***
Коммунист почувствовал лёгкий холод, поддувавший в левое плечо и осторожно повернул голову: позади снова показался Третий Рейх. «Вот же... помяни гниду! Только не сейчас!» — мысленно простонал СССР. Но тут коммунист осознал, что нацист смотрит не на него, а куда-то перед собой. Посмотрев в том же направлении, Союз увидел, что Рейх уставился на те места, на которых сидели Россия и Германия. И судя по его взгляду, СССР вдруг понял, что Третий Рейх вспомнил тоже самое, что и сам коммунист. Нацист медленно подошёл к своему месту и попытался дотронуться до спинки стула: на этот раз его рука не прошла сквозь, а осталась на спинке. Союз недоверчиво наблюдал за ним. Рейх одарил его туманным взглядом. — 독일 (Германия), — вдруг обратился к немцу КНДР. Коммунист с нацистом отвлеклись и уставились на корейца. — 당신이 위탁했던 국제협약조약들은 어떻게 됐는지 말해줄래요? (Вы не могли бы нам рассказать, что случилось с международными договорами, которые вам доверили?) — Yes (Да), — вдруг заговорил Великобритания. — I'd like to know that, too (Мне бы тоже хотелось это узнать). — Natürlich (Конечно), — уверенно ответил Германия, поправив очки. Все страны стали напряжённо переглядываться, услышав, что немец заговорил на своём языке. — Sie wurden von mir durch einen Unfall verloren. Entschuldigung (Они были утеряны мной по нелепой случайности. Прошу прощения). — And you think this is acceptable? (И вы думаете, что это приемлемо?) — задал вопрос Великобритания. Коммунист сердито посмотрел на него, попутно наблюдая за нацистом: Третий Рейх тоже гневно таращился на англичанина. — Nein, aber... (Нет, но... ) — А что в этом такого неприемлемого? — вдруг спросил Россия. Союз, который собирался было заткнуть англичанина, удивлённо сдвинул брови, решив промолчать и посмотреть, что из этого выйдет. — Well, of course? These are not simple papers, but important documents... (Ну как же? Это не простые бумаги, а важные документы... ) — возмущённо воскликнул Великобритания. — Но никто не исключает их из тех вещей, которые можно потерять или забыть, — подперев голову, перебил его русский. Союз с интересом наблюдал за сыном. — Бывает, что я тоже теряю много важных документов. Тем более Германия перед всеми извинился. Так что я до сих пор не понимаю, в чём вы увидели проблему. — И то верно, — сказал СССР, убирая бумаги в папку. Все разом, включая Третьего Рейха, переключили свои взгляды с России на него. — Хватит спорить о ерунде. Этими бумагами занимаюсь я, а не вы, так что оставьте юношу в покое. Я сам разберусь со своими подчинёнными. Собрание окончено! — Молодец, — гордо похлопал сына по спине Союз, пока они покидали кабинет. — Не ожидал, что ты заступишься за Германию. — Так он же ни в чём не виноват, — улыбнулся Россия. — Они и так не дают ему прохода. — М-да, — протянул коммунист. — Верно. — Russland! (Россия!) — СССР с Россией обернулись и увидели Германию, который спешил к ним. Коммунист заметил Третьего Рейха, идущего следом за немцем. — Ich wollte es dir sagen... recht vielen Dank... (Я хотел сказать... огромное спасибо... ) — Да не за что, — улыбаясь, ответил Россия. — Не давай им повода для упрёков! Пока Россия с Германией разговорились, коммунист уставился на нациста: даже при дневном свете Рейх выглядел вполне реальным. Его выдавало только отверстие в виске и струя крови, тянущаяся от головы нациста до воротника. Ну и конечно же тот факт, что Союз видел его смерть, а теперь видит его снова, спустя столько лет. И ни Россия, ни Германия, ни кто-либо ещё не замечает того, что Третий находится здесь, рядом с Союзом. К счастью или к беде, но узреть его может только СССР. Третий Рейх поднял голову и они с Союзом встретились взглядом. СССР сдвинул брови, но не спешил отводить взгляд. Удивительно, но в этот раз нацист смотрел на него по-другому. Это не было похоже на издевательский или яростный взгляд, это не было похоже на ледяной или ненавидящий блеск в глазах, нет. Этот взгляд был самым обычным. Немного потерянным, строгим, но обычным. Зная это выражение лица, Союз подумал о том, что со стороны это походило, будто Рейх, как в давние времена, проиграл дружеский спор и затаил обиду. — Бать? — отвлёк коммуниста Россия, дёрнув отца за руку и посмотрев в сторону Третьего Рейха. Германия тоже посмотрел в том направлении. — Ты чего там увидел? — Задумался, — ответил Союз, не сводя глаз с нациста.***
Вернувшись домой в нейтральном настроении и в предвкушении выходных, Союз занялся готовкой. Рейх не появлялся с самого разговора России и Германии, поэтому остаток дня коммунист провёл спокойно. Покоя не давали лишь многочисленные, беспорядочные потоки мыслей, которые СССР планировал заглушить. И не сном, а выпивкой. Поев и устроившись за кухонным столом, коммунист осушил несколько стопок друг за другом. Горло привычно зажгло от спиртного и СССР выпил стакан воды стоявший рядом с рюмкой. Он был измотан, но не физически, а морально. Хотя физически ему не мешало бы поспать. Но спать Союз не хотел. Он хотел просто сидеть здесь, один, никуда не выходя, никого не видя, никого не слыша и ни о ком не думая. Бестактно? Возможно. Но он имеет право побыть бестактным хоть на один вечер? — Ein toller Zeitvertreib (Отличное времяпрепровождение), — послышалось издевательское позади Союза. Коммунист без интереса взглянул на нациста, уже стоявшего напротив. — Sehr würdig für seinen posten (Очень достойно для своего поста). — Заткнись, — махнул рукой Союз и взял со стола пачку с сигаретами. — Ты даже до этого поста не дошёл. — Hoffe nicht, dass ich dir dafür danken werde, dass du meinen Sohn beschützt hast (Не надейся, что я стану благодарить тебя за то, что ты защищаешь моего сына), — огрызнулся Третий, уставившись в окно. — Er ist ganz erwachsen, um für sich selbst zu sorgen (Он вполне взрослый, чтобы постоять за себя). — Благодарить? — прикуривая, спросил СССР. — Не знал, что ты умеешь. Думаю, это последнее, что я мог бы ожидать от такого, как ты. — Hör auf! (Прекрати!) — сжав руки в кулаки, сказал Третий. — Ты должен понимать, что я делаю это не из жалости к тебе, а просто потому, что хочу помочь этому парню, — ответил СССР. — Он не такой, как ты. Он имеет право на хорошее отношение со стороны других. Наступило долгое молчание. — Wie hast du es geschafft, Oberbefehlshaber zu werden? (Как тебя угораздило стать главнокомандующим?) — резко развернувшись, вдруг произнёс Рейх. — Как, как... — невесело усмехнулся коммунист. — Взял на себя командование. А ты думал, что я участвовал в войне просто так? — Aber.. wie hast du das zugelassen? (Но.. как тебя вообще допустили?) — состроил непонимающее лицо немец. — Так же как и ты захватывал страны, — холодно произнёс СССР, выпуская дым. — Страхом. А потом уже пришло и всеобщее признание. Третий Рейх отвёл взгляд в сторону и убрал руки в карманы формы. — Ich dachte, du hättest mich über deinen Beitrag belogen (А я думал, что ты соврал мне про свой пост) — вдруг усмехнулся нацист. — К сожалению, — Союз налил себе новую стопку, — врать из нас двоих свойственно только тебе. — Ja-Ja... du bist gut (Да-да... а ты весь хороший), — вскинулся Рейх. — Gerade der Charme selbst (Прямо само очарование). — Заметь, — поднял указательный палец коммунист, — это не я сказал. — Du kannst nicht mit dir reden (С тобой невозможно разговаривать), — цокнул нацист, наблюдая за тем, как Союз опустошает стопку. — Я и не просил со мной разговаривать, — утирая рот рукавом, ответил СССР. — Я не просил тебя появляться здесь. И вообще появляться. — Begannst... (Началось...) — закатил глаза Рейх. — Вот скажи мне, Рейх, — посмотрел на него Союз. Немец поднял брови. — Зачем ты здесь? Это ведь несправедливо. Неужели я ещё недостаточно от тебя натерпелся? — Wenn ich es selbst wüsste (Если бы я сам знал), — раздражённо вздохнул Третий, усаживаясь на стул, стоявший напротив. — Bleibe hier mit dir... (Торчу тут с тобой...) — Дай мне спокойно прожить мой последний год жизни без тебя, — произнёс коммунист, туманно смотря перед собой. — Und was dann? (И что потом?) — спросил Третий Рейх, наблюдая за тлеющей сигаретой в руке СССР. — Denkst du, dass du nach deinem Tod nicht auf das warten wirst, was jetzt mit mir passiert? (Думаешь, что после смерти тебя не ждёт то, что сейчас происходит со мной?) — Нет, — быстро отрезал СССР. — Oh, ja... (Ах, да...) — протянул мёртвый нацист, — du glaubst nicht an das Übernatürliche (ты же у нас не веришь в сверхъестественное). — Да я до сих пор не верю в то, что ты не плод моего воображения, — ответил Союз. — Тот Рейх, которого я знал, который стоял передо мной с пистолетом у виска, который так и не успел объяснить мне, зачем он так поступил со мной — мёртв. Коммунист налил себе ещё спиртного и наткнулся глазами на удивлённое лицо немца. — Что ты уставился на меня, как на экспонат? — Glaubst du immer noch, dass ich persönliche Gründe hatte, gegen dich zu kämpfen? (Неужели ты до сих пор думаешь, что у меня были какие-то личные причины для сражения с тобой?) — удивлённо спросил Рейх. — Думаю, что у настоящего Рейха они были, — пожал плечами СССР, выпив. — Hier ist stur... (Вот упрямый...) — потёр целый висок немец. — Ich ging zur Weltherrschaft! Ich habe die Grenzen erweitert und daran gearbeitet, eine große Deutsche Maschine zu bauen! Und du warst nicht mehr als eine Bedrohung für alle meine Pläne. Nichts persönliches (Я шёл к мировому господству! Расширял границы и работал над созданием великой немецкой машины! А ты являлся не более, чем угрозой всем моим планам. Ничего личного). — Ложь, — качнул головой Союз. — Откуда тебе знать, о чём думал настоящий Рейх? — Ja weil ich das wahre Dritte Reich bin (Да потому, что я и есть настоящий Третий Рейх)! — выкрикнул мёртвый нацист. — Wie soll ich das sonst noch auf deinen dummen Kopf bringen? (Как ещё мне донести это до твоей тупой головы?) — Лето в загородном доме, — сурово посмотрел на него СССР. — Was.. ? (Что.. ?) — не понял Третий. — За что мы получили от твоего отца, когда нас с тобой отправили отдыхать на лето в ваш загородный дом? — конкретнее спросил Союз. — Wir beschlossen, die Nacht im Wald am Lagerfeuer zu verbringen, ohne den Diener zu warnen. Und wir sind verloren (Мы решили провести ночь в лесу у костра, не предупредив прислугу. И нас потеряли), — быстро сообразил немец. — Хм... — задумчиво кивнул коммунист. — Что я стащил из кабинета Греции, когда состоялся наш четвёртый Совет? — Die Schirmmütze, wegen der ihm ein Verweis gemacht wurde (Фуражку, из - за которой ему потом сделали выговор), — невольно оскалился Третий. — Последнее, что ты сказал мне перед тем, как уехать на службу, — продолжил допрос коммунист, потушив окурок. — Слово в слово. — Ich hoffe, du wirst nicht Weinen (Надеюсь, что ты не будешь плакать), — уверенно ответил нацист. — Dann gabst du mir einen Schnuller, du Wichser (Потом ты влепил мне подзатыльник, скотина). — Ещё скажи, что незаслуженно, — одобрительно хмыкнул Союз. — Glaubst du mir jetzt? (Теперь ты мне веришь?) — поднял брови Третий Рейх. — Не-а, — покачал головой СССР, взяв в руки бутылку. — Но говоришь ты вполне убедительно. По крайней мере все ответы верные. — Wer bist du so ein Widder? (В кого ты такой баран?) — обвёл глазами кухню немец. — А ты в кого такой тупой? — съязвил Союз. Рейх резко встал со своего места и снова направился к окну. Постояв в одном положении несколько минут и рассматривая уличный двор с мрачным выражением лица, немец провёл ладонью в воздухе, разглядывая свою руку и не отвечая на вопрос. СССР и не нуждался в ответе. Коммунист просто наблюдал за мёртвым нацистом, пытаясь не обращать внимание на всю абсурдность происходящего. Чем он занимается? Сидит на своей кухне, выпивает и общается с привидением. С приведением Третьего Рейха. Что бы подумали окружающие, зная об этом... Это же настоящая шизофрения! Да и зачем он общается с ним? Живой Рейх или мёртвый, но он как был врагом, так и остаётся. Разве правильно разговаривать с ним после всего? Так вообще честно? И можно ли? — К чёрту! — Вдруг выругался коммунист и громко поставил рюмку на стол. Третий подпрыгнул на месте от неожиданности и уставился на него. — Если я захочу, значит можно. Хотел же побыть сегодня бестактным. — Was redest du da? (О чём ты?) — поинтересовался немец, посмотрев на собеседника, как на дурака. — На сегодня можешь остаться, — выдохнул коммунист. — Всё равно пить с кем-то интереснее, чем одному. Даже если этот кто-то такая гнида, как ты. — Ich habe nicht um deine Erlaubnis gebeten (Я не спрашивал твоего разрешения), — злобно огрызнулся Рейх, но обратно всё-таки сел. — Так то, — усмехнулся Союз, подлив себе ещё немного из бутылки.