Некоторое время назад…
Полнолуние. Призрачный свет исходил от светила и в эту эфемерную, долго тянущуюся ночь освещал тайны, что кроются во мраке. Плотный, в некоторых местах, как молоко, туман окутывал лес и подступал к дому. С каждой минутой всё ближе и ближе, всё плотнее и плотнее. И, кажется, скоро дальше своего носа ничего не увидишь, а все те прежние, освещенные светом Луны тайны опять бесследно скроются во мраке ночи до раннего утра. Было холодно. Порой нестерпимо, и от этого хотелось вопить во весь голос. Кровь стыла в жилах, хоть Майя знала наверняка, что это явление для неё было невозможным. У оборотней она всегда густая и горячая, даже в особенных случаях обжигающая. Но всё же немели тонкие, аккуратные пальцы. Леденели девичьи, совсем ещё юные руки. Слабое, молодое тело пробивало дрожью, и зуб на зуб не попадал. Внутри груди клокотал страх, беспокойство томило. Тёплая куртка и плед, накинутые на плечи, мало согревали. Горячая кружка чая плохо держалась в руках из-за дрожи, содержимое выплескивалось и стекало по фарфоровой поверхности, падая каплями на притоптанную траву около крыльца. В голове, ушах был слышен звон, черепная коробка раскалывалась на две части от боли. И слезы. Горькие слёзы душили, стекали ручьями по щекам. Трудно поверить, что ещё секунда, и она в том самом жутком, туманном лесу могла погибнуть и никогда более не вдохнуть свежий воздух прохладной летней ночи. Секунда. И её неуспевшая начаться жизнь оборвалась из-за глупости и буйного характера. Кому хочется умирать в семнадцать лет? Никому. И ей не хотелось. Во всём доме был переполох, ярко горел свет в окнах, и стая Бейкеров в эту ночь не спала, переживая из-за случившегося. Так опрометчиво показать свою сущность перед человеком и таким образом подставить стаю было стыдно. Но как же иначе сказать всем: «Эй, обратите на меня внимание. Я уже взрослая, совсем не ребёнок. И моё мнение также должно учитываться. Почему я не могу быть наравне с вами?». И иного варианта показать свою взрослость перед другими членами стаи не находилось. Только лишь проявление самостоятельности. Но она не рассчитала силу, до конца не познала свои возможности и в последний момент сломалась, сдалась. Охота всегда давалась ей с трудом, как бы хищническая сущность не нуждалась в этом и не твердила обратное. Для неё человеческая ипостась была ближе в отличие от других сородичей, а внутренняя волчица казалась чужой. Стая огораживала её от всех волчьих занятий, оберегала, запрещала перекидываться, и среда, в которой она росла, не принимала молоденькую волчицу, будто всё было против неё и указывало на недостатки и какие-то изъяны. А хотелось доказать, что она не хуже, что она такая же как они, просто немного ограничена в своих возможностях, но точно не плохая. И каждый раз они запрещали то или иное занятие, всегда пытались помочь, влезть в личное пространство и оправдывали это давно уже выученными ею фразами: " Тебе нельзя волноваться. Это вредно для тебя. Подумай о здоровье. Мне очень жаль, но иначе поступить невозможно. Мы же хотим тебе только добра. Ты не справишься, сил не хватит…» А нужно было дать немного свободы в выборе и, может быть, она не казалась такой беспомощной волчицей. Уже не ребёнок, а они не видят этого или, чувствуют давнюю вину, таким образом пытаются её исчерпать. Но точка кипения достигла своего пика, и терпение хрупкой девушки лопнуло в один момент. Майя с особой точностью помнит недавний вечер и последующее время после. Небольшой конфликт, которого можно было бы избежать более тернистым, но верным путём, произошёл внутри семьи, и все члены стаи обособились друг от друга на какое-то время, бубня себе под нос невысказанные слова. А началось всё с приезда соседей с одним интересным предложением. В целом, стая согласилась, но нашлись и недовольные, в том числе была она. Отцу и деду перечить ни в коем случае нельзя, да и мнение невесты учитывалось, поэтому Майе пришлось яро не высказывать свою точку зрения и отдать ситуацию всецело в руки старших. Ребекка должна была выйти замуж за вожака, и это не обсуждалось, раз та согласна. Такое решение для неё самой было нелёгким, старые раны, боль и потрясения давали о себе знать и томили её во время раздумий. То пережитое забыть невозможно, но принять — вполне, хотя сложно и не всегда до конца. Ребекка полностью не приняла случившееся несколько лет назад, каждодневно в агонии ярости проклиная врага, тихо чахла, переживая те минуты ночами, и кардинально поменяла себя: перекроила лицо, становясь совсем не похожей на членов стаи, весь образ, привычки, имя, фамилию и, главное, характер вместе с поведением. Ванесса, любимая тётушка, забила тревогу, когда обновлённая племянница вернулась обратно домой после долгого отсутствия заграницей. А Ребекка сухо отвечала, что так он её не узнает, не найдёт и она перестанет бояться впервые за столько лет, даже если он о ней забыл. И зная о наличии такой трагедии в жизни волчицы, стая опасалась заключать союз, но та не стала отказываться, ей на внутреннем подсознании хотелось, наконец-то, почувствовать себя любимой и полностью довериться волку из чужой стаи. И тут выдался отличный для Майи случай уйти из-под контроля взрослых, пока все заняты совершенно иным. Охота на крупного зверя, по её размышлениям, отлично подходила, чтобы доказать свою самостоятельность и заслужить уважение. Она до последнего сомневалась, взвешивала все «за» и «против», понимала, что может не справиться, но видеть гордость в глазах отца и брата, когда сама притащит огромную тушу дикого зверя, остановила все внутренние колебания. Решила рискнуть так дерзко и самонадеянно. Но кто же знал, что в лесу придётся встретиться с медведем? А тут и юношеский максимализм, и горячая кровь бурлит, и характер упёртый. Всё верно ожидаемо вышло из-под контроля, и теперь она сидит, утопая в собственных слезах. Не слишком далеко от семейного участка послышался звук пробуксовки шин по гравию. Вдали меж деревьев мелькнуло что-то яркое, и к дому подъехала машина крупных габаритов, освещая дорогу дальним светом фар. Глаза заслепило, и волчица вытянула руку, закрывая источник света и немного щурясь. Дверь громко хлопнула, из машины показалась крупная мужская фигура. Ален быстро взбежал по лестнице с белым пакетом в руках, замечая краем глаза младшую сестру, но уже через секунду резко остановился, как будто что-то щёлкнуло в голове, и обернулся. — Лисёнок… — тихо прошептал оборотень с каким-то отчаянием, состраданием и сожалением. Услышав своё ласковое прозвище, произнесённое хрипловатым и особенно родным голосом брата, Майя медленно, не решаясь, посмотрела на него через плечо, и заревела ещё сильнее. Кружка выпала из её рук и, ударившись о камень, разбилась на крупные осколки. Горячий чай выплеснулся и растёкся по осколкам и прохладной земле. Состояние девушки находилось на гране лёгкой истерики. Наказание будет, она знала наверняка и не боялась, была готова его принять без оправданий. Упрёков не избежать, это очевидно. Доверие стаи, увы, подорвано. Пострадавший человек, возможно, умрёт. И теперь главное: как справляться потом с чувством глубочайшей вины за свои поступки и решения? И это страшно. Значит, ни какая она не самостоятельная, так и осталась той маленькой девочкой, которую опекает вся стая, ведь ясно — она слабая. Ей была. Ей и останется. Ален подошёл к ней и, сев на одну ступень выше неё, сгрёб в охапку подрагивающее тело, закрывая собой как защитой от всех проблем и напастей. Спину девушки обдало жаром, бурлящие внутри чувства не давали ей понять, что он так и не зашёл в дом, перекрыли все ощущения, и его объятия были вполне неожиданными, но такими нужными в эти трудные минуты. Майя положила свои ладони на его горячие руки и ещё сильнее сжалась в комочек, продолжая безутешно рыдать. — Не вини себя, — неосознанно он стал плавно покачиваться вместе с ней взад-вперёд, как успокаивают маленьких детей во время истерик и капризов, — Во всём виноват я… Испортил тебе жизнь, не научил полноценно жить дальше, слишком опекал… И поэтому так вышло. Тихие слова произносились с трудом из-за нагой правды. Тяжёлый груз вины за случившееся с сестрой около одиннадцати лет назад, был огромнейшим несчастьем его жизни. И когда-то в предсмертном состоянии держа её за совсем ещё детскую руку, наблюдая за бледной кожей сестры, и ощущая подушечками пальцев, насколько сильно упала температура тела, обещал сделать всё, чтобы та больше не познала боли как душевной, так и физической, если выиграет нелёгкую борьбу за жизнь. Но проглядел, не поддался внутреннему голосу, хотя чувствовал изнывание души в предвкушение чего-то страшного, так и не проверил: улеглась ли она в постель. И теперь ненавидит себя ещё больше, чем прежде. Она страдает, а братское сердце вдвойне. Волчица повернула голову, плотно прислоняясь щекой к его щеке, и отрицательно помотала головой, насколько это было возможно. — Нет, — рваный вдох, — Не говори так… — часто задышала, глубоко вбирая воздух в лёгкие. Ален поджал губы, услышав это. Глупая. Как всегда отрицает, хоть всё очевидно и ясно. — Хорошо, не будем об этом… Успокоиться не получилось. Воспоминания о происшествие в лесу вновь сплыли в голове и закружились ворохом, то одна картинка, то другая, и все они беспрерывно начали сменять друг друга. Майя быстро зашептала, повернув голову и смотря ему прямо в глаза: — Моя вина. Я виновата. Я. Только я. Ален, девушка умрёт из-за меня, как ты не понимаешь! Я, считай, убила человека своим поступком! — перешла на высокий тон, почти что крича. — Майя, — взял её ладонями за щёки, чтобы та перестала вертеть головой от нервов, — не твоя вина, что человек влез, куда его не просили. Это стечение обстоятельств! — посмотрел на секунду куда-то в бок, думая, какой аргумент привести, — Собственная глупость той девушки! Что ещё тебе нужно для объяснений?! Виновата она, не ты! — тоже, как и сестра, под конец слов не сдержался и чуть ли не кричал ей это. — Она спасла меня, — слёзы вновь покатились по щекам, — и теперь сама умирает, А-ален, как же ты не понимаешь. Если бы я не пошла на охоту, то и она бы меня не встретила… — резко мотнув головой, вырвалась из оков крепких рук, — Я не хочу, чтобы кто-то опять отдавал свою жизнь за меня. Не хочу, чтобы было как с Катрин… Ален был в растерянности от её слов. Не нужно долго копаться в голове и понимать, о чём она говорит, ведь то осталось в его памяти таким чётким и живым до сих пор. Маленькая девочка, находившаяся не в лучшем состояние и ситуации, когда-то плакала и говорила ему почти что то же самое, понимая и помня всё. И той девочкой была Майя, только она вопила во всё горло и потом ещё долгое время ни с кем не разговаривала. — Ох, лисёнок, — сказал оборотень, вновь притягивая к груди сестру, — скажу, возможно, глупость. Но обещаю, всё будет хорошо, пожалуйста, не переживай, — а внутри него резко похолодело от упомянутого ею имени… Им хватило буквально две минуты утешительных объятий, и тревога девушки сошла на «нет» или же заботливо подлитое матерью в чай успокоительное так быстро подействовало. Майя заверила брата, что успокоилась и, собрав осколки, позже заглянет к нему в комнату. Ален согласился и зашёл в дом, дабы отнести все нужные вещи и медикаменты, экстренно привезённые от Фоллов. Она проводила его взглядом до самой двери, продолжая сидеть на том же месте, и как только дверь закрылась, подорвалась собирать осколки. Руки хоть и немного, но дрожали, и она боялась, как бы не пораниться об острые углы. Майя аккуратно уложила разбитый фарфор в ладонь и зашла на кухню, чтобы выкинуть всё в мусорное ведро. Находиться там долго не пришлось, и она сразу же, быстро поднявшись по лестнице, направилась прямо по коридору в свою комнату. Все чувства молодой волчицы были обострены до предела, и не услышать диалог за дверью одной из гостевых спален казалось просто невозможным. Подслушивать чужие разговоры не в её манере, но так получилось, и девушка остановилась, концентрирую слух на тихо произнесённых словах. — Выживет? Есть шансы? По тембру голоса это был отец, и сомнений не присутствовало, его тяжелым запахом альфы разило ещё с первого этажа. Второй голос был женский, скорей всего мамин или Ребекки, всё же они в этом плане очень схожи. Вдохнув и распробовав запах на «вкус», стало понятней — это мама. Её излюбленные духи, которые она не меняла, наверное, ни разу в жизни, были характеризующей чертой хозяйки дома и их запах чуть ли не синонимом характера, расплывались в воздухе, даря какое-то тепло в груди. — Слабенькая… не думаю. Найди Ребекку, скажи, чтобы принесла тёплой воды. Майя прикрыла рот ладошкой, чтобы не закричать, и по стене сползла на пол, сотрясаясь в рыданиях. Это было похоже на тот вечер, когда она ещё ребёнком узнала о смерти Катрин, так же подслушав разговор взрослых. И хоть та девушка не была для неё такой родной, как жена брата, но знать, что та погибла также, спасая её, давило и заставляло чувствовать себя хуже, чем просто паршиво…***
«Маленькая девчушка лет пяти сидела на стуле перед большим зеркалом туалетного столика и болтала босыми ногами, рассматривая своё отражение и хлопая серыми глазами с густыми ресницами. Светло-русые длинные волосы, завивающиеся на концах, беспорядочно лежали на плечах и свисали на лицо, закрывая его, поэтому она украдкой их убирала за уши. С маленьких плечиков спадало мамино свадебное платье, явно не подходившее ей по размеру, и она часто поправляла длинные кружевные рукава, натягивая их повыше. Пышная фатиновая юбка шлейфом тянулась чуть ли не от самого дверного проёма, и если бы девочка спрыгнула на пол, то точно бы утопала в обилие ткани и не смогла без труда ступить шагу. На столе находилось множество всяких баночек, тюбиков и бутылочек, и был слишком велик соблазн всё это открыть и посмотреть, что внутри. Самым интересным считались духи с помпой, которую зажмёшь меж пальчиков, и дивный запах духов распространяется по комнате, а потом ещё раз и ещё, с каждым разом как впервые познавая этот чудный механизм. Ещё одним не менее интересным объектом была шкатулка с украшениями, содержимое которой можно часами рассматривать и примерять на себя с важным видом герцогини. Таинственно горела стоящая на комоде абажурная лампа, бросая тени на лицо девочки. Плотные ночные шторы были задёрнуты так, что лунный свет не имел ни единого шанса просочиться сквозь них. Половицы в коридоре заскрипели, и в комнату вошла женщина с небольшой коробкой в руках. На ней было платье в мелкий горошек с запа́хом и тоненьким пояском на талии, длина доходила до колена, непослушные пряди выбились из низкого пучка и теперь свободно ниспадали на лицо, от неё веяло уютом и теплом и выглядела она по-домашнему, такой безумно родной. Малышка повернулась к ней лицом и заулыбалась, ласково протянув: — Ма-амочка. Женщина улыбнулась в ответ и стала распаковывать коробку, положив её на туалетный столик. — У каждой невесты, — открыла картонную крышку, с надписью на внутренней стороне: «С любовью для Эммы. От Генри. Безгранично люблю», — помимо причёски должны быть украшения, подчёркивающие её красоту, — достала жемчужное ожерелье и приложила чуть ниже ключиц дочери, — правда, Мия? Девочка посмотрела в зеркало, оценивая свой вид, и согласно кивнула. Жемчужины средних размеров, нанизанные на прозрачную леску, образовывали четыре ряда, на последнем из которых ровно посередине красовался драгоценный камешек розоватого цвета. Женщина застегнула аккуратную, почти невидимую застёжку и поправила ожерелье на груди. — Ну, всё, теперь можно делать причёску. Эмма взяла деревянную расчёску и, придерживая запутанные волосы, начала расчёсывать снизу-вверх. Сначала вьющиеся кудряшки на кончиках, потом основную часть, а затем дошла до корней, всё это время болтая со своей любопытной малышкой. — А ты не злишься, что я нашла твоё платье и надела его на себя? Девочка остановила взгляд на лице мамы через зеркало. — Нет, — пожала плечами, — Почему я должна злиться? —Ну, не зна-аю, — томно вздохнула, — Просто так подумала. Эмма тихо посмеялась и ответила ей: — Глупышка… Разделив волосы на три части, женщина стала от самой макушки заплетать не слишком тугую косу, делая её пышнее, когда некоторые пряди чуть вытаскивала из причёски. Конец закрепила прозрачной резиночкой и украсила всё розовыми цветочками с потайной заколочкой на нижней части, которой практически не было видно. Осталось выпустить пару тоненьких прядок со лба или по бокам и образ наикрасивейшей маленькой невесты был бы готов. — Интересно, кому же такая красота достанется? — сказала женщина и положила расчёску на место, а потом, чуть наклонившись вперёд, прижалась щекой к щеке дочери. Девочка захихикала, прикрывая рот ладошкой, и пожала плечами. — Наверное, принцу на белом коне! Маленькая Ми перекинула косу на плечо, поглаживая её пальцами, и подумала о предложение мамы. Вдруг её будто осенило: — Нет, мамочка, нам его коня ставить некуда! Такого нам не надо. Женщина легонько хлопнула себе по лбу и ровно выпрямилась, положила руки на крохотные плечики. — Точно, и, правда, некуда. А тогда кому другому? Девочка потёрла большим пальцем подбородок и явно задумалась над этим вопросом. — Хм… Не знаю… Ой, да хоть серый волк! — сказала в шутку, вспомнив недавнюю сказку на ночь, рассказанную бабушкой, где серый волк охранял принцессу и любил её до самого последнего вздоха, боясь рассказать ей о своей человеческой ипостаси, — Главное, чтобы любил. Да же? — Да, верно. Но, надеюсь, серый волк не будет моим зятем в будущем. Они вместе в очередной раз засмеялись. — А что плохого-то? Принцессе нравилось! Он её защищал, на спине катал, грел… Просмеявшись, девочка пригорюнилась и опустила лицо на ладони, подперев щёки руками, досадно вздохнула. — А если… А если я не найду свою вторую половинку, как вы с папой нашли друг друга, и у меня не будет мужа?! И тогда свадьбы тоже не будет! Если он потеряется?! Не узнает меня, когда увидит, и мы не познакомимся?! Или я не узнаю, что это именно мой принц?! Женщина опешила от вопросов. До всех этих серьёзных отношений, свадеб, семейной жизни и рутины у неё ещё времени навалом, а маленькая светлая головка уже забивается такими вопросами. — Ох, солнышко, твоё счастье от тебя никуда не денется, — ласково погладила её по спине, — И ты обязательно встретишь кого нужно, и познакомишься с мужем, поймёшь, что это именно твой человек, и найдешь его, если потеряешь. И если что-то случилось, то это для чего-то нужно и иначе никак не могло быть. Значит, так было бы лучше для тебя и твоей жизни. Понимаешь? Всё твоё найдёт тебя, чтобы не случилось.» Картинка рассеялась. Образ девочки и её матери, обстановка вокруг, атмосфера какого-то старого, прошлого времени пропали из головы, но ощущение того, что это когда-то случалось с ней ранее осталось и было ярко выражено. Мия завертела головой на подушке, шепча еле слышные, невнятные фразы, попыталась изменить положение и перевернуться на бок, но тщетно, всё тело, суставы и мышцы ныли, ощущалась тяжесть и тупая боль в голове, в частности на затылке. Осипший голос хрипел, отдавая болью в горле, и девушка оставила своим попытки сказать что-либо, так не поменяв позу. Страшно хотелось пить, какая-то зверская жажда мучила, и, казалось, даже грамма слюны не было на языке. Лицо, шею, зону декольте, начиная от ключиц и верхушек груди, жгло огнём, всё зудилось, и не терпелось просто руками почесать, чтобы уменьшить это неприятное ощущение. Мия пошевелила указательным, а потом и средним пальцем, попробовала поднять руку. С трудом, но получилось, и кисть тяжело приземлилась на грудь, от этого стало больно, и она сжала челюсти, дабы не закричать. Подушечками пальцев ощутила какую-то ткань, напоминающую, вроде бы, бинт, продвинулась дальше, исследуя каждый сантиметр, где пекло. Веки не разлипались, открыть глаза было затруднительно, и силы в этот момент закончились. Мия вновь провалилась куда-то в дремоту, и рука устало свалилась с груди на простынь, немного задевая стену возле кровати. «Снова та женщина, только ни такая, которой была. Она стала старше, на её лице кое-где виднелись морщины, и она сидела на стуле прямо перед ней, закинув ногу на ногу. Осторожно вытирая платочком слёзы, чтобы не размазать тушь с ресниц, держала букет и смотрела на неё. Мия чётко осознавала, что во сне именно она и всё видит собственными глазами, всё понимает, и главное, чувствует. В груди горестно затомило. — Мамочка, не плачь… Пожалуйста. Женщина проморгалась, чуть задрав голову вверх, и утёрла всю влагу со щёк, ответила: — Нет-нет, солнышко, я больше не плачу, — взглянула ей в глаза, — Ну покрутись, покрутись же! Мия покружилась, придерживая руками пышную юбку свадебного платья и, остановившись, поправила кружевные рукава. То самое мамино платье, с открытыми плечами, отражалось в большом настенном зеркале позади невесты. Видимо, его время пришло, и маленькая девчушка доросла до этого размера, правда, причёска сегодня совсем другая, чем тогда. — Вот когда выросла? Когда успела? — на глаза вновь набегали слёзы, И Эмма с трудом сдерживалась, чтобы не заплакать, — Уже такая взрослая, — прошептала, всё ещё удивляясь, как быстро пролетело время. Неожиданно хлопнула входная дверь, и мама невесты перевела взгляд на вошедшего, заулыбалась. Мия ещё не успела оглянуться, как горячие руки легли на талию, и она получила быстрый поцелуй в щёку. Тело обдало приятным теплом, девушка откинула голову на его грудь, слыша, как взволнованно бьётся его сердце. — Всё, пора. Забираю у вас дочь, — прозвучал мужской, настолько сильно знакомый, родной голос, что в глазах защипало, только наяву или во сне не понятно. Не убирая лучезарной улыбки с лица, Эмма поднялась с места и подошла к ним. — Я бы хотела вам кое-что сказать, считайте это напутственным словом или ещё чем-нибудь, — взяла дочку за руку, — Говорить это при всех на банкете я не стану, скажу лично вам. Чтобы не случилось, какие бы трудности не появились, даже если кого-то из вас одного… — глубоко вздохнула, — не станет, сохраните вашу любовь до конца, любите до безумия, дорожите друг другом как всем, что у вас осталось, либо же не стоило всё это начинать… Она взглянула на мужчину, стоящего позади Мии, и сказала ему: — Береги мою девочку…» И только эта женщина хотела сказать что-то ещё, уже посмотрела на неё и приоткрыла рот, как картинка вновь исчезла, и на смену ей пришла реальность. Мия до конца ничего не понимала, практически не связывала два сна вместе и опять имела такое чувство, что, вроде бы, это когда-то с ней случалось. Но она не помнит, совершенно не знает ту женщину, полностью не узнаёт, возможно, себя, так как запуталась, что это за девочка, а потом и молодая девушка, даже предположить не может, что это был за мужчина, лица которого она даже не видела во сне. Всё это было странным и чужим для неё. Отголоски прошлого так и кричали, напоминая ей какую-то часть своей жизни, а Мия не воспринимала её, будто что-то мешало это сделать, и сейчас в её понимание это были сны, которые снятся без причины, просто так и не имеют смысла и связи. Всё также хотелось пить, тело болело, но меньше, а лицо не горело огнём. Сколько времени прошло с момента первого пробуждения, узнать было невозможно, и пока неважно, главное: открыть глаза и понять, что вообще происходит? Почему она в таком состоянии и давно ли? Мия вытянула руку уже без таких огромных усилий, как ранее, и нащупала что-то тёплое. Голова соображала плохо. Ванесса, являвшееся хозяйкой дома и женой вожака, сидела возле неё, снимала повязки и меняла их, если понадобится, на новые. Когда гостья подала явные признаки жизни, положив руку ей на колено, она не растерялась и накрыла её ладонь своей, чтобы та была спокойна и не напугалась. — Ты оказалась такой сильной… так стойко держалась, выжила, — осторожно погладила Мию по пальцам. Мия надрывисто и сухо закашляла, чуть приподнявшись с постели. Волчица поняла всё сразу, подала стакан воды и помогла девушке удобно сесть. Сейчас для неё ценнее вот этой воды не было ничего на свете, ведь с какой жадностью она пила и осушила стакан в два счёта. — Я, наверное, тебя разбудила своей неосторожностью. Ну, ничего, даже хорошо, будем знать, что ты пришла в себя, — улыбнулась, глядя, на неё, — Ляжешь обратно, помочь? Всё ещё ничего не понимая, Мия слабо кивнула, и уже через секунду её голова коснулась подушки. Глаза привыкли к свету, и она чётко видела всё вокруг и могла рассмотреть женщину. Хозяйка дома была приятной наружности, светилась каким-то безграничным счастьем и душевным теплом, сразу же расположила к себе и дала понять, что ничего плохого она ей не сделает. Окно в комнату было приоткрыто, шторка медленно приподнималась и опускалась, на улице визжали и смеялись маленькие дети. Ванесса поднялась со стула и плотно закрыла его, гостье всё же нужен был покой, а там два сорванца кричат, валяясь на поляне. Волчица опять опустилась на стул, поправляя своё летнее платье, и продолжила убирать бинты с тела Мии. Чем больше бинтов, пропитанных засохшей кровью, оказывалось на прикроватной тумбе, тем больше в лице менялась она. Свежие, безобразные шрамы покрывали нежную молодую кожу. Две чётких полосы на щеке, борозды на грудной клетке и немного на шее, ключицах и молочных железах. Так быстро без регенерации раны зажить не могли, что уже удивило Ванессу, бинты с кровью, а под ними новая кожа, когда на прошлой перевязке вчера ещё были открытые раны. Чудеса какие-то. — Что там? — Мия впервые подала голос, наблюдая за её реакцией, и забеспокоилась. — Нет, ничего такого… Лежи, не перетруждай себя, — поправила ей одеяло, — Может быть есть хочешь? Я тебе сейчас принесу. Девушка отрицательно повела головой. — Ну, ладно. Как сразу, так скажешь, хорошо? — попыталась улыбнуться, будто ничего не произошло, но улыбка вышла натянутая, — Раз ты очнулась, то я посижу с тобой. Меня, кстати, Ванесса зовут, я мама той… кхм… Будем знакомы. Волчица запнулась, вероятнее всего та девушка не видела её дочери в форме человека и скорей всего не знает об оборотнях, поэтому вышло как-то глупо, нужно было срочно исправлять ситуацию. Впрочем, Мия сама мало что понимала и некоторые слова пропускала мимо ушей. — А тебя как? Она сидела и ждала ответ, а Мия не знала что сказать, в голове была пустота. Её охватила волна внутренней тревоги, чем дольше она думала над вопросом, тем быстрее становилось не по себе. Она не помнила своего имени. Взгляд забегал по комнате, на глазах выступила влага. Пришлось честно ответить: — Я не знаю… Я не помню… — по щеке прокатилась горячая слезинка.