Гебура

      Сколько не высказанных слов и не выраженных мыслей, что будь то пустой листок бумаги или рупор – ничто не заставит меня приоткрыться. Моя душа – не кран, моё сердце – не проходная дверь. Чаще я молу не потому, что нечего сказать, а потому что придётся слишком много говорить. Не люблю много говорить, ещё сильнее не выношу вопросов, ответов на которых у меня нет. Я – собранный из кусков множественных людей человек. Сотканная из множественных личностей личность и держу в руке толстую иголку с красной ниткой. Подшивая себя раз за разом, понимаю, что едва различаю идеальные швы и теряюсь в раскройках. Они таятся где-то под купой оборванных лохмотьев, что каждый раз я пытаюсь заштопать до болезненной усталости в руках. Каждый шов дается с трудом, а игла гнется, отказываясь продевать толстые слои ткани, чтобы соединить их, заштопывая дыры, однако всё напрасно. Я с треском рвусь, словно набитый ватой плюшевый медведь, когда ему отрывают голову. Каждое моё движение скованно нарастающей болью. Но я не вижу, что происходит вне меня. Чёрные пуговицы вместо глаз и ясный взгляд только в самого себя. Я не знаю, кто меня создал и зачем. Не знаю, откуда я родом и был ли я когда-то живым. Я не знаю из какого я племени и куда попал. Всё, что я чувствовал всегда – это касание пустоты и тишины зов. Я не чувствую ничего, касаясь своего лица, потому что оно – чужое. У меня нет губ, которые можно целовать. Нет глаз, которыми можно смотреть. Нет ушей, которыми можно слышать. Нет носа, которым можно дышать.       Погнутая иголка – не беда. У меня есть целый их стог. Выбирая их наощупь, я часто ранюсь, однако, настолько привыкший, что не чувствую боли и знаю, что кровь никогда не польется. Бесконечный клубок красной шерстяной нитки; всегда верный и послушный, он никогда не шалил и не терялся из виду, но вдруг он отпрыгнул от моей ноги. Неожиданно я обнаружила, что нитка кончилась. А потом услышала: чужие медленные шаги. А потом почувствовала запах: белый хлеб. А потом увидела: тёмный размытый силуэт. Я обнаружила себя в яме с иглами и все они впивались в меня, терзая меня, но я не могла крикнуть, высвобождая вдруг скопившуюся внутри агонию. Впервые я прикоснулась к чему-то, и оно, нащупав мои уязвимые стороны, пустило кровь и причинило нестерпимую, новую боль. Глубокая тесная яма и я в ней, натыканная иголками, парализованная.       — Чего ты хочешь? – спросил хриплый низкий голос. Тёмный силуэт стоял на краю ямы и смотрел вниз.       Я, разученная говорить, бесшумно двигала губами, чтобы вытолкнуть застрявшие в челюстной кости слова, извивающееся пёстрыми червяками. Я пыталась пробудить голосовые связки и заставить их слушаться меня. Сухие губы и ершистый язык. Я впервые почувствовала непреодолимую жажду.       — Чего ты хочешь? – грубо и настойчиво требовал голос.       Я попыталась пошевелиться, но тут же потерпела неудачу: самая толстая игла впивалась мне в область под ребром, и я замерла, обливаясь холодным потом. Неосторожное движение и она вылезет с другой стороны.       Силуэт сел на край ямы, свесив ноги.       — Здесь… опасно. Тебе лучше уйти. Кто бы ты ни был, — сдавленно произнесла я, шарахаясь своего пробудившегося голоса.       — Я не собираюсь прыгать к тебе, — с удивлением возразил голос. — Однажды я уже был там. Не очень приятное место.       — Тогда… зачем ты здесь?       — Я хочу знать, чего ты хочешь, — объяснил голос и я почувствовала вибрации лёгкой ухмылки.       — Разве мне можно хотеть?       — А кто тебе может запретить? – с улыбкой ответил мужчина, подпирая кулаком лицо.       Я с осторожностью оглянулась вокруг, затем опустила взгляд на свои руки. Чёрные пальцы, а под ногтями – мелкие острые колючки. Меня настигла истерическая паника. Занозы гноились и кровоточили. Душный сладковатый запах ударил в нос и рвотный ком подкатил к горлу, но я смогла сдержать порыв, спрятав лицо в локоть. Меня пробил озноб и слёзы покатились безудержными обжигающими ручьями.       — Так чего ты хочешь? – требовательно уточнил мужчина.       Дрожащей рукой я вытаскивала занозы из-под ногтей, подавляя порыв рвоты, но на их месте вырастали новые. Словно я сама была паразитирующей занозой. Бесконечный кошмар, похож на тот, где невозможно быстро бегать, только в этом невозможно избавиться от омерзительно пахнущей боли.       — Чего ты хочешь? – сердито переспросил мужчина.       Я подняла затуманенный взгляд и зажевала губы, будто за грядущие слова мне грозит публичная казнь.       — Вытащи меня отсюда, — тихо произнесла я в надежде, что он услышит.       — Чего ты хочешь? – как заведённый продолжал мужчина.       — Забери меня с собой…       — Чего ты хочешь?       СПАСИ МЕНЯ!       Я долго пыталась понять, где нахожусь. Потолок казался мне едва знакомым. Гравитация вжимала меня в кровать, а в груди всё заледенело от ужаса. Я попыталась пошевелиться, но тело мне не подчинялось. Мысли все покрыл густой туман.       — Бепо, слезь с меня… мне тяжело, — обратилась я к полярному медведю, который пускал во сне слюни на моё одеяло. Он дёрнул ухом, словно отмахнулся от назойливой мухи, и что-то неразборчиво, однако довольно недовольно пробормотал.       Ноги затекли под весом белого медведя и я, бросив бесполезные попытки его разбудить, уткнулась носом в локоть и обречённо вздохнула. Нижняя часть тела нестерпимо ныла, так что я села в кровати и заглянула под одеяло.       — Вот беда… — заунывно произнесла я, поморщившись.       Из вены торчал катетер и мне пришлось его осторожно извлечь.       Ло подвинул ко мне две коробки. В одной были упаковки с тампонами, а в другой с прокладками.       — Я не помню, что было вчера, — я взяла упаковку с прокладками. Остальное Ло убрал в шкафчик позади своего кресла.       — Ты свалилась в обморок. Побочный эффект от лекарств. При осмотре я не обнаружил чего-то серьёзного. Месячные тоже могли послужить этому неприятному инциденту. Гормональный фонд нарушен, а это значит, что сейчас ты себя чувствуешь словно на американских горках, не так ли? – ухмыльнулся доктор, поправляя на носу очки.       — Я ощущаю себя так, словно меня бросили под пресс. И да, ты прав. Сейчас я буквально готова кого-нибудь зацеловать, а потом придушить. Или можно всё разом, — неловко хохотнула я. – Месячные начались внезапно. Не припомню, чтобы когда-нибудь была задержка.       — Ты ещё нормально не восстановилась после случившегося, поэтому это естественно. Организм до сих пор переживает полученный стресс и ему нужно время, чтобы оправиться.       — Хорошо, что ты доктор. Это мне сейчас просто необходимо, — продемонстрировав упаковку прокладок, я вознамерилась пойти и применить её содержимое по назначению. – Благодарю, док.       — Я хочу, чтобы ты вернулась, как только закончишь. Нам надо поговорить.       — Как скажешь, Ло.       Первый раз я увидела его на операционном столе. Уверенные движения умелого фехтовальщика и блеск скальпеля отбился на моих полуоткрытых веках, свирепо отплясывая на роговицах, а его твёрдый тон голоса принудил меня прийти в чувство против воли. Кислородная маска и много, чертовски много торчащих из моего тела катетеров и проводов. Он не паниковал даже, когда я пришла в сознание и велел немедля меня усыпить. Его перчатки были испачканы кровью, но скальпель сверкал чистотой. Я не чувствовала боли, однако ощущала чужие прикосновения и вторжение в плоть. Ло смотрел на меня, спокойно приговаривая, что со мной всё будет хорошо, что мне нужно довериться ему и уснуть. Равнодушный взгляд, лишённый эмоций, казалось бы. Но когда мои глаза испугано метались по лицам в масках, а удушливая паника норовила показать свои клыки, Ло сжал мою просящую о помощи руку и лишь какое-то мгновение спустя, почувствовав себя в полной безопасности в его глазах, я провалилась в глубокий и крепкий сон.       И когда я очнулась во второй раз, Ло тоже был рядом. Он спал в кресле с книгой на лице и стоило мне пошевелиться, как я поняла, что сделала это слишком резко и капельница, стоявшая сбоку, с грохотом свалилась на пол, заставив Ло вздрогнуть. Хаотичными движениями в сонном состоянии он пытался снять с лица книгу и когда она оказалась у него на коленях, он лениво зевнул, провёл ладонью по лицу и помассировал переносицу, чтобы прогнать остатки сна. Он поднял свой томный и мудрый взгляд на меня, затем посмотрел на опрокинутую мной капельницу и бесшумно вздохнул. Я почувствовала мгновенную пронзающую боль и схватилась за живот. Вся часть, что ниже груди, пульсировала немыслимой болью, будто миллион острых игл впились в органы и на каждый мой вздох терлись друг о друга, вгоняя меня в нестерпимую агонию. Я упала на подушку с истошным стоном. Зажав зубами её край, я пыталась не сойти с ума, смаргивая тёмные круги перед глазами.       — Тише-тише… сейчас будет легче, — убаюкивающим тоном произнёс Ло. – Своими резкими движениями ты выдернула катетер и морфий перестал действовать. Что за неаккуратность. Тише, сейчас боль утихнет.       Ло коснулся ладонью моего лба, затем пригладил прилипшие к потному лицу волосы за ухо и настроил капельницу заново. Боль действительно уходила, и я могла снова нормально дышать. Я посмотрела на правую руку и обнаружила, что из предплечья торчала трубка с иглой, вогнанной в новую вену. Участок, что я искалечила своим крайне неосторожным движением, Ло стерильно обработал и заклеил пластырем с милыми пандами. Он сел обратно в кресло, подпёр щеку кулаком, и не мигая пристально смотрел на меня. Смотрел до тех пор, пока я могла смотреть на него, а затем мои веки потяжелели, заталкивая сознание в очередной беспробудный сон.       Ло поставил жёлтый пузырёк обезболивающего предо мной и вывалил ноги на стол, устало потянувшись в кресле.       — Спасибо, док, — улыбнувшись с благодарностью, я сунула пузырёк в карман комбинезона. – Так о чём ты хотел со мной поговорить?       — Бепо сказал, что ты плохо спишь, — обеспокоенно выразился Ло.       — Вот проныра… — закусив губу, со смущением пробубнила я.       — Не стоит на него сердиться, ведь он тоже беспокоится о тебе, — вздохнул Ло, складывая очки в нагрудный карман. – Он быстро привязался к тебе, это и не странно. Я, как доктор, тоже волнуюсь о твоём самочувствии.       — Разве у него своей комнаты нет? Почему он спит в моих ногах? Это неудобно! Спина небось побаливает после такого. Куда ты смотришь, скажи мне!       — Увы, я ничего не могу с этим поделать, — с досадой произнёс Трафальгар, пожимая плечами. – Бепо настоял на круглосуточном уходе, а я, как всегда, не смог ему отказать… он… слишком милый…       Ло скривил гримасу недовольства и прижал палец между бровей, лихорадочно пытаясь разгладить образовавшуюся морщинку предательского смущения.       — Да он тебе просто нравится! – по крокодильи оскалилась я, подпирая лицо рукой. – И мне он нравится! Бепо действительно милашка, кому он может не нравится?!       Доктор тут же помрачнел, цокнул языком, показывая белый флаг, и страдальчески вздохнул.       — Расскажи мне, что тебе снится.       Я вздрогнула, словно меня слабым током ударило. Как вот эти школьные приколы со жвачкой, мол, потяни за язычок, я обещаю, ничего страшного не произойдёт.       — Один и тот же тревожный сон. Я мало, что помню из происходящего и… — я запнулась, ощутив, как мелкая дрожь пробрала меня до костей. Ло встревожено нахмурился, сцепив на животе пальцы в замок. – Точно. Там был мужчина. Я не видела его лица, но слышала его голос.       — И что он тебе говорил?       Ло убрал ноги со стола и подвинулся к нему ближе, подавшись чуть вперёд. Я нервно потёрла влажные ладони, затем перешла на предплечья и будто смахивала с себя невидимые оковы, пыталась избавиться от фантомного дискомфорта. Словно мелкие насекомые искусывали меня, и я не могла от них избавиться, впиваясь ногтями в покрасневшую от раздражения кожу, медленно погружалась в паническую истерию. Трафальгар коснулся моих пальцев и дрожь прекратилась. Меня вытолкнули из непроглядного ядовитого тумана, и я встретилась взглядом с Ло. В его глазах таились тепло и забота, а его рука, прежде касающаяся моих пальцев, плавно перешла к запястью и вот уже мои ладони оказались в его сладком плену. Я настолько испугалась момента, что попыталась высвободиться, но Ло не позволил этого сделать. Он перевалился через стол и прижался носом к моей щеке. Его дыхание сладостно обветривало мои губы, чтобы тут же их обжечь.       — Это… это домогательство, док. Я не в себе.       — Я тоже, — горячо прошептал Ло на ухо, прижавшись ко мне щетинистой щекой и я расплылась в улыбке. Он пахнул мятой и медикаментами, пыльной документацией и чернилами.       — У тебя тоже будут проблемы со спиной! – я не оставляла попыток вывернуться из его акульей хватки, но Ло уже затеял довольно опасную игру, размазывая свои поцелуи по моей шее.       — У меня проблемы с тобой, — молвил Ло с настойчивостью и отстранился.       Я приоткрыла глаза и обнаружила, что Ло, выгнув бровь, озадачено пялился на меня, сцепив пальцы в замок. Ему было невдомёк, почему я так довольно скалилась и я тоже этого не понимала. Всего лишь видение? На какую-то долю секунды я совершенно потеряла бдительность и мне почудилось, будто у Ло есть до меня дело. А затем эта тягучая боль внизу живота и возбуждённая чувствительность к перемене в атмосфере; чувствительность к ровному дыханию Трафальгара, к его микромимике и к его пытливому взгляду. Я неловко заёрзала на стуле и тот пронзительно завизжал. Либо мне переборщили с лекарствами, либо это наваждение уже было тревожным звоночком.       Я словила конкретную менструальную паничку в виде гормональной галлюцинации, которую я так легко восприняла за реальность. Неосторожным движением руки я уронила со стола стопку коричневых папок и тут же нервно бросилась их собирать. Резкий мах головой, и я ударилась о край стола затылком, взвыв от боли. Ситуация полный джинглбеллз. В папках были медицинские карты экипажа субмарины. В моей говорилось, что я поступила с серьёзным ранением в живот. Не удивительно, что организм стрессировал. Описание моей истории болезни немного приоткрывало занавес моего текущего состояния.       — Я же не могла сама упасть на острый конец трубы из кайросеки, верно? – тихо спросила я, рассевшись на полу, всё ещё потирая горящий от удара затылок. – Шачи постоянно подшучивает, когда говорит, что мне ни в кое случае нельзя смотреть на свои раны, пока они не затянутся, потому что ослепну. Поэтому он просит меня закрыть глаза, когда делает перевязку. Мне больно наклоняться и даже бывает больно лежать на боку, так как раны не могут нормально заживиться и открываются каждый раз, когда я перенапрягаюсь. Но я не могу просто лежать и ничего не делать! А сегодня мне придётся принять двойную дозу обезболивающего из-за осложнений.       — Твои месячные не смогут нормализоваться до тех пор, пока не произойдёт полное восстановление, — повторно уточнил Ло, залезая ко мне под стол. – Мне удалось спасти репродуктивные органы, однако не могу гарантировать их дальнейшее нормальное функционирование. Тебе должно быть сейчас очень больно, но морфий блокирует процессы нервной активности. Его действие скоро закончится. Если ты чувствуешь тошноту, скажи мне. Кровь имеет свойство «закисать» под воздействием различных препаратов, поэтому тебе нужно следовать определённому рациону питания. Кстати, я поручил Пингвину проследить за этим. Ты в надёжных руках. Можешь не сомневаться.       Я сунула своё фото обратно в папку и безжизненно вздохнула. Действие морфия однозначно заканчивалось, так как тягучая боль внизу живота плавно нарастала, сковывая нижнюю часть тела. И снова это чувство, словно в меня вонзилось миллионы мелких игл и каждое движение приводило меня в агонию самых сильных, и достаточно неприятных ощущений.       — Бепо спит у твоей кровати не только потому, что ты ему нравишься. Он сказал, что ночью тебе больнее всего. Бепо вынужден контролировать количество морфия во избежание не желаемых последствий. Я научил его как именно это делается, потому как в последний раз, когда к тебе наведался Шачи, ты швырнула в него капельницей и покрыла его отборным матом. Если коротко и по культурному, то ты сказала, что «в девичьей комнате всяким извращенцам делать нечего».       Ло положил стопку медицинских карточек обратно на стол и помог мне сесть на место.       — А так как Бепо является представителем племени минков, а и потому нейтральной стороной, то ты была совсем не против его присутствия. Да, Бепо уже во всю мне похвастался!       — Удивительно! Почему я ничего не помню? Теперь я понимаю почему Шачи сторонится меня. Ну, не порядок! Надо же было ляпнуть такое, — виновато прикусив ноготь большого пальца, прошипела я с твёрдым намерением исправить неподобающую ситуацию.       — Ты была на лекарствах и просыпалась только для того, чтобы дать первому попавшемуся по морде, — Ло захихикал в кулак, а узрев мой укоризненный взгляд, неловко прокашлялся и снова закинул ноги на стол, разлегшись в кресле. – Мне перепадало тоже, между прочим!       — А может ты заслужил, — прищурившись, сказала я.       — Эй, я тебе жизнь спас, — обиженно пробурчал Ло.       Я обхватила руками живот и сдавлено промычала. Самое время принять лошадиную дозу успокоительного и поспать. Поговаривают, во сне можно полностью забыться, ведь будучи в невесомости, всякое уже не имеет значение. Однако даже во сне я не могла чувствовать себя в безопасности. Между моими сном и явью существовала тонкая грань – боль. Ло помог достать из кармана пузырёк с лекарством, а потом поспешил налить в стакан воды и проследил, чтобы я запила таблетки положенным количеством воды. Он делал всё с профессиональным хладнокровием, как и тогда, на операционном столе. Горы энциклопедий и учебников на рабочем столе, ещё больше – на полках стеллажей, разложенные по секциям в строго алфавитном порядке. Я уверенна, Ло знал каждый учебник наизусть и именно поэтому выглядел так будто давно забыл, что такое сон. Наверное мне стоит попробовать также, ибо с наступлением ночи, сон становится сильнее меня и боюсь, что однажды я застряну в нём навсегда.       Когда наши руки едва соприкасались, то я ощущала только холод его пальцев. Ло смотрел на меня по-доброму, как надлежит врачу обращаться с своими пациентами. Только в том случае, если врач действительно без ума от того, чем занимается и жаждет достигнуть максимальной эмпатии с пациентом, чтобы помочь ему как можно быстрее поправиться. Обычно люди в белых халатах лишены дара сочувствовать, ведь с каждой другой смертью отпадает всякая потребность и желание создавать узы. Они прячут руки в карманах, а лицо за маской. Я не знаю, что происходит с ними в критические жизненные ситуации, но могу предположить, если страдает кто-нибудь из близких – хвалённое хладнокровие даже самых опытных хирургов сползает с лица вместе с маской. Такие люди не верят в бога. Такие люди не пускают всё на самотёк. Ло сжимал моё плечо и много раз переспрашивал, как я себя чувствую, измеряя ладонью температуру.       — У тебя небольшой жар, Пенелопа, — обеспокоенно констатировал Трафальгар, опускаясь передо мной на корточки. – Тебе нужно срочно прилечь.       — Я смогу добраться до кровати сама, — устало буркнула я, поморщившись. Я ждала, когда лекарство наконец подействует и меня перестанет укачивать как на американских горках, выворачивая желудок наизнанку.       — Конечно. Только обопрись на меня.       Ло помог мне подняться, удерживая за локоть. Я неуклюже покачнулась от бессилия, схватившись за живот. Что-то липкое и влажное просочилось сквозь пальцы, словно я сжимала мокрую пенную губку.       — Похоже, у тебя из-за меня опять проблемы, док… — вымученно ухмыльнулась я, сохраняя спокойствие при виде собственной крови.       Невыносимая боль подкосила ноги. Ло, удерживая меня под руки, приказывал, чтобы я не засыпала и пронзительно громко позвал Шачи с Пингвином.       Моя боль разразилась чередой сильнейших вспышек.       «Всё будет хорошо», — опять этот убаюкивающий голос в голове. Всё то же хладнокровие и целеустремлённая сосредоточенность. Ло выглядел бледнее обычного. Шачи постоянно промачивал марлевыми тампонами его блестящий лоб и спокойно следовал указаниям, подавая инструменты, и вот уже знакомое мерцание чистого скальпеля… Ло с сочувствием и добротой смотрел на меня, пока я смотрела на него. Он мягко попросил ассистента повторно меня усыпить. Я не смогла побороть тяжелеющие веки и уходящее во тьму сознание, чтобы хотя бы на ещё какой-то миг почувствовать себя в безопасности в глазах Ло. Почувствовать себя не одинокой в холодной пустоте. Однако чем больше я сопротивлялась, тем сильнее чёрные и липкие руки обхватывали меня, с настойчивой яростью затягивая в неизвестность.       — Так чего же ты хочешь? – безустанно интересовался голос каждый раз, стоило мне возвратиться.       Мои пальцы всё по-прежнему черны и зловонны. Иглы, затаившееся под ногтями, больше не причиняли несносную боль. Они служили украшением, таким себе предупреждением. А потом исчезли, спрятавшись в мою плоть. Очертания силуэта становились всё чётче и я понимала, что рассвет близко. Солнце покажется из-за его спины, освещая его лицо, и я наконец смогу увидеть своего мучителя. Я нашла в себе силы подняться на ноги, избавившись от назойливой иглы, что яростно впивалась в бок, с трудом отогнув её от себя.       Мой мучитель стоял на краю ямы и я видела, как едва заметная светлая дымка освещала чёрное небо за его спиной. Теперь оно делилось пополам, а затем темнота и вовсе растаяла, поглощена восходом.       — Чего я хочу? Я хочу вспомнить, кто ты, — решительно заявила я, прищуриваясь от первых назойливых солнечных лучей. – Хочу вспомнить, где мы с тобой встретились и почему я чувствую такую к тебе ненависть.       — И что… потом? Как ты собираешься вылезти из этой ямы в одиночку?       — Вгрызусь в землю зубами, а дальше как пойдёт.       Я вижу его глаза и понимаю, что в них абсолютно никакой злобы. В отличии от меня. Рвота подошла к горлу настолько внезапно, что сдерживать её было невозможно и я вывернула на свет божий всё, что было в моём желудке. Отхаркивая кровь, я с ужасом осознала, что нечто застряло в горле и не могло выйти должным образом.       — Пока ты таишь эту злобу, то всегда будешь возвращаться на место нашей первой встречи, Пенни, — с досадой произнёс мужской голос. – Это лишь малая часть предстоящей расплаты.       Я дрожащими пальцами полезла в рот, нащупала нечто похожее на нить и потянула. Внутри всё заледенело, а к лицу прилила кровь. Слюна с кровью заполняла рот, и вот ещё один слабый рывок, как я давилась тем, что всячески отказывалось выходить. Оно царапало слизистую, будто крупная рыбная кость, застрявшая в язычке, раздражало глотку. Мелкие рыбацкие крючки. Я задыхалась, кашляя кровью, а рвотный рефлекс всё подкатывал к горлу очередную тошнотворную волну.       — Ты сделала это с собой сама, Пенни. Ты лишь мизерная часть нечто большего. Нагло украденная и присвоенная. Ты возжелала забыть об этом, но когда засыпаешься, всегда возвращаешься сюда. Где бы ты ни была, что бы ни делала, с кем бы не водилась, ты всегда будешь птицей в клетке. Приди на место нашей первой встречи. Ты знаешь, что я каждый день там жду тебя.       Тяжело, тяжело дышать. Я не могла пошевелиться. Чьи-то взволнованные голоса загудели в голове, и я с трудом смогла открыть глаза. Две пары сильных рук прижимали меня к кровати, полностью обездвижив.       — Отойдите, ребята. Всё уже в порядке, — со сталью в голосе скомандовал Ло, регулируя капельницы. – Опять буянить вздумала, Пенелопа? – с усмешкой молвил Трафальгар, отдавая Шачи планшет с ручкой и спроваживая его из палаты вместе с Пингвином. – Ты начинаешь пугать моих парней!       — Я… я не виновата, — слабо произнесла я, облизывая сухие губы. Во рту был яркий привкус медикаментов. – Что на этот раз?       — Похоже на посттравматический синдром. Ты перенесла две операции и стресс, умноженный на два. У тебя случился эпилептический припадок. Будет нехорошо, если это повторится.       — Мне кое-что приснилось, Ло. Точнее, кажется, это был один и тот же сон, что и всегда. Там был некий человек, которого я не знаю. Зато он меня прекрасно знает, — я осторожно коснулась горла и прокашлялась, несколько раз сглотнув, просто удостовериться, что рыбацкие крючки мне только приснились. Горло воспалилось от раздражения. – Я разговариваю во сне, да?       Ло сел на край кровати и взял меня за руку. Я благодарно улыбнулась.       — Как я умудрилась настолько сильно влипнуть, а, док?       На глазах выступила предательская влага и я зажевала губы, чтобы сдержать её.       — Ты была ещё в порядке, когда мы встретились с тобой. Должен сказать, в моей жизни было немало радушных встреч, и наша не стала исключением, — с горечью признался Трафальгар, устало помассировав переносицу. Его глаза были красными, а лицо опухшим и бледным. Возможно во всём виноваты тусклый свет в каюте. – Ты убегала от рассерженного Юстасса, с которым вы не поделили последний кусок мяса, а я просто оказался не в том месте не в то время. С вами ещё кто-то был… ты всё время называла её своей сестрой и защищала от разгневанного Кида, который жаждал прибить вас обоих.       — Эту рыжую пропаганду панк движения забыть я никак не в силах. Как оказалось, увы, — смахивая слёзы, рассмеялась я. Ло улыбнулся тоже, нежно сжимая мою руку. – Наверное тебя стоит поблагодарить, док. Ты спас меня дважды. Обещаю, что больше перенапрягаться не буду! Однако парни выглядели действительно очень испуганными. И как мне загладить свою вину перед ними?       — Ты ни в чём не виновата, а парни всё сами понимают. Они крепкие ребята, не такое видели. А спасать жизни – это моя работа. Тебе повезло, что я был там… очень повезло.       Ло протёр сонные глаза и зевнул в кулак.       — Тебе стоит отдохнуть, док. Выглядишь паршиво!       — И кто в этом виноват?       — Ты сам сказал, что ни в чём я не виновата!       Обескураженный Трафальгар на миг замешкался, затем вздохнул, без всякого желания разжигать спор, и убрал с моего лица назойливую прядь волос.       — А ты со всеми пациентами такой заботливый? Ты не подумай, я не жадная! Просто хочу, чтобы и остальные тоже получили такую высококлассную эмоциональную поддержку! Но смею предположить, что ты такой хорошенький только, когда смертельно уставший. Верно же, док?       Ло наклонился и прижался губами к моему лбу.       — Тогда как насчёт отдохнуть? Кабы не разбаловать тебя!       — Спасибо, Ло.       Он погладил меня по щеке, перепроверил состояние капельниц и, пожелав мне спокойной ночи, вышел из каюты. Не прошло и двух минут, как двери со скрипом открылись и в них протолкнулся пухлый белый медведь с подушкой в обнимку.       — Эм… можно? – застенчиво поинтересовался Бепо, топчась на месте.       Улыбнувшись, я жестом подозвала Бепо к себе, и он поторопился прикрыть за собой дверь. Довольно ухнув, он плюхнулся в не очень удобное, зато широкое мягкое кресло и уставился на меня своими маленькими чёрными глазками.       — Эм… ну, как ты? Уже легче? Парни очень волнуются за тебя! И я… тоже. Капитан очень талантливый врач!       — Тебе необязательно ко мне приходить каждую ночь, Бепо.       — Что? Тебе не нравится, что я прихожу? – с обидой заскулил белый медведь, прижимая к себе подушку.       — Я думаю, что… для тебя это обременительно. Не так ли?       — Нет, совсем нет! – с чувством возразил Бепо, а потом запнувшись, зарделся. – Ты очень… добрая. На самом деле я прихожу, чтобы проследить за твоим состоянием.       — Да, мне Ло говорил. Ты такой милый. Спасибо тебе!       — Ох, ну… пожалуйста!       — В прошлый раз я обнаружила, что ты спишь в моих ногах. Это… неловко. И неудобно!       — Ты замёрзла и я решил, что ничего лучше моего меха не сможет тебя согреть. Вот…       — Боже! Бепо! Ты вогнал меня в краску! Ты что творишь?!       Бепо сразу помрачнел и начал было оправдываться, лихорадочно жестикулируя, но я тут же рассмеялась, чем вогнала минка в ещё большее замешательство.       — И ты совсем меня не боишься?       — А что, я должен?       — Ну, остальные же…       — Не-а, не бери в голову. Парни очень впечатлительные и принимают всё слишком близко к сердцу, поэтому… ох, совсем забыл.       Бепо встал у кровати и попросил меня поднять голову.       — Я принёс тебе дополнительную подушку. Чтобы было удобнее спать.       Я смотрела на Бепо глазами, полны слёз безмерной благодарности. Минк опять начал паниковать, без понятия как реагировать на моё переменчивое настроение. Но я снова его успокоила, поблагодарив за такую чуткую заботу. Я не заслуживаю Бепо!       — Я украл её у капитана… хе-хе… у него и так много всяких разностей, поэтому пропажи одной подушки он не заметит. Наверное…       — Эй, да ты хулиган! – с картинным возмущение выпалила я, не сдерживая улыбки.       Лекарства действовали отлично. Я не могла сосчитать трубок, торчащих из моего тела, однако именно жидкость, струящаяся по ним, предотвращала муки боли. Видимо это была не менструация, а внутреннее кровотечение и если бы не открытые раны... в общем, я бы тусила с тем безликим мужчиной в своих снах вечно.       — Бепо… что со мной произошло?       — Ну… эм… — замешкался белый медведь в сомнениях. – У тебя открылись раны. Заживление проходит тяжело. До полного восстановления ещё не скоро… так сказал капитан!       — Странно это всё, не находишь? Я даже наружу ни разу не выходила с момента первой операции, а уже пережила вторую и смутно помню с чего именно всё началось. Мне снится странный безликий человек и чувствую я себя… как какашка! – шумно втянув воздух, я тяжко выдохнула. – Спасибо, что приходишь ко мне. Мне не одиноко!       — Ум… если ты так говоришь, то всё в порядке! – довольно хихикнул Бепо, раскачиваясь в кресле. – Капитан позаботится о тебе.       — Я знаю. Моё положение хуже некуда, но оно спасено. Не так ли?       Бепо кивнул и повисла неловкая тишина. Возникло много вопросов, на которые не так просто найти ответы. Пока что пазл в моей голове хаотично разбросан, а сложить его у меня не было сил.       Юстасс. Девушка, которую я называла сестрой. Кто эти люди? А кто я? И кто этот безликий человек?       Повторно брошенная, повторно потерянная. Я обязательно вернусь на наше место первой встречи. Только подожди, кто бы ты ни был.