они лениво передвигали ногами, качаясь под ритм, а Гермиона стояла поодаль со стаканом пунша. — Ну и тухляк здесь, — недовольно пробурчала Джинни, допивая сок. — Я слышала, что в гостиной Гриффиндора собираются устроить дополнительную вечеринку для самых стойких. Ты со мной? Гермиона тяжело на неё посмотрела, изображая спокойствие и сожаление. — Нет, Джинни, прости. Тут так хорошо, играет приятная музыка. Я давно не чувствовала себя такой умиротворенной. — Ладно, ладно, — замахала на неё руками подруга. — Я поняла. Оставляю тебя тут. Всё равно Гарри и Рон должны скоро вернуться, — Джинни поглядела по сторонам и ещё раз кивнула, вздыхая. — Хорошо. Тогда я пойду. Увидимся утром? Гермиона закусила губу, стискивая стакан в руках, переживая за состояние стекла от такой хватки. — Конечно, — выдавила она из себя. — Увидимся. Джинни улыбнулась. И улыбнуться ей в ответ стало одной из непосильных задач за этот вечер. Где же Рон? Где же Гарри? Людей становилось всё меньше. Авроры покинули Большой зал, приступив к патрулированию башен и коридоров, хотя Гермиона прекрасно понимала, что все равно они не знали всех секретных ходов и лазеек Хогвартса. Решив, что бесполезно здесь оставаться и ждать чего-то, она поставила стакан на стол и направилась к выходу. С чего же начать? Пойти к кабинету директора и подождать Гарри? Подняться к башне и узнать, где Рон? Гермиона мотнула головой, в мгновение почувствовав тяжесть золотых шпилек на голове. Для начала стоило переодеться. Она вышла из зала и чуть не хлопнула себя по лбу. Ну конечно! Карта Мародёров. Она направилась в угол коридора, осматриваясь по сторонам, отмечая, что рядом не было ни одного аврора. Из Большого зала продолжала доноситься легкая спокойная музыка. Гермиона потянулась к бисерной сумочке и в это же мгновение услышала приближающиеся шаги. Подняла голову, лихорадочно выискивая источник звука, но сделать это в темноте было трудно. Единственное, что освещало коридор — луна, светящая через большое окно, напротив которого стояла Грейнджер, и, наверное, она сама, отражающая лунный свет своим золотым платьем. Нужно было срочно сменить одежду на менее приметную. Шаги становились громче, и Гермиона поняла, что они доносятся справа от неё, со стороны… Со стороны того самого коридора, в котором она когда-то столкнулась с Драко. Коридора, который вёл в гостиную Слизерина. Гермиона в ужасе уставилась в темноту, где постепенно стала различать силуэт. Тень иногда становилась отчётливее, когда человек пробегал мимо окон, только всего лишь на несколько секунд. Но много времени не понадобилось. Она узнала. Поняла сразу, как увидела очертания беспорядка волос, блеск серебряной тесьмы на развивающейся мантии. Сколько раз она различала его даже тогда, когда он был невидим всему миру. Узнала она его и теперь. И страх поднялся откуда-то из глубин её сознания. Зачем бы Драко бежать по тёмному коридору? Он бежит в Большой зал, когда бал уже закончен? Бежит к ней, на ту самую встречу, которую запланировал? У него дурные вести? Он злится на неё за то, что она его не ждёт у входа, как они и договаривались? Она успела подумать об этом всём по мере того, как его шаги постепенно замедлялись, а сам Малфой отчётливее проступил в лунном свете коридора и сиянии редких зимних украшений, развешанных по периметру. Он остановился в тени в двух шагах от неё. Гермиона сглотнула, стискивая бисерную сумочку в руках, совсем забывая, что же хотела достать оттуда. — Малфой, я… — сразу решила начать она, споткнувшись на первом слове. — Я уже шла к дверям, честно. Ничего же не произошло? Ты же следил за ним? Всё в порядке? Драко был будто не здесь. Сквозняк коридоров Хогвартса мягко поднимал полы его угольно-чёрной мантии, и это движение было единственным с его стороны. Он завороженно смотрел на неё стеклянными глазами и, кажется, не совсем разбирал, о чём она говорит. В этот миг ей показалось, что… Дальше Гермиона не успела ни о чём больше подумать, так как Малфой сделал шаг к ней и поднял руку в воздух, заставляя замереть. В поднятой кисти меж его пальцев находился листик мяты, который она по ошибке сунула в конверт, но в последний момент передумала убирать, решив оставить хоть что-нибудь от себя. Она затаила дыхание. — Поэтому? — тяжело выдохнул он, и его ресницы затрепетали. Драко быстро убрал это волнение и нахмурился, поднося листик с мятой ещё ближе к её лицу. — Поэтому твои письма… — по какой-то причине ему было тяжело говорить. — Поэтому твои письма пахнут мятой? … Это оно? Здесь обычно в книгах находится та самая точка, где у главных героев останавливается сердце, или всё портит какой-нибудь рыжий тролль, снесший стену и забросавший всё камнями, или где падает метеорит? Здесь то самое место в её жизни, когда лучше позволить всему течь своим ходом, ничего не говорить и просто ждать того, что будет дальше? Если это так, тогда Гермиона нашла оправдание своему раскрытому рту, хлопающим глазам и явно затянувшемуся молчанию. Она не сводила взгляд с листика мяты, который он продолжал держать в воздухе, и ей вдруг подумалось, что, возможно, у него устала рука. Гермиона с бешено колотящимся сердцем подняла ладонь и обхватила кисть Драко у основания стебелька листа мяты. Посмотрела ему в глаза. И всё равно не знала, что ему сказать. Это может что-то значить? Она должна объясниться или нет? Почему он… Мерлин, столько вопросов… Но Драко медленно начал раскалывать тот лёд, который сковал мысли Гермионы: — Пэнси. Она всё рассказала. С самого начала, — он усмехнулся. — Не могу знать, действительно ли она рассказала всё. Но самое главное мне известно, — он заглянул глубже в её глаза, чуть наклонив голову, будто спрашивая, будто он всё ещё не до конца уверен. — Это ты. Это точно была ты? Она сказала, что это ты. На самом деле, я догадывался, но… Гермиона не могла понять по его интонации и выражению лица, что он чувствовал по этому поводу. Она вообще сейчас плохо соображала. — Подожди… — она нахмурилась. Драко вслед за ней. — Зачем она тебе всё рассказала? — Оу, ну… — Малфой запнулся и перевёл взгляд на их руки, которые до сих пор находились сцепленными вокруг малюсенького листа мяты в подвешенном состоянии. Осознав это, он медленно опустил их, обхватив крепче палец Гермионы, чтобы она вдруг по инерции не отпустила его. — Она говорила что-то о том, что мы изменились, о твоём и её собственном счастье, о том, что ты дура, с чем я согласен, прошу меня простить, — он снова посмотрел на неё, надеясь увидеть смешинки в глазах, но Гермиона продолжала оставаться чрезвычайно серьезной. Это слегка пошатнуло его напористость, и он смущенно прокашлялся. Подумать только, до чего они дошли! Драко Малфой смущается перед Гермионой Грейнджер. — Пэнси решила всё исправить. Поняла, что затея была ошибкой, и она жалеет, что не сказала тебе об этом раньше, потому что, как я понял, у неё нет ко мне чувств уже какое-то время… Мерлин, мне кажется, в этом нет смысла сейчас, потому что… Потому что это не важно. Понимаешь? — Не важно? — переспросила Грейнджер. — Да, не важно, — он кивнул, и лунный свет ужесточил резкие черты его лица, раскрывая всю честную уверенность, с которой он сказал это. — Как это не важно? Пэнси любит тебя… Ну или любила… — её глаза загорелись. — Я ведь видела, как вы танцевали! Я подумала, что… — Я не знал ничего тогда! — ответил он с той же пылкостью. — Я ещё не видел твоего письма. И кстати… — Но как же… — … какого чёрта, Грейнджер? — продолжил он. И с этим вопросом его лёгкий румянец сменился на яростную бледность и холод в глазах. Он резко отпустил её руку, таким образом лист мяты оказался в ладони Гермионы. — Что, прости? — Какого соплохвоста ты устроила? Ты просто… — Драко зарычал от бессилия. — Зачем ты… Он явно не мог правильно сформулировать свой вопрос. — Нет, для начала… Пэнси сказала, что никогда тебе не говорила, кому ты пишешь. Но, как я понимаю, ты явно догадалась. Гермиона ничего не ответила, и Драко принял это молчание за согласие. — Хорошо, — он выдохнул. Хотел было продолжить, но она его прервала: — А ты тоже? Догадался? — Ещё в библиотеке, — он кивнул. — Помнишь? Девушка распахнула глаза и легонько усмехнулась. — Это раньше, чем я. Драко добродушно и с нотой привычного самодовольства усмехнулся в ответ. — Но как тогда… У Гермионы крутилось столько вопросов в голове, сколько никогда не появлялось при изучении новой темы или при прочтении новой книги. Даже при сборке формул для нового заклинания из уже имеющихся её голова не была настолько загружена, как сейчас. И она увидела отражение своей усталости в его глазах. И на секунду позволила своим векам опуститься, выдыхая: — Ну и бред. Драко невесело хмыкнул, переступая с ноги на ногу. Гермиона снова посмотрела на листик мяты в своих пальцах. Аккуратно перекатила его мягкий стебель, переживая, что может его сломать. И остро ощутила желание спросить кое-что ещё. — Мои письма действительно пахнут… Пахнут мятой? Он улыбнулся ей и кивнул. И его улыбка сияла в темноте ярче, чем любой фонарик, ярче, чем лунный свет и золотое платье, обшитое волшебными кружевами и тесьмой. Драко всегда сиял весь изнутри, как новая звезда на небе — ярко, не отражая, а излучая собственное свечение, ослепляя, заставляя не видеть ничего вокруг, кроме него. Такое открытие напугало. И пленило мгновенно. Гермиона даже не сразу заметила, что Драко, продолжая легонько улыбаться, потянулся рукой к мантии. Засунул руку внутрь и вытащил оттуда что-то. — Ты знаешь, Грейнджер, сейчас Рождество. Я думаю, стоит напомнить, наверняка ты забыла, — он не отрывал взгляда от предмета в своих руках, будто обращался к нему. — И я решил… Ну, разумеется, если бы я знал раньше, как ты поступишь, то вряд ли преподнёс бы такое, но… Но оно уже у меня. И, несмотря ни на что, вы без этого просто не выживете, судя по твоим словам и действиям, сделанным ради этой книжки. Также это можно считать оплатой долга Паркинсон. В общем, вот. С Рождеством. Он протянул к ней руки, и она увидела в его ладонях совсем небольшой и изрядно потрепанный томик. В свете луны блеснули поблекшие рунические символы, которые можно было без труда прочитать, если занимаешься переводом древних рун регулярно. Гермиона бережно приняла книгу Мерлина из рук Драко, осматривая её тысячелетнюю обложку. — Я планировал отдать её раньше, но ответа долго не было, и я уже стал переживать, что у меня нет права просить такую… Он не успел договорить, потому что Гермиона вмиг сократила расстояние между ними, обхватив руками за шею, держа книгу, легонько ударив его по спине своей бисерной сумочкой, и прижала к себе, балансируя на носочках своих туфель. В этом самом коридоре она когда-то почувствовала, что Малфой пахнет пылью и яблоками. Сейчас она просто чувствовала его рядом с собой и этого оказалось достаточно. — Спасибо, Драко, — горячо прошептала она, удивившись тому, как легко его имя сошло с её уст. Как просто было вслух, пусть и косвенно, признать, насколько сильно всё поменялось между ними. Настолько, что Драко Малфой не оттолкнул её и не отпрянул, когда Гермиона Грейнджер кинулась ему в объятия. Гриффиндорка с облегчением почувствовала его руки на своей талии, ощутила ту силу, с которой он прижал её к себе, шумно выдыхая в плечо и вздрагивая от звука своего имени на её губах. Она услышала хруст кружева, когда его пальцы заскользили по её спине, поглаживая. Они настолько потерялись в этом моменте теплоты, сияя в холодном лунном свете, что совсем позабыли о происходящем вокруг, концентрируясь только на ощущениях, приятно разливающихся по венам, словно магия. Пусть это казалось неправильным, чужеродным, надуманным. Но это то, что они желали. Они совсем не говорили об этом, но громко бьющееся сердце Драко, стук которого отдавался в грудную клетку Гермионы, говорило ей о многом. Всё изменилось. Для начала этого достаточно. Это же ведь начало? — Что это, Грейнджер? — будто прочитав её мысли, тихо спросил он. — Я не знаю. А это важно? Она почувствовала, как он потерся кончиком носа о её висок, часто дыша. — Наверное, нет. Это не важно. — У меня ведь нет для тебя подарка! — в ужасе прошептала она. — Ну уж нет, даже не вздумай, с меня хватит твоих подарков! — тихонько рассмеялся он. Но его смех потонул в заклятии оцепенения, неожиданная вспышка которого на секунду ослепила её. Миг, и Драко становится невероятно тяжелым, с громким звуком падая на пол. А она вскрикивает, смотря на парализованное тело слизеринца под ногами. — Гермиона! — услышала она из-за спины и обернулась. — Чёрт возьми, еле успел. Рон быстро приближался к ней со стороны холла с палочкой в руке. Широким шагом дойдя до неё, он резко и крепко обнял её, часто дыша ей в макушку. — Он тебе ничего не сделал? Малфой? Он тебя не ранил? Гермиона застыла в ужасе в его объятиях с бисерной сумочкой, листом мяты и книгой Мерлина в руках. — Н-нет, — выдавила она. — Слава Годрику, я так перепугался. Там Гринграсс и Забини… Я совсем ничего не понял. Дафна что-то задумала, Гарри пропал, Малфой чуть было не увёл тебя куда-то… Гермиона распахнула глаза, с силой вырываясь из объятий друга. — Стоп, что? — она метала свой взгляд по его веснушчатому лицу. — Гарри пропал? — Да, я… — Когда? Как ты его упустил? Где ты вообще так долго был? Мы должны были следить за Гарри! Где ты был, Рональд? — Я же говорю, я встретил Гринграсс и Забини. Там что-то произошло, мы должны торопиться, Гермиона! — Что произошло? Паника яростной птицей билась в её груди, не давая нормально перевести дух. — Слизеринцы. Они что-то замышляют. Не уверен насчёт всех, но Дафна точно. Это заговор! Против Гарри. Я не понимаю, что происходит, но мы должны идти, там Забини лежит парализованный, нужно его допросить, узнать, что случилось. Кто-то из них похитил Гарри… — Рон продолжал тараторить, до синяков стискивая предплечье Гермионы в своей руке. — Поэтому мы должны идти сейчас же! Он потянул её в сторону лестниц, пытаясь начать бежать, но Гермиона резко уперлась ногами в пол, вырывая руку, не двигаясь с места. — Гермиона? — Рон пораженно оглянулся на неё. — Ты чего? Идём же. Она приблизилась к другу, быстро шепча: — Рон, клянусь, я всё объясню тебе, как только у нас появится время. Но сейчас нужно расколдовать Малфоя. Он тут совсем не причём. — Что? — Пожалуйста, поверь мне, Рон, у нас нет времени! Малфой, он… Он помогает. Он за нас! — она вскинула руку с книгой в руке. — Помнишь, я говорила, что нам нужна книга защитных заклинаний Мерлина? Вот она. Малфой отдал её нам просто так. — Ты не в себе… — Рон тоже снизил голос до шепота, зажмурив глаза. — Он заколдовал тебя. Я всё-таки не успел. Это всё Империус, — он распахнул глаза и порывисто взял её лицо в свои ладони. — Очнись, Гермиона! Я знаю, ты там, это я, твой друг, Рон. Ты не можешь идти на поводу у Малфоя, ты сильнее этого! Грейнджер резко вырвалась из его хватки, раздраженно рыча. — Я не под заклятием, Рон! Это правда, прошу, поверь мне! Уизли мотал головой из стороны в сторону. — Гарри с Дафной любили друг друга, — выпалила она, и это мгновенно заставило Рона оцепенеть. — Я узнала это случайно вместе с Малфоем, мы столкнулись в коридоре и подслушали их разговор. Дафна предупреждала Гарри о том, что его похитят в канун Рождества. Потом с помощью Малфоя мы выяснили, что Хогвартс кишит Пожирателями. И… Было ещё очень много чего, о чём я вам не рассказала, и Гарри тоже молчал всё это время и… У неё почти началась истерика. Она почти стонала от бессилия и незнания, как поступить дальше. Рон не двигался. — Я знаю, это звучит невероятно и этот рассказ точно не на один вечер. Но я всё расскажу, обещаю, Рон! А сейчас мы должны найти Гарри, Блейза и Дафну. Но без Малфоя я никуда не пойду! Рон молчал, опустив голову, и длинная чёлка упала ему на лоб, делая его озлобленным и мрачным в этой темноте коридора. Гермиона за секунду сложила книгу и лист в бисерную сумочку, свободной рукой подняв лицо друга за подбородок. — Рон? — взволнованно спросила она. Он смотрел на неё остекленевшими глазами. Мягко протянул ей свою палочку. И сказал тихо-тихо, Гермиона с трудом узнала его голос: — Гермиона, я не знаю, что с тобой. И уж точно не думаю, что это хорошая идея… — он тяжело выдохнул. — Просто надеюсь, что ты понимаешь, что делаешь. Гермиона с благодарностью приняла его палочку, направляя её на Малфоя, снимая с него оцепенение. Часы пробили двенадцать.