***
Они встретились друг с другом в гуще сражения, у каждого за спиной выводок учеников, которых нужно защитить. Времени хватает разве что на сжатие рук, да кивок головой, ровно один вдох и одна улыбка, а после, будто в вихре, мир кружится, следуя сюжету, грозясь растоптать их, слабых и ничтожных. После открытия Бесконечной бездны большинство учеников лишаются чувств, уступая место на сцене главному герою. Мобэй Цзюнь, появившийся секундой позже, отлично справляется с ролью эпизодического злодея. Неподходящая деталь, выбивающаяся из общего механизма - Шэнь Цинцю никогда не следует сценарию. Он хлещет веером одного из сильнейших демонов, при этом выглядя чересчур довольным для человека, обречённого быть проткнутым ледяными копьями в течение пяти минут. Но его спасает Ло Бинхэ, и Цинцю, неуклюже упавший где-то за пределами траектории удара, успевает хихикнуть своей глупости. Шан Цинхуа знает, что помимо глупости в его друге смелости на целый легион. Во взгляде Шан Цинхуа благодарность столь велика, что только её и видно, и если бы пыл сражения не застилал взора, то Цинцю наверняка бы заметил след отчаянья там, в глубине. Цинхуа хочется смеяться нелепости ситуации, но Мобэй Цзюнь, успевший одолеть ещё не окрепшего главного героя, срывая с него печать, уже направляется в их сторону. Голубые глаза вспыхивают красным, стоит ему увидеть наглого заклинателя, но навредить ему он не успевает: едва стоящий на ногах, грозящий упасть в любую секунду, Шан Цинхуа молит о прощении для драгоценного друга, и великий король повинуется желанию своего слуги. Они исчезают в снежном вихре, оставляя за собой лишь отклик заверения Шан Цинхуа о том, что всё будет хорошо.***
Секундой позже глава пика Аньдин обнаружил себя на полу ледяного дворца, куда его небрежно опустили. Он резко втянул холодный воздух, пропитавшийся неловкостью, и робко поднял взгляд. Мобэй Цзюнь, во всём своём великолепии, являл собой образ истинного монарха, но впервые в его глазах можно было увидеть уязвимость. — То, что сказал тот заклинатель... — После долгого молчания вдруг заговорил демон. — Людям не нравится, когда их бьют? Вопрос был столь абсурден, что, не будь Цинхуа напряжён и ослаблен, он бы наверняка расхохотался. Несмотря на нелепость происходящего, серьёзность его Короля была безупречна, но неуверенная улыбка - единственное, на что хватило мужчину. Пока он, раненый и измождённый, думал о том, как не заслужить новый гнев демона, Система в его голове напомнила о бренности бытия: [Предупреждение! Открыта важная миссия: Бесконечная бездна. Если главный герой не сможет её завершить, тебе кирдык.] И Шан Цинхуа наконец понимает всю суть происходящего. Ему в любом случае конец, а значит... А значит довольно пресмыканий, они уж ничего не решат, а в последние секунды жизни ему всегда мечталось проявить хоть капельку гордости и чувства собственного достоинства. Потому он удобней располагается на полу, облокотившись на свои локти, и с усталой улыбкой поднимает взгляд: — Да, мой Король, людям... никому не нравится, когда их бьют. Безупречное лицо демона трогает рябь раздражения, и он цедит: — Ты ни разу не говорил об этом. — Я боялся, — спокойно кивает заклинатель. — Несмотря на всё моё восхищение, я всё больше боюсь Вас. Со следующим слугой, быть может, стоит быть помягче, иначе он долго не протянет. — Чуть смеётся он, впервые показывая такое беззаботное выражение лица перед своим господином, и тот заворожённо замирает. — Ты собираешься бросить меня? — С холодных губ слетает вопрос и температура в комнате падает на несколько градусов. Цинхуа не чувствуя этого, шепчет: — Я говорил, что буду служить Вам до самой смерти. Только Вам... — Его щеки по юношески округлые и нежные, скрываются под тенями от ресниц. В уголках глаз появляется изморозь, и Мобэй вдруг вздрагивает, осаждая свою силу. Он опускается перед своим слугой на колени, пытаясь вглядеться в него, понять, что же сегодня происходит. Его сердце, давно уже превратившееся в кусок льда, трепещет, поражаясь неправильности происходящего, и Мобэй Цзюнь абсолютно с ним согласен, но поделать ничего не может. Только подаётся ближе, смотря долго. Внимательно. Шан Цинхуа хочется рассмеяться и заплакать одновременно. Уже совсем скоро умирать, а он тонет в голубизне знакомых глаз и периодически забывает дышать. В пустой голове остаётся по-детски глупая мысль, что он вот уже вторую жизнь не знает каковы на вкус поцелуи, а надеяться на третью попытку бессмысленно. Шан Цинхуа чувствует, что это последний раз, и только потому подаётся вперёд, неуклюже прижавшись холодными губами к таким же холодным, чуть тонким. Закрывает глаза, мечтая, чтобы всё закончилось именно в этот самый момент, и не важно от рук ли разъярённого Господина или же по приказу Системы. Кожу опаляет обжигающе-горячее дыхание и весь его мир тонет в поцелуе. А Алиса вдруг провозглашает: [Поздравляю!!! Арка «Бесконечная Бездна» успешно начата! Награда - 5000 баллов. Пляши, неудачник, живём-живём!] Шан Цинхуа падает в обморок раньше, чем успевает осознать все последствия произошедшей катастрофы. В ожидании пока раны затянутся, он покидает замок спустя неделю после этого случая. Они с Мобэй Цзюнем не говорят о том, что случилось, и героическая предсмертная смелость заклинателя остаётся необъяснимой и невысказанной. Изредка Король бросает на него косые взгляды, застывает, беззвучно шевеля губами, будто хочет что-то сказать, но молчит. Больше не бьёт его и почти не злится. Не останавливает и тогда, когда Шан Цинхуа говорит, что здоров, и возвращается в свою школу.***
Он достигает пика Цюндин в предрассветный час, когда большинство живых существ ещё не успело пробудиться. Осторожно стучится к Юэ Цинъюаню и ожидаемо обнаруживает его сидящим перед кипой документов. Тот заторможенно смотрит на собрата и спустя долгие минуты осознания испускает такой стон облегчения, что Шан Цинхуа почти верит в свою значимость. — Чжаньмен-шисюн, — Кротко приветствует он, останавливаясь перед ним. — Этот Цинхуа вернулся. — Где... Где ты был? Цинцю сказал, что тебя утащил демон, мы думали... Мы так боялись... — Будто опомнившись, мужчина посылает несколько весточек заклинаниям и вновь поворачивается к Старейшине. — Ты цел? Голос мужчины чуть слышно хрипит, будто до конца не веря в происходящее, и Шан Цинхуа кивает, чтобы после, отталкиваясь от услышанного, рассказать, как чудом смог убежать от демона, а возвращаясь в школу, наткнулся на торговцев, с которыми сотрудничает их пик: те, узнав его, вылечили и дали новые одежды. — По дороге я слышал множество слухов о случившимися, но распознать правды не смог. — Взгляд карих глаз становится серьёзнее. — Что же произошло на самом деле? Сколько... Сколько у нас жертв? Цинъюань тяжело вздыхает, но сказать ничего не успевает, так как в комнату вместе с запахом духов влетает молодая женщина. Она застывает у порога, неверяще смотря на мужчин, но сразу же бросается в объятия Шан Цинхуа. — Хомяк..! Живой! — Она стискивает мужчину до такой степени, что по комнате разносится треск костей, и всё же заклинатель не отстраняется, робко улыбаясь столь сильному проявлению чувств. — Здравствуй, Ци-Шимэй. — Они отстраняются, и Шан Цинхуа с удивлением обнаруживает чуть завивающиеся прядки на голове своей сестры, свидетельствующие о том, как та спешила. — Ты всё так же прекрасна. — А ты всё так же злишь меня! — Она больно бьёт друга по плечу, явно смущённая своему порыву, но в глазах этой всегда сильной женщины блестят слёзы облегчения, потому Юэ Цинъюань спешит спасти ситуацию. — Присядьте, я налью нам чай. — Они устраиваются удобней, прежде чем Глава школы тяжёлым голосом начинает. — Общее число потерь составило тридцать пять человек, и большинство из них ученики дворца Хуаньхуа. Шан Цинхуа кивает, припоминая, что между родом Мобэя и Дворцом были старые счёты, а мстительность демонов не знает себе равных. Так или иначе, его интересовало совсем не это, и Юэ Цинъюань, понимая всё, продолжил: — Хребет Цанцюн впервые заявил о себе так громко. Оказалось, наши ученики были наиболее подготовлены. Их способности спасли также жизни многих других детей, по сей день мы получаем благодарственные письма. До последнего момента наша школа заявляла о двух жертвах. Но ты вернулся. — ...И единственным, кого мы потеряли, остаётся ученик Шисюна Шэня. — Тяжело заключает Ци Цинци, пряча взгляд. У Шан Цинхуа сжимается сердце, когда он осознаёт, о ком они говорят: — Ло Бинхэ... Когда меня утащил демон, Цинцю уже был в тяжёлом состоянии. Если после этого они столкнулись с ещё одним демоническим существом, то скорее всего мальчик защитил своего наставника... — Он замолкает, поднимая взгляд. — Как он? В комнате царит напряжённая тишина. Они не хотят говорить о своих страхах, надеясь, что они надуманны, но едва найдя в себе силы, всё же рассказывают о плачевности их положения. О том, что просыпаясь с утра, Шэнь Цинцю по привычке подолгу ожидает прибытия своего ученика. Что его волосы больше не собираются в изысканные причёски, тяжёлым каскадом лёжа на плечах, от того делая его облик болезненно хрупким. Яд и отсутствие аппетита заставили его сильно похудеть, однако несмотря на это, улыбка его была столь же нежной. Таким бывает осеннее мягкое солнце, что пытается согреть землю истлевшим теплом, последним, что у него осталось. Цинцю улыбается, но это... — Улыбка обречённого. — Шепчет Ци Цинци, прикрыв глаза. — С момента своего прибытия, он ни разу не заплакал, оставаясь сильным, чтобы поддержать своих учеников. Раны на его теле заживают, пусть и слишком медленно, но что касается его души... Му Цинфан выражает опасения, что подобное психологическое состояние может подтолкнуть его к страшному, и он последует за своим учеником. Шан Цинхуа хмурится, кусая губы, пока не слышит быстрые шаги за спиной, и обернувшись, не обнаруживает обескураженного Лю Цингэ. Тот, видно, только получил послание от Главы Школы, и поспешил сюда, а обнаружив вправду живого заклинателя, не мог поверить глазам. Безуспешно смыкая и размыкая губы, он наконец выдаёт лишь одну фразу, в которой тем не менее сосредоточена вся боль человечества: — Спаси его. Все ненадолго замолкают, и Шан Цинхуа молча встаёт со своего места. Никто не пытается его остановить, когда он становится на свой меч и летит в сторону пика Цинцзин. Стоит ему только ступить на землю, как обескураженные журавлята сразу же обступают его, а в их ярких глазах теплится надежда. Мужчина жестом призывает их быть тише, и понимающий Мин Фань без лишних слов провожает его в сторону бамбуковой хижины, сразу же удаляясь, стоит Старейшине попросить. Изнутри постройки доноситься тихий разговор, и Цинхуа против своей воли прислушивается, узнавая голос главного целителя их школы. — Ты ослаблен, тебе нужно питаться, не говоря уже о приёмах лекарств, которые ты пропускаешь. — Голос мужчины звучит тревожно, взволнованно, в нём невозможно обнаружить привычное спокойствие. — Не бросай нас, Цинцю. Прошу. — Шиди Му, куда же я денусь, — умиротворённо отзывается собеседник, — И незачем так чутко за мной следить. У этого Шэня в последнее время нет аппетита, только и всего, а лекарство я не пью лишь из-за своей дырявой памяти. Старость, видишь ли, сделала меня забывчивым. — Цинцю, ты... — Он не договаривает, так как чувствует появление гостя, и обернувшись, осекается. — Шисюн Шан, ты..? — Жив, — Кивает заклинатель, не отрывая взгляда от замершего друга. Под глазами последнего залегли мешки, лицо осунулось. Он весь стал настолько бледным, что кожа казалась почти что прозрачной. — Я вернулся. Лекарь понимающе оглядывается на застывших Старейшин, и покидает хижину, на прощание сжав плечо Главы пика Анъдин, как знак того, что ему рады. Дверь за ним закрывается с тихим шелестом, погружая хижину в звенящую тишину. Они смотрят друг на друга, а в глазах столько невысказанных слов, что сердце разрывается. — ...То, как ты отделал моего Короля... Это было круто, Братец Огурец. — Криво улыбается мужчина, подходя ближе. — Я... Я пожалел об этом почти сразу. Испугался, что он потом отыграется на тебе, и понял, как необдуманно поступил на самом деле. — Голос Цинцю звучит слабо и обессилено. — Он не сделал тебе ничего..? Шан Цинхуа весело улыбается, качая головой: — Нет. Только уточнил, правда ли люди не любят, когда их бьют. Ты мне очень помог. — Хорошо. — Цинцю кивает, пытаясь сдержать слёзы, вспомнив ту жертву, что чуть не принёс друг. — Больше никогда так не делай, понял? Мне придётся пойти за тобой, а я, видишь ли, уже свыкся с этим миром. Ты слишком безрассуден. Сян Тянь молча обнимает Шэнь Юаня.***
Цветочное вино, подаренное кем-то уже очень давно, наконец-то было открыто. Терпкий запах замаскировал печаль и отчаяние, витающие в комнате, раскрывая человеческие души. И несмотря на то, что у опьянения есть свои стадии и своя цена, они оба были согласны на это. Стадия первая - In vino veritas.[1] Достигается уже после первого глотка и длится до тех пор, покуда кувшин не опустеет. Жертва становится разговорчивей, обнажает душу. Расскажет, что Вы всегда бесили его, и о том, что в третьем классе он подкинул учителю в сумку живого таракана. — Я слишком много не успел ему рассказать, объяснить! Не научил его достаточно хорошо... Он не готов! — Рука до этого держащая тонкий стакан, вплетается в длинные, ненавистные волосы. — Дитя, он совсем ещё ребёнок, совершенно один! Я не могу его защитить, меня нет рядом. Но даже когда я был рядом, я не смог! Шан Цинхуа внимательно слушающий друга, кивает, делая ещё один глоток. — Ага. — Его язык заплетается, и слова звучат невнятно. — А теперь скажи мне правду. Молодой человек в зелёных одеждах тяжело вздыхает, и, чуть не плача, признаётся: — Я, кажется, влюбился в главного героя. И как же он ненавидел себя за эти чувства. Цинцю ощущал себя последним подонком, но поделать с собой ничего не мог: яркий, солнечный Бинхэ незаметно заполнил все его мысли, заставив позабыть о возрасте, расе и поле. В самом начале мужчина ещё мог осечь себя мыслями, что тревожное трепетание сердца не более чем восхищение пред совершенством главного героя, сына небес, но после того поцелуя, когда весь его мир разбился вдребезги, раскрошился, и за секунду сумел собраться воедино, самообман больше не был панацеей. И несмотря на осознание своих чувств, он также знал, что для Бинхэ это может быть лишь минутное помешательство, так как этот мальчик был рождён для бóльших свершений, нежели завоевание сердца ничтожного старика. Где-то в кромках судьбы, среди страниц новеллы, его всё ещё ждал гарем красавиц и три мира, поклоняющиеся ему. В конце концов, мальчик мог просто запутаться, не различить любовь от восхищения к старшему, ведь он столь юн, а Шэнь Цинцю, будь он трижды проклят, разворошил весь сюжет. «А я говорил, что он это признает! — Восклицает радостный Шан Цинхуа. — Давай пятьсот баллов, я выиграл спор!» [Тц. Начислила уже.] — Как же ты смог его столкнуть по итогу? — Недоумевает мужчина. — Ты и так-то мягкосердечный. Вместо ответа Цинцю залпом осушает свой стакан, и наливает ещё. — Как же ты сможешь избежать его мести?! Сюжет ведь обрекает тебя на верную смерть..! И ещё один. — Ты только не переживай, ладно? Обещаю, мы что-нибудь придумаем! Не дам я ему тебя убить! И ещё. — Хотя с другой стороны, может это и есть решение..? — Вскрикивает Цинхуа, а на недоумевающий взгляд друга обьясняет. — А что?! Устроим временную смерть персонажа! Пока ты чутка поумираешь, все враз осознают, какой ты был хороший, милый и добрый, а потом ты чудом воскреснешь! И я помогу тебе имя обелить, друг я тебе, в конце концов, или где? — Не нарывайся на рифму, Самолёт. — Бурчит Шэнь Цинцю, доставая новую бутылку вина. — А я что? Я ничего... — Заклинатель ещё какое-то время жалуется на жестокость друга, а после вдруг затихает, и Цинцю с ужасом осознаёт, что его друг предательски заснул в середине попойки. Если кто-то из-за низкой терпимости к алкоголя сразу отрубается, то остальным предстоит пройти ещё три круга ада. Стадия вторая - Цзюэши Хуанхуа.[2] Повышается температура тела, на щеках алым расцветают маки, а глаза блестят лихорадочным блеском. Намеренно или нет, но во время этой стадии жертва алкоголя выглядит, как мечта маньяка-насильника. Из-за дискомфорта, вызванного высокой температурой, возможно резкое сокращение количества одежды. — Шан Цинхуа, предателя кусок! — Цинцю держал лежащего друга за ногу и переодически бил его по бедру. — Почто же ты меня бросил в такой момент?! Оставаясь только лишь в нижней одежде, он отпил ещё один глоток, на этот раз прямо из горла. Только он хотел вновь ударить храпящего друга, как наткнулся на застывшую на пороге тень. Сощурился, пытаясь разглядеть, а как зрение прояснилось, воскликнул: — Шиди Лю! — Он обрадовано подозвал заклинателя поближе. — Ты-то мне как раз и нужен! Давай, составь этому Шэню компанию! — Ты... — наконец промолвил, потерявший дар речи, мужчина, — Шэнь Цинцю, ты что, с ума сошёл?! Посмотри, как ты выглядишь! Глава пика Цинцзин ошалело окинул себя взглядом. Ну да, одежды меньше, чем они привыкли, но они ведь оба мужчины. Прикусил алые губы, нахмурился. В итоге решил запахнуть раскрывшийся нижний халат, обнаживший покрасневшую от жары грудную клетку. — Так лучше? — Неуверенно проронил мужчина, задумчиво склоняя голову, и от этого движения пряди распущенных волос колыхнулись, падая на острые ключицы. — Ты...! — Лю Цингэ почти что задыхался. — Развратник! Как ты можешь! И эти ваши непристойные отношения с Цинхуа! Бесстыдство! — Непристойные отношения..? — Возмущённо вскрикнул Шэнь Цинцю, стоило понять смысл сказанного, и выбросил ногу друга из объятий, позволив ей с глухим звуком стукнуться об пол. — Если Вам угодно, Шиди Лю, непристойные отношения у меня скорее с Вами, а не с ним! «Иначе как так получается, что ты насилуешь мои мозги уже добрых два десятка лет!» — Успел подумать он, но не договорил, потому как враз покрасневший Лю Цингэ потерял всю свою хвалебную элегантность и совсем не грациозно упал на пятую точку. Лицо его было краснее маков, однако, чересчур взбудораженный, Цинцю не обратил на это внимание, снова обняв ногу друга и упрямо гаркнув: — А с ним у меня всё прилично! Шан Цинхуа, всё ещё находящийся в алкогольном обмороке, пьяно пробурчал: — Хочу лизнуть Сосульку... Стадия третья - Королева Драмы. Апатия и безразличие обуревают душу опьяненного, а всевозможные комплексы и детские травмы уверенно поднимают головы. «Меня никто не любит», «Хочу умереть», «Я ничтожество» и другое спонсоры этой стадии. Укрытый одеялом, Шан Цинхуа тихо посапывал в кровати своего друга, пока тот, зажавшись в угол, осушал третью бутылку цветочного вина. Огонь, которым пылало его тело, успел потухнуть, оставляя после себя горсть почерневших углей и котёл самоедства. Находясь в прострации, Шэнь Цинцю даже не замечает, как дверь его хижины вновь отворяется, и перед ним оказывается добродушный мужчина. — А-Цзю, ты ведь никогда не пил... — Слышит он взволнованный голос и поднимает расфокусированный взгляд. — Ци-гэ? — Робко тянет он, моргая увлажнившимися зелёным глазами, даже не представляя, что в этот момент сердце великого заклинателя разбивается на куски. — Как ты здесь? — Твои ученики разволновались, увидев покрасневшего Лю Цингэ, вылетающего из твоей хижины. — Я обидел его... — Тихо-тихо прошептал заклинатель, позволяя крупным слезам сорваться с длинных ресниц, — Ци-гэ, я такой плохой... — Эй, что с тобой? — Юэ Цинъюань испуганно протянул руки, заключая хрупкого молодого человека в объятия. — Как ты можешь быть плохим? Ты лучшее, что знает этот мир. Шэнь Цинцю, начав вырываться, запричитал сломленным голосом: — Н-не правда! Этот Учитель не смог защитить сестёр, тебя, Бинхэ..! Бинхэ, там, один, я должен был пойти за ним, почему я всё ещё здесь? — А-Цзю, умоляю, не говори этого! — Тяжело отрубил Юэ Цинъюань, так сильно зажмурившись, что перед глазами заплясали яркие точки. Мужчина в его руках замер от этого возгласа, и будто лишившись всех сил, слабо прислонился к плечу брата. Когда он открыл свои невообразимо зелёные глаза и посмотрел на него, Глава Школы понял: Шэнь Цинцю сейчас не здесь. — Ци-гэ? — Послышалось робкое. — Ци-гэ, пожалуйста, не уходи, не бросай меня... Мне так страшно. Цю Цзяньло всё время бьёт меня, он хочет меня убить. Ци-гэ, пожалуйста, спаси меня, я не могу так больше, не могу... Шэнь Цинцю был в бамбуковой хижине, но ощущал себя запертым в сарае семьи Цю. На его теле не осталось ни единой раны, но спина то и дело вспыхивала фантомными болями от плетей. Перед ним сидел Юэ Цинъюань - великий и сильный бессмертный, по праву владеющий легендарным мечом Сюаньсу, крепко держащий его в объятиях, но единственное, что видел Шэнь Цинцю, убегающий силуэт маленького мальчика, виднеющийся сквозь щель в двери. Они - Старейшины и знаменитые заклинатели, сейчас чувствовались несчастными рабами. Бесправными. Обречёнными. Юэ Цинъюань тихо плачет, убаюкивая в руках недвижимого брата, а после, не выдержав недоумения и потерянности в его глазах, позорно убегает. Он надеется вернуться, как только угроза искажения Ци отступит, и он не сможет причинить Цинцю страданий, но зацикленный на боли, для этого требуется целая ночь. Глава пика Цинцзин тихо вытирает слёзы с лица. Стадия четвёртая - Рубикон пройден.[3] Все глупости в мире делаются именно после этой стадии. Наутро Вы вряд ли что-то вспомните, но последствия Ваших действий ещё долго будут преследовать Вас. Впрочем, не волнуйтесь, хуже этого, скорее всего, ничего уже не будет. И покуда Шэнь Цинцю восполняет недостаток алкоголя в крови, испарившегося из-за пролитых слёз, позвольте мне оставить его на некоторое время за ширмой повествования, так как считаю своим долгом сообщить, что демонам дешёвые драмы свойственны ровно в той же степени, что и людям. Мобэй Цзюнь не спал и не ел на протяжении недели после того, как совершил свою маленькую месть во время Собрания Бессмертных. Оно и понятно, никто и никогда не смел его ударить, в то же время оставаясь в живых, но, что воистину было удивительно, злило демона далеко не это. Ряд открытий, что несчастный монарх успел совершить, как обухом ударил его по голове. Во-первых, Его Человеку не нравится, когда его бьют, несмотря на то, что средь обычаев демонов подобные действия в определённый момент считаются ухаживаниями. Во-вторых, Его Человек боится своего Короля, и боялся всё это время, робко пятясь от каждого резкого движения. В-третьих, вкус губ Его Человека лучшее, что ему доводилось знать, и пусть он не привычен к скорым суждениям, но, возможно, учитывая все обстоятельства и риски, он вполне может предположить, что испытывает, в некотором роде, симпатию и определённую привязанность к этому странному существу. В-четвёртых, как только Его Человек упал в обморок спустя несколько секунд после их первого поцелуя, он понял, что определённо не может допустить его смерти. И что с этим делать, Мобэй Цзюнь абсолютно не представляет. Не проходит суток, как Его Человек покидает Ледяной дворец, а демон уже не находит себе места. Он не привык искать оправдания своим действиям, и потому делает, что хочет, а оказавшись на пике Цинцзин, следуя по следам Его Человека, он обнаруживает Цинхуа вусмерть пьяным на чужой кровати, хозяина хижины же наблюдая за столом перед рядом пустых бутылок. Когда спустя пять минут этот ненавистный заклинатель замечает его присутствие, демон не видит в зелёных глазах ожидаемого страха, тот даже защищаться не собирается, а только лишь раздраженно бурчит: — Сделали, видите ли, из моего дома проходной двор, и довольные ходят! Слыша, как тот запинается в некоторых словах, Мобэй Цзюнь раздраженно закатывает глаза, но убивать это насекомое нельзя, Его Человек расстроится. Он молча подходит к лежащему на кровати телу и только собирается его поднять, как боковым зрением замечает летящий в него веер. — Руки свои загребущие убрал от моего Самолёта, упущение редактора. — Цинцю пьяно подаётся вперёд, пытаясь сделать так, чтобы мир вокруг не слишком кружился. — Я тебе что, в прошлый раз недостаточно чётко объяснил? Прилетевший обратно веер, мужчина ловит лбом, падая на спину. В голове от удара звенит, а перед глазами периодически темнеет, но будто не понимая своего положения, он продолжает негодовать: — Да ты хоть знаешь, кто мой муж... Еник... У-ученик! — Наконец определяется он. — Я ему расскажу, он тебя вмиг..! — Как мне сделать, чтобы Цинхуа не ушёл? — Отрешённо отзывается демон, заставляя человека прекратить свои возмущения и выпрямиться. — Я мог бы сломать ему ноги. Но это не то, что я хочу. — А чего же ты хочешь? — Удивлённо распахивает глаза Меч Сюя, пытаясь прояснить пьяное сознание. — Чтобы он остался с тобой добровольно? Демон, будто и сам не ожидавший этого вывода, всё же кивает. Он смотрит на спящего человека, на его приоткрытые пухлые губы и мягкую округлость щёк. Шан Цинхуа выглядит особенно мило, когда спит, и это подталкивает демона на самую абсурдную фразу за всю его жизнь: — Я хочу, чтобы он любил меня. Шэнь Цинцю ещё добрых пять минут оторопело смотрит на картину, где один из опаснейших демонов мягко гладит его друга по непослушным волосам, и только потом, опомнившись, тараторит: — Шан Цинхуа любит сладкое, так что не забывай приносить ему десерты, особенно выпечку. Он хорошо справляется с работой, но на самом деле, предпочитает отдых, так что почаще устраивай ему отпуска. Не любит боль, вообще, совсем, ни капельки(!), зато ему нравится, когда играют с его волосами. — Шэнь Цинцю замолкает, чтобы сделать короткий вздох, и продолжает уже медленнее. — Этот мальчик, не смотря на свой возраст, вечный ребёнок, бесконечно и бескорыстно преданный, всепрощающий и нежный. Если ты причинишь ему боль, я вытащу твои кишки через горло, намотаю на палку и засуну обратно через зад. Ой. — Цинцю и сам пугается своих слов, но собравшись с силами, уверенно заявляет. — Несмотря на то, что мне и самому это будет неприятно, так и сделаю, понял? Мобэй Цзюнь даже подивился, как с таким слабым телом этот заклинатель имеет столь длинный язык, но злиться не стал. Осторожно поднял разгорячённое тело своего человека на руки, но не успел сделать шага, как заклинатель спросил: — Холод в этот Новый год твоя работа? — Шан Цинхуа хотел увидеть снег, — не оборачиваясь кинул демон, прежде чем исчезнуть из бамбуковой хижины. Провожая их взглядом, Шэнь Цинцю задумчиво подошёл к окну, не ожидая, однако, что пил он до глубокой ночи. Лёгкий ветер ласково трепал его длинные волосы, и Цинцю, вдруг почувствовал, что больше не в силах этого терпеть. Система взволнованно отозвалась, оповещая, что из-за высокого градуса алкоголя в крови, функция «здравый смысл» аннулирована, но Шэнь Цинцю даже не обратил на это внимания. Тонкий и хрупкий, мужчина вскинул руку, а спустя секунду в темноте отразился блеск Сюя. *** — Шисюн Шэнь? Шисюн Шан, вы спите? — Тихо постучавшись, спросил прибывший с утра, Му Цинфан. — Я принёс похмельный суп, — Соблазнительным голосом поведал он, заходя внутрь. В комнате царил беспорядок, состоящий из пустых бутылок и одежды, разбросанной повсюду. На кровати, укутавшись с головой, недвижимо кто-то лежит, и Цинфан, подойдя ближе, решается откинуть одеяло: — Цинцю? — Тихо вопрошает мужчина, а ещё спустя секунду в ужасе отодвигается, почти падая. — Что же... Что же ты наделал?!