Залечи мои раны

      Услышав крик сына, Хелен начала спускаться с лестницы, хотя ещё до этого видела пришедших из окна на втором этаже и сама хотела идти принимать гостей. Но Шон как всегда, загорланил как варвар на весь дом! Она как раз заканчивала помогать Одри с кучей купленных вещей и принадлежностей для двух волчат, рождение которых было уже не за горами. Сестра Макса вовсю вкушала последние месяцы своего интересного положения и так трепетно и досконально готовилась к появлению сыновей, потому многих из стаи сегодня «запрягли». Макс, к примеру, весь день провозился с детскими кроватками и мебелью. Помнится, как Майку делал её сам, а эти из магазина совсем без души и любви. И только под вечер оборотень освободился, но тут его быстренько перехватила Ребекка, и пришлось ехать к Бейкерам. К слову, уехали они совсем недавно.       Хелен подошла к ним, и Майк юркнул за Шона, прячась от неё. Ох, знал бы малыш, что она его видела ещё во дворе! — Добрый вечер. Хелен, — не изменяя постоянной улыбчивости и открытости своего лица, волчица поздоровалась с девушкой, и они легко пожали друг другу руки. — Энн. Рада знакомству, — Мия постаралась искренне улыбнуться и тем самым выразить, приятность знакомства. Она заробела рядом с Хелен и почувствовала себя, будто не в своей тарелке, даже пожалела, что зашла, но её лучистая улыбка всё больше располагала к себе и внушала доверие. Хелен была такой тёплой, домашней, в уютной рубашке молочного цвета с коричневатыми тоненькими полосками, образующими крупную клетку, в штанах такого же тона, но уже без орнамента, и в необычных тапочках с котятами. — Взаимно, — волчица несильно рассмеялась, заметив, как девушка посмотрела на её тапочки и весело усмехнулась. Сама устремила взгляд вниз и пояснила, — Подарок Майка. Он вечно мне что-нибудь такое смешное дарит. В этот раз тапки с котятами, в прошлый раз был брелок с мопсом. Озорник. Полувампиршу этот отрывок их завязавшегося диалога позабавил, и она расслабилась, всё же Хелен ей симпатизировала и произвела на неё пока что хорошее впечатление. — Давненько у нас не было гостей. Проходите, проходите, чего в пороге толпиться? Шон хотел пройти вперёд, но маленький волчонок не дал ему этого сделать, обхватил за ноги и шепнул, чтобы он прикрыл его. Но фраза «Спрячь меня» вышла громкой, и все услышали их секрет, особенно Хелен, которая хотела провести с племянником воспитательную беседу. Совсем «бандитом» стал! Дерётся с ребятами, вредничает, словечков плохих нахватался, беспредел! Надо и Макса сюда подключить. — Так, а где мой маленький беглец? Хелен упёрла руки в бока и стала глазами искать племянника, спрятавшегося за её сыном, попыталась подыграть, что его местоположение настолько скрытное, и сразу-то не найдёшь! Светлая макушка осторожно выглянула из-за Шона и спряталась обратно, мальчик захихикал, считая свой план удавшимся. Молодой оборотень закатил глаза, понимая, что волчица их разоблачила, и, заведя руки за спину, всё же попытался спрятать брата, что ни от кого точно не ускользнуло. — Если нашего Майка нет, то пойдём пить чай без него, — женщина продолжала играть свою роль и хитро подмигнула остальным. Мия и Шон отправились за ней на кухню, Майк же маленькими шажочками, идя на носочках, следовал за братом, который шёл позади всех. — Шон, получилось? — волчонок дёрнул его за кофту, — Меня Хелен не нашла, да? — Ага, ты неуловимый, как ниндзя, — также тихо ответил, поражаясь его детской логике. — Хелен будет ругаться, я же убежал без разрешения. — Так я тоже по шапке получу, поэтому показывайся, вместе в углу стоять придётся. — А-а, — удивился малыш, — Мы ещё и в углу стоять будем! Договорить они не успели, Шон переступил порог кухни, и пришлось выдать себя, да к тому же, Майк запнулся на ровном месте и неуклюже упал, а потом, увидев, что волчица на него смотрит, прямо на полу залепетал в своё оправдание: — Я так больше не буду, Хелен. Честное пречестное. Волчица покачала головой и пригласила гостью за стол. Мия села на место в углу возле окна и посмотрела на малыша. Забавный, однако. — Оба сядьте и расскажите, как так получилось, — Хелен вытащила несколько кружек из кухонного шкафа. Шон поднял Майка. — Мне с динозабриком, я не хочу с жирафом. Женщина убрала обратно жёлтую детскую кружку и достала зелёную с «динозабриком». Малыш довольно кивнул, получив её прямо в руки. — Кто начнёт рассказывать, а? Мы с Энн ждём. Она, наверное, тоже удивилась ребёнку, который один бегает по лесу? Хелен уже догадывалась, что произошло. Шон прокараулил Майка, тот быстренько свинтил с дома играть с мальчишками, бегал по лесу, потерялся и встретился с Энн, что и привела его домой. В общем-то, так они оба и рассказали, только перебивали друг друга и каждый выгораживал сам себя, даже раскричались как бабки на базаре. — Всё, стоп, — не выдержала она, — подеритесь ещё тут. Фолл-младший замолк, насупился, а Шону нравилось донимать ребёнка и спорить, но и он тоже перестал доказывать своё. — Майк, я не злюсь, но нужно говорить, куда и зачем уходишь. Щёки и носик у ребёнка покраснели от стыда. — А если бы Энн тебе не попалась? Ты бы был сейчас ночью в лесу совсем один? — Да понял я, понял, — страдальчески вздохнул ребёнок, задрав голову к потолку, и опять чуть не шлёпнулся на пол. Ну что за неуклюжесть? Вечно Майк подает и падает. Наверное, на носках кататься по поверхности надо меньше? Как не идёт, так всё то скользит, то прыгает. — Энн, спасибо, что помогла ему, — Хелен погладила её по плечу, тактильно выражая благодарность. — Не за что. Малое, что я смогла сделать. Чайник закипел, хозяйка дома начала разливать кипяток по кружкам и в это же время оглядывала стол, вроде, всё вкусное поставила. Её взгляд метнулся с пиалы и невзначай остановился возле Мии, поднялся на неё. Чувство удивления при виде этой девушки появилось неожиданно, как в один миг, и не исчезло, а лишь усилилось, когда волчица ещё раз посмотрела на неё. Только сейчас она могла внимательно изучить лицо гостьи. Такое знакомое до боли, известное… Видела, видела его прежде! — Энн, мы с тобой где-нибудь встречались? Хелен столкнулась с ней прямо глазами и надеялась на положительный ответ, потому что как-то тяжело на душе стало, в груди задавило. — Мне кажется, нет, — не помедлила с ответом Мия и отвела свой взгляд. Зрительный контакт с ней пугал, потому что зарождал внутри непонятное ощущение тоски по неизвестному прошлому. Рождённая луной даже задумываться не стала, может, и видела в прошлой жизни, откуда теперь узнать. Мама Шона постаралась проигнорировать своё клокочущее чувство, что уже встречалась с Энн, и продолжила наливать кипяток, копошиться в голове, вспоминать, где видела это лицо, черты… И спустя пару секунд вспомнила окончательно. Мия. Горячая вода перелилась за края красивой фарфоровой кружки, стремительно покатилась по столу, и образовалась на клеёнке лужа с еле заметными, витиеватыми узорами пара, неторопливо поднимающегося вверх. Слишком сильно волчица погрузила в себя и забыла, что разливает кипяток. — Мам, ты чего?! Шон подорвался с места, выхватил у неё чайник и стал кухонным полотенцем осторожно вытирать кипяток. Хелен Фолл вздрогнула, как-то испуганно дёрнулась, мысли улетели куда-то далеко, и вот она вернулась сюда, снова в жестокую реальность. — Я-я, просто… — волчица тяжело вдохнула скованной грудью и, утерев с нижних век солёную влагу, выступившую против её воли, тронула сына за плечо, — Садись, я сама… Мия. Одно только имя, одно воспоминание о ней и слёзы на глазах обеспеченны. Она — больная тема в их стае, эпизод не только жизни Макса. Её хочется оставить маленьким ярким огонёчком в сердце, вспоминать без боли, но это не получается ни у кого из Фоллов. Все молчат, стараются не говорить об этом, делают вид, что забыли, перетерпели, но каждый понимает: горе никуда не ушло, в доме до сих пор пахнет смертью. И Энн так сейчас напоминала её. Молодая, цветущая, пышущая свежестью, чистотой. Только… глаза у неё потухшие, не блестят. Хелен всплеснула руками, придя в себя, убрала чайник и опустилась на стул. — Значит, обозналась…— попыталась равнодушно отмахнуться, будто ничего такого не произошло, и вновь нацепила улыбку на лицо, но уже не радостную, а натянутую, для вида— Энн, пей чай, вот варенье, угощайся, — придвинула к ней пиалу. Вместо Мии Шон потянул руку к пирогам и варенью. — А ты, балбес, не трогай мои пироги, — в шутку шлёпнула его ладошку, всё ещё немного дрожа, — За детьми смотреть надо лучше, — стянула с головы сына капюшон кофты на завязках. — Ну, ма-ам, — буркнул Шон, поправляя взъерошенные каштановые волосы, и всё же стащил пирожок. Мия улыбнулась краешком губ, наблюдая за ними, и взялась за кружку. Руки от самых кончиков пальцев обдало тепло горячего напитка. Так уютно сейчас и комфортно, как дома. Она легонько зачерпнула варенье ложечкой, попробовала, смакуя на языке. Её брови приподнялись и, наверное, одобрительно. — Очень вкусно, Хелен, и несильно сладко, — ещё одна ложка отправилась в рот. — Спасибо, сама варила. Правда, во всех этих соленьях, вареньях не сильно разбираюсь, но, как вижу, многим нравится… Волчица постаралась долго не смотреть на Мию, отводила взгляд, а новое столкновение глаза в глаза побаивалась. Всё же она удивительно похожа на маму Майка. Неужели в жизни так бывает? — Хелен, Хелен, а у нас тут сахарок закончился, — звонко протараторил мальчик, — Или вы без него чай пить собрались? Майки время зря не терял, пока тётя наливала чай, желал помочь ей принять гостью и, конечно же, сгладить свою вину, теперь вглядывался в пустое дно сахарницы, которую еле как стащил со столешницы, а тут вот оно что, сахара-то нет! Прям беда! Как сам-то чай пить будет? Невкусно же. Волчица обернулась на слова ребёнка. — Сахарок закончился?.. — задумчиво оглядела кухонный гарнитур, — Открой нижний шкафчик, и в красном открытом пакетике сахар. Сам насыплешь?.. Лучше давай помогу. Она уже приподнялась, как мальчик возразил и открыл шкаф, заприметив яркий пакет. — Я сам! Мне уже четыре года, — он показал нужное количество пальчиков, чтобы все видели, — а ты всё со мной сюсюкаешься. По кухне раздался смех. Майк так до невозможности сладко ответил, стараясь сделать это как взрослый, показать, что уже самостоятельный мальчик, но вышло по-детски мило. — Смеётесь надо мной, а я вам всем покажу, какой большой вырос! — Пожалуйста. Не надо, — ещё не просмеявшись, сказал Шон. Он прекрасно помнил, как его брат уже один раз доказывал свою взрослость, постирал для Хелен её любимые шторы и белоснежный тюль в бочке с зацветшей водой, которая была предназначена для полива грядок в огороде. Волчица не ругалась, лишь плакала и одновременно смеялась сквозь слёзы, а потом мыла чумазого волчонка, что весь в пене, насупившись, смотрел на сына тёти и показывал ему язык, повторяя: «Я взрослый! Я взрослый и точка!» Эх, Шон. Смеётся над ним! А сам себя-то помнит?! Малыш «угрожающе» показал ему кулак. — Я и дулю могу тебе показать. Только надо… пальчик переставить. — Майк! — заругалась Хелен, — Тебя кто этому научил? Нельзя так показывать. Энн подумает, что ты плохой мальчик. Он не ответил и поставил полную сахарницу на стол, а потом посмотрел на Шона, сожмурив носик, потому что тот смеялся громче всех. — Ладно, ладно, большой, — Шон погладил его по светлой голове и отодвинулся, похлопал себе по коленке, чтобы он залез к нему. Но волчонок не захотел и, резко опомнившись, рванул куда-то, крикнул: — Я сейчас! И такой громкий топот детских ножек раздался по дому, что дед Конрад сравнил бы правнука со слонёнком, если бы был здесь. — Майк у нас такой сорванец, что не углядишь, — Хелен продолжила разговор о племяннике, прислушиваясь, куда он рванул, — Правда, Шон? — перевела взгляд на сына и с ноткой насмешки над ним сказала. — Да, как ураган, — ответил матери волк немного с передразниванием и таким же тоном, понимая, что она вновь подстёгивает его за оплошность, — До сих пор с ружьём, кстати, бегает. Хелен заулыбалась, услышав про ружьё, начала рассказывать, смотря на Мию и обращаясь больше к ней. — Папа подарил ему это ружьё на день рождения. Так теперь у нас вся семья в страхе дрожит. Там такие пистоны, — показала размер пальцами, — И он ими во всех стреляет где-нибудь из-за угла. Шону всегда в задницу целится. Волчица и полувампирша закатились смехом. Хелен вспомнила. Мия представила. И только Шон дёрнулся, зная, как прижигает кожу эта пулька. — Я надеюсь, он в тебя при встрече не выстрелил? — Нет. Только крикнул: «Руки вверх». И сказал, что все пули растратил, поэтому я должна бояться его грозного оружия. Они продолжили посмеиваться и разговаривать о Майке. Хелен так трепетно и нежно говорила о нём, как настоящая мама. И Мие на секунду показалось, что так и есть. Мамой для него была только Мия, и уж точно Ребекка не становится сейчас таковой, хотя до конца ребёнок никогда не понимал смысл этого слова, потому что не знал, как это, чтобы не только папа, но и мама любила. Видел, что у других деток есть она, и сравнивал с собой. У него только Хелен и Одри, а большего для счастья не желал до недавнего времени. То ли возраст так влияет на волчонка, то ли внутренние переживания, осознанность, но, подметив это яркое стремление разворошить прошлое и докопаться до истины, все члены стаи выбрали тактику замалчивания, окутали тему о маме тайной и надеялись, что само всё пройдёт. Только Хелен уверяла Макса, что Майк уже взрослый и пора бы показать ему, где сейчас она, чтобы ребёнок всё понял, а не жил мечтами, которые никогда не осуществлятся. Фолл отмахивался, говорил «рано», что не нужно его водить на могилу матери, стараться что-то объяснить. Так все разговоры и заканчивались. А волчонок всё любопытничал и любопытничал. И Макс до сих пор не верил в произошедшее, ждал какого-то чуда, поэтому не торопил события, не смирился. — Такой ребёнок у вас подвижный, шустрый, — отпив горячий напиток и поставив кружку на стол, сказала Мия, — глаз да глаз, наверное, нужен? Или ослушивается редко? Хелен улыбнулась. — Ну, как видишь, шустрый, да… Дети, они и есть дети. Что-нибудь учудит, так хоть стой, хоть падай. Но ответственный, серьёзный мальчик… В этот момент малыш, запыхавшись, наконец-то спустился со второго этажа и, проскочив мимо них, забежал в зал, мало ли, может, именно тут папа. —Папа! — крикнул Майк, растягивая гласные, и прошёл по всему помещению, посмотрел под столом, комодом, поднял каждую подушку и на три раза огляделся. Не терпелось рассказать ему о своей новой знакомой, о самой встречи, представить их друг другу и лепетать-лепетать без остановки о том, как он рад. Но отец не откликался, и комнаты были пусты, в одной лишь находилась Одри, которая собиралась спуститься к ним. — Майкуся, ты чего там кричишь? — спросила Хелен, чуть откинувшись на стуле и вглядываясь в дверной проём зала. Волчонок вскоре показался и через коридор прибежал к ним, быстро затараторил: — А папочка, папа где? — Нет его дома, уехал недавно, — волчица погладила его по плечу и обняла одной рукой, прижимая к себе, потому что заметила, как после её слов он погрустнел, — Ну не расстраивайся, потом увидитесь. Садись, твой чаёк остыл. Мальчик кинул печальный взгляд на Мию, как всегда обидчиво надул губки. Наверное, это всё Ребекка. Забрала его, увезла с собой! Маленькая детская ревность образовалась внутри, и он так разозлился! Но один тёплый взгляд мамы в ответ, и ураганчик в его душе стих. Ну ничего, Ребекка ещё своё получит! Надо ей какую-нибудь пакость сделать… — А если хочешь, можешь взять мой телефон и позвонить дедушке, позвать Одри, — продолжала Хелен, пытаясь занять мысли ребёнка другим. Он согласился и опять от них ушмыгнул, сверкая пятками. Старый волк, опираясь на трость и видно хромая на одну ногу, неторопливо, но всё же пришёл к ним и сел рядом с полувампиршей. Майк ещё на пороге дома крутился рядом, щебетал ему о том, что у него теперь новая знакомая и она сейчас у них в гостях, рассказал, как они познакомились и как круто стреляет ружьё в лесу. Конрад лишь по-доброму посмеялся. Что это там за знакомая такая, что у внука из-за неё глазёнки так радостно блестят? — Конрад, — протянул ей руку, освободишь от объятий младшего внучонка, который сел с Шоном, — Прадед вот этих шалопаев, — указал на внуков и подмигнул им, дескать, не обижайтесь на такое прозвище. — Энн. Приятно познакомится, — ответила тем же. Фолл-старший закрепил знакомство рукопожатием и такой старческой, доброй улыбкой, а его взгляд, так же, как и у Хелен, на ней остановился и не отрывался некоторое время. Глаза — зеркало души. И сейчас он непозволительно долго заглядывал в них. «Понимаешь, дед, это непросто, не моё очередное увлечение. Я люблю всё в ней. Люблю её всю… Душу, характер, каждую ямочку на щеках, глаза. Разве ты не был таким? Не знаешь, что это такое? Да я влюбился как малолетка… Дурак влюблённый», — вспомнил Конрад слова Макса о Мие. И после он ещё долгое время при любом выпавшем случае смотрел на неё, особенно в глаза, понимал, о чём твердил внук, и запомнил. Теперь ни с чем бы ни перепутал это проницательное холодное море сероватого цвета с лунной дорожкой внизу зрачка. И так хотелось сказать Максу: « Ну, вот приглядись. Похожа». Конрад хмыкнул сам себе под нос. Удивительно. Как две капли воды. Был бы он совсем безумным стариком, то непременно уверял бы здесь всех, что перед ними Мия, а так… Почему бы не поверить в совпадение? Дальше разговор складывался удачно, на все темы, что только возможны. Хелен продолжала хлопотать как настоящая хозяйка, постоянно подливала чаю, который так и не успевал заканчиваться у девушки в кружке. А Майк от неё не отставал, пичкал Мию пирогами с картошкой, пододвигал раз за разом малиновое варенье в пиале, часто спрашивал о добавке, нахваливал кулинарные творение тёти. И смотрел на маму по-особенному, с нежностью и необыкновенной любовью, положил так свои пухленькие щёчки в ладошки, уперевшись локотками на стол, и опять продолжал смотреть, вглядываться в каждую складочку кожи на лице, каждую черту и каждую улыбку, мечтал. А о чём? О такой большущей палатке в лесу, где они втроём бы жили пару денёчков, чтобы он сидел в ней на надувном матрасе в ворохе подушек и, укутавшись в тёплый плед, прижимался спиной к маминой груди, а она обнимала крепко, целовала и держала его детскую ручку в своей ладони. И папа был бы рядом, находился напротив них и рассказывал что-нибудь. А потом они все вместе легли бы спать. Он посередине, лицом к маме, но только надо, чтобы папа сзади своей сильной рукой кутал в объятиях. И лишь ветер гулял бы по лесу, тлели последние угольки в костре, Луна жёлтым диском заглядывала к ним с неба свозь тучи. Внутри было бы так тепло, ни сколько от одеяла, а сколько от присутствия с одной стороны мамы, с другой — папы. И Майк бы знал: всё так, как и должно. Но в реальность возвращали слова: «Майк, такова жизнь… мама умерла, и наши желания не всегда исполняются». Теперь эти мечты можно спокойно забыть и продолжать смотреть на свою новую знакомую, которая сейчас разговаривала с тётей Хелен и краем глаза подмечала его полный любви взгляд. Мама — одно слово, а как трепетно оно откликалось у него внутри. И расстояние до неё небольшое, совсем чуть-чуть, спрыгни с колен брата и подойди к ней. Но мама так далека, неизвестна и для него умерла. Маленькая душа чувствовала её, вся торжествовала от пока не понятной для волчонка радости и смиренно утихала вновь, потому что быть иного не может, ведь мама смеётся только на фото, говорит ласковым голосом только на видео и свежа, полна жизни только у папы в голове. Скоро к ним присоединилась изрядно округлившаяся в своих формах Одри. Теперь на Мию внимательно смотрел ещё один член стаи и переглядывался с остальными. Прежняя взаимная неприязнь никуда не делась даже спустя пару лет. Полувампирша от её присутствия чувствовала себя настроенной враждебно, и, конечно же, это старалась скрыть от остальных, а Одри обострила все чувства и раз за разом пыталась раскрыть для себя её запах, понять, что она из себя представляет. «У вас нет будущего. Когда-нибудь он оставит тебя с никому ненужным ребёнком на руках, уйдёт к волчице и возглавит нашу стаю. Думаешь, удержишь его этим выродком у себя в пузе?». Беременная волчица посмотрела на племянника, прикусила губу зубами почти до крови. Да сколько можно?.. Ещё один взгляд на Энн и на волчонка, и вся гниль лезла, поднималась со дна. Эти навязчивые мысли, воспоминания, за которые теперь стыдно, никуда не уходили и проигрывались вновь и вновь. Энн. Слишком та напоминала ей жену брата. И от осознания этого всё похолодело внутри, моментальная мысль о том, что нужно уберечь Макса от этой девушки и даже не допустить их знакомства, словно стрельнула в голову. К чему бы это? Снова боится потерять брата? Почему-то уверенна, что Макс приведёт в дом женщину, похожу на предыдущую? Всего лишь вечер в кругу стаи, всего лишь «новое» лицо среди них, а Одри уже нервничает, накрутила себя, и душа её мечется. А когда в голове стал особенно чётко и ярко всплывать не только отрывок собственных слов, но и весь разговор с ответами Мии, тогда она не выдержала и решила уйти из-за стола. «Мне нужен. Мне нужен мой мальчик…» — когда-то, совсем не плача, отвечала Мия и сверлила её глазами, — «И смирись. По-другому никогда не будет… если только после моей смерти. Ты ответишь за свои слова и отравишься от змеиного яда, капающего с твоего же длинного языка». — Одри, что случилось? Плохо стало? — заволновалась Хелен и предложила ей таблетки или успокаивающий чай. — Да-а, голова разболелась… Хелен, ничего страшного, не утруждайся. Ей казалось, что будто Мия именно сейчас, когда она поднялась со стула и собиралась уйти, с укором совести смотрела на неё, говоря взглядом: « Ответишь. Прямо сейчас ответишь за свои слова». Одри поспешно ушла, слыша, как остальные продолжили душевно болтать и так ненавязчиво шутить, смеяться. Её распирало от злости, и щеки пылали огнём от стыда за свои давно сказанные слова, поступки, ошибки, из-за того, что она в прямом смысле ненавидела жену брата и говорила такие вещи, что врагу не пожелаешь, а это, считай, член стаи, родной человек. К тому же, Мия тогда носила её любимого Майка под сердцем и после каждого скандала с ней тихо где-нибудь плакала, Максу ничего не рассказывала, только обнимала его крепко и в очередной раз для самой себя подтверждала, что он рядом и выбрал только её. Но, несмотря на это, Мия всегда рвалась внутри и чуть ли не выла от боли. Сын отравлял её день за днём собственным ядом оборотня, эмоциональное состояние желало лучшего, и здоровье расшаталось настолько сильно, что смотреть на саму себя страшно. Дистрофик, вся бледная, вечно уставшая, немощная, подавленная и жалкая… Но что теперь, солнышко? Бумеранг прилетел назад и ударил под дых, что горло передавило и кислорода не хватает? Шон продолжал забалтывать всех, и у него рот не закрывался, как бы Хелен не старалась этого сделать, конечно же, в шутку. Ну, нельзя же столько много говорить! Мия сразу подметила: похититель женских сердец. И красив собой, кстати, на маму очень похож, хотя отца она не видела ещё, и общительный, и обаятельный. Хороший парень. Майе только теперь и завидовать. Интересно, как к ней Хелен относится?.. А там ещё и Майк, как сорока маленькая, тоже брату в количестве произнесённых слов не уступал. Он так и не успокоился, продолжал активничать и даже показывал Мие смешной резиновый попрыгунчик, вынутый из кармана, вместе с ней мило смеялся, что Хелен наглядеться на эту сладость не могла. Девушка держала его маленькие ручонки в своих аккуратных женских ладонях и так легонько, почти невесомо, но нежно сжимала, не готовая когда-либо их отпустить и перестать согревать своим материнским теплом. Это не ушло от внимания опытной волчицы, и она склонила голову на бок, поджав губы и наблюдая за ними. Майку не хватало женского материнского тепла, сколько бы она сама ему его не давала. Майк спрятал незатейливую игрушку обратно в кармашек и закрыл замочек, чтобы озорной попрыгунчик не выпал и не ускакал от него куда подальше, как это всегда бывает. Мия убрала прядку своих волос за ухо, любуясь на малыша, который в следующий раз обещал показать ей все свои игрушки и провести экскурсию по уютной детской комнате. Она сначала думала, что Хелен мама Майка и Шона, а Одри её сестра. Потом всё встало на свои места, ведь ребёнок называл волчицу по имени, но вот про Одри был другой вопрос. Она соединила все цепочки в своей голове, и вышло то, что было в действительности. Ну, почти, некоторые пробелы всё же присутствовали. Мама и папа Майка, муж Хелен и некий дядюшка Джон остались для неё неизвестны. И Мия бы сильно удивилась, если бы увидела сегодня того самого Макса, своего знакомого, который хранил её тайну, являлся отцом этого озорного малыша, и был мужчиной, что в скором времени женился на… Ребекке? А как же его любовь… Дальше даже продолжать не стоит. Это было бы сильным расстройством для полувампирши. Но почему? Она сама не знает. Как то не вязалось всё это у неё в голове. Пока не в курсе, ну и хорошо, успеет удивиться. Поэтому сейчас у Мии в мыслях были совершенно два разных Макса. Один какой-то нереальный, ведь каким это надо быть, чтобы полюбить Ребекку. Может она всё усложняет, и волчица, в самом деле, хорошая, будет прекрасной мамой для Майка? Точно, мама. Тогда у него должна быть бывшая жена, годы супружеской жизни за плечами. Он, наверное, и мужчина уже состоявшийся, почему то, на её взгляд, холодный, немного грубоватый, со стальным характером. А другой Макс был Мие ближе. Открытый, простой, но с печальной судьбой и утерянным блеском во взгляде. С ним легко и не нужно претворяться, и он был похож на… Алена Бейкера. Как ни странно это осознавать. Обстановка была такой душевной, что уходить совсем не хотелось, но Мия засобиралась, взглянув на часы. Ну, она и засиделась! Уже двенадцатый час доходил. Закат давно прошёл, Ален и Майя наверняка ушли домой и ей нужно тоже. Пора уходить. — Я, наверное, пойду. Спасибо всем, — сказала она и уже встала, как Хелен начала её уговариваться остаться ещё ненадолго. Но девушка вежливо отказывалась и обещала, что обязательно придёт ещё раз. Только после этого волчица выпустила её из-за стола. Майки заметно погрустнел, а Одри, подслушивающая их на лестнице, приободрилась. — Шон, проводишь Энн, да? — спросила Хелен у сына на выходе из кухни. — С радостью, — парень подмигнул Мие и улыбнулся самой обворожительной улыбкой, не предавая этому жесту какое-то важно значение. Он всем девушкам так улыбается! Хотя нет, для Майи всё по-особенному… — И я, и я! Майк соскочил с места и побежал к ним в прихожую. Глазами полными радости, что ещё немного, но побудет с Энн, он стащил курточку и начал натягивать кроссовки. Никто даже не возражал, немного рассмеявшись от такой инициативы. Папа бы похвалил, если бы был здесь, ведь нужно быть за любой кипишь, кроме голодовки! Шон дал Мии свою утеплённую кофту на замке, так как на улице уже похолодало, и можно было идти. Хелен обняла на прощание, ещё раз напомнив ей об её обещанье обязательно прийти ещё раз, и что этим визиты к ним не закончатся уж точно. Конрад помахал им в окно, отодвинув штору, когда они вышли из дома. Майк без стеснения взял её за руку. А хватка какая крепкая! — Какие ладошки у тебя холодные, — Майк, посмотрел на неё снизу-вверх, отлично видя девушку своим зрением ночного хищника. — Да? — она поднесла другую руку к щеке. И правда, холодная. — Хочешь, согрею? Она кивнула. — Давай. Мальчик взял её руки в свои и начал их старательно растирать, а потом подул на них своим горячим дыханием. — Лучше? Согрелись? — Да, Майки, спасибо. Ты такой заботливый мальчик, — легонько потрепала его по волосам на макушке. — Ну, вообще-то, меня «Майки» нельзя называть, — он чуть ли не закатывал глаза от удовольствия от того, как она потом чуть-чуть почесала его по голове и погладила, укладывая волосы. — Прости, я забыла. На протяжении всего вечера Мия уже несколько раз слышала, что ребёнку не нравится, когда его так называют, но ведь так хотелось произнести эту ласковую форму имени, и не только ей, вся стая сдерживала себя. — Но я хочу тебе разрешить меня так называть. Только папа так говорит и всё. А теперь и ты. — Спасибо, — девушка улыбнулась и положила руку ему на плечо. — А ещё меня папа героем зовёт и маленьким волчонком. Но я уже не маленький и тоже это не люблю. Ну, какой я маленький? Уже ростом большой. Но я поскорей хочу вырасти, как Шон. Будут вот таким, — малыш поднял руку над головой, показывая рост брата. — Эх, Майки, не торопись расти. Ещё успеешь. Их разговор прервал вышедший из дома Шон. Он задержался неизвестно по какой причине и, бросив короткое «Всё, прём», направился к калитке ворот. Оборотень повёл их по каким-то незнакомым тропинкам, сказал, что так быстрее будет. Ночь, лес, темнота кругом. Майк всё спотыкался о корни деревьев и смеялся от своей неуклюжести. От этого радоваться можно только в детстве! Потом уже и Мия с Шоном над ним хохотали и не только над падениями, он ещё и историй много знал по-детски смешных. Кстати, спрашивал у полувампирши о своей подружке Беатрис, как она там, скоро ли выздоровеет, ведь Мия жила с Бейкерами и, наверное, знает, и чуть ли не проговорился про её обращение, хотя сначала решил, что такую тему затронуть можно, но вовремя прикусил язычок. Перед взором открылся дом стаи, окруженный высоким забором. Тишина стояла полнейшая, только сверчки звучали в траве, и ветер шумно колыхал травы и листу. Машин около ворот не было. — Ну, всё, вот и пришли. Будем прощаться, Майк? — проговорила она и остановилась. — М-м, — протестующе и недовольно промычал, — Не хочу. Мальчик обнял её за ноги из-за низенького роста в сравнении с Мией и прижался крепко-крепко. — Никуда тебя не пущу. Пойдём со мной жить в одной комнате. Места много. Нам с тобой хватит. Пойдём обратно? — малыш взял ее за руку и потянул за собой. Мия растерялась и взглянула на Шона. Не могла она отвергнуть ребёнка, который сильно к ней привязался, остановилась как вкопанная и чувствовала себя паршиво. Так хотелось взять этого зайчика с собой и кутать его в объятиях, буквально дышать им. Было в нём что-то родное, её. Чужой ребёнок, а Мии с ним прощаться тяжело. — Майк, Энн не может с нами пойти. Давай лучше ты придёшь к ней и к Бетти завтра в гости, — сказал Шон, — Хорошо? Он отрицательно покачал головкой и прижался ещё сильнее. — Я не хочу тебя отпускать… Мия не знала, как действовать, лишь осторожно обняла его за голову, подбирая нужные слова. И сказала так трепетно, с замиранием сердца. — Солнышко моё… посмотри на меня. Мальчик поднял голову, ослабил хватку и, опустив ручки, встал перед ней. Неведомые силы заставляли девушку снова его погладить, прикоснуться, мягко пройтись пальцами по щеке и указательным затронуть носик, чтобы он захихикал и от этого мило зажмурился. Но она одёрнула себя, потому что трудно. Трудно прощаться. Если бы Мия сейчас хотя бы кончиком пальца дотронулась малыша, то точно никогда бы не отпустила. А сердце предательски забилось чаще, колыхнулось, и пустота, тоска, до этого момента нарочно ею же и скрытая, испытываемая по собственному ребёнку, до тошноты отозвалась внутри. — Мы скоро с тобой точно встретимся. Через недельку. Ты же ходишь в клуб скаутов? — Хожу! — Там и увидимся… — А ты тоже будешь в клуб ходить? — Майк удивился, услышав это, и бровки приподнял. Мия замолчала, сама не зная почему. Все мысли сбились, перепутались. Она сглотнула противный ком в горле, образовавшийся там из-за накативших слёз. — Малыш, давай, это будет сюрприз? Я тебе ничего сейчас не скажу, а вот пройдёт неделя, и ты сам всё поймёшь при встрече, ладно? Хочу тебя порадовать… Волчонок закивал и сразу же просунул руку под куртку, нащупал что-то в кармане своих шортиков и, не разжимая ладони, пролепетал: — Не смотри на него. На, — взял её руку и вложил красивый лунный камушек голубенького цвета. Мия ещё не представляла, насколько он красив при свете, — Только когда придёшь и будешь одна, раскроешь руку. Хорошо, Энн? — Да, обещаю. — И когда мы встретимся, я расскажу тебе о нём. Чтобы точно встретились! Рождённая Луной улыбнулась. Они говорили тихо, словно обсуждали что-то сокровенное, предназначенное только для них двоих, а теперь замолкли и лишь смотрели друг на друга. Шон не мешал. — Спокойной ночи. Пусть тебе приснятся красивые сны, — Майк последний раз прижался к ней и, быстро отпрянув, начал отходить, не отворачиваясь, мерно шагал спиной вперёд и поглядывал на маму. — И тебе, солнышко… И тебе. Мия сложила руки на груди, обнимая себя. Шон взял ребёнка к себе и, вместе с ним помахав на прощание, негромко крикнул: — Пока! Волчонок обнял его за шею и обернулся несколько раз, пока образ полувампирши не растворился в ночи. Мия стёрла слезинку на правой щеке и сжала предмет в ладони ещё крепче. По ощущениям это что-то твёрдое, плотное. Внутри неизвестно что рвалось, трещало, да так резко и больно, будто не просто соседский мальчик уходит домой, а уходит её частичка, её вселенная. Она судорожно вздохнула. В груди пекло, и за пазухой как птица билась, надеясь выпорхнуть на свободу. А слёзы катились ручьями и катились, исчезая в вороте тёплой кофты. И тогда проснулась материнская любовь до этого непробудная, замершая. Освободилась, вырвалась на волю и теплом её обдала. «Мой маленький, мой волчонок…» — пронеслось в мыслях. И не такой яркой, ослепительной вспышкой, как это было когда-то давно, в голове появилось: малыш новорождённый, совсем крохотный лежит на пелёнке, ручки ножки тянет, зевает. И костюмчик на нём серенький, со смешными ушками. «Мой маленький. Мой волчонок» — говорила она ему и на руки не смела брать, потому что от собственного бессилия боялась уронить. Только любовалась, поглаживала. Мия стала вспоминать, как только знакомые лица и вещи начали мелькать перед ней. Лишь это силком вытягивало из подсознания забытое, вытаскивало из закоулков головы те сокровенные минуты счастья и то, что она так хотела сохранить и никогда не терять. А дальше картинка перелистнулась, и этот маленький тёплый комочек, всё в том же костюмчике лежал у неё на груди, касаясь её чистой, без шрамов кожи своей пухленькой щекой. И чья-то сильная мужская рука тоже поддерживала ребёнка, чтобы он не скатился ей на колени, ведь она полусидя расположилась на кровати, подложив подушку под спину, и уже устала держать тяжеловатый для неё, но такой бесценный подарок от мужа. Она совсем разрыдалась, потому что предельно ясно понимала — это ни её выдумка, ни фантазия, ни сон. Прошлое. Её прошлое. Мия в эту секунду закрыла глаза, перестала вглядываться в поворот и натоптанную тропинку, по которой несколько минут назад Шон и Майк пошли домой, развернулась и направилась к воротам. Зарёванная, расстроенная и опустошённая, будто вывернутая наизнанку, она не решалась зайти в дом, показаться перед всеми такой и поэтому остановилась возле двери, оперлась на стену, склонив голову, и вновь прикрыла глаза. Это неимоверно тяжело. Тяжело морально, ни физически. Просто каждодневно мучиться внутри от неизвестности и известности одновременно, что её кто-то и где-то ждёт, любит, помнит, а она здесь, далека. Когда это закончится?.. Дверь неожиданно распахнулась, и Мия раскрыла глаза. Ален стоял перед ней. — О, Боже, Энн… ты где пропадала? Бесконечная, бескрайняя тревога при таком её виде плескалась в его глазах, почти чёрных сейчас. Пахло болью, злостью и отчаяньем. Горячие слёзы жгли ей щеки, нос хлюпал, а кожа лица раскраснелась. Он обнял. Не подумав, так порывисто и внезапно. Она не сопротивлялась, прижалась теснее, сжимая волка почти до хруста костей. Его большие руки захватили её как в кокон и согревали своим необычайным теплом. Мия и еле слышно шептала, подняв лицо: — Скажи… что хотя бы ты меня никогда не оставишь? Он практически незаметно улыбнулся. От одинокого фонаря, висевшего на крыльце, его лицо таинственно заполнили тени, взгляд стал серьёзный, наполненный. Сейчас принимал решение, с этой секунды изменившее его жизнь. Интрижка с ней была не для него. Поцеловались. Разбежались. Так глупо, по-мальчишески. Он давно не мальчик, пора бы заполнить пустоту и перестать надеяться, желать найти истинную. Потому что вот она, перед ним. Человечка, не волчица. Думал ли Ален о таком? — Я всегда буду с тобой, — мужчина убрал одну руку с её спину, переместил на щеку, легонько подушечкой пальца прошёлся по самому видному шраму, попутно вытирая кристальную слезинку, — Всегда, что бы ни случилось. Говорил он сейчас сам или влюблённость срывала с губ слова? Правда, что перед ним истинная или влюблённость туманила мысли? Ален не знал и знать не хотел. Трепетный поцелуй в лоб. Молчание. Пауза. Горячее дыхание полыхнуло на коже и погасло, когда он отстранился. Слёзы прекратились, лишь поблёскивали в её глаза. Она смотрела на него, осознавая и понимая слова. «Я всегда буду с тобой». И стало легче. Намного. Хоть какая-то опора. Его сильное плечо. — Знаешь, я никогда не говорил эти слова даже собственной жене… Поэтому прими их как то, что я сдался перед тобой, сломался, переступил через себя… — Верю. Оставались какие-то ничтожные миллиметры до друг друга, до пылающих губ, до буквального слития их душ в этот близкий, интимный момент. Но мужчина отпрянул и снова сжал её в объятиях, пряча в кольце рук. Мия ничего не сказала и уткнулась носом ему в грудь. Он привязывается к ней и не может это остановить. С каждым днём, с каждой проведённой вместе минутой Ален всё больше и больше тонет в её серых омутах, забывается, глядя на неё. И понимает, что погибнет от этой любви, нет у них будущего, и зря всё это они начали… Если бы можно было перенестись на пару годков назад, понаблюдать, как Мия мягко зачёсывала Максу волосы за ухо и грелась в его объятиях, обещая ему и себе, что никогда не отдастся в другие руки, никогда не примет чужое тепло, то сейчас и поверить невозможно, что такое когда-то было. Она стоит, обнимается не с ним, чувствует защиту и опору не в нём, думает совсем не о них. А он сейчас, в эти же минуты смеётся не с ней, не её талию чуть придерживает рукой, и думает совсем не о них. Их оковы расцепились через пару минут. Мия первая положила этому конец, ссылаясь на то, что успокоилась и хотела бы прилечь, устала, эмоционально выгорела, и клонило в сон. Ален без единого слова отпустил ей и, спустившись по ступеням крыльца, ушёл, скрылся в ночи. Она лишь слышала, как хлопнула дверь в гараже. И всё, тишина. Неприятно как-то стало на душе, будто она в чём-то виновата. Никто из стаи лишних вопросов не задавал, и Майя посчитала, что не её это дело спрашивать, почему она не пришла к ним на озеро. Ален не изменил своим обещаниям и всё же пришёл к ней в комнату, лёг на диване рядом. « Волк охраняет сон принцессы… » — как выразилась Бетти, рассказывая Мие свою любимую сказку. Вот она и вспомнила это, отвернувшись к стенке и чувствуя, что он тоже не спит, о чём-то напряжённо думает. И сны сегодня снились яркие-яркие, добрые, тёплые. Там был Майк… Этот озорной малыш гладил её по волосам, отрывисто целовал в щёки, а она заливисто смеялась, ходила босая вмести с ним по поляне и собирала полевые цветы, вкусно пахнущие нектаром. Он говорил, как долго ждал её и скучал, что теперь счастлив, потому что она наконец-то рядом и больше не уйдёт от него и папы, не оставит. И так спокойно было, правильно, словно всё на своих местах. «Мамочка», — ласково называл её волчонок и подавал цветочек из букета, который Мия потом вплетала в венок. «Любимая моя», — шептал её на ушко. А она молча гладила его и не могла наглядеться. Ему было всё понятно без слов. Её касание, и мир замирал, время останавливалось. Эта встреча никого не оставила равнодушным. Хелен забивала свои мысли ею, когда убирала со стола и слушала речи Конрада о том, как Энн похожа на их Мию, и после, уже лёжа в кровати. — Вылитая Мия, — утверждал старый оборотень. — Согласна. Тоже заметила, — отвечала волчица, убирая вымытые чашки в навесной шкаф. — Она Майку очень понравилась. Хелен кивнула. — Понравилась… Ему Мии не хватает, — она горько усмехнулась, — До сих пор не осознаю, что это случилось, что больше нет её… Конрад поднялся с места, положил ладони на её плечи и подбадривающе потёр. — Справимся, — этим он закончил и ушёл с кухни. Волчица настолько сегодня расстроилась, что сразу же после уборки ушла спать, не дожидаясь возвращения ни сына с племянником, ни мужа, и долго не могла уснуть, всё думала, плакала, и от этого разболелась голова. Она поднялась с кровати и вышла в коридор. Свет заслепил глаза, и звуки с чердака стали слышнее. Ребекка и Макс. Волк только чудом не столкнулся с Мией и по прибытию домой вместе с волчицей обустраивал её новую мастерскую, потому что на завтра были совершенно другие планы, и другого свободного времени не предвиделось. Майк давно просился к бабушке Эмме, которая в летнее время проживала на даче, и поэтому завтра они вдвоём планировали заглохнуть у неё в деревне, провести день друг с другом. Оттуда был слышен тихий смех, женский, и слишком добрый голос Макса с приветливыми нотками от приподнятости настроения. Ребекка заигрывала с ним, понемногу оттаивала и включала своё природное обольщение, правда, пока не на всю, но осторожно с каждым днём становилась ближе с потенциальным мужем, и Ральфа это не могло не радовать. Волчица. И этим многое сказано. У них связь должна быть на уровне инстинкта. Бывший вожак уже загадывал, что такими темпами годика через два обзаведётся ещё одним племянником или племянницей, и будет у его брата полноценная семья. А Макс, в свою очередь, перемены полностью не принимал, не строил грандиозные планы на их союз с Ребеккой, но шёл к ней навстречу. Она ему стала нравиться, но не больше, чем представитель его расы. Просто, когда они были только вдвоём, девушка раскрывалась, показывала, какой была на самом деле, и это его интересовало, завлекало. Холодность, строгость уходили, и на их месте появлялась чистая улыбка и отменное чувство юмора, что привело его, по началу, в некий шок. Сколько бы не принималось попыток угодить стаи, переломать, обмануть себя и внутреннего волка, Макса по-прежнему цепко держала неразрывная любовь, держала Мия, иными словами — верность. Словно жена всегда стояла сзади его и, обвив руками талию, не отпускала, кричала: «Одумайся! Ты же этого не хочешь!». И те мысли, когда он размышлял о новой семье, о новой любви и новой жизни после помолвки с Ребеккой, рассы́пались с её появлением у него во сне и напоминали о том, что он всегда выбирал её, и она всегда выбирала его. «Что же ты творишь?» — говорил оборотень сам себе и полностью не осознавал, как идёт на поводу у брата и у обещаний отцу. Хелен спустилась вниз. Ральфа и Джона до сих пор не было, лишь свет горел в гараже, это она увидела из окна и спокойно выдохнула. Запив горьковатую таблетку тёплой водой, вернулась обратно. Она проверила Шона, что таращился в экран ноутбука и спать ложиться не думал, и Майка, которого сегодня укладывал молодой оборотень, но видно, не получилось, малыш, отвернувшись к стенке, тяжело вздыхал и ковырял обои с выпуклым рисунком, а потом соскочил и тараторил, что ему нужно срочно к папе. Он специально не спал, изо всех боролся со сном, чтобы застать Макса и кое-что ему сказать. Ждать долго не пришлось. Фолл спустился буквально через пять минут и явно удивился не спавшему в два часа ночи ребёнку. — Я с тобой хочу спать, мне страшно, — говорил волчонок и прижимался к папе. Он врал, страшно не было, просто хотел добиться того, чтобы отец сегодня спал именно с ним, а не с волчицей в одной комнате, даже начал использовать запрещённый, но безотказный приём — маленькую истерику. Ревность всему причиной. Не должен папа с ней спать, по мнению волчонка. Он только его и мамы, не будет малыш с кем-то делиться его внимание и заботой. Поэтому, высокомерно глядя на Ребекку, Майк утащил Макса с собой в зал на диван, потому что детская кровать была слишком маленькой для здоровенного оборотня и подрастающего волчонка. Эх, и как бы сейчас закипел Ральф, узнав, что его брат и Ребекка вовсе и не делили одну постель, делали вид и не более! — Мы завтра едем к бабушке? — прошептал мальчик, натягивая на себя тяжёлое одеяло и устраиваясь под тёплым боком отца. — Конечно, я же тебе обещал, — он помог сыну укрыться. — Это хор-рошо, — смешно прорычал Майк и устроил плюшевого волчонка рядом с собой. — Ну, теперь все в сборе? — Ага, пап, можно спать. — Ох, ну если вы мне разрешаете… Мальчик засмеялся. Макс шикнул, потому что уже глубокая ночь, а мальчик шумел. Он притих, продолжая хихикать в подушку, а потом сказал: — Я хотел тебе тако-ое, тако-о-ое рассказать, — интригующе протянул, — но расскажу завтра, а то сейчас шумно получится. Лучше завтра, да? — Да, герой, спи, а к бабушке поедем, тогда и расскажешь. Волчонок заулыбался, закрыл глазки и наигранно начал храпеть, давая понять, что уже давно уснул. А хотел он рассказать об Энн… — О, Боже, знал бы, что ты храпишь, не согласился бы с тобой спать, — Макс в шутку накрыл голову подушкой. Детское «хи-хи» разлетелось по залу. — Сейчас кого-то по своим кроватям расселю, — послышалось где-то наверху. Хелен стояла на втором этаже и смотрела на них с лестницы. — Мы больше не будем! — волк не сдержал усмешки. Волчица весело ухмыльнулась и разговаривала с ними с насмешливой строгостью, а потом, пожелав им спокойной ночи и поцеловав Майки в щёчку, ушла на улицу забирать мужа из гаража, одной совсем не спалось. Мальчик угомонился и уже совсем скоро сладко посапывал у Фолла под боком, всю ночь потом продолжал тихо хихикать, с кем-то играл в догонялки, пиная папу ногами и махая руками. И, встав под утро попить воды, Макс заметил, как сын безмятежно улыбался во сне. Что ему сегодня такое снилось?..