Давай нарушим вместе!

Я не с тобой, но у тебя внутри, Мечтами сокращаю расстоянье, Я где-то в глубине твоей души, Как светлое воспоминанье.

— И что заставило тебя обратить внимание на эту историю? — нетерпеливо прервал повисшее молчание Рэй. Ему уже не терпелось узнать всё до конца, до последней строки, чтобы знать, кому надо мстить. Хотя, где-то в душе он уже догадывался, что же случилось дальше. Раз они здесь… — То, что это не закончилось. Прервалось бы на этом событии, может быть, извлекли бы яростные противники урок, — Фокусник поднял свою толстенную косу с пола, покручивая её в ловких пальцах, приученных к тасовке карт. — Дети умерли. Оба. Как думаете, почему? — он с любопытством обратился к друзьям. Где-то за стенами храма грохнул первый удар грозы. Далекий, протяжный звук, тоскливо пронесшийся по лесу. — От тоски, — переглянувшись решили две половинки Измерений, темная и светлая. — По себе судите? Вы правы. Всё, оборвалась ниточка, вскоре все позабыли бы об этой грустной и позорной «сказке». Но через пару десятилетий в семьях появились вновь два ребенка, очень похожих на тех двоих, к тому же, с почти такими же именами. Сказ о нарушителях спокойствия семей еще был довольно свеж, особенно в памяти старших поколений, и они забили тревогу. Никому не хотелось повторения такой ситуации! И что же взбрело в головы этим умникам? — с нескрываемым сарказмом риторически поинтересовался Шон. — Они решили натравить их друг на друга! Это сработало! Но проклятие, которое они сами заработали себе на головы, теперь преследовало Зарксисов и Рэев! И каждые пару десятилетий появляются сыновья, те, в чьих душах остались воспоминания Шатеро и Ахейро! Поэтому тебя возненавидела мать, когда узнала твоё имя из книги, — Шриланке замолчал, ожидая, пока парни переварят информацию. Смутно был слышен гул от ливня, обрушившегося на землю.       Злодей уставился в пол. Перед ним всё складывалось из маленьких кусочков пазла в единую картину. Верно, теперь всё ясно почти до конца. Семьи решили пользоваться этой тактикой, с детства прививая двум мальчикам странную ненависть друг к другу. Врали, обманывали, лишь бы не повторилась та история, но своей ложью еще больше вгоняли семьи в порочный круг. И сколько было таких до них с Ахико? Пара десятков? И все погибли? Убили друг друга не понимая, зачем это делают? Каково поднимать оружие на того, кого любишь в душе? — Но с каждым разом сомнения их были всё больше, желание ослушаться всё сильнее. Они заходили всё дальше и дальше. Последних убили возле порога храма, а мне оставалось лишь наблюдать, — Создатель немного виновато развел руками. — Но я рад, что вы здесь. Вся эта история, набирающая обороты, как снежный ком, всё-таки вынудила меня приглядеться к себе. Это похоже на болезнь или плесень, что поражает растения и организмы. Вы вычистите эту заразу, если сможете, конечно. И тогда души незаслуженно убитых ребят смогут успокоиться, а вы будете жить как захотите. — Почему ты сам не хочешь прийти и всё решить? Для тебя это, как пальцами щелкнуть! — спросил герой, скорее из-за поспешности, ведь и так понятно, что такие великие существа не должны вмешиваться в жалкие игры обычных смертных.       Фокусник проигнорировал неуместный вопрос и вытянул из пышного рукава карту, потом взмахнул ею, и, о, чудо, она превратилась в конфету на длинной палочке. Герой и злодей оторопело уставились на превращение. Конечно, в их мирах тоже можно превращать одни вещи в другие, но это довольно сложно, плюс работает не со всеми предметами. Шон неспешно развернул сладость, избавляя её от прозрачной шелестящей обертки, и сунул угощение в рот, поднимая взор к расписному потолку. Потом он заметил удивление гостей, скосив на них вишневые глаза. Его эта реакция позабавила. После Шриланке вытащил ещё две карты, и через мгновение друзья получили по своей конфете. — Послушай, Шон… — злодей снова опустил взгляд, будто прячась от чего-то. — А не получается ли тогда… Что мы не любим друг друга? — Рэй воззрился на Шури со смесью непонимания и обиды. — Если мы просто попытки исправить ошибки, не получается ли, что наши чувства принадлежат не нам? — Но, Шури, я же… — начал было Ахико, но его перебил Фокусник. — А какая разница? — Зарксис удивленно взглянул на него из-под длинной челки, которая так умело отгораживала его от всего мира. — Даже если вы любите друг друга лишь потому, что когда-то другие люди любили, то разве это меняет что-то? Вдумайся, Штраус, это ведь пустяк на самом деле. Какая разница по каким причинам твоё сердце рвется к кому-то? В конце концов можно тогда всех обвинить в том, что мы не любим по-настоящему. Потому что всех нас свела судьба, и чувства — её прихоть. Если вам хорошо вместе, — юноша направил указательные пальцы на Рэя и Зарксиса, — то почему бы просто не быть вместе? — он свёл пальцы вместе. Прежняя насмешливая улыбка вернулась к нему. Усмешка того, кто знает всё до крайней капли, сорвущейся с лепестка розы на рассвете. — Я люблю тебя, придурок! — герой ткнул друга кулаком в плечо, обиженно поджав губы. Ему никогда не приходило в голову, что всё то, что между ними происходит — случайность, не принадлежащая им. Штраусу стало стыдно. Правда, почему он стал говорить такие глупости. — Прости, — Шури погладил золотистые волосы, пропуская их сквозь пальцы. Ему это очень нравилось. Уже давно нравилось. — Но ваша миссия не закончена. Отложите милости, голубки, — Шон цокнул каблуком, чуть поморщившись на жест, когда Шури попытался поцеловать героя. — Ты, Рэй, думал в правильном направлении. Вам нужно отправиться в прошлое и забрать кольца у первых детей. Тогда проклятие будет разорвано, именно к такому выводу я пришел за годы размышлений. Это ведь была точка отсчета… — Но как мы попадем в прошлое? Хроносы* учатся годами, чтобы ходить по нему! — Ахико ободряюще подмигнул другу, поднимаясь с пола и отряхивая призрачную пыль с брюк, а после галантно протягивая руку злодею. — Я проведу вам путь через зеркало, — Шриланке кивнул им за спины. У дальней от трона стены стояло гигантское зеркало, до половины стены. Находилось оно в тени, поэтому поверхность не блестела, лишь мутно вмещая в себя обстановку храма. — У вас будет двадцать минут, чтобы пройти по тоннелю, найти в домах детей, договориться с ними и забрать кольца. Помните, они должны добровольно отдать их, иначе ничего не изменится. Никто из семьи не должен вас увидеть, иначе прошлое изменится, произойдет раскол, как во всяких фантастических романах, написанных людьми. Если не успеете вернуться — затеряетесь в прошедшем, превратитесь в блуждающие огоньки, — все трое подошли к ровной глади, отстраненно взирающей на гостей. Шон стянул перчатку и приложил ладонь к ледяной поверхности, застыв, словно искусная скульптура неизвестного творца.       Рэй взял Штрауса за локоть, заставив посмотреть на себя. — Я люблю тебя, — серьёзно сказал парень, сдувая русую прядь. Его глаза стали чуть темнее обычного, кажется, его обуревал скрываемый страх. — Ты, что, с жизнью прощаешься? — стараясь высокомерно улыбнуться, спросил Шури. Хотя его тоже уже лихорадило в предчувствии опасного путешествия. Даже хотелось отступить и спрятаться в углу, чтобы всё это закончилось. Страхи, драки, споры. Они могут оба не вернуться, навсегда исчезнув из этого мира. Или вернется только один, пожалуй, это будет ещё мучительнее, ведь ему придется справляться с одиночеством и тоской, грызущей изнутри. Может быть, это всё — зря? Зря они встретились, подружились, влюбились, ведь потом будет невыносимо больно. — Нет. Я вернусь. И ты, обещай, что вернешься! — Ахико тряхнул злодея, отрывая от очередного потока сумбурных мыслей. Надежда застыла в этой просьбе.       «Я не могу обещать», — подумал Шури, и это был бы честный ответ. Но ложь во благо еще никто не отменял, а ему не хотелось заранее причинять Рэю ту жуткую боль, которую он уже мысленно представлял на себе. Она будет мучить, выкручивать легкие, душить, словно ты погружаешься в ледяную воду, и тебя уверенно затаскивает на дно. — Я обещаю, — голос не дрогнул. Не сорвался предательски, но неприятно запершило в горле, эта чертова атмосфера уныния и грусти, что повисла после рассказа Шона, это всё она виновата! Теперь и ощущения ярче, будто раньше они были заморожены. Теперь же ничто не мешает слезам, страху, боли, и, наверное, всё-таки хотелось бы сейчас вновь стать бесчувственным. Раньше он знал только ненависть. И было проще. Любовь хрупкий хрустальный цветок, который так и норовит разбиться от любого дуновения ветра или злого слова. — Вы можете идти, — прервал их своеобразное прощание Фокусник, склоняясь в приглашающем поклоне. Его ужимки и гримасы не портили впечатления о нем. Лишь могли вызвать непонимание.       Герой и злодей приблизились к зеркалу, которое переливалось едва заметными искорками в глубине. Они держались за руки, чем, не зная того, умиляли Шриланке, прислонившегося к колонне. Герой света, а злодея, пожалуй, можно назвать героем тьмы. Всего лишь разного цвета были цветы в их садах, да одежда разных оттенков, а мысли одинаковы и чисты, как вода в горной реке. И не было толку в их переплетенных пальцах, потому что идти всё равно придется в разные стороны. Они одновременно шагнули сквозь «растаявшую» поверхность, больше не имевшей твердости. За стеклом лишь тьма, иссиня-черная как чернила.