Пару часов назад…
Волк стоял без футболки возле гаража и перебирал всю ерунду, предназначенную для рыбной ловли. Было утро. Не слишком прохладно, не слишком жарко. Самое то. Майя только что вернулась с прогулки и, увидев брата, вспомнила, о чём уже давно хотела с ним поговорить. Видно, он никуда не торопился, поэтому она еле слышно подошла к нему и, сложив руки на груди, сказала: — Ал, надо поговорить. Ален не обернулся и продолжил заниматься своим делом, но произнёс: — Давай, я слушаю. — Вы с Эрикой расстались, да? — А ты с ней продолжаешь общаться? — задал сестре встречный вопрос и усмехнулся. — Не отвечай вопросом на вопрос. Оборотень обернулся к ней. Он ожидал от Майи этот разговор, только не знал, когда она начнёт его. — Вы были вместе пять лет и ради чего? Чтобы ты в один прекрасный день увлёкся другой и всё перечеркнул? — Лисёнок, это не твоё дело, иди дальше занимайся своими делами. — Стая тебе не позволит быть с ней. — Стая не позволит мне и с Эрикой быть. Волчица замолчала, спустя пары секунд молчания и прожигания брата взглядом, произнесла. — Ты рушишь ей жизнь. — Кому ей? — Энн. У неё наверняка есть семья, и она скоро всё вспомнит. И что тогда? — Ален ничего не ответил, продолжал слушать, — А если она замужем, и ты своей интрижкой разрушишь брак, а она ничего сейчас сделать не сможет, потому что не помнит. И виноватым окажешься ты! — Чего ты хочешь добиться? — Я хочу, чтобы ты был счастлив, но не вмешивался в жизнь Энн. Не нужно, прошу. Мы не знаем о ней ничего и с лёгкостью можем навредить. Ты же хотел обратить Эрику, познакомить её с нами, женится, стать нашим вожаком… — Майя, хватит, — перебил он её. — Тебе неприятно, потому что я говорю всё верно, и ты это прекрасно знаешь. Закончи с Энн всё сейчас, пока не поздно, пока Эрика всё ещё тебя ждёт. — Заканчивай этот разговор, — Бейкер взял все принадлежности и направился к воротам, ставя точку, что разговор окончен. Майя была ошарашена, брат никогда не был таким. Он в последнее время сильно изменился, поступал так, как раньше не мог. — Что с тобой происходит?! — волчица крикнула ему вдогонку и выбежала за ограду, — Поздно?! Ты уже в неё влюблён?! Ты знаешь, что тебе отец башку открутит?! Бейкер не ответил, лишь коротко обернулся и продолжил идти. — Ты не ценишь мнение стаи! Ты ни во что нас не ставишь! Реакции было ноль, и она не решила бить по больному, но затронула кровоточащую рану в его душе. Они вчера с матерью ходили на могилу к его жене, поэтому следующие слова не заставили себя ждать: — Ты даже не соизволил прийти за столько лет на могилу к Катрин! Ни одного цветка не положил! Не извинился перед стаей Смитов за её смерть! — Хватит, Майя! Замолчи! — зло рявкнул Ален. Она вздрогнула от неожиданности крика, на глазах появились слёзы. Брат никогда не повышал на неё голос. — Ты же ничего не знаешь! Какие извинения, если отец увозил семью во Францию, чтобы вас всех не прирезала её стая! Какие извинения?! Они никому не нужны! Я её убил! Убил, понимаешь?! Как мне теперь ходить к ней на могилу?! Может, объяснишь, если смеешь меня упрекать?! Майя разревелась совсем, уже надрывно рыдала и смотрела в его ярко-жёлтые глаза от злости, видела, как от частого дыхания, распирает грудь, и когти вылезают на пальцах. Он готов был перекинуться в здоровенного чёрного волка. — Думаешь, так просто всё забыть? Думаешь, я камень бесчувственный? Молодая волчица ничего не ответила, развернулась и хлопнула калиткой ограды, уходя. После к нему придёт осознание, как он ужасно поступил с сестрой, которой даже самую малость волноваться не желательно, а он кричал на неё, срывая голос и деря горло. И затронутая ею тема была больная, такая, что ему будто все органы скручивало и кости ломало при воспоминании. Это свежо в памяти до сих пор, словно случилось пару дней назад. Ален тогда ещё учился в университете, был молод, а голова дурная-дурная, амбиций выше крыши, и уже женат. Ему недавно стукнуло двадцать, ей пока девятнадцать. Студенты на одном факультете, ничего не добились в жизни, но планы строили грандиозные. «Отучимся, махнём в Калифорнию, как ты мечтала», — говорил когда-то оборотень. «Махнём, только отучись, двоечник», —возвращала его к реальности Катрин и смеялась над Аленом, что сидел в кресле и держал в руках учебник по педагогике в их небольшой, но уютной квартире, снятой на первые заработанные деньги. Они знали друг друга с детства. Их стаи жили рядом. Смиты и Бейкеры ладили прекрасно. Мама Катрин особенно любила двух очаровательных волчиц-близняшек Эмили и Элизабет, которых Ванесса воспитывала и обожала как собственных дочерей. Им в то время уже исполнилось по восемнадцать, а малышке Майе около восьми-девяти лет. Они прошли путь от одного родительного дома и палаты, до самого конца учебы в школе. Ален сделал ей предложение на выпускном вечере, на что она сразу же согласилась. Сыграли скромненькую свадьбу в кругу близких, но клятву любви и верности друг другу так и не дали. Они не были истинными и оба это прекрасно понимали, но буквально дышали своей второй половинкой и хотели прожить вместе ещё многие годы. «Если ты встретишь истинную, то я тебя отпущу. Даже буду счастлива за вас», — шептала ему волчица практически сразу после торжества. «Дурёха», — отвечал он ей и прижимал к себе, целуя в макушку. Ни на какую бы истинную Ален не променял её в тот момент. Только его. Высокая, чернявая, смугловатая, но с чистыми, голубыми глазами Катрин умещала в себе его вселенную и смысл жизни, и молодой парень поверить не смог бы, что по его вине она погибнет совсем в молодом возрасте, так и не съездив в Калифорнию. Мартин в тот злополучный день разрешил сыну взять собственный автомобиль, чтобы съездить в город за продуктами перед застольем со стаей своей же снохи. Как раз было два года со свадьбы Алена и Катрин. Оборотень помнит, как она села по правую руку от него, а маленькая Майя увязалась за ним, без детского кресла и не пристёгнутая разместилась сзади. А дальше он помнит встречку, как машина улетела в высокий и глубокий кювет и трижды перевернулась, как сам еле очнулся и с пробитой головой, кровью застилающей глаза делал выбор: помогать жене спасать его сестру или её саму, которой ногу прижало металлической искорёженной дверью. Майя пострадала больше всех, получив множественные переломы костей, и могла вовсе остаться «овощем» до конца дней, а Катрин он спасти не успел, машина взорвалась на его глазах и заполыхала ярким пламенем. Волчицу хоронили с заколоченной крышкой гроба. Его не пустили даже с ней проститься. Два её старших брата удерживали Алена возле ворот кладбища и озлобленно кричали больше никогда не попадаться их стае на глаза. Он рвался к ней до последнего, пока всё не закончилось, и все не разошлись, появился там в одиночку через пару дней и больше никогда не приходил. Бейкеры в это время боролись за жизнь младшей дочери и представить себе не могли, что Смиты скоро объявят о кровной мести. Ален пострадал меньше остальных, синяки сошли засчитанные часы, раны затянулись, сломанная рука срослась, только душевные увечья кровоточат до сих пор и не покрываются уродливыми шрамами. Один глубокий порез — жена, другой — сестра. Он уничтожил, сжёг всю память о Катрин. Нет ни одной её фотокарточки в его вещах, если только Ванесса сохранила и припрятала где-нибудь у себя. Но из головы воспоминания не выкинешь… Катрин уже не вернуть, но на больничной койке боролась за жизнь его маленький рыжий лисёнок, оказавшийся там по его же вине. «Я виноват, я не справился с управлением», — как зацикленный Ален говорил это себе, сидя на полу в прихожей своей городской квартире и нервно качаясь назад и вперёд. Она мучала его во снах, постоянно приходила и молчала с глазами полными слёз. И её молчание душило, перекрывало воздух, и оборотень как в лихорадке соскакивал с постели ночами и никогда больше не хотел засыпать. Снилась и Майя, что её детское сердечко не выдержало, и она в конечном итоге покинула их. Он даже в три часа ночи, проснувшись, бежал к телефону и звонил матери во Францию. «Всё стабильно и прогнозы хорошие», — отвечала она и каждый раз спрашивала его, когда же он переедет к ним в Орлеан. Между Ванессой и Аленом было много недомолвок, с её стороны проявлялась сначала ненависть за состояние дочери, потом обида, перерастающая в прощение и пробуждающая вечную любовь к своему дитя. Он её прекрасно понимал. Видеть своего же всего изломанного ребёнка, который недавно задорно играл под окнами дома, ужасно, и нет того осознания, что сын в аварии по итогу расследования и допроса не виноват. Это горе. Это невыносимая боль, застилающая разум. «Я умру, залезу в долги, лишусь последнего, но поставлю её на ноги. Моя девочка не будет жить в инвалидной коляске…», — со слезами на глазах хриплым усталым голосом говорила Ванесса и собирала вещи для поездки во Францию, куда в лучший и дорогой медицинский центр направили Майю для лечения. «И Элизабет на ноги поставим, и её ребёнка вырастим…» — уже ревела волчица и тряслась от нервного срыва и всех проблем, навалившихся на неё в последнее время. Всем было тяжело, ей в том числе. Незадолго до этого произошло несчастье с одной из племянниц, и уже реагировать адекватно на проблемы она не имела сил. Хотелось всё бросить, закрыться где-нибудь, чтобы никто не трогал. Благо Мартин сумел договориться с Томсоном, отцом Катрины, и их семья без страха за собственные жизни переехала в Европу, оставив дом и не забрав из него ни одной вещи. Но не только кровная месть стаи Смитов было веской причиной для переезда… Лишь Ален остался здесь, приезжал к ним редко, чувствуя перед сестрой глубочайшую вину и искупая её подарками, пока не понял, что маленькую девчушку лечит любовь близких. Майя всё же встала на ноги, но лишилась многих детских радостей и школу заканчивала, обучаясь дома. «Папа отлично разбирается в точных науках, мама знает гуманитарные. Мне не было сложно учиться, только в этом последнем году навряд ли схожу на выпускной вечер. Родители не разрешат да и не с кем», — совсем недавно волчица общалась с Мией и рассказывала её печальную историю из жизни семьи. Полувампирша всё узнала об этом и пообещала себе не делать никаких выводов ни про Алена, ни про Ребекку, которые натерпелись в то время не мало и в корне изменились, и больше зауважала всех членов семейства, особенно Майю, что смогла выкарабкаться и жить полноценно. «Ты как хрупкий цветочек. Тебя нужно только оберегать», — к такому выводу пришла Рождённая Луной, обнимая волчицу вчера после откровенного разговора. Картинки прошлого мелькали в голове и жгли сердце воспоминания. Ален дошёл до старых мостков, установил рыболовную удочку и немного успокоился. Майя своими словами соскребла приличную корку крови на душевных ранах, а ведь он только-только отпустил, простил себя за эту ошибку в жизни. — Эх, Катрин, намучила же ты меня… — произнёс мужчина себе под нос и тяжело вздохнул, разматывая леску. Катрин его намучила, а Эрика спасла от этого мучения. Он даже не рассчитывал, что полюбит ещё кого-то так сильно как жену, что вновь начнёт жить. Эрика являлась обычной девушкой, но хранила его секрет о второй волчьей сущности. Именно с ней Ален съездил в Калифорнию и объехал всю страну, путешествую. Они были вместе уже пятый год, но мужчина всё прервал, влюбившись в другую и не смев обманывать её, и как бы Ален сейчас удивился, если бы узнал, что Эрика совсем скоро появится в его жизни и заявит о себе вновь… И этой другой была Энн, которая пришла к нему сюда примерно через полчаса. Девушка нашла его, чтобы объясниться, сказать, что между ними не более чем хорошие дружеские отношения, что она не хочет кружить ему голову и рушить его отношения, что всё это зайдёт слишком далеко, и потом спасения не будет, о чём и твердила ему сестра. Но с чего бы вдруг так Мия сорвалась? Рождённая Луной сейчас грезила мечтами и верила, что у неё есть полноценная семья с мужем и ребёнком, и она делает что-то неправильное, поддаваясь влюблённости и чувству влечения, словно потом пожалеет об этом и будет винить себя. Откуда такая уверенность она не знала, но верила, трепетно и настойчиво. Только не думала, что когда-нибудь всё вспомнит… И щёки стыдно алели от того, что было вчера, позавчера, совсем недавно, в этом месяце и, о боги, сегодня утром. Они чуть не переспали. Обузданная страсть, влечение, как вспышка не понятно даже для них самих, в одну секунду появились и затмили все запреты, что только могли быть между ними. Мия помнит щелчок в замочной скважине, когда они закрылись в её комнате так бесстыдно в девять часов утра, ощущение рельефности мышц под собственными ладонями, натиск его животной натуры, как он целовал, словно в последний раз, как утыкался ей в плечо, касаясь горячо губами, будто пламечко свечи, и переводил сбитое дыхание. Она прекрасно знает, что открылась для него непозволительно близкое, многое позволила ему, себе, но была счастлива, только счастье это перемешивалось с чувством — «не то». Всё точно зашло до соития, если бы их не прервали. Ванесса неожиданно постучала в дверь, потом толкнула её бедром, та не поддалась. — Энн, всё в порядке? — Да-да, дайте мне минуту, я переоденусь, — врала Мия, сидя на столе перед Аленом, и натягивала тонкие лямки сорочки обратно на плечи, поправляла взлохмаченные волосы. — Да я просто спросить хотела. Ты Алена не видела? Они в этот момент переглянулись. Оборотень подставил указательный палец к губам и тихо начал надевать на себя футболку. — Нет, я только проснулась и даже из комнаты не выходила. — Ну ладно. Завтрак уже готов, мы тебя ждём, — сказала волчица, и девушке казалось, что она уже всё поняла. Мия тут же выпроводила Алена за дверь, нет, вытолкала, точно отошла от какого-то безумия и вернулась к здравому рассудку. Больше мужчину она не видела, и только сейчас специально нашла его, чтобы обсудить утреннее событие и поставить жирную точку, что больше такого никогда не повторится, но опять наступила на те же грабли… — Не влюбляйся в меня! Ни за что и никогда! — кричала ему Мия во время завязавшейся ссоры с Аленом, оба были на грани зла и чего-то не понятного, — Слышишь? Не надо… — произнесла уже тихо после небольшой паузы и взглянула глаза в глаза. Волк смотрел на неё, долго, словно разглядывал не тело, не внешнюю оболочку, а то, что внутри. Потом неожиданно спросил: — Зачем ты мучаешь саму себя? Полувампирша удивлённо выгнула бровь. Он продолжил: — Никто на этой чёртовой земле не знает «когда» и «что» будет. Нужно жить сейчас, жечь по жизни, поднимаясь с самых колен, — отвечал ей Ален, совсем уже не думая о рыбалке, — Люби то, что делает тебя счастливой сейчас, в этот момент. Потом ты пожалеешь намного больше, что не поддалась своим желаниям. Я знаю, о чём говорю. Поэтому ничего не бойся сделать неправильно. Это твои ошибки, твой опыт и уроки на будущее. Он замолчал, продолжая смотреть на неё, а она в ответ устремляла взгляд на него. — А я уже люблю, — произнёс волк и поймал Мию в свои объятия, сразу же начиная поддаваться её инициативе: поцеловаться прямо сейчас, после этих слов. И пусть она не поняла, что значит «А я уже люблю», но послушала его и себя в том числе, поддалась желаниям и просто шагнула навстречу к нему, намереваясь поцеловать и зная, что отвергнута не будет. Она вновь пожалеет об этом, но только не сейчас, когда крышу сносит, и не знаешь, что творишь. Ален сказал: «Люби то, что делает тебя счастливой сейчас…». И дополнил в конце: «А я уже люблю». Он буквально признался ей в любви, ведь это она делает его сейчас счастливым. И как же этому сопротивляться? Что же это творится?.. Они были бурно заняты друг другом, переступали грань дружбы до осторожной интимности. Он уже спускал руки ниже талии, а она целовала в шею, рвано отрываясь и возвращаясь к губам. Потом они неожиданно свалятся в воду, выплывут и будут ещё долго разговаривать, лежа на горячих мостках, но в данный период времени Мия и Ален совершили непозволительную ошибку: не заметили вожака стаи, который шёл по склону и желал присоединиться к сыну, чтобы вместе порыбачить. Какая тут рыбалка, когда… Когда его главные опасения оправдались. «Ты знаешь, что тебе отец башку открутит?!» — и как же Майя была права, говоря это. Мартин остановился на месте, безусловно веря в происходящее. Он знал, что что-то подобное будет, замечал интерес сына к ней, да и не только он, вся стая это видела в последние дни! Вожак ушёл, даже не сойдя на пляж, и по дороге стал серьёзней размышлять над предложением ещё одной стаи в округе. Увиденное было толчком к запланированным вещам и позже стало известно Ванессе.***
Свет горел только в светлой уютной гостиной, что совмещалась с прихожей, в остальном же доме витал мрак. Блёклым фоном шёл телевизор, по центральному крутили незамысловатую передачу, но никто её не смотрел и даже не обращал внимания на мелькающие и быстро сменяющие друг друга картинки. Пахло свежей, душистой клубникой, которую недавно собрали с грядок, мятным чаем с сахаром и молочным шоколадом. И приоткрытого окна доносились возгласы детей, проходивших мимо строения, шелестение листьев деревьев и трав, стрекотание насекомых. Вечер уходил, но ночь ещё не вступила в свои права, поэтому на улице кое-что было можно разглядеть. Волчонок оторвался от поедания крупных красных ягод и рассматривания журнала «Сверхъестественное сегодня» и посмотрел на ребятню в окно, печально вздохнул, ведь весь день сегодняшний проспал и даже не поиграл на улице. Макс сидел рядом с сыном и следил за ним, Эмма щебетала на кухне по телефону с неизвестными Майку родственниками, поглядывала на них. — Бяки какие-то, страшилки. Всего этого же не существует, — сделал выводы малыш, пролистывая страницы журнала пятилетней давности, — И мама это любила? — Мама это сама выдумывала и писала. Майки почему-то засмеялся. — А она не писала про сумасшедший кухонный комбайн и миксер-убийцу? Макс тоже засмеялся. Однажды он предлагал Мие подобное, когда узнал, где она работает и о чем пишет. — Я предлагал, но она не взяла это для своих статей. Хотя зря смеёшься, Майк. Маме нравилось этим заниматься. Мальчик отложил последний журнал в стопку таких же, пролистал их все. Эмма скупала все номера «Сверхъестественного сегодня» с работами единственной дочери. За столько их собралось очень и очень много, они все пылились в шкафчиках, но Майк решил облазить сегодня весь зал в поисках когда-то здесь оставленной игрушки и нашёл старые номера. Пришлось рассказывать, что это за журналистка с псевдонимом «Лу́нна». — Значит, моя мама Рожденная Луной и страж Сумерек? — Да. — Не волчица? — Да. Но Рождённые Луной волчицами тоже бывают. Майк с удивлением надкусил самую крупную ягоду клубники из чаши. — Волчиц рождают волчицы, а не Луна, — проговорил мальчик с набитым ртом, — Как волчицы могут быть рождены Луной? Макс глубоко вздохнул, столько вопросов на него ещё не сваливалось. Стоило лишь начать ребёнку рассказывать про журналы, как Фолл перешёл и на то, кем была Мия, какие трудности она пережила вместе с ним в свои молодые двадцать лет и кем стала впоследствии. Конечно, всех тогда творившихся страстей сыну он не передал, только самое основное и в смягчённой форме, что мама была обычной девушкой, с ней случилось нечто необычное и она стала самой крутой, кого только знал папочка. — Это образно говоря, не в прямом смысле. Маму родила бабушка Эмма. Малыш закинул в рот следующую ягоду и всё начал старательно пережёвывать. Пока он спал, Макс без него весь огород Эмме полил и клубники ему целую пластмассовую чашку набрал. Всё волчонок пропустил, по дороге уснул в машине под тихую музыку в салоне и проспал до самого вечера, теперь уж точно всю ночь скакать будет, пока энергию не растратит. Эмма сильно его ждала, готовилась заранее и вместо: «Бабушка это я! Это я к тебе приехал, встречай меня», — увидела с порога на руках зятя сладко посапывающее чудо с раскрасневшимися и по-детски пухленькими щеками. — А ещё Мия умеет гипнотизировать как вампирюги и быстро залечивать раны, — подытоживал Майк всё сказанное отцом и по новому кругу прокручивал в голове, чтобы уж точно не забыть. — Ага. — Кру-уто, — его, правда, удивляли новые факты о матери, теперь она была в его глазах супергероиней, — Но в волчицу не обращается? — Нет. Остаётся человеком, но может быстро передвигаться. — Как вампирюги. Макс кивнул. — Моя мама вампир! — Ну нет же, Рождённая Луной. Совмещает в себе больше вампирского, но она никогда не пила кровь. — Сло-ожно. Весь перепачканный в розовом сладком соке Майк боком завалился на подушку, подогнув ножки перед собой, и потёр глазки, а когда их открыл, заприметил бабушку на кухне. Она всё также говорила по телефону и крутила пальцами подвеску цепочки на груди. Эмма увидела, как внук смотрит на неё и улыбнулась, подмигнув. Мальчик залился улыбкой и подложил ладошки под щёки. Как же она его любила! Единственный внук и от безумно любимой дочери, такой уже взрослый лежит у неё на диване в зале, улыбается и так удивительно похож на маму, напоминает её, а до сих пор клокочущая тоска в сердце щемит ещё больше. Майк стал для Эммы новым глотком жизни после смерти мужа в далеком прошлом и Мии практически совсем недавно. Что это почти пять лет в сравнении со всеми прожитыми ею годами? Она страдала, что уж говорить, все страдают после потери близких, но новорождённый кряхтящий комочек, которого Фолл привез к ней в городскую квартиру через два месяца после трагедии, подтолкнул к лучшему исходу событий. Женщина была готова всё отдать, чтобы уберечь его от боли, слёз, только бы он не знал, что такое не иметь родной души. «Справляешься?» — спрашивала она, впервые взяв малыша на руки после похорон. Макс пожимал плечами, отрешённо смотря в стену и улетая мыслями куда-то далеко отсюда. Эмма видела его тяжёлое, глубоко подавленное состояние и ничем помочь не могла, только приобняла одной рукой и, стоя, прижала его голову к себе. «Я потерял в этой жизни самых дорогих мне женщин», — шептал Макс, понимая, что придётся смериться со смертью жены так же, как и со смертью собственной матери. Эмма по-своему тепло любила Фолла как самого лучшего зятя на земле. Она до сих пор с улыбкой на губах помнит рассказ Мии, что он долго отказывался с ней знакомиться. Боялся, нервничал? Это никто и никогда не узнает, оборотень тщательно скрывал свои истинные чувства порой даже от возлюбленной, но однажды решился, когда Мия заканчивала колледж, и на её безымянном пальце правой руки красовалось аккуратное колечко. « Ведёт себя как мальчишка», — поясняла девушка матери причину, по которой Макс в очередной раз не приехал с ней. Потом они всё же подловили момент для знакомства и решили, что вместе с остальными родственниками соберут семейный ужин. Ход конём вышел. И с мамой Мии он тогда познакомился и с их ближними. Они с Эммой сразу же нашли общий язык, хоть некоторым родственникам Макс по нраву не очень-то пришёлся. Для кого-то оказался слишком взрослым, ведь разница у них с Мией в возрасте около шести лет, для другого много балагурил, третий шуток его не понимал. Но Эмма после застолья сказала: «Ничего не знаю, это точно наш. То, что нужно для Мии». Так оно и сложилось, он стал своим, точно ещё одним её ребёнком, сыном, и между ними не возникла пропасть, когда их общий смысл жизни исчез. Она не винила ни Макса, ни Майка, но ненавидела себя, что позволила судьбе забрать у неё самое дорогое. Волчонок ещё раз посмотрел на бабушку и похлопал себя по животу, переключаясь на отца. — Я объелся. Бум, и лопну! Фолл погладил его, но Майк не принял ласку, быстро соскочил, как будто опомнившись, и переполз на полулежащего папу, обнял его за туловище. Разговор пошёл по новому кругу. — А как… — он приподнялся, — А как тогда появился я? Ты же волк, а она не волчица. Оборотень пожал плечами и улыбнулся, созерцая озорного ребятёнка, чудом появившегося на свет. — Загадка. — А что, если я смогу подольше жить? И гипнотизировать тоже? Вот сейчас, смотри: «Принеси мне чипсы!». Майк сдвинул брови, напряг взгляд и мысленно сосредоточился. На гипноз было мало похоже. Макс расхохотался. — Чипсы есть вредно. — М-м, — Майк обидчиво надул губы, — Не сработало. Волчонок подлез отцу под правую руку, задорно перекатившись на спине по его животу на другую сторону дивана. — Ох, ты меня так раздавишь. Я же тоже объелся, — мужчина даже рефлектор приподнялся, потому что он нечаянно локтем попал ему в низ живота. — А вдруг я потом смогу гипнотизировать? Ну-у, когда подрасту, — мальчик взял руку Фолла и переложил себе на плечо, — Представь, как круто волку уметь гипнотизировать и не стареть! — Круто, но невозможно. Майк погрустнел и стал обидчиво и шкодливо одновременно перебирать пальцы отца и стягивать его широкое обручальное кольцо. Как это невозможно! Всё возможно, только надо время, считал он и продолжал прокручивать в голове мысли об этом. Но размышления прекратились и обида исчезла, когда мальчик переключился на другое. На предплечье у Макс был длинный и грубый шрам, которой он раньше видел и знал, но сейчас его поразила одна нелогичная вещь. — Майки, чего притих? О чём задумался? Малыш пронзительно посмотрел ему в глаза, спросил: — А кто решает, что долг крови выплачен? Фолл даже опешил от такого вопроса. — Тот, кто берёт этот долг на себя. — А ты выплатил маме долг? Ну, как ты считаешь. Макс напряг мозги, так неожиданно «бить» словами и вопросами может только Майк. Сразу и не сообразишь, что ответить и как правильней это сделать. — Нет. Не выплатил, — это было сказано тихо и с чувством вины, сожаления. Подворачивалось много событий и моментов, чтобы считать долг за спасение Шона выплаченным, но один долг, который появился следом и наложился сверху, Макс никогда бы не зачёл, пока сам жив. Она спасла его на битве, тем самым оставив его в своих должниках пожизненно. — Тогда почему ты не стал обычным зверем? «Если долг не будет уплачен, пусть разум покинет меня. И стану я диким зверем, вечно ищущим добычу в холоде ночи». — Я… Я не знаю, малыш. Макса озарила такая пугающая мысль, что пробирало тело холодом до самых костей. Мужчина даже не задумывался об этом, что долг не выплачен, а он до сих пор обычный оборотень. Волки всегда следовали традициям, верили в беспредельную силу клятв и обрядов. И это значит, его прежняя форма жизни, что не всё потеряно, долг до сих пор висит и ждёт, когда его выплатят сполна. Только кому его возвращать. Мие? Или он перешёл на сына, на следующее её поколение? Умершим долги не возвращают, поздно, а вот маленькому волчонку вероятнее всего. Макс уж точно не ожидал, что их разговор о Мии приведёт к такой глубокой мысли, которая даст ему покой ещё не скоро…***
Поражённая последними событиями, Мия робко вышла из дома, потирая предплечья то ли от холода летней ночи, то ли от волнения или страха. Во дворе Мартин разжёг костёр. Языки пламени вовсю плясали, снопы искр разлетались вокруг, а дым дорожкой высоко вздымался и растворялся в тёмной вышине. Вся стая Бейкеров была в сборе. Маленькая волчица, недавно обратившаяся прямо на глазах у девушки, стояла рядом с мамой, что положила ей руки на плечики, и боязливо поглядывала на неё. Беатрис не улыбалась, как прежде, почти взрослая, но совсем недетская серьёзность читалась на её личике. Майя была спокойна, прижималась к Ванессе со стороны левой руки, склонив голову ей на плечо, на мгновение прикрыла глаза и вникала в самый тихий шорох, каждый звук и произнесённое кем-либо слово. Родители вожака сидели на скамье не далеко ото всех и ждали кивка сына, оповещающего о начале долга крови. Ален мельком взглянул на Мию и продолжил разговор с отцом, кивнул на его фразу, соглашаясь, и начал снимать футболку, опять замечая Рождённую Луной в своём поле зрения. — Энн… — шепнула Ванесса, слегка улыбаясь, — Подойди. Мия подошла к волчицам. Майя выпрямилась, но продолжила держать мать за плечо. — Не бойся, — она тронула её за руку, — Здесь нет ничего страшного, мы не причиним тебе боли. Ты только должна принять или отвергнуть долг. Но лучше… — Я знаю, принять. — Верно, милая. Принять, — Ванессы выглянула из-за девушки и посмотрела, что творится возле костра. Всё было готово, и с каким-то предвкушением и гордостью за собственного сына она произнесла, — Началось. Вильям и Элен вскоре оказались рядом. Мия обернулась лицом к очагу, отошла немного, чтобы не стоять к ним спиной, и напряглась всем телом. Дикость. Никогда бы она не подумала, что в мире кроме людей есть ещё какие-то сверхъестественные существа, но это реальность, не вымысел из старых потёртых книжек средних веков. Они существуют и окружают её буквально со всех сторон. Сейчас девушка до конца не верила, не осмыслила произошедшее, хотя сама же не так давно была напрямую связана с этими существами и скрытым от глаз людей миром, жила среди них, даже одному ликантропу давала клятву верности и бессмертной любви, родила ему смысл жизни. А сейчас это дикость. — Ты спасла мою сестру. Стая тебе должна, — начал Ален и улыбнулся ей, поймав блуждающий взгляд Мии, что задерживался на всём, но только не на нём, — Я беру долг на себя. Вожак первым после сына произнёс: — Ты спасла мою дочь, я должен тебе, Энн. Эти слова следом же повторила его жена. Родители Мартина выразили по очереди благодарность за спасение внучки, Беатрис сказала спасибо за то, что её любимая старшая сестра жива и может находиться рядом с ней. Ванесса, сдерживая слёзы, прижала малютку ещё ближе к себе, растрогавшись такими взрослыми словами из детских уст младшенькой, и какая она молодец. Конец длинной и глубокой фразы звучал так: — Я люблю свою Майю, и она жива благодаря тебе. Я должна, как и вся моя стая. Самая последняя из всех присутствующих сказала Майя: — Спасибо. Ты не позволила мне глупо умереть. Я должна тебе. Мия смотрела на каждого во время проникновенной речи, и чем ближе был её конец, тем сильнее она начинала переживать. Волнение подошло и не хотело отпускать, пальцы на руках задрожали. Мартин взял внушительный охотничий нож с крепкой деревянной рукояткой и поднёс к огню, опалил его пламенем и вынул, подав сыну. Ален резанул им кожу на внутренней стороне предплечья, глубокая кровавая полоса появилась рядом со сгибом локтя. Ни один мускул на его лице не дрогнул от боли. Вожак забрал оружие, испачканное тёмными алыми каплями, и вновь сунул его в очаг. — Если Долг не будет уплачен, пусть огонь больше никогда не согреет меня, а вода не утолит жажду. Пусть земля на моём пути станет зыбкой, а ветер сбивает с ног. Оборотень смотрел на неё, не отрываясь, как заворожённый, заколдованный чувствами, что сейчас испытывал, и был зачарован внутренней красотой девушки. Это видел его зверь, ласковый, податливый, но озлобленный и бесстрашный, когда забирали принадлежавшее ему, и грозила опасность самому дорогому. — Пусть свидетелем моих слов станет природа, давшая нам силу. Вильям поднёс небольшую связку засушенных трав. Они задымились, начали тлеть, и волк задул разгоравшееся на них пламя. — Пусть это увидит воздух. Он стал окуривать внука дымом. Выглядело это таинственно, дико. Мия ни разу не шелохнулось, лишь наблюдала, широко распахнув глаза, и словила ту самую атмосферу, которая окутывала её при прочтении пыльных книг об оборотней из частной коллекции семьи. — Пусть об этом знает земля. Элен подала ему ком рыхлой земли. Ален, не глядя, раскрошил его пальцами. — Пусть это слышит вода. Ванесса вышла вперёд и, взяв деревянную чашу, полила ему чистую родниковую воду на руки. — И пусть об этом помнит огонь. Дедушка Вилян только сейчас вынул охотничий нож из пламени, передал молодому оборотню. Оружие было ярко-красным, с жёлтым оттенком на когда-то блестящем металле. Ален поднёс его к ране на теле и приложил, с нажимом прижигая. Полувампирша вздрогнула, прикрыла рот рукой, чтобы не вскрикнуть, словно сама сейчас ощущала эту адскую боль, что выворачивала органы наизнанку и обугливала кожу по краям разреза. Он только стиснул зубы, не показал своих страданий и незаметно для всех в сумерках и свете огня бледнел. — Если долг не будет уплачен, пусть разум покинет меня… — мужчина ни на секунду не оторвался от Мии, продолжал смотреть сквозь мутную пелену перед глазами, — И стану я диким зверем, вечно ищущим добычу в холоде ночи. Моя кровь — твоя. Ален закончил, ждал её ответа и не смел убирать клинок. Кровь запекалась, пузырилась. Всю руку нестерпимо жгло. А он продолжал терпеть ради клятвы, ради неё. Мия уже ничего не слышала, смотрела на играющие языки пламени, слушала, как трещат дрова, и переносилась куда-то далеко-далеко. Она видела костёр, совсем других людей перед ним и вникала в точно такие же слова, но произнесённые уже не Аленом, а другим мужчиной. Смотрела на капли крови на траве, на красную полосу, стекающую по смуглой коже. Мия закрыла лицо руками, передвинула их на виски и с силой сжала голову, как бы вынимая оттуда всё, что когда-либо видела. И большего не смогла вспомнить, да и Ванесса, чуть испугавшись ей реакции, считая, что девушка была ошарашена ритуалом, мягко прикоснулась к ней. — Энн… отвечай. Мия обернулась к ней, заглянула в глаза, где отражалось яркое игристое пламя, в растерянности посмотрела на Алена и всё же ответила: — Я… Я принимаю твою клятву. Он наконец-то выдохнул с облегчением. Напряжение спало. Вся стая оживилась, их лица перестали быть слишком серьёзными. Элен умело перевязала ему руку, подмечая глазом ужас, который творился на коже внука. После оборотень быстро надел серую футболку и подошёл девушке, что стояла в окружении его самых любимых волчиц. — Как ты? Всё в порядке? Ванесса посмотрела на рядом стоящего сына и Энн, вспомнила недавний разговор с мужем и сейчас не знала, не понимала, как к этому отнестись. Алену желательно бы волчицу, сильную хозяйственную, но сердцу не прикажешь… Ведь так? Она не была против полувампирши, не чувствовала что-то негативное при виде неё, наоборот очень хорошо относилась, но и плохо представляла их вместе. Совсем не пара. Энн однозначно нужен другой мужчина. — Да… — тихо ответила Мия, чувствуя лёгкий страх. Это были те же самые лица, к которым она успела привыкнуть за месяц и которых сумела по-своему полюбить, но они оборотни. Оборотни! Сверхъестественные существа, дитя ночи! Не верится. Беатрис хитренько улыбнулась, наблюдая за тем, как брат разговаривал с её любимицей Энн, и уже сводила их вместе у себя в голове. Ну вот, задание почти выполнено. Она нашла ему пару, осталось только их поженить и можно лепесточки цветов кидать у алтаря. — Энн, я понимаю, это пугающе… увидеть, как обычный ребёнок резко перекидывается в животное. Но нужно принять. Вся наша семья такая, но мы никогда не причиним зла тебе и остальным людям, — рассуждала Ванесса. — А… — она обвела взглядом всех, — Только вы или есть ещё? Ещё оборотни. — Тут живёт несколько стай неподалёку, и достаточно волков в городе. Так что… — Много… — прошептала девушка себе под нос. Ален это услышал. — Тебя никто не тронет. Это наша территория. Здесь ты в полной безопасности. Спокойствия Мии это не прибавило, он вела себя настороженно и чувствовала, будто есть некий подвох, и тайна не раскрылась перед ней до конца. А вот малышке Беатрис надоело стоять и слушать разговоры взрослых. Ей хотелось перекинуться, как можно быстрее познать свою вторую сущность и бегать так резво, чтобы ветер трепал шерсть и щекотно обдавал морду прохладой. — Ма-ам, — крошка дернула мать за подол домашнего платья, — Пойдём бегать. Перекидывайся, — и потянула её за руку. Ванесса не смела сопротивляться, а точнее не хотела и, улыбнувшись, пошла вместе с ней за угол дома, а потом подняла её на руки, и она захихикала, обнимая мать за шею. Её малышка такая взрослая! Когда успела вырасти? Ален и Мия посмотрели им вслед и остались на прежнем месте. Майя ушла к остальным Бейкерам, тактично оставив их наедине. — Они сейчас обратятся? — Да, — после небольшой паузы сказал, — Не бойся, я буду рядом, — И это вселило в неё небольшую уверенность. Ален рядом, значит, всё будет хорошо. Волк куда-то отлучился на пару минут, а потом неожиданно накинул на неё клетчатый плед, закутал в него и потёр плечи. Руки он не убрал, так и оставил, больше, чем по-дружески, сжимал её плечи, гладил их. Мия чувствовала чуткость, небывалую нежность и как тепло становилось в груди. Ален не скрывал своих чувств и его внутренний волк — тоже. Он не стеснялся семьи, не думал об их мнение и ещё пока не знал, о чём уже шептались отец и мать. Они не были парой, ничего не обещали друг другу и уж точно не клялись в верности и любви. Между ними химия, чувства, ранее или давно не испытуемые, симпатия, влечение, но не больше. Это не любовь. Просто друг с другом хорошо… удобно. Первой из-за дома по-волчьи грациозно «выплыла» Ванесса. Она была внушительной по размерам, если сравнивать с обычным волком, и её каштановая шерсть немного поблёскивала желтоватым цветом от разгорающегося пламени в очаге. За ней совсем неробко выбежала Беатрис с шерстью уже тёмно-рыжего цвета и не поспевала за широкими шагами матери. Малышка начала озорничать, когда догнала её, и стала прыгать на взрослую волчицу, кусаться и весело порыкивать. Мартин рассмеялся, видя, как младшая дочь неуклюже завалилась на землю, потому что Ванесса вовремя отшатнулась, и девочке не удалось схватиться за неё в прыжке. Ален по-доброму улыбнулся, наблюдая за ними. Мия не видела этого, но ощущала, как сияет брат Беатрис. — Бетти ещё предстоит многому научиться. — Кто станет её наставником, ты? — девушка посмотрела на него, повернувшись. — Я или папа, но сейчас она чувствует сильную связь с матерью… Это интересно наблюдать, как волчата обращаются первый раз, начинают познавать мир, себя. Мия практически перестала бояться, вновь посмотрела маму-волчицу и её волчонка. Бетти теперь ластилась к ней, обнюхивала, а Ванесса легла на землю, подмяв под себя лапы, и смотрела на дочурку с глубокой нежностью. — Какого цвета у тебя шерсть? — Чёрная. — А глаза остаются такие же или жёлтые? — продолжала любопытничать Мия. — Такие же, но могут гореть жёлтым, если разозлить, вывести на эмоции. — А перекидываетесь вы как? Волк усмехнулся от такого количества вопросов, засыпавших его. — Даже не знаю, как объяснить. Оно само как-то. Устроит такой ответ? — Не-ет, — рассмеялась Рождённая Луной. Ален умолчал о том, что прямо сейчас, не превращаясь, может выпустить когти, обратиться наполовину. Слишком близко стояла она, и спугнуть не хотелось. Такая драгоценность, его хрупкая Энн… Он на самом деле не представлял, что она может и каким героем была, не видел, с каким остервенением кидалась на представителя оборотней и боролась за своё. Узнает ли об этом когда-нибудь? Узнает ли, что это девушка не так проста, как кажется? Мия возрождалась, становилась крепче духом и понемногу проявлялась её природная стойкость, чем она так была схожа с собственным мужем. Та плаксивая, затравленная ситуацией девушка бесследно уходила не то, что с каждым днём, с каждой минутой! Обращение Беатрис для неё должно было быть настоящим потрясением. Случилось бы это ещё одну-две недели назад, Мия закрыла бы дверь в комнате на семь замков и не высовывалась, кричала этим чудовищам не подходить к ней, а сейчас сохраняла спокойствие, но с трудом подавляла страх. Жизнь к такому не готовила, а книжки про оборотней — да. Она прочла их все, перевела самую древнюю и ночами зачитывалась, не обращая ни что внимания и не отводя взгляда от строк. Словно так было нужно, словно сама она, изучая книги от корки до корки, вводила себя в курс дела и чувствовала, что вот сейчас, тайна откроется, а она уже всё знает. Это было солнечное утро, не предвещающее ничего, что могло бы потрясти Мию и нагнать ужасу. Дома находились только она, Бетти и Ванесса, занятая работой у себя в комнате. Полувампирша и девочка играли в детской, тихо хихикали и о чём-то весело лепетали. Волчица всё прекрасно слышала и улыбалась от их разговоров обо всём и ни о чём одновременно. Бетти, посапывая красным носиком, возилась с куколками в розовом пластмассовом домике, а Мия накрывала игрушечный стол для чаепития. Малышке стало гораздо легче, и теперь выпала возможность просто поиграть, а не лежать целыми днями в кровати с таким красивым, но уже надоедливым балдахином. Что с ней было, полувампирша не знала. Ванесса, Элен, Майя говорили, что обычная простуда, но она же не дура, поняла, что что-то не так, ведь слышала кое-что странное и интересное. Совсем недавно наверху её привлекли жалобные хныканья маленькой девочки. Он практически переходили в надрывный и завывающий плачь. Дверь в детскую была приоткрыта, и Мия заглянула туда краем глаза. Ален укачивал малютку на руках, стоя у приоткрытого окна. Беатрис вяло что-то говорила, капризничала и бухтела. Послышался их тихий разговор: — Ножки болят… и ручки. Когда это закончится? Волк горячо поцеловал младшую сестру в лоб. Её температура была запредельно высокой даже для оборотней, тело било в ознобе. — Придётся потерпеть пару денёчков до полнолуния. Через это проходят все волчата без исключения. И я, и Майя знаем, что это такое… Ты же хотела обратиться как можно раньше. — Теперь уже не хочу. Он поправил пушистое мягкое одеяло на плечах малышки, не переставая наблюдать за ночным светилом. К концу подходила третья неделя, на следующей Беатрис обратится в зверя, даст свободу второй сущности. Это важное событие в жизни стаи, первая Луна самого младшего волчонка! Ему не верилось, насколько она, маленькая альфа, взрослая и уже совсем скоро будет бегать по лесу и учиться охотиться, станет полноправным представителем расы оборотней и, он уверен, покорит не одно волчье сердце. Как это так быстро произошло? Ален сам будто вчера первый раз обратился. Поразительно. Полувампирша напрягала слух и не понимала, о чём они говорят. Полнолуние, волчата, обращение, жуть какая-то. — Постарайся закрыть глазки и уснуть, завтра станет чуточку легче. Беатрис что-то ответила, но Мия этого не услышала, отошла от двери. Подслушанный разговор её озадачил, не забылся и резко вспомнился, когда девочка, раздражённая малыми габаритами домика для кукол, начала психовать, вредничать и пнула его. Тогда одежда на ней лопнула, треснула по швам, и Бетти перекинулась, испуганно выпучив зелёные глазки на Мию. Девушка и писка из себя выдавить не смогла, замерла на месте, ощущая как, тело то ли парализовало от страха, то ли оно онемело. Малютка сама не могла поверить в произошедшее и, испугавшись, дёрнула под свою кровать. Мия сумела подняться с пола и крикнуть Ванессу. Волчица удивилась не меньше и серьёзным тоном говорила: — Только не кричи, не бойся, я всё тебе объясню. А потом они полчаса выуживали малютку из-под кровати. У Рождённой Луной тряслись руки, гулко стучало сердце в груди и отдавало в виски, но она молчала. Как воды в рот набрала. А когда приехали все остальные, её позвали в гостиную и поставили перед фактом. Она не верила и верила одновременно. Странное чувство, странное ощущение. «И всё же они существуют» — сказала Мия и вновь оглядела всех Бейкеров. Через пару часов состоялся долг крови, и сейчас она вновь не верила и верила одновременно. — В честь первого обращения волчонка организуется охота, приглашают соседние стаи, — сказал Ален, наблюдая за тем, как Ванесса, взяв дочь за шкирку, несла ту за дом, чтобы обратиться обратно в человека, а девочка рычала и, повизгивая от радости, дрыгалась, не хотела перекидываться. — То есть завтра будет полный дом других волков? Ален помедлил с ответом, но всё же спокойно произнёс: — Да. Приедет стая Фоллов.