Он — герой

      Уже несколько минут, сидя у себя в кабинете за столом, коммунист беспрестанно тёр больную ногу и буравил нервным взглядом сохнущее на подоконнике пальто. Утро не задалось с самого пробуждения. Началось всё с того, что проснувшись по будильнику и выйдя из комнаты, Союз споткнулся о холст, над которым он и некий призрак провозились почти всю ночь, и повалился на пол. Он совсем забыл, что картина, ранее намоченная акварелью, была оставлена ими в коридоре высыхать. Изрядно выругавшись, коммунист поднялся и посмотрел на изображение, стоящее на своём месте, как ни в чем не бывало, ещё сонными, но уже широко раскрытыми глазами, и поплёлся в ванную, продолжая бубнить себе под нос разного рода ругательства.       Позже, забывшись за чтением газеты, он чуть не спалил кастрюлю с картошкой, которую оставил подогреваться. Уже выйдя из квартиры он вдруг понял, что забыл принять прописанные таблетки. Потом, по дороге на работу его окатила водой проезжающая мимо машина. Дело было в том, что ближе к утру по городу прошёл небольшой дождь, оставив после себя лужи, но почему-то именно Союзу досталась самая большая и глубокая. — Да что же это такое?! — выкрикнул насквозь мокрый СССР, сердито швыряя недокуренную, потушенную водой сигарету на асфальт.       Дойдя до работы, он вдруг понял, что ушибленная при падении нога, стала ныть при малейшем движении. — Тьфу ты! — Рывком поправляя подол пальто, направился в свой кабинет недовольный, хромающий и мокрый коммунист.       Внимательно наблюдая за водой, стекающей с пальто на батарею, СССР увидел боковым зрением, как в комнате возник нацист. Призрак прибывал в хорошем расположении духа, но едва заметив потрёпанного русского, и вовсе залился тихим смехом. — Wo warst du, als ich Weg war? (Где ты успел побывать, пока меня не было?) — сквозь смех спросил Рейх, подойдя к нему поближе, чтобы рассмотреть.       Союз перевёл на него недовольный взгляд, продолжая потирать ногу. — Машина лужей окатила.       После этих слов тихий смех мгновенно перерос в звонкий. — Иди ты! — прорычал Союз. — Möge es dir sein (Да будет тебе), — ещё сильнее залился нацист. — Это всё из-за того, что я с тобой всю ночь провозился, — поднялся из-за стола коммунист. — Ты приносишь несчастья. — Ja-ja (Да-да), — всё ещё веселясь, наблюдал за ним призрак. — Du hast nicht geschlafen, aber ich bin Schuld (Не выспался ты, а виноват я). — Конечно ты, — прихрамывая, направился к мокрому пальто СССР. Третий при виде хромающего русского, стал чуть ли не задыхаться от смеха. — Was ist mit dem Fuß? (А с ногой то что?) — КАКАЯ РАЗНИЦА? Об твою картину споткнулся, художник хренов! — раздражённо крикнул Союз. — Хватит ржать как конь! Раздражает! — Hast du vergessen, wessen Idee das war? (Ты забыл, чья это была идея?) — потирая глаза, съязвил улыбающийся нацист. — Und der Künstler von dir ist wirklich Scheiße, ich Stimme zu (А художник из тебя и правда хреновый, я согласен).       Коммунист взял пальто в руки, открыл окно и стал хорошенько выжимать подол. — А ты чего такой весёлый? — вдруг настороженно спросил Союз. — Weiß nicht (Не знаю), — весело пожал плечами нацист. — Einfach gute Laune (Просто хорошее настроение).       СССР отвернулся к окну, улыбнувшись и продолжая выжимать пальто. То, что немец был в хорошем настроении, почему-то порадовало и самого коммуниста, хоть и язвил Рейх в такие моменты гораздо больше, чем обычно. А учитывая то, что ему предстоит сложный разговор с сыном, нацист держался очень даже хорошо. — HOLY SHIT!!! (СРАНЬ ГОСПОДНЯ!!!) — Вдруг раздался с улицы сердитый и одновременно напуганный крик Великобритании. — WHAT THE HELL IS THIS?! (ЧТО ЭТО ЗА ЧЕРТОВЩИНА?!)*       Союз испуганно пригнулся, быстро втащив пальто на подоконник. А позади него раздалась новая волна веселья. Нацист был на грани весёлого припадка, хватаясь за живот. — Заткнись уже! — прошипел пунцовый от стыда Союз, повернувшись к нему и садясь возле батареи. — Und was? Willst du mich auch übergießen? (А то что? Ты меня тоже обольёшь?) — приземлился напротив истерящий призрак.       Коммунист отвёл взгляд и невольно улыбнулся. Вся эта ситуация и ржущий рядом Рейх заставили его рассмеяться. Услышав от своего собеседника тихий смех, нацист замолчал и посмотрел на него, а потом снова загоготал, чем вызвал ответный приступ смеха у Союза. И на секунду вся эта ситуация напомнила им двоим те времена, когда они были ещё совсем юными сорванцами. Первый раз, спустя столько лет они смеялись вместе, а не высмеивали друг друга. Но ничему не суждено длиться вечно: вдруг дверь кабинета открылась и оттуда появились обеспокоенные Россия и Германия. Увидев открытое окно и смеющегося отца, сидевшего на полу, русский зашёл и озадаченно поднял брови. — У тебя всё хорошо? — подозрительно нахмурившись, спросил старший сын. Он уже давно не слышал, чтобы у отца был подобный приступ смеха. — Да, — стёр набежавшие от смеха слёзы подолом пальто СССР. — Что ты делаешь на полу? — протянул ему руку русский. Германия тоже зашёл, прикрыв дверь. — Долгая история, — хватаясь за сына, встал с пола и стал отряхиваться Союз.       Тем временем Рейх уже успокоился и тоже поднялся с пола, устраиваясь на подоконнике и косо поглядывая на сына. Россия почесал затылок, наблюдая за отцом: СССР развесил пальто на батарею и принялся закрывать окно, облокотившись на подоконник. Выглядел коммунист вполне довольным и даже улыбался. — А смеялся почему? — решился спросить Россия. — Настроение хорошее, — ответил Союз, боковым зрением посматривая на приведение. — А вы зачем зашли? — Да мы мимо проходили, — сказал Россия и принялся помогать отцу закрывать ставни. — Услышали, что ты смеёшься и зашли. — А-а, — протянул СССР, возвращаясь за стол, когда окно было наконец-то закрыто. — Ладно, тогда мы наверное пой... — This is outrageous!!! (Это возмутительно!!!) — раздался крик в коридоре. Вдруг в проёме показался Великобритания. Россия и Германия одновременно обернулись, а нацист от неожиданности чуть не подпрыгнул. — I wish you good health, Union. Have you seen the US by any chance? (Здравия желаю, Союз. Вы случайно не видели США?) — Нет, — СССР скрепил руки в замок и положил на них голову, скрывая улыбку. Цилиндр и волосы англичанина были наполовину мокрыми. — Was ist mit Ihnen passiert? (А что с вами случилось?) — поправив очки, недоумённо уставился на него Германия. — Someone poured water on me from the window (Кто-то вылил на меня воду из окна), — снял с себя головной убор англичанин. — I suspect the US did it.. Its Windows overlook exactly where I was (Подозреваю, что это сделал США.. Его окна выходят как раз туда, где я находился).       Справа от коммуниста раздался издевательский смешок, от чего не засмеяться самому было уже невыносимо. Чёртов нацист! — Aber warum sollte er das tun? (Но зачем ему это делать?) — часто заморгал Германия. — You know the USA (Вы же знаете США), — вздохнул Великобритания, стряхивая воду с цилиндра на пол. — Especially since we had a fight yesterday... Oh those kids (Тем более мы вчера поругались... Ох уж эти дети). — Und Sag nicht, Teeliebhaber (И не говори, чаелюб), — фыркнул Третий, снова привлекая к себе внимание Союза. — В любом случае, сегодня мы его ещё не видели, — ответил Россия и озадаченный Великобритания скрылся из виду, закрыв за собой дверь.       Стоило двери закрыться, а шагам в коридоре утихнуть, как два весельчака снова залились новым «Ва-ха-ха». Третий слетел с подоконника и повалился на пол от смеха, а СССР уронил голову на стол. Германия растерянно замер, а Россия нахмуренно посмотрел сначала на окно, потом на мокрое пальто и смеющегося отца.  — Warum ist er auch nach so vielen Jahren so dumm geblieben? (Почему он остался таким глупым даже после стольких лет?) — посмотрел на коммуниста смеющийся нацист. — П-потому что… этот ц-цилиндр.. явно что-то ему… п-пережимает, — поднял голову и ответил сквозь смех Союз. Нацист с коммунистом снова захихикали, а их сыновья, слыша только одного СССР, переглянулись. — Только не говори, что это сделал он, — округлил глаза Россия: до него сразу дошло, что помимо них тут был призрак — Нет, — потёр глаз успокаивающийся СССР. — Это сделал я. Случайно. — Случайно? — обескураженно переспросил сын. — Да, — наконец-то успокоился Союз, наблюдая, как Рейх снова взбирается на подоконник. — Меня машина облила по дороге и я пальто выжимал, а тут он под окнами. — Он ведь подумает на Америку, — произнёс Россия. — Erlebt (Переживут), — довольно хмыкнул нацист. — Хоть в чём-то я с тобой согласен, — посмотрел на призрака коммунист. — Он что-то сказал? — спросил русский. — Сказал, что они переживут, — ответил СССР. — Во всяком случае я сделал это не специально. — Jajaja (Дадада), — издевательски закивал нацист. — Ах ты гнида, — возмущённо посмотрел на него коммунист. Ребята тоже внимательно посмотрели в сторону подоконника. — Если бы ты не ржал как конь и не отвлёк меня, то я бы выжал пальто раньше.       Россия невольно улыбнулся от реакции отца, еле сдерживаясь от смешка, и посмотрел на друга, скрывая улыбку и ожидая, что всегда собранный Германия тоже будет против таких выходок, но Германия сам отвёл взгляд в сторону, сжав губы в тонкую линию, чтобы не засмеяться. — Das wäre nicht so lustig (Это было бы не так смешно), — скривился Рейх. — Gib zu, dass du schon lange nicht mehr so gelacht hast (Признай, что ты уже давно так не смеялся). — Да с тех пор, как ты появился, у меня одни проблемы, — возразил СССР. — Вот теперь и Америке влетит. — Dein Problem ist, dass du längst vergessen hast, was Emotionen sind (Твоя проблема в том, что ты давно забыл, что такое эмоции), — хмыкнул Третий. — Du gehst mit einem steingesicht und knurrst an allen (Ходишь с каменным лицом и рычишь на всех).       Коммунист закатил глаза, решив прекратить бессмысленный спор, но вдруг задумался над словами приведения. СССР ведь и правда притупил в себе всё ненужные эмоции. Нельзя поддаваться чувствам, когда ты находишься на фронте. Они мешают принимать правильный выбор. Что до самого СССР, то за годы войны он выработал в себе привычку подавлять эмоции и убивал коммунист всегда хладнокровно, не оставляя в своей голове место для ненужных сожалений. Если думать о каждом убитом, то можно знатно поехать головой. Почему же теперь его так задели слова Третьего Рейха? — Бать, — позвал Россия, который уже несколько минут заглядывал ему в глаза. — БАТЬ! — А-А? — наконец-то отозвался Союз, взглянув на него. — Ты чего застыл? — Спросил сын. — Мы наверное пойдём, если ты не против? — Конечно, идите, — закивал коммунист, раскрывая записной журнал. — У тебя точно всё хорошо с твоей «проблемой»? — Настороженно спросил Россия, указав взглядом на подоконник. — Д-да-да, — заторможено ответил коммунист, краем уха услышав смешок. — Всё нормально.       Россия кивнул и направился к двери, однако немец по всей видимости не спешил покидать кабинет. Германия стоял на одном месте, угрюмо разглядывая пол. — Эм... Германия, — позвал коммунист, заметив эту картину. — Ты не мог бы остаться на несколько минут? Мне надо с тобой поговорить. — Ja, natürlich (Да, конечно), — оживился немец, подняв глаза.       Россия покосился на них и, громко выдохнув, вышел из кабинета, едва не поскользнувшись: на полу была вода, оставленная от мокрого цилиндра. — Насколько я помню, ты хотел поговорить с отцом, — сказал СССР, когда Россия, изрядно выругавшись, скрылся из виду. Рейх резко развернулся, не веря своим ушам и во все глаза уставившись на коммуниста. — Ja (Да), — буркнул немец. — Что ж, — потянулся за столом СССР. Рейх спрыгнул с подоконника и подошёл к сыну, вставая между ним и Союзом. Вид у него был слегка напряжённый. — Хотел бы сказать, что не буду вам мешать, но вы оба и сами понимаете.. Можешь спрашивать всё, что хочешь. — Wo ist er jetzt? (Где он сейчас?) — спросил Германия, смотря на главнокомандующего. — Ты смотришь на него, — ответил коммунист. — Он стоит прямо перед тобой.       Германия расширил глаза на секунду, но сразу же сердито нахмурился, продолжая смотреть на СССР. Союз выглянул из-за Третьего и поёжился: от такого взгляда по нему прошлась волна мурашек. Обстановка резко стала тяжёлой. Союз конечно понимал, что этот разговор, в котором ему предстояло участвовать, будет довольно сложным, но понимать и присутствовать — это довольно разные вещи. Какого же сейчас было Рейху? Нацист стоял к нему спиной, так что коммунист не мог видеть его лица.       Третий Рейх же стоял на одном месте, судорожно перебирая в своей голове миллион слов, фраз и предложений, из которых ему нужно было построить правильный диалог. Он не разговаривал с сыном так долго и расстались они не самым лучшим образом. Он не представлял, что Германия сейчас скажет ему и злится ли он. Нацист мысленно прыснул. Конечно же он злится! Что за дурацкий вопрос? Это можно было понять только по злобному выражению лица немца. Остаётся только понять, насколько сильно он зол и сможет ли простить его... — Das ist perfekt (Вот и отлично), — холодно произнёс сын Третьего. — Also musst du nicht herumlaufen und herumlaufen. Ich habe nur eine Frage an dich. Was ist mit dir passiert? (Значит не придётся бегать вокруг да около. У меня к тебе только один вопрос. Что с тобой произошло?) — Ich denke, das weißt du selbst (Думаю, что ты и сам это знаешь), — ответил Рейх, а Союз сразу же повторил его слова. — Ich bin tot (Я умер). — Das weiß auch der Narr (Это и дураку известно) — отрезал немец, ещё сильнее нахмурившись. От такого резкого ответа Рейх дёрнулся. — Warum bist du jetzt hier? (Почему сейчас ты находишься здесь?) — Wenn ich es selbst wüsste, Deutschland (Если бы я и сам знал, Германия), — вздыхая, ответил нацист, а СССР продолжал пересказывать слова немцу. — Und warum dich nur dein Feind sieht, weißt du auch nicht (И почему тебя видит лишь твой враг, ты тоже не знаешь), — насмешливо произнёс Германия. — Ich weiß es nicht! Ich schwöre dir! (Не знаю! Клянусь тебе!) — повысил тон Рейх. Союзу, переводившему его слова и эмоции, стало крайне неловко. Он с самого начала чувствовал себя лишним в общении с этими двумя, но сейчас, когда Германия, который всегда казался ему довольно спокойным, ведёт себя с отцом как последний подонок, а Рейх, который являлся подонком, виновато оправдывается перед своим сыном, коммунист считал своё присутствие здесь неправильным. — Ich selbst bin nicht begeistert davon! Kein Groll (Я сам не в восторге от этого! Без обид), — повернулся к Союзу призрак. — Да что ты, — сморщил нос СССР, с сарказмом добавив: — Какие обиды? Всего лишь предательство, пять лет войны и горы трупов. Какие мелочи...       Нацист поджал губы и отвёл взгляд. Этот коммунист не то, что не поддержал его, как отец отца, так он ещё и масла в огонь подливает. А с другой стороны, почему он обязан это делать? Они не друзья, а сейчас даже не враги. Просто два злобных соседа пяти метров. И в этом виноват он сам. От этих мыслей призрак помрачнел, но вдруг в его голове возникли события десятиминутной давности. Смеющийся СССР ему нравился больше, чем тот, который осуждающе смотрит на него сейчас. Как бы Рейху не хотелось этого признавать, но ведь он сам во всём этом виноват. Он виноват в том, что Германия ненавидит своего отца и в том, что Союз уже давно забыл, что значит радоваться жизни. И сейчас, будучи мёртвым и находясь в этом кабинете, настало время признать свою вину и попытаться хоть что-то исправить. — Hoeret (Слушайте), — несчастно посмотрел на него Рейх, начав метать взгляд от коммуниста к сыну, — ich weiß, dass ich Euch beiden schuldig bin, und ich gebe es zu. Ich gebe meine Schuld und meine Fehler voll und ganz zu. Natürlich ist es zu spät für mich, darüber nachzudenken, denn meine Zeit ist vor fast fünfzig Jahren vergangen. Und ich wage es nicht, dich um Vergebung zu bitten, Union (я знаю, что виноват перед вами двумя и я признаю это. Я полностью признаю свою вину и свои ошибки. Конечно, мне уже поздно об этом думать, ведь мое время прошло уже почти пятьдесят лет назад. И я не смею просить у тебя прощения, Союз), — посмотрел ему в глаза Рейх. Коммунист замер, открыв рот и смотря на него. — Aber es tut mir wirklich Leid, was ich getan habe. Wirklich! Wenn ich zurückgehen könnte, würde ich es reparieren! Vergib mir, Union! Und du, Deutschland, Sohn! (Но я правда сожалею о том, что сделал. Правда! Если бы я мог вернуться назад, то я бы всё исправил! Прости меня, Союз! И ты, Германия, сынок!) — повернулся к сыну нацист. — Es tut mir Leid, dass ich nicht zugehört habe und dich aus dem Haus geworfen habe! Du hattest in allem Recht, aber durch diesen Krieg habe ich einfach meinen Kopf verloren. Tut mir Leid, dass du so einen Vater hast! Ich bin ein Verlierer und Ihr habt das Recht, mich mit dreck zu vermischen (Прости меня за то, что не послушал и выгнал тебя из дома! Ты был прав во всём, но из-за этой войны я просто потерял голову. Прости, что у тебя такой отец! Я неудачник и вы оба вправе смешать меня с грязью).       Рейх говорил и говорил, с каждым словом всё больше переходя на крик отчаяния. Союз смотрел на него, не отрывая глаз и пытаясь уловить для себя и уложить в голове каждое слово. Германия же стоял и с беспокойством смотрел на коммуниста, чьи глаза становились всё шире и шире. — Ich Verdiene Ihre Vergebung nicht (Я не заслуживаю вашего прощения), — срывающимся голосом говорил Рейх. Его руки начали заметно трястись и он сжал их в кулаки. — Ich beobachte Sie und fühle mich jeden Tag mehr und mehr schuldig. Die Art und Weise, wie Deutschland sich mit dem Kopf in die Arbeit begräbt, nur um nicht gedemütigt zu werden. Die ART, wie du, die UdSSR, tagelang über diese unglücklichen Papiere kochst und dann in diese verdammte, leere Wohnung gehst (Я наблюдаю за вами и с каждым днём чувствую себя виноватым всё больше и больше. То, как Германия зарывается с головой в работу только для того, чтобы его не унижали. То, как ты, СССР, сутками кипишь над этими несчастными бумажками, а потом идёшь в эту проклятую, пустую квартиру), — Рейх не выдержал и опустился на пол, уронив голову на колени. Союз поднялся, опираясь руками на стол и всё ещё с раскрытым ртом наблюдая за ним. — Wenn ich diesen Krieg nicht begonnen hätte, wäre es anders gewesen (Если бы я не начал эту войну, то всё было бы по-другому). — Was ist passiert? (Что случилось?) — не на шутку запаниковал сын Третьего, наблюдая за главнокомандующим. — Was sagt er??? (Что он говорит???)       СССР закрыл рот и вымученно посмотрел на Германию, пересказывая ему всё, что сказал Рейх. Наблюдая, как с каждым его словом расширяются глаза Германии, коммунист посматривал на нациста, который после своих слов так и не сдвинулся с места. Союзу было очень сложно обращать внимание на них двоих, ведь у него самого в голове крутилась тысяча мыслей. Он был шокирован подобным. Он не надеялся, что Рейх попытается хотя бы извиниться за всё то, что он сделал. Неужели он и правда сожалеет о том, что сделал? Спустя столько лет? Значит он всё-таки не растерял всю свою совесть. От всех этих переживаний у него снова заныло в области висков.       Рейх сидел на полу, опустив голову. Как же унизительно. Нет! Как же стыдно. Если бы он мог, то он бы заплакал. Но будучи мёртвым, ему оставалось лишь сидеть и прятать от когда-то самых дорогих ему людей свой взор. — Aber warum (Но почему), — вдруг сдавленно произнёс Германия, посмотрев на коммуниста, который тёр лицо ладонями. — Warum konntest du es vorher einfach nicht herausfinden? Warum war das alles notwendig? Damit du am Ende einfach von deinem besten Freund getötet wirst? Hast du das erreicht? (Почему ты просто не мог понять этого раньше? Зачем всё это было нужно? Чтобы в конце концов тебя просто убил твой лучший друг? Этого ты добивался?) — Was? (Что?) — подавился воздухом Рейх. Союз посмотрел на Германию, мысленно замерев. — Was sagst du? (Что ты такое говоришь?) — Я не убивал Третьего Рейха, Германия, — вдруг произнёс СССР.       Сын вместе с отцом ошарашено посмотрели на него. Вдруг нацист вскочил со своего места, угрожающе приблизившись к коммунисту. — Was? Aber immerhin... (Что? Но ведь...) — потерянно произнёс сын Рейха. — Wovon spricht er, die UdSSR? (О чём он говорит, СССР?) — прорычал Рейх. Союз исподлобья взглянул ему в глаза. — WIE KANN MAN DAS VERSTEHEN? Warum glaubt mein Sohn, dass du mich getötet hast? (КАК ЭТО ПОНИМАТЬ? Почему мой сын думает, что ты убил меня?) — ДА ПОТОМУ, ЧТО НИКТО НЕ ЗНАЕТ, КАК ТЫ УМЕР! — крикнул в ответ СССР. Германия вздрогнул. Коммунист посмотрел на сына Третьего и сказал: — Сорок шесть лет назад, в здании Имперской канцелярии твой отец выхватил у меня оружие и застрелился, чтобы не быть пойманным моими солдатами.       Германия долго молчал. Двое виновников происходящего смотрели на него, ожидая чего-то, но немец продолжал молчать некоторое время, а потом резко схватился за голову и вышел из кабинета, не произнеся ни слова. — Was hast du allen erzählt? Hast du gedacht, dass mein Tod dir in die Hände spielt? DU, BIST EIN VERDAMMTER LÜGNER! (Что ты всем наплёл? Решил, что моя смерть сыграет тебе на руку? ТЫ, ЧЁРТОВ ЛЖЕЦ!) — срывался на крик нацист. — Да как ты смеешь? — ударил по столу коммунист, так, что Рейх испуганно отскочил. — Из-за того, что ты, ублюдок, застрелился, солдаты, которые обнаружили меня с твоим телом, подумали, что это я тебя убил! При виде мёртвого тебя я нормально соображать то в ту ночь не мог, не то, чтобы слово сказать и рассказать как всё случилось! Думаешь, мне это нужно? Чтобы меня считали убийцей? Или героем? Для чего? Чтобы сидеть и копошиться с этими бумажками до конца своих дней!!!       Советский Союз взял со стола папку и швырнул её в сторону приведения. Папка прошла сквозь него и упала на пол, а все бумаги разлетелись по кабинету. Рейх закрыл лицо руками и сдавленно простонал. — Зато какие статьи потом писали про тебя! — в ярости произнёс Союз. — Третий Рейх боролся и не сдавался до самого, блять, конца! Сражался до последнего! Герой своей нации! Ублюдок ты самовлюблённый, а не герой! Всю свою жизнь и даже после неё думаешь только о себе!       Коммунист отвернулся от него и опустился на пол, прислонившись спиной к столу и метая бешеный взгляд от потолка до стены. Сейчас в нём кипело столько эмоций, что появись ещё одна лишняя, он бы взорвался. Обида, злость, несправедливость, вина, печаль, но... почему-то совсем не было ненависти. В висках стало пульсировать с новой силой. Ещё немного и ему можно повторно вызывать скорую. А ведь ещё недавно всё было так хорошо. Они вместе смеялись и казалось, что этот день останется светлым до самого захода солнца. Но увы, этому не суждено было сбыться. Вдруг краем глаза он заметил какое-то движение и повернулся: немец подошёл к нему и как-то напряжённо буравил его взглядом. СССР отвернул голову, не желая смотреть на него, но вдруг нацист опустился рядом с ним, едва соприкасаясь своим нематериальным плечом его плеча. Союз испуганно уставился на него: немец смотрел перед собой и совсем не выглядел злым. Скорее он был каким-то замученным и подавленным. — Ich wollte nicht, dass heute so weit gekommen ist (Не хотел я, чтобы сегодняшний день до такого дошёл), — вдруг тихо сказал Третий. — Пошёл ты, — сердито проворчал СССР, отметив, что они снова думали об одном и том же. — Warum hast du es mir nicht gesagt? (Почему ты не сказал мне?) — посмотрел на него Рейх. — А что бы это изменило? — покосился на него коммунист. — Ich würde es wissen (Я бы хоть знал об этом), — безэмоционально повёл бровями нацист. — Моими руками или нет, ты всё равно умер, — вздохнул Союз. — И уже ничего не исправишь.       И они оба снова замолчали. Каждый думал о своём, не решаясь нарушить тишину. Тем временем, за пределами кабинета вовсю царила жизнь. За дверью доносились шаги, шелест бумаг и разные деловые и обычные разговоры. Иногда с этажей доносились и возмущённые крики. Это было обычное дело, ведь работая в таком серьёзном месте, очень трудно сдержаться от криков. Особенно, когда тебя не слышат или не понимают. СССР, на секунду прислушавшись, подумал о том, что сегодня криков как-то слишком много и доносились они сверху. — Verzeih mir (Прости меня), — вдруг произнёс Рейх. — За что? — перевёл взгляд с потолка на него Союз. — Für alles (За всё), — ответил нацист. — Wenn du kannst, tut es mir Leid (Если сможешь, прости). — Рейх.. — Bitte (Пожалуйста). — Рейх, хватит.. — Verzeih mir... Ich war so ein idiot (Прости меня... Я был таким идиотом). — Пожалуйста, перестань... — Ich habe dich verraten. Verzeih.. (Я предал тебя. Прости..) — Рейх... — Verzeih (Прости). — РЕЙХ! — не выдержал Союз, посмотрев на него. Третий замолчал. — Прекрати... извиняться. — Na ja (Ну да), — мрачно произнёс призрак. — Я услышал тебя, — быстро сказал коммунист, пока этот несносный идиот снова не напридумывал себе чего-нибудь лишнего. — И мне этого достаточно. Ты наконец-то осознал, что натворил. Это всё, что мне было нужно. Не надо теперь извиняться каждые пять минут. Что было, то прошло, — продолжил он, активно жестикулируя руками. Рейх внимательно слушал его, не веря своим ушам уже в который раз за сегодня. — Успокойся. — Ich habe nichts verstanden (Я ничего не понял), — неловко почесал затылок Рейх, когда Союз замолчал. — Я думаю, что ты уже сполна заплатил за всё своей смертью, — вздохнул СССР. — И с сыном отношения у тебя теперь напряжённые.. хотя, это ещё мягко сказано. — Was ist mit dir? (А как же ты?) — Я? — Du hasst mich doch (Ты же ненавидишь меня), — ответил Рейх. — Muss hassen (Должен ненавидеть). — Никому я ничего не должен, — скривился СССР. — Ненавижу? Это совсем не так.       Рейх вытянул шею, во все глаза смотря на него. Союз вздохнул и продолжил: — За столько лет войны между нами, я многому научился. Ты никогда не сможешь изменить мир, и моё предложение создать одно великое государство было провальным с самого начала, так же, как и твои попытки подмять всех под себя. Конечно, в самом начале я был в ярости и был готов разорвать тебя своими руками при встрече. Но на фронте у меня было достаточно возможностей выпустить пар.       Немец как-то странно поёжился. — В конце концов, когда я наконец-то добрался до тебя, то во мне... осталась лишь обида. Как нельзя изменить мир, так я и не могу изменить себя и заставиться меня тебя ненавидеть. Как бы не старался... Кто бы что не сказал, в моих воспоминаниях ты всё равно будешь моим дерьмовым лучшим другом, который очень подпортил мне жизнь. И не только мою.       Союз замолчал, думая о том, что теперь ему предстоит задержаться на работе допоздна из-за того, что он сидит и ничего не делает, а Рейх снова ушёл в себя. — Verzeih (Прости), — спустя какое-то время выдавил из себя нацист. — Заткнись, — отмахнулся от него русский и они оба одновременно улыбнулись уголками рта.       Вдруг сверху раздался отчётливый крик: — Why are you bothering me with your accusations? I DIDN'T POUR WATER ON YOU!! WHY WOULD I DO THAT? (Да что ты пристал ко мне со своими обвинениями? Я НЕ ОБЛИВАЛ ТЕБЯ ВОДОЙ!! ЗАЧЕМ МНЕ ЭТО ДЕЛАТЬ?)       Два несчастных собеседника переглянулись и издали несколько смешков.       Поднявшись с пола, Союз собрал с пола все бумаги, разложив их в правильном порядке, придвинул к себе стул и сел за работу, а Рейх, наблюдая за ним, встал возле двери и стал переминаться с ноги на ногу. — Ich sollte Deutschland überprüfen (Мне стоит проверить Германию) — снова нарушил тишину немец. — Er und ich haben das Gespräch nie beendet. Ich weiß nicht mal, was gerade in seinem Armen Kopf passiert (Мы с ним так и не закончили разговор. Даже не знаю, что сейчас происходит в его бедной голове).       Союз поднял на него голову и понимающе ответил: — Конечно, иди.       И Рейх исчез, оставив коммуниста наедине с бумажками и своими мыслями.       Покончив с работой под конец вечера, вымотанный физически и морально СССР побрёл домой, держа в руках всё ещё влажное пальто. Рейх больше не появлялся в его поле зрения. Решив, что призрак скорее всего тоже обдумывает всё произошедшее, коммунист дошёл до своего подъезда в одиночестве и прикурил. Ему и самому надо было о многом поразмыслить, но усталость не давала ему этого сделать. А спустя несколько минут ему помешал и ранее упомянутый призрак. — Du wärst zu Hause (Зашёл бы ты домой), — недовольно буркнул Рейх. — Draußen ist es kühl und mir ist übrigens auch kalt (На улице прохладно, а мне, между прочим, тоже холодно). — Какой ты всё-таки смешной, — выпустив дым и оглядев его с ног до головы, спокойно ответил СССР. — Как Германия? — Auf keine Weise (Никак), — пожал плечами нацист, посмотрев куда-то в сторону. — Ich saß den ganzen Tag hinter den Zetteln mit dem verlorenen Gesicht und ging dann nach Hause (Весь день сидел за бумажками с потерянным лицом, а потом ушёл домой). — Ну да, — протянул Союз. — Узнать, что твой отец покончил с собой спустя столько лет. Не всякий такое примет...       Вдруг коммуниста отвлёк непонятный писк, исходящий от соседних палисадников. Союз вышвырнул сигарету и направился в ту сторону, откуда шёл протяжный звук. — Wohin gehst du? (Куда ты идёшь?) — очнулся немец, направившись за ним. — Ты разве не слышишь? — не оборачиваясь и не останавливаясь, спросил коммунист. — Was soll ich hören? (Что я должен услышать?) — настороженно спросил Рейх, прислушиваясь.       Союз подошёл к палисаднику и раздвинул ветки кустов. На улице уже стемнело, поэтому увидеть что-либо было проблематично. Рейх остановился в метре от него, наблюдая за тем, как СССР скрылся в кустах с головой, роясь между веток. Прошло меньше минуты, прежде, чем голова коммуниста снова появилась в поле зрения приведения. Третий поднял брови и скрестил руки, посмотрев на него: Союз держал в руках маленького, рыжего котёнка. — Смотри, кого нашёл, — он поднял кота и покрутил немного. Котёнок издал ещё один жалобный писк. Рейх молча смотрел на них. — Откуда же ты такой взялся? — Warum hast du ihn genommen? (Зачем ты его взял?) — поинтересовался Рейх. — А ты предлагаешь оставить его здесь? — скептически посмотрел на него СССР, погладив кота. — Заберу его к себе. Хоть какая-то компания будет. — Ich bin nicht genug für dich (Меня тебе мало), — фыркнул призрак. — Не бурчи, — направился к дому коммунист.       Рейх раздражённо выдохнул и направился за ними.