В тесноте, да не в обиде

В небольшой комнате с плакатами и музыкальными инструментами играл в одиночестве Мильковский. Давно не было такого отчуждённого состояния. Женя собирается поставить пальцы, чтобы взять аккорд, но выходит резкий и неприятный звук. Певец откладывает гитару в сторону. — Не хочешь играть нормально, ну, и не надо. Ну, и, пожалуйста. Не очень-то и хотелось. Вечером у них первый концерт в туре, но он не чувствует особой радости, внутри что-то гложет. Сильное волнение пробирается, как под кожу, так и в мысли. Мильковский достаёт из кармана пачку сигарет и закуривает. Пара лампочек освещают тёмное помещение и сгорбленную фигуру. А серое облако оседает в воздухе и на лёгких. Курить вредно, но с привычкой бороться не хочется. Он начал задумался над тем, чтобы начать делать самокрутки, чтобы травить свой организм настоящим табаком, а не искусственной дрянью. Булахов заглядывает в дверной проём и видит сидящего на полу Женю в руках, которого тлеет сигарета. Гитарист не стал ждать приглашения и уселся рядом. — Готов к предстоящему концерту? Мильковский выдохнул изо рта дым, слабо усмехнулся. — Всегда готов, — парень делает последнюю затяжку и тушит окурок о пол, — Хотел бы я сказать, но сейчас не уверен. Женя наблюдал, как яркий огонёк затухает. Ему почему-то это напомнило глаза Бледного. Бешеные искринки, которые прыгали, как чертики на серебристо-зелёной радужке исчезли, уступив место тягучей непроглядной тьме. Мильковский тяжело вздохнул, в горле неприятно саднило, хотелось прочистить. — Вздыхаешь, как старикан. Жень, может тебе пора на пенсию? — Я полон сил и энергии, — уставший голос контростировал со словами, — Какая пенсия? — Тогда чего ты не скачешь, как в одно место укушенный и не зовёшь ребят на репетицию? Сидишь, травишь свой организм в одиночестве, терзая ни в чем не повинную гитару? — Ром, ты, — Женя собирался ответить, но Булахов его перебил. — Хочешь сказать, что я не прав или что не понимаю? Блять. Ясен пень не понимаю, что у вас с Бледным происходит. Ты и сам не понимаешь. Кирилл лежит в кровати, завернувшись с головой в одеяло. Пробубнил, чтобы его оставили в покое или скормили на съедение львам. Если ещё и у тебя проснётся апатия, то концерт пойдёт по пизде. — Ты прав. Надо собраться, — Женя приподнялся придерживаясь рукой за колонку. Он и сам ощущает, что расклеился, потому что в последнее время приходится слишком много думать и копаться в себе. Ради блага других, ради группы, ради них и самого себя. Некоторые решения кажется на первый взгляд неправильным, как, например, держаться от Кирилла на расстоянии. Мало ли, что может случиться? Бледный не был похож ебунчика из анекдота, но что ещё от него можно ожидать. И всё равно это сильно бьёт по младшему. Женя видел исписанные неровным почерком, зато живым, листки бумаги. Наверное, раньше бы он достал их из мусорки и натыкал бы носом Кирилла, потому что песня была неплохая. Только она не подходила к его образу крутого поп артиста, который тот пытался создать. — Может Кирилл поспит с кем-нибудь из ребят? Мне срочно надо выспаться, иначе я на концерте усну. — Если Бледный не будет против. К тому же кое-кто обещал купить надувной диван. — И починить дверцу. Помню я. В город приедем, отправим «Пошлую Молли» за необходимым, пока будем выступать. В коконе из шерстяного одеяла тепло и спокойно. Не хочется вылезать. Только чёрные волосы торчат из укромного убежища. Парень прижимает руками к себе подушку, чувствуя едва уловимый запах сладкого одеколона. Кирилл плотно закрывает глаза, стараясь погрузиться в сон. Обрывки разговора всплывают в сознании. Женя переживает за него и не хочет потерять, но теперь будет сторониться. — Как всегда всё испортил, — Бледный шепчет, представляя, как мысленно награждает себя статуэткой «За развал дружбы». — Кирю… Кирилл, — Женя встал напротив свисающей головы, — Есть разговор. — Валяй, — Бледный не меняет своего положения и решает даже в глаза не смотреть. — Вечером концерт. Можете сходить за продуктами и в строительный? — Ладно. Что-то ещё? — Кирилл немного расстроился. Ему хотелось побывать на концерте «Нервов», но подумав о том, что впереди целый тур, ещё будет время посетить. — Можешь поспать с кем-нибудь другим? Мне надо выспаться. Бледный притих. Что такого? Не поспит с Женей один раз. Может быть несколько. А может быть, потому что ему противно лежать с ним в одной постели. Кирилл ему мешает, сильно мешает. В глазах защипало. — Мне тоже. — Кирилл. — Так мерзко со мной спать? — Блять, Кирилл, не начинай. Так будет лучше. Для нас. Бледный скрипнул зубами. Конечно. Для нас. Мильковский всё давно решил, за них обоих. Он же самый умный и мудрый. А Кирилл глупый ребёнок, которому приходится постоянно на пальцах всё объяснять. Выбираться из кровати не хотелось. Бледный хотел начать спорить, но понял, что на это совсем нет сил. Да, и просто не хочется. Бесполезно. Парень перекатился на середину, давая себе немного времени, а затем поднялся, взял подушку и одеяло и ушёл в другую комнату. Выглядел он сильно расстроенным. Уголки рта опустились, внутренние концы бровей вздернулись, в глазах словно погас огонёк. Мильковский опустился головой на матрас, стараясь не думать о тоскливом взгляде друга, желание поспать оказалось сильнее. — Кость, я займу твою кровать? — Кирилл трёт рукой покрасневшие глаза. — А чего? Достал Женю своим храпом? — Пыжов отрывается на пару секунд от игры, а затем возвращается, — Ты дебил? Ты меня подрезал! — Лучше за игрой следи, — Паша толкает рукой в бок. — Так займу? — Бледный старается сдерживать себя, чтобы не наорать на друзей. — Я делю её с Ромой, если ты не забыл. Хочешь устроить тройничок? — Заебал, — Кирилл кинул в лицо гитариста подушкой, скрестил руки на груди, присев рядом на ковёр, — Сегодня пойдём покупать диван. — Я думал, что на концерт «Нервов». — Индюк тоже думал, а Мильковский и за него всё решил, — Бледный старался сохранять маску невозмутимости, но получалось крайне плохо. — Что главное перед концертом? — Женя нарочно громко спрашивает. — Хорошо посрать, — Рома стучит ногой в дверь. — Правильно. Так что прозаседавшийся, освобождай жилплощадь! — Да, ёб твой мать, — послышалось из-за двери. Мильковский с Булаховым прыснули от смеха. — Чего так долго? — Дайте посрать нормально. Я голый стою! — Чего ты там голый делаешь? — Открой этим уебанам дверь, — послышался второй голос. Гончаренко открыл. Дима почти закончил перевязку. Кирилл сидел на бортике, выглядел измученным, несмотря на то, что спал почти целый день. Не выспался и чувствовал себя намного хуже. Женя встал, как вкопанный. Он чуть было не спросил, почему тот не попросил у него помощи. Но потом вспомнил, что сам предложил избавиться от лишних прикосновений. Только для него это всё равно не повод, чтобы молчать, как партизан. — Вот и всё, — Дима завязывает маленький кривой бантик, и Бледный индефицирует его с собой, только в отличии от него Кирилл симпатичнее. — Можете срать спокойно. Statham не запрещает, — Бледный поднимается и проходит мимо с гордо поднятой головой. — Он ёбнулся. Какой блять Statham? — Гончаренко забирает аптечку, смотря на смущенного Мильковского и пытавшегося сдерживать смех Булахова. — Чувак из анекдота Кирилла. — Ааа, — Дима понимающе протянул, столько раз слышал шутку про бар, что мог с закрытыми глазами в четыре утра с просоня пересказать, — Сложно найти человека, который не знает его анекдота. — Бочкарик не знает, — Женя задумался, стараясь вспомнить ещё кого-нибудь. — Скоро узнает. Ладно. Жилплощадь свободна. Удачи отжечь на концерте. В супермаркете кажется слишком шумно. Кирилл отталкивается ногами от плитки и едет до следующего отдела. Пашу и Диму он отправил покупать диван, а Костю в строительный. Неплохо было бы сказать, какого цвета должна быть дверца, но из головы вылетело. Подъехав к овощному отделу он увидел початки кукурузы. Из-под длинных листьев торчали светлые волоски. — Блять. На Женю похож, — Бледный берёт в руку, принюхиваясь, — И пахнет также. На секунду у Кирилла на губах появляется искренняя улыбка, но так же быстро исчезает. Парень кладёт бережно кукурузу в корзину. — Я помешанный что ли, чтобы каждый день думать о Мильковском? По-моему, он уже всё решил. По пьяне не считается, — последнее слово Кирилл протянул, пытаясь передразнить голос Жени. Бледный решает не задерживаться на одном месте и идёт дальше, опуская на глаза полосатую кепку, таким образом прячась от внимания окружающих. — И целоваться с ним не понравилось, — Бледный зажмурился, стараясь из всех сил донести мозгу, что при этой фразе не надо снова прокручивать воспоминания. Он прикусывает нижнюю губу. Кому он врёт? Конечно, понравилось. — А ещё он старый, — Кирилл злобно забрасывает орешки в карзину, — Безумно красивый, с голосом, что вызывают по коже мурашки, с самыми прекрасными на свете глазами, — певец поднимает выпавшую кукурузу, — А ещё я кажется начал в него влюбляться. Парень прижимает початок близко к сердцу. Ему кажется, что он стал слишком сентиментальным. — Слышишь, придурок, это оно из-за тебя, так колотится. Из-за тебя я схожу с ума, вспоминая, как целую твои мягкие губы. Из-за тебя обнимаю гребаную кукурузу и реву, как ебаная сука. Покупатели смотрят на него, как на душевнобольного. Кирилл вытирает рукой выступившие в уголках глаз слёзы, шепчет под нос: «Придурок». Он достаёт наушники, ставя рандомную песню. Необходимо отвлечься, чтобы держать себя в руках. Наверное, судьба решила поразвлечься, потому что выпала песня «Спи, спокойно». С первых нот, поняв, что сейчас будут «Нервы», Кирилл стиснул зубы и собирался переключить, но не решился. Шаг, вдох, выдох, шаг. Бледный переставляет ноги в такт песне, даже кажется начинает дышать по-другому. Иногда чуть подскакивает на кончиках пальцев, отрываясь от пола. О чём болит моя душа? — А ты как будто не знаешь о чём? Я в твоих глазах могу прочитать всё, что ты пытаешься от меня скрыть. Ты — Бог? Как бы не так! — Мои пятнадцатилетние фанатки могли бы с тобой поспорить. Видел иконы со мной в интернете? Их рук дело. Мой друг — мой враг. Кирилл слегка улыбается. Теперь это действительно так. Только он сам для себя теперь враг. Я перебираю, тебя на руки беру. Бледный сжимает себя в руках, вспоминая, как Женя держал его над ванной, а потом донёс пьяного до кровати. Моя измученная музыка залечит дыру. Но не ту дыру, что постепенно разрастается в его груди. В отличии от его музыки, песни «Нервов» рвут душу в клочья. Становится только больнее. Не помогай, я и сам доберусь. Мои дороги переломаны, но я тебе не вру. — Знаю. Всегда говоришь, только правду. Какой бы тяжёлой она не была. Женя слишком честный и искренний для Кирилла. Моё сердце меня простит, Но я оставлю любовь позади. — Даже шанса не дал? Откуда тебе знать, что чувства не искренние. Даже если пьяные, но были счастливы. Было же хорошо. Или всё-таки жалеешь, потому что не понравилось, поэтому принял решение — избегать чувств. И я, буду по земле грустить — И в этой грусти я буду один. На него словно опускается тёмная пелена. Он не чувствует себя целым. Бледный вытаскивает наушники. Ему не хочется слушать Женю, потому что понимает, что начал общаться через музыку. — Точно схожу с ума. Кирилл поднимает взгляд, смотря на полки с алкоголем. — Я же обещал себе. Солист грустно вздыхает. На трезвую голову приходило раньше много полезных идей для песен. Но, в этот день, с самого утра всё шло не по плану. Бледный пытался выдавить из себя хоть что-нибудь, но встречался с глухой пустотой, поглощающей силы и желание, как чёрная дыра. Живот начал бурчать от голода, и Кирилл чуть не треснул рукой по нему, если бы не вспомнил о ране. «Если ты не забыл». — Чёрт тебя дери, грёбаный Мильковский! Я помню, сука, всё помню, — Бледный опустил голову, касаясь лбом холодного металла. Легче не становилось. — Всё надоело, нет сил. Мне теперь всегда так будет хуёво? Рука тянется к бутылке с коричневой жидкостью. — Алкоголь — мой друг, — какие-то мелкие девочки хихикают и берут с полки шесть бутылок пива. «Кофе — мой друг» — мысленно поправляет Кирилл и уходит из алкогольного отдела, понимая, что это только первый поединок в борьбе с зависимостью, который он смог одолеть. — Блять, мы скоро выходим, — Женя носится по гримерке, как в жопу укушенный. Он начинает пинать по ногам Лёшу, Диму и Рому. — Чувак, расслабься, — Бочкарёв сам немного взволнован, но старается не подавать вида. Булахов хватает Мильковского за ногу и тот падает на пол, пытаясь запинать свободной ногой до смерти. — Женёк, ты как жук новозник. Ребята смеются и напряжение спадает. Шуточный бой продолжается недолго. И зала доносятся крики фанатов, скондирующие «Нервы! Нервы! Нервы!». — Кирилл сказал бы: «Разнесем эту сцену к херам собачьим», — сказал Рома, но увидев грусть в глазах Жени, почувствовал укол совести. Мильковский рассмеялся и отвернулся, поскорее поспешив на сцену. «К херам собачьим» разносит Тимошенко, они разрывают в клочья.