Залечи мои раны

      В окнах небольшой квартиры, расположенной на девятом этаже, горел свет. Впервые за несколько лет в ней кто-то остался на ночь и заполнил безмолвное, пугающе тихое пространство голосами и оживлением на кухне. Тут снова пахло вкусной едой, гремела посуда, и стучал нож о разделочную доску, были слышны шаги, душевные разговоры с особым настроением и искренний смех. Царила атмосфера понимания и любви.Телефоны на режиме «не беспокоить» забыто лежали на полочке в прихожей. Никто не тревожил, а если и решался нарушить их покой и уединение, то сталкивался со стеной игнорирования. Окружающий мир отодвинулся на второй план, потеряв свою значимость, и замер, ожидая, когда те двое, до жути влюблённые, вдоволь насладятся этим временем, одним из моментов молодой, только начавшейся жизни.       Майя и Шон, не спросив постороннего мнения и никого не оповестив, уехали на все выходные в город. Точнее, почти не оповестив. Перед матерью волчица всё-таки раскрылась. Вышло это глупо и необдуманно, и большую роль тут сыграли предательская совесть и правильное воспитание, но зато Ванесса знала, у какой именно «подружки» она будет несколько дней и, удивляясь самой себе, была спокойна.       Этого спокойствия она напрочь лишилась, если бы Майя действительно проводила время с какой-нибудь подругой, которую женщина не знала и даже в глаза не видела. А здесь не поспоришь. Шон заслужил своё доверие, и, видя, как дочь счастлива рядом с ним, у неё язык не поворачивался сказать что-то против этого союза. Вечность держать Майю дома, опекать её и следить за каждым шагом Бейкеры не могут. Маленький, пушистый комочек вырос, и уже отдалялся от волчьего логова и стаи. Это нормально, и это когда-нибудь случилось бы. Ванесса не вмешивалась в течение естественного процесса, не веря, что её девчушке почти восемнадцать лет.       Остальным пришлось врать, но эти дни уединения и покоя стоили того. Не нужно было ни от кого прятаться, удачно находить время для встреч. Только вдвоём и делают, что в голову взбредёт. Шон сразу всё взял в свои руки. Накормить, заботой окружить, ласку подарить. Все три пункта были выполнены в совершенстве, первый так с лихвой. Волк несколько перестарался.       Мужчины из стаи Фоллов всегда отличались рвением к готовке, что отец Макса, что сам он, а теперь ещё и Шон. Наклонности к такому занятию у него обнаружились довольно поздно, но это не помешало наверстать упущенное и приготовить в их первый совместный вечер наивкуснейший ужин с гордым видом профессионала. Заказать пиццу и суши оказалось несерьёзным, по скромному мнению волка, потому им было изъявлено желание сделать что-то самому или вдвоём с Маей. Последний вариант рассматривался недолго. Сегодня он заботливая, хлопотливая хозяюшка, и это не обсуждается. А Майя может спокойно сидеть и ждать, вдыхая изумительные запахи, витающие по кухне, и наблюдая за его прекрасным видом в фартуке с шутливой надписью «поцелуй повара».       Такая привилегия преследовала практически всех женщин, что связывались с волками из этой стаи. Если бы Мия не знала весь тот ужас, который творится сейчас в её жизни, и имела бы при себе память, то сказала бы о необходимости расслабиться и получать удовольствие, удобно устроившись в мягком кресле и потягивая, смакуя на языке изысканное вино. Такого мужчину оторвали бы с ногами и руками, лишь бы достался. А тут он сам её нашёл, и уже строит серьёзные планы на дальнейшую совместную жизнь. Бейкер пришлось это с наигранной грустью и тихой радостью в душе принять.       Сама она в готовке и хозяйстве ничего не смыслила. Одним словом: худшая жена. Только Шон готов был нагло игнорировать все устаревшие принципы и устои. Он ничего страшного не видел в том, что его женщина не будет вылизывать дом до чистоты, проводить часы свободного времени на кухне и подтирать ему слюни, выслушивая властное «принеси, подай». Это, происходившее в большинство стай, просто выводило его из себя, особенно когда Шон видел, как мать тянула на себе большую часть быта. С таким укладом жизни волк категорически не согласен. Он не бытовой инвалид и не грозный придурочный охотник, только притаскивающий в дом добычу и делающий потомство.       Майя таким заявлениям удивилась, ожидая обратного. Неимоверно везучая волчица даже чаем поперхнулась, а потом удивилась вдвойне, узнав, почему Шон завёл об этом разговор, буквально кормя её с ложечки.       — Перевози ко мне свои вещи. Хоть сейчас, хоть с сентября, когда учёба начнётся.       — Так сразу?       Горло после кашля ещё саднило, и чай неприятно обжигал пищевод.       Фолл отвлёкся, накалывая на вилку кусочек стейка и поднося его ко рту волчицы. Она разомкнула губы, приняла сочное мясо и, прожевав, чуть ли не завыла от приятно сочетающихся пряностей и яркости вкуса. Всё как он и обещал. «Когда попробуешь, завоешь от удовольствия».       — Ну, слушай, мы можем с тобой за ручку до тридцати лет ходить, потом забыть, что целовались, и дойти до этого дела к сорока годам, а к шестидесяти, может, уже и съедемся. До секса, наверное, не доживём, помрём, да и суставы ни к чёрту к тому времени, давление скаканёт, — с лёгкой иронией и напускной серьёзностью проговорил парень.       Майя сдвинула аккуратные, ухоженные брови к переносице, нахмурившись, и опустила взгляд куда-то вниз.       — Что мы как школьники будем шкериться ото всех? Нам по пятнадцать лет?       Шон только сейчас увидел, как её это озадачило. Не такого он эффекта хотел добиться. Получилось как давление, принуждение вопреки желанию.       — Май, ты чего? — он коснулся её ладони, лежавшей на кухонном столе, мягко погладил. — Ты же знаешь, шутки у меня тупые. Я не тороплю тебя и не принуждаю, просто предлагаю и хочу быть с тобой как можно чаще, быть ближе.       — Я подумаю. Мне всё равно хотели квартиру снимать, так что… возможно.       — Вот и порешали.       Шон отрезал ещё один кусок.       — Рот открывай.       — Может, я буду есть со свой тарелки и сама? — усмехнулась Майя.       — Исключено. Моё съешь и своё доешь. Тебя ещё ждёт десерт.       Она глубоко вздохнула и покорно открыла рот, получив новую порцию еды.       Удивительно, что во время такого занятия на неё не накатывали смущение и приступы дурацкого смеха, которыми хотелось перебить стеснение или же другие подобные чувства. С Фоллом всё было такое привычным и обыденным, и маленькая репетиция совместной жизни оказалась более чем удачной. Майя ощущала себя рядом с ним уютно, словно находилась дома у тёплого очага с горящей охапкой дров. Шон разделял это ощущение, мечтая вот так сидеть с ней на кухне и разговаривать на любые темы без стеснения. Он даже сам убрал со стола и вымыл посуду, лишь бы она принимала его заботу и ценила это внимание, которое заслужила, к тому же выгнал её с кухни в ванную комнату и не забыл насмешливо сказать вот это:       — Повара целуй.       Майя мельком посмотрела на его красный фартук с надписью и, приподнявшись на носочки, чмокнула.       — Так?       — Нет. Ещё.       Она оставила ещё один невинный поцелуй на его губах.       — А теперь?       —Ну-у, не то, что я хотел…       Майя цокнула языком и поцеловала его взасос со всей пылкостью и страстью, хранившейся внутри до подходящего момента. Столь неожиданное рвение с стороны волчицы и проявление настойчивости приятно его удивили. Шон изумлённо приподнял брови. Она быстро оторвалась, оставив мужские губы краснеть и распухать.       — Вот это было… здорово.       Волчица улыбнулась и, сжав покрепче в руках полотенце со сменными вещами, развернулась на выход из кухни. Напоследок она обернулась и игриво подмигнула. Фолл вдруг понял, что кое-что интересное могло таиться под её нежностью, ранимостью и хрупкостью, и ему ещё предстояло это узнать.       — Фильм на своё усмотрение выбери. У меня нет предпочтений, потому что я отрубаюсь в первые минуты, и всё остальное мне уже не важно, — крикнула Майя перед тем, как закрыть дверь в ванную.       Шон ответил ей смехом, заглушаемым звуком льющейся воды из-под крана.       

***

      Бейкер перевернулась на бок, устроив подушку, что лежала на коленях Фолла, удобней. Она впервые шевельнулась за последние тридцать минут просмотра фильма. Сонное сопение Шон услышал сразу же, как только волчица устроилась рядом. Попкорн он слопал сам. Как говорится, кто успел — тот и съел. Майя протёрла глаза, соображая, где находится и много ли пропустила. Экран телевизора казался очень ярким, мелькали непонятные кадры. Она попыталась понять, что происходит, но нить сюжета безжалостно потерялась.       Было душно. Ей снилась жаркая пустыня, и как там ей пришлось бродить, ища хоть что-нибудь, кроме бархан и дюн. Теперь Майя поняла, что всему виной Фолл и плед, которым её он же и накрыл. От тела оборотня так пышало, что во рту пересохло от жажды, и противно вспотело всё тело. Она скинула плед и легла на спину, глубоко дыша и наслаждаясь долгожданной прохладой.       —Ты так сжалась во сне, что мне пришлось тебя укрыть, — проговорил Шон, не отвлекаясь от фильма.       — Спасибо. Я чуть не подохла под этим парником.       —Всегда пожалуйста.       Он, не глядя, наощупь погладил её по чуть влажным рыжим волосам, что после мытья стали виться волнами и закручиваться кольцами. Результата от выпрямителя и долгого часа, проведённого перед зеркалом, не осталось. Это занятие было сродни мукам, копна то у неё густая и длинная, но Майя выдерживала его ради ровных блестящих волос, о которых мечтала с детства, смотря с завистью на девчонок, что имели обычные пряди.       Волк в очередной раз провёл пальцами по медным прядям и не мог перестать восхищаться их необычной натуральной красотой. Её волосы безупречны. Как бы он хотел, чтобы такие яркие кудри вились у его детей. Ладонь, коснувшись кончиков, плавно опустилась на щеку. Он неторопливо, еле касаясь, провёл костяшками пальцев по бледной коже, очерчивая скулу, потом контур нижней челюсти. Майя посмотрела на оборотня и забыла всё, что хотела спросить и сказать. Его задумчивый взгляд, устремлённый вперёд, сбил с мыслей. Она поджала губы и накрыла мужскую ладонь своей ладошкой, делая движения ещё более неторопливыми, замедленными. Фолл отвлёкся.       — Выспалась? Удобно было?       — Да. Теперь буду тебя донимать с новыми силами.       Шон ухмыльнулся и склонился для поцелуя. Майя приподнялась над подушкой, встречая его губы своими губами. Он тихо вздохнул, оттягивая момент полного слияния, и запустил руки по обе стороны головы в её волосы, которые от экрана в темноте комнаты имели серебристый перелив. Они сомкнулись в замок на затылке, поддерживая и снимая лишнюю нагрузку. Кудри упали игривыми пружинками на диван. Она положила ладонь ему на шею, крепко обхватила, не переставая целоваться, пробовать его на вкус и часто, глубоко вдыхать аромат тела.       Шон пах цитрусовым гелем для душа, свежим лосьоном, используемым после бритья, и собой — терпким, горьким шоколадом и чем-то особенным, близким для неё и давно знакомым. Будто эту ноту запаха она знала ещё до встречи с ним, до их первого взгляда и того неуклюжего, глупого поцелуя у него в машине после вечеринки. Майя же для него казалась Раем, чем-то неземным, невозможным. Её вкус и аромат пьянил, заставлял не помнить себя. Все посторонние запахи не чувствовались, блокировались под натиском того самого, что служил подтверждением его догадки. И как же он раньше не понял? Всё было очевидным с самого начала. «Моя», — кричало нутро. «Твоя», — отзывалась она сама на ранее неизведанном уровне.       Рука Фолла спустилась ниже, прошлась по тонкой талии и поднялась выше, обхватив лицо и чуть задев ребром ладони ничем не стеснённую грудь. Майя коротко застонала от этого неожиданного касания. Возбуждение накатывало тихой, неторопливой волной, но ещё один их томный вздох, тихий стон, и набег волны станет быстрее, резче.       Её шея хоть и с поддержкой, но устала держать голову навесу. Волчица опустилась на подушку, сделав последнее движение губами. Дыхание чуть сбилось, потеряв прежнее спокойствие. Мокрые губы немного припухли.       — Хочу тебя, — прошептала Майя, желая сказать эти слова намного раньше. — Сейчас хочу, не завтра, как мы планировали.       Шон упёрся лбом в её лоб. Она нежно потёрлась носом о его щёку, даря ласку и требуя то же самое взамен.       — Точно?       Оборотень знал, что Майя уверена и без ответа. Вместо него девушка стала осыпать поцелуями мужское лицо. Отрывисто, мягко, не пропуская ни одного миллиметра. Он, переступая внутри себя последнюю черту, ту самую грань, что разделяла их нынешние отношения с отношениями более глубокими, взрослыми, взял её на руки и поднялся с дивана. Она, обезумев от желания, этого серьёзного решения, припала к его шее и стала настойчиво засасывать кожу, оставляя краснеющие пятна, и прикусывать острыми, волчьими зубами. Шон по необходимости задержался у своей куртки в прихожей и, с нетерпением, поспешно пройдя по освещённому коридору, зашёл в тёмную спальню.       Открытое окно впускало отдалённые звуки ночного города, что приглушённо долетали до жилого района, и прохладу ночи. Он кинул на прикроватную тумбу пачку презервативов и бережно опустил волчицу на кровать, сам расположился сверху, проминая под собой матрас. Волк поцеловал долго, крепко, до последнего не желая отрываться и вдыхать. Руки пошли неторопливо скользить по телу, изучать его, поддевать края одежды и касаться некогда прикрытых участков кожи. Майя шумно вздохнула, когда Шон медленно задрал её футболку, оголяя живот, и прошёлся кончиками пальцев, очерчивая плавный изгиб талии и уходя к бёдрам. И ещё раз. От рёбер к низу, по округлым бокам.       Чувства разгорались, бросая снопы искр, острое желание близости присутствовало, но Майя позволила всему этому разбиться вдребезги о стену переживаний и комплексов, утонуть в пучине сомнений. Ей вдруг вспомнились давно зажившие раны, что превратились в шрамы и уродовали гладкость спины. Не заставили себя долго ждать и мысли о маленькой груди, которая расплылась без намёка на своё наличие, о неупругих, костлявых ягодицах. Бейкер пыталась не попасться в плен плохих, назойливых дум, переключалась на ласку, поглаживая Шона, как несколько минут назад, когда она только вспыхнула возбуждением. Фолл тихо заурчал, спускаясь губами по животу ниже. Ему это понравилось, и в целом любые её прикосновения вызывали в нём всплеск эмоции, но ей что-то мешало расслабиться, и каждое его поглаживание перестало восприниматься с наслаждением.       Майя чувствовала, что сейчас растеряется и расплачется от своей неопытности. Ей было так стыдно за робость и незнание, что делать, чему больше уделить внимания. Шон не торопился её раздевать, позволял привыкнуть к такому уровню близости и не давил, не обнажался сам. Она, если честно, радовалась этому, что сможет оттянуть момент, но он не вечен, и, кажется, желание совсем утихло, забившись глубоко внутри.       Фолл почувствовал неладное, хорошо уловимое изменение в ней и поднял голову. Её запах потерял былую яркость и сладость. Теперь он стал терпким и блеклым. Продолжать дальше он не мог и потому поинтересовался причиной охлаждения чувств:       — Майя, что случилось?       — Я чувствую себя бревном, — резко выпалила она.       Шон, недоумевая, не понимая её переживаний, выгнул бровь.       — Бездействие в твоём случае — это нормально. Просто расслабься и ни о чём не беспокойся.       Майя кивнула и прикрыла глаза, снова попыталась поймать нужный настрой, видя, как голова оборотня уже находилась между её бедер, и его каштановые волосы, ниспадая, щекотали голый живот. Ситуация требовала отдаться моменту, но её прошибла дрожь, когда он взялся за резинку шорт и потянул вниз. Она дёрнулась. Шон опять остановился.       — Рассказывай, — спокойно потребовал он и прекратил всякие движения, лёг рядом.       — Мне хочется, но… не комфортно, — проговорила Майя, сцепив пальцы в замок на животе и тупо смотря в потолок. Слёзы обиды жгли глаза.       — Почему?       Она перевела взгляд на дверной проём, из которого в комнату лился тёплый свет, почувствовала лёгкое дуновение ветерка из окна и начала врать.       — Мне мешает свет в коридоре, и холодно от открытого окна.       Шон послушно поднялся, выключил свет и закрыл окно, задёрнув плотные шторы.       — Всё? Больше ничего тебя не беспокоит?       — Да…       Он пристально на неё посмотрел, почувствовал всеми фибрами души и не поверил.       — Рассказывай, что мучает тебя и мешает. Может, я делаю что-то не так?       Майя села на кровати, выставив ноги перед собой, и головой уткнулась в колени. Шон обнял её.       — Ты стесняешься?       Она кивнула.       — А почему?       Волчица помедлила с ответом, обдумывая его. Если бы не объятия волка, она бы точно заревела.       — У меня после операций остались шрамы. Я их ненавижу и стесняюсь. Они такие уродливые.       Шон спокойно выдохнул. Он думал, будет что-то серьёзное, а шрамы… у кого их нет?       — Разве это повод для грусти, Майя? Мне в детстве аппендицит вырезали, я с велосипеда падал, на охоте ранился. А ещё у меня огромный, толстый шрамина на ляжке. Это я своего кабана так завалил, — не без гордости и самодовольства произнёс волк.       Она тихо усмехнулась. Уже удача.       — Ты же не виновата в том, что так получилось в твоей жизни. Ты не смогла бы ничего исправить и ходишь на двух ногах только потому, что тебе сделали эти операции. Так что вывод: в этом нет ничего уродского и плохого. Что ещё поселилось в твоей головке и паразитирует?       — Грудь.       — С ней что не так?       — Она маленькая.       — И помещается в мою ладошку, — на свой взгляд позитивно продолжил предложение Шон. Но Майя была иного мнения.       — Нет. Там ещё место останется.       — И что?       Бейкер подняла голову и пристально посмотрела на него.       — И то. Как доска.       — Да что у тебя сегодня за вечер обзывания себя то бревном, то доской? Лесопилка какая-то.       Она недовольно буркнула и опять спряталась.       — У тебя грудь маленькая, а у меня маленький член. «Один-один» получается.       Тут уже волчица не сдержалась и сдавленно рассмеялась сквозь слёзы и обиду на свою генетику.       — А если серьёзно, то мне вообще без разницы: большая у тебя грудь или маленькая. Это не самое важное в тебе и не должно меня как адекватного волка серьёзно волновать. Делаем ещё один вывод: проблема не является проблемой и навязана обществом. Дальше что по списку?       — Задница.       — С ней-то что не так?       — Плоская!       — Я когда тебя шлёпнул в лифте, что-то этого не заметил. Мне кажется, ты уже выдумываешь.       Шон улыбнулся широко, лучезарно, будто бы противостоя радостью всем её плохим словам о себе, что посмели сорваться с этих чудесных, пухленьких губ. В этот момент она вдруг поняла одну маленькую, но приятную вещь: что бы ни было ею сказано насчёт комплексов, неустройств в себе, жалоб на тело и внешность, он найдёт любое оправдание, даже самое глупое и тупое, но не будет осуждать и соглашаться, переигрывая ситуацию в самом непредсказуемом ключе и смотря на неё так, как ни смотрел ещё ни на кого — безумно влюблёнными глазами.       Майя толкнула его в плечо, не имея наглости и желания скрыть ответную улыбку осознания.       — Майя, это такая глупость, — он чмокнул её в нос. — Не нужно переживать по таким пустякам. Я люблю тебя. Я хочу тебя. И никакие шрамы, маленькая грудь и плоская задница не заставят меня разлюбить или передумать дарить тебе удовольствие. Если сейчас не комфортно, давай сделаем это, когда ты будешь точно готова. Завтра, послезавтра, на следующей неделе. Да хоть через год. Отсутствие половой жизни ничего не меняет в наших отношениях. Мы никуда не торопимся.       Она вспомнила их болтовню во время ужина.       — Ага. Такими темпами мы потрахаемся лет в шестьдесят.       — Просто ты себе в голову вдолбила, что именно на этих выходных всё должно произойти. Но так только хуже. Нельзя приказать чувствам, если ты по-настоящему не хочешь, а действуешь для галочки.       — Как же меня бесит твоя правота и правильные слова.       Шон хмыкнул.       — Стараюсь.       Майя сама потянулась к нему за поцелуем, повторила тот же удивительный манёвр, который проделала на кухне. Только прикоснувшись губами к его губам, она больше чем слегка втянула их, напористо прижалась и резко разомкнула слияние, затем ещё раз, как разогрев перед началом, и, открыв рот вместе с ним, начала действовать языком, проникать глубже, страстно засасывать и двигаться в такт.       — Попытка номер два? — спросила она, остановившись на мгновение.       — Похоже на то, — поспешно ответил он и вновь прильнул к ней.       Шон продолжая целовать, прервался ещё раз лишь на моменте, когда раздевался сам и снимал с девушки футболку, и её голова проходила через ворот. Плавно он уложил волчицу на спину. Медные кудри красиво разметались на подушках. Желание прикрыть грудь руками не возникло. Майя смело раскрыла плечи, совсем не думая о комплексах, когда снова вспыхнувшая страсть требовала полной отдачи и раскрепощения. Фолл поддался вперёд, устроившись между её ног и разместив руки по обе стороны от головы, и жадно припал к соскам. Не кусая, лишь посасывая и сминая, он действовал нежно и аккуратно. Бейкер выгнулась навстречу, принимая новые реакции своего тела и пытаясь следовать внутренним ощущениям.       Шон отодвинулся, спустился ниже, скользя руками по бокам, и стянул шорты вместе с бельём. Майя приподняла бёдра и вытянула ноги, которые он потом положил себе на одно плечо, когда откидывал комок одежды за пределы кровати. Преград не осталось так же, как и обратного пути. Теперь она лежала перед ним обнажённая, неприкрытая. Он замер, задержав на Майе взгляд.       — Что-то не так? — спросила она, начиная снова переживать и бороться с желанием прикрыться, спрятать все изъяны.       Но тонкие, еле заметные шрамы его волновали. Он поражался изяществом её худенького тела.       — Всё так… Как же ты прекрасна.       Волчицу эти слова приободрили, предали смелости. Она приподнялась на локтях, потянулась к его шортам. Шон помог ей окончательно раздеть себя. Майя так и застыла глазами у него на уровне паха, с трудом сглотнула, представляя, как же будет больно и проблемно принять его в себя. Наврал. Нагло наврал.       Волк поцеловал одну коленку, другую, осторожно, без рывка развёл ей ноги и опустился на кровать животом. Она почувствовала его тёплые руки на внутренней стороне бедра и глубоко, порывисто вдохнула, а когда он коснулся половых губ, пробуя языком и исследуя складки, внутри стало жарко, а в комнате душно.       Девушка тихо застонала, поймав первую большую волну возбуждения и ощутив небольшой импульс внизу живота. Его движения приобрели активность, но по-прежнему оставались мягкими и чуткими. Вскоре Майя металась, изгибалась на постели, силясь не сдвинуть ноги вместе и, закусив губу, запрокидывала голову, закатывала глаза в момент наивысший точки удовольствия. Упасть в омут наслаждения Шон не разрешал, доводил до грани и замирал. Вскоре внутрь проникли длинные худые пальцы, медленно растягивая и подготавливая. Весь стыд и стеснения смелись под натиском возбуждения и желания большего, более глубокого ощущения. Это она запросила сама, расставив ноги шире и настойчиво прижимая его голову к себе.       Шон поднялся и поцеловал, кусая и облизывая губы.       — Садись сверху.       Майя опешила. Страх промелькнул в глазах и застывшем взгляде.       — Нет, Шон. Я не смогу. Я не справлюсь.       — Не бойся. Сама будешь контролировать ситуацию.       Он сел и откинулся на спинку кровати. Она не смело разместились сверху, положив руки ему на плечи. Мужские ладони успокаивающе погладили спину, ощущая рельеф шрамов, о которых не подумал ничего плохого. Его мысли были заняты только ею.       — Всё хорошо. Спокойно.       Шон поцеловал Майю в плечо и спустился на ягодицы, смял их, скользнул к чувствительной точке, надавливая, потрогал и погладил кругами. Она прижалась к нему теснее, вырвался немой стон. Руки потянулись в его каштановые волосы, запутались там, пока внизу лоно изнывало от желания близости. Фолл надел защиту и взял член в руки.       — Я направляю, ты осторожно насаживаешься. Не торопись. Я не буду двигаться, только держу тебя и направляю. Хорошо?       — Да. Поняла.       — Через боль не делай. Понемногу, по чуть-чуть. Я держу крепко.       Она прикрыла глаза и наткнулась на его член. Шон переместил руку обратно на бедро, другой по-прежнему держал себя. Сжав крепче плечи Шона, Майя насадилась, совсем осторожно, и тут же отпрянула вверх. Пришлось приподняться на носочки и упираться ногами в матрас, перемещая на них часть своего веса. Она сделала ещё попытку, теперь член вошёл глубже. С губ слетел стон. Больно, непривычно, но терпимо. Шон положил обе ладони на бёдра, держал стальной хваткой, но, как и обещал, не двигался. Весь процесс принадлежал Майе.       — Если бы я знала как это неприятно, то не хотела бы с таким рвением залезть на тебя.       Фолл рассмеялся.       — Это пока так и ещё несколько раз будет, а потом привыкнешь, твоё тело подстроится под это занятие.       Она насадилась до середины и вновь пристала. Боль была смешана с жжением, однако становилась менее ощутимой. Приходило притупленное наслаждение. И вот получилось сесть полностью.       Шон откинул прядь рыжих волос, провёл рукой по её щеке и поцеловал, мягко и нежно.       — Молодец. Поднимайся и сделай это снова.       Майя медленно поднялась, выпустила его из себя. Шон слегка нажал двумя пальцами на клитор, погладил от лобка до входа несколько раз, скользя по смазке. Она, поддавшись инстинктам, двинула бёдрами, вторя его движениям, старалась получить больше незнакомых, но приятных ощущений. Его губы впились в маленькие, сочные груди. Руки волнительно водили круги по соскам-горошинам. Волчица прогнулась в пояснице, утопая в удовольствие. Боль между ног притихла. Она насадилась ещё раз. Он по-прежнему помогал, однако теперь поддерживал снизу, разместив ладони на обратной стороне бёдер. Опустившись до конца, Майя поднялась и опять накрыла его собой.       Медленно движения переходили к фрикциям. Теперь Шон слегка подталкивал её наверх, запрокинув голову от вожделения. Бейкер не сдерживала томные вздохи и короткие стоны, как, впрочем, и редкие ругательства, никогда не вырывавшиеся из её рта. Фолла такие изменения не удивили, лишь предали остроты ощущениям. Увидев, как ему хорошо, она ещё больше раскрепостилась, наращивая темп и опускаясь резче, глубже.       Он притормозил движения, желая сменить позу. Теперь оборотень лежал на спине и прижимал волчицу к себе, что позволяло им ненасытно и неотрывно целоваться, не стесняясь причмокивания и обилия влаги между губами. Двигались его бёдра, не вколачиваясь, а плавно скользя и чуть останавливаясь, когда член полностью погружался в лоно.       Вскоре Шон вздрогнул, сдержав стон и крепко сжимая локоны её волос. Наивысшее наслаждение не заставило себя долго ждать. Майе потребовалось время и его дополнительное внимание. Она смогла получить самый первый в жизни оргазм, когда он продолжил неторопливую стимуляцию руками. Это было так хорошо, ярко и крышесносно.       — Я, кажется, тебя люблю, — сказала волчица, ощущая, как возбуждение начало отпускать, перестало сжимать её в тиски и заставлять задыхаться стонами.       — Только кажется? — переспросил он.       Её сердце, что в последние минуты стучало ускоренно, успокаивалось. В грудной клетке устало отозвалось два быстрых удара — остатки от возбуждённого клокотания. Она отрицательно замотала головой, улыбаясь и чувствуя замедление внутри себя, которое снова готово было исчезнуть под натиском чувств и определённых мыслей. Красивая женская улыбка становилась ещё шире, счастливей. Плохо доходило осознание, что все страхи и опасения напрасны, но оказалось таким искренним и светлым это признание:       — Нет. По-настоящему люблю.