Залечи мои раны

      Ещё никогда так не было легко, никогда так глубокого не дышалось грудью. Слёзы на лице Макса высохли окончательно. Для него имела значение только Мия, которая искренне сказала долгожданное «прощаю». Заветное слово, разрушившее все страхи и сомнения, эхом, как многократное подтверждение звучало в голове, находя отклик в спокойной душе. В груди больше ничего не разрывалось, не томилось и не изнывало. Место освободилось для другого, более приятного и ценного. Того, что они заново создавали прямо в эти минуты. И их любовь, не прежнюю, не недавнюю, ещё не забытую, а ту неповторимую, особенно дорогую, удалось без сожаления и горечи отпустить. В один миг, в одну секунду. Промучившись долгое время, сейчас они смогли попрощаться с ней легко. Она потеряла свою ценность под натиском чего-то нового, большего.       Пусть те они, молодая студентка журфака, столкнувшаяся со сверхъестественным, и балагур-оборотень, продолжат жить в прошлом, воспоминанием наведываясь в голову, но не в сердце. Теперь у Макса и Мии другая судьба. Начиналась другая история любви. Жизнь записывала новые строчки под их диктовку, сочиняла неизвестную мелодию, что только набирала темп и звучала тихими мягкими аккордами вместе с трепетными вздохами, полу-стонами и неровным дыханием.       Этой ночью разрешено было всё. Любое желание, нетерпеливый каприз, касание. Предоставленные друг для друга, отдалённые от людского мира и действительности. Единственное, чего нельзя — наглядеться. Нет, никак не сможешь сделать того вдоволь, насладиться до грани, до отвращения, уже так знакомого им обоим. Всё сначала, с чистого листа. Последняя попытка стояла на кону. Шанс, который не следовало бы упускать. И они им пользовались, упорно старались смести страх неизвестности натиском чего-то зародившегося, неимоверно интимного и близкого.       Вещи — оболочка, мешающая разглядеть настоящее. Сейчас они были излишними, срывались торопливо, падали на пол хаотично. Обнажаясь не телом, обнажаясь душой, Мия зазывала Макса к себе, требовала прекратить страдания и отвлечься на неё — любовь всей его жизни. Фолл, ведомый чувством, слушался, смотрел как она обнажается и более не желал медлить. Внутри бурлило, гудело.       — Отпусти всё, — шептала ему Мия. — Себя в первую очередь отпусти. И перестань мучиться. Возьми меня. Я готова, я дам тебе всего, что ты попросишь.       Девушка посмотрела на волка так, как он всегда обожал: смело, уверенно, с высоко поднятой головой. Спина выпрямленная, грудь без стеснения выставлена вперёд. Перед Максом ей нечего стесняться. Ни изуродованной шрамами груди, ни искалеченной жизнью души.       Это было сродни вызову. Волчьи серые глаза блеснули золотом. Мия закусила губу, подавляя довольную улыбку, нежно и в то же время дразня провела пальцами линию от своей ключицы к ложбинке, ниже, по животу, ещё ниже, коснулась себя… На секунды, слегка. Но этого хватило, чтобы волк сорвался. Жадная хватка. Голодные, ненасытные поцелуи. Её руки на собственном теле сменились его руками. Теперь он проводил линии, проходил по давно известным и изученным дорожкам.       — Всего, что попрошу? — уточнил Макс, хотя прекрасно помнил, что она сказала. Страстная ухмылка украсила его хищное лицо.       — Да, — подтвердила Мия. — Сегодня я твоя.       — А завтра?       — А завтра… — в её голосе промелькнула игривость, — смотря, как ты меня будешь любить. Может быть, и завтра, и послезавтра, и послепослезавтра… Всё в твоих руках, Фолл.       Оборотень склонился к женскому лицу, проникновенно посмотрел.       — Тогда хочу попросить, чтобы ты тоже меня любила. В эту ночь. Справишься?       — Справлюсь, не оплошай и ты.       — Договорились… — с этим словом Макс настойчиво поцеловал, дотрагиваясь её носа своим носом и в последний раз спокойно вдохнув.       Мия закрыла глаза, полностью доверяя, разрешая себе чувствовать мужчину на более глубинном уровне, проникновенней. Она, опираясь на руку, плавно повалилась назад, на мягкую поверхность дивана. Фолл потянулся за ней.       Вскоре русые длинные локоны небрежно разметались по вороху подушек. Волк навис сверху, стараясь не задеть струящийся шёлк, не потянуть. Его габариты не позволяли свободно действовать на ограниченном узком пространстве. Но желание любить было сильнее дискомфорта.       — Я хочу тебя, — еле слышно произнесла девушка. — Сильно. Хочу каждый сантиметр, хочу всего.       Не тела, а нечто другого, что больше принадлежало Фоллу. Его самого. То необъяснимое на словах, но ощутимое.       — Начинай, — шепнула она, обдав его ухо горячим дыханием.       Макс улыбнулся, смахнул волосы с её лба, полностью открывая лицо, наслаждаясь обаянием, прекрасным, чего никогда не нарушали шрамы.       — Дай на тебя ещё немного наглядеться.       Мия открыла глаза, перестала торопиться, но лишь на время. Она чувствовала, как ему важно это сказать. Слишком интимный момент. Девушка не хотела его упускать.       — Ласковая, нежная… нетерпеливая. Ах, маленькая. Каким же счастьем и несчастьем ты для меня обернулась.       — Но ты никогда бы не отказался от меня?       — Никогда…       Оборотень больше не заставлял полувампиршу ждать. Теперь он расскажет всё невысказанное поцелуями, движениями до дрожи в мышцах, будоражащими касаниями, стремлениями и стараниями.       — Начинаю, — слегка с усмешкой проговорил Макс, помня о её нетерпении. — Держись крепче.       Мия положила руки на мускулистую грудь Фолла, немного задержалась там и, поглаживая, ушла к ключицам, плечам, обняла за шею. Она непроизвольно выгнулась, подстраиваясь, желая быть к нему ближе, стала дышать чаще, чувствуя, как горит изнутри сама и как пылает Макс. Душно, жарко, волнующе.       Фолл прошёлся по талии, невидимо обрисовав её плавные изгибы, очертил округлости бёдер. Пышущая здоровьем, мягкая, аппетитная. Вкусная. Так бы и съел. Он крепче ухватился за таз и плавно направил его на себя, прижимая и двигаясь. Мия глубоко вдохнула и задержала дыхание, чувствуя телом, что Макс весь напрягся. Он пытался быть как можно нежнее и пока держал пылкость и страсть под контролем. Она же попросила об обратном…       Чарующая тишина стояла в квартире. Её покой иногда нарушали отголоски движений, еле слышный скрип мебели. Тихо лился лунный свет, серебром подсвечивая обнажённую матовую кожу. Близость телесная дополняла близость душевную. Лишь дополняла, делала её восприятие ещё ярче и приятней. Было не оторваться. Теснее, глубже, сплетаясь телами, душами, всем тайным и явным, внутренним и внешнем.       Любовь, в отличие от страсти, не спугнуть отступлениями. Она как наполняла Мию и Макса, так и продолжила наполнять до самого утра. Любовь, в отличие от страсти, не нужно подпитывать, подбрасывать в её костёр дрова. Она затихала, разгоралась, полыхала сама собой, не смея превратиться в остывшие угли.       С рассветом пришла усталость и вернулось чувство времени. От пота стали липкими тела. Мышцы приятно болели. Внутри ничего не беспокоило и не нарушало блаженства, яркого послевкусия множественных удовольствий. Растянувшись уже на свежих простынях кровати, хотелось отдыха и присутствия друг друга.       — Заслужил ли я твоей любви на завтра? — вдруг спросил Макс, нарушив долгое молчание, которое бывает наиболее приятным с поистине близким человеком.       Он лежал на спине, закинув руки за голову, и смотрел в потолок. Рядом находилась Мия. Она не спала, даже не дремала — волк понимал это по дыханию — и, усмехнувшись, повернулась на бок, к нему лицом.       — Я же пошутила. Тебе ничего не нужно заслуживать, — девушка положила ладонь на его горячую обнажённую грудь, погладила и шёпотом протянула: — Сегодня ты был особенно хорош.       — Как, впрочем, и всегда, — больше с шуткой в свою сторону, чем с самодовольствием добавил Макс.       — Здесь я очень даже с тобой соглашусь.       Тонкие женские пальцы вольничали недолго. Фолл подхватил их и приблизил к губам, перебирая, поцеловал каждый. Мия на долю секунд задумалась, наблюдая за его действиями, и потом уверенно произнесла:       — Я хочу надеть обручальное кольцо.       Это оказалось неожиданным заявлением. Мужчина не показал собственного смятения и ответил небыстро, с некоторой паузой. Ему было приятно непоколебимое решение полувампирши, но, казалось, что для подобных решений ещё рано. Только Мия настойчиво доказывала обратное, всей душой и её порывами стремясь как можно быстрее влиться в русло своей прежней жизни, хотя бы слегка, лишь окунуться в неё, ведь она так долго этого ждала.       — Ты точно… — начал Макс, но девушка его перебила.       — Точно, Макс. Я уверена. Я хочу его носить, взять своё имя и свою фамилию. Хочу быть полноправной матерью Майка. Хочу вернуться к тому, что я оставила. Я же не просто человек…       — А Рождённая Луной…       Фолл не мог не рассказать Мии о важной части её жизни. Есть ключевые события, переломные, которые дали начало их совместной истории. И как бы оборотень не хотел оградить вновь живую жену от опасности, не имел права. Он задал банальный вопрос, на который всегда знал ответ:       — Ты хочешь вернуться к жизни Рождённой Луной?       Не к работе, не к обязанностям, состоящей не только из решения чужих проблем, а к жизни. Всё это было столь глубоко и серьёзно, что Мия не могла представить насколько. Зато мог Макс, мечущийся внутри себя от мук выбора. Стоит ли ему останавливать девушку?       Как сияли её глаза! Какой неподдельный интерес читался в них! Она другой ответ не дала бы, только этот:       — Да, если возможно.       А если невозможно, Рождённая Луной сделала бы это возможным вопреки даже собственным убеждениям, не говоря уже о личных взглядах Фолла и других, возможно вставших на её пути и помешавших.       Тяжёлая тень грусти легла на лицо Макса. Его брови нахмурились и свелись к переносице, на лбу появилась морщинка. Взгляд опустел и застыл на потолке.       Мия никогда не была приверженцем чужого мнения и придерживалась только своим внутренним ориентирам, но прислушаться к тем, кто поистине ей дорог и близок, имело смысл. Реакция оборотня вызвала смешанные чувства.       — Тебя это огорчает? Ты против? Я бы могла повременить с этим, пока всё не наладится.       Фолл перевернулся на бок, отзеркалив позу девушки. Он всегда, что раньше, что сейчас, готов был принять любые решения жены. Но как же быстро и громко забилось его сердце, когда она заговорила о том, чем дышала в прошлой жизни, куда вкладывала все силы. После укуса вампира девушка престала быть просто Мией. Мия стала Рождённой Луной, Стражем Сумерек. Выдержит ли она это бремя снова? Что теперь с её силами? Почему ослаб гипноз? Как обстоят дела с регенерацией? А если… Слишком много непростых вопросов.       — Мия, ты можешь делать всё, что угодно. Только тебе решать, как жить. Я во всём тебя поддержу… но я также очень волнуюсь и по-настоящему боюсь за тебя.       — Сама боюсь, Макс, — она придвинулась ближе, прижалась к Максу под одеялом, обняла.       Кожа к коже. Тело к телу. Самое сокровенное звучит при близких контактах. Суть, вся глубина и искренность передаются не через слова, а через тепло одно на двоих, через соединяющее прикосновение.       — Я чувствую, как во мне живёт это, как оно просится наружу, зовёт меня. Вернётся или не вернётся память… не смотря ни на что… я знаю — это моё. Прошу, только не переживай за меня и поддержи.       Фолл согласно, мягко моргнул. На её душе разлилось тепло, как неторопливо и легко растекается золотистый мёд по поверхности, нагреваясь от солнечных лучей и ещё больше сияя изнутри. Макс дотронулся до лица девушки, погладил щеку тыльной стороной пальцев, выступающими костяшками, нежно окаймил скулу. Его губы слегка дрогнули, приобретя мягкий изгиб уголков вверх.       — Тогда крепись, мой трепетный герой. Потому что остались считанные дни, — он усмехнулся, — относительно спокойной жизни.       Это было чистым безумием — возвращаться к жизни Рождённой Луной. Вечные поездки, перелёты, нескончаемые приключения для пятой точки, решения конфликтов, движение, беготня. Он помнил, как Мия, приезжая домой с очередного «задания», сутками отсыпалась и не имела сил для рыданий, которым часто так хотела предаться, чтобы сбросить с себя груз других. От постоянной усталости и обязанности быть соединяющим звеном между Светом и Тьмой она страдала, но горела своим делом. Горела, не погасая. Макс видел в любимых глазах чистый интерес и искреннее желание помочь всем нуждающимся. Мия приняла свой рок. А он всячески поддерживал своего героя. Так почему же сейчас им не сплотиться вновь?       — Я знала, что ты меня поддержишь.       Девушка широко улыбнулась, не смея гасить в себе искреннюю радость.       — Я поддерживал все твои идеи… какими странными они ни были.       Оборотень вспомнил типичные действия Мии. Они всегда безотказно работали. Он терял над собой контроль даже когда упёрто стоял на своём. Жена творила невообразимое, иными словами: приручила зверя, найдя хитрый к нему подход, беря лаской, привязанностью. Мие, жаждущей об этом узнать, не нужно было задавать вопросы. Макс сам начал рассказывать, растворяясь в приятных чувствах, пришедших вместе с воспоминаниями.       — Ты прекрасно знала меня, запомнила все привычки, особенности, до мелочей исследовала не только тело, но и душу. Также хорошо ты знала и моего волка, слышала и слушала его. Я ещё никому не разрешал настолько погружаться в меня. Ты не спросила даже разрешения. Варварски нагрянула и вытянула все секреты… «Фолл, ты такой предсказуемый. Я не вижу тебя, но знаю, как ты скривился от моих слов, мысленно выругался и бубнишь про себя как старый нудный дед», — немного изменив голос, Макс передал давнишние слова Мии.       Это позабавило их обоих.       — А ещё это: «Держи хвост трубой, Фолл». И всегда такой взгляд… — он задумался, не знал, как описать точнее. Это взгляд стоял перед ним в голове. — Может, насмешливый… Нет, не насмешливый, а ехидный. Слегка ехидный, да. Я обожал его и множество других твоих взглядом на все случаи жизни. Но и ты для меня была не менее предсказуемой. Я знал всё, проникал в самые чертоги. Наши отношения держались на глубоком доверии, которое строилось не один год…       Ему было приятно окунаться в их прошлую семейную жизнь, рассказывать о ней после близости так просто, непринуждённо. Он оттолкнулся от этих моментов, пошёл к другим. В Максе проносилась полноценная кинолента с самыми памятными эпизодами. Жаль, что только он видел её.       Полувампирша внимательно слушала оборотня и делала определённые выводы, многое понимала по его лицу, сменяющимся чувствам, которые улавливала как никогда ярко. Правду говорили нежные поглаживания грубой мужской ладони, голос.       Она уверенно сказала:       — Ты был идеальным мужем.       — Нет, — честно ответил он.       Был хорошим, понимающим, заботливым, но не идеальным. Фоллу не хотелось огорчать Мию и говорить о конце, который предотвратила её беременность, о периоде, когда они каждодневно ругались, ревновали, не доверяли друг другу. О том, когда перегорели как спички, угасли, не надеясь вновь зажечься. Нашли бы они в себе силы восстановить счастье, лежавшее в руинах и припорошённое горьким пеплом, если бы не Майк, если бы после хрупкого перемирия не случилось долгожданное чудо? Смелая попытка была, но на сколько хватило бы желания крепко полюбить друг друга вновь? На пару дней? Месяц? Или навсегда?.. Макс стиснул зубы, запихав эту тайну глубоко в себя. Пусть Мия узнает о ней из собственных писем, а он будет молчать. Но, кажется, она и так всё знала каким-то удивительным, необъяснимым образом. Память здесь играла даже не второстепенную роль. Есть вещи, неподвластные ничему.       — Это утверждение. Ты был идеальным мужем.       Зная обо всех слезах, которые скатывались с её глаз по его вине, отдалённо слыша всхлипы, выдохшиеся крики… Фолл возразил:       — Никогда не был. Разве можно быть идеальным?       — Можно…       Мия коснулась его губ, отрывисто, не долго поцеловала Макса, расшевелив желание, потом ещё и ещё раз. Фолл увлёкся, но это не погубило его интерес. Он нехотя отпрянул и спросил:       — Это ещё почему? Объяснись.       — Ты кое-что опускаешь. Посмотри на всё иначе. Разве плохо ты меня ощущал? Разве не понимал совсем? Разве не знал все изъяны и «колючки»? То, что внутри тебя, для меня идеально. Вот в чём твоя идеальность.       Макс, не отрываясь, будто поглаживая, переместил ладонь с лица Мии на шею, отодвинул волосы. Между множеством мелких шрамов затесалась метка, подтверждение, которое не требовалось.       — У оборотней это называется «родственная душа». А я и забыл…       Слишком было хорошо. Слишком было не до этого.       Девушка положила свою руку рядом с его рукой, нащупала ту непростую, особенную неровность кожи.       — Сюда ты укусил меня.       — Укусил, да. Я смутно помню, если честно.       Это было чистое безумие. Как опьянение с последующим похмельем. Ночь в палатке, первое сближение после длительного отдаления и времени страданий показали, что все ощущения и догадки до этого были не плодом воображения, возникли не с пустого места. С их встречи, с той самой на мосту, обоим стало понятно, что есть что-то связывающее их и, к сожалению, пока не известное. А теперь всё ясно без слов. Истинная пара воссоединилась.       — Ты видела, как зверь вытеснял человека, который его не слушал и не верил. В такой момент грань между сущностями тонка.       — Я видела твои когти, горящие глаза… Мне не было страшно.       — Тебе никогда не было страшно. Как бы я не запрещал, ты всё равно смотрела на моё обращение, бездумно рвалась навстречу смерти, жертвовала собой. Моя смелая, невероятная, — Фолл взял девушку за подбородок и уверенно шёпотом проговорил: — Больше никогда не смей меня бросать.        «Не смей, иначе я уйду за тобой и верну тебя столько раз, сколько потребуется», — иначе звучали его слова. Ещё одной трагедии он не выдержит.       Осталась только тишина, дыхание и быстрый горячий стук сердца. Макс замолк и внимательно смотрел на это создание Луны, на молодую красоту, которая никогда не состарится и будет цвести, каждый будущий день радуя его. Сожалению не было здесь места. Волк был спокоен за Мию. Она проживёт долго, дольше чем он сам, ещё столько всего сделает для мира и себя, догонит упущенное время, зацветёт ярче…       «Мой герой», — восхищённо думал мужчина и верил в происходящее.       Мие хотелось плакать. Как он её любил… До смерти, до боли, до слёз. Глубоко, преданно и красиво. Об этой любви не рассказать. Её можно только почувствовать.       — Оставайся со мной, — так же тихо продолжил Макс. — Оставайся навсегда… Мия.       — Останусь, я обещаю…— правдиво ответила полувампирша. — Я ещё поборюсь за себя и за нас.       — Поборешься. Ты у меня сильная.       Фолл обнял девушку, высоко натянул одеяло, до самого подбородка, поцеловал в волосы, зарылся носом в их ворох.       — Спи. Завтра с утра напечём блинов с мёдом. Заманчиво, чтобы быстрее заснуть?       — Очень даже заманчиво.       — Ну вот и славно, засыпай…       Мия увидела, как Макс закрыл глаза, ещё крепче и надёжней сжав её в своих объятиях. Понадобилось несколько минут, чтобы дыхание оборотня замедлилось. Он впервые за последние пять лет заснул спокойно, глубоким, беспробудным сном, впервые не боялся за Мию, что она исчезнет, снова оставит его, не боялся проснуться и почувствовать холод мёртвого тела, не боялся начать новый день с апатией и нежеланием жить. Завтра для него было лучше, чем вчера. Для полувампирши тоже, она всем сердцем надеялась на это, разрешая себе тихо заплакать от долгожданного счастья и определённости, от сожаления об упущенном времени, от разлуки с мужем и сыном. Плакала ещё и от неясного, нагнетающего предчувствия, что вдруг родилось внутри, вылезло будто из неоткуда. Мия утёрла слёзы, сомкнула веки, и сквозь забытое, совсем неважное, что проносится мимо нас и никогда не вспоминается вроде людей, встречающихся на улице, или вида из окна автобуса, выделилось воспоминание.       Мужчина в чёрном костюме и в тёмных солнцезащитных очках несколько раз за всю прогулку с Майком попадался ей на глаза. Он наблюдал издалека, незаметно, появлялся и бесследно пропадал, стоило полувампирше им заинтересоваться и почувствовать неладное. Слишком странно и подозрительно. Мию облило холодом и жаром.       «Ещё встретимся», — говорил весь его вид, и казалось, что она уже до этого где-то с ним встречалась.       

***

             Лес для оборотней ночью был куда приятнее, чем днём, а для молодых влюблённых оборотней тем более, это настоящее спасение от чутких ушей и любопытных глаз сородичей. К тому же темнота была верным другом молодёжи, ведь покрывала своей плотной вуалью личные тайны и тихие встречи. В её омуте можно расслабиться, самозабвенно целуясь и зная, что охрана покоя надёжная. Майя и Шон тоже так считали, прогуливаясь по дальним берегам реки, именно там, где после песка начинался травяной покров и кое-какая земля.       Монотонность тишины прерывали их шаги, хруст ветвей, на которые наступала подошва, негромкие разговоры и серебристый плеск реки. Луна наливалась светом, с каждой ночью заметно полнела, чем сильно волновала спящую волчью сущность и горячую кровь. Небо выглядело совершенно безоблачным, чистым, что подметил Фолл, задрав голову. Звёзды маняще перемигивались в вышине, приятно кружилась голова от созерцания столько прекрасного, далёкого, вечного. Приближалась осень. Её прохлада ощущалась слабо, хотя Бейкер, как самая великая мерзлячка, уже надела тонкую куртку. Шон для большего тепла напялил ей капюшон. Волчица голову не открыла, но недовольно фыркнула и забубнила:       — Прям как с маленькой. Не замёрзну я.       Волк, как всегда, нашёл что ответить:       — Тебе же это приятно. Я знаю.       Убеждать в обратном и врать Майя не захотела. Забота приятна, чего таить, и, может быть, это ещё мягко сказано. В период наивысшей пылкости их чувств, то есть сейчас, в данный период времени, любое внимание воспринималась иначе, чем могло восприниматься на самом деле, сверхчувствительно. Но признаться — значит принять поражение. Тогда же он совсем задушит её опекой! Поэтому ничего гениальней она выдать не смогла. Прозвучал универсальный аргумент:       — Ну и что?       Фолл усмехнулся и толкнул Бейкер в плечо, слегка, чтобы не улетела куда подальше. Она опасно пошатнулась, но всё же устояла на ногах.       — Что-что, вредная ты.       — А ты будто бы нет?       — Конечно нет.       Майя нахмурилась и насупилась, находясь сегодня и без того не в духе.       — Скажи спасибо, что только вредная.       — Спасибо. Ведь ты могла оказаться настоящей рыжей бестией.       — А, может быть, я и есть бестия? Откуда тебе знать?       — Действительно, — Шон с иронией и оглядел её. — На две головы ниже меня, такая мелкая, с надутыми щеками и взглядом как… — он рассмеялся, не договорил, что она напоминала ему милого щенка. — Ты не умеешь злиться, Майя, даже не делай жалких попыток.       Она притворно, стараясь изобразить искреннюю радость, улыбнулась и захлопала глазами как глупая, легкомысленная девица, имеющая в голове не мозги, а кучку опилок, и излучающая один позитив.       — Вот так лучше? Уже не выгляжу злой и вредной?       — Нет, актриса, не сойдёт.       Больше Фолл перепираться не желал, притянул Бейкер ближе, ухватившись за тот злосчастный капюшон, склонился и мягко, уже давно не пробуя и не осторожничая, прикоснулся к губам. Вышло несколько нагло, самонадеянно. Долго вредничать волчице не пришлось. Под напором поцелуя она сдалась и успокоилась, руки уверенно легли волку на грудь, а позже сползли ниже, к животу, дотрагивались до него кончиками пальцев через кофту.       И только желание стало нарастать, Шон отпрянул, напоследок лизнул языком поверхность губ, как бы не завершая, но и не давая точной гарантии на продолжение. Он отодвинулся не далеко, так, что их горячие дыхания встречались.       — Надеюсь, у тебя больших секретов от меня нет. А то как вылезет что… и получу я самую настоящую бестию.       Фолл проговорил это с развязной интонацией, всё ещё шутя из-за хорошего настроения. Но на лице Майи неожиданно промелькнула и осталась серьёзность. В этот раз девушка не подыграла ему и восприняла слова близко к сердцу.       — Намекаешь на то, что я тебе не доверяю? Не всё рассказываю?       Шон опешил, совсем не ожидая подобной реакции.       — Нет. Майя, нет. Я же не это имел в виду, просто пошутил.       Волчица отвела от него взгляд и пошла вперёд, скрестив руки на груди. Волк моментально понял, как задел нечто противоборствующее, больное внутри неё…       Теперь они почти не тешились скромностью и с предельной внимательностью познавали друг друга. Всегда находилось ранее неизвестное, удивительно новое. Они раскрывались, вытаскивали из своих закоулок самое тайное, то, что хранили ревностно и бережно, позволяли прикасаться не только к телу, но и к душе, принимать её так же искренне, любя. И пусть Майя показала шрамы, разрешила целовать каждую уродливую белую чёрточку на спине, но их появление обрисовала в двух словах и умолчала о тяжёлых последствиях. А те терзания, которые всё больше мучили, изводили и неоднократно чувствовались самим Шоном, по-прежнему жили внутри. Волчица хотела ему открыться, но боялась реакции, самой худшей, что только возможна, боялась показать несовершенную, правдивую часть себя и разочаровывать. Так просто рассказать о своей неполноценности? Или в красках описать, как её действия разрушили чью-то жизнь?.. Это была большая тайна, губительная и с каждым днём разрастающаяся мука, рана одна из многих. Только Энн она удостоила малейшей части переживаний, но то было так давно, так скомкано и стыдливо. И просто, как сложить два и два, ничего не выходило, многое сопротивлялось, мешало поделиться наболевшим.       — Эй-эй-эй. Постой, — спохватился Шон и в три шага догнал Майю, развернул за плечи. — Майя, я ляпнул, не подумав. Нет, нельзя полностью отдаваться друг другу, личное должно быть. Я ничего от тебя не требую. Захочешь — скажешь. Не захочешь — не нужно. Наше доверие не зависит от того, насколько много рассказала ты о себе или я.       — Ох, Шон… — тихо и с сожалением произнесла Бейкер.       Нелегко приподнялась её грудь, изнывая от тяжести. Хотелось скинуть с себя груз и снять петлю с шеи, но если она это сделает, наверняка потеряет то, что имеет. И Шон, и Энн… И не сможет спокойно посмотреть в глаза родителям.       — Что у тебя там внутри происходит?       Он всё так же крепко держал волчицу и терпеливо ждал, готовясь услышать любое, даже самое мерзкое и отвратительное откровение. Майя колебалась, но стоило ей заглянуть в глаза, уже ставшими родными, как поняла, что больше не сможет запираться и отдаляться от Шона. Тайна тянула на самое дно, мешала жить, а девушка хотела цвести, любить и доверять. Она рискнула и осознанно произнесла:       — Я не пробуду с тобой столько времени, сколько дано оборотням. Я изувеченная, Шон, живу на обезболивающих таблетках. Каждое моё движение аукнется жутким нытьём в костях. Я не рожу ребёнка, не смогу быть полноценной волчицей, не обращаюсь, потому что мне нельзя. Я всегда чувствовала себя чужой среди своих, униженной самой жизнью.       Признание прозвучало поспешно. Майя хотела быстрее отмучиться. Казалось бы, отмучилась, выпалив всё, тревожащее её, но самая страшная мука была впереди — реакция Шона. Он некоторое время молчал, а потом сказал:       — Я знаю.       — Что? В смысле знаешь? — она опешила, ничего не понимая.       Волк взял волчицу за руку, чтобы был телесный контакт, самый проникновенный, самый надёжный для сближения.       — Сознаюсь, я попал на беседу к твоим родителям.       — Вот почему они стали к тебе лояльней…       — Да, отчасти. Но о многом догадался и сам.       Сердце заколотилось от резко нахлынувшего волнения, к щекам прилил жар, и стало душно, но Майя не дрожащим голосом спросила:       — И тебя это не отталкивает?       Он отрицательно покачал головой.       — Нисколько.       Первый камень свалился с её души, подарив облегчение. Петля, затянутая на шее, ослабла. Дышать стало свободней.       — Если тебя это не пугает… — наткнувшись на серьёзный взгляд Шона, она осеклась.       Нет, его ничего не пугает. Он с ней, по-прежнему сильно любит и оберегает, а ведь всю правду узнал не сейчас, раньше, и это не стало поводом для расставания. Глупая, глупая Майя…       — Я поняла, Шон. Только… только не будь для меня очередной нянькой.       — Не буду. Не стесняйся тормозить меня, когда я перейду черту дозволенного.       Волчица кивнула. Шон залез в карман, что-то нащупал. С помощью отличного волчьего зрения в темноте Майя увидела небольшой пузырёк с таблетками.       — В машине нашёл, за кресло закатилось, — пояснил парень.       Он вложил обезболивающее в её руку. Она сжала пальцы, скрыв от его глаз свой секрет, который таковым уже не являлся, опустила голову и неловко проговорила:       — Спасибо. Думала, совсем потеряла. Эта дрянь жутко дорогая… — Майя неловко отвела взгляд в сторону.       Шон дотронулся до подбородка девушки, но не обратил внимания зелёных глаз на себя, мягко провёл пальцами дальше, пошёл прикосновениями по контуру челюсти, приближаясь к щеке.       — Мне неважно то, что ты не такая как мы. Ты всего лишь другая. Я люблю тебя со всеми особенностями, изъянами и тараканами в голове. И любви от этого меньше не становится. Передо мной всю жизнь был отличный пример не только родителей, но и дяди. Ты бы знала, как он любил свою полувампиршу, ту, которая должна быть его врагом. И поэтому… — он тепло улыбнулся, — со всеми трудностями мы справимся. Ничего не бойся.       Майя порывисто и крепко обняла его за шею, капюшон свалился. Глаза защипало от слёз, но она силилась не заплакать, зажмурилась. Ей были так важны и дороги эти слова.       — Прости меня дуру… Прости… Ты столько раз говорил и доказывал, как сильно меня любишь. А я не верю, сомневаюсь, боюсь…       Фолл стиснул девушку в ответ, говоря тем самым, что ценит её откровение, оголённую специально для него душу. Он зарылся руками в локоны, поцеловал в лоб, в волосы и зашептал:       — Больше не бойся открываться. Нет такой тайны, за которую я бы тебя осудил. Сколько угодно рыдай на моей груди, но не закрывайся, не молчи… Моя нежная, моя ранимая Майя…       — Я тебя так люблю… — со вздохом, почти неслышно сказала она и поцеловала оборотня в шею, почти невесомо, слишком легко.       Не требовалось тех же слов в ответ. Майя знала всё без них, каждое прикосновение Фолла, его поступок, действие это подтверждало. Он тоже сильно любил.       Они простояли немного времени молча, оно, казалось, длилось чарующую вечность, текло медленно под звуки реки и леса, под их дыхание и биение сердец, под томные, неспешные поцелуи. Волчица первая прервала уединение, отпрянула, поджав раскрасневшиеся мокрые губы, со смягчившемся взглядом посмотрела на Шона, погладила его щеку, сказала:       — Я кое-что важное задолжала Энн. Помнишь тот день, когда у меня случились неприятности, и эта девушка оказалась у нас?       — Да. Я переживал за тебя… Но тогда мы только дружили.       Это вызвало у Бейкер небольшую улыбку, уголки губ лишь немного приподнялись.       — Я хочу этим поделиться с тобой, хотя должна всё рассказывать Энн… многое мешает мне. Каждый раз, когда я ложусь спать, те воспоминания маячат перед глазами, они мучают меня. Чем больше времени проходит, тем труднее… Мне стало бы гораздо легче, если ты бы смог меня выслушать. Может, после я осмелюсь рассказать всю правду Энн.       — Да, конечно. Если хочешь об этом поговорить, то я буду только рад твоей откровенности.       Шон не ожидал, что Майя заведёт сегодня разговор именно об этом. Фолл уже давно хотел пристать к ней с расспросами о ночи, окутанной туманом загадочности и неясности. Его кое-что особенно волновало…       Они решили не стоять на прежнем месте, сошли к реке. Как неожиданная удача на берегу им попалась большая крепкая коряга. Фолл предложил разжечь маленький костерок. Бейкер согласилась и неоднозначно покосилась на волка, у которого нашлась зажигалка.       — Даже не думай, я не курю.       — Ладно, верю.       Она принюхалась.       — Ну не пахнет от тебя. Пока верю.       Шон закатил глаза и сел на корягу, потянул Майю за собой и усадил на колено.       — Удобно?       — Ага.       Волчица обняла его за плечи, прижалась щекой к щеке, смотря на огонь, который разгорался, кидая снопы искр и выпуская дымок, стремящийся вверх. Под треск сухих веток она начала:       — Энн… эта неимоверно сильная духом девушка пострадала из-за меня. Моё желание быть самостоятельной и нужной сломало человеку жизнь... Меня мучает осознание того, что, если бы не я, она жила бы по-другому. Я виню себя всякий раз, когда у Энн возникают проблемы с памятью или тоска по тому, что чувствуешь, но не помнишь. И я не могу признаться ей в том, что тогда она меня сильно напугала.       — И чем же?       — Запахом. Я знаю, как пахнут оборотни, знаю, какой запах у вампира, но от неё шёл странный запах. Ни тот, ни другой и даже ни человеческий. Но вот в чём ещё одна странность: сейчас если к ней принюхаться, она отдалённо напоминала бы человека, а тогда... что-то... я не знаю, как описать.       — А вела она себя как? Откуда взялась?       — Слишком странно для простого человека… Насчёт силы ничего не скажу, а гипноз она применяла. Появилась слишком неожиданно, из ниоткуда, вышла из темноты. Я уже не надеялась на помощь…       Майя замолчала, вспоминая, заново переживая в голове события той ночи, которые не забыла и не забудет, наверное, никогда. И пытаясь совладать с собой от вновь нахлынувшего страха и ужаса, что знала прежде, она начала рассказывать весь ход истории, связавшей Бейкеров с Мией.       Уходящий май, робкое начало июня. Волчица наконец-то отперла дверь. Никто уже давно не стоял напротив её комнаты и не уговаривал выйти и перестать дуться. Характером она, как и Бетти, пошла в отца. Настойчиво стоять на своём до конца, жутко упорствовать — всё это прекрасно в ней совмещалось и появлялось каждый раз, когда ситуация того требовала и её задевали за живое.       Майю не воспринимали всерьёз. Она всегда была слабенькой, больной волчицей, которая не могла совершить привычную и простую для оборотней вещь — перекинуться самостоятельно. Её холили и лелеяли, за ней постоянно следили, не упускали из виду. Но никто не мог отменить естественный ход времени, и маленькая, искалеченная жизнью девочка постепенно росла. Вместе с тем пришли первые сложности. Подростковые годы максимализма и противостояния вылились в непонимание родителей, а их любовь и ласка списывались на другое, что-то душащее и ограничивающее её.       В тот вечер волчица поссорилась с ними. Ссоры происходили и ранее, но эта ссора морально растоптала Майю, и она наконец-то узнала, кем все годы её считали близкие. Слова обожгли душу, потому что совпали с теми, в которые она сама верила. «Не волчица».       — Как раз Фоллы предложили нам рассмотреть возможность фиктивного брака твоего дяди и Ребекки. В нашей семье всегда учитывалось каждое мнение. И когда дело дошло до меня, то моё виденье ситуации отличалось от остальных. Я знаю, что и Ален был против фальшивой семейной жизни, но желал сестре только лучшего, и я оказалась полной дурой. Меня уверяли, что в нелюбви, притворяясь, живут многие, это нормально. Будто бы не Ребекку так выдавали замуж, а меня. Я вспылила... Меня задели слова папы. Он сказал, что я никогда не пойму волчьих законов, потому что сама не волчица.       На этих словах её голос дрогнул и надломился. Она затихла, молчала минуту, две… Шон почувствовал тёплую влагу на своём лице, коснулся мокрой дорожки и понял: Майя беззвучно плакала.       — Май, ты же понимаешь, что…       — Да. Мало ли, что говорят о тебе другие, но я сама считала себя такой. А отец подтвердил. Он тут же понял, что натворил, извинился. Но словом «извини» никогда ничего не исправишь. Оно как тихий шум пройдёт мимо, пока внутри всё погибает.       Шон повернулся, поцеловал её щеку, чувствовался солёный привкус слёз. Майя закрыла глаза, и одинокие капли вновь побежали вниз, к подбородку.       — Я почти никогда не плачу, и в тот момент обошлась без слёз, — волчица усмехнулась. — А вот сейчас рыдаю, как маленький ребёнок.       — Ничего, — шепнул Фолл. — Слёзы — это не стыдно. Со слезами нужно отпускать всё, что у тебя накопилось.       Кивнув и всхлипнув, Майя продолжила:       — Я хотела доказать всем, что чего-то стою, что во мне не просто так течёт кровь ликантропа. И как мы знаем, охота лучший вариант.       Достоинство волчицы было задето. Не долго думая, Майя решилась на смелый шаг, считая, что если притащит к крыльцу тушу огромного кабана, то докажет всем свою взрослость и состоятельность как личности, как альфы, которая таковой себя никогда не ощущала.       Обратиться оказалось самым сложным. Мало раздеться посреди леса и захотеть перекинуться. По щелчку пальцев этот процесс не происходит. Нужно почувствовать внутри себя зверя, приласкать его, договориться с ним, и только тогда истинная волчица выйдет на волю, желая почувствовать вкус крови на языке и ветер, запутавшийся в рыжей с бронзовым отливом шерсти.       — У меня не с первого раза, но получилось. Было до жути больно. С того момента я зареклась больше никогда не обращаться… Навыков охоты у меня нет никаких. Большую часть жизни я прожила в городе. Я не знала, как мне действовать, и куча времени ушло впустую. С нашей территории я ушла и не поняла, когда закончилась граница. В лесах Фоллов мне подвернулась «удача».       Волчица искала кабана, хотя бы самого маленького, но наткнулась на случайно забредшего медведя. Фоллы сразу подчищали места от таких внушительных хищников, только в этот раз не успели его обнаружить. Майя, щупленькая, слабая и уставшая от долгого плутания по лесу, мягко говоря, опешила при виде животного.       — Я уже не хотела ничего доказывать стаи, лишь бы домой попасть живой и невредимой. С места сойти не могла. Оставалось только сжаться и медленно отступать. Так я бы немного продлила свою трусливую жизнь. Признаюсь, что в тот момент умоляла о быстрой смерти, и родных хотелось увидеть. В последний раз…       Хищники уважали оборотней и всегда чувствовали грозившую им опасность. Но от этой забитой волчицы исходил такой сладкий, манящий страх. Добыча оказалась привлекательной и слабой. Одним ударом, что превышал собственный вес медведя в несколько раз, было возможно переломить ей позвоночник или пробить череп. Повозиться предстоит немного. Беззащитная, отставшая от стаи самка долго сопротивляться не будет.       Завыть, позвав на помощь, она не смогла. Горло сковало. Вырвался хрип жалкий и, быть может, предсмертный. Чем ближе подходил зверь, готовясь её повалить наземь, тем быстрее и отчаяннее билось молодое слабое сердце. Майя могла попросту скончаться от его разрыва. И за считанные мгновения до смерти в ней появился голос, тело было способно снова двигаться и спасаться. Волчица начала отступать и скулить обрывками, с каждым разом звучащими всё громче и громче. Она не знала, правильно ли поступает, но точно была уверена, что сделала всё возможное, чтобы спастись. Пусть хотя бы её тонкий, писклявый визг долетит до дома, где спала ничего не подозревающая семья.       — Я проклинала свою жизнь за то, что в ней я родилась оборотнем. Мне было противно умирать в теле волчицы. А ещё я представила, как меня будут хоронить в закрытом гробу, потому что зверь растерзает меня на куски.       — О Майя…       Шон обнял её ещё крепче, чуть ли не вжимая в себя. Ему было трудно поверить, что он никогда бы так сильно не полюбил эту девушку из-за несчастного случая, что она бы могла найти свой покой в холодной земле и не согревала бы сейчас его своим теплом и горячими чувствами.       Майя не останавливалась, плакала, вспоминая и пересказывая те страшные события, но особенно сильно, истерично зарыдала, когда пришёл момент рассказать о Мии.       — Я не хотела... даже не думала, что кто-то окажется рядом со мной. Всё случилось так быстро... Я не смогла помешать. Я ничего не смогла!       Один момент, секунда, и смерть отошла от неё, перекинувшись на девушку, только что вернувшейся с той стороны. Рождённая Луной не смогла бы не прийти помощь. Узнав в душераздирающих возгласах Майи оборотня, а не дикого волка, она тихо, от бессилия придерживаясь за стволы и ветви деревьев, приближалась к неизвестности. Звук вёл по смутно знакомым тропам. Полувампирша знала, что шла по территории Фоллов, и вместо того, чтобы идти к Свету, к живым, выбрала ещё немного побыть во Тьме. Теперь непозволительно долго задержалась в там.       — Тогда Энн была очень худой, со впалыми щеками, тонкими, как спички, руками и ногами, кожа обтягивала одни кости… В каких-то оборванных лохмотьях, то ли в пыли, то ли в земле. Она бы никак не смогла расправиться с медведем. А вот…       Майя зарыдала громче, вцепилась в кофту Шона так сильно, что ткань могла треснуть.       — Мне очень за это стыдно! Я подумала, что медведь мог бы отвлечься на другую жертву, а я бы спаслась! Я такая идиотка!       Бейкер забила крупная дрожь, голос охрип, мир слился в одно мутное пятно. Фолл стал гладить её по голове, утешая, успокаивая.       — Поэтому я не могла рассказать всё Энн. Она несколько раз умоляла меня, а я молчала. Молчала о том, какая я гнилая внутри! Я думала только о собственной шкуре! Я эгоистка! Я трусиха! Я ничтожество! Волки так не поступают! И отец был во всём прав, я всего лишь жалкое подобие, а не волчица!       Каждое слово Майи о себе приносило Шону неимоверную боль.       — Нет-нет-нет, — быстро зашептал волк и отрывисто начал целовать её лицо, мокрое от слёз. — Не говори так. Каждый бы на твоём месте подумал о…       — Не каждый! — зло рявкнула Майя, перебив его. — Ты бы так не подумал. Ален, твой дядя, все из Фоллов, все из Бейкеров, кроме меня.       Она попыталась вырваться из объятий, но Шон не разрешил. Под напором его силы она сдалась и вместе с остатками накопившихся переживаний выложила конец всей истории.       — Энн использовала гипноз, как это делают вампиры. Я не знаю, действует ли гипноз вампиров на животных, но у неё подействовал. Медведь подчинялся, но быстро отходил и от того всё больше свирепел. У меня хватило мозгов подавать сигналы стаи. Брат примчался одним из первых, но только медведь успел полоснуть Энн по лицу, и по инерции она головой ударилась о ствол дерева.       — И так Энн оказалась в вашей стае… — утвердительно сказал Фолл.       Майя дышала открытым ртом, успокаиваясь. Шон продолжал гладить кудрявые рыжие волосы, лишь немного замедлился. Осознание озарило его…       — И страшно было очень, и стыдно. Сейчас не меньше. Ведь если бы я не скулила, она бы не услышала, не пришла на то места, не лишалась памяти, своего лица, семьи, прошлого… Всего, Шон. Я виновата в том, что она страдает.       — Лучшее, что ты сейчас можешь сделать, — это рассказать правду, перестать скрывать. Жизнь и судьба Энн отчасти в твоих руках. Чем дольше ты тянешь, тем больше боли причиняешь Энн.       — Я понимаю…       — Когда у тебя выпадет удачный момент ей всё рассказать, просто напомни себе о том, что именно ты можешь облегчить её страдания. Ты очень поможешь, Майя. И если тебе по-прежнему тяжело, посмотри на это с другой стороны. Перестань немного винить себя.       — Как посмотреть? Как перестать винить?       — Энн сама решила прийти к тебе. Навряд ли, услышав хищных животных, она бы пошла прямо к ним в лапы.       Майя замерла, уставившись на текучую тёмную воду реки. Её как будто осенило. Волчица и раньше замечала в Энн маленькие, незначительные странности, но постоянно отгоняла от себя сомнительные мысли. А сейчас Шон прямо в лоб сказал об этом.       — Думаешь, она понимала, что творит?       — Да.       — Почему ты так уверен?       Шон не колебался, ведь Майя стала ему слишком дорога. И пусть это были всего лишь догадки, но твёрдые, почти уверенные, всё, что до этого таилось в нём, стало известно ей:       — Потому что это наша Мия.       

***

      Утром Макса передёрнуло. Тепла Мии он не почувствовал, с его груди исчезла тяжесть. Волк, боясь размыкать глаза и возвращаться в мир, где всё по-прежнему мертво и разрушено, пошарил по простыне рядом. Прохладно. Тогда он резко подорвался с места, скидывая с себя одеяло.       Но страх был напрасен. Девушка лежала на самом краю. Фолл провёл рукой по лицу, сбрасывая остатки сна, зачесал назад разметавшиеся за ночь волосы, выдохнул. Видимо, ей стало слишком жарко от тепла его тела, поэтому она и переползла на другую сторону. Раньше так происходило часто. Фолл не удивлялся, утром нащупывая свою мерзлячку рукой, подтаскивая ближе и подминая под себя. Она даже не просыпалась.       Настолько сильно он не хотел её терять, что сердце его бешено зашлось и с трудом успокоилось. Матрас прогнулся под тяжестью, Макс осторожно приблизился к Мие, которая подогнула ноги под себя, вся свернулась, пытаясь согреться. Он укрыл полувампиршу, подтолкнул одеяло под бок и прислушался. Дышит. Размеренный вдох, размеренный выдох. Ему стало намного спокойнее.       — Так и до инфаркта недалеко… — совсем тихо прошептал Фолл и встал на ноги, ища взглядом одежду.       Солнце заливало всю комнату. Настроение оказалось неплохим, даже приподнятым. Появилось желание творить. На кухню, только туда, к сковороде и кофеварке. Сегодня у них блины и кофе. Утро началось не с приятного, но оно однозначно было лучше, чем вчера.              Макс старательно выполнял обещание, данное своим героям, как вдруг раздался звонок. Мия и Майк ещё спали, когда позвонил Шон. Оборотень поспешно принял вызов.       — Шон, ты чего не спишь? — он взглянул на часы и посмеялся над племянником. — До обеда ещё далеко.       В трубке послышался очень недовольный голос.       — Очень смешно, Макс. Я вообще-то уже давно не сплю допоздна. Если ты не знал…       — Майя отучила?       — Ну да. Она думает, что я где-то умер и поэтому не выхожу на связь, а я просто сплю. Ладно, не об этом. Звоню спросить, как вы там.       — Всё хорошо.       Фолл прижал телефон ухом к плечу и виртуозно перевернул блин, подкинув его на сковороде. Поджаристое тесто шлёпнулось обратно и зашипело, ещё больше наполняя дом вкусным запахом.       — Блины жаришь?       — Блины.       — И не только, наверное, блины… — ехидно подметил молодой волк.       — И не только… — также ехидно ответил Макс и как ни в чём не бывало добавил: — Яичницу ещё.       — Вот же твоим повезло! Я бы тоже сейчас это поел.       — Мать совсем не кормит?       — Ага. Сказала: «Достали вы меня, сами пропитание добывайте, хвост в зубы и вперёд».       Макс рассмеялся.       — Это же как нужно было надоесть Хелен, чтобы она на вас осерчала? Если хочешь приезжай.       — Не, лень. А вы надолго?       — К сентябрю съедем, — Фолл неоднозначно усмехнулся.       — Не-ет, Макс! Я не к этому веду, мы с Майей вообще не торопимся.       — А к чему? — он также виртуозно, как и переворачивал, отправил готовый блин на тарелку и тонко распределил тесто по горячей поверхности. Вновь послышалось ароматное шипение. Шон уже давился слюной.       — К тому, что вы сколько угодно можете жить в квартире, лишь бы помирились и… жарили не блины с яичницей. Так понятней?       — Вполне. Уже жарили, не переживай.       — Ну вот, племянник за дядю спокоен.       Оба посмеялись, но прежний задор и дурачество, с которых начинался их разговор, куда-то исчезли из Макса. Он заговорил серьёзней, погрузившись в свою проблему и совершенно позабыв о многих вещах. Шону всегда можно открыться, заведомо зная, что он поймёт и брякнет что-нибудь смешное, невразумительное, но приятное и приободряющее. Макс поддался этому.       — Я взял отгулы на работе, хотел бы побыть здесь как можно дольше, мозги в порядок привести. Майк счастлив, это самое главное, но меня очень беспокоит Мия. Она очень...       И тут Фолл осёкся. Мия. Он сказал «Мия». Мир замер на мгновение, а блин начал подгорать.       — Вот же чёрт, — ругнулся Макс, не успев подумать, как хорошо, что здесь нет его нравоучительного Майки, и стал оправдываться: — Я об Энн. Это... Я не то...       Шон его перебил.       — Даже не думай отпираться. Я всё знаю.       Возникло молчание. Оборотень отключил плиту, взял телефон в руку и устало опёрся о столешницу. Он не знал, что сказать, как начать объяснения, да и требовались ли они?       — Мне Майя рассказала кое-что. А мальчик я не глупый, всё понял сам. Не хочу верить в другое. Это наша Мия, Макс.       — Наша-наша… — отозвался Макс. — Быстрый ты, не тугодум. Мне понадобилось много времени.       — А разве иначе может быть? В таких вещах… спешка ни к чему. Я на твоём месте с ума бы сошёл, до последнего бы не верил.       — Так я и не верил… А сейчас никаких сомнений нет.       — Когда ты понял?       — Вчера у Бейкеров. Перед свадьбой.       Шон вспомнил, как Макс и Энн кричали за стеной, как он выбежал в коридор и встретил растерянного дядю. Ещё тогда в молодом волке шевельнулось осознание, но правда не покрылась мутной пеленой ожидания. Для него всё раскрылось той же ночью.       — Я так и думал… Наши ничего не знают, но они тебя понимают, Энн ни в чём не винят. Я могу привести Майю в город, пусть Мия с ней поговорит.       Макс ничего не сказал, думал и не понимал, какое решение в данной ситуации будет верным. Подождать ещё немного, окончательно прийти в себя и свыкнуться или шагнуть навстречу тому неизвестному и неприятному, что на самом деле избегали они оба — и он, и Мия.       Фолла облило холодным потом. Некоторые вопросы Макс пытался не задавать даже самому себе. Как Мия не задохнулась? Как выбралась? Как выжила?.. Сегодня он мог получить все ответы.       — Ну, Макс, чего молчишь?       — Не надо, — ответил он. — Мы сами приедем... вечером, нет днём. Кто из гостей остался?       — Почти никто. Только у дяди Руфольда и тётушки Мэги рейс через час.       В этот момент Макс почувствовал тепло, ласково обнявшее его, кто-то прижался со спины. Мия. Повеяло лёгким мылом, спокойным гелем для душа, водой и свежестью. Сама девушка пахла изумительно чисто. Волк прочистил горло, с трудом произнёс:       — Хорошо, я понял. Мы приедем.       — Как скажешь. Тогда... до следующего созвона?       — Да. Пока.       Шон отключился. Мия стала гладить оборотня по груди, проводя ладошками вверх-вниз, медленно, нежно. Макс расслабился. Требовалось немного молчания, чтобы прочувствовать друг друга.       — С добрым утром, — наконец сказала она и приостановила движения, крепче стиснула его.       — Привет, герой.       — Это ты с кем?       — С Шоном... — он натянул улыбку, отложил телефон подальше и обернулся через плечо, обращаясь лицом к девушке. — Жалуется, что Хелен не кормит, ленивое семейство теперь голодает.       Она усмехнулась и, пристав на носочки, чмокнула мужчину в губы. Поцелуй затянулся…       — Как спалось? — продолжил Макс, когда Мия отпрянула и отступила. Он возобновил готовку, включив сковороду и помешав тесто в миске.       — Очень хорошо. Правда, ты меня пару раз чуть не придавил, пока переворачивался. И жарко было невыносимо.       — Поэтому ты убежала?       — Да. Но под утро, как назло, замёрзла.       — Я тебя разбудил?       — Нет. Я уже не спала.       Фолл лукаво взглянул. В серых волчьих глазах заплясали те самые чёртики, которые уже давно оставили его.       — Притворялась?       Мия поправила на груди банное полотенце, ехидно улыбаясь.       — Ну-у... да.       — Зачем?       — Ждала, что ты будешь делать. Может поцелуешь, обнимешь... Эх, ничего не получила.       — Я учту. Для следующего раза.       — Учти-учти, Фолл. Только не забудь.       На тарелку, в общую и уже остывшую стопку упал пышущий жаром золотистый блин. Полувампирша быстро его взяла, свернув сначала полукругом края к краям и ещё раз по той же схеме.       — Вот нетерпеливая. Ты никогда не могла долго ждать.       — Горячий-то вкуснее, — возразила она, дуя на пальцы и откусывая.       Макс покачал головой и достал баночку с мёдом. Всё же успел с утра пораньше сбегать в магазин. С умным и важным видом произнёс:       — Правило номер один: никогда не лезь под руку повару и не мешай готовить.       — Правило номер два: не терпи, когда не терпится, — не растерялась Мия и утащила ещё один блин, правда, холодный, но не менее вкусный.       — Что? — Фолл не ожидал такого ответа и опешил, а потом понял и рассмеялся. — Мия, Мия. Как же остёр твой болтливый язык. Садись, кормить тебя буду по-людски, не в сухомятку, а с кофе.       Убрав мокрые волосы за спину, полувампирша села за стол. Макс организовал для неё завтрак со всеми прихотями и вновь вернулся к плите, ещё немного оставалось теста. Вот-вот должен проснуться Майк.       — И всё же, о чём вы говорили с Шоном. Мне кажется, — хотя ей вообще не казалось, она слышала большую часть разговора, но полностью уловить смысл так и не смогла, — что дело не только в Хелен, а кое о чём другом тебе поведал младший Фолл. Макс, только честно.       Как бы Макс не уводил девушку в сторону от телефонного звонка, не забалтывал, не отвлекал, она не повелась и упорно стояла на своём, ожидая лучшего момента для «нападения».       — Прям честно?       — Ну конечно!       Спорить он не стал и выложил всё как есть:       — Майя открылась Шону, пересказала события той ночи, когда ты появилась в доме Бейкеров. Он догадался, кто ты… и нам всем уже понятно, что хватит избегать правды, пора узнать.       — Мы поедем к Бейкерам или Фоллам?       — Думаю, к первым.       — Сейчас?       — В любое время, в какое ты захочешь.       Мия отложила недоеденный блин, отодвинула от себя кружку с кофе и прикусила губу чуть ли не до крови. Её задумчивый взгляд обратился в окно.       — Мия, — позвал девушку оборотень. — Эй, герой, ты чего?       В ответ тишина. Макс так и знал, что это выйдет ему боком! Потому и не хотел говорить раньше времени. Реакция девушки оказалась ожидаемой и в то же время ранящей. Ему было больно смотреть на страдания любимого человека. Он окончательно бросил готовку и сел рядом с Мией, сгрёб её в охапку.       — Ты всё знаешь? — спросила она надломленным голосом.       — Нет… — Макс хотел бы узнать обо всём вместе с ней, из первых уст, иного варианта он не видел. — Я буду рядом, какое бы… дерьмо не всплыло. Ты обещала бороться. Сегодня не первый твой бой, но, как и раньше, выйди из него победителем. «Не могу» не принимается. Ты можешь. И я могу. Ничто и никто больше не отнимет тебя у меня. То, что ты узнаешь, не должно ничего изменить. Это прошло. Это больше не происходит с тобой.       Мия повернулась к Фоллу, произнесла:       — Ты прав. Зря я… так отреагировала.       — Не бойся, — он провёл ладонью по её влажным, слегка спутанным волосам, зачесал их назад. — А то я тоже боюсь.       Она несильно стукнула его кулачком по плечу.       — Вот врун.       Оборотень улыбнулся.       — Стараюсь хоть как-то приподнять тебе дух. Где же твоя смелость, Мия? Давай, буди её. Заспалась она уже.       — Ой, Фолл, какой же ты…       — Какой? Самый лучший? Идеальный? — он поиграл бровями, произнеся: —Сексуальный?       — Всё вместе.       Мия рассмеялась и потянулась к Максу. Он, не раздумывая, поддался вперёд, приник к её губам.       — И самый лучший, и самый идеальный, и самый сексуальный, — говорила она, прерываясь, сквозь поцелуй.       Мир сжался до одной маленькой точки, ограничился ими двумя, для другого поставив преграду. Быстрее, ближе, движения резче, бездумней... На стол с грохотом опрокинулась кружка, кофе растеклось тёмным пятном и удумало бежать дальше, на пол. Фолл подорвался за полотенцем. Мия очнулась от пут любви и нагрянувшей страсти. В квартиру пришла суета, которую прервал детский тоненький голос:       — Вы чего шумите? Блины мои готовы?       В дверном проёме стоял заспанный Майк и сладко тёр глаза. Мир расширился для чего-то более важного.              

***

      Решено было встретиться у Бейкеров. К высоким воротам их дома, спрятанного в тени зарослей могучих деревьев, подъехал автомобиль. Приглушённо хлопнули двери — водительская и пассажирская. Мия, словно поджидая опасность на каждом углу, огляделась вокруг. С предчувствием, которое тут же проигнорировала, посмотрела в сторону леса. Оттуда тянуло холодом… Она невольно поёжилась. Макс подошёл, мягко приобнял девушку за плечи, коснулся её подбородка и легонько повернул его в сторону себя, спокойно произнеся:       — Не надо. Не думай об этом.       Мия послушно перевела взгляд на Фолла и озвучила мысль, которая у них совпала:       — Моя могила там, в лесу. Разве не так?       Нисколько не колебавшись, оборотень ответил:       — Так.       Девушке не хватало этого уточнения для полной картины, теперь ей стало ясно.       — Пока мы ехали, я думала… Всё понятно без объяснений. Никакой большой тайны мы сегодня не узнаем. Что могло напугать Майю, раз она долго молчала? Мои способности? Очевидно. Любой бы из вашего мира напугался. Невампирша с силою вампира… Я знаю, что волчица не поладила на охоте с медведем, я, скорее всего, влезла, оттого у меня и шрамы. Удар — проблемы с памятью. Если бы Майя открылась намного раньше, то… это имело бы сейчас должное значение. Но о способностях я узнала благодаря тебе, и многое сложилось само, как дважды два. Я хотела ей помочь и поплатилась. Так и нераскрытым остаётся другое…       Макс знал что именно, только не осмелился произнести вслух. Это вопросы, которые он не задавал даже себе. Девушка давно мучилась, с момента, как узнала, что она и есть та самая мёртвая любовь всей жизни Фолла, искала ответы.       Оборотень задумчиво погладил подбородок Мии.       — Может быть, ты права. А может быть, и нет. Я предлагаю собрать все части пазла, а потом складывать его воедино. В любом случае, Майя первая увидела тебя после… — Макс не смог произнести фразу до конца. Его сердце больно сжалось в тугой ком. — Лишний раз удостовериться тоже не помешает.       — Ладно… послушаю тебя.       — Тогда пойдём?       Мия кивнула. Она выглядела спокойной, но до хруста ткани стиснула край своей длинной рубашки, распахнутой и надетой поверх майки. Это не ускользнуло от Фолла. Девушка переживала, хоть и упорно стояла на своём, боялась другой, более пугающей правды, хоть и демонстрировала смелость. Оборотень понимал жену.       Дверь была открыта. Их встретил Ален, без лишних слов, только поздоровавшись, провёл в гостиную. Там Майя нахаживала круги. Спокойствия в волчице оставалось всё меньше. Излишнее напряжение она выплёскивала в эти суетливые движения. Было бесполезно уговаривать её остановиться. Шон даже не пытался, Ванесса и Мартин не вмешивались, чувствуя переживания дочери, готовой к исповеди, на этот раз давшейся легче, чем в первый, где единственным слушателем был Шон.       Пусть Майя и ждала визита «гостей», приход Мии и Макса оказалось бы неожиданным в любом случае. Она вздрогнула, когда на пороге появились оборотень и полувампирша. В горле пересохло. Сердце с новой силой зашлось.       — Проходите, — с трудом смогла произнести волчица, теребя ладони и заламывая пальцы. Вскоре она одёрнула себя, убрала руки за спину.       Короткие доброжелательные кивки всем присутствующим, в первую очередь вожаку, и можно начинать. Сидячих мест хватало, но Макс встал за спиной Мии, откинувшейся в кресло. Он был наготове. Шон так же караулил Майю. Долго тянуть не стали, и вскоре взгляды обратились к рыжей девчушке.       — Майя, — спокойно, даже как-то по-отечески, к ней обратился старший Фолл, — никто не будет тебя ругать или осуждать. Мы ждём только правды. Вспомни все детали, какими бы странными они не были. Любая мелочь сейчас ценна. Мы надеемся на твою помощь.       Майя собралась, сделав пару незаметных вздохов, и смело, но тихо начала. Голос почти не дрожал.       — Хорошо, я постараюсь ничего не упустить. Для начала… я хочу извиниться перед Энн… Мией за то, что так долго тянула. Мне и сейчас очень тяжело, но тогда было ещё тяжелей. Ты умоляла меня, а я… жалкая трусиха, думала лишь о себе.       — Майя, нет, — возразила Мия.       Но волчица как отрезала, произнеся:       — Да. Не нужно меня переубеждать. Я жалкая трусиха. И если бы не Шон… — она с нежностью взглянула на волка, — то я до сих пор бы молчала.       Шон ответил ей таким же проникновенным стремлением глаз.       — Я тебя ни в чём не виню. Я благодарна тебе и твоей стае. Мартин и Ванесса, — полувампирша посмотрела на вожака Бейкеров и его жену, — спасибо вам огромное. Не описать словами, как сильно вы мне помогли.       — Это даже не обсуждается, — сказал Мартин. — Мы не поступили бы иначе, даже если бы Майя не была спасена тобой в ту ночь.       Ванесса взяла мужа за руку, тепло улыбнулась, тем самым подтверждая, что думает точно так же и полностью с ним согласна.       Мия вновь обратилась к Майе:       — Всё, что ты скажешь, ни на чём не отразится. Мы останемся друг другу близки, я обещаю. Майя, давай. Пора сбросить с себя ненужный груз.       Долго не думая, не выстраивая в красивый ровный строй мысли, запутанные и разбредшиеся по голове, Бейкер позволила словам идти свободно. Её плечи слегка расслабились, зажатость прошла. Вместе с тем стал сходить туман с долгожданной тайны об одной ночи, разделившей жизнь и сознание Мии глухой, непробиваемой стеной.       — Уже была полночь, я собралась на охоту, слегка увлеклась и зашла на территорию Фоллов…       Сначала осторожно, робко, потом воспоминания нахлынули бурным потоком, который уже не остановить. Ни одна деталь не осталась упущенной.       Макс не терял серьёзного, сосредоточенного лица, делал много уточнений, цепляясь за конкретные обрывки повествования. Он не упускал нить «сюжета» и одновременно по запаху считывал состояние Мии. Пока она держалась хорошо, подтверждая собственные выводы. Бейкеры не вмешивались. Ален тоже молчал.       Майя не замирала и не гасла, контролируя себя, когда внутри бушевал целый ураган. Чем ближе волчица двигалась к концу, тем быстрее шёл рассказ. Тот ужас заново пережить не пришлось, но он коснулся заживающей раны, вызвав тупую боль. Рассказать всё изначально Шону — было правильным решением. Это как репетиция перед важным выступлением. Она заканчивала:       — Папа потащил меня домой. Сил, чтобы идти, осталось немного. Ален взял Мию на руки. Помню, везде была кровь, на её затылке, спине, руках одежде… Стая не смогла бы быть неблагодарной. Так Мия осталась у нас… Всё, я больше ничего не смогу рассказать.       Настало молчание. Майя оглядела всех присутствующих, ожидая хотя бы слова, нарушившего тяжёлую тишину.       Она опустила ту важную часть повествования, которая относилась к родителям и к её внутренним переживаниям, к конфликту сторон, но Ванесса и Мартин понимали всё без этого, ещё раз осознавая, что пережила их дочь. Майя так и не открылась им, не позволила себя жалеть. А ведь охота на кабана оставила неизгладимый след в жизни юной волчицы. Ванесса ощущала себя самой плохой матерью, Мартин — самым плохим отцом и худшим вожаком.       Наконец-то наступило оживление. Прозвучал вопрос Макса, заглушивший тиканье больших старинных часов:       — Была ли клятва на крови?       Майя хотела ответить, но её перебил Ален, впервые заговоривший с момента встречи у входа в дом.       — Да. Я взял долг крови на себя.       Мужчины встретились взглядами. Мартин напрягся, готовый разнимать. Свежо помнилась их стычка перед свадьбой. Но Фолл искренне поблагодарил:       — Спасибо. Не смог защитить я, защитил ты.       Однако, на том Макс не остановился. Он не переменил зрительного собеседника. Неозвученное, адресованное одному Алену, читалось в его глазах. Фолл выражал ещё одно тихое спасибо за то, что Бейкер пытался сказать кое-что важное во время драки и что отдал ему возможность донести до Мии правду, а не сделал этого сам. Ален слегка наклонил голову, принимая скрытые слова сородича.       После некоторой паузы снова зазвучал голос Фолла:       — Ну что ж. Я в ту ночь совсем не слышал вой Майи, не почувствовал чужака на своей территории...       — Ты не смог бы его почувствовать, — ровно, констатируя факт, произнёс Шон.       — Потому что это была Мия. Вот она, первая упущенная деталь, странность, которой я не предал значения… — он обратился к юной волчице: — Майя.       — Да?       — То, что тебя напугало, это особенности Мии, как Рождённой Луной. Запах, гипноз, сила… Думаю, Шон и так это тебе объяснил. Вероятно, она бы не смогла пройти мимо в любой ситуации, как бы сильно сама не страдала. В этом и заключается сущность Мии.       — Я да… понимаю.       Шон приобнял Майю, поцеловал в висок. «Моя умница», — шёпотом, только для неё сказал он.       — Дева, которой Луна дала второе перерождение и которую наделила силой... Она ли сейчас находится в нашем доме? — удивленно и с интересом спросил Мартин, глядя то на Мию, то на Макса.       — Она самая. Первая спустя сотни лет, — ответил Фолл. — Вы что-то ещё знаете о Рождённой Луной?       — Совсем немного. Около десяти лет назад прошла о ней молва. С тех пор и знаю, собирал кое-какие сведения… Вышло скудно.       Мия, до этого занятая думой об общей картине произошедшего, о пазле и его деталях, как выразился Макс, вмешалась, поясняя мужу нечто важное:       — Книги из коллекции Мартина открыли для меня мир сверхъестественных существ, в частности оборотней. Оттуда я знаю легенду о Рождённой Луной… о самой себе. Эта была первая ступенька на пути к истине.       Девушка благодарно улыбнулась. Ошеломлённая услышанным Ванесса вдруг охнула.       — Вот почему ты так странно пахла! Не человек, не оборотень, не вампир. Совсем неземная, другая. И раны подозрительно быстро затягивались...       — Да, почти десять лет назад Мию обратили. Это сделал вампир, поэтому её способности схожи с вампирскими, — проговорил Макс. — Но сама она кровью никогда не питалась и не представляла угрозу для оборотней. Мартин, Ванесса, — продолжал он, слегка уводя разговор в другую сторону, — я не только выражаю вам благодарность за помощь моей жене, но и хочу перед вами извиниться за произошедшее со свадьбой. Я не смог бы сделать Ребекку счастливой. Это обязательно сделает кто-то другой, но не я. В моём сердце больше никогда не будет свободного места…       — В нём только… Мия, — произнесла Ванесса. Она с трудом воспринимала имя, которым называли Энн, но всё же использовала его, уважительно относясь к девушке. — Ты нашёл свою потерянную пару.       — Нашёл. Благодаря вам. Вы помогли ей, когда она умирала. Я не забуду. Моя стая не забудет.       С замиранием сердца, уже осознавая всё, хозяйка дома решила спросить:       — Как же ты потерял такую драгоценность, Макс?       — Мия родила Майка и… — дальнейшее молчание сказало само за себя. Фолл не смог произнести слово «умерла». — Это кажется бредом, ересью, — он усмехнулся, — глупым розыгрышем, сном или сумасшествием. Сложно поверить… Но не поверить никак невозможно, когда вот она, живая, сейчас перед нами. Что это было? Я не знаю, не понимаю, как она выбралась… Чудо? Или ничего не произошло, и я по-прежнему схожу с ума от того, что она умерла?       — Знаешь, Макс, — заговорил Мартин и поддерживающе похлопал волка по плечу, — для кого-то мы, оборотни, что-то нереальное.       Фолл согласно покачал головой. Слова вожака отрезвили, и успокоили восстающее внутри волнение.       — Майя, — Мия двинулась вперёд, сидя напротив волчицы, протянула руку через небольшой журнальный столик, коснулась её предплечья, — спасибо тебе за смелость. У всех есть слабости, но твоя точно не трусость. Не сомневайся в себе.       Волчица накрыла её пальцы своими пальцами, благодаря Рождённую Луной по-волчьи прикосновением с особой подачей и энергией.       — Может, сходим на то место? — Мия задала вопрос для всех.       — А толку? — тут же ответил Ален. — Я был там на утро после случившегося. Ничего интересного.       Полувампирша, привыкшая идти до конца, учитывая каждый штрих и деталь, включила своё упорство:       — Я хочу туда сходить. Чем быстрее, тем лучше. Пожалуйста.       — Ох упрямая, — улыбаясь, подметила Ванесса.       — Я отведу, — Майя подорвалась с места, уже готовая идти.       Шон возразил:       — Вечер на дворе, а они по лесу шастать надумали.       — Если Мия хочет, то смысла ей отказывать нет, — сказал Макс.       Фолл чувствовал, как жене важно оказаться на том месте, поэтому сейчас поддержал бы любую затею, даже самую сумасшедшую. Мию туда влекло, если все откажутся, она сорвётся одна и будет бродить до тех, пор пока не найдёт.       — И всё же тащиться туда — плохая идея, — не отступал Шон и серьёзно глядел на Майю, которая была непреклонной. Ну что за упрямые женщины!       Ален тоже поднялся, пробормотал:       — Чёрт с вами, идём.       Мия встала с кресла. Последним сидящим и не принимающим общее решение, остался младший Фолл, но вскоре покорился и он. Майе, как и Мие, не было смысла отказывать.       — Мы-то с вами точно не пойдём, — проговорила Ванесса. — Но потом возвращайтесь к нам, не разбредайтесь.              Впятером они выдвинулись из дома. Солнце чудовищно быстро клонилось к закату. Макс и Мия не смогли нарушить хрупкую семейную идиллию, которую приобрели, и позабыли об обещании приехать ещё днём. Потом спешка, сборы, остановка у Фоллов, и вот золотой час уже заканчивался. Благо, Ален хорошо ориентировался и смог найти то место. Майя всё перепутала, позабыла и доверилась брату.       — Вот здесь это и произошло, — сказал Бейкер.       Клочок леса, совершенно неприметный и сливающийся среди таких же однотипных пейзажей предстал перед ними. Почти ничего не говорило о трагедии, произошедшей здесь. Бейкер сказал:       — На коре кое-где остались следы от медвежьих когтей, была и кровь, но дожди её смыли. Большего никак не смогу сказать…       Мия посмотрела на кроны деревьев, шелестящие и смыкающие где-то в вышине. Лицо обдал прохладный ветер, принеся запах травы и земли. Волосы приподнялись, колыхнулись. Лес ожил, заговорил и вскоре стих до следующего порыва. В душе её что-то лениво, нехотя начало двигаться. Чуть позже грудь сковала тупая ноющая боль. Девушка, находясь словно в прострации, в другом, неизведанном мире, медленно приблизилась к стройной осине, провела пальцами по шероховатостям коры, не обошла острые канавки, оставленные животным, досконально изучила их и повернула голову в сторону. Оттуда тянуло холодом…       — Мия, — позвал её Макс.       Полувампирша не ответила, внимательно вглядываясь в пространство между деревьями.       — Мия, может, ответишь?       Снова странное молчание. Она, слыша его где-то в отдалении и не предав этому огромное значение, пошла в известном только для себя направлении. Несмелый шаг, ещё один. Осторожничая, опасаясь, держась за стволы, касаясь ветвей. Что-то вело, звало. В голове замелькали неясные, затерявшиеся в тумане картинки. То ли пришли воспоминания, то ли воображение начало свою ложную игру… Во рту появился привкус солоноватой противной земли. В горле застрял ком, мешавший говорить и тем более кричать. Всё стало неважным, блёклым, кроме одного места, затерянного где-то здесь, специально скрытого от посторонних глаз и хранящего чей-то вечный покой. Её покой.       Макс дёрнулся, намереваясь идти за Рождённой Луной, но Шон его остановил.       — Подожди, не надо. Она что-то ищет, вспоминает… Не мешай.       Фолл посмотрел на отдаляющуюся Мию. Девушка хоть и не торопясь, но уходила всё дальше, неизвестно куда. Лес сгущался. Волк занервничал и стряхнул руку племянника со своего плеча, освобождаясь, громко сказал:       — Мия, возвращайся! Там уже начинается чащоба!       Казалось, она снова никак не отреагирует, но полувампирша остановилась. Макс облегчённо выдохнул и побрёл за ней, разговаривая, пытаясь достучаться. Молчание Мии теперь пугало его не на шутку.       — Герой, пойдём обратно. Здесь больше делать нечего. Эй, геро-ой.       Девушка обернулась, растерянными глазами посмотрела сквозь него, и вытворила неожиданное. Ветки вдруг сильно захлестали по лицу, разлохмачивая волосы, царапая шрамы, рассекая кожу до крови. Ноги быстро касались земли. Лес смазался в одно пёстрое быстрое пятно. Она бежала, глубоко и беспокойно дыша. Бежала странно, слишком спешно, чуть ли не летя, из последних сил, что ей даровала Луна. Сердце билось как бешенное, буквально выпрыгивало из груди, больно ударяясь о рёбра. Хотелось кричать и рыдать, звать на помощь, забыться. Вечер сменился ночью, конец лета — началом. Вместо рубашки и джинсов на её вновь исхудалом, страшно тощем, полумёртвом теле заболталось не красивое платье нежно розового цвета, лохмотья, то, что от него осталось. Запахло удушающе сладкими лилиями, сыростью. Смертью. Это костлявое уродливое существо бродило за ней по пятам, догоняла, а Мия бежала, неслась вперёд, желая оторваться. Как той ночью, когда очнулась. Как той ночью, когда хотелось дышать.       «Я живая! Живая! Живая!», — грохотало в её мыслях. Убеждая саму себя, убеждая смерть, она приближалась к тому, от чего искала спасение, забрела туда, куда клялась не возвращаться. И вернулась…       Мия остановилась, почти сползая по стволу дерева, рухнула от бессилия. Впереди, в паре шагов от неё находился поросший травою холмик. Над ним возвышалось мраморное надгробие. Очередной порыв ветра затрепал завядшие белые цветы у его подножия.       И стало душно. Пошевелилась. Мало места. Открыла глаза. Темно, ничего не изменилось. Удар кулаком. Твёрдо. Ещё удар, ещё, уже сильнее, злее. Жалкая попытка свободно пошевелиться. Паника. Град новых ударов. Дышать совсем нечем. Крик.       — Макс! — от испуга, с отчаяния раздался вопль по лесу. — Макс! Где ты! Макс!       Голос вмиг сорвался, захрипел, но она кричала, надрывая его и прогоняя страшные воспоминания. Всё пришло. Ясной, знакомой стала каждая деталь, как будто это происходило вновь.        — Ма-акс! — продолжала Мия, не понимая, где находится, в настоящем или прошлом. — Не бросай меня! Не оставляй! Макс!.. Макс…       Она звала его, когда колотила крышку гроба и захлёбывалась валившей сверху землей. Звала сквозь бред, под высокой температурой, когда только очнулась у Бейкеров. Звала и сейчас, когда вспомнила. Стена с треском и грохотом рухнула. Вернувшиеся воспоминания убивали и разрывали её изнутри.