Скорбная тишина на вершине Цинцзин постепенно отступала, уступая место тихому безмятежному смеху. Понадобилось несколько зим, чтобы снег больше не причинял боли, а гуцинь заиграл весёлой музыкой. С появлением новых учеников на лице Шэнь Цинцю всё чаще можно было видеть улыбку, и это успокаивало и остальных. Пусть молодой человек не считал, что пик готов к принятию юных заклинателей, но настойчивость Юэ Цинъюаня, надеявшегося, что занятость вытеснит угрюмость из сердца младшего брата, сделала своё дело. Когда глава школы самолично отбирает нескольких детей и приводит их к бамбуковому домику, отказать уже невозможно.
Мальчишки топтались на месте, не решаясь поднять глаз на величественного мастера Сюя, потому не видели его недоумение и растерянность. Юэ Цинъюань, стоящий рядом с ними, сиял самодовольной улыбкой и единственным, что спасло его от порки веером, оказалась маленькая девочка, подбежавшая к Шэнь Цинцю и вцепившееся в полы его ханьфу.
— Учитель, теперь Вы наш учитель? — С абсолютно детской наивностью поинтересовалась она, широко раскрыв свои невероятно тёплые карие глаза.
Малышка Нин Инъин оказалась самым милым ребёнком на свете. Её ручки всё ещё были немного грязными от долгого копания в песках, но личико всё равно выражало безграничную веру и преданность. Что же оставалось бедному старику, кроме как ласково улыбнуться ей в ответ, в мыслях обещая преподать Ци-гэ урок за самоуправство.
Он не был уверен, что справится с ответственностью, возложенной на него: одно дело быть старшим братом и товарищем и совсем другое наставлять их, в равной степени соблюдая соотношение строгости и нежности. Только-только сформировавший своё золотое ядро, он считал себя совсем зелёным для обучения других, ведь сам ещё так многого не знал. Но после одного лишь взгляда на этих маленьких щенят, так отчаянно стремившихся понравиться ему, его сердце растаяло, и Шэнь Цинцю принялся усиленно готовиться к важной роли мастера.
Проштудировав с сотню свитков о педагогике и на почве полученных знаний написав парочку своих трактатов, он только начал верить в то, что у него получается, как Ци Цинци разрушила всё несколькими словами:
— Ты чересчур сильно их опекаешь. — В стиле своей грубоватой откровенности сказала она, закинув ногу на ногу. — На то ты и учитель, чтобы не вести себя, как... — Девушка запнулась, будто подбирая слова. — Как их дедушка, когда внуков приводят на каникулы!
Му Цинфан, также присоединявшийся к их чаепитию, постарался сгладить углы:
— Ци-шимэй преувеличивает. Баловать детей нормально, в этом нет ничего предосудительного.
— Не ты ли заставляешь своих учеников штудировать по несколько сборников лекарственных трав в месяц? — Хмыкнула Ци Цинци, завуалировано упрекая горного лорда в жесткости. — Оставим, не спорьте со мной, я всё равно права. — Она откашлялась и самодовольным голосом продолжила. — Эта Шимэй хотела бы представить вам свою новую ученицу. Лю Минъянь, завари нам новую порцию чая.
На зов плавными шагами вышла настоящая фея, а мужчины не смогли сдержать удивлённого вздоха. И если Му Цинфан был поражён грацией и красотой незнакомки, то Шэнь Цинцю безудержно ликовал появлению любимого персонажа.
Несравненная и величайшая в мире Лю Минъянь, чья красота сотрясала землю и заставляла безмолвных духов ронять слезы. Поскольку наружность ее представляла собой совершенство, пленявшее душу и лишавшее воли, несравненной красавице не дозволялось даже изредка опускать вуаль. Словно чудный цветок на недосягаемой вершине. Но помимо великолепной внешности, у неё также был характер прозрачный, как лёд, и чистый, как нефрит.
— Как вы могли догадаться, её старший брат Лю Цингэ, но девушка ещё слишком юна, чтобы отправиться к нему на пик, потому основы она получит на вершине Сяньшу. Я, впрочем, надеюсь, что она не покинет меня и после этого.
Лю Минъянь почтительно кланяется, но от Шэнь Цинцю не ускользает, как её взгляд останавливается на нём дольше положенного и выглядит заинтересованным. Чтобы смягчить затянувшуюся паузу, Шэнь Цинцю мягко улыбается, ударяя Му Цинфана веером по ноге, чтобы тот прекратил так самозабвенно глазеть на юную прелестницу, и говорит:
— Ученицы Ци-шимэй столь же прекрасны, как она сама.
Девушки вспыхивают в смущении, не в силах вынести сияния этой улыбки, а Система отзывается:
[Привязанность персонажа Ци Цинци +100! Привязанность персонажа Лю Минъянь +100! Общее количество полученных баллов 200! ...Сердцеед.]
«Моя любимая Сири также безупречно очаровательна.» — Мужчина прячет улыбку за веером и получает ещё сто баллов от довольной Системы.
Стараясь сбросить странное наваждение, Ци Цинци строго повторяет:
— А Цинцю всё же следует пересмотреть своё отношение к ученикам, так они совсем от рук отобьются!
Пусть она и сказала эти слова, заставившие Шэнь Юаня потерять сон на несколько дней, никакого непослушания со стороны учеников не наблюдалось. Иногда ему казалось, что перед ним предстали истинные ангелы: невинные, незапятнанные грязью внешнего мира, они старались во всём угодить своему учителю, лишь бы добиться от него похвалы. Однажды Шэнь Юань поймал себя на мысли, будто он попал в отомэ игру, где, будучи совершенно не знаком с правилами, ни с того ни с сего стал любовным интересом.
Шэнь Юань искренне полюбил этих детей. Они не были непослушными, хитрыми или злыми, в конце концов, они были детьми. Даже Мин Фань, которому в будущем предстояло издеваться над главным героем из-за своей ревности и подначек учителя, напоминал скорее ласкового котёнка, нежели задиру. Возможно, он более других нуждался в одобрении и похвале, и только потому брал на себя роль плохого парня. Мальчик был гораздо старательнее остальных, никто не удивился, когда уже через три года Шэнь Цинцю объявил его главным учеником.
Этих детей было легко обрадовать, большинство из них родились в бедных семьях, некоторые разделили судьбу его и Юэ Ци. Казалось, подсознательно мужчины отбирали всех нуждающихся, тем самым, будто помогая себе. Узнав об их прошлом, Шэнь Юань также легко мог догадаться об их будущем и в итоге как-то незаметно, он собрал под своим крылом всех персонажей, обреченных на роль пушечного мяса. Задавшись целью во что бы то ни стало спасти, он наставлял их, сидя в бамбуковой беседке. Вокруг него, как маленькие цыплята, сгрудились ученики, внимательно внемля каждому слову:
— Никогда не рискуйте своей жизнью. — Уже первой фразой он ошарашил всех, заставив переглянуться, поэтому поспешил объяснить чуть подробней, показывая на две чашки в своих руках. — Одна из них обычная глиняная, вторая же сделана из благородного нефрита, но в обеих простая грязь. — Он демонстративно перевернул их, высыпая из чашек мокрую землю. — Понимаете? Подача не имеет значение, содержимое от этого не изменить. Не существует понятия героической смерти: смерть есть смерть, и её лучше избегать. Этот учитель не воспримет побег, как проявление слабости, потому, если это спасёт вашу жизнь - бегите, если нужно будет - хитрите и обманывайте.
Он не раз говорил им, что всякая жизнь священна и нельзя бездумно отнимать её, но если стоит выбор между их жизнями и чьей-то ещё, то пусть они сделают всё возможное, чтобы вернуться к своему учителю. Ведь он ждёт и волнуется о них.
Они были юны и неопытны, он не хотел учить их мнимому благородству, которое и так активно пропагандируется в заклинательском мире. Он даст им силу, но не станет порицать за слабость, и пусть для других он станет ужасным учителем, его ученики будут живы.
От какой-то странной, непостижимой обиды, которая затопила абсолютно всех учеников, Нин Инъин вдруг захныкала, собираясь заплакать, и Мин Фань поспешил её остановить, протягивая платок.
— Шимэй, заклинатели не должны плакать, — Мягко посетовал мальчишка, стараясь её успокоить.
Столкнувшись с ещё одним мифом о «сильном заклинателе», Шэнь Цинцю передернулся. Он уже порядком устал придумывать всё новые ухищрения, чтобы вытеснить из этих юных кудрявых голов всю ересь, способствующую их безвременной кончине. Подумать только, главный злодей спасает пушечное мясо. Скрыв смешок за веером, мужчина мягко заговорил:
— Этот учитель не согласен: если слёзы просятся наружу, не стоит держать их в себе. Подавление эмоций может плохо сказаться на вашем совершенствовании. Но... — Ученики тут же вскинули головы, и он продолжил. — Не стоит плакать перед всеми подряд, враги этого не оценят. — Видя, что дети пали духом из-за его сегодняшнего урока, Шэнь Юань ободряюще улыбнулся. — Вы можете плакать перед Главой Юэ, у него доброе сердце и он совсем не может видеть слез.
Враз успокоившись, Нин Инъин спросила с задавленным смешком:
— А Шицзун плачет перед Старейшиной Юэ?
— О, каждый раз, когда выпрашиваю отпуск.
Все понимают, что это шутка, Юэ Цинъюань любит учителя достаточно сильно, чтобы выполнять все его прихоти, но от этой фразы будто бы становится легче и по долине разливается тихий смех.
Единственное, когда его милые ученики заставляли его волноваться, то это во время стычек с пиком Байчжань. Не важно сколько раз он говорил быть выше издёвок и провокаций, они непременно ввязывались в драки, где по итогу калечили себя и психику своего учителя. Раздраженно обмахиваясь веером, Шэнь Цинцю ждал, когда Му Цинфан закончит осмотр юных нарушителей. Наконец, мужчина поднял взгляд на друга и устало улыбнулся:
— Ничего серьёзного, только несколько ушибов и царапин. Шисюн Шэнь снова слишком преувеличил масштаб трагедии.
Вспоминая, как обычно собранный мужчина, бледнея на глазах, врывается к нему на пик, прося поскорее осмотреть нерадивых учеников, Му Цинфан не может сдержать улыбки. Изысканный, возвышенный заклинатель теряет всё своё великолепие и мечется словно курочка над своими цыплятами, стоит хоть единому волосу упасть с их головы.
Вышеупомянутый, убедившись, что детям ничего не угрожает, снова натягивает на себя сердитый вид, и обмахиваясь веером, говорит им ждать за дверью. Мальчики, понуро опустив голову, слушаются, но Нин Инъин, стоящая в стороне, не сдержавшись, вмешивается:
— Но, Учитель, — Насупив брови, говорит она. — Они хотели отнять нашего Учителя! Мы должны были..!
— Этот мастер слышал достаточно. А теперь выйдите. — Остановил её мужчина, краснея от мысли, что реплику девочки услышал также и Му Цинфан. Как только виноватые фигуры скрылись за дверью, он обратился к своему шиди. — Я не знаю, что с ними делать...
— Они совершенствующиеся, ты не можешь оберегать их от каждого дуновения ветра, — Мужчина налил им по чашке успокоительного отвара. — С каждым разом я всё больше переживаю за твоё психическое состояние.
— Но как же иначе... — Шэнь Цинцю не договаривает, только сейчас подмечая усталость в лице мужчины. — Шиди Му, что с тобой? Ты неважно выглядишь.
— Ах, это... — Он тяжело вздыхает, откладывая стакан. — В последнее время совсем не хватает рук, не знаю, что и делать.
Шэнь Юань молчит некоторое время, после рассказывает другу об идее, долгое время остававшейся только в его голове. Му Цинфан сначала недоумевает, но через секунду также загорается.
— Обмен опытом..? А что, это может сработать, — Кивает он сам себе, соглашаясь с предложением Шэнь Цинцю. — Обещаю позаботиться о твоих учениках.
Они прощаются, и Шэнь Цинцю отправляется прямиком к Юэ Цинъюаню за одобрением. Он не сомневается, что получит его, в конце концов, случаев, когда он о чём-то просил, было немного, а случаев, когда ему отказали, не было вовсе. Так и в этот раз, его внимательно выслушивают и подписывают все нужные бумаги, в то же время аккуратно справляясь о его самочувствии и других пустяках.
На Цанцюн начинается суматоха. Ци Цинци позже назовёт это «великим переселением народов», но скорее подшучивая, чем негодуя. Решение о расширении профильных предметов неожиданное, но правильное. Так, ученики пика Аньдин получают практику под руководством Юэ Цинъюаня, чтобы улучшить свои боевые навыки, а подопечные Лю Цингэ изучают логистику, чтоб неповадно было имущество портить. Задача каждого лорда дать как можно больше знаний всем ученикам школы, но в то же время улучшить и свои познания, взаимодействуя с лордами других пиков во время совместных уроков. Сам Шэнь Цинцю был заинтересован разве что в виноделии да в медицине.
Му Цинфан не удивился, когда узнал о желании своего шисюна узнать подробней об оказании первой помощи при различных ситуациях, в том числе и во время искажения ци. Он охотно согласился, думая, что дело как всегда в его излишне трепетном отношении к своим ученикам, но в этот раз немного ошибся: Шэнь Юань волновался о Лю Цингэ.
За последнее время Бог войны всё чаще ловил на себе жалостливые взгляды и, право, не знал, что с этим делать. Возвращая Шэнь Цинцю его веер, во время чаепитий или совместных тренировок, он непременно наталкивался на странное настроение, ведь глаза его шисюна блестели от невысказанной печали. Лю Цингэ хмурился, но вопросов задать не смел, так и уходил, не понимая, что происходит. А Шэнь Цинцю лишь с удвоенной силой тренировал свою концентрацию в случае экстренной передачи духовной энергии, уж больно сильно ему нравилась родинка под глазом этого несносного мужчины, чтобы позволить ему так бесславно умереть.
В целом, всё шло своим чередом, и Шэнь Цинцю был более чем счастлив. Небольшая передышка закончилась во время следующего отбора учеников, когда Шэнь Цинцю по своей глупости заприметил мальчишку, как-то странно задевшего его сердце. Видя, как старательно и сосредоточенно он возится в грязи, ему вдруг захотелось позаботиться о нём, обеспечить чистоту и уют. Объявив нескольким лордам, также вышедшим подыскать себе учеников, что он собирается принять этого ребёнка на свой пик, он распорядился, чтобы Мин Фань подготовил ему одежду и проводил в бамбуковый домик для приветственного разговора. И только он развернулся, чтобы встать на свой меч, как Система радостно отозвалась:
[Начало новой арки: «Главный герой на пике Цинцзин» прошло успешно! Получено 1000 баллов! Успехов в будущих заданиях!]
Шэнь Цинцю почувствовал, как пошатнулся, с трудом удержавшись на ногах. Пока он судорожно пытался осознать, что мальчик, которого он только что принял, никто иной, как Ло Бинхэ(!), кто-то осторожно поддержал его за талию, взволнованно произнося его имя.
— Шэнь Цинцю, что с тобой? — Недоумевал явно испуганный Лю Цингэ, в следующую секунду обращаясь к своим ученикам. — Отправляйтесь за Му Цинфаном. Быстро.
Шэнь Юань заметил, как почему-то покрасневшие мальчишки кивнули, собираясь уже встать на мечи. Встревоженный Мин Фань также подошёл к нему ближе, забыв о распоряжении. Мужчина отмахнулся, выпрямляясь, и смущённо покаялся:
— Я в порядке, не нужно звать шиди Му. — Он ободряюще улыбнулся Лю Цингэ и, не дожидаясь ответной реакции, поспешил удалиться, напоследок бросив своему ученику. — Мин Фань, займись делом.
Только спрятавшись в стенах родного дома, он ощутил, как сильно дрожит всё его тело. То, чего он ждал и чего боялся, нагрянуло до смешного неожиданно, и теперь единственное, что оставалось - собрать волю в кулак и встретиться с тем, кто в будущем станет его погибелью. Узнавшая о его странном поведении Нин Инъин поспешила к учителю, однако он почти не обращал на неё внимание, пусть на предложение заварить чай заторможенно кивнул. Спустя некоторое время после того, как она вышла, в дверь осторожно постучали и Шэнь Юань не смог не вздрогнуть.
Вошедшие юноши поклонились ему, и Мин Фань встал по правую руку мужчины, в то время как новый ученик опустился на колени, ожидая, когда заговорит Шицзунь.
«Шицзунь...» — Благоговейно подумал Ло Бинхэ, стараясь скрыть подступившие слёзы счастья, заставляющие его глаза гореть тысячами огней. В его груди всё ярче разгоралась надежда, что тёмные времена в прошлом, и теперь он обретёт дом и... будет счастлив. Ему, возможно, тоже разрешается быть счастливым!
Во время сегодняшнего задания, он каждый раз одёргивал себя, заставляя смотреть на вырытую им яму, ведь взгляд то и дело натыкался на бессмертного заклинателя в одеждах цвета цин, напоминающего скорее божество, чем существо с человеческим началом. Мальчишка не считал себя достойным омрачать светлый образ мужчины даже своим взглядом, он и подумать не мог, что его выберут.
И вот он стоит с придыханием и ощутимым волнением перед воплощением изящества и еле дрожит, стараясь успокоить безудержно бьющееся сердце. Он даже не замечает, как крепко сжимают пальцы мужчины чашку с чаем. В голове Шэнь Цинцю слышится ясный механический голос Системы:
[Арка «Злой учитель Шэнь» запущена! Задание: Вылить горячий чай на главного героя! В случае провала штраф - 2000 баллов! Награда +1000! Удачи!]
Тонкие пальцы сильнее сжали чашку, а сам Шэнь Цинцю почувствовал себя на грани истерики. Терять баллы означало терять шансы на выживание, в критический момент можно было бы воззвать к Системе и ретироваться в другой мир. Он почти убедил себя в правильности решения, но смотря в эти чистые глаза, полные надежды и восхищения, возможно ли?
Он с нажимом проговорил короткое «нет», обращённое к Сири, и, дождавшись пока у него отберут нужное количество баллов, махнул рукой.
— Мин Фань, этот учитель хочет, чтобы ты позаботился о своём новом шиди. — Проговорил он, кладя чашку на стол и чувствуя невыносимую головную боль, которая не прошла даже тогда, когда молодые люди поспешили покинуть его дом.
Ученики прославленного пика искусств были почти что в панике, и даже Мин Фань не был уверен, что делать в подобной ситуации. Шицзунь не выходил уже неделю, пропускал занятия и что хуже... пропускал все приёмы пищи. Они боялись, что случилось что-то серьёзное, и поспешили обратиться на пик Цяньцао, но пришедший Му Цинфан лишь покачал головой, мол, всё с вашим Шицзунем в порядке, возможно, ему просто нужен некоторый отдых.
Только двое из учеников в своих догадках были близки к истине: приближённый к главе Цинцзин Мин Фань, видевший перемену в настроении учителя во время ежегодного отбора, и сам Ло Бинхэ, выбранный в тот злосчастный день. И если первый только догадывался о причинах подобного поведения, то последнего одолевали столь сильные страхи, что порой он просыпался ночью в криках, боясь, что его снова бросят. По той же причине, он отпросился у Мин Фаня спать в сарае: ему было стыдно и унизительно нарушать сон остальных.
— Как я могу разрешить? Учитель никогда не одобрил бы подобного! — Почти отказал старший ученик, но Ло Бинхэ столь слёзно просил, что тот по итогу сдался. — Я отправлю запрос на пик Аньдин на зимний комплект постельного белья.
Мальчик благодарит, натянуто улыбается и отправляется выполнять сегодняшние задания, но всё равно то и дело возвращается в мыслях к изящной фигуре учителя. Ещё когда он был оборванцем, об этом заклинателе ходили легенды: о его безграничной доброте, чуткости и великом уме говорили во всех городах. Молодые поколения влиятельных семей, у которых был хотя бы мизерный талант, мечтали попасть к нему в ученичество, но мужчина был строг в отборе. Все описывали его, как добродушного и мудрого, значит ли это, что в том, что учитель подвергся столь сильной перемене, виноват Бинхэ? Неужели он настолько сильно оскорбил заклинателя, что тот вознамерился выгнать юношу с пика, но не может сделать этого из-за своего мягкого характера?
Ло Бинхэ остановился и почувствовал, как на глаза снова наворачиваются слёзы.
***
Длинные шелковистые волосы, не поддерживаемые заколками, лежали на плечах мужчины, делая его образ до невозможности эфемерным. Веки его покраснели, но было трудно определить было ли это из-за бессонных ночей или... о второй причине Юэ Цинъюаню думать не хотелось. Он взволнованно коснулся его руки, заставляя поднять на себя взгляд.
— Сяо Цзю, я сделаю для тебя что угодно. — Проникновенно шепчет он, пытаясь отыскать в лице брата отклик, но получает лишь выцветшую улыбку и заверения, что всё в порядке. — Неужто ты думаешь я не вижу, что с тобой происходит? Думаешь, не знаю, что дело в твоём новом ученике?
Сцена того, как самый дорогой для него человек вздрагивает, будто от пощёчины, пряча свои лазоревые глаза, сдавливает его сердце железными тисками. Вмиг голос становится мягче:
— Ты боишься. Боишься, что не сдержишь себя и разбалуешь его, верно? — Стоит только этим словам сорваться с его губ, как Шэнь Цинцю поднимает на мужчину недоумённый взгляд. — Ты думал скрыть это от своего старшего брата? Этот никчёмный Ци-гэ знает А-Цзю лучше всех, как мог он не видеть твоих намерений? Из-за его схожести с нами... в прошлом... ты хочешь дать ему больше, чем следует учителю, боишься, что не сможешь быть достаточно строг. Но, А-Цзю, игнорируя, ты причиняешь этому ребёнку боль.
Шэнь Цинцю молчит, казалось вечность, а следом вдруг сдавленно смеётся, и в тишине хижины тихий мелодичный смех проникает в самые глубины сердца. Юэ Цинъюань знает об этом не понаслышке. Наблюдая за таким беспечным младшим братом, он вновь ощущает, как тяжёлый груз вины душит его железными тисками. Порой он ненавидит всепрощение Шэнь Цинцю, мечтая умереть от его рук и хоть так искупить свои грехи, пусть и знает, что это будет лишь очередным побегом от реальности. Ему только и остаётся, что делать всё возможное, надеясь когда-то подарить Шэнь Цзю лучшую жизнь из всех возможных.
Вдруг мягкая ткань зелёных рукавов касается уголков его глаз, и только тогда мужчина замечает, что смех стих, а сам он, неожиданно для себя, заплакал. Ему становится невыносимо стыдно, он смотрит на брата, боясь увидеть осуждение в его взгляде, но натыкается лишь на слабую улыбку.
— Ци-гэ, только ты мог додуматься до такого. С детства таким был, идеализируя всех вокруг. А сейчас-то чего плачешь? — Утерев слёзы, он напоследок нежно проводит пальцами по щеке. — То, через что мы прошли, нельзя было изменить, быть может такова была наша судьба. Этот Цзю хочет, чтобы ты отпустил прошлое.
Юэ Цинъюань пытается что-то сказать, но слова застревают, вырываясь жалким хрипом, и он смыкает губы, тряся головой. Мужчина вновь добросердечно улыбается, протягивая Шэнь Цинцю веер:
— Лю Цингэ нашёл его. — Обьясняет он, вспомнив произошедшее сегодняшним утром столкновение. — Он тоже волнуется, пусть и не знает, как выразить свои чувства словами. Шиди отдал мне веер с искренней просьбой вернуть его тебе, а тебя - всем нам.
— Слишком слащаво. — Привередливо хмурится Шэнь Цинцю, не веря ни единому слову.
— Хорошо, возможно, он выразился иначе. — Сдаётся Юэ Цинъюань, чувствуя, как печаль, поселившееся в его груди, снова ненадолго отступает. — Возвращайся, А-Цзю, твои ученики уже соскучились. — Он мысленно включает в этот список и новенького, помня его удручённый вид, когда приходил сюда. — И я тоже скучаю.
Когда спустя ещё одну чашку чая Юэ Циньюань прощается и покидает хижину, Шэнь Юань откидывается на подушки. Он думает о том, что было бы, знай Юэ Ци правду о его чувствах, о том, что не выходя, он пытается уберечь себя и Ло Бинхэ, о том, что он опасен. Пока они не пересекаются, Система не может дать заданий, пусть долго подобный побег и не продлится. Вспомнив об искренних словах брата, он чувствует умиротворение. Его визит смягчил тяжёлое состояние, вызванное бессонницей и недоеданием, потому Шэнь Юань впервые за долгое время искренне улыбается. Он правда любит этого большого медведя, иногда неуклюжего в проявлении чувств, но неизменно тёплого и надёжного. Его присутствие в жизни позволяет чувствовать себя защищённым.
Шэнь Юань представил, как он рассказывает ему о некой «Системе» со злобным смехом, непрестанно терроризирующей его и подвергающей опасности, и как Юэ Цинъюань достаёт свой ослепительный клинок, намереваясь разрубить заморское чудо-юдо на тысячи частей.
— Впрочем, в этом плане, Лю Цингэ выглядел бы комичнее, — Смеётся он, на что Система фыркает и отнимает сто баллов, давая понять, что оскорблена в лучших своих чувствах. — Эй, мне и так предстоит встретиться с тем, кто меня жестоко убьёт, почему ты меня не поддерживаешь?
Тяжело вздыхая, вновь вспомнив о своей незавидной участи, он потянулся к принесённому Ци-гэ вееру, обнаружив, что он более чем ему знаком. Первый подарок его учителя, первый веер за две его жизни был для него настолько ценен, что он серьезно задумался, где же мог оставить его. Мужчина раскрыл его, рассматривая вечно зелёную бамбуковую рощу.
— Шицзунь, если бы Вы были здесь... Я не знаю, как мне следует поступить. — Тихо сказал он в пустоту, поворачивая веер и натыкаясь на забытую красную надпись.[1]
Чертей порождает собственный разум.
Шэнь Юань застыл, прокручивая в голове эти слова, а перед глазами вдруг появился его божественный учитель, одаряя снисходительной улыбкой.
«Верно. О чём я только думаю..? Он ведь... Он ведь ещё совсем ребёнок! — Шэнь Цинцю вскакивает, наспех делая ненавистную причёску. — Какая разница, что случится в будущем, нечего бояться того, чего нет! Глупец, как же долго до тебя это доходило!»
Он остановился у выхода, оборачиваясь, чтобы улыбнуться оставшемуся на столе вееру. Низко поклонившись, он прошептал:
— Спасибо, Шицзунь. Этот никчёмный ученик наконец всё понял.
***
Отправившись на поиски Ло Бинхэ, Шэнь Цинцю успел обойти большую часть их славного пика, прежде чем отыскать своего ученика в глубине леса. Впрочем, тот был не один, составляя компанию Нин Инъин, при том что вместе они выглядели как нельзя более гармонично. Нежный юноша, занимающийся медитацией, и щебечущая девушка, похожая на маленькую птичку, представляли собой столь правильную картину, что Шэнь Цинцю неожиданно для себя затаился в глубине рощи, не смея помешать этой идиллии.
Во время их первого знакомства Шэнь Цинцю был столь эмоционально раздавлен, что толком не разглядел внешность этого мальчика, но сейчас у него было достаточно времени на это и он не мог не удивиться: он был слишком худеньким и выглядел слабым, но в аметистовых глазах сияли тысячи звёзд, и что-то в этом во всём показалось ему смутно знакомым. Откинув эти мысли подальше, он всё же не мог не удивиться тому, что этот белый лотос и есть главный герой/его убийца.
Однако, как ветер не позволяет наблюдать за спокойной гладью воды, так и сейчас очень скоро парочку окружили ещё несколько учеников. Шэнь Цинцю заметил, что следуют все они за Мин Фанем и его сердце тревожно сжалось. Возвращаясь к оригиналу, конечно же он знал как и из-за чего погибнет этот мальчишка, но он ведь самолично воспитывал его, так может ли отец верить в то, что его сын злой?
Вопреки опасениям, ученики драку затевать не собирались. Создавалось ощущение, что Мин Фань пришёл только, чтобы подарить Нин Инъин подвеску, а остальные выступали в качестве группы поддержки. Шэнь Цинцю тепло улыбнулся этой сцене: всех девушек на пике Цинцзин холили и лелеяли, а Нин Инъин, будучи младшей из них, пользовалась особым отношением, что несколько её разбаловало. Но девочка и правда была подобна лучику солнца, Цинцю не раз, с болью в сердце, отмечал их с Цю Хайтан схожесть.
Вот и сейчас, она тепло улыбнулась, принимая кулон, и они продолжили разговор.
Затерявшись в своих мыслях, Шэнь Цинцю не заметил, как атмосфера на поляне странным образом изменилась, а Мин Фань утащил у Бинхэ непонятно откуда взявшуюся нефритовую подвеску в виде Гуаньинь и начал что-то оживлённо рассказывать остальным. После этого лицо Ло Бинхэ вдруг исказилось от боли, и тот, с невиданной ранее прытью, ринулся в бой.
А Шэнь Цинцю только сейчас понял, в какую ловушку угодил.
«Да как я мог вспомнить, если читал эту галиматью лет тридцать назад?!» — Взвыл мужчина в своей голове, жалея, что уже слишком поздно пытаться уйти незамеченным.
Кулон Бинхэ – подарок его покойной приемной матери, на который бедная прачка истратила едва ли не все свои сбережения. Он согревал душу в самые худшие, безнадежные времена; даже спустя годы вражды с целым миром Ло Бинхэ воскрешал в памяти это тепло, и сердце его смягчалось. Разве мог он запросто расстаться с ним?!
Как читатель, Шэнь Цинцю выступал очевидцем тех событий, он помнил, как важен для главного героя этот кулон, но как наставник прямо сейчас его сердце болело за всех учеников: он боялся за Мин Фаня, который, не смотря на все потуги учителя, так жизнерадостно вернулся на путь пушечного мяса, необдуманно оскорбляя будущего лорда демонов.
Тем временем, двое уже вцепились друг в друга. Остальные ученики потянулись было, чтобы помочь Мин Фаню, но тот только рявкнул на них.
— Не вмешивайтесь! — Видимо, мальчишка ещё не потерял понятие справедливости, вложенное в него его учителем, и хотел честной драки, а не группового избиения.
Ло Бинхэ, в отличие от его соперника, не владел какими-либо боевыми приемами, но пребывал в ярости и из нее черпал свои силы, Мин Фань же казалось специально старался не навредить ему, потому двигался скомкано и никудышно. Шэнь Цинцю устал наблюдать за этой склокой, он также был разочарован бездействием Нин Инъин, пусть и знал, что та всего-навсего напугана. Он хотел было вмешаться, но Система строго-настрого запретила ему это, грозясь вычесть баллы. Единственной возможностью разнять их оставалась техника «Сорванных листьев, летящих цветов», позволяющая ему оставаться в тени. Вдохнув в листья, сорванные с ближайшего куста, духовную энергию, он отправил их прямиком в дерущихся мальчишек, целясь преимущественно в их одежды. Те резко отскочили друг от друга, подозрительно косясь, а Мин Фань и вовсе почувствовал, что из тонкого разреза на щеке течёт кровь. Нин Инъин испуганно вскрикнула, мальчишки сзади ошалело выпучили глаза, пытаясь понять, где Ло Бинхэ прятал нож и как сумел им воспользоваться, а старший ученик, оказавшись догадливее, взволнованно озирался по сторонам.
«Догадался.» — Довольно хмыкнул Шэнь Цинцю, хваля его за сообразительность.
Тот, будто очнувшись, объявил, что они уходят, но было уже поздно: кулон, из-за которого началась борьба, затерялся во всеобщей суматохе. Если Ло Бинхэ и был удивлён странному поведению мальчишек, то виду не подал, потому как был занят судорожными поисками Гуаньинь. Они с Нин Инъин искали пока не стемнело, обшарив всё вокруг, но так и не отыскав вещицу.
Дождавшись, пока двое детей уйдут, Шэнь Цинцю шагнул из темноты и, запрокинув голову, вгляделся в ветви. Легко оттолкнувшись от земли, он стремительно преодолел расстояние вверх и подцепил рукой нефритовый кулон.
Шэнь Цинцю думал сразу же вернуть Ло Бинхэ его драгоценность, но прежде чем он успел привести план в жизнь, в голове возникла новая идея. В конце концов, помимо должности злодея, он является учителем, и ему очень больно, когда его ученики ссорятся.
Рано утром главного ученика вызвали в бамбуковый домик, и в любое другое время он был бы несказанно рад - учитель вышел из затворничества и снова желает его видеть - но помня о событиях минувшего дня, в сердце Мин Фаня поселилась тревога. Единственным, кто владел техникой сорванных листьев, был его Шицзунь, а значит он стал свидетелем столь недостойной сцены. Замерев перед изящным молодым человеком, Мин Фань низко поклонился.
— Сообщи всем, что с завтрашнего дня все занятия возобновляются, — Мужчина даже не поднял на ученика взгляд, но всё же спросил. — Что случилось с твоей щекой?
Мин Фань вспыхнул, но покаянно отозвался:
— Всему виной несдержанность этого ученика. — Он опустил глаза в пол и никак не ожидал, что изящная рука коснётся его головы.
— Этот мастер лишь надеется, что ты поймёшь свою ошибку. На тебе лежит ответственность, как Да Шисюна[2], а ты так глупо ввязываешься в драку, — Он щёлкнул его по лбу двумя пальцами, заставляя мальчишку зажмуриться, после чего улыбнулся. — Я доверяю тебе и надеюсь, что ты примешь верное решение.
Мин Фань, задохнувшись от стыда и смущения, робко поднял голову, чтобы увидеть знакомую нефритовую подвеску, которую держал в руке учитель. Он взял её, сжимая, но не удержавшись, вскинул голову:
— Шицзунь, этот ученик не понимает! Это же подделка, безделушка, она ничего не стоит! Зачем так дорожить ей?
Шэнь Цинцю ненадолго замолчал, подходя к окну. Не оборачиваясь, он тихо проговорил:
— Ценность вещей не в их стоимости, а в отношении к ним и воспоминаниях, что они в себе таят. Посмотри, нитка, на которой висит Гуаньинь, потёрта и изношена. — Он услышал шуршание за спиной и улыбнулся. — Когда-нибудь и у тебя появится нечто столь же ценное и ты поймёшь... Впрочем... Быть может, будет лучше не доводись тебе познать этого.
Шэнь Цинцю знал, что его ученик выходец из благородной семьи, который никогда ни в чём не нуждался. Ему выпало прожить беззаботную жизнь, и мужчина не хотел бы отнимать у него что-то ценное только, чтобы преподать урок. Дав ещё несколько распоряжений, он разрешил парню откланяться. Уходя, тот выглядел крайне понурым.
Бинхэ нашёлся на тренировочном поле, и Мин Фань заметил, что раны на его теле ещё не зажили, а синяки под глазами стали ещё более явными.
— Эй! — Он пытался сделать голос мягче, но колючесть внутри по отношению к мальчишке никуда не делась, поэтому, несмотря на то, что сначала он хотел извиниться, вместо этого с губ слетели совсем другие слова. — Шицзунь велел тебе зайти в бамбуковый дом.
Ло Бинхэ вздрогнул, про себя даже допустив мысль о том, что Мин Фань нажаловался на него и теперь его скорее всего выгонят. Сердце наполнилось жгучей ненавистью и страхом, но он всё равно, проявив уважение к старшему, низко поклонился, благодаря его, и только он хотел уйти, как его остановили:
— Подожди... Кхм. — Мин Фань отвёл взгляд, помолчал несколько секунд, но так и не найдя нужных слов, просто протянул ему кулон. — Вот. Учитель сказал передать тебе его. И... прости меня. Я повёл себя... неправильно.
Бинхэ шумно выдохнул, ошалело наблюдая за старшим братом, а руки без его ведома потянулись за Гуаньинь. Он прижал кулон к себе, не зная, что ответить, и потому не чувствовал, как к глазам подступили слёзы облегчения.
— Ты мне всё ещё не нравишься! — Ощетинился Мин Фань. — Но Шицзунь говорит, что на пике Цинцзин все мы - одна семья. И как старший, я должен нести ответственность за младших. — Он покраснел кончиками ушей, вспоминая нежные касания Шэнь Цинцю, но сразу же одернул себя. — Чего застыл-то? Я же сказал, Шицзунь ждёт, поторопись и иди к нему!
[1]Отсылка к восьмой главе, где Цянь Сюань подарил Шэнь Цзю веер.
[2]Да Шисюн – старший брат, наставник, старший ученик.
