Цирк

Большинство людей проживает свою жизнь в тихом отчаянии.

В этом чертовом мире всем некогда оборачиваться и анализировать, поэтому и не о чем переживать. Жизнь, как у циркового артиста, увлекательная и непостоянная, наполнена горестными шутками и вечными дорогами, да сбитыми в кровь ногами. Но вот ирония, проживая эту цирковую жизнь, люди ноют и кричат от боли, просят свободы, но никто не станет писать кровью на стенах или зеркалах, никто себя не задушит на тоненьких проводах, и только один закончит играть в молчанку. Почему все эти несчастные люди продолжают жить, не испытывая от этого никакого удовольствия? Это же так глупо. Все равно, что заниматься любовью, не испытывая даже малейшего чувства приятного, пить, не пьянея, путешествовать, никуда не приезжая.Но имеем ли мы право рассуждать с позиции комфортного существования? Как говорят домашние люди, жизнь прижмет и не такое сделаешь, во имя жизни. Нужно будет, мать родную предашь, шлюху расчленишь, спрячешь запрещенное в канаве, откопаешь закладку, и по Тайге тыкаться будешь. Все во имя жизни. Жил да был, существуя когда-то в виде простого зернышка, то есть никем, лишь очередным ребенком, с отличным якобы отцом, что хоть и ненавидел свою жизнь, но оставался в семье. В гаражном кооперативе, даже лютой зимой, он встречался со своими людьми, творил темные делишки, а сына его, единственного и любимого, всегда забирали или знакомые или…женщина с рыжими волосами, что жила вместе с ним без штампа в паспорте. И так бы и рос этот ребенок, окруженной пьяной любовью двух людей, что были к друг другу холоднее айсберга. Ну и что? Так многие живут. Солнечный свет привносила в жизнь ребёнка обычная уличная женщина, она с радостью целовала неродного ей мальчика перед сном. Как только их жизни оборвались, оставшийся один, этот росток продолжил расти, невзирая на все сложности, что пытались отравить его жизнь, но, к всеобщему сожалению, этот «росток» прекратился в обычную злокачественную опухоль на теле общества. Их невидимого героя от превратился в обычный гной. Рос он жестоким, с глазами звериными, холодными, вечно голодным, готовый воткнуть в любого встречного штопор. Но лучше так, чем вспоминать те холода на вокзале, тяжесть предательства, страх о завтрашнем дне и слезы, которые он ронял от незнания и возможности найти место, где были захоронены тела последних родных людей. Было страшно? Очень, но все имеет свой конец, как и страх. Солнце перекатывалось на бочок, скрываясь за махровыми горами, утопая в лесах, что с высоты полета были похожи на плесень. Воздух тут был настолько чист, что удушал, а холодные воды растаявших снегов стекались в ручьи и стремились бурным потоком вниз, к теплому морю. Лучший летний курорт для тех, кому по каким-то причинам было невозможно получить визу за границу. — Бабушка, как ты можешь смотреть эти шоу часами? Это же бред на бреде, с сюжетными перелетами, как у бульварных романов в мягкой обложке. Возмущался юноша, таща вдоль огорода два тяжелых ведра свеклы, что он успел выкопать за пару часов до того, как солнце село. Дачный корпоратив, что стоял в горах с видом на заснеженный пик, немного отличался от других «дач» в более северных регионах. Все дома тут были летнего типа, с широкими балконами, высокими потолками, деревянными стенами и без печного отопления, да и весь водопровод был обогащен минералкой из самих источников, что позволяла жителям этих мест пить воду прямо из-под крана. Этот дачный корпоратив был самым настоящим магнитом для туристов, благодаря европейскому стилю в постройке домов, витиеватым улочкам, серпантинам, да уютным кафе с видом на озарённый солнцем горный пик. Тут редко проживали сами хозяева домов, чаще они сдавали свои дома туристам, поэтому многие дома хоть и были красивы и ухожены, словно сошли с обложки журнала про недвижимость, но были совсем не уютные, что нельзя сказать о доме бабушки Наташи, куда юноша тащил ведра со свёклой. Эта женщина купила эту землю еще тогда, когда и дорога до сюда шла по серпантину вдоль год, да и соседей толком не было, лишь сказочные виды, да и одинокие прохладные деньки с видом на заснеженные вершины гор. — Вот будет свой дом, там и строй свои правила. Ворчала в ответ бабушка, попивая чай за большим круглым столом, накрытым белой клеенкой с розами, пока из окна пробивались остатки дневного солнца. Пухленькая пожилая женщина, причмокивая, кушала сушеные яблочные дольки и попивала черный чай, а на столе сверла хрустальная ваза с полевыми цветами, собранные еще в начале этого дня. Поставив ведра со свеклой, юноша устало глянул на пузатый телевизор, что был накрыт ажурной салфеткой. Каждое межсезонье, а именно между концом лета и началом промерзшей осени, или между окончанием зимы и началом цветущей весны он приезжал к своей бабушке на посадку и сбор урожая. — Бабушка, ты вроде обещала сварить борщ, на этот раз не из перловки, а из мяса. Сняв резиновые сапоги в стеклянном предбаннике, юноша поправил свою промокшую под горным солнцепеком белую футболку и, как подобает любому молодому хоккеисту юношеской сборной, гордо стал разгуливать по деревянным и скрипучим полам дома своей бабушки, что сидела за столом в цветастом теплом халате. Спокойная атмосфера, с запахом дерева с патокой, засушенных фруктов и свистом чайника как второй скрипки. Мокрые волосы юноши были уложены назад, а сам он торопясь брел в свою спальню, чтобы переодеться в домашнюю мешковатую между, что еще его отец носил в этом доме. В зеркалах этого дома он отражался одним сплошной солнечный зайчик с яркими светлыми глазами, что пытались спрятаться за нависшими хмурыми бровями. — Данечка, а может ты сам приготовишь борщ? А я тебе свою книжку с рецептами подарю, на твое новоселье. — Да какое еще новоселье, бабушка, я пока только матрас купил. А из вещей у меня только спортивная форма, да одна кастрюля от матери. — Не каждому ребенку на совершеннолетие губернатор дарит квартиру, за заслуги перед регионом. Все-таки, ты важный человек, Даня. Не зря мамка тебя таскала за шкирятник на хоккей. Человека из тебя сделали, со своей жилплощадью. — Я приготовлю поесть, а ты бабушка, главное не начинай и выпей свои лекарства. Накинув на свои плечи лишь легкую красную кофту, юноша направился на простейшую и узкую кухню, где на газовой плите уже долго свистел чайник. Умиротворяющая атмосфера теплым медовым запахом обволакивала плечи, заставляя юношу с улыбкой заниматься делами по дому, пока его пожилая бабушка отдыхала, смотря глупые телешоу. Посмотрев в деревянное окно, с видом на соседний брошенный дом, он мог наблюдать, как солнце скрылось за темным лесом, что рос на каменистых склонах. Завывали соседние собаки, словно дикие волки, туристы уже брели по своим временным домам, а кастрюля с кипятком только вставала на место чайника и тут, как искра, зажегся свет в доме напротив. Этот нежилой, немного покосившийся одноэтажный домик оживал раз в год. Он был несуразный, кое-где сгнивший, почерневший и с торчащим деревянным окном на кухне, откуда мерцал теплый свет одной лампочки, что чудом еще работала и светила. С некой опаской юноша посмотрел на горящие окна напротив, словно на непонятное явление, ведь хозяйка этого дома только летом приезжает сюда, вне сезона, когда меньше всего туристов и ненадолго- всего на пару недель. — Бабушка, соседка приехала, — спокойно произнес юноша, доставая из белого округлого холодильника овощи для приготовления супа, — Никогда раньше не видел ее — Правда? Обычно эта милая девушка не приезжает в такое время, странно, — протяжно произнесла бабушка, не отрывая уставших глаз от телевизора. Недолго думая, бабушка встала со скрипом со своего стула и, прихрамывая, подошла к своему высокому внучку, которому она и до плеча не доставала. Немного выпрямившись, она посмотрела в маленькое окошко с видом на соседний дом и нахмурилась, словно ученый над сложной задачей. Думы она не долго свои напрягала, ей хватило пары минут, после чего она повернулась лицом к своему внучку и, как у доски, твердо и четко сказала: — Это грабители. Даня, разберись. — Ты чего?! Какие грабители в этом районе? Бабушка, успокойся и смотри уже этот свой бред, и таблетки не забудь принять. — Даня, надо помочь бедной девушке. У нее сейчас все добро из дома вынесут. — А если это наша соседка вдруг решила приехать. Мало ли что. Да и, бабушка, кто будет хранить в этом доме какие-либо ценные вещи, ну правда. Там даже замков никаких нет. — Тогда, возьми с собой тортик и поздоровайся с хозяйкой дома. Девушка она занятая, возможно по делам сюда заехала. Невозмутимая бабушка потянулась к белоснежному холодильнику и, приоткрыв его дверцу, достала из укромного места маленький тортик, домашний медовик, что всегда лежал у нее свеженький к чайку с соседками. С изумленными глазами юноша смотрел на свою улыбчивую бабушку, на чьих пухловатых щеках засверкал девичий румянец. Любила эта старушка посиделки, да общение до утра, что не могло не удивлять. Озорная, моментами смешная, чересчур веселая, любящая разгуливать в цветастых халатах, да в тапочках, она всегда могла найти себе занятие в этой деревушке, но не тогда, когда приезжал ее внук. Когда Даня приезжал к ней на свободный от тренировок сезон, она на максимум включала в себе заботливую бабушку и проводила почти все время с внуком, иногда отвлекаясь на телепередачи, но это, когда внук и сам был занят огородом или пробежками по холмистой местности, вдыхая целительный горный воздух. Жизнь у нее, на словах, была простая и спокойная, состоящая из хозяйства домашнего и разговорчиков с соседями. — А если там будет реально грабитель? Ты как тогда матери это объяснять будешь? Обеспокоенно спрашивал юноша, стоя уже на пороге дома с тортиком в руках. На улице еще было тепло, хоть и завывал прохладный горный ветер, а облака непривычно низко опустились, гуляя туманом по крышам домов. Бабушка почесала свои седые волосы и, нахмурив лоб, нашла ответ, всучив своему внуку его старую клюшку, которой он в детстве гонял шайбу по траве. — А если грабитель, бей и беги домой. Только тортик не урони, я его вчера пол-вечера пекла. — Бабушка, давай просто полицию вызови и все. Хотел было широкоплечий юноша зайти обратно в дом, но маленькая бабушка преградила ему путь, словно разъяренный пудель. Она недовольно что-то прокаркала, пробубнила и выставила внучка обратно на улицу, мол, без новостей не возвращайся. Ну, что поделаешь, раз бабушка выставила на улицу, надо идти. Тяжело выдохнув, в одних шортах, шлепках, да в легкой кофте, с тортом и клюшкой наперевес, пошел хоккеист на разборки в соседний дом, хоть и не хотел этого. В деревне всегда было спокойно, даже живности никакой не водилось, да и хулиганов тут не было, что уж говорить о каких-либо бандитах. Идя по затемненной улице, что разделяла два дома однополосной дорогой вверх по склону, юноша без доли интереса шел туда, где светилось лишь одно кухонное окно и кто-то копошился тараканом. Прозвучал треск и звон разбитой посуды, что насторожило парня, но сердце не дрогнуло от ужаса, напротив, разгорелся некий интерес и юноша постучал в двери соседки. — Кто-нибудь есть дома? Ау! Это я, Даня, ваш сосед! Внук бабушки Наташи! Она мне тут тортик для вас передала. Но в ответ только молчание и тишина гробовая, будто все замерло, затаив дыхание от слов светловолосого юноши. Хотелось бы развернуться, да сказать бабушке, что все хорошо, но вызвать полицию, но что-то заставило юношу все же повернуть дверную ручку и без согласия войти внутрь. То ли черт дернул, то ли естественная белизна волос, но вот уже Даня шагает в своих сланцах по узкому и пустому предбаннику, стараясь не наступать на следы грязных ботинок. Вдали, словно шуршала мышка на кухне, перебирая что-то там при свете теплой лампы, но тут послышался чей-то хрипловатый голос, сравнимый с плаксивым тоном умирающего домашнего питомца, что выцарапывал что-то там на деревянном полу. Поставив тортик на небольшой квадратный обеденный стол, юноша посмотрел на белые стены кухни, где проходило все действие. Планировка этого дома была немного другая, он был одноэтажный, лишь с чердаком, но достаточно длинный, вмещающий в себя спальную комнату с окнами на восток, центральную обеденную зону и кухню, что вынесена словно на закрытый балкон, с видом на соседний дом, на дом его бабушки. Немного помешкав, юноша сжал клюшку в своей руке и приоткрыл дверь на кухню. Такого он не ожидал, такой теплой встречи, как выстрела по полузамазанных пылью окон кухни. Вздрогнув и попятившись назад, с клюшкой наперевес, юноша даже и рассмотреть этого гостя не успел, как его поприветствовали таким методом. Звон застыл в ушах, а испуганные светлые глаза забегали, как зверьки в мышеловке, ища выход из данного казуса. Стены, обитые деревом с пластиком, на столе ничего, даже клеенка не лежала там, вся посуда хранилась в деревянном шкафу, а диваны накрыты пластиковыми пакетами, и на них был недюжинный слой пыли. Дом точно был необитаем, ну, или по крайней мере, хозяйка его использовала не для посиделок на природе или для высадки огорода, ведь за домом все давным-давно поросло сорняками. — Так! Если вы не положите оружие, я вызываю полицию! Громкое заявление, но поняв, что он вышел только со своей старой, перемотанной скотчем, хоккейной клюшкой и с медовиком, Даня нервно выдохнул, усмехнулся и поправил блондинистые волосы назад, что стали уголками прилипать к его вспотевшим вискам. Это не дело, нужен новый план. Пока юноша включал свои думы, как его бабушка, морща лоб и поджимая губы, глухой стук донесся с кухни, а заодно и чье-то прерывистое нервное дыхание, сравнимое с писком умирающей собаки, что скулила у дороги с перебитыми ногами. На выдох, Даня еще раз глянул одним глазом на кухню, и уже никакие выстрелы не ждали его там, ведь сам незваный гость уже лежал, дрожа всем телом на полу, поджимая к себе ноги и выронив пистолет из рук. Даня хоть и был не из робкого десятка, не раз дрался, да и атлетическая фигура внушала мужество, но все равно рука дрогнула, при виде незванного гостя, что был не больше обычной девушки, весь в черном, промокший с головы до ног и с закрытым маской лицом. Юноша представлял бандитов и воров всегда угрожающими стаями, где один страшнее другого, да с татуировками на руках, а тут, в ногах у него лежал какой-то парень, дрожащий, похожий больше на наркомана, нежели на грабителя. — Эй, с вами все хорошо? Поинтересовался юноша, встав на одно колено перед трясущимся парнем, да отодвинул подальше пистолет, на всякий случай. Волосы, как черные вороньи перья, иголками свисали на бледное лица незваного гостя, его посиневшие губы кривились в нервной улыбке, а сбитые в кровь костяшки синели от холода. За спиной у этого человека висела сумка, что, видимо, была единственной сухой вещью в доме. — Вам нужно вызвать врача… — Заткнись… Прошипел хриплым голосом темноволосый парень, потянувшись трясущимися руками к пистолету, как верующий к кресту. — Исчезни из моей жизни. — Эй, я вас впервые вижу, а вы уже хамите. Выхватив пистолет, юноша уложил его на стол, а сам стал рыскать в поисках стакана, чтобы набрать из крана хотя бы воды для этого хамоватого и тощего незнакомца. — Вот, пейте. Хватаясь жадными руками за этот граненый стакан с прохладной водой, помирая с голоду, незнакомец с белесыми глазами и шрамами на лице жадно пил, держась за теплые ладони этого юноши. Дрожь прекратилась, но Даню теперь больше пугали эти волчьи глаза исподлобья, словно смотрел на него человек неприкаянный, с выжженным сердцем. Не человек, а зверь какой-то тощий и дикий, иначе и не описать этого незваного гостя, что выглядит по чертам лицам, как ровесник Дани, но более потрепанный, невыспавшийся и худой, словно голодающий беспризорник, ищущий зло в каждом встречном. — Нельзя так, — осуждающе произнес Даня, позволяя этому худому парнишке так же цепляться за его теплые ладони.— Нельзя вламываться в чужие дома. Усталый, он закатил глаза и, отпустив руки своего спасителя, рухнул на пол, словно умерший только что. Лицо, что хоть и было изранено шрамами, оставалось прекрасным, хоть и бледным, словно покрытым трупными пятнами. Поставив стакан обратно на стол, с легкой паникой на сердце, Даня ничего лучшего не смог придумать, как бросить свою клюшку в сторону, стянуть с этого несчастного сумку и, подхватив на руки, как пушинку, унести из этого холодного и брошенного дома. Странное торопливое чувство закралось внутри юноши, что нес на руках такого тощего парня, который и глаза толком открыть не мог, что-то мычал, даже сопротивляться пытался, вот только силенок уже не хватало. Он шептал: — Ф…фо…кусник, черт, как ты меня нашел…скотина. Отпусти. Пожалуйста, не трогай меня, пожалуйста. Проваливаясь все дальше в сон, он терял силы и все же прильнул котенком к теплой груди юноши, что принес его в дом своей бабушки. Та от увиденного кусок яблока выронила изо рта и забегала глазками, торопливо топая ножками и нервно набирая номер скорой. Кто этот паренек, сколько ему лет, что он делал в доме соседки — это предстояло только выяснить, но одно было ясно, что этот молодой человек, с множеством затянутых ран, с торчащими ребрами, уж точно не боролся за жизнь, хоть и стрелял при встрече. Бабушке не стоило знать об оружии и о том, что этот странный человек долгое время звал кого-то, чье имя было странным, больше походящим на псевдоним или кличку. Так странно было от всей этой ситуации, словно судьба злодейка, смотрела на весь этот спектакль с умирающим, моргая девичьими глазами и улыбаясь. Врачи приехали только через несколько часов после вызова, все же горная местность, да и помочь они новоиспеченному соседу, так выразилась бабушка, без медстраховки они не могли, максимум оставили пару обезболивающих, написали рецепт на жаропонижающие и дали рекомендацию обратиться в клинику, но уже с полисом страхования, чтобы уже сделать полное обследование. Пожимая плечами, двое врачей в очередной раз глянули на юношу, что лежал без сознания в светлой пижаме и ушли, оставив эту головную боль на шее у Дани, ведь бабушка, кивая головой, самоотверженно вызвалась помочь этому парнишке. — Бабушка, Боже, зачем? У нас будто забот не хватало, кроме как наркоманам помогать? Искренне недоумевал внук, закрывая деревянную дверь за бабушкой, оставив того несчастного в своей комнате. На этой кухне ночью, где обычно было тихо, две совершенно разные фигуры спорили о судьбе этого человека, что лежал в кровати. Свет от телевизора и прикроватная лампа смещались в комнате, придавая некую живую картинку паники, с вечно мигающими огоньками. — Данечка, ты же видел, как этому пареньку было плохо. Или ты собираешься взять пожитки этого парня и выставить его на улицу? Внучок, такого я от тебя не ожидала, — сложив руки на груди, бабушка демонстративно воротила нос, пока юноша хватался за голову от недопонимания, — Лучше, суп закончи варить, а то нужно еще гостя кормить. Тихий вой, чем-то напоминающий человеческий уставший голос, раздался из комнаты, где должен был мирно спать их названный гость. Стена недопонимания между двух родных людей подождет, ведь бабушка первая торопливо понеслась к дверям в спальни. В распахнутых дверях стоял тот самый умирающий пациент, что недоумевающе растягивал эту мешковатую пижаму на своих руках. Кожа его, бледная, как порошок, под светом лампы казалась менее болезненной, хоть и белые нити в виде затянутых шрамов на руках, лице и шее, выглядели пугающе, как и его торчащие впадины, что должны быть простыми ключицами. Посмотрев на хозяев дома своими бездушными выцветшими глазами, он заставил бабушку схватиться за сердце, а внука ее подхватить ее за плечи. — Прошу прощения за неудобства, больше я вас не побеспокою, — не моргая, словно неживое, он смотрел то на этого высокого юношу, то на добродушную бабушку, — Вещи мои где? — Твоя одежда на улице сушится, а сумка остался в доме соседки, — без энтузиазма отвечал Даня, не сводя взгляда с бабушки и с ее удивленных глаз, размером с пятикопеечную монету.— Кстати, кто ты такой? Что делал в доме соседки? — Данечка, ну что ты так груб? Взгляд прожорливого зверя сверкал исподлобья этого незнакомца, что вызывало больше вопросов, чем ответов. Смотря глаза в глаза, эти двое заставляли бабушку лишний раз паниковать, хватаясь за широкие плечи своего внука и чуть не тряся его, как тряпичную куклу. — Может, останетесь на ужин? Возможно, вам еще плохо? — Все хорошо. Отвечал незнакомец, опустив свой взгляд на свои босые ноги, словно был смущен этой заботой. Прячась от самого себя, он отворачивался, словно испуганный зверёк, ища щелку, куда бы прыгнуть и исчезнуть, лишь бы не видеть эти взгляды в свою сторону. Ощущая себя монстром из-под кровати, что вылез и был напуган обычными людьми, такое странное чувство еще не тревожило сердце этого человека с выгоревшими глазами. Пригладив растрепанные волосы своей бабушки, Даня бесстрашно и твердо двинулся вперед, к этому брошенному всеми человеку, что пятился от него, как напуганный пес. — Меня зовут Даня, а это моя добродушная бабушка Наташа.- протянув ладонь для рукопожатия, Даня замер на расстоянии шага от этого незнакомца. — Хочешь, оставайся на ужин, хочешь, иди своей дорогой. — Ага, я понял. Поэтому и собираюсь уходить домой. Не пожав ни руки, парень торопливо посмотрел по сторонам и, обойдя Даню, направился на выход. В зале играл телевизор, что-то транслировали из новостей, но темноволосый незнакомец даже и бровью не повел и так же стремительно вышел на улицу, где его ожидала промокшая черная одежда, прошедшая не один лес и реку, а вот ботинкам совсем каюк, нужно будет подошву заклеивать клеем, который придется искать в ларьках по дороге. Выйдя под звездное небо, парень не обратил внимания на звезды, будто их и нет, но, пройдясь босиком по траве и вступив на колючий асфальт, он замер, чтобы, посмотрев в сторону, изумиться природной красоте этих мест. Горные массивы, покрытые то ли лесом, то ли мхом, заботливо обволакивал ландшафт, звезды Млечным путем струились по светлому небу, пока асфальт холодным ручьем стремился к уступьям горных массивов, словно роняя перспективу. Глаза, молящие о помощи, впервые видели темную ночь в столь ярких цветах, и это было до боли в груди прекрасно, что даже захотелось никуда не идти, а остаться на этой холодной дороге и наблюдать за мириадой звезд, струящихся над горными массивами. Бежавший от оков войны, он сжал в руках свою темную одежду и пошел дальше в дом напротив, где еще горел свет с кухни. Порог этого дома был расшатан, дверь еле держалась на петлях, на печном отоплении, с единственной работающей лампочкой на кухне, все это было просто ужасно. Бросив ботинки при входе, а всё ещё мокрые вещи на улице, парень зашел в дом, пол которого скрипел похуже его костей. — Где же эти таблетки? Задавался вопросом этот несчастный, хватаясь рукой за пульсирующий висок. Словно в ужасном сне, он рылся в своей черной сумке, наполненной наличностью, патронами, какими-то вещами, да лекарствами, что были уже на исходе. Этот безжалостный мир сжирал, не оставляя и оболочки от каждого, и не стоит ждать добра, тем более от незнакомцев. Достав пачку сигарет, вместо лекарств, он приподнялся с колен и стал искать зажигалку, но вместо этого обнаружил брошенный тортик, лежащий рядом с хоккейной клюшкой. Зажав фильтр сигареты в зубах, парень с выцветшими глазами посмотрел на этот торт снисходительно, словно, что-то тут было не так. Доброта во имя чего? Или это отрава или …иначе и быть не может, но почему-то нервные клетки так и кричали: «Поешь». Не хотелось парню покидать эту привычную вокруг него мглу, но желудок, как и расшатанный рассудок так и молили, вернуться в тот теплый дом. — Ладно, значит, такова моя судьба. Махнув рукой, словно было ему нечего терять, он схватил сумку с ценными вещами, торт, и пошел босыми ногами на выход, не забыв выключить свет на кухне. Словно ловя невесомое влечение, он в очередной раз глянул на ту самую дорогу, что текла из-под его ног к горам — завораживающий вид, тут бы он и помер, лишь бы призраком запечатлеть эту природную красоту. Свист из темной дали, где еще горел теплый свет, разбил в щепки меланхолию этого босого и тощего парня, что шел так аккуратно, словно гулял по оживленному перекрестку. — Давай быстрее, а то ужин остынет. Прикрикнул тот самый плечистый юноша, что добродушно глянул на этого безнадежного парня и зашел обратно в дом, не морозя свои уши. Хоть на дворе еще не было холодной осени, но даже летом тут было прохладно и морозно порой, еще и если живешь на вершине, то часто становишься свидетелем минутных дождей, падающих из мимо проплывающих облаков. Вся эта сказочная улыбка светловолосо человека казалась мифом, такого не может быть в кошмаре, в котором он проживает каждый день. Этот мир точно ничего хорошего не даст. Он всегда все забирает. Но под влиянием бархатной темнотищи среди гор, он поддался этому моменту и, отряхнув ноги от грязи, зашел в дом, пряча свои пугающие глаза слепого от этих людей. — Садись за стол. Скомандовал юноша и улыбнулся, от чего сердце екнуло болью воспоминаний, вот только ямочки от улыбки были чересчур, их не должно быть, а волосы должны быть более обесцвечены, менее похожи на солому, а глаза не должны гореть, лишь тлеть алым огнем. Слова встали комом в горле, и темноволосый парень побрел вдоль узкой кухни, ближе к широкому залу, где в центре стоял круглый столик, за которым уже кушала та милая бабушка, смотря ночные новости. Сердце, что было в приступе, еще могло отбивать ритм и, глядя на эту идиллию, с запахом вареной свеклы и жареного лука, казалось, что все это лишь иллюзия, жизнь не могла быть такой теплой. С приглашения той улыбчивой бабушки Наташи, незнакомец присел за стол и скромно сложил руки на столе, сутулясь и демонстрируя свой драконий хребет. — Это борщ по бабушкиному рецепту, без мяса, но очень вкусно. — Какой ужас, ощущаю себя травоядным. — Не хотите есть, потому что тут мяса нет? Может тогда сала с хлебом нарезать? — Я…я так давно не ел, что не уверен, смогу ли все доесть. — Деточка моя, кушай, кушай и не думай, — улыбаясь своими пухлыми щечками, бабушка не сводила добрых глаз с этого потерянного незнакомца, что не мог и глаза выше тарелки поднять. — Если вы не ели больше нескольких дней, то предлагаю вам только бульон отпить, а завтра уже можно кашу на воде съесть, — заумно начал говорить Даня, заедая каждую наполненную ложку супа куском хлеба. — А тортик тогда как десерт завтра съедим. — Нет! — отчетливо произнесла бабушка, надув свои тонкие губы, — Мы с тетей Любой собирались завтра вечерком посидеть с кружкой чая. Лучше я завтра сырники приготовлю. — Так и зачем ты мне его всучила тогда?! — Ну, не с пустыми руками же идти! Такая теплая атмосфера, что щекотала плечи незнакомца, заставляя его улыбаться под задорные споры хозяев дома. Эта атмосфера была ему знакома, когда то она уже ласкала его плечи обманчивой заботой, но невольно, закрывая глаза, он вспоминал тот место, что он называл домом, там было и вправду какое-то время приятно находиться. С этой памятью он чувствовал себя инвалидом, что смотрел на все с неутолимым желанием повеситься, лишь бы больше не видеть перед глазами киноленты прошлого. — А вы любите сырники? Вспоминая, как он вынимал ножи-предательства из спины, незнакомец лишь лукаво улыбнулся и, приподняв подбородок, взял в тонкую руку ложку. — Да, даже очень. — О как, а вот хозяйка дома напротив, наоборот, любит блины. — В смысле хозяйка? — делая первый глоток супа, незнакомец попытался заулыбаться.— Я скидывался ценными бумагами сюда, вот только не приезжал из-за определённых причин, но имею полное право называться полноправным «хозяином» этой хибары. Кому-то нужны были минуты, чтобы раскрыться и заулыбаться искрении, а вот этому молчаливому незнакомцу и года будет мало. Безнадежное это дело, пытаться раскусить столь израненного человека. Сладковатый борщ ударил по рецепторам, и парень осознал, что слишком много сказал тем, кому глубоко плевать на его истинные чувства. В них нет ни грамма сочувствия. Жизнь лишь в очередной раз хочет поставить его на колени, как сумасшедшего, ударить по лицу и вернуть к чувству вечной тьмы. Не нуждающийся в любви, без зависимости в словах добра, он все равно так жадно поедал сладковатый борщ, ложкой за ложкой, опустошая свою тарелку, словно голодный зверь. Приподняв белоснежную тарелку с голубым орнаментом, темноволосый парень уже принялся ее вылизывать, пока Даня, как подобает хорошему хозяину, предложил повторить, на что незнакомец охотно кивнул, проявляя свою человечную натуру. На мгновение показалось, что тут нечего бояться, ведь тепло, вкусно кормят, а телевизор шумит без конца, но это лишь иллюзия. — Так значит, вы вместе с Асей купили этот домик? — поинтересовалась бабушка, доедая свой супчик, — Спасибо, внучок, было очень вкусно. Немного нахмурив свои брови, парень словно не ожидал услышать это имя от незнакомцев, в столь теплом месте, где от всего веяло какой-то мягкостью и душевностью, а еще петрушкой. — Она вам сказала свое имя? — Да. В начале она тоже вертела хвостом, ни с кем не говорила, но баба Наташа и не таких девах к себе домой приводила. Посидели, поговорили, чайку распили. Она говорила, что купила этот дом для спокойствия, чтобы было куда пойти с ее любимым другом. Ася сказала правду? — Да, — с нежной улыбкой произнес парень, облокотив локти на стол.— Ася вообще не любит врать. Вот, даже сюда не смогла со мной приехать, из-за работы. — Ой, она еще та танцовщица, говорит, вечно в отъездах и постоянно в работе, мол даже на отдых нет времени. — Да, Танцовщица, она еще такая. С упадком сил молвил парень, словно вспоминал покойного друга. Многое можно в знакомых кругах услышать об этой странной девушке, что с улыбкой чистого ребенка, с телом грязной бляди, с нарциссическим расстройством личности, с руками бледными, но измазанными в крови, состоящая из разных противоречий она в мыслях своих, как и на языке, была чиста и правдива, хоть где-то, но не с каждым. И вот сейчас, незнакомые люди развешав уши и намозолив языке обсуждали ее, говоря как о прекрасной танцовщице, что с лицом милой девушки была беззаботнее ребенка, хоть и порой резкая в общение. Да, вспоминая образ ее хотелось улыбаться, ведь она полностью сочеталась со словом «красота», в понимание этого незнакомца, словно брошенный подъезд, что был разрушен, разрисован, вонюч убойными веществами, осквернен не одним телом, но чтобы не произошло с этим местом, оно все равно останется дорогой до дома. Но тут звон тарелки и вот уже вторая порция вкусного борща стояла на столе перед гостей и хозяином всего этого пира. Даня точно был спортсменом, иначе и не описать его дьявольский аппетит. Казалось, что можно утонуть в этой доброте и человек, с потухшими глазами, впервые захотел беззаботно погрузиться под воду, как в тёплой ванне. — Я тебя как зовут? Придерживая свой подбородок пухловатой рукой, бабушка добродушно поглядывала на исхудавшего паренька, что поедал с охотой борщ, приготовленный ее внуком. Он замер под давлением этого вопроса, ведь не знал, что и ответить. Назвать новое имя, или выдуманное, или же старое похоронное, было трудно выбрать, пока сердце не обволокло медом воспоминания о том, как же ярко может улыбаться та самая беззаботная, танцующая девушка. — Зовут меня Артур, но вы уже уже знаете, ведь Ася вам рассказывала, говорил незнакомец, что телом был молод, но не цифрами в фальшивых документах. — Да, ты прав, но спасибо, что ты сам представился. — Бабушка! Так ты его узнала с самого начала?! Возмущенно вошел в разговор Даня, откусывая горбушку свежего и мягкого черного хлеба, чей запах дурманил воспоминания о детстве не меньше, чем запах сырников со сгущенкой и сладких пальцев, а также томленое молоко с медом и объятия родной женщины, что звалась матерью. Невольно Артур помотал головой, словно выбрасывая из своей головы эти воспоминания. Он не хотел сейчас вспоминать то, что так зверски отобрала у него жизнь. — Конечно! Ася говорила, что ее друг очень неразговорчивый и недавно пережил разрыв с любимой, ох, бедный мой мальчик, поэтому ты так и похудел. Ну, не нужно так убиваться по девчонкам. — Вам слишком много она сообщила. Шумящий экран телевизора уже начал донимать и только Даня решил выключить эту коробку, захлопнув сводку новостей, как торопливая бабушка хлопнула по столу и выхватила пульт. По телевизору показывали совещание палаты и слово дали до боли знакомому старику, что у гостя перехватило дыхание и он с ужасом смотрел на это человека. — Тс-с, мой любимый мужчина говорит. Он обещал еще поднять ставку медикам, отремонтировать больницы в селах, ох, что за чудесный человек. Чуткий, проницательный, самый честный депутат. — Чудесный…человек. Словно выплевывая каждое слово, говорил Артур, смотря озлобленным взглядом, словно на врага. Он не видел в этих бледных и морщинистых чертах старика ничего чудесного и добродушного, ведь даже в его улыбке он видел плотоядное желание. Так и хотелось перекрыть ему кислород. Он был болен и все это прекрасно знали, вот только для общественности он представлялся, как мученик, что боролся за жизни, за одно и улучшая жизнь остальных — какое лицемерие. — Да! — чуть ли не прокричала бабушка, — Я многих людей видала на веку, что сходили с ума от власти, хотя именно такие громче всех били себя в грудь, что точно в этот раз все сделают по-нормальному. Но мы же не дураки и не будем жить в самообмане. Таки вот уроды, только этот один мужчина сдержал свое слово, когда во время развала страны все остальное руководство разбегались, как крысы с тонущего корабля. Бровь нервно дернулась и гость в этом доме проглотил все слова. Не тени сомнения на лице бабки, пока она тараторила свою кричалки во имя этого человека, чьи сморщенные черты лица напоминали старую цаплю, с вытянутым носом и узкими глазками озлобленного хищника, что даже улыбнутся не мог без кривизны. Артур знал, что за всей этой маской местного героя скрывается больной человек, у которого от человечности остался лишь портрет на стене, как у Дориана Грея, вот только на этом его портрете он пожирал собственных отпрысков, во имя жизни, во имя науки, во имя того, чтобы бросить в оголодавшую толпу кость и стать от этого спасителем. Ведь пока крысы бежали с корабля, один расчетливый человек воспользовался этим и захватили власть, взяв на себя бразды правления, а потом медленно и незаметно уйдя в тень, но не отпуская поводков, а только затягивал петлю. Видя, как этот седой мужчина с белесыми-агатовыми глазами стоял с тростью и вручал каким-то больным детям лекарства- хотелось смеяться от наивности окружающих, будто никто не понимал, что никогда никто и ничего не делает просто так. Артур мог бы сейчас переубедить бабку, начать с ней спорить, вот только зачем идти против света? Зачем? Чтобы наставить на путь этих пленных людей? Все равно все это бесполезно. Когда, в прошлом, Артур желал ему самой ужасной смерти, но прошло слишком много времени и он устал от этого страха перед живой мумией. Ведь все изменится в никогда, поэтому и остается жить с надеждой, что он не умрет при этом человеке. — Благодаря этому человеку медицина поднялась в глазах общественности и стала по настоящему доступна и бесплатна для граждан… Резко встав из-за стола, Артур бросил каменный взгляд, от которого мурашки пошли бы по спине, но не у бабушки напротив. Говорила эта старушка и вправду убедительно, но верить не хотелось. Звучало это как та самая большая ложь про «семью», что никогда не предаст, как бы не было грязно, они будут рядом. — Спасибо за еду. — Мы же соседи и должны всем делиться. Добавила бабушка в спину парня, пока тот бесповоротно уходил обратно к себе, подальше от этого тепла и вкусной еды, даже как следует не наевшись, он продолжал ступать босыми ступнями по мокрой траве, пока ноги не коснулись кусачего и холодного асфальта, а взгляд снова не захватила эта дорога в бездну гор. Верить не хотелось, что он может так же сблизиться с людьми, как Танцовщица, да и как оно могло выйти, если он не собирался покидать свой дом до прихода подруги, а дальше… Как судьба разложит карты. Ничего не вечно, ничего не было известно. Заходя в тот холодный и пыльный дом, он чувствовал атмосферу отрешенности, то что и требовалось. Спальня, что напоминала пыльный мешок с убегающими из-под ног на стены пауками. Артур дошел до двухспальной кровати, приподнял клеенку, а там уже лежало какое-то застеленное белье с подушкой — этого достаточно для сна, так посчитал парень и улегся под клеенку, под одеяло, пока луна подсвечивала эту узкую комнату с одним шкафом. Без разницы, наступит ли завтра, залез ли паук в гортань, все было безразлично, кроме сытого желудка, что больше не изнывал в голодном припадке. Скоро этот сумрак уйдет под гнетом солнечных лучей, омывая черепичные крыши огнем, теплом, и люди, проснувшись, пойдут по своим делам, и лишь один будет изнывать от боли в теле, как странник, брошенный, вспоминающий о связанных руках, лишь бы не ломать себе кисти от невыносимой боли. Делая очередной глубокий вдох, что на вкус схож с фатальным удушьем, Артур не мог уснуть сразу же, как коснулся подушки, и это было невыносимо. Он слышал каждый скрип дерева, каждый вздох природы за окном, как поют сороки, как капает откуда-то вода, и все это эхом проносилось до бессонного гостя. Лучше бы уснуть и чувствовать на кончиках пальцев смерть, чем видеть перед глазами пустоту и слышать живой мир. Нет ему житья под солнцем. Каждый день был похож на предыдущий, до невозможности противно похож, как день на повторе. Проводя во сне более-менее несколько часов, парень вставал с пыльной кровати, трепал колтуны на голове и брел в мятой чужой одежде к улице, где за ночь выпали осадки в таз и можно было умыться утренней росой, а не грязным дождем в том городе, от куда давно надо было бежать. Ощущая себя чудищем, что выполз из-под коры умыться, он еле мог разлепить длинные ресницы и посмотреть на солнечный диск, что прокатывался по этим скалам вокруг посёлка, но лучший вид скрывался на дороге, за участком, куда каждый день выходил Артур. Смотря своими неясными глазами на подсвеченные солнцем горы, светло-зеленые леса, низкие облака, что сахарной ватой лепились на склоны этих хребтов, он, погребенный заживо, молчал, а душа его томно вздыхала от невозможности данной красоты. Хоть картины начни писать… Живопись, чудесный антидепрессант, не зря брат Музыканта так судорожно постоянно прибывал в своих чертогах разума, что-то рисуя, записывая, перерисовывая, прямо на ходу черкая что-то, ловя моменты, уходя от забот и от мира, что декларировал ему ужасное будущее, но, благодаря своему брату, он живет, как обычный человек, живет каждый день, как в празднике, так считал Артур, с завистью смотря на эту жизнь чистого человека. Его разум стремился к такой жизни, хоть и за спиной всегда были люди, предпочитавшие крушить все, а впереди были те, что создавали мир, цветущий и пахнущий, как ягодный пирог. Пирог? Резко оторвав взгляд с бесконечной сужающейся к горе дороги, Артур посмотрел на соседний дом, откуда уже вовсю доносились радостные крики, звучала шипящая и ламповая музыка с радио, а на лужайке, с чаем и кусочком пирога сидела та самая милая бабушка, в новеньком цветастом халате. Уютная дюна, состоящая из зелени, яблонь и зеленых покрашенных стен дома. Сияющая ярче солнца, бабушка улыбнулась своему новоиспеченному соседу и помахала. Казалось, что этими пухловатыми и нежными руками она вытаскивала безнадежное тело Артура из ямы его грехов, будто он еще не выжжен досуха и может позволить себе наслаждаться моментами. Птицы, крутящиеся вихрем, пролетали над головой, какие-то неизвестные с рюкзаками шли по склону вниз, к магазину и к автобусной остановке, откуда начинались все экскурсии, а пока люди шли по дороге вниз, Артур сделал пару шагов вперед своими босыми ногами и оказался на уже выстриженной лужайке с аккуратными цветущими клумбами и яблонями, что склонялись над хозяйкой этого дома, словно оберегая ее седую голову от солнышка. — И вам добрейшее утро, — слегка улыбаясь, произносил парень, робко замерев в паре метров от хозяйки. — Чай, кофе, потанцуем? Эту фразу он уже слышал, что дрожью прошлась по острым плечам парня, но улыбка не дрогнула перед излучающей сияние бабушкой. Все эти воспоминания не стоят и гроша, стоит все это бросить и забыть. — Пожалуй, откажусь. — Нахлебник? Опять ты?! Не без доброты, душевно воскликнул Даня, выходя на беседку с чашкой чая и куском полусъеденного блина. Этот нескончаемый спортивный механизм каждое утро, с первыми лучами солнца, когда Артур только начинал засыпать, выходил на пробежку и убегал вплоть до самой вершины, а спустя пару часов возвращался домой и уже готовил вместе с бабушкой завтрак, а дальше уже только домашние дела: огород, вечная уборка дома, повторная тренировка, перекладка крыши, сбор урожая, закрутка банок. — Да. Коротко согласился сосед, после чего развернулся на своих тонких ногах в мешковатых серых штанах и пошел обратно в свой немного потертый дождем дом. Тут не пахло теплотой, лишь старостью, да и вся заросшая лужайка, как и огород, просто кричали о потерянности хозяев этого участка. — Опять неразговорчив, — подметила старушка, поглядывая на своего внучка, — Может, тебе его на ужин пригласить? Но Артур не хотел, чтобы его куда-то звали. Он редко был разговорчив по утрам, почти ни с кем не пересекался взглядами, скрывал свое тело под мешковатой одеждой и бродил кругами вокруг дома, что-то смотрел, трогал руками древесину, но ничего не исправлял, да и не желал этого. Его раздражало, когда сосед напротив махал ему рукой и спрашивал о чем-то, он предпочитал не отвечать, лишь ухмыляться в ответ и снова отдаляться, делая пару босых шагов ближе к своему брошенному и заросшему дому. Спал Артур так же много, как и ел, чаще всего он просто мог лечь обратно на кровать и, наблюдая за ползущими пауками на потолке, бодрствовал, считал переплетение их паутин и больше ничего не делал. Так пролетал день за днем. Соседи были же принципиально стабильны: завтрак, обед и ужин, иногда полдник. Бабушка, что напоминала несгораемое солнце с румяными щечками и морщинками на лбу, что она прекрасно демонстрируя удивляясь любой мелочи, она всегда на завтрак выходила на лужайку и пару часов наслаждалась погодой, да сплетничала с соседкой через улицу, а та уже приходила через часок ее посиделок. Даня, школьный переросток, с широкими плечами, жилистым телосложением и ярко — — золотыми волосами, бесконечно находил себе любые дела, словно каждый сезон обстраивал бабушке дачу заново, пока та нежилась на солнышке. Глядя на всю эту живую идиллию и слыша в ушах осязаемый шум, словно что-то защемило, парень лишь пожимал плечами и отворачивался от всего, не считая себя достойным даже прикасаться к таким людям. И не стоит здесь искать виноватых, правых, каждый и так все про себя знает, но только про себя. Раз жизнь ломает слабых, значит, оно того стоит, но не стоит за это любить ее. Но, выходя глубокой ночью на эту промерзшую дорогу, что стелилась полотном от самых ног, до высоченных гор перед глазами, сердце замирало, ведь тут даже облаков не было, все они превратились в туман под ногами, а небо было чистым и усыпанным звездами. Слезы бы текли рекой от увиденной красоты, но здесь не было чувственных ценителей красоты. В полузаброшенном доме даже кактус не зацвел бы, чего уж говорить о гортензиях, что закатом цвели на лужайке соседей, где в идиллии купалась пожилая хозяйка. — Бабушка, поверь, ему это не нужно, — доедая свой утренний завтрак, юноша вытер грязную руку об светлые шорты и посмотрел по сторонам, на подкосившийся узкий и низкий забор вокруг территории бабушки.- Надо бы тебе забор обновить. Сегодня же это и сделаем! — Ох, внучок, ты бы лучше школьную литературу читал бы, а то и так поступил на физкультурника, так и книжку ни одну за каникулы не прочел. Хотя, мама твоя говорит, что книги тебе только мешают, ты много думать не по делу начинаешь. — К твоему сведению, бабушка, я прочел «Собачье сердце», — гордо, попивая растворимое кофе с томленым молоком, отвечал внучок. — Из-за одной фразы, что ты видел в фильме? — А как же иначе? Ладно, пойду кофейку занесу соседу, а то ты от меня не отстанешь. — И блины захвати, — улыбчиво подметила бабушка и посмотрела в одно из окон. — Еще бы, — с улыбкой подметил Даня, залпом допивая свой бодрящий напиток. Запах прошедшего утреннего дождя, блины со сгущенкой, растворимый кофе с молоком, и все это в комбинации со свежим и холодным горным воздухом. Казалось, что можно насытиться одним лишь запахом этим воздухом, вот так бы Артур тут и помер, лежа на этой пыльной кровати и дожидаясь вечно опаздывающую Танцовщицу. Где же могла разгуливать эта улыбчивая девушка с узкими глазами крота? Это слишком сложный вопрос, но не хотелось думать о грустном. Стук в дверь дрожью прошелся по плечам, и руки уже сами потянулись к пистолету, что аккуратно лежал под подушкой. Шагая, как по тонкому льду, Даня с кружкой кофе и с тарелкой блинов брел по эту запыленному и скрипучему дому, что при свете солнца не казался уже таким жутким, да страшным, а вот взгляд парня из темноты спальни заставил душу белокурого парня упасть в пятки. — Что забыл тут? Проглотив свой страх и смотря на хозяина этой лачуги, как на оживший призрак из-под кровати, Даня попытался скрыть дрожь в улыбке. — Ты ж кофе по утрам у бабушки пьешь, вот, держи. Она попросила еще завтрак тебе передать. Забота казалась лживой и странной, да и смысла в ней не было, ведь это просто соседи, чьи улыбкой напоминали школьные годы, когда глаза всех встречных не были такими безжизненными. Спрятав пистолет обратно под подушку, парень приоткрыл дверь и взял в руки эти подарки, что казались чуждыми вещами в этой холодной обители без затопленной печи. — Знаешь, у тебя тут печное отопление и, если хочешь, я могу тебе помочь наколоть дров и растопить печь? — скромно почесывая свой затылок, Даня улыбался белыми зубами в этом царстве темноты, где напротив него стоял низкий парень с волчьими глазами, которые словно ничего не видели. — Зачем тебе это? Разрезая своим вопросом воздух, Артур сделал первый глоток немного остывшего и чрезмерно сладкого кофе, что сиропом ложился на его испорченные рецепторы, даже легкая улыбка промелькнула на измученном лице от этой сладости. — Здесь даже днем прохладно, вот и предложил свою помощь. — Играй в помощника в другом месте, — даже не смотря на гостя в своей обители, Артур уселся за стол и продолжил наслаждаться кофе, — Если это все, то иди к себе на территорию, там у тебя больше забот. Делая нервный глубокий вздох в этой удушливой атмосфере, Даня с неприязнью глядел на этого холодного парня, что так кощунственно надругался над его чистой добротой. Привыкший всем и вся помогать и получать улыбки в ответ, юноша не понимал столь холодного ответа на свою помощь. — Как знаешь. Если замёрзнешь, обращайся. Даже бровью не поведя, парень продолжил попивать кофе, даже не притрагиваясь к блинам, пока сосед напротив тихонько, немного вразвалку, брел к выходу из этого дома, который словно сводил концы с концами, как и его хозяин. — Эм, Артур, ты уже связался со своей подругой? — Какое тебе дело? — Я могу ей позвонить. Молчание удушливой петлей повисло между этими двумя, пока на фоне завывал ветер с гор. Проглотив свои мысли на языке, Артур с неким несвойственным ему блеском надежды глянул на соседского юношу, что стоял неприкаянно в дверях на выходе из дома. Потерявший надежду на связь хоть с кем-то родным, Артур словил ту самую оставшуюся веревку веры. — Так позвони и скажи, чтоб быстрее тащилась сюда. — Это все? — Жизнь меня научила не убивать хороших людей, что по утрам готовят мне кофе, поэтому ничего и рассказывать я тебе не буду. Слышал выражение: «меньше знаешь, крепче спишь»? Да? Вот и зае.ись. Всегда надо быть честным с людьми, вот и сейчас Артур, с долей наслаждения от сахара на языке, улыбаясь, заканчивал свой короткий монолог. Даня же, недоумевая, глянул на этого человека с темными кругами под глазами и покинул этот мрачный город, что ночью наводил некую жуть на местных, казалось, что там в принципе могли проводить свои ритуалы живодеры или жить бомжи. Достав из широких штанин свой телефон, парень неторопливо листал список контактов в поисках той самой соседки, что могло бы ответить на пару его вопросов. Найдя контакт «Ася.Соседка Бабушки. Роза.» он немного подумал, в очередной раз глянул на мрачный дом и стал вызывать контакт, что не торопился отвечать, позволяя долгим гудкам натянуть незримую нить. — Чем могу помочь? Нежный, слегка печальный голос девушки донесся с той стороны телефонной линии и юноша от неожиданности спину выпрямил, не думая в конечном счете, что ему ответят. — Это Даниил, сосед напротив вашего дома. Хотел узнать, ожидали ли вы приезд своего друга на неделю в ваш дом и… Не успел юноша договорить предложение, как на той стороне послышался тихий волнительный писк удивления, затем топот женских ног, что стремительно убегали куда-то, и дальше уже девушка сама продолжила этот диалог. — Данечка, Арти приехал домой? Это прекрасно! Будь лапочкой, присмотри за ним. Я знаю, тётя Наташа печет прекрасные сырники и откормит моего любимого, а то он за последние годы сам не свой. Кстати, как он там?! Спит ли? Много кушает или мало? Чем занимается в свободное время? Ой… Данечка, ты долго там у бабушки пробудешь? У тебя когда сборы начинаются или ты сначала на учебу, а потом на сборы в столицу? Некое подобие шока замерло на лице юноши, что ступал уже на лужайку своего дома. Никогда разговор с незнакомкой не был таким быстрым и информативным, но главное, откуда она столько знает про его жизнь? Такое странное чувство недоверия и спокойствия упало на плечи Дани, но он по доброте душевной отпустил все это и с легкой улыбкой отвечал девушке, чья печаль из голоса пропала, как не бывало. — Я тут еще на недельки две, а там уже учеба начинается. Все-таки, первый курс, тут уж никуда не подеваться. — Понимаю, понимаю. Данечка, я постараюсь как можно скорее уладить все свои дела и приехать, а пока, будь добр, побудь с моим самым близким человеком. У него скверный характер, хоть убей, но он не такой плохой парень, поверь, а если ты ему и кофе еще принесешь, то все, он всегда будет на твоей стороне, как пес верный. — Такая мелочь, кофе принести. Мы с бабушкой Наташей очень гостеприимные люди. — Ой, Данечка, тут не в гостеприимстве дело. Артур очень недоверчивый, думает, что его все отравить хотят, вот и не ест ни черта, да и не пьет ничего из чужих рук. Но, не будем о таком… Спасибо, что позвонил и порадовал такой новостью! Я очень переживала, доберётся ли мой Арти. Правда, спасибо, при встрече я тебя крепко обниму и подарочек вручу. — Да что ты, не стоит. Просто приезжайте на Розу и домик своей почините, а то со стороны он плачевно выглядит, да мрачновато. — Хорошо! Обязательно! Передавай привет бабушке Наташе, да Клоуна…то есть, Арти обними за меня. Странный и торопливый разговор с этой девушкой закончился гудками и прерванной нитью. Больше вопросов, чем ответов, да и взгляд волчий из окна соседского отнюдь не грел душу Дани, что поджав губы, убрал телефон обратно и побрел домой. Странные они, друзья такие совершенно разные: один словно из наркодиспансера, как зверь, другая живая и яркая девушка, со звонким голоском. То, что сосед Артур был недоверчив, это было видно по его повадкам и одежде, в которой он поздно ночью выходил на улицу, чтобы спуститься вниз по дороге до круглосуточного магазина, чтобы купить сигарет и раскурить их на автобусной остановке, словно ожидая кого-то, но никто не приезжал. Странные и загадочные повадки этого паренька волей-неволей заставляли юношу со светлыми волосами следить за ним, что не могло остаться незамеченным. Передав «привет» своей бабушке от этой девушки Аси, Даня и не ожидал, что его бабушка засверкает улыбкой, словно девочка. Бабушка Наташа на почве этой радости тут же оторвалась от турецкого сериала и начала готовить салат из домашних овощей на обед, да спагетти с грибами на сливках. Посмотрев на все это, юный спортсмен решил не думать, почесал свой затылок и побрел обратно на улицу, а вернее на огород, собирать овощи для салата. Усевшись на корточки перед грядкой с луком и редисом, юноша катался в земле, а так же в своих мыслях, раздумывая, что как невероятно иногда незаконные с разбегу влетают в чужую жизнь, без капли переживаний они проходят там, где болота по колено. Но сколько не разбирайся в людях, так до конца их не поймешь, остается верить только в совесть, что она хотя бы у этих Homo sapiens (человек разумный) есть. — О чем она говорила? Хрипловатый голос прозвучал за спиной юноши, пока он сидел на корточках и собирал урожай ко столу. Голос, похожий на чей-то шепот, ни с чем несравнимый и узнаваемый, ведь от него тело пробирала дрожь. Посмотрев через плечо на своего соседа, Даниил слегка посмеялся и с простодушной улыбкой произнес — Твоя подруга, по голосу, очень милая и общительная, в отличие от тебя. — И че? Убрав руки в карманы темных джинсов, Артур свысока смотрел на этого широкоплечего хоккеиста, чьи руки уже были испачканы черной землей. Необычно видеть людей, что сами сидят на корточках и роют землю руками. На едкое словечко, что сорвалось с тонких губ, заставило белокурого юношу тихо посмеяться, от ощущения по-настоящему искреннего разговора с этим безэмоциональным парнем. — Че? Да она о тебе печется, как о младшем братишке, что скрывается от налоговой. — Я скрываюсь не от налоговой, а лишь от одного человека. Скрестив руки на груди, не подпуская к себе на лишний миллиметр в словах, Артур с недоверием нахмурил свои тонкие и лохматые брови. Даниил раньше не присматривался к лицу этого парнишки напротив, замечал только белые затянувшиеся шрамы, но сейчас, под яркими лучами солнца можно было рассмотреть его выцветшие глаза, к которым не хватало только седых прядей, узкий подбородок, тонкую шею, острые черты лица, связанные с чрезмерной худобой, но трудно было назвать подобного невысокого человека несимпатичным, хотя отросшие волосы, да шрамы уж точно портили всю картину. — Теперь все понятно. Тяжело выдохнув, юноша встал с колен, отряхнул руки и протянул Артуру нарванный десяток редисок, да лука. Своеобразный букет из овощей темноволосый парень принял с неохотой, строя на лице какое-то подобие удивления. — Бабушке отнеси, у нас скоро обед. Если хочешь мяса, то сходи в магазин и прикупи для котлет, я их приготовлю. Помнишь же, бабушка у меня вегетарианка. Похлопав длинными ресница, Артур не стал задавать много вопросов, лишь кивнул головой и пошагал в дом соседей, словно собака получившая команду. Заулыбавшись от подобной реакции, Даниил продолжил быстро собирать овощи с огорода, пока бабушка не стала в окно кричать и подгонять его. Вибрирующий телефон в кармане широких штанов заставил юношу в очередной раз отвлечься от огорода, это было неожиданное СМС от неизвестного номера. «Сделай фотографию дороги между твоим и нашим домом, а после отметь в социальной сети этого пользователя…». Странности продолжают происходить. Проигнорировав данное сообщение, юноша моментом получил второе: " Это Ася. Только, ничего не отвечай». Странная человеческая слабость, да некая простодушная доброта направила Даниила к дороге, с охапкой овощей он без особого удовольствия снял эту непримечательную дорогу к подножью перекрестку, перед серпантином и тут же полез в свою социальную сеть, где в основном были фотографии только хоккейной тематики, да его в спортивной форме, а теперь, там еще и фотография дороги к горам, да неизвестный отмеченный профиль, где не было ничего, пустой, как лист бумаги с лишь парой символов без малейшего знака. После выполнения этого поручения Даниил пошел обратно домой, больше его не беспокоили подобные сообщения от неизвестного номера. В доме пахло свежей петрушкой, зеленым луком, редиской с солью и маслом, а весь этот букет ароматов зелени пытался пеленой приглушить запах соуса из томатной домашней пасты, что готовилась на сковородке, пока спагетти кипели в железной кастрюле. Артур уже сидел за обеденным столом и смотрел в окно, не обращая даже на играющий телевизор, пока бабушка Наташа вовсю колдовала на кухне, готовя обед, от которого у ее внука уже слюнки текли. Сложив овощи в маленькую раковину на узкой кухне, Даню тут же выгнали с кухни, чтобы он не мешался тут своими широкими плечами и ему пришлось присесть за один стол с молчаливым соседом, пока тот все наблюдал за сорокой на заборе. — Артур, а кем ты работаешь? — Не твоего белобрысого ума дело. — Ясно. Я вот поступил на физкультурника, а так выступаю за сборную в хоккейной команде. — По тебе видно. Неуклюжий, туповатый, до нелепого огромный, еще и мозолистые руки, правда, зубы еще не выбивали тебе, что к лучшему. Разговор не складывался, но юноша не унывал. Облокотившись локтями на стол, он словно всматривался в глаза Артура, что воротил от него нос, как от любопытного кота, старающегося увидеть что-то интересное. Обмен короткими репликами, пока бабушка готовила обед, стоил того, ведь в какой-то момент Артур опустил свой барьер, положил руки на стол и посмотрел в ответ на своего собеседника. — Я пришел сюда за бесплатной едой, а не за общением с тобой. — Почему ты такой хамоватый? Я разве тебе что-то плохое сделал? — Пока нет, но сделаешь, даже если такого не будешь хотеть, это просто произойдет. Не нужно было быть проницательным человеком, чтобы увидеть во взгляде этого парня полное отвращение к миру и то, что он еще сидел живым за столом, было чудом. Неизвестно, что его еще держало в этом мире, возможно та самая звонкая подруга Ася, что по голосу не настолько разочаровалась в мире. Звон тарелок, на фоне жужжания телевизора и звонкий смех бабушки, что травила бородатые анекдоты из газеты, пока накладывала свежий, хрустящий салат из пластиковой миски, что был заправлен ложкой сметаны и граммом соли. Сладость и соль на языке, хрустящие овощи, а за ними слегка солоноватые спагетти, со сладкими домашними помидорами и луком, что вот-вот были собраны с грядки. Чтобы наполнить желудок, Артуру хватило пару ложек и три стакана воды. Он хвалил хозяйку дома за прекрасный обед, но надолго не остался и даже гостинцы домой не взял, вежливо отказался и поблагодарил, еще раз, за вкусную домашнюю еду. Не стоит так сближаться с людьми, кричал ему голос рассудка, но теплота, в которую он не раз окунался в этом доме, так и не отпускала. Возможно, забытое чувство просило о неких «друзьях», что могут согреть, накормить и, не акцентируя на нем внимания, шутить и улыбаться, не задавая эти вопросы: «что ты такой хмурый?». К хорошему и вправду быстро привыкаешь, подумал Артур, приглаживая свои волосы с колтунами, что уже начинали ему причинять неудобство. Добравшись до своего вечно мрачного и скрипучего дома, где всегда горела лишь одна лампочка, бегали пауки, висела паутина и была тишина, никто в этом доме не придавал большого значения людям. В этой пыльной яме он накрыл себя тяжелым одеялом и наконец-то смог поспать дольше, чем пару часов. Спустя пару дней с дрожью в суставах и головной болью он выбрался из-под одеяла, как из теплой утробы, и то не по своей воле. Обеспокоенный сосед ворвался в его обитель тишины и принялся его будить, умывать холодной водой и давать какие-то таблетки, что так покорно проглатывал Артур, даже не задавая вопросы, словно как по рефлексу. Не видя перед собой четкие черты лица, Артур с потугами пытался схватить тонкими руками за водолазку Даниила, но упадок сил не позволял это. — У вас серьезные проблемы со здоровьем, — подытожил сосед, достав из-под подмышки Артура ртутный градусник, что словно закипал впервые от такой, на вид, холодной кожи, — У вас есть свои лекарства? Я вам дал только жаропонижающие, но думаю, придется снова медиков вызывать. — Заткнись ты уже, — устало бормотали сухие губы, пока руки дрожащими потугами хватались за чужие плечи. — Таблетки в сумке. Уложив пышущего жаром Артура обратно в пыльную кровать, белокурый юноша быстро метнулся к черной сумке, что лежала под кроватью. Распахнув эту мешковатую тканевую сумку, Даниил испытал некий смешанный шок от увиденной мешанины из скрученных крупных купюр денег в разных валютах, разбросанные по днищу патроны, какие-то незначительные вещи и, наконец-то, лекарства в белых и рыжих упаковках. Не время задаваться вопросами, откуда эти безумные деньги, пули, сейчас в судорогах пытался уйти на тот свет его сосед. — Какая дозировка? Только спросил Даниил, стоя на коленях перед кроватью своего соседа, но тот не ответил, лишь выхватил из его рук эти пачки, быстро раскрыл их и, выловив из каждой по одной таблетке, запихнул в себя эти ампулы и, не запивая, проглотил, словно не впервой. Светлые глаза закатывались, но судорога остановилась через пару минут, тянувшихся болезненно долго, а дышать стало легче, теперь руки не цеплялись за ребра, стараясь их выломать и позволить впервые вздохнуть полной грудью. — Стало легче? Уф, а вы умеете пугать, — тяжело выдохнув, Даниил заулыбался и поправил свои растрепанные короткие волосы, поглядывая на приходящего в себя соседа, — Кстати, а вы, похоже, совсем не любите заниматься уборкой. — Уйди, — поджимая колени ближе к телу, скулил Артур, — Мне скоро станет легче. — Хорошо, я пока воды тебе принесу и приберусь тут. — Да уйди ты уже. Тяжело получалось выражать свои мысли, но агония тела продолжалась еще час, хотя не впервые бороться Артуру с этими мучениями. Не открывая глаз, боясь увидеть кошмары прошлого, он, укутанный словно младенец, в одеяло лежал на своей кровати, пока белокурый сосед разгуливал по его дому, выметая влажным веником всю пыль, выгоняя пауков и снимая всю годовую паутину с углов. Мебели здесь было немного, лишь по мелочи, окна, заклеенные пожелтевшей газетой, да пару битых тарелок в деревянном шкафу. Совсем необжитое пространство, посчитал Даниил, но в голове крутились те же образы: скрученные крупные купюры, на днище патроны, незначительные личные вещи и таблетки, похожие на запрещенные препараты. Пока хозяин пребывал в муках своей неизвестной болезни, Даниил уже закончил подметать деревянные полы и начал вытирать влажной тряпкой столы, очищать единственный диван на кухне и полки в необжитом шкафу, где даже тараканы уже поумирали. За уборкой он провел почти целый день, не считая моментов, когда ему приходилось уходить обратно домой, чтобы помогать своей бабушке. С наступлением ночи Даниил принес очередной стакан воды, поинтересовался состоянием Артура, но тот лишь отмахнулся, так и не открывая глаза, которые он зажмурил, пока горела лампочка в комнате. Как напуганный ребенок, что скрывался от своих демонов, но это было выглядело так по-детски мило. — Хорошо, тогда спокойной ночи. Завтра с утра принесу завтрак от бабушки, а то ты опять ни черта не ешь. Ничего не ответив, Артур тяжело дышал этим чистым воздухом, продолжая сжимать свои колени под одеялом, чтобы те не ошалели от морозящего холода, которого на самом деле не было. Как только назойливый сосед покинул его обитель и погасил свет, он наконец смог успокоиться и открыть глаза, что погружались в темноту. Средь пугающих галлюцинаций из мимо проходящих теней, он безразлично глянул на шкаф, где висела его легкая кофта. Отвергая свои кошмары, он на дрожащих ногах встал с постели, отмахиваясь от кричащих теней, он достал кофту из шкафа, натянул ее на себя и пошел ближе к выходу, в поисках своих расклеившихся ботинок. Свет не бил в глаза, тело еще потряхивало, а мрачные тени с горящими глазами смотрели на него из-за углов, но в общем-то, ничего нового. На ватных ногах он побрел вниз по склону, к остановке, чтобы купить новую пачку сигарет, выкурить ее за один вечер и ближе к рассвету вернуться домой. Кажется, будто и не проспал он пару дней, ведь это казалось таким нереальным- спокойный сон. Проходя по крутому склону вниз, Артур мог разглядеть много других одноэтажных домов, а также брошенный замок без окон, что было очень примечательно для данной улицы. Два магазина на узком перекрестке и только один работал 24/7. Словно наркоман, он с белым лицом мертвеца ввалился в этот магазин, протянул кассирше две помятые купюры из широких штанин и наконец-то получил свои новые никотиновые палочки с шоколадным привкусом. Пожалуй, не важно, какого вкуса тот яд, медленно убивавший в нем последние клетки жизни. Раны делают душу человека прекраснее… Кто-то когда-то осмелился вякнуть эту глупость, от чего Клоун улыбнулся. Не обращая внимания на боли в своем теле, ощущая перламутровую пленку от дыма на своих глазах он пошел дальше вниз, к той самой остановке, где каждые полчаса будет останавливаться таксист и предлагать ему уехать к морю, но Артур каждый раз будет молча отказываться от данного приглашения. Усевшись поудобнее, он тушил сигарету об свою ладонь и смотрел на то, как тучи пытались покатить вершину той горы, у подножья которой находилась автобусная остановка. Так странно, недавно он пребывал в агонии боли, а сейчас, вдыхая свежий горный воздух, он задыхался сигаретами и улыбался, как одурманенный. Вот оно-чувство холодного одиночества, которое его успокаивало. Не хотелось никого трогать, не хотелось умывать руки кровью, не хотелось ломать собственные пальцы, лишь бы не причинить боль близким, а близких больше нет рядом, теперь не о чем беспокоиться. Находясь в полном одиночестве, он раскурил третью сигарету, смотря, как небо затягивается тучами и звездное небо уже не сверкает, как раньше. В голове пусто, а подъезжающий полуночный автобус заставлял и без того угрюмые глаза еще больше сузиться от яркого света фар. Каждый день, как предыдущий, наполнен бредом и бессмыслицей. Докурив третью сигарету, он тут же затушил ее посильнее о свою ладонь и закурил четвертую. От всех мимо проходящих людей смердило тягой к жизни — тошнотворно. — Долго ждал? Мелодичный и такой знакомый голос застыл в воздухе, словно кто-то ударил по вискам и привел в чувства. Оторвав свой взор от звезд и опустив подбородок, юноша без интереса посмотрел на этого знакомого, чья нахальные узкие глаза блестели ярче луж после дождя. Он определенно был счастлив, чего не скажешь об Артуре, что продолжал курить, душа свои легкие едким дымом. — Не тебя. Выплюнув эти слова, он с хрустом в коленях встал со скамейки и побрел обратно в гору, понимая, что скоро рассветет и больше автобусов не будет. Этот день точно должен был начаться, как обычно, но вместо этого линия судьбы привела сюда гордого японца, державшего в одной руке зонт. — Очень печально, ведь я первый тебя нашел. — Естественно, для всех же я умер. Глянув в эти темные лисьи глаза и на улыбку до ушей, Артур недоверчиво нахмурил брови и продолжил свой путь в горку, до своего дома. Опять его свобода отворачивается от него, хотя, глядя в это небо, так не казалось. — Ты бы знал, что сейчас творится в вашей контре, м-м, просто песня, — шагая за своим собеседником, Окито держал руки в карманах и рассматривал обстановку вокруг себя, то и дело засматриваясь на примитивные, халтурные постройки в столь красивом месте, — М-да, лучше бы со мной на острова поехал, там людей поменьше будет, да и дома не лучше, все как ты любишь, без изысков. — Я не люблю холод, да и там нет таких видов. Остановившись, Артур указал пальцем на ту самую гору, у подножья которой он сидел на скамье и ждал последний автобус, который когда-то должен будет принести его подругу. Гора уже стала покрываться туманом, а воздух потихоньку остывал после дневной обжигающей жары. — Ничего особенного, — пожимая плечами, Окито с нескончаемым счастьем посмотрел на своего собеседника.— Выглядишь все также плохо, но на щеках появился румянец. Свобода тебе точно на пользу идет. — Танцовщица всегда хотела жить в горах. Она еще в школе мне уши прожужжала, что лучше всего жить в горах, а как надоест, спуститься к морю. Да и дом она выбирала, я лишь деньги дал, не думая, что доживу до этого дня. — Ха, ты как всегда смешной, — промурлыкал Окито, поравнявшись плечом с его собеседником, что смотрел на него недоверчиво. — Не смотри на меня, как на предателя народа. Хоть Секретарь Директора и дает за твою голову неплохое вознаграждение, но я не поэтому здесь. Соскучился. Ведь так замечательно знать то, чего не знают даже самые приближенные к тебе люди. — Что? Меня уже ищут? С неким страхом и надрывом спросил Артур, посмотрев на Окито, как на единственный источник информации, а тот еще более хитро заулыбался, убирая растрепанные волосы парня ему за аккуратные и холодные уши. — Да, — нашептывал Окито, — Поговаривают, что никто в компании пока про это не прознал, Секретарь в одиночку на чужие деньги начал твои поиски. Откуда у него такая сумма и в чем мотив действовать за спиной руководства — одним духам известно. Но, можешь спать спокойно, ведь твоими поисками занимаются Мечники, хоть по документам мы и ищем «крысу» в своем же коллективе. Да, наверное поэтому мне душу терзают все те, кто работают с документами лучше чем я. Всегда чувствую в их действиях подвох. — Да вы даже в братской могиле найдете нужный труп, как змеи, что уж говорить обо мне. — Змеи? Это перебор, хотя не обидно, ведь некоторые змеи, делая свой выбор в жертве, следуют за ней до конца. Молчание повисло между ними, что не нравилось Артуру. Он отнюдь не желал видеть вокруг себя людей, что еще верят в его существование. Это так глупо, ведь сейчас ему это совсем не нужно было. Отрывая не родные ладони от себя, темноволосый парень с пустыми и недоверчивыми глазами был готов что-то прорычать, но сил не было. — Твое неравнодушие к этой ситуации тебя погубит. — Я уже высказался, что от твоих рук и не прочь и умереть. Закатив глаза, Артур пошел дальше в горку, а Окито, с натянутой улыбкой, шел за ним тенью. Дорога была с крутым подъемом, но даже еле живое тело Артура смогло вынести это, в конце даже не пришлось выплевывать легкие, что было странным явлением. Разговор обещал быть долгим, но еле живой юноша с уставшим лицом точно этого не желал, но, посмотрев по сторонам, в попытках разглядеть в этой темноте людей Окито — все оказалось безуспешно. Даже его прирученной помощницы не было рядом, но это не говорило о том, что она не близко, да и на вид обезоруженный самурай не являлся до конца таким, ведь короткие лезвия могли быть запрятаны в рукава рубашки, да и в ручку зонта. — А теперь, иди куда хочешь, я домой спать. — Можно с тобой? — Нет. Сухо ответил Артур и ступил на свой заросший участок. Удаляясь от улыбчивого капитана Мечников, он ловил себя на мысли, что проклятое прошлое продолжает наступать ему на пятки и когда его найдет его капитан, лишь вопрос времени. В конце, видимо, придется от страха пустить в себя пулю, лишь бы умереть свободным, а не бессильным механизмом. Этот уставший август закончился, но осень вступила в свои права, будто немного робея, рыжая от смущения. Казалось, что первая любовь, встреченная в такую погоду, будет навечно, но это не так. Болит, не проходит. Из-за того, что это все так долго тянется, и кажется, что по-другому уже не будет. Вырывая кусочки наслаждений, а потом вновь проваливаться. «Я боюсь тебя потерять», просыпаясь с этой тошной мыслью на изломе кровоточащей души. Пора бы уже забывать, в очередной раз, прошлое. Это так забавно, то, что дарило улыбку, теперь дарит страдания, а после и вовсе тихо забудется. Иссушая свои чувства, он крошит их на землю. Он с такой легкостью смотрел, как умирают дети, а потом улыбался тому, у кого были самые грустные глаза. Это как первые лепестки кленового дерева, что сталкивались со смертельно-холодной росой. Очередная попытка жить дальше, наплевав на болезненный вид, на холод в конечностях, на мораль, на смысл. К черту все это. Просыпаясь от вязких темных снов, Артур учуял какой-то аромат, от которого не хотелось блевать. Такой знакомый сладковатый аромат зеленого чая. — О, доброе утро! — воскликнул тот самый белокурый сосед, что принес за пустеющий обеденный стол завтрак, а вместе с ним зеленый чай, а сахар отдельно. Сердце этого юноши билось в ускоренном темпе, как позыв, ведь он пришел только с пробежки, весь мокрый и потный, еще сам ничего не успевший съесть. Артур, не торопясь встал со своей кровати и при свете дневного солнца увидел изменения в его халупе — стало чисто, светлее и как-то стыдливо хорошо. Подкосившийся обеденный стол стоял ровно, на нем красовалась белая ажурная клеенка и хрустальная ваза, с золотыми одуванчиками. Вязкая и теплая атмосфера ванильного сиропа, с запахом чая и сырников, вот что было новостью для пробудившегося от ночных кошмаров Артур. Он не считал себя достойным даже смерти, что уж говорить о счастливой жизни. — Хорошо себя чувствуешь? — Норм. Скромно ответил Артур, присаживаясь за стол, как в трансе. Руки сами потянулись к кружке с чаем и, не добавляя сахара, он отпил этого кипятка с пакетированным чаем. Это был не лучший чай, но сейчас это было не важно. — Это хорошо. Я передам бабушке, чтоб она не переживала попусту. Как поешь, можешь прогуляться до нас, поможешь цветы полить. Если хочешь. — Хочу. Быть равнодушным -это дар, который так бережно удерживал Артур, поглядывая на улыбчивого и глуповатого спортсмена. Даниил недолго пробыл в этих стенах, что-то рассказал из новостей и так же стремительно убежал к себе домой. Посмотрев на всю обстановку вокруг, Артур слегка усмехнулся, казалось, что это все больная галлюцинации и никого вокруг него не было. Так странно получать доброту в свою сторону, особенно от столь солнечных людей. В этой жизни Артур любил мало вещей, в основном в его обыденности были только те вещи, что он не любил. Посмотрев на свою правую ладонь, что обзавелась новыми шрамами от ожогов, он ощутил, какой же он урод. Улыбка недолго продержалась на измученном лице юноши. Какой-то недовольный субъект вовсю драл глотку, устраивая матерные концерты где-то на улице. Не любит Артур подобных людей, поэтому и встал из-за стола, оставив недоеденный завтрак, он взял из тумбочки один нож и вышел на лицу, спрятав его за спиной. Через силу он наблюдал за сценой, как какой-то пьяный турист кричал на его солнечную соседку, что стояла со сковородкой и ругалась в ответ на него, угрожая вызвать полицейских. — Он вас беспокоит? Поинтересовался Артур, идя босыми ногами по своему двору и медленно переходя на опалённый асфальт. Уродский пьяница, которого собственные ноги не держали, стал возмущенно тыкать пальцем в хилую грудь больного парня, что слушал эти осуждения молча, крепко сжимая нож за своей спиной. — Ай, щенок, проблемы нужны? — Мне нет, а вот ты, походу, сдохнешь, алкаш. — Слышь! Успел этот мужчина только схватить Артура за отворот светлой рубашки, как тут же получил точечный удар в выпирающий кадык. Дело бы вышло из-под контроля, ведь обезумевший взгляд Артура уже зацепился за этого человека, а нож уже засверкал под лучами солнца, готовый быть вонзенным в грудину пьяницы. Ничего не было в этом человеке, только животная озлобленность и руки, которые только и могли убивать все живое. Звонки, почти как звон сирены, крик бабушки Наташи остановил Артура, он даже глянул через плечо на эту миловидную бабушку. Давно он не останавливался от чужого крика. — Понятно, почему тебе здесь нравится. Отрезвляющий голос прозвучал перед Артуром, заставляя его оторваться от беспомощного пьяницы, что уже прокашлялся и почти отошел, от удара в кадык, что мог легко его убить, будь руки этого темного парня посильнее. Окито стоял перед юношей с пакетом еды и с недоумением смотрел на эту жалкую картину пыток посреди солнечного дня, под звонкий крик соседки. В другой ситуации, капитан Мечников бы даже и бровью не повел, стоял бы и наслаждался такой грубой, зверской, работой убийцы, что так кормил своих внутренних демонов, омывая собственные руки в чужой крови. Кто-то забывался в алкоголе, кто-то забывался под влиянием запрещённых веществ, а этот преданный всеми человек забывался при виде чужого несчастья. — Шифруешься ты, как обычно, очень плохо. — Е.ать, пацан, ты че творишь?! Кричал этот мужик, пока Окито галантно отталкивал его в сторону, чтобы забрать из рук своего приятеля столь тупой кухонный нож. Артур не сопротивлялся, опустив глаза ближе к земле, словно провинившийся пес он больше не говорил, что не сказать о том мужике, что разорался пуще прежнего. — Уходите и молитесь, чтоб за вами не пришли, простите за беспокойство. Вручив Артуру пакет с небольшим набором продовольствия, Окито приобнял его за плечо и с легкой подачи повел домой, напоследок глянув на трусливого пьяницу, что недолго думая пошел своей дорогой, видимо протрезвев. А Артур бы убил его, без доли сожаления, он бы кромсал этого человека прям тут, под голубым небосводом, под крики соседки, пока всплески теплой багровой крови отпечатывались на его безэмоциональном лице. Весь окровавленный, с безумным тусклым взглядом — лучшее зрелище, посчитал Окито, доставая из пакета с продуктами фруктовый лед. — Ты завтрак себе приготовил? Вау, не ожидал, что ты сам о себе можешь позаботиться. Подметил капитан Мечников, убирая свою руку с острого плеча убийцы, чтобы достать телефон для связи. Набрав номер по памяти, он что-то проговорил на своем родном языке, пока хозяин дома неспешно разбирал пакет с продуктами. — Это не я приготовил. Взгляд монстра, холодный и бездушный парень, повидавший все ужасы этого мира — это заставляло улыбнуться гордого азиата и даже отпустить свои принципы, не пачкая собственные руки. Такой ужасный и нечеловечный, с узкими губами, которые, если бы их поцеловать, то можно было ощутить весь привкус холодной смерти, а его безумная верность прикормленного пса, все это в комплексе делало его отличным механизмом для использования, главное быть рядом с ним в нужный момент. — Не страшно, я тоже не в ладах с готовкой. — Я знаю, что тут твои люди, и это меня напрягает. Злоба в глазах этого дикого парня считывалась на раз-два, но это только забавляло. В былые годы Окито мог только на расстоянии наблюдать за работой Артура, что голыми руками забирал жизни, а сейчас, от увиденных им глаз мурашки удовольствия пробегали по спине. Не хотелось прекращать этот спектакль напуганного пса, что метался в грязном доме, ругая каждого, кто посмел протянуть ему руку. — Здесь только те, кому я могу доверить сон своих детей. Твоя жизнь в надежных руках, поверь, Артур. Схватив грязную вилку со стола, хозяин этого покосившегося дома приставил эти резцы к горлу капитана Мечника, заставив того только сильнее вытянуть шею, словно насаживаясь на эти тупые концы. — Тупость, будь у тебя наследники, не пришлось бы столько учеников при себе держать и до сих пор услуживать старикам своего дома, чтобы наследство не потерять. А теперь, не мешай и свали. — Хорошо, раз так прикажешь. Похлопав своего собеседника по спине, Окито направился на улицу, под звон стульев и шелест полиэтиленового пакета, а значит хозяин этого дома решил все же до конца разобрать продукты. Усевшись на незначительную лестницу из пары ступеней, Окито с наслаждением посмотрел на бесконечное голубое небо, что стремилось вдоль за горы. Это место совсем не подходило Артуру — словно, если бы в бочку с медом уронили целую поварёшку ртути, что была бы прекрасна на вид, но так смертельна. И что же, ничего не попишешь, проще завязать руки этому убийце и украсть, чтобы он больше не рвал последние крупицы своего спутанного сознания. Каждый день, как предыдущий, и, вдыхая этот чистый воздух, что душил, капитан Мечников улыбался, ощущая все кощунство этого мира, сидя в мирной деревне. От всех этих людей вокруг смердило любовью к жизни — омерзительно и лицемерно, ведь они не знают, что такое настоящая тяга к жизни. — Ох, какой же ты дурак, — болтал себе под нос капитан Мечников, наблюдая за одиноким облаком, что перемещалось по чистому небу.— Так ненавидишь жизнь, но продолжаешь хвататься за любой шанс выжить. Глупо. Очень глупо. Поправляя свои темные волосы назад, Окито посмотрел по сторонам, словно поглядывая на чьи-то спрятанные тени в заросших кустах. Странное ощущение- сидеть на пороге дома чужого человека, от взгляда которого все сжималось и хотелось улыбаться, веря, что в этом мире все же есть что-то особенное. Вроде уже не дети, но так не хотелось в очередной раз привязываться, отказаться от всего и с чистого листа глядеть на рассвет, где-то на заброшенном острове. — Когда твои глаза потеряли цвет, во мне что-то сломалось. Когда ты прекратишь свою борьбу, тогда и я перестану верить в этот мир. А если я увижу твои слезы, то… Ха, пожалуй, я и вправду боюсь, что когда-то — ты прекратишь борьбу.- думал про себя капитан Мечников, доставая телефон из удобных брюк. Все это было странно и было сравнимо с больной привязанностью, но капитан Мечников правда не желал быть связанным с подобным человеком, что был ужаснее всех ночных кошмаров, но как иронично, в этом больном парне было больше от человека, чем в некоторых обычных прохожих. Телефон был пуст, ни одного сообщения от начальства, лишь старая и еще не удаленная переписка с Секретарем, что слезно торопил команду Мечников отыскать беглеца. Это голубоглазое жалкое существо вызывало лишь смех и некое подобие жалости, ведь он был так слаб, беспомощен, словно младенец в мире взрослых. Такого человека только и остается, как обманывать, ведь нельзя предавать близких сердцу людей. Видимо, Окито и вправду подсел на эту пустоту в душе того убийцы с потухшими глазами. — Артур! Что у вас тут произошло?! У бабушки давление подскочило… А ты еще кто такой?! Мужской голос напротив заставил капитана Мечников недовольно опустить голову и глянуть на этого нагловатого юношу, что вторгался на землю Артура. Увидев этого обеспокоенного белокурого парня, Окито тут же поменялся в лице, сменив улыбку на взгляд бесчувственного наемника, у которого вместо сердца давно черствый комок мышц. Прицокнув языком, он медленно встал со ступенек, чтобы поравняться с этим спортсменом и посмотреть в его светлые голубые глаза, что до побелевших костяшек уже раздражали Окито. Он бы сжег эти глаза, сорвал бы скальп с этой светлой головы, вот только было одно «но», почему этот несчастный обычный человек знал имя столь беспощадного убийцы. — Артур! Тут какой-то странный азиат у твоего дома сидит! Приподняв брови от удивления, Окито словно и не собирался останавливать этот спектакль, скрестив руки на груди, он продолжил выслушивать этого блондина. Давно этот убийца не ходил на слуху под своим именем, что навевало воспоминания о забытых юношеских парах, о первой встрече и вечным соревнованиям, кто же из них сильнее и искуснее в ближнем бое. Ох, были времена, подумывал Окито и невольно улыбнулся, вспоминая, что раньше все было намного проще. — Что ты разорался под окном? Прорычал хозяин дома, выходя с мокрыми волосами и бледным лицом, словно обмазанный белизной. Подобный вид ужасал обычных встречных, а вот Окито с неким удовольствием смотрел на этого слишком жестокого человека. — Окито принес продукты, вот разбираю их. А ты зачем притащился? Возмущенно приподняв брови, Окито глянул на лицо этого убийцы, что так спокойно говорил с человеком. Нервно посмеявшись, Даниил неловко почесал затылок и вроде даже почти успокоился, чего не скажешь о капитане Мечников: возмущенный всей ситуацией до глубины души, он даже развел руки в стороны. — Бабушка сказала, что ты защищал ее от какого-то пьяницы, чему я очень признателен, но она так же добавила, что ты замахнулся на него ножом, чуть не убил, а потом какой-то странный тип за тобой пришел. — Да, все верно. После такого урока он и пить бросит, тем более к людям приставать не будет. Еще вопросы? — Ты сейчас говорить не хочешь? — Догадливый. — Ладно, отвлекать тогда не буду. Пока пойду, бабушку успокою и…так понимаю, тебе уже лучше и ужин тебе можно не приносить? — Да, можешь не приносить, я сам к вам зайду. Изумление замерло на лице Окито, что не сводил взгляд со своего старого знакомого. Такой обреченный, полуживой, он так легко одурманивал столь юного белокурого и недалёкого спортсмена, ужас. Они еще какое-то время обменивались странными фразами, после чего этот юноша ушел, даже попрощавшись с капитаном Мечников и пожав ему руку, словно так оно и надо было. — Так значит, это твоя слабость? Светлые волосы, яркие глаза…уродство. — Я не настолько поехавший. — А, ну конечно. Заинтересованный капитан Мечников пошел следом за этим мясником, чтобы во очи увидеть, поменяется ли выражение лица этого убийцы. Мир в ярких красках разгорался за окном, пока в этом Богом забытом полусгнившем доме разгуливало двое страшных людей, творивших бесчинства над человеческой природой. — Я просил твоей помощи? — бросив все свои дела, Артур уселся обратно за стол, чтобы допить еле теплый кофе, — Нет. Поэтому не вякай, а то я тебя ночью кирпичом захуярю. А, и еще, делай то, зачем пришел или спрашивай, ради чего приехал. Что, думаешь, я уже настолько головой поехал и поверил в твою эту «дружбу» и «помощь»? Я не идиот, Окито. Поэтому заканчивай всю эту игру. — Вообще-то, я правда приехал сюда, чтоб увидеть тебя. Кто знает, сколько тебе осталось. Может, это мой последний шанс встретиться лицом к лицу со столь ужасным и хладнокровным человеком, что променял свое имя на кличку Клоун. — Тебе заняться нечем? Солнечные зайчики покидали дворы домов, а солнце медленно пряталось за горы, позволяя ночной мгле ложиться на заснувшие цветы. Как только темнота была гуще мглы, Артур вышел во всем черном на улицу, ведя за собой незваного японского гостя, что тащил тележку с сеном, под которым скрывался черный мешок. Далеко они никуда не ходили, двинулись прямо на заросший огород, где уже и дерево проросло, да листьями все сгнившие ветки закрылись. Посмотрев по сторонам, чтобы убедиться в безразличии соседей, Артур взял в руки лопату и начал копать немного застывшую и каменистую землю, пока капитан Мечников кому-то отвечал на телефонный звонок. Окито иногда зевал от усталости, а вот парень с темными ядрами под глазами даже и не жаловался, ведь привык к чувству бессонницы и к мраку, что окружает его всегда, как и звон в ушах, схожий с криком. Его больше не тревожило это, хотя и приходилось иногда закрывать ладонями глаза, чтобы не видеть лики мертвых перед собой, выглядело это диковато, но не более. — Весело проводим ночь, — промурлыкал Окито, набирая кому-то сообщение, но поглядывая на до жути ядовитого и мрачного парня с лопатой.— А этот ваш Секретарь надоедливый, прям как слепой котенок в мешке. В ответ тишина, ведь погруженный в копание Артур ни на что не обращал внимания. Он словно рыл могилу самому себе, ни на что не смотря, видя перед собой только цель, он зарывал самого себя все дальше и дальше, пока силы в руках не закончились. Обескровленный, как будто проживший несколько жизней, с изувеченным телом, но еще живой, он продолжал пробираться лопатой сквозь каменистую почву. Могила была выкопана только на середину, но и этого достаточно. Выбравшись из этой грязи, Артур махнул рукой и повелел вывалить весь груз туда, в ночную глубину, пока над головой кружился ветер. Закончив темные дела и засыпав это безымянное тело, Артур накрыл его листьями и остатками сена. На этом все, пора выдвигаться обратно домой, умыться после содеянного и зайти на порог к тем, что так тепло принимали столь страшного и больного человека. Капитан Мечников завороженно наблюдал за тем, как над могилой завис этот убийца, словно стоя у обрыва он думал о чем-то, но после просто поправил отросшие волосы назад и молча двинулся обратно домой. Что же внутри у этого человека? Задумывался Окито, бесконечно наблюдая повадки этого убийцы из команды Цирк. — Идем домой? — Я домой, а ты вали куда хочешь. — Нет, я сегодня останусь с тобой. Так нужно. Веришь? Остановившись он посмотрели друг на друга в ночи и как два недоверчивых зверя, улыбнулись. Ветер, настолько сильный, что, казалось, что он мог поломать тонкое тело убийцы, который держал в руках лопату и смотрел своими бездушными глазами как будто в пустоту, а точнее на улыбчивого японца, не думающего куда-либо убегать. — Я никому не верю. Но, раз хочешь рискнуть, то можешь спать на полу. — Знаешь, а я даже рад такое слышать. Следуя как за мертвым, Окито улыбался, толкая эту ржавую тележку перед собой. Это была долгая ночь, состоящая из полуночного чаепития с молчаливым убийцей, что боявшимся сидеть с включенным светом, ведь в ночи все эти галлюцинации сливались в одну сплошную тьму. Ненавидевший всех, он смотрел куда-то в приоткрытое окно на кухне, словно ожидая увидеть кого-то на той стороне, но в отражение виднелись только безжалостные глаза хозяина этого умирающего дома. Разговор не клеился, а капитан Мечников уже начинал клевать носом, но продолжал бороться со сном, недоверчиво поглядывая на опустошенного парня напротив, что застрял между жизнью и смертью, просто существуя в своем маленьком мирке и стараясь не акцентировать внимания на окружающем. Да, так бывает, когда шагаешь с кем-то плечом к плечу на смерть, вот только дойти вместе до нее не получится. Допивая уже остывший чай, Окито хотел бы спросить: «что чувствуешь?», но это глупый вопрос по отношению к такому человеку. В этой его буйной памяти были крах, ненависть ко всему живому, а, закрывая глаза, он снова видел давно покинутый дом. Пока Окито раздумывал, какими словами разрушить тишину, Артур первый встал из-за стола и направился в спальню. Его бледная фигура окунулась в тьму своей спальни, он закрыл дверь, не позволяя капитану Мечников даже заглянуть в эту тьму. Зарывшись в теплое одеяло, под которым было тяжело дышать, Артур подтянул свои острые колени поближе к себе и, свернувшись калачиком, он закрыл глаза, в надежде, что скоро уснет, но каждый раз, когда он проваливался в сон, его тело встряхивала судорога, и он раскрывал свои белесые глаза с пронзительными кровавыми капиллярами. Боль, сравнимая с иголками в венах, но терпимая, ведь через пару минут тело отпускало и можно было снова попытаться заснуть. Но тут теплая ладонь коснулась плеча, как в бреду. — Свали, — прорычал Артур, скидывая эту ладонь со своего плеча. — Я привык спать на кровати, да и ты мне ничего не дал, чтобы уснуть у тебя в ногах, — дрожащее тело Артура все не унималось, а сквозь тьму он мог разглядеть глаза, наполненные озабоченностью, граничивший с паникой.- Кошмары? — Обычная судорога… Довольный капитан Мечников что-то пробубнил себе под нос и опустился на колени перед кроватью, чтобы достать черный рюкзак, пылящийся под кроватью. В этой непроглядной темноте, хоть глаза выколи, он отыскал пачки ненужной бумаги, неиспользованные пули и где-то в грязи валялась потерянная булавка, такая маленькая и незаметная, до нелепого нужная прямо сейчас, как и остатки медицинского спирта, что в склянке валялся рядышком. Облив эту булавку обеззараживающей спиртовой жидкостью, холодной рукой Окито схватился за окаменевшую ногу Артура. Тонкая икра была натянута до предела, будто вот-вот мышцы порвутся, словно струны на скрипке, но точечный прокол булавкой расслабил мышцу, позволил выдохнуть и расслабить ногу, прекратив выворачивать наизнанку носки стоп. Взявшись за вторую напрягшуюся ногу и вдавив булавку в натянутую до предела икру, Окито остановился и посмотрел в темноту, пытаясь разглядеть в. ней хоть какие-либо черты этого убийцы, что больше не дрожал от боли, а дыхание остановилось, ведь мышцы больше не дрожали от напряжения. Хотелось прижать к себе это тонкое тело, объятое болью, но Окито вовремя отдернул свои руки от тонких обнаженных ног. Эта странная боль, что пожирает изнутри, перекинулась на другого человека, державшего окровавленную булавку в своей шершавой ладони. — Я и сам бы справился. У меня есть штык-нож для такого. Не впервой. — Да я вижу, как ты совсем сам справляешься, — надменно бросил капитан Мечников, бросив булавку на прикроватную тумбу, — Я не привык спать на кровати, но и делить пол с пауками особого желания нет. — Никогда не думал, что у тебя мизофобия, но знаешь. Мне пофиг. Кровать я с тобой делить не буду. Все, что успел язвительно проговорить Артур, но Окито, не обращая внимания, мягким прикосновением отодвинул тонкое тело подальше от угла кровати, прижал его к стене, а сам улегся под одеяло, как самый наглый гость, даже теплых носков не стянул с себя, что уж говорить о верхней одежде, в которой он прошагал целый день. Умиротворяющая тишина повисла в комнате, где даже луна не светила, а двое наемников молчали, лежа под одним одеялом. На узкой кровати, под теплым одеялом лежали два тела, что не доверяли друг другу, но все равно лежали рядом, упираясь в друг-друга острыми плечами. Окито уже был готов уснуть, но лежавшее рядом тело, то и дело дрожало и скрежетало зубами. — М-да, ночь с тобой я представлял иначе, — произнес Окито, повернувшись лицом к костяной спине убийцы. — Как давно это у тебя? — Заткнись и спи. Дрожащим голосом пробормотал Клоун, крепче сжимая пальцы на своих плечах, словно обнимая свое еле живое тело. Недовольно поджав губы, капитан Мечников тихо приобнял дрожащее тело и уткнулся носом в эти черные волосы до плеч. При других обстоятельствах, Артур бы давно перекусил сонную артерию обнаглевшему капитану Мечников, но сейчас это тепло успокоило его дрожь и позволило зажатому телу наконец-то перестать изнывать от боли в суставах. Надо же было дойти до такой кондиции боли, чтобы принять чужие объятия этой холодной ночью. — Я же и задушить тебя могу, — уже более спокойным голосом произнес Артур, прижавшись лбом к прохладной стене у кровати. — Я знаю. Чувствуя, как распадается на части, Артур все дальше уходил в себя, стараясь даже не смотреть на окружающий мир, превращая все вокруг в серость. Даже чужая кровь, что могла струиться по его рукам, становилась бесцветной. И при этом всем его собственный голос становился только тише, как будто исчезая. В нем остались только гнев и ярость — они заколачивали его гроб в этой бездне. Он тонул в своей боли. Но кто-то вдруг запел под боком колыбельную, прикасаясь к его грязным и спутанным волосам, словно приглаживая и спасая от собственных ужасных мыслей. Когда дрожь прекратилась, Окито довольно заулыбался и продолжил мелодично, полушёпотом, петь колыбельную на своем неразборчивом языке. Звучало это красиво, особенно под шелест листвы за окном. «Я знаю всю ту боль, что в тебе сидит», хотел было сказать Окито, но не мог он остановиться на середине колыбельной, а когда уже все слова были спеты, говорить особо не хотелось, ведь глаза слипались, а тело становилось ватным. Какие же люди- слепые создания, ведь нужно просто взять и уйти, чтобы оставить этого больного умирать, который, словно опухоль, должен был быть давно вырезан. Но, ощущая это тепло, чужие прикосновения к холодной коже, все это делало остатки души немного счастливее, заставляя уже потухшее сердце забиться чуть быстрее обычного. Никогда не молящий о спасении, Артур растерянно продолжал держаться за руки того, кто был последним в его списке знакомых. Но становилось легче, хоть и на время, вот только, как теперь смотреть в узкие глаза этого японца, что являлся командиром Мечников и с легкостью мог сдать его, да принести к ногам Цирка, как потерянный трофей. А что потом? Перед глазами промелькнул тяжелый груз прошлого: серая комната пыток в зале совещаний, без выхода и входа, он сидит там привязанный и словно раб, получает лишь парашу на обед, да мучения в роли оторванных ногтей и порезов на теле. Темнота перед глазами и боль прошлого, что сплеталась с неожиданно теплыми объятиями. Этой темной ночью Окито впервые так близко вдыхал запах этого еле живого человека, кто когда-то спас ему жизнь и покорил еще детское сердце улыбкой. Как давно это было, но Окито все помнил, будто это было вчера. Неся эти воспоминания сквозь года, он наблюдал со стороны, как когда-то, такой же дерзкий, как и он юнец, спасал его из передряги, улыбаясь ярче звезд на небе. Нахмурив брови, Окито только сильнее прижал к себе это тонкое тело, словно ловя последние моменты жизни этого человека. — Скажи честно, ты же сдашь мое место нахождения, — не открывая глаз, бубнил себе под нос Артур. — М? Сдам? Что за глупости, — буркнул недовольный капитан Мечников, поморщив свой нос и приоткрыв глаза, — Вот будь тут Клоун, то сдал бы, а за своего школьного приятеля, Артура, я и умереть могу. — Опять ты этот бред вспоминаешь. — Жить воспоминания, для меня, не так уж и плохо, — уткнувшись носом в эти спутанные темные волосы, он улыбнулся и чуть сильнее сжал ладонь на ребрах хозяина этого дома, — Наверное поэтому я еще не убил тебя, ведь когда-то ты был моим героем детства, хоть я и старше тебя. — Это была очередная работёнка от Директора. Кто ж знал, что тогда похитили одного из сыновей иностранного партнера. Да и похитили по-тупому. Ты не думаешь, что в 16 лет быть похищенным из закусочной, это тупо. Но самое тупое, что было в тот день- это твое напуганное выражение лица и мольбы, «не убивайте, прошу, мой отец все вам отдаст», ха-ха, таким жалким существом ты был. Аж стыдно было тебя спасать. Тихий, но в тоже время звонкий смех Артура лишил сна, и Окито сам того не заметил, как стал улыбаться только шире, заражаясь этим смехом и вспоминая былую молодость. — Это реакция здорового ребенка, что не собирался становиться преступником. Если ты не знал, я планировал стать учителем. — Да ты бунтарь. Перевернувшись на спину и слегка подвинув ближе к краю свое острое плечо, Артур, улыбаясь в темноте, пытался разглядеть лицо своего гостя. Давно смех не срывался с его тонких губ, да и теплые воспоминания о прошлом- это такая редкость в столь больной голове, что не соображала без очередной дозы лекарств. До прихода Окито сюда, Артур просто пытался забыться, сублимировал в брошенном доме, смотрел в потолок, почти не ел, изнывал от внутренних демонов и ждал, когда же его подруга приедет. Лишь бы не начать пить те снотворные и транквилизаторы, лишь бы снова не спиться, не скуриться, забыться в насилии, уничтожая чужие жизни, как когда-то уничтожали его. — Да, было такое. Но после того случая я осознал всю свою слабость и никчемность, как мужчины. А, увидев тебя за работой, подумал: " Какой же крутой парень, он может защитить не только себя, но и семью, неважно, чужую или свою». Наверное, тогда-то я и подумал, что против природы не пойдешь. Мужчина обязан защищать близких ему людей, а в тот момент я был тем, кого защищали, и это неправильно. — В итоге мир потерял будущего учителя средней школы по… — По истории. Поджав губы, Артур заулыбался и не смог сдержать смех. Схватившись за свой провалившийся живот, он смеялся во всю глотку, пока лежавший на боку Окито наслаждался этой картиной. Хотелось включить свет и запомнить этот момент, вдруг бы он увидел давно потерянный блеск в этих глазах. — А ведь мне тоже есть за что тебя благодарить, Окито, — тяжело вздохнув, Артур повернул свою голову в сторону и на расстоянии одного вздоха он смотрел в темноту, где скрывалось бледное лицо этого далекого гостя. — Ха, всего на мгновение, мне стало так хорошо, что я аж дальше жить не захотел. Знаешь, бывает такое странное желание — умереть в самый счастливый момент, а не в самый ужасный, захлебываясь собственной рвотой. Так вот, сейчас был этот момент. Давно я не смеялся. Глаза гостя давно не были поглощены страхом от услышанных слов, произнесенных с неким наслаждением и облегчением. После такого сон, как рукой сняло, в отличие от хозяина этого дома, что с довольной улыбкой, лежа на спине, прикрыл глаза и с легкостью на сердце провалился в сон. Словно раненый солдат, Окито обнял это бледное тело, будто прощаясь с другом детства, которого он успел найти, и вот, стоя перед ним, уставший и измученный, он прощается. Странно все это, ведь там, где Артур ожидал смерти, его настигла жизнь.