Залечи мои раны

      Между ними образовалось неловкое молчание и, казалось, даже гул гостей из соседней комнаты утих. Фолл, явно неожидавший таких слов от волчицы, сильно смутился. Ребекка же всем своим видом продолжала показывать уверенность и нерушимое спокойствие, будто бы и не было этого казуса. Реакция Майка не заставила себя долго ждать. Мальчик был обескуражен, растерян и пребывал в каком-то смешанном расположении духа: вроде бы, ничего такого страшного не случилось, но неприятный, отдающий горечью осадок ощущался и раздражал. Даже самые маленькие волчата знают, что мамочка одна и никакой другой быть просто не может. Так почему же эта волчица твердит обратное? Папа же сам ему говорил об этом, как важно знать, что есть одна единственная женщина, давшая ему жизнь. И маму нужно помнить, стоять за неё горой, защищать, даже если она не находится больше рядом, и он никогда не видел её образ вживую, не обнимал за шею, не целовал в щёку и не дарил те открытки, сделанные в детском саду. Никогда отчётливо не слышал тихую колыбельную в её исполнении, не ощущал самого родного и близкого запаха, и не ведал насколько у неё нежные руки. Даже, если ему неизвестно, как сильно она любила, и как долго ждала его появления на свет. Несмотря на здравые рассуждения ребенка по поводу этой ситуации и на правильные, такие верные наставления членов стаи в прошлом, липкий, противный страх всё же проскользнул в светлую, детскую, ещё не забитую стереотипами голову. И ребенок задался главным вопросом: если она теперь новая мамочка, то куда исчезнет другая — растворится, перестанет быть для него значимой и любимой? Разве её родной образ бесследно исчезнет, и она будет чужой, совершенно ему незнакомой женщиной? А как же теперь его былые мечты и планы, связанные с ней… Неужели зря он имел надежду когда-нибудь, хотя бы во сне, а не наяву, лишь на одну секундочку обнять маму Мию? Зря хотел узнать, почему её нет, почему она решила оставить его ещё совсем маленьким? И напрасно желал понять, зачем отец часто избегает разговоров о ней и для чего привозит домой живые цветы каждый вечер после работы, ведь никому их не дарит?       Под гнётом своих же размышлений и данной ситуации ребёнку хотелось заплакать, кричать, говорить, как она неправа, и убежать туда, где никто не потревожит, скрыться от всего мира и этого абсурда. Казалось бы, просто слова, но какой шторм они могут вызвать внутри крошечного и наивного создания, какой острой и быстрой болью обязательно отзовутся внутри, а ведь же просто слова, набор из букв.       «Твоя новая мамочка»…       И хрупкое, маленькое сердечко ёкает.       Майк шмыгнул носом. Лучезарная улыбка быстро спала с его лица, и в считанные секунды от неё не осталось ни следа. Голубые глазки стали ярче и заблестели из-за застывших слёз, которые ребёнку с силой, но удалось сдержать, вспоминая слова папы и случай, что научил его быть хоть и маленьким, но мудрым мальчишкой.       «— Зачем же плакать, когда коленка скоро заживёт? — говорил Макс, когда уверенными, давно выученными движениями обрабатывал сыну расшибленную коленку и осторожно дул на ранку, чтобы уменьшить боль.       Может быть, в действительности дуть на больное место совершенно не давало никакого эффекта, но, по крайней мере, такой метод всегда помогал, и волчонок посмеивался сквозь кроткие слёзы, потому что было щекотно, но уже почти не больно. Первый заезд на двухколёсном велосипеде был весьма неудачным, но каким упрямым со стороны маленького волчонка. Сколько бы не падал, сколько бы не врезался в забор и зелёные насаждения на участке, он всё равно поднимался и садился на своего «железного коня» вновь и вновь, правда, до первого серьёзного ранения. Теперь же, сидя на крыльце, шикает и немного поскуливает.       — Ерунда это всё, — наклеил пластырь и расправлял краешки пальцем, — Герои сильные. Герои не плачут по пустякам… А ты же герой?       Макс помог сыну спуститься на землю, поправил ему велосипедный шлем на голове и проверил надёжность застёжки с целью того, что он не сомневался — его Майк обязательно попытает удачу ещё раз, несмотря на такую нелепость. Мальчик глянул на место, где боли почти не ощущалось, и где красовался детский пластырь со смешными динозавриками, коснулся его пальчиком и, подняв лицо на отца, звонкой произнёс:       — Конечно, я герой, а как иначе?!       Счастливый Макс улыбнулся, провожая его взглядом. Чуть хромая, волчонок подбежал к велосипеду, удобно устроился на сиденье, побрякал звоночком и, проехав полукруг, вновь оказался перед папой.       — И мамочка Мия была героем, потому что стойко держалась и не плакала из-за всякой ерундовины?!       Макс кивнул.       — Да, и мамочка у нас была героем…»       И если сейчас слова волчицы для Майка и есть та самая «ерундовина», то зачем ему плакать и переживать? Ведь он знает правду, знает, что её слова чушь. Разве это не главное?       Мальчик решительно насупился, грозно сдвинул брови к переносице и отдал Ребекке коробку с подарком, которую она приняла обратно как-то неловко и по хмурому лицу будущего супруга поняла, что ляпнула лишнего. Но отрекаться от своей цели волчица ни в коем случае не намерена, поэтому ещё сильнее выпрямила спину, гордо вскинула подбородок и, шумно выдохнув, поднялась с корточек.       — Тебе не понравилось? Ведь ты не знаешь, что там! — девушка поспешно развязала красный бант из широкой атласной ленты.       Её вопрос остался риторическим, ребёнок не пожелал открывать подарок. И только Макс хотел сказать, что она просто пошутила и пригласить всех к столу, позабыв этот неловкий казус, как мальчик неимоверно серьёзно произнёс:       — А вы разве не знали, что у ребёнка может быть только одна мама? — сложил руки перед грудью.       Ребекка опешила, такой вопрос от ребёнка, конечно же, не ожидала, но сильно не растерялась и решила плавно вырулить ситуацию в то русло, которое ей было нужно. По её размышлениям, себя подать нужно сразу, прямо с порога, как это и было, не увиливать и говорить не обинуясь, даже если это четырёхлетний ребёнок. С Максом всё это они не обсудили и, похоже, её ждёт серьёзный разговор в скором времени. Да и когда это должно было случиться? За три дня стаи удачно договорились об их союзе, и уже сегодня Фолл забрал её к себе в дом, пока ещё в статусе невесты. А тут сразу же помолвка с датой свадьбы, назначенной обеими сторонами. Поэтому, в целом, она начала считать себя полноправной хозяйкой и уже большому пасынку стоило бы объяснить, какой переворот у них в семье.       — А разве не бывают в жизни случаи, когда ребёнок теряет родную маму? — заискивающе сказала Ребекка и наклонила голову на бок, продолжая смотреть на ребёнка. Всё же всю свою строгость показывать сейчас она не хотела, тон общения сменила на более привлекательный для малыша.       — Бывают, но то не значит, что вы может так себя называть! — чуть грубовато ответил волчонок, — Вы мне ник…       Волчонок не успел закончить фразу, как Ребекка его перебила, и от той ласковой интонации голоса ничего не осталось. Она стала говорить серьёзно и строго, видимо, планы быть хорошей поменялись.       — Нет, мой милый мальчик. Теперь я здесь живу. Мы с твоим папой муж и жена и очень любим друг друга. Ты меня должен слушаться, потому что я твоя новая мамочка. И скоро у тебя будет брат или сестра. Ясненько? А теперь будь умничкой и открой мой подарок, — она вновь протянула коробку.       Продолжать стоять и молчать Фолл не смог, хоть их словесная перепалка продлилась не больше минуты, но заходила явно не туда. Ребекка перешла границу дозволенного и стала плести какую-то чушь, которой не было бы никогда. Майк начал грубить и перечить, что совершенно не в его характере, поэтому Макс осёк невесту, чтобы не усугублять ситуацию.       — Ребекка, прекрати! — негромко, на грани рыка сказал Макс и поспешно остановил за руку решительно шагнувшего к ней сына.       После её слов, что, оказывается, у папочки есть волчица и они любят друг друга, а скоро у него ещё появятся младший брат или сестра, которые будут голосить по ночам и забирать всё внимание себе, мальчик разозлился как и на отца, так и на эту злую тётку, возомнившую себя здесь не пойми кем!       Майк дотянулся, сопротивляясь силе отца, и стукнул ладошкой по коробке. Она громко упала на пол, внутри что-то брякнуло. Из-за грохота и повышенных интонаций Хелен больше испуганно, чем любопытно выглянула из дверного проёма.       — Моя мама — Мия! А вы мне никто! — уже кричал ребёнок.       Волчонок резко дёрнулся. Макс даже понять не успел, как всё произошло и тот, рванув в гостиную, юркнул на второй этаж. Объяснять Ребекке как не стоит общаться с его сыном, и как следует вести себя в его доме, у Фолла не было времени. Сейчас самым главным был сын и, скорей всего, его глубокая обида на него самого. Макс тяжёлым шагом направился вслед за волчонком, не обращая внимания на вопросы всех присутствующих волков о том, что у них стряслось. Ванесса, обнимая, успокаивала племянницу, разыгравшую драму, что ребёнок её не принимает и настроился против неё враждебно, Хелен суетилась возле них, прося Одри принести воды. Все гости умолкли.       В одну секунду внутри Макса всё вспыхнуло и горело со страшной силой. Сердце начало яростно толкать горячую кровь по венам и артериям, продолжило стучать ровно, но мощно, как если бы бить молотом со всей дури. Чувство страха, что эта идиотская ситуация поставит между ним и сыном непробиваемую стену, разлилось по телу и обдало жаром каждую клетку. Всё же ему уже четыре года, совсем большой парень, многое понимает и знает. Он даже не предполагал, что так получится, что сын станет защищать право Мии как матери, а Ребекка позволит себе такое. И не сомневался: у всего этого будут последствия. Ему до последнего хотелось надеяться, что Майк не воспринял её слова всерьёз и не плакал сейчас, сжавшись комочком где-нибудь в укромном месте комнаты. Но надежда вскоре рухнет, когда Фолл переступит порог детской…       Наверху громко хлопнула дверь, отрезвляя Макса. В это время Майк стащил одеяло с кровати, прихватив плюшевую игрушку и излюбленную фоторамку с изображением Мии, и залез в вигвам. Там закрыл окошечки и вход, порывшись меж подушек, достал маленький фонарик, укрылся одеялом с головой, как защитой от внешнего мира. «Герои сильные. Герои не плачут по пустякам…» , — раз за разом всплывали в голове слова папы. Но как бы маленький герой не старался, одинокая слеза всё же скатилась по пухленькой щёчки и упала, сорвавшись с подбородка, на стекло фоторамки. Мальчик стёр слезу рукавом своей голубенькой рубашки, которую Одри так заботливо наглаживала утюгом ещё ранним утром. Прошептал, как сильно бы хотел, чтобы Мия каким-нибудь чудным образом оказалась рядом и сказала им всем, что другой мамы у него никогда не будет. Сильно зажмурил глаза и крепче прижал к себе две дорогих ему вещи. Маленький мир рушился, дрожал.       Чуткий слух уловил тяжелые шаги по паркету. С каждым шагом усиливался запах хвои, догорающих палений в костре и крепкий аромат кофе с горькими нотками табака. Отец пах тяжеловато для своих лет, но сквозь эту увесистую пелену просачивался запах горячей, только потухшей и забытой молодости. Майк уже представил его лицо с отчётливыми скулами, серыми мутными глазами, что последнее время отдают леденящей сталью, глубоким тёмным взглядом. Как он сейчас нервно зачесывает волосы назад, направляясь к порогу его комнаты, как скалится из-за злости на самого себя и глубоко дышит полной грудью, чтобы успокоиться. Он идёт сюда, прямо к нему, и Майк рвётся внутри, чтобы побежать к самому близкому оборотню, да только обида преграждает путь. Не выходит из головы, что папа предал маму, приведя в дом чужую женщину, ведь и волчата знают: подруга у волка только одна и на всю жизнь.        — Майк, ты у меня взрослый мальчик и нам надо серьёзно поговорить. Пожалуйста, вылезай.       Фолл сел на пол возле вигвама и опёрся спиной на стену, ожидая хоть малейшей реакции от ребёнка. Внутри «жилища» послышался шорох, но Майк по-прежнему не отвечал. Макс решил продолжить разговаривать с ним и объяснить неоднозначную ситуацию.       — Понимаю, всё это очень ранило твои чувства… Ребекку не нужно называть «мамой» и для тебя она никогда ею не станет. Как я тебе и говорил: я и Мия твои родители. Она твоя мать и никто другой. И это никогда не изменится, какие бы волчицы не появлялись у нас в доме…       Запах тёплого молока и полевых цветов уже начинал в этом возрасте маленького оборотня раскрываться и заметно меняться. Совсем недавно в нём появились древесные ноты, отчётливый запах, сравнимый с ранним летом и еле ощутимый аромат цитрусовых. Так пахла Мия. У неё цитрусы были ведомые, несмотря на то, сколько ещё нот мог открыть для себя Фолл, и сейчас у их ребёнка формируется запах, отдалённо напоминающих двух родителей. И каким бы он не был родным и приятным, Макс не мог вздохнуть глубоко, прошлое накатывало со страшной силой. Казалось, этот запах цитрусов заполонил его всего, он стоял везде, пропитал всю комнату и душил. Только горечь запаха вырывала его из воспоминаний. Горечь от бушующего, с трудом сдерживающего урагана эмоций, который господствовал в полной мере внутри собственного ребёнка. И этот ураган он вызвал сам, своим же поступком. Стало ещё противней на душе. Он сглотнул ком в горле, появившийся там невольно и мешавший ему говорить, продолжил:       — Я по-прежнему сильно люблю твою маму, люблю тебя, и благодарен ей, что у меня есть ты. Я также сильно скучаю по ней, также как и ты хочу её увидеть, хочу, чтобы она была рядом с нами. Хочу, чтобы мы были семьёй, проводили время вместе…       Макс откинул голову назад, смотря в потолок. Они никогда не говорили о смерти Мии и что она похоронена совсем рядом, Майк не видел её могилу, вообще, не знал о её существовании, пока не понимал, какое это горе и что пережил отец. Для ребёнка она была просто мамой, которой нет рядом. Макс не решался рассказать об этом, потому что сам был не готов, потому что у самого всё рвалось по швам. Но время пришло, ребёнок уже многое понимает и имеет право знать правду, вечно скрывать не удастся.       — Но, Майк, такова жизнь… мама умерла, и наши желания не всегда исполняются. Нам нужно жить дальше, нужно держаться вместе, не отворачиваться друг от друга, не ссориться. Она бы этого не хотела… Ты самое дорогое, что у меня есть, и я очень не хочу, чтобы ты плакал и тебе было больно. Прости меня, если я сильно обидел тебя этим. Я представить не мог, что всё так получится. Если у тебя есть вопросы — задавай, я не уйду от ответов как раньше, расскажу всё, что тебя интересует.       Макс всегда не любил такие разговоры, вскрывающие раны и сдирающие засохшую корку крови с уже запёкшегося душевного увечья. Если бы он до конца отпустил, если бы всецело смирился, если бы перестал верить в какое-то чудо этой никчёмной жизни, и если бы просто перестало быть больно, то он ответил сыну на все десятки вопросов, с каждым днём засыпающих его с головой. Но он не может. Не может отвечать на них равнодушно, не может не вспоминать и понимать, как раньше было всё хорошо, не может осознавать, как жизнь перевернулась с ног на голову. А вопросы появляются в детской голове, ждут ответов и копятся, копятся. И возраст такой, что знать хочется всё на свете, и сдержать эти порывы трудно. А Макса обдаёт холодом, когда сын в очередной раз, осторожно спрашивает о ней и пытается собрать общую картину матери, которую никогда не знал и не видел. И сегодня появилось такое чувство, что пора открыть занавесу тайн. Только позже. Не сейчас.       Раздался приглушённый детский всхлип. Нос хлюпал и свербел. Ручьёв слёз не было, если только кроткие солёные капли не выходили за границу век и там же оставались. Планы сидеть там вечность и объявить голодовку увенчались провалом, когда папочка всё же пришел. Поэтому Майк выполз из домика, молча залез к нему на колени и обнял за шею, уткнувшись в ворот чёрной строгой рубашки. Несколько раз горячими ладонями Макс провёл по его спине. Тепло тела ребёнка успокаивало. Горечь в запахе сына пропадала, уходила бесследно. Значит, всё верно, значит, всё хорошо.       — А зачем нам Ребекка? Мы что, без неё не справимся?       Мальчик поднял красноватые глаза на отца.       — Жизнь сложная штука, и какими мы героями с тобою не были, помощь нам не помешала бы. Ребекка хорошая, сильная волчица и на неё ты можешь рассчитывать. Она будет помогать мне с тобой, забирать тебя из детского сада, когда нужно, возить на плаванье…       — Потому что ты работаешь и ничего не успеваешь? — перебил, улавливая смысл слов.       — Да, потому что папочка вечно занят, — Макс досадно вздохнул.       За такой откровенной беседой они провели ещё около двадцати минут, и когда Одри зашла их навестить, они решили, что пора бы спуститься в гостиную. Весь вечер Майк не отлипал от отца, ходил за ним везде, сидел у него на колене за столом, хмуро поглядывая на волчицу, и старался не подпускать к нему Ребекку на близкое расстояние, даже совершил первую шалость, хоть и вышло как-то всё случайно. Ральф, который был действительно рад, что всё идёт как нужно, как и хотел отец, у Макса теперь есть волчица, свадьба не за горами, а там можно думать и о племянниках, в чём он не сомневался, расспрашивал Ребекку о себе. Ничего не подозревавшая волчица начала рассказ о работе и чем она занимается. И в это время Майк, сидя на колене у папы, потянулся за салфеткой, ненароком задел её бокал с красным вином, который упал на белоснежную скатерть, и всё содержимое по столу скатилось ей на платье. Салфетка сразу же стала не нужной. Ребекка подскочила со стула, пытаясь промокнуть пятно. Перевернуть на неё бокал Майк подумывал, но потом отмёл эту идею, всё вышло, как он и хотел ранее, правда, уже совершенно случайно. По неосторожности коснулся этого чёртового бокала и создал такой переполох. Ребекка была недовольна, говорила, что ребёнок сделал это специально, и что платье очень дорогое и вряд ли его теперь отстирать. Хелен засуетилась возле неё и отвела в ванную комнату. Одри дала не понимавшему, как это всё случилось Майку пять под столом. А Макс досадно покачал головой, глядя на сына.

***

      — Ты ещё не спишь, да? — Макс зевнул в кулак, откладывая прочитанную книгу на прикроватную тумбу, и глянул на ребёнка.       Майк всё ещё хлопал глазами, несмотря на очень позднее время и, перевернувшись на бок лицом к отцу, ответил:       — Не сплю, — сложил ладошки под щёки.       — А когда будешь? — Макс укрыл его одеялом.       — Не знаю, — волчонок захихикал и моментально воскликнул, — Мне жарко! — задрыгал ногами, скидывая одеяло.       — Да что же это такое: то жарко, то холодно; то дует, то душно; то пить, то есть! — заворчал волк.       Майк сел на колени и оглядел комнату, взгляд остановился на двери.       — Что опять?       — Я теперь в туалет хочу!       Макс показательно тяжело вздохнул и закрыл лицо руками, потирая его, задавался лишь одним вопросом: « Когда этот неугомонный ребёнок заснёт?». Мальчик тихо засмеялся, перелез через него и, спрыгнув с кровати, побежал в соседнюю комнату.       Долгие два часа длилось соревнование — «кто кого уложит быстрей: отец сына или сын отца». Выигрывал явно Майк. Да ещё с таким преимуществом! Попросил отца лечь с собой, чтобы смотреть картинки, а тот уже начинал дремать в мягкой постели. Сказку с трудом, но дочитали, а Майк всё не спал. Разбаловался перед сном, вот теперь и бодрствует. Отдельное спасибо Шону, который приехал ближе к ночи и играл с Майком, дерясь подушками не на шутку. На такое занятие у них раньше не уходило больше тридцати минут, волчонок «вырубался» почти сразу, не дослушав одну главу художественного произведения, или же засыпал самостоятельно, но сегодня у него были другие планы. Сейчас всё намного легче в плане сна, и порой Макс чувствует ностальгию по тем временам, когда сын был мал. Помнится, качаешь его в кроватке, а он всё глазёнками лупит и соской причмокивает, как ни в чём не бывало. А когда канючит и хныкает, то наяриваешь с ним на руках круги по дому и коляску эту туда-сюда катаешь без умолка. Да, были времена. Казалось, это всё происходило ещё вчера.       — Всё! Можно спать! — сказал ребёнок, когда, наконец-то, улёгся в постель, перед тем ворочаясь, искал удобную позу для сна.       — Неужели! — Макс улыбнулся, — Ну, что, как засыпать будем? Все сказки-то прочитали.       Майк зевнул, проговаривая:       — Расскажи мне что-нибудь.       Макс задумался. Так сразу ничего не припоминалось, но вскоре в голове стали всплывать истории, рассказанные дедом Конрадом. Резвых малышей Фоллов пожилой оборотень укладывал спать на отлично, и они каждый раз ждали наступления темноты, чтобы послушать рассказы деда. И вот вспомнилась одна история, которую Макс очень любил.       — Я могу рассказать старую историю про храброго волчонка.       Предложение оказалось заманчивым, и Майк уже было хотел согласиться, как вдруг пришла другая идея. Ещё днём любимый папочка обещал ответить на его любые вопросы, так почему бы сейчас не воспользоваться таким случаем?       — Пап, расскажи мне о мамочке. Пожалуйста, ты обещал.       Его лицо было сосредоточено, серьёзно до невозможности и он готовился ловить и вникать в каждое сказанное отцом слово. Майк думал, что папа опять уйдёт от ответа, скажет какую-нибудь шутку и на этом закончится их на сегодня диалог, но всё повернулось совершенно по-другому.       — Хорошо… А ты знал, что — Макс прервался на слове и, чуть повернувшись, взял плюшевую игрушку-волчонка с тумбочки, —       вот этого лохматого приятеля я подарил мамочке и он намного старше тебя?       Мальчик отрицательно мотнул головой и задал встречный вопрос:       — А зачем подарил? Просто так что ли?       Макс передал ребёнку игрушку.       — Тогда нас с твоей мамой разделяли тысячи километров. Меня не было рядом, и её должен был кто-то охранять.       Расстояние в шесть тысяч километров. Самое начало их отношений. И непреодолеваемая тоска. У Фолла это было впервые, он сам из-за этого находился на грани лёгкого шока, ведь они знакомы почти месяц, а ему уже остро требуется её присутствие рядом. Со всеми навалившимися на Мию проблемами хотелось сделать ей приятное, отвлечь, просто напомнить о себе и дать понять, что для него она небезразлична. Недавно выигранная игрушка в тире, по его размышлениям, была отличным подарком вместе с короткой запиской: « От Макса Ф.»       — А что дальше? Мистер волчонок справился со своей задачей?       Макс засмеялся, вспоминая одиссею жены, после которой они отлично поскандалили и проорались друг на друга.       — Почти. Мама была непослушной… прямо как ты.       Фолл младший захихикал, потому что папа намекнул на происшествие, случившееся днём ранее.       — И ей не сиделось на месте. Волчонок, к сожалению, за ней не уследил, но потом всё рассказал мне.       — А-а, — удивился Майк, — И ты её наказал? А как?       — Неделю без сладкого, — улыбнулся.       — Суровое наказание! Как у меня сейчас! — подытожил мальчик.       Перестав рассматривать игрушку, малыш обнял её, прижимая к себе как можно крепче.       — Ну, во-первых, герой, ты ел сегодня сладкое втихушку, — Майк хитро заулыбался, — а во-вторых, не надо было драться во дворе с мальчишками. Всё можно было избежать мирным путём.       — Да знаю я, знаю… Пап, — не решаясь задать свой вопрос, — А мама… Мама меня любила?       — Любила. Мы с ней так долго тебя ждали и были очень счастливы, когда ты родился.        «Макс откинул планшет, когда Мия зашла и села к нему на кровать, так улыбаясь, будто что-то хочет показать.       — Та-ак, ты опять пришла захватывать меня в плен многочасового умиления над детской одеждой?       Мия кивнула и показала руки из-за спины, где в ладонях красовалась очередная милота для ребёнка.       — Макс, посмотри, какие милые носочки. Оу-у, ну я не могу-у.       Фолл окинул взглядом носочки и, улыбнувшись, ответил:       —Ну, у нас же есть точно такие же.       Девушка легонько шлёпнула его по плечу.       — Ай! Мия, не дерись!       — Вообще-то, они разные! Это другие совсем, — обидчиво проворчала она и положила голову ему на грудь, вытянувшись поперек кровати, — Мама сегодня подарила, — повертела в руках вещицу и положила её рядом на покрывало, заверив себя, убрать потом в комод.       — Я смотрю, ты и её в свою секту затащила. А ещё и Триша, и Хелен на подхвате, — Мия укоризненно посмотрела, — Ладно, ладно… У тебя всего лишь четвёртый месяц, а у нас уже детские вещи девать некуда, — погладил её по голове, зарываясь пальцами в каштановые волосы.       Это было сказано в шутку, без упрёка и желания запретить ей данное мамское занятие, просто оно, правда, так и было. Долгожданная кроха появится на свет в скором времени, и ей хочется купить всё, что можно и, конечно же, самое лучшее.       Мия нахмурила брови и была готова стукнуть его ещё раз. Как же он не понимает. Это всё впервые! И удержаться нереально. Оно такое милое, так и смотрит с витрины.       — Ну и что? Это мой мальчик, — обе руки Мии легли на немного округлившийся живот поверх пижамной футболки, — Захочу, ему весь магазин скуплю! — девушка посмеялась, медленно наглаживая кругами, — Вот куплю ещё балдахин на кроватку, знаю, что пылесборник, но это так красиво! И успокоюсь, — мечтательно прикрыла глаза.       Мия замолчала, представляя почти готовую детскую комнату. Всё такое милое, голубенькое, в светлых тонах. А с какой любовью сделано, под каким чутким контролем будущей мамы, как всё сочетается друг с другом!       — Знаешь что? — девушка чуть повернула голову, смотря на улыбающегося Макса.       — М?       — Когда Майку исполнится годик, я хочу, чтобы мы все вместе поехали на море. Он будет такой маленький топтыжка. Ну, только научится ходить. Побегает босыми ножками по песку, поплюхает ладошками по воде. У него же ещё будут такие милые щёчки. О, а если на него напялить ту панамку, которую Триша подарила, помнишь?       Макс прыснул со смеху:       — Она же тебе не нравилась.       — Ну, уже понравилась… Мы поедем, да?       — Обязательно, — Макс дотянулся, почти что невесомо дотрагиваясь, поцеловал её.       — Я так сильно жду его… — прошептала ему в губы».       Невозможно не любить ребёнка, которого ждёшь на протяжении нескольких лет, который родился, возможно, вопреки самой природе, когда всякая надежда иссякает, и выплакано столько безутешных слёз. Мия сползала по кафельной стене на пол в ванной комнате и задыхалась тихим всхлипом каждый раз, как решала проверить: получилось или нет. Сразу знала, что навряд ли, понимала, что они с Максом несовместимые, и какого-либо чуда в жизни не бывает. Но всё же надеялась на человеческое начало, ждала и не оставляла попыток. Макс утешал, подбадривал, укрывал от нападок сородичей в этом плане и говорил, что любить станет не меньше. Но годы поджимали, волчье нутро уже требовало, чего с трудом можно было скрыть от жены, а она тяжело вздыхала, чувствуя все его волнения. Это было их маленькое несчастье, порой, закрывающее всё прекрасное в жизни и отношениях. И в итоге, со всеми переживаниями и душевными терзаниями радость от пополнения была тихой, скромной, совсем личной, что они поделились новостью об этом с остальными близкими через достаточный промежуток времени.       — А она ушла от нас не из-за меня? Правда же?       — Майк, ты ни в чем не виноват. Жизнь сложная штука. Мама ушла не по своей воле. Так вышло и уже ничего не исправить.       — Мне грустно от этого.       — Иди сюда, — прошептал Макс, расставив руки для объятий.       Мальчик приподнялся с постели и порывисто обнял папу, почти всем телом наваливаясь на него.       — Мой маленький герой не должен грустить. У тебя есть я, который будет всегда рядом, ты сможешь рассчитывать на меня. Я обещаю. Веришь мне?       Майк закивал, не поднимая лица.       — Эй, выше нос, у нас с тобой всё хорошо. А скоро станет ещё лучше.