Залечи мои раны

      Если у Мии бы спросили, какое время для неё оказалось самым счастливым в новой жизни, где нет опоры на прошлое, а будущее, овеянное страхами, только лишь маячит на горизонте, она бы ответила, что те дни в лагере. Две недели знойных дней, когда душа радовалась и получала чистое наслаждение от работы, от общения с людьми, которые её окружали и вдохновляли на некоторые перемены в себе. Две недели ночной прохлады, когда всё потихоньку возвращалось на свои места, когда она становилась настоящей собой рядом с Максом. Две недели, полные чувств и эмоций, признаний и принятий. Две недели,как целая жизнь или этап перед чем-то будоражащим, стремительным, определённо пошли ей на пользу.       Сначала полувампирша противилась желанию отключить здесь свою дурную голову, мысленно прокручивающую самые худшие события, и внутренний голос, критикующий её и шепчущий о том, как она несчастна, и насколько ситуация, произошедшая с ней, серьёзна и не имеет выхода. Но потом всё это сошло на нет. Что-то очень близкое по ощущениям и сильное восстанавливало Мию, понемногу ваяло изнутри, делая её новую, лучшую версию.       Наверное, это была проснувшаяся спустя годы любовь, которую девушка путала с влюблённостью, накрывшей её с головою и… настигшей так не вовремя.       Влюблённость. Это, конечно, хорошо. Окрыление, волнение и томление. Что ещё приятней может быть, если не это? Но не сейчас. Куда ей деться с этим чувством? Куда и как его прогнать из своего сердца? Мия не знала. И признаться Максу не решалась. Пусть мужчина говорит, что у них с Ребеккой ничего нет, что она нравится ему как женщина, делает его лучше и заставляет о многом задуматься. Однако сказать «кажется, я влюбилась» страшно.       Не стоит исключать и влияние Макса, который, по сути, вдохнул в неё глоток жизни и показал, что значит чувствовать эту жизнь, существовать моментами и в нужное время отключать разум. Он тоже залечивал свои глубочайшие душевные раны. Только одной её улыбки и лёгкого прикосновения хватало для этого. Волнительно представить, что с ним творил родной голос, звонкий смех и запах, который забыть невозможно. Оборотень вдыхал его из раза в раз и старался понять: где он уже встречал его, где им сполна насыщался? Аромат был до невозможности знакомый и слишком ярко напоминал ему кого-то. Но кого?       Дети, в частности Майк, отвлекали Мию от переживаний, погружение в работу заставляло забывать плохие мысли. Майя правильными и такими нужными словами напомнила ей важную вещь:       — Ты на самом деле очень хороший человек. Посмотри, как все приняли тебя, невзирая на твоё исчерченное шрамами лицо. Я давно не обращаю внимания на это. Мы все ценим то, что внутри тебя. И ты стала открытой, жизнерадостной, а не той угрюмой, бледной и заплаканной Энн, — со сбивчивым дыханием говорила волчица.       Они тогда отстали ото всех во время утренней пробежки и шли шагом, пока отряды не сделали круг и не нагнали их. Завязался личный разговор, затрагивающий потаённые темы.       — Разве я была угрюмой и заплаканной? — спросила Мия, так же неровно дыша.       — Да. Если ты думала, что этого не видно, то глубоко ошибаешься. В доме оборотней слышен каждый твой всхлип и шмыг носом.       Майя открыла бутылку воды, жадно выпила содержимое.       — У меня такое ощущение, что ты поняла кое-что важное для себя.       — Поняла. Точнее приняла случившееся со мной, и что есть один выход: двигаться дальше.       — Это правильно. Если что, моя стая всегда в долгу перед тобой и поможет в любом начинании. Я гарантирую.       Слово «долг» вызвало в Мии кое-какие мысли. Майя до сих пор обещала ей рассказать о том, что произошло в тот день, когда она стала существовать новой личностью. Волчица упорно молчала и каждый раз при упоминании этого оттягивала момент, когда сможет просветить Мию. Полувампирша искренне не понимала, почему нельзя просто взять и рассказать? Что странного, потрясшего Майю было тогда? Она боится, или есть у Бейкеров определённые цели?       Девушка помотала головой, отгоняя плохие мысли. Нет. Всё сложится лучшим образом, стая ей не враг, и есть веская причина не вспоминать тот день.       Слова Майи затронули до глубины души. Её приняли. А главное: она приняла себя. Себя ту, которая внутри, и себя ту, которая снаружи. И случилось это неожиданно. А может Мия шла к этому, но кое-кто дал ей последний толчок.       — Думаешь, мне есть дело до какой-то складки, растяжки, оставшемся волосе или шраме, когда я хочу тебя? — не понимая её терзаний, говорил Макс, скользя пальцами от ложбинки между грудей, до низа живота. — Не твоё тело. Тебя. Я хочу почувствовать тебя, ощутить твоё тепло, и как вот это сердце быстро-быстро бьётся от чувств, которые я дарю тебе.       — Да причина даже не в этом, — начала Мия оправдывать свои зажимы перед ним во время того, как он решил нарушить их вечернюю «традицию» и утром её не только поцеловать и обнять.       — А в чём?       Девушка молчала.       — Глупости это всё. Я прекрасно видел тебя в прежние разы.       — В смысле?       — Энн, оборотни хорошо видят даже в самой густой темноте.       Она сначала испуганно на него посмотрела и вдруг рассмеялась, но ладонь с одного очень непонятного и неприятного для неё шрама не убрала.       — Так что… какая-то белая полосочка на твоей коже не вызвала во мне отвращение и потерю желания.       Он мягко перехватил женскую ладонь, лежащую почти что на лобке, и переместил её за голову девушки, переплёл их пальцы.       Предаться любви в это утро им не удалось. Мия расстроилась, затронув тему шрама на животе и возможного ребёнка, осторожно поделилась самым сокровенным и боялась найти в нём непонимание, уже жалея о сказанном и прикусив кончик языка, чтобы не сболтнуть лишнего.       Но Макс понял её и не мог без отклика боли в своей душе смотреть, как в красивых серых глазах девушки бесчинствует океан чувств, блестят слёзы. Он крепко обнял Мию, согревая не только тело, но и нутро своим теплом, накрыл их одеялом, пряча от внешнего мира. Они вместе, вдвоём, рядом друг с другом. А большего лекарства для излечения не нужно.       — Ты прекрасна, маленькая. Вся. Не смей больше сомневаться ни во внешнем виде, ни в том, какая ты внутри.       И Мия успокоилась, услышав это, стала уверенней. Словно не хватало чего-то маленького для окончательной веры в себя. Макс дополнил недостаток. Все преграды между ними исчезли, смелись под натиском чего-то невидимого, но такого сильного и исходящего из глубин. Их души слились, нашли свою частичку, связь с которой не разрушит ни время, ни смерть.       Они забывали обо всем, когда встречались взглядами, касались носами, щеками, губами, соединялись в объятиях, зарывались пальцами в волосы и слышали ровный стук сердца друг друга. Такие моменты были волшебными, хрупкими и запоминающимися.       «Пожалуйста, запомни его таким. Ни за что и никогда не забудь», — умоляла себя Мия, глядя на мокрого от воды Макса в серебристом свете Луны.       Эта ночь до безумия ей что-то напоминала, наталкивала на призрачные воспоминания. Но сколько бы она не старалась, не рылась в себе, картинки их подобных ночных заплывов оставались глубоко в ней.       — Я тогда видел именно тебя… — прошептал Фолл, разрезая прозрачную гладь озера махом своей руки.       Его горячая ладонь легла на её обнаженную лопатку. Приятно и волнующе чувствовался контраст жара оборотня и прохлады ночи, воды. Мурашки покрыли кожу.       — Когда? — спросила девушка, крепко держась за мужскую шею.       —Мы ещё не были с тобой знакомы. Но я видел тебя однажды на реке. Ночью ты стояла в воде, обнимая себя за плечи, и не шевелилась.       Мия замерла от услышанного.       Да, несколько ночей подряд она сбегала из дома Бейкеров и приходила на реку. Майя и Бетти показали ей это природное великолепие. В те лунные ночи девушка тихо сидела на берегу, рыдала взахлёб или просто стояла в воде, думая о чём-то далёком, своём. Но в один момент то прекрасное уединение прекратилось. Её навсегда спугнул тёмный силуэт между деревьев и подозрительный хруст веток в лесу. Больше Мия не рисковала наведаться на реку.       — А потом мы встретились. Я не узнал тебя, но догадка промелькнула во мне. Сейчас я уверен: это была ты.       Полувампирша тихо рассмеялась.       — Значит, ты подглядывал?       — Нет, — со смешком ответил оборотень. — Это было всего один раз. Я видел тебя со спины. Долго не смотрел.       — Такие ночные вылазки будили во мне жизнь. Я любила их. Но напугалась и больше не приходила туда.       — Мне жаль, что так получилось. Зато теперь ты знаешь, кто шляется по лесу в такое время. Если хочешь возобновить такие прогулки, я составлю тебе компанию.       — Хочу, — ответила Мия и чмокнула Макса в губы. Его это не устроило. Он прижал девушку к себе и продолжил поцелуй, дыша с ней в унисон.       Его прикосновения были родными. Его голос уже когда-то звучал в её голове. Мия понимала и принимала это, отрываясь навстречу течению жизни и смирно ожидания, что она ей принесёт. Девушка чувствовала: путь верен, ещё немного, и кошмар закончится.       — Я думала, что это странные сны, моя фантазия. Но нет. Непонятными для меня отрывками я вспоминала свою прошлую жизнь. И иной раз мне хочется ударить себя по голове, чтобы вспомнить всё разом, захлебнуться в прошлом.       Макс убрал от её лица прядь волос, приподнявшись на локте. Они опять валялись на пледе. Опять под звездами среди природы. И опять затрагивали струны души.       — Ну, такие радикальные меры применять не надо. Сотрясение можно получить. Это в лучшем случае.       Мия расплылась в улыбке, проведя рукой по его щеке.       — Ты сбрил щетину. Моложе выглядишь.       — В один момент я решил, что хочу бороду. Но если ты постоянно визжишь и говоришь, что она колется, подумал: можно и пойти на такие жертвы.       — Зацелую. Всего.       — Когда? — Макс лукаво усмехнулся.       — Потом. Сейчас не нарушай момент.       Она ещё раз наладилась гладкостью его кожи.       — Что именно навеивало тебе воспоминания?       — Абсолютно всё вокруг. Что увижу, услышу, за что зацеплюсь взглядом. И я точно уверена…       Мия запнулась и поджала губы. Глупость. Она хотела сморозить глупость.       — Продолжай.       — Макс.       — Продолжай.       Девушка выдала часть того, что было у неё внутри, о чём она догадывалась.       — Я почему-то уверена, что знала раньше твоего племянника, видела его. Но не такого взрослого, может, подростка.       Фолл задумался, внимательно глядя на неё.       — Ты должна быть из нашей местности.       — Бейкеры придерживаются этого же.       — Тогда почему бы не попробовать поездить вокруг, поспрашивать?       — Мы ничего не добились этим. Ален пробовал.       —Не просто же ты оказалась в этом лесу. Чертовщина какая-то.       Волк вдруг понял, что не знает почти никаких подробностей о её появление в чужой стаи. При том это произошло чуть ли не на его территории. И он не почувствовал чужака, опасности. Анализируя, прокручивая всё это у себя в мозгах, Макс поймал себя на смутной догадке.       Что если жизнь подарила ему второй шанс? Что если она разрешила ему исправить ошибку, начать всё заново? Вернула её в самый тяжёлый для него период, когда он стоит на перепутье и не может найти верную дорогу?       Мужчина внимательно смотрел на девушку и не мог точно себя уверить: Мия перед ним или нет. Она и не она одновременно. Другая личность, не его трепетный герой, но в тоже время… Кажется, он сходит с ума.       — Макс?...— тихо произнесла Мия, заметив, как Макс уставился на её лицо, не двигался и почти не моргал.       Он продолжал молчать. Что-то не рушилось в нём. Оно стремительно трескалось, только не падало.       Оборотень хотел убрать волосы от её шеи, посмотреть есть ли там метка, а не очередной шрам, сорвать кулон, перевернуть его обратной стороной и найти дорогую ему надпись, сказать ей долгожданное: «Герой, как долго я тебя ждал», поверить. Но другая его сторона противилась этому, отрицала. Он настолько привык жить горем и теперь боялся, что всё может встать на свои места. Боялся счастья и любви, которую потерял и, возможно, нашёл. Боялся почувствовать себя самим собой, свободным. Боялся ошибиться, появления призрачной надежде, которая разобьётся вдребезги.       Он давно перестал верить в чудеса… и в это чудо вряд ли поверит. Хотя судьба доказывала обратное.       —Пойдём спать. Время позднее, — только и всего сказал Макс, поднялся и подал Мие руку.       Этой ночью, осторожно, неизвестно чего опасаясь, Фолл гладил девушку по спине и впервые взглянул на неё никак на Энн, а как на свою Мию, представил новую, лучшую жизнь, если бы всё было правдой.       Ему стало невыносимо больно и тошно.       Макс видел в Энн женщину, которая способна залечить его раны, женщину, которая даст понять, что смерть жены не убила его самого. Но теперь он не мог воспринимать её таким образом. Уже с того утра, Фолл пытался найти в ней Мию, черты её лица и характера, сравнить поведение, мимику, движения и всё прочее.       Он возненавидел себя за это.       А Мия улыбалась от каждого прикосновения и взгляда Макса, не подразумевая, как тот мучается и не знает, где найти выход, каким образом выкинуть догадки из головы и прекратить сравнения. Он думал, что ищет подтверждения. На самом деле искал опровержения.       Макс обливался холодным потом, когда находил очередные схожести Энн с Мией, и понимал, что это потопит его, если не прекратить, если не разобраться в сложившейся ситуации.       Фолл даже подключил сюда Шона. Правда, пришлось его поискать, а потом оторвать от Майи. У молодёжи тут любовь, а он лезет, мешает им и занудствует.       —Шон, мне нужен твой объективный взгляд.       — На что?       — На кое-кого, если точнее.       Макс выискивал глазами Энн, чтобы Шон ещё раз на неё посмотрел и сказал точно. Она оказалась рядом с Майком. Оба играли в мяч во время обеденного перерыва.       — Либо у меня бред, либо Энн очень похожа на Мию.       Он говорил и нервничал, внутри всё ходило ходуном, покой рушился. Но иначе никак. Кто ему, как не родной племянник, скажет правду?       Младший Фолл присвистнул, сунув руки в карманы и посмотрев на девушку и своего двоюродного брата.       — Ты только сейчас заметил? Вся стая гудела об этом после того, как она привела заблудившегося Майка.       — Пиздец… — тихо выругался Макс. Как можно быть таким слепым и не видеть очевидных вещей?       Шон удивлённо приподнял брови.       — Я думал, потому тебе она и понравилась, что…       Он выругался ещё раз и взялся за голову. Хотелось сквозь землю провалиться.       Полное опустошение настигло его. Но оно прошло, как только они остались наедине друг с другом.       «Это ещё ничего не значит», — успокаивал себя Фолл. Столько людей в мире похожи! И он успокоился. Ему тогда так казалось.       Максу стало несколько стыдно перед Энн за такие мысли, холодность и отстранённость в тот день. Но он восполнил это страстной ночью. Только после, когда она заснула, всё повторилось. Энн опять казалась Мией и не казалась одновременно.       Он хотел прекратить их отношения. Потом склонялся к тому, что не может этого сделать, потому что его тянуло к ней, он дал обещание и не мог оставить девушку из-за того, что она всего лишь похожа на его супругу.       Оборотень уже не отрицал своих чувств к ней. Без неё жизнь была бы не та. Пусть. Даже если она напоминает Мию, он найдёт в себе силы заглушить это и вновь станет воспринимать её как отдельную личность. Зато ясно было одно — Энн привлекла Фолла не этой похожестью, не этим напоминанием, а другим, своим и особенным. Наверное, тем, чем его когда-то его зацепила Мия.       И главное, что следовало из развития их отношений, внутренних перестроек и иного взгляда на некоторые вещи: не страдал их ребёнок. Они неосознанно исполнили его мечту. Майк признался в этом Мии только в день возвращения домой. Он шепнул ей на ухо серьёзное «спасибо» и вприпрыжку убежал собираться. За что её благодарил волчонок, Мия не поняла, но чувствовала, что она с Максом сделала кое-что важное для Майки. Это грело душу.       Маленький Фолл бережно хранил в себе давнюю мечту. Одним вечером, когда возле костра было как всегда многолюдно, волчонок лежал в палатке Шона на животе, болтая ногами и подперев щёки ладонями. Он смотрел на всё оживление через открытый вход и таращился на ночное небо. Вдруг одинокая звезда сорвалась и полетела на землю, ярко переливаясь и искрясь. Майк широко раскрыл глаза от изумления и наблюдал за падением до последнего. Он посчитал это чудо знаком, а через час сидел в объятиях матери и наблюдал за отцом.       —Хочешь послушать истории, Герой? Будут тебе истории, — говорил Макс, удобно усаживаясь и щёлкая фонариком.       Ребёнок расплылся в улыбке и ещё крепче, инстинктивно, чтобы никуда не убежала, сжал руку Мии и посмотрел на неё снизу-вверх. Настоящая, живая. Мама. Волчонка не обманешь.       — Сразу говорю: я ничего рассказать не смогу.       Вожак стаи Фоллов фыркнул, наивно закатив глаза, и подал полувампирши фонарик.       — Сейчас тебе Майк всё расскажет. Он у нас мастер на такие дела.       — Я сто-олько историй знаю! Мне дедушка Конрад рассказывал и дядя Джон. А ещё папа, Хелен. Вся-вся стая!       —Да-а, — протянул Макс. — Если историю не вспомнит, то сам половину выдумает. Сочиняет на ходу.       Мия усмехнулась. Майк не обиделся, а уже придумывал свои небылицы.       Волчонок хотел, чтобы истории рассказывали все по кругу. В итоге: трещал один он. Потому что Мия не знала, что рассказать. Макс начинал повествование, но Майк вопил, что знает это и продолжал сам. Его отец сдался и просто слушал, наблюдал, как сын в своей интересной манере ведёт повествование, удачно подключает мимику и жестикулирует руками.       Они все сидели рядышком. Макс осторожно и незаметно протянул руку к Мии, дотронулся до её пальцев, погладил. При том на неё в этот момент он не смотрел, ни один мускул на его лице не дрогнул. Но это касание…Такое трепетное, нежное. Она сделала то же самое в ответ. Волк прочистил горло, смутившись как мальчишка. Девушка улыбнулась с небольшой долей ехидства.       — А потом этот обиженный волчонок вырос и стал настоящим охотником. Конец! — воскликнул Майк, и воцарилась тишина.       — Всё? — спросил Макс.       — Да.       — Тогда я начну рассказывать.       — Пап, мне кажется, я опять знаю эту историю.       — Ещё бы! Сейчас посмотрим.       Он задумался и начал рассказывать историю о северных волках. Эту историю рассказывали родители. Ему вспомнилась Канада, её просторы, детство.       — А-а, я знаю, что было дальше.       — Тогда валяй.       Майк перехватил инициативу Макса и продолжил. Мия слушала-слушала новую историю и будто утонула, ушла под воду, не слыша ни звуков, ни голосов. Перед ней замелькали смутные, размытые эпизоды и обрывки истории. Она не знала, где узнала о ней. Может, прочла в одной из книг библиотеке Бейкеров? Понемногу, кусочком за кусочком, ниточкой за ниточкой появилась целостная картинка, конечно, с некоторыми утерянными кусочками.       Волчонок замолк.       — Больше историй я не знаю, — произнёс малыш.       — Я тоже, — присоединился Макс.       Мия открыла рот, чтобы сказать, что она кое-что вспомнила, но не произнесли ни слова.       — Энн, ты что-то хотела рассказать? — послышался глубокий мужской голос.       — Нет. То есть да. Я вспомнила. Правда не знаю: где это услышала.       — Всё равно начни. Может, великий всезнайка знает и поможет.       — Э-э, — недовольно буркнул Майк.       Фолл защекотал сына. Тот заверещал и задёргался, вырываясь из рук матери. Они быстро успокоились.       — История вертится у меня на языке, я даже не знаю, как начать. Точнее с чего.       — Начни с любого момента, который помнишь.       Девушка тяжело вздохнула, немного нервничая. Почему то, что она вспомнила, вызвало в ней такой… странный отклик?       — Это рассказ или даже пророчество, потому что я не помню сюжета. Оно о деве, которую обошла смерть. Она будто получила новую жизнь, и судьба обошла её стороной. Её прошлая жизнь отдана за другого человека. Что-то о Тьме, Свете… Совсем не для детей история, конечно, — Мия посмотрела на сына.       Макса пробила дрожь, но вида он не показал. Откуда человеческой женщине знакома эта история? Или не совсем человеческой? Что-то в запахе Энн его не устраивало. И уже давно это волк заметил. Свежая, неземная нотка слышалась в её аромате. А, может, от Бейкеров она слышала подобное? Всё-таки сейчас Дети Луны вполне известны и уважаемы стаями.       — Это пророчество о Рождённой Луной, — Фолл решил немного посветить Энн в небольшую тайну. —Верно, есть дева, которая спасла кое-кого и переродилась. Теперь биологическая смерть ей не грозит. Она ни оборотень, ни вампир, некая середина между ними. Её прозвали Стражем Сумерек, ведь её задача охранять Тьму от Света и Свет от Тьмы.       — Такую историю я вроде бы не слышал, — проговорил Майк, щёлкая фонариком.       — Потому что я тебе хотел её всю рассказать потом, когда подрастёшь.       — Почему ты говоришь так… — Мия не могла сформулировать вопрос, — будто бы это не выдумка, оно на самом деле сбылось.       Макс не хотел выкладывать всё, но что-то его подталкивало к этому.       — Оно не вымысел и сбылось не так давно. Я сам находился в гуще всех событий и… помогал той самой «деве» разобраться с тем, что рухнуло ей на голову. Это была мама Майка, — Макс заметил, как волчонок стал слушать внимательней, серьёзность промелькнула в его взгляде. — Мы с ней познакомились, когда она спасла Шона. На него хотел напасть вампир. Он её не обратил, всего лишь укусил. Но это запустило процесс перерождения. Она не питалась кровью, но стала сильнее, чем прежде, могла использовать гипноз, быстро передвигаться и чувствовала запахи чуть резче и чётче. Пришлось узнавать, кем теперь является эта девушка. Мы наткнулись на пророчество, что было специально представлено для всех складной выдуманной историей, и разобрались во всем. Это стало частью её жизни. Она все силы отдавала на поиски новых Детей Луны, создала их небольшую коалицию. Они ездили в разные точки мира, чтобы погасить конфликты между оборотнями и вампирами. Сейчас Рождённые Луной тоже существуют, набирают свою мощь и влияние. Многие из нас знают о них, но не все до единого.       Майк неожиданно сказал, впервые слышал эту историю:       — Мамочка была бы счастлива, если знала об этом.       Глаза Фолла потеплели.       — Да, конечно. Её дело продолжают. Всё не зря.       Мия, услышав о жене Макса, заревновала. Совсем немного. Как же глупо получается. Заревновала своего мужчину к самой себе! Пыл её быстро погас. И рассказы все мигом закончились.       — Тогда будем спать? — спросил оборотень.       — Ну не-е, — недовольно протянул волчонок.       — Время недетское. Давай-давай, волчонка своего бери и на боковую.       Они улеглись спать, но видел красочные сны только Майк. Волчонок сопел с плюшевой игрушкой у стенки, зарывшись в одеяло. Макс расположился к нему спиной и смотрел напротив. Там, так же глядя на него, лежала Мия. Оба смотрели друг на друга. Оборотень видел чётко, полувампирша — лишь его очертания.       — Улыбнись, — шепнул Фолл.       Она улыбнулась.       — У тебя красивая улыбка.       — Спасибо, — не смутилась Мия, но быстро оборвала момент. — Спокойной ночи.       — Чудесных снов.       Девушка отвернулась к стенке, по-прежнему широко улыбаясь.       С Майком Мия проводила больше всего времени. Он частенько ночевал с ним только чтобы побыть рядом с ней. Один раз она читала ему сказку перед сном, так вместе и уснули, совсем не чувствуя сквозь сон, как Макс заботливо накрыл их одеялом. Эти двое иногда балдели, дерясь подушками, или болтали без умолку часами напролёт, когда Фолл задерживался в лагере. Потом он их, конечно же, укладывал спать. В общем, Майк не страдал отсутствием внимания, наконец-то имея при себе и маму, и папу. Сбылась ещё его мечта, о которой никто не знал и никогда не узнает. Обнять и поцеловать мамочку в щёку — было самым желанным и самым невозможным. Однако оно оказалось уж очень даже возможным. Целуй теперь столько, сколько влезет.       Последний день дался им тяжко. Осознание, что они больше не смогут вот так просто проводить время втроём, угнетало.Волчонок держал в кольце своих ручек девушку до последнего, чуть ли не закатывал истерику со слезами, когда Ален позвал её. В итоге: Мия поехала с Фоллами. Бейкер был почти что в бешенстве, ведь Майя могла закатить вторую по счёту истерику. Та, невзирая на полное отсутствие упрямства и дерзости в себе, укатила с Шоном. А, может быть, всё это было, только проявлялось в малой степени или вообще дремало в глубине.       Между тем оказалось, что милая и тихая с виду волчица ревновала совсем не по-детски. Шон даже оторопел от такого. Как его нежная, покладистая Майя могла влепить ему пощёчину только за один разговор с другой девушкой?       — Вы флиртовали, — насупившись, бубнила Бейкер.       — Она спросила, в каком университете я учусь. И всё.       — И ты ответил!       — Я должен был молчать?       Шона уже забавляла эта ситуация. Он усмехнулся. Она заревела.       — Приехали… Иди сюда, дурында.       Хоть парень и заключил её в объятия где-то в глубине леса, куда их отправили искать хворост, а они выясняли отношения, девушке было неспокойно. Ревность хлестала через край. Ей так хотелось его укусить, пометить шрамом, тем самым для других сказав: он только мой. Но это поймут лишь оборотни, а не человеческие самки, которые стали для неё прямыми соперницами.       — Видимо, у нас проблемы с доверием. Причём большие, — шептал Фолл, поглаживая её поясницу.       — Прости. Я пока не понимаю… многих вещей в отношениях.       — Ревность — это вполне себе нормально. Ну, значит, я тебе как минимум не безразличен. И ты испытываешь ко мне какие-то глубокие чувства.       — А, то есть раньше ты этого понять не мог? — вышла эта фраза с обидой.       — Малышка…       Майя укоризненно на него взглянула.       — Майя, — быстро исправился волк и прочистил горло, — давай выпроваживай из своей головушки всяких тараканов. Если я люблю, я никогда не изменю. А я тебя очень сильно люблю, — он отрывисто поцеловал её в нос.       — Мне не хватает тебя.       — Я понимаю. Работы в лагере много, и я ещё тот тупень, который с первого раза не понимает. Но обещаю, что как только смена закончится, мы проведём время вместе. Хорошо?       — Хорошо.       — Тогда мир, — Шон протянул мизинец.       Она негромко рассмеялась, но маленький палец в ответ протянула. Его слух ласкал самый красивый смех, который парень только слышал.       — Как маленькие прям.       — Ну это всегда действенный способ для того, чтобы помириться.       Ален, как и обещал сестре, больше не высказывал недовольства против её отношений с волком из стаи Фоллов. Однако это давалось ему с трудом. Он хотел перегрызть Шону глотку, когда Майя им пахла. Даже простые поцелуи, недолгие касания оставляли на ней его отпечаток. А когда она решила уехать с ним домой, Бейкер не выдержал.       — Пожалуйста, относись к моим решениям серьёзно, — успокаивала его Майя. — Ничего плохого не случится. Я доверяю Шону. Доверься и ты.       Хоть и молча, с бурлящей злостью, но Ален всё-таки закрыл дверь автомобиля Шона. Он сдался. Пусть едет. Пусть что хотят, то и творят. Ему будет ровно на то, когда она прибежит вся в слезах и будет проклинать этого придурка. Нет… Алену не будет на неё наплевать. Он думает об этом сгоряча, на эмоциях. Ох уж эта юная, первая любовь.       — Вы налопаетесь сладостей, а потом у вас заболят животы, — улыбаясь, говорил Макс и смотрел через зеркало в салоне на Мию и Майка, что набили рты шоколадом и смяли за полчаса весь сладкий запас волчонка. А он, между прочим, был немаленьким! — Суп надо было есть на обед.       — Ты так бубнишь, потому что тебе не досталось, — сказала Мия.       Майк засмеялся.       — Да, вообще-то, — ответил оборотень и демонстративно, наиграно обиделся.       — У нас остался ещё батончик. Будешь? — прощебетал волчонок.       — Буду.       Маленький блондин подал папе уже распакованную сладость. Макс всё брать не стал, лишь откусил половину, на мгновение отвлёкшись от дороги.       — Макс, следи, пожалуйста… — испуганно прошептала Мия.       Её резко обуял страх. Он проткнул насквозь и отозвался холодом в жилах.       — Всё хорошо, Энн. Я контролирую дорогу, вижу боковым зрением. У оборотней отличная реакция.       — Это правда, — поддержал его слова Майк и доел батончик.       Возвращение домой стало последним глотком счастья перед наступлением суровой реальности. Фолл всё время заглядывал в зеркало, чтобы видеть, что творится на задних пассажирских сидениях. Эти двое, кажется, перестали его замечать. Вскоре Майк задремал, Мия тоже, склонив голову, прикрыла глаза. Следовательно — визги и смех утихли, и Макс остался наедине со своими мыслями.       Он не мог прекратить думать, смотря на них, о том, что они друг другу никто, чужие. Это не мама и сын. Ему представлялась лучшая картина, счастливое будущее, когда бы его жена и их ребёнок вот так, крепко держась за руки, спали рядом, а он вёз бы их в путешествие. Но они мчатся по трассе туда, где хрупкой идиллии придёт конец, где всё и все против такого расклада событий.       Фоллу стало душно. Он приоткрыл окно, однако это не спасало. Душили чувства, а не летняя жара. Ему вновь виделась в ней Мия. Его ласковая, нежная и в то же время невероятно сильная Мия, которая одним касанием, молчанием могла его успокоить, оживить. Макс остановил автомобиль. Надо выйти, срочно.       Оборотень свернул на обочину и покинул салон, стащив сигареты из бардачка. Он забыл уже тот момент, когда курил в последний раз. Не тянуло, не хотелось, а сейчас вновь накрыло. Раньше волк был против этой дряни, баловался в юношестве, да и только. У Шона, помнится, прямо из зубов сигарету вырвал и подзатыльник дал. Ему бы кто дал. Макс усмехнулся.       Он простоял в одиночестве ничтожно мало времени, почти совсем не курил. Мия не спала, лишь находилась в лёгкой дрёме и от прекращения движения автомобиля открыла глаза. Она огляделась. Фолл стоял неподвижно, задумчиво.       — Макс, — позвала она его и дотронулась мощного плеча.       Волк обернулся. Лицо перекошено то ли от злобы, то ли от… чего-то похлеще, волосы взъерошены, глаза такие пустые-пустые.       — Энн, вернись обратно.       — Что случилось?       Он дёрнул плечом, скидывая её руку.       — Просто. Вернись. В машину, — отчеканил Макс каждое слово, говоря сквозь зубы.       Мия не стала надоедать. Хочет, пусть остаётся наедине со своими тараканами, отвергает её. Но вопросы о том, что случилось, и почему он так отреагировал, уже закрались в голову. Девушка проглотила горечь обиды и отошла. Он неожиданно и резко схватил её за руку, развернул к себе. Она наткнулась на его крепкую грудь.       — Прости-прости, — зашептал Макс, зажмурившись, как от адской головной боли, и уткнувшись ей в волосы. Они пахли цветочным шампунем и цитрусовыми. Он втянул этот аромат и начал успокаиваться. — Я не знаю, что на меня нашло. Просто стало так…       Волк промолчал.       Мия потерлась щекой о его футболку, ухом слушая сбившееся с привычного ровного ритма сердце.       — Ничего. Я понимаю тебя. Бывают такие моменты.       Макс поцеловал её в макушку, жадно вдыхая, глотая запах, спустился ко лбу, отметил его отпечатками горячих губ, затем глаза, нос, щёки.       — Прости.       У кого Фолл просил прощение и за что именно, он сам не знал. У Энн? Мии? Или у самого себя за свои же поступки?       — Я очень импульсивен. Могу наговорить всего, а потом об этом подумать. Ты ни в чём не виновата. Я виноват.       Они простояли на свежем воздухе ещё немного, обменявшись взглядами и вздохами. Вскоре автомобиль тронулся с места. Больше эти двое не разговаривали. Макс находился в подавленном, угнетённом состоянии. Мия чувствовала его потребность в молчании. Фолл вынырнул из омута мыслей, где захлёбывался на протяжении всего пути, только в тот момент, когда они подъехали ко двору его стаи. До Бейкеров нужно было ехать дальше. Это смутило девушку.       — Зайдёшь к нам? — спросил он, повернувшись к ней.       — Нет, — быстро и чуть испугано ответила она.       —Ну ты чего? Пойдём. Стая будет рада гостям.       —Пожа-алуйста, — протянул недавно проснувшийся Майк, что ещё сонно потирал глаза.       Мия думала. Отец и сын смиренно ждали. Под их пристальными и внимательными взглядами она сдалась.       — Ура! Мне столько игрушек нужно тебе показать! Я же обещал.       Волчонок на радостях выбежал из машины и уже дёргал калитку высокого забора.       — Маленькая, только одно слово, и я тебя сразу отвезу до Бейкеров.       — И ты не будешь меня уговаривать, когда я захочу уйти.       — Да.       Она ничего не произнесла, открыла дверь. Он усмехнулся, довольно улыбнувшись, и последовал за ней.       Дома были все. Кроме Ребекки. Макс прекрасно знал, что та ещё на работе. Впрочем, вечером их ожидал серьёзный разговор. Конрад припомнил Мие, что та обещала побывать у них ещё раз с того самого дня как привела потерявшегося Майка. Фоллы как всегда были радушны, приняли её и усадили за стол в гостиной. Но Майк долго сидеть ей не дал, утащил к себе в комнату, пока накрывали на стол.       — У меня тут так много всего, смотри. Мы с Бетти собрали до конца картинку из пазлов, залепили её скотчем и ко мне притащили. Ну, ту самую. Ты ещё нам помогала. Помнишь?       — Помню. Красиво вышло.       Волчонок показал практически всё, даже рисунок подарил.       — Это мы с Бетти для тебя рисовали. Но я забыл рисунок взять с собой в лагерь и тебе отдать.       — Спасибо, Майк. А это что за… мухи?       Фолл рассмеялся.       — Это пчёлы. Надо жёлтого цвета им на брюшко добавить. Они сидят на цветочках, летают везде на полянке.       Мия ещё раз оглядела комнату ребёнка. Просторно так, уютно и по-мальчишески.       — А тут у меня мамочка. Опять рамка упала!       Он подошёл к прикроватной тумбе, поднял фоторамку, аккуратно её поставил. Она плохо держалась на подставке, постоянно падала.       — Правда, что она очень красивая? — спросил волчонок и не отводил с Энн своего любопытного взгляда.       —Красивая… — повторила Мия последнее слово, произнесённое волчонком.       Значит, вот она какая «любовь всей жизни» Макса. Девушка смутно припомнила свою фотографию из паспорта, где Ален старательно убрал все её уродливые шрамы. Некоторую схожесть этой женщины с собой она отрицать не стала. Было бы глупо этого не заметить.       Сердце защемило. Оно облилось горячей кровью, и болью отозвалось в груди. Что если Макс видит в ней только свою жену? Что если именно этим сходством она привлекла его? Думать дальше и накручивать себя Мия не могла. К ним зашёл Макс.       Однако плохие мысли не покидали её. Она теперь присматривалась к Майку, что очень был похож на маму, увидела парочку семейных снимков с женой Фолла в гостиной. Дура она. Вот и всё. На что надеется? Макс же сам сказал: одна у него любовь в жизни. А с ней у него увлечение, основанное на том, что она похожа на его Мию. Настроение сразу же испортилось. Ко всему прочему как назло девушка подслушала короткий разговор Хелен и Одри. Первая волчица рассказала второй о том, как Макс назвал её в машине. Маленькая. Это оказался последний и самый точный ударом в сердце. Как Хелен подслушала, откуда узнала? Мию не волновало. Она тихо попросила Макса, чтобы он отвёз её домой.       У Бейкеров девушка закрылась в комнате и не выходила оттуда до утра.

***

      Время близилось к двум. Минутная стрелка неторопливо двигалась, секундная — бежала без оглядки. Макс уже пожалел о своей затее, но продолжал упорно сидеть в гостиной и караулить входную дверь. Им нужно поговорить, расставить точки над «и». Он хотел спокойствия, разобраться во всей ситуации. Только где пропадает эта волчица?       Слова стаи о ней были не самые лестные. Ребекка почти не находилась дома, а если и приходила, то запиралась в мастерской или в спальне. Влиться в стаю она не желала и жила глубоко в себе. Стычек с Майком не было, хотя сначала она ставила себя в роли «новой мамочки», показала строгой, серьёзной и непоколебимой.       Хелен сегодня советовала Максу разобраться в их отношениях и печально смотрела на него, совсем не поддерживая затею со свадьбой и семейной жизнью. Жена бывшего вожака не видела их парой и чувствовала, что и Макс, и Ребекка будут мучиться. Или уже мучаются, позабыв о своих намерениях — создать друг с другом союз, что выгоден для стай, но только не для них. Её глубоко поразило то, с какой нежной влюблённостью Макс смотрел на Энн, как с ней заботливо обходился. Да и явно между ними что-то есть.       Фолл понимал: счастья им не видать. Если раньше он даже хотел дать им шанс, верил в то, что тем самым исполняет обещание — дать Майку любовь и тепло другой женщины, то сейчас… это выглядело для него тупиком. Никакого уюта рядом с Ребеккой Макс не ощущал, не видел сына, улыбающегося и радостного. Он изнывал душой, не чувствуя абсолютно ничего к ней. Да, в первое время он хотел её понять. Они проводили вместе время, оборудовали её мастерскую, он приносил ей туда завтрак, иногда наблюдал за процессом работы. Однако друг другу эти двое так и не раскрылись.       Макс отчётливо видел и понимал, с какой женщиной хорошо ему и его ребёнку. Энн так трепетно и ласково относилась к Майку и окружала Макса теплом, что грани между реальностью и его мечтами из прошлого стирались. Он мечтал, чтобы Мия обнимала их ребёнка, Майк прижимался бы к ней и говорил «мама». И весь мир для него бы собрался только в них. Но есть Энн, и Макс каждый раз путается, переходя черту. Нет, Энн другая женщина, которая пришла в его жизнь так вовремя и неспроста. Она меняет его в лучшую сторону, заставляет просыпаться, оживать, однако напоминает ту, по которой ноет душа каждую ночь.       Послышался щелчок двери. Она тихо открылась. На пороге стояла Ребекка. Потянуло табачным дымом, крепким алкоголем, женскими духами. Волчица, не поднимая глаз, скинула с ног туфли. Её длинные блондинистые волосы свесились вперёд. Было видно, что пряди, завитые в локоны раскрутились, прическа помятая. Она одёрнула платье и прошла из прихожей в гостиную.       Они смотрели друг на друга и молчали. Макс ждал объяснений.       — Если ты ждёшь от меня чего-то, то давай поговорим завтра. Я не в состоянии…       Ребекка взялась за больную голову, шикнула.       — Давно ты так себя ведёшь?       Волчица ответила, смотря прямо в глаза вожаку:       — С того дня как ты уехал.       Макс принюхался.       — От тебя разит чужим волком.       — А от тебя чужой женщиной.       Тишина вновь воцарилась между ними.       — В верности я тебе не клялась, — произнесла Ребекка, отпрянув от дверного косяка. — И ты мне тоже. Брак по расчёту. Не забыл?       — Не забыл.       Она прошла мимо него. Через пару секунд шаги стихли, и хлопнула дверь их общей спальни. Макс решил спать на диване. Её подавленный, потерянный вид натолкнул его на то, что ей нужно побыть одной, без него.       Ребекка, не раздеваясь, завалилась в постель. Она чувствовала себя невольной куклой, которая сама не может и пошевелиться. Алкоголь уже не бурлил в крови. Голова неплохо соображала. Туман перед глазами рассеивался. Волчица всхлипнула и зарыдала. Во что превратилась жизнь красивой, амбициозной девушки, которая строила кучу планов и так была полна светом? Всё пошло крахом.