Nouvelle

      Пэйринг: Сома/Эрина       Жанр: What is love? Baby don't hurt me, don't hurt me, no more!       Примечание Автора:       Меня часто спрашивают, почему я постоянно упоминаю или добавляю сцены с другими, второстепенными персонажами, не вода ли это, не ненужное наполнение ради наполнения? На это я отвечаю, что полностью намерен разрешить каждую начатую сюжетную линию в том или ином виде. Так что, если и есть что-то, за что вы зацепились, и вы задаетесь вопросом: "Он вообще когда-нибудь вернётся к этому снова?", то ответ, да. Да, вернусь.              

***

      И вот вдруг ей снова шесть.       — Ты не можешь вот так забрать её у меня! — услышала она его разьярённый гневный крик, из-за которого она инстинктивно вцепилась в одежду дедушки так сильно, как только могли её маленькие пальчики. Даже когда она пыталась спрятаться от него, она всё ещё могла видеть его силуэт, а это значит, он мог видеть её.       — Ещё как могу, — её дедушка был спокоен, или, по крайней мере, казался таковым. Больше ради неё, чем ради чего-либо ещё; он придерживал свой голос, в отличие от того дикого рёва, что исходил от её папы. — Я не позволю тебе больше вредить этому ребёнку. И я готов использовать всё моё богатство и влияние, чтобы этого не произошло никогда впредь.       — Как? Как именно я врежу ей? — спросил её папа, и в душе она кричала на себя сделать хоть что-то. Он всегда обижал её. На самом деле он никогда не обижал её. Обе мысли одновременно. Обе одинаково противоположные друг другу. — Я воспитываю её! И воспитываю правильно! У этой девочки есть дар! Я не позволю ему пропасть зазря! У неё есть потенциал, чтобы стать величайшим кулинаром, которого когда-либо видывал этот мир!       — И какой ценой, Азами?! — на этот раз её дедушка поднял голос, и ей стало плохо. Почему они продолжают ругаться? — Разве ты не видишь, что этому маленькому ангелочку больно? Она пытается угодить тебе, соответствовать твоим стандартам, но она всего лишь ребёнок!       — Я учу её всему тому, чему хотел бы, чтобы меня научили в её возрасте! — снова закричал её папа, но она едва могла разобрать его слова. Она услышала, как что-то разбилось, и от этого она ещё сильнее спряталась от его взгляда. Она не могла вспомнить, что именно разбил её папа, было это случайно или нет. Всё, что она помнила, это как ей было страшно.       — Так ведь, Эрина? — спросил папа, и, к своему ужасу, она поняла, что обращались к ней. — Ты ведь любишь папу, верно? Папа не обижает его маленькую девочку, так ведь?       Она не могла ответить, она лишь зарыдала ещё сильнее. Из-за него она грустила? Она не хотела этого. Она просто хотела, чтобы вернулся её хороший добрый папочка.       Тот, который был с мамой, когда та ещё была рядом.       Не этот папочка.       — Не разговаривай с ней, Азами, — её дедушка говорил леденящим кожу голосом, и в этот момент она увидела, как напрягся даже её отец. — Что бы ты ни чувствовал, уверяю тебя, эта девочка ощущает это десятикратно. И я не позволю тебе больше делать ей больно. Ты знаешь, какое было последнее слово за судом. Я надеялся, что мы сможем разойтись вежливо, но посмотри на неё. Она дрожит и плачет, и я не допущу этого. Я не позволю тебе проецировать на этом ребёнке ту жизнь, которую ты себе нафантазировал.       — Я старался дать ей самое лучшее!       — Да чёрта с два! — прорычал её дедушка, ударив кулаком по столу, отчего по его кабинету разнёсся ясно слышимый треск. — Ты просто используешь её, чтобы через неё добиться того высокого стандарта, которого так жаждешь и которому сам при своей жизни не смог соответствовать! Я по сей день жалею, что отдал тебе мою дочь, но я могу хотя бы спасти мою внучку от такого мерзавца, как ты!       — Ты не можешь так поступить со мной! — её папа звучал почти отчаянно. Он не хотела слышать его таким. Это ведь она виновата? Из-за того, что не смогла угодить его стандартам? — Я её отец, Сензаэмон! Ты не можешь забрать её у меня!       — Мне следовало это сделать ещё месяцы назад, — заявил её дедушка, и её папа от невыразимой злости мог только сжать кулаки. — Уходи. Выметайся, или тебя вышвырнут отсюда, за шею, если придётся.       — Я... я обжалую это решение, слышишь меня, — угрожал Азами, несмотря на заикание в словах и голосе. — Ты забираешь у меня мою дочь. Я верну её.       А после, он ушёл.       Спустя неисчислимое количество дней, в течение которых папа говорил ей, что она ни при каких обстоятельствах не должна оставаться с дедушкой, она была здесь. Крики наконец-то угасли. Но она не могла перестать плакать. Почему она всё ещё плакала?       — ...Эрина, солнышко, — тихо заговорил её дедушка, наклонившись, чтобы оказаться на уровне её глаз.       Она посмотрела на него, её зрение затуманилось от слёз, что обрамляли её лицо. Совершенно отвратительно. Не так должна выглядеть принцесса.       — Всё хорошо, тыковка, теперь ты в безопасности. Никто больше не будет кричать на тебя или делать больно.       — П-папочка, — прохныкала она, пытаясь перестать плакать, но не зная, как. — О-он не плохой. Он... Я л-люблю его.       — ...Я знаю, милая, — сказал её дедушка, после чего взял её всё ещё плачущую на руки. — Я знаю, что он, в глубине души, тоже любит тебя. Но ему нужно время. Он плохо с тобой обращался. Твоему папе нужно время побыть одному и подумать, и мы что-нибудь придумаем, а пока – не волнуйся. Ты не сделала ничего плохого, и мы с твоим папой хотим самого лучшего для этой малышки.       — У м-меня всё лицо г-грязное, — сказала она, это замечание показалось Сензаэмону внезапно и ни к месту, но он решил, что это такой у неё способ справиться со всем этим.       — В самом деле, — сказал её дедушка, поднимая её перед собой, чтобы рассмотреть как можно лучше. — Боже же ты мой, теперь я понимаю, почему их называют соплячками.       Маленькая блондинка поперхнулась и приняла вид оскорбленной от комментария Сензаэмона. Он нашёл это в равной степени умилительными и впечатляющим.       — Слушай, а почему бы нам с тобой не умыться, — предложил он, когда эта маленькая девочка протянула руку и отвесила старику звонкий шлепок по руке за то, что он имел наглость предположить, что она не является чем-то иным, кроме как собранной и ухоженной. Сензаэмон бросил на неё забавный взгляд перед тем, как продолжить. — Один из моих подчинённых привёл сюда на день свою дочурку, потому что его жена заболела и нуждается в отдыхе, и, если мне не изменяет память, вы с ней уже встречались. Ты как-то даже обмолвилась, что она была твоим другом.       — Папа говорит, что мне не нужны друзья.       "Твой папа просто придурок", – подумал Сензаэмон, но решил, что лучше не говорить этого девочке. Вместо этого он сказал:       — Твой папа, каким бы взрослым он ни был, всё ещё познает мир вокруг. А я всё-таки постарше его буду, верно? Это делает меня гораздо мудрее, согласна?       — Ты намного, намного, намного старше, — ответила она, кивнув.       Какая-то часть его пожелала уронить её на пол, эта мелкая нахалка.       — Вполне-вполне, — он всё же решил согласиться с ней. — И потому, никогда не знаешь, насколько тебе нужен хороший друг, пока не обретёшь особенного.       — ...Особенного?              — Это будет у нас «Маринованный стейк из фланка и креветки в азиатском соусе чимичурри», верно?       Слова Сомы вернули её из воспоминаний, и Эрина поняла, что задремала и начала видеть сны о своём прошлом. Её глаза открылись, и она увидела тихую, едва освещенную комнату, в которой они находились: она и Сома, лежали на полу, прислонившись спинами к стене, когда её тело беспечно и бесстыдно прижималось к его телу в своего рода интимной близости. Она почувствовала, как её лицо запылало, но парнишка оставался неподвижным, как будто не знал, проснулась ли она или просто разговаривает во сне. Вместо этого он просто оставался на месте, пока она всем весом, как Эрина осознала, прижималась к нему.       — Если хочешь поспать, то не стесняйся, — сказал ей Сома, говорил он мягко и нежно, как и в самом начале разговора.       Эрина и за тысячу лет не поверила бы, что этот крикливый и наглый простолюдин, вторгшийся в её личный зáмок, может обращаться с ней так нежно. Не только его тон, но и его движения, язык тела – абсолютно всё. Когда она шевельнулась, он шевельнулся медленно, по всей видимости, пытаясь вернуть приток крови к левой отсиженной руке, но продолжая оставаться на месте, на случай, если она захочет снова прижаться к нему.       — Прошло всего пятнадцать минут. Ещё нет даже семи, — сказал Сома.       — Прости, что увидел меня такой, — сказала она ему, её голос был хриплым из-за слёз. И снова маленькая девочка плачет из-за её папочки. — Я... я в порядке, можешь не волноваться.       — Как скажешь, — хотя он явно не поверил ей, Эрина знала, что Сома не будет допытывать. — Хочешь, я помогу тебе с кроватью или ещё что-нибудь? Ну то есть, ещё рано, но ты совсем недавно храпела довольно громко–...       Она накрыла его губы сомкнутым кулаком, всего в нескольких дюймах от его кожи.       — Давай не будем об этом, хорошо? — звучала она невероятно сладко, но было несложно распознать угрозу. Сома, с другой стороны, просто улыбнулся и кивнул. — Кроме того, совсем выжил из ума? Помочь мне с кроватью? Пошляк.       — Я не это имел в виду, — оправдывался Сома, говорил он так же спокойно, как и всегда. — Я подразумевал дружеский жест.       — Ну конечно, — буркнула Эрина, даже если знала, что он говорит искренне. — Ты говорил, что по нам сильно проехались в Центральном, мне нужно вер–...       — Перестань, — Сома поднял ладонь в дюйме от её лица, повторяя её предыдущий жест. — Мы разберёмся с этим завтра. Если тебе так хочется вернуться туда, я не буду тебя останавливать, но делай это только если сама хочешь. Не заставляй себя.       — ...Хорошо, — повторила Эрина, на этот раз с нотками грусти в голосе. Она знала, что позволила тому сообщению выбить у неё почву из-под ног. Испортить всё, над чем они трудились. Она чувствовала себя виноватой. Сильно. — ...Эй, Сома?       — ...Да?       — ...Ты правда не против, что я не рассказываю тебе, ну знаешь... — она запнулась, не зная, что сказать.       Что она вообще пыталась сказать? Она так много говорила, что не хочет говорить об этом, особенно с ним; и всё же, ей было неловко заставлять его волноваться и не давать никаких объяснений, кроме «это личное». Это был тот же парень, который рассказал ей всё о его покойной матери, но она не могла предложить ему такое же доверие в ответ. Из-за этого ей было очень фигово в душе, но она всё ещё оставалась при своем мнении, что не хочет, чтобы он видел эту её сторону. Это было так противоречиво...       — Честно? — спросил Сома, как бы ища разрешения высказать свои мысли, которое она неохотно дала, мягко кивнув. — На самом деле нет, но это не мне решать. Я знаю тебя. Я знаю, как трудно тебе подпускать к себе людей, и это не твоя вина, ты такая, какая есть. Попытка поговорить с тобой была самой тяжёлой задачкой для меня в Тооцуки, а набраться смелости и поцеловать тебя – самой трудной битвой, которую мне когда-либо приходилось переживать. Но я не против. Мне это нравится. Ты мне нравишься, потому что, ну, это ты. Если требуется время, чтобы ты решила открыться мне, то пусть так. Я никогда не сачковал перед трудностями, и неважно, признаешься ли ты, что тебе нравится моя стряпня, или расскажешь мне о своих проблемах, в любом случае я буду гордится этим до конца жизни. Потому что я заслужил это право, которого нет ни у кого другого. Или что-то в этом ду–...       Она вновь накрыла его губы, на этот раз своими.       Его глаза изумлённо расширились, потому как он был застигнут врасплох. Он уже дважды целовал эту девушку, и оба раза это было так горячо и страстно, даже если он знал, что они не очень опытны в этом деле. Настолько, что когда он чувствовал её язык на своём, она тут же отступала от поцелуя, от чего Сома призадумался, насколько же чувствительна эта девушка в этой области. Но это? Она поцеловала его так нежно, без языка, без силы, просто нежно прижалась к нему, так мягко, что он боялся пошевелить своими губами, чтобы не поцарапать её губы.       И как всё началось, так и закончилось, когда она отстранилась, оставив между ними небольшой след слюны, который она быстро вытерла рукавом.       — Ого, — выпалил Сома, а потом покраснел и попытался притвориться, что ему всё нипочём. — То есть, я не ожидал, типа–...       — Было несложно, — ответила Эрина, и это заставило его почти потерять дар речи.       К нему прокралась мысль, не будет ли грубо продолжить сейчас поцелуй, потому что он хотел этого, но он также боялся, что никогда не сможет повторить тот поцелуй, который она только что подарила ему. Но прежде чем он успел что-либо сделать, она заговорила.       — Во всём виноват мой отец.       Глаза парня снова полезли на лоб, но на этот раз от тревоги.       "Её отец?" – подумал Сома, ощущая лёгкое беспокойство. – "Я никогда раньше даже не слышал о её отце. Мне всегда казалось, что она потеряла родителей, раз живет с дедушкой и всё такое."       — ...Просто, когда ты ребёнок, ты не понимаешь, что означает жестокое обращение, — начала Эрина, и его глаза почти выпали из орбит в тот момент, когда его мозг обработал слово «жестокое обращение». — Он папочка, и он всегда будет папочкой. Он бьёт тебя, потому что ты плохая, или запирается с тобой в комнате, потому что он заботится о тебе, защищает тебя от опасностей мира, который забрал маму.       Сома был ошарашен. Он слышал, что она говорит, но слова подводили его.       — И он не был ужасным, временами он был добрым, — продолжала девушка, в её глазах стояли слёзы, когда она говорила. — Он дарил мне подарки, читал мне сказки на ночь и играл со мной в глупые игры. А иногда он шлёпал меня за то, что я не хотела есть, бил меня, потому что я кричала в ответ, и оставлял меня одну в запертой тёмной комнате, потому что я не смогла различить два дурацких соуса. Он ломал мои игрушки, говорил, что я их не заслуживаю, даже если это мама купила их для меня. А потом, на следующий день он приходил ко мне. И он плакал. Говорил мне, что ему очень жаль. Что он любит меня; что он больше никогда не сделает мне так больно. Что он знал, что был плохим папой. А потом я плакала и говорила ему, что верю ему. Что он не был плохим папой. И я умоляла его не бросать меня, и он обещал, что не бросит. И я верила ему... снова, и снова, и снова.       — ...Эрина, — смог прошептать Сома как только почувствовал, что она на секунду приостановила поток мыслей и слов.       Он никогда бы не подумал, никогда бы и за миллион лет, что такое случилось с Эриной. Он и представить себе такого не мог. Ни от его родителей. Ни от кого, вообще. И всё же, это прозвучало так ярко, так откровенно ужасно, так честно, что у Сомы не осталось сомнений в том, что Эрина действительно страдала.       — ...В общем, вот такая история стоит за всегда такой идеальной принцессой Академии Тооцуки, — говорила она почти надламывающимся шёпотом, её взгляд переместился с Сомы на глухую стену рядом. Слёзы грозили вырваться из её нежных глаз. Её алое, полное сильных эмоций лицо скривилось в измученной улыбке, и она издала выдавленный из себя смешок. — Оказывается, ледяная королева Тооцуки всего лишь жалкая, никудышная маленькая девочка, прячущаяся от её папы.       — Это не делает тебя меньше принцессой, — без всяких колебаний заявил Сома, чем удивил Эрину. Она моргнула, глядя на него.       — Не делает меня меньше принцессой? — медленно повторила она.       — Ага, типа того, — начал Сома, звучал он угрюмо, когда пытался объясниться. — Принцесс всегда держат в башне и их всегда охраняют мерзкие драконы, или злодеи, или ещё кто-нибудь, — объяснил он. — Но от этого моё мнение о тебе совсем не поменялось. Если уж на то пошло, меня это выводит из себя. Я не могу представить, чтобы кто-то наложил на тебя руку, даже если это твой отец. Может, я и не знаю всех его обстоятельств, но мне всё равно кажется, что это неправильно. Но...       Сома замолк, не зная, как правильно выразиться. Эрина просто уставилась на него, не в силах отвести взгляда от его лица. Она так волновалась, что проявила такую уязвимость перед ним, и вот он здесь, его отношение к ней совершенно, ни капельки не изменилось, несмотря на то, что он узнал о ней то, что мало кто знал. То, что знала только её семья.       — Как бы банально это ни прозвучало, позволь мне это сказать, и я сомневаюсь, что когда-нибудь повторю это, так что поступай с этим, как пожелаешь, но... — заявила Эрина, воспользовавшись возможностью, предоставленной Сомой, когда он потерял ход мыслей.       Парнишка смотрел на неё ожидающими глазами, несомненно, гадая, собирается ли она ещё что-нибудь сказать. И она сказала, только не о своём прошлом. Речь шла о её будущем, и никогда в жизни она не ожидала, что произнесёт такие слова.       — Я люблю тебя.       И вновь, слова подвели его.              

***

      Улицы города были поразительно оживлёнными, пешеходов было столько, сколько хватало глаз, а движение почти стояло на месте. Этого следовало ожидать, ведь было уже шесть часов вечера, и многие офисные работники и чиновники уходили с работы и возвращались домой, шли за покупками или на встречу с друзьями. Однако, менее ожидаемым, по крайней мере, для двух участников стажировки, застрявших в этой пробке, был тот факт, что их водитель был не кем иным, как маньяком, когда та садилась за баранку. Женщина слишком круто сворачивала, меняла полосы движения без единого сигнала и ускорялась в одно мгновение, если это означало успеть проехать светофор за миллисекунду до того, как он загорится красным. А тем временем два её «ученика» на заднем сиденье, которых швыряло влево и вправо из-за резких движений автомобиля, держались изо всех за ремень так, как будто от этого зависела сама их жизнь.       — Люди сегодня такие грубые, — весело заявила их нынешняя «начальница» Хинако Инуи, так, словно она буднично и беззаботно гуляла по парку. — Всегда так спешат. Ну да ладно, — её мягкий тон не сходился с её безжалостным вождением, ведь даже милая старушка, переходящая улицу, не была бы в безопасности от неё (согласно Хисако и Такуми). Когда Хинако заговорила, она повернулась лицом к ним, отчего пара стажёров заметно напряглись, так как в данный момент они ехали, причём на довольно высокой скорости. — Вы какую музыку любите? Случаем не поклонники таких групп, как «Tokyo Karenkoron» или, может, поп-вокалистов, типа Сэико Оомори? Или, может быть–...?       — Можете включить что-угодно, только пожалуйста, глаза на дорогу, госпожа Инуи, — Хисако заставила себя быть как можно более вежливой и улыбнулась женщине, пытаясь унять дрожь в коленях.       Хинако, к их ужасу, бросила на них растерянный взгляд и несколько страшных секунд не сводила с них глаз, прежде чем улыбнуться и наконец уделить дороге столь необходимое ей внимание.       Убедившись, что Инуи действительно смотрела, куда ехала, Хисако достала телефон, чтобы проверить, нет ли у неё сообщений, которые нужно просмотреть – в надежде отвлечься от этой смертельной поездки, в которой она сейчас находилась. Однако, к её ужасу, телефон был полностью разряжен.       "Серьезно, он уже разрядился? Блин, я ведь я совсем забыла поставить его вчера на зарядку", – подумала она про себя. – "Вот что случается, когда ты переводишь всё своё внимание на внезапные поездки вместо того, чтобы сосредоточиться на самом необходимом...."       — Знаешь, не так я представлял себе, как умру, — буркнул тихо Такуми, чтобы их наставница не повернулась снова к ним, но после его слов Хисако слегка хихикнула.       Арато никогда раньше не общалась с Такуми, да на самом деле вообще ни с кем не общалась подолгу, кроме Эрины, и всё же она находила его довольно лёгким в общении. В каком-то смысле он был похож на Сому, что делало их почти одностороннее соперничество более милым в её глазах. Кроме того, итальянец был удивительно спокоен, даже перед лицом ближайшей смерти.       — Я тоже, — ответила Хисако, чувствуя, что чуть-чуть расслабилась, потому что машина подъехала к красному свету и остановилась. О да, несколько секунд спасительного спокойствия. — Я всегда представляла, что, раз уж наша жизнь будет вертеться вокруг еды и кулинарных работ, я слягу от неизвестной пищевой аллергии или случайно отравлюсь лечебными травами.       — Я бы предпочёл что-нибудь помасштабнее, — заявил Такуми, его голос оставался достаточно тихим, чтобы его слышала только Хисако, в то время как сам итальянец смотрел на Хинако, которая, судя по всему, копошилась в своём смартфоне, вероятно, ища какую-нибудь музыку. — Например, отправиться в дикую природу ради экзотических ингредиентов и в старости, предпочтительно, принести себя в жертву какому-нибудь чудищу или пасть под рушащимися древними руинам, чтобы мои ученики смогли спастись. Вот в этом духе.       — Как-то слишком фантастично звучит, — Хисако улыбнулась, когда черты лица парня изменились с задумчивых россказней на более серьёзный взгляд.       — Да? — спросил он, всё ещё размышляя над своими перспективами. — Возможно, ты права. Так или иначе, этот разговор скатился куда-то не туда, не думаешь?       — Да? — передразнила она его.       Такуми озорливо нахмурился на неё, отчего она немного заёрзала и поправила себя на сиденье. Девушка не замечала этого раньше, но она сидела ужасно близко к парню, хотя на заднем сиденье было достаточно места для троих человек. От этого она капельку заалела, Хисако лишь надеялась, что он этого не заметил, потому что, несмотря на то, что она была сосредоточена на учёбе и на помощи Эрине, Хисако не могла выбросить из головы разговор, который состоялся у неё с Эриной. В нём её лучшая подруга – чопорная и всегда, во все времена правильная принцесса – рассказала ей, что она и Сома Юкихира стали парой. Или типа того, потому что Эрина была Эриной и никому не признавалась в очевидных вещах.       Тем не менее, это заставило Хисако задуматься, особенно когда она ложилась спать: если Эрина нашла кого-то особенного, значит ли это, что у неё тоже получится? Будучи девушкой, воспитанной на сёдзё-манге, как и сама королева, романтика была тем, о чём Хисако часто фантазировала в раннем возрасте. Но здесь, в реальной жизни, всё было иначе. Ни случайных признаний, ни внезапных встреч, ни тайного суженого. Ближе всего к романтике она подошла, когда Нао Садацука решила преследовать её, а не Эрину, что, хотя и было лестно, но граничило с жутью.       Но Такуми? Если отбросить все шутки в сторону, она действительно не смогла бы найти более похожего на сёдзё протагониста парня, даже если бы попыталась. Тогда, стоит ли ей попробовать? Заинтересован ли он вообще в таких вещах?       — Что там у тебя? — его вопрос заставил её слегка подскочить, так как она погрузилась в свои мысли, настолько, что даже не заметила, что машина снова движется. Такуми же просто указал на кейс, который входил в её багаж. Из-за того, что кейс отличался от других сумок и снаряжения, тот сильно выделялся на фоне остальных. Означало ли это, что он мог легко узнать вещицу внутри, если попытается? Трудность сказать.       — О, это, — заикаясь, пролепетала она, не зная, стоит ли ей признаться или нет.       Хисако даже не соглашалась заниматься этим, но Сому выгнали из Тооцуки, а Эрина ушла, чтобы найти его, и кто-то должен был взять это на хранение.       — Я держу там мой музыкальный инструмент, — соврала она.       Самое близкое к музыке, что Хисако могла исполнить, была музыкальная тема из «Super Mario Bros.», постукивая карандашом, когда ей было скучно делать уроки.       — Ты на чём-то играешь?       К её ужасу, Такуми казался очень заинтересованным. Почему этот мальчик так заинтересовался единственной ложью, которую она сказала?       — Ага, — снова соврала она, её сердечко учащалось на удар с каждым словом.       — На каком? — его интерес никуда не девался, его глаза загорелись, и он чуть подвинулся к ней, отчего она инстинктивно отодвинулась назад.       — Я, э-э, ну... — заикалась Хисако, пока её мысли бешено метались. "Какой инструмент там поместится?" — Ну, эмм... труба, конечно же?       Это больше прозвучало как вопрос, чем утверждение, но она надеялась, что любой ангел-хранитель, который ещё не отказался от неё, помешает этому парню попросить её сыграть что-нибудь, иначе ей придётся, как-то, использовать этот чёртов нож как трубу.       — Честно скажу, не ожидал от тебя, — признался Такуми, выглядя довольный ответом.       "Я сама-то не ожидала", — подумала Арато, изо всех сил стараясь сохранить улыбку «пай-девочки» на лице, пока парнишка не сменит тему, или Хинако не попадёт в автоаварию, или ещё что-нибудь.       — Хороший кейс, он чем-то даже похож на тот, который у меня был когда-то, — признался Такуми, когда пот начал градом литься с Хисако.       "Ну естественно он похож, потому что это он и есть!!!" – внутренне кричала она, пытаясь выглянуть в окно, чтобы увидеть хоть что-нибудь, на что можно было бы указать и сказать: «Эй, глянь, там собака писает на гидрант! Разве природа не прекрасна?».       — Может помнишь? Я в таком раньше носил мою мец–... — но не успел Такуми продолжить, как его прервали, проведя пальцем по его щеке, отчего парень в полнейшем замешательстве повернулся к Хинако, которая опять смотрела не на дорогу, а на них двоих. — ...Госпожа...?       — ...Из вас двоих выходит такая милая парочка, — без стыда заявила она, чем вызвала шок у Такуми и ужас у Хисако.       – Всё совсем не так, ну, то есть... — заикнулся Такуми, не понимая, откуда взялось это утверждение.       — Разумеется нет, госпожа Хинако, мы ведь просто коллеги, друзья даже, но, то есть, — пыталась объясниться Хисако, оправдывающе размахивая руками перед собой, но не смогла вызвать никакого ответа у своего «обвинителя».       — Да тут нечего смущаться, — заявила их наставница, когда снова сосредоточилась на дороге. Хисако, конечно, искала отвлечения, но не такого. — Просто вы двое напомнили мне Ко и меня, ещё в те времена. Ну, если не считать того, что он обижал меня каждый день. Или когда он переставал со мной разговаривать, то есть практически всегда... Или когда он... Вообще-то, если так подумать, у вас двоих гораздо более здоровые отношения, чем у меня, так что, наверное, оставьте их такими.       — ...Что? — вопросили Такуми и Хисако в недоумении. Бредни наставницы не имели никакого смысла.       — Под "Ко"... — начала Хисако, приложив указательный палец к подбородку и губам, как она часто делала, когда что-то изучала. Она бы надела ещё солнцезащитные очки, но они были спрятаны где-то в багаже. — Вы имеете в виду господина Коджиро Шиномию, я права?       — Шиномию? — повторил Такуми, задаваясь вопросом, как во всё это вписывается этот человек, элитный шеф-повар, к которому они сейчас ехали. Альдини знал, или, по крайней мере, слышал, что Коджиро Шиномия был близок с Хинако Инуи, но были ли они настолько близки?       — А кто ещё? — ответила Хинако, прежде чем постучать по экрану своего телефона, отчего он засветился. — Кстати говоря, мы вроде как несёмся нему без предупреждения, так что, наверное, в моих интересах предупредить его о том, что мы делаем... подождите, а что мы ещё раз делаем?       Такуми и Хисако сузили глаза и вздохнули, чувствуя всю безнадежность ситуации. Из всех «уважаемых авторитетов», к которым они могли бы обратиться за помощью, она была единственной доступной. Судьба Сомы Юкихиры находилась в руках этой женщины-ребёнка. Полные отчаяния глаза Такуми и Хисако встретились, когда они пришли к неизбежному выводу: Соме хана.       — Мегуми Тадокоро подслушала разговор Субару Мимасаки с Эцуи Эйзаном о том, как он разрушит репутацию Эрины Накири и как всё это может быть связано с исключением Сомы Юкихиры, — мастерски резюмировала Хисако, на что Хинако понимающе кивнула.       — Оу... точно, — ответила она, что немного успокоило Хисако и Такуми. — Понятно, ладно, тогда давайте сейчас наберём Ко.       Затем она так и поступила, подключив свой телефон по блютузу к динамикам автомобиля. Глаза Такуми и Хисако округлились, так как им казалось, что это должен был быть в основном личный разговор, а они собирались всё услышать. Но, опять же, подумали они, если эта женщина была такой ветреной на голову, то, вероятно, слухи о том, что между ней и Шиномии что-то было, наверняка неправда.       — Что тебе надо? Я занят, — раздался голос Шиномии через динамики машины, что заставило студентов Тооцуки непроизвольно напрячься. От этого человека исходила такая требовательная аура, что даже без его физического присутствия оба студента напряглись и сели совершенно прямо, лишь бы избежать от него нагоняя.       — Не будь такой букой, — Хинако надулась в ответ, но ничуть не поддалась его жёсткой ауре. — Со мной тут участники стажировки, — радостно заявила она, а затем добавила. — Скажите привет, детишки!       Хисако почувствовала себя неважно, да и Такуми выглядел не лучше. Что ещё раз Хинако хотела, чтобы они сделали?       — ...З-здравствуйте, господин Шиномия, — вежливо поздоровался Такуми, подавив свой полный и абсолютный страх, чтобы выдавить из себя эти слова.       — ...Д-да, как у вас дела, господин Шиномия? — формально выразилась Хисако, перепугавшись не меньше парня.       — ...Почему я разговариваю с этой детворой? — Шиномия проигнорировал вопрос Хинако, из-за чего оба участника стажировки ощутили себя оскорблёнными.       — Эй! Не надо так вести себя с нашими детишками! — ругнула его Хинако, на что Шиномия только фыркнул.       — Хватит звонить меня с бухты-барахты, я всегда занят. И ты тоже должна быть занята. Вместо того, чтобы названивать мне, лучше бы чему-нибудь научила эту шпану. Или завалила их, без разницы, — по голосу Шиномии было похоже, что он готов повесить трубку, пока в следующую секунду не заговорила Хинако.       — Мы едем к тебе в гости.       — ...Что?       — Мы едем к тебе в гости, — повторила она.       — И я спрошу ещё раз, — сказал Шиномия. — Что?       — У этих ребятишек проблема. Это касается твоих ребятишек. А также того ребёночка, о котором ты не затыкаешься и благодаря которому Джин выставил всё твоё дерьмо на показ, — Хинако так открыто использовала такие грубые выражения самым милым и «как ни в чем не бывало» тоном, что Хисако была совершенно впечатлена.       — Что, блин?! — а вот Шиномия явно не был впечатлен. — Мы здесь не для того, чтобы решать их проблемы! Если у них что-то на уме, кроме Тооцуки, то им пора собирать свои манатки и валить в закат. Хватит с ними нянчиться.       — Тут дело не в этом, — пояснила Инуи. — Судя по всему, тут всё серьёзно. И это затрагивает Тооцуки. Я всё расскажу тебе, когда мы приедем, что, к слову, не должно занять больше двадцати минут.       — Ты реально... — начал Шиномия, но прикусил язык. — Хинако, серьёзно, у меня нет на это времени. И у тебя тоже не должно быть. Сегодня у тебя не выходной день, я бы знал. Ты не можешь вот так просто уйти из ресторана и ввалиться ко мне. Мы можем решить все вопросы по телефону, при личной встрече или ещё как-нибудь. Так что не надо нагрядывать без предупреждения, как–...       — Я всё расскажу маме.       — ...ты любишь, — он остановился. — Погоди, что?       — Я всё расскажу маме, — ответила она, её голос оставался таким же мягким и милым.       — ...Ты говоришь о моей маме? — Шиномия сделал особое ударение на слове «моей», настолько, что Хисако и Такуми показалось, что мужчина оскорбился. — Я уже говорил тебе, заканчивай называть её так. Она не твоя мама!       — Моя.       — Нет.       — Моя.       — Ни фига.       — Моя, умноженное на бесконечность!       — Ты ведёшь себя как ребёнок, Хинако! — всплыли Шиномия, и Хисако не могла не задаться вопросом, слышит ли Мегуми всё это; вероятно, она была совершенно сбита с толку той единственной стороной разговора, которую могла слышать.       — Ну что же, ладно! — заявила Хинако, звуча уже немного серьёзнее. Настолько, что Шиномия буркнул «что» в ответ на её заявление. — То есть "что"? Я позвоню маме и скажу ей, что ты не пускаешь меня в свой ресторан, что ты не хочешь помочь этим бедненьким, беззащитным детишкам, и что ты не хочешь, чтобы я называла её мамой!       — Хинако, мою мать нельзя беспокоить из-за таких нелепых–...       — Поздно, — проигнорировала она его. — Уже звоню!       — Стой! Чёрт, да погоди ты! — Шиномия звучал откровенно перепуганным, настолько, что Хисако и Такуми едва могли поверить, что сейчас по телефону говорит тот самый Коджиро Шиномия. Ещё более удивительным было то, что он сказал дальше. — Да во имя же... Ладно! Веди сюда свою шпану, и мы разберёмся, чего бы там ни случилось. Только не говори об этом маме, ладно? Она почему-то нездорово тебя оберегает.       — Ну естественно, — вот так просто заявила Хинако, и, хотя Хисако не могла видеть её лица, она буквально чувствовала, как эта женщина победно ухмыляется. — Я её малютка принцесса и лучшее, что ты можешь надеяться получить, так что это само собой разумеется.       — Не искушай судьбу.       — Скоро увидимся, дорогой, — и с этими словами Хинако бросила трубку, оставив двух своих учеников в полном изумлении и ужасе от власти, которой обладала эта женщина.              

***

      — Тук-тук, — объявила Юкичико Эйзан вместо того, чтобы постучать в дверь, когда вошла в кабинет своего брата в Западном ресторане с широкой улыбкой на лице и своеобразным подпрыгиванием на месте. — Я не знаю, какую чёрную магию ты провернул, — сказала она парню, который в данный момент пытался насладиться перерывом в тишине и спокойствии, и ему не слишком нравилось, как её сестра внезапно вломилась в его кабинет. Политика открытых дверей не была одним из самых любимых принципов его бизнеса, и не то имелись причины. — Но, блин, ты полностью аннигилировал вчерашнее заявление Накири!       — Да? — спросил Эцуя, на самом деле заинтересовавшись сказанным Юкичико. В конце концов, раз уж они собирались говорить о нём, то это само по себе было достойно разговора. — Я был немного занят здесь, работал весь день, в отличие от некоторых, так что просвети меня, какое чудо мне удалось сделать.       — Ты не следил за продажами в том приложении? — Юкичико звучала удивлённо, но в то же время разочарованно. — Стыд и позор, братец мой, не знай я тебя лучше, могла бы подумать, что ты боишься увидеть, как будут выглядеть эти цифры, когда их подкрепила сама "Божественный Язык".       — Если бы, — возразил Эцуя. — Я всего лишь был занят. Не мог отвлечься от важной работы. Данные, конечно, важны, но я не мог позволить себе отвлечься на то, что нужно было сделать, в отличие от того, что необходимо было сделать на самом деле.       — Короче, — продолжила его сестра, ничуть не поверив его оправданиям. — Они полностью разгромили нас в утренние и дневные часы. И я имею в виду, разгромили в пух и прах. Их продажи были огромными даже по сравнению с продажами нашего лучшего ресторана, то есть где я сейчас стою, и казалось, что если они сохранят темп в течение всего дня, то закончат с преимуществом в сорок три процента. Но, — она сделала паузу, проводя пальцем по приложению на своём телефоне. — Примерно в три-четыре часа дня они полностью потеряли весь успех.       — В смысле? — спросил Эцуя, смутившись такой новости. Он не ожидал, что ситуация измениться на корню так резко. — Что ты имеешь в виду под "полностью потеряли"?       — Ну, по словам очевидцам, они видели, как из ресторана выбежала Эрина Накири, словно там случился пожар, и спустя где-то час продажи начали падать. Сейчас сколько, шесть... — Юкичико замолкла, глядя на час, отображаемый в её телефоне. — А не, уже семь пятнадцать. И их продажи ещё ниже, чем вчера. Многие люди разочарованы. По словам работников, Сома Юкихира тоже ушёл полчаса назад, так что они работают на износ. После этого никакие красивые речи больше не убедят людей попробовать Центральный ресторан. Мы победили, и я не знаю, что ты сделал, чтобы заставить эту девчулю рыдать, но, блин, брат, ты беспощаден.       — Рыдать? — спросил Эцуя, вскидывая бровь и поправляя очки указательным пальцем.       — Если верить некоторым очевидцам, Эрина убегала в слезах, — ответила Юкичико, а затем добавила. — Но опять же, люди любят преувеличивать, так что, может быть, она просто переволновалась. Кто знает? Кого волнует? Мы победили!       — Действительно, — ответил он. Его нейтральное выражение на лице не изменилось, но внутри он был совершенно ошарашен всем этим. Эрина Накири, плачет? Выбежала из ресторана и бросила абсолютно всё, даже после всей той бравады, которую она продемонстрировала накануне вечером? Что, блин, там произошло?       "Возможно, это Мимасака постарался, причём гораздо быстрее, чем я предполагал. Если так, то я должен поздравить его с хорошо выполненной работой. Что же он такое придумал, что заставило её аж рыдать?" – задавался Эцуя вопросом, но даже тогда ему показалось, что что-то тут не вяжется. Однако, дарёному коню в рот не смотрят.       — Так... — продолжила Юкичико, всё так же радуясь новостям. — Наверное, мы уже можем начинать готовиться к нашему большому событию, до него ведь осталась всего неделя.       — Ага, — полусерьёзно кивнул Эцуя, всё ещё находясь в состоянии лёгкого шока от всего этого. — Отец в самом деле планирует значительно расширить наш бренд там, и с поддержкой Тооцуки мы сможем получить всё необходимое, чтобы провести шуточные соревнования и разжечь аппетит у всех. Или, по крайней мере, умаслить наших будущих инвесторов, чтобы они закидали нас деньгами.       — Так это... Может, ты как-нибудь убедишь этого вашего красавчика с Первого Места, ну, знаешь, принять участие во всём этом? — предложила Юкичико, мягко потянув брата за рукав, отчего он бросил на неё взгляд.       — Отец уже послал ему приглашение, но, боюсь, мой одноклассник Цукаса становится стеснительным, когда дело доходит работы с толпой, — объяснил Эцуя, вспомнив, как утомительно было работать с Первым Местом, несмотря на то, насколько впечатляюще тот владел ножом. Конечно, было бы очень зрелищно, если он всё же примет участие в соревновании и представлении, но его всё ещё гложили сомнения, что Цукаса согласится. — Но я всё ещё удивлен, что ты вообще находишь его привлекательным. Я готов поклясться, что ты даже не сможешь различить моих одноклассников.       — Я знаю его, и я знала о Божественный Язык до её приезда сюда, — ответила Юкичико, удобно умолчав о том, что, не считая этих двоих, она действительно не имела никакого представления о других студентах Тооцуки до того, как несколько из них появились в этом круизе.       — Так или иначе, — продолжил её брат, — постарайся не спугнуть его, если он согласится. Последнее, чего захочет такой асоциальный замкнутый человек, как он, это чтобы за ним бегала какая-нибудь педофилка.       — Ой, да иди ты, — огрызнулась в ответ Юкичико. — Я типа, сколько, на два года старше него? Вообще никакой разницы.       — Не то чтобы меня это волнует, — заявил Эцуя, как он всегда делал, — но разве у тебя уже нет парня?       — Вот не надо сейчас о нём, — в её тоне сразу послышалась некоторая сухость, что Эцуя воспринял как намёк на то, что личная жизнь его сестры в данный момент протекает не очень гладко. Впрочем, его это не особо то и волновало. — А что насчёт тебя? — спросила она, явно пытаясь сменить тему. — Приглянулись какие-нибудь девушки? Я имею в виду, ты Эйзан, занимаешь место в Элитной Десятке и всё такое. Это наверняка привлечёт хоть какое-то женское внимание, и самое меньшее, что ты мог бы сейчас сделать, это постараться не выглядеть так, будто проглотил лимон целиком.       — А это случайно сейчас не наша ежегодная попытка сблизиться как брат и сестра? — перебил Эцуя, встав со своего места, избегая смотреть в глаза сестре. Это помогло заставить её замолчать. — Потому что если да, то я бы хотел перенести это на другой день, потому что мой перерыв почти закончился, и я нужен в другом месте.       — Вот как? — поддразнила она, её голос был полон озорства, что заставило его вспомнить их детство. — По мне, так я попала в больное место. Братику одиноко.       — Если бы.       — А что насчёт той девочки? — спросила Юкичико, изо всех сил пытаясь вспомнить имя. — ...Кабураги, вроде?       — У нас с ней были всегда сугубо профессиональные отношения.       — Минегасаки?       — Из той же оперы.       — Кусуноки?       — Это вообще парень!       — ...Это из разряда "может быть", или...? — продолжала дразнить она, но Эйцуя просто повёл плечом и прошёл мимо неё. Он уже дошёл до двери, когда та распахнулась в нескольких сантиметрах от его лица. Младший Эйзан чуть не облил словесными помоями незваного гостя, когда понял, что это не тот человек, на которого он хотел бы ругаться. По крайней мере, вслух.       — ...Отец? — произнёс Эцуя, несколько удивлённый его приходу. Что это за внезапное воссоединение семьи?       — Папа? — Юкичико звучала так же растерянно, что говорило Эцуи о том, что она тоже понятия не имеет, зачем он пришёл.       — Вы оба, сядьте, — скомандовал Фукудзава Эйзан, и, бросая друг на друга растерянные взгляды, брат и сестра поступили, как им было велено. Как только они сели, их отец быстро перешёл к делу. — Я только что разговаривал по телефону с мистером Робертсом из «Стаффд Интернейшнл», нашим крупнейшим акционером со значительным отрывом. Он, а также другие наши акционеры, очевидно, были осведомлены о нашей внутренней конкуренции, разумеется, под предлогом дружеского соперничества. И хотя они согласны с моей позицией о предпочтении величия Академии Тооцуки в противовес более привычному подходу Сакамото, судя по всему, они всё ещё сомневаются.       — Всё ещё сомневаются, отец? — спросил Эцуя, он не был до конца уверен, что его отец под этим подразумевал. — Если тебя беспокоят наши сегодняшние продажи, тогда не волнуйся, я уже обо всём позаботился. Это всё из-за вчерашней речи Накири. Такого больше не повторится.       — Я знаю, — ответил его отец, оставаясь всё таким же невозмутимым. — Я сам всё понял после ознакомления с графиками. Я даже поделился этим с мистером Робертсом. Тем не менее, похоже, ты всё равно кое-что упустил из виду.       — Прошу прощения? — Эцуя звучал прямо-таки оскорблённым. — Что?       — Позволь мне объяснить, — сказал его отец. — Представь себя бизнесменом, в чем у тебя уже есть некоторый опыт, ты отдал компании целое состояние в надежде, что она возьмёт эти деньги и приумножит их. У тебя есть пять ресторанов, основной источник дохода круиза, а с нашим запланированным расширением – самый большой фактор, который побуждает наших гостей выбирать именно нас, а не десятки других конкурентов. В такой ситуации ты будешь анализировать все показатели этого бизнеса, а не только продажи на конец дня или еженедельные продажи.       — Переходи уже к сути, пап, — перебила Юкичико. Они не были детьми; они сами прекрасно осведомлены об этом.       — Хорошо, — ответил их отец. — В то время как последние два дня пять наших ресторанов соревновались между собой, сегодня, с момента открытия и до четырёх часов дня, в Центральном ресторане были самые большие продажи за всю историю круиза. И я имею в виду с момента его основания. Теперь вы оба понимаете, что я пытаюсь сказать?       — Серьёзно? — спросила Юкичико, едва не прикусив язык, чтобы не ругнуться. Она знала, что Накири увеличила продажи на крепкий процент, но она так и не удосужилась проверить, насколько рекордно высокими могут быть эти цифры.       — Очевидно, — Эцуя, с другой стороны, звучал менее потрясённым, — это из-за Накири. У Божественного Языка впечатляющая репутация, и она в дополнении ко всему чуть ли не само лицо Тооцуки. Если уж на то пошло, то поддержка Тооцуки – которая, напомню, стала нашей благодаря мне – ещё больше склонит инвесторов в нашу сторону. Это беспроигрышный сценарий.       — Ты так уверен в этом, Эцуя? — тон отца раздражал его, как будто он всё ещё что-то упускал из виду.       — Тогда что ещё?       — Я повторю ещё раз, самые большие продажи за всю историю, с открытия и до четырёх часов, — повторил отец, и при этом глаза Эцуи сильно округлились. — Эрина Накири закончила работу в три, а это значит – и это видно из платёжной ведомости – что в течение целого часа Сома Юкихира продолжал в одиночку добиваться рекордных результатов. Всего один юноша на кухне, против четырёх других ресторанов, где на каждой кухне работает минимум восемь человек, включая по одному студенту из Элитной Десятки. Сома Юкихира, тот самый юноша, о котором ты говорил мне, что он ничего особенного не представляет из себя, и которого выгнали из Академии Тооцуки. Как ты думаешь, если станет известно, что наши самые большие результаты могут быть достигнуты таким ничтожеством, как он, наши инвесторы будут так же склонны дать нам сумму денег, необходимую на найм выпускников Тооцуки? Я тебе больше скажу, они скорее наполнят карманы Сакамото золотом, если ему удастся убедить сына Джоичиро остаться здесь работать.       — Да вы издеваетесь надо мной, — зарычал Эцуя, приложив руку ко лбу, когда почувствовал приближение мигрени. — Это была случайность. Люди уже находились там. После этого часа продажи стали резко падать. Ничего такого!       — Это настоящий анализ или просто зависть, Эцуя? — спросил отец, глядя ему прямо в глаза, и Эцуя захотелось закричать. Он знал своего отца, он знал, чего тот хочет, прежде чем спросить, и ему это ни капли не нравилось. — Ты подал мне этого мальца как бездарного халтурщика, который просто встал на пути одного из твоих клиентов в квартале Сумирэ в тот раз. И всё. Но я не позволю, чтобы какая-то мелкая ссора между вами двумя стоила мне миллионов. Мне нужны эти спонсоры, мне нужно, чтобы эта презентация прошла без сучка и задоринки. Мне нужно, чтобы все поверили, что работа на наших круизных лайнерах – это то, к чему должен стремиться каждый выпускник Тооцуки. Но чтобы это сработало, я не могу допустить, чтобы наши рекордные показатели были под стать беглой принцессе и какому-то оборванцу из уличного ларька. Я ясно выражаюсь, Эцуя?       Несмотря на весь свой гнев, несмотря на то, как сильно он ненавидел всё и вся в этот самый момент, Эцуя Эйзан в своей основе был прежде всего бизнесменом. Он с самого начала знал, что у Сомы Юкихиры есть талант. Он был в этом совершенно уверен. Поэтому его желание сокрушить его росло экспоненциально, но почему, спрашивал Эцуя себя, он никогда прямо не вызывал Юкихиру на поединок сёкугеки? Эцуя был уверен, что мог бы сокрушить парня. Да и сейчас мог бы, верно? Верно?       Но сейчас было не время и не место для этого. Ему нужно было решить эту «проблему Сомы Юкихиры» раз и навсегда. Он посмотрел на отца, который всё ещё ожидал от него ответа. Эцуя Эйзан, укрепив свою решимость, посмотрел отцу прямо в глаза и произнёс:       — ...Кристально.              

***

      Прошло ровно двадцать минут с того момента, как Хинако Инуи позвонила Коджиро Шиномии, и они подъехали к ресторану «Шино Токио». Ещё примерно двадцать минут у них ушло на то, чтобы найти полуприличное место для парковки, учитывая, насколько безумно переполнен был сам ресторан. А под «полуприличным» местом для парковки подразумевалось «пройди пять минут, прежде чем увидишь ресторан Коджиро Шиномии». К счастью, Такуми никогда не боялся лёгкого ветерка и прохлады позднего вечера, и большая часть их багажа всё равно осталась в машине. Ну, за исключением «трубы» Хисако, которую она настояла взять с собой в ресторан и, несмотря на предложение Такуми понести кейс за неё, она категорически отказалась. Насколько же была увлечена музыкой эта девушка?       — Ах, ну разве вы, детишки, не любите запах «я бесконечно лучше чем ты» после обеда! Таким может похвастаться только «Шино»! — гордо заявила Хинако, когда она и её студенты вошли в ресторан и направились к стойке с хостесом. Инуи быстро завязала разговор с одной из официанток, а Такуми в это время любовался интерьером. Несмотря на весь снобизм Шиномии, итальянец был вынужден признать, что у него очень хороший вкус в вопросах дизайна. Не говоря уже о том, что запах, шедший с кухни, просто опьянял.       — Вот это я называю "жить мечтой"! — сказала Хисако, стоя сбоку от него, с кейсом для «трубы» в руке и также любуясь убранством ресторана.       — Вполне-вполне, — согласился Такуми. — Хотя, на мой вкус, немного переборщили здесь. Я больше предпочитаю что-то более, как бы выразиться, гостеприимное и тёплое.       — Оу, а ведь точно! — вспомнила Хисако. — Твоя семья ведь тоже вроде бы владеет рестораном, верно? Ты как-то упоминал об этом.       — «Траттория Альдини» – моя гордость и отрада, и никакой гламур не сможет этого изменить, — Такуми говорил с такой гордостью и убеждённостью, что Хисако почувствовала лёгкую зависть, но не к верности к сказанному Такуми, а к тому, что он может говорить о чём-то, что называет своим, с такой любовью и преданностью. — Конечно, его можно немного подкорректировать, но когда отец отойдёт от дел, а мы с Исами возьмём управление рестораном на себя, я смогу сделать его ещё более подходящим для людей со всего мира.       — Похоже на непростую задачку, — подметила Хисако.       — Возможно, но кстати, — внезапно сказал Такуми, повернувшись к малиноволосой девушке. — Тебе стоит как-нибудь навестить «Тратторию Альдини». Может быть, на зимних каникулах. Я знаю, что ты захочешь побыть с семьёй и друзьями, но было бы здорово, если бы к нам заглянул кто-нибудь из Тооцуки на праздники. Уверен, мой папаня будет не против. Особенно, когда он увидит, какое волшебство ты можешь творить со всеми этими травами и медицинскими рецептами. Он наверняка назовет тебя богиней.       — Что! Я... я... — девушка совершенно растерялась и смутилось от такого комментария и приглашения. Она? Богиня? Эрина была богиней, но она? И что это ещё за внезапное приглашение? Это почти походило как что-то из сёдзё-ма–...       ...и теперь она чувствовала, как у неё вскружилась голова.       — Что? — спросил Такуми, совершенно не ведая её внутренней дилеммы. Но не успел он продолжить, как их прервал громкий визг, наполнивший обычно тихий ресторан.       — Хинако! — заверещала молодая девушка с волосами бирюзового окраса, выбежав из кухни и практически вцепившись в их наставницу. Хинако сама начала смеяться, обнимая девушку в ответ, обе они выглядели как счастливые школьницы, а не как уже работающие женщины. — Что ты здесь делаешь?!       — Привет, Люси, — радостно улыбнулась Инуи, всё ещё обнимая подругу. — Я позвонила Ко и сказала ему, что мне нужно зайти. В кои-то веки это по делам!       — Этот засранец! — озорливо рыкнуло Люси Хьюго, одна из главных поваров «Шино Токио». — А нам не сказал, что ты зайдёшь! Я бы приготовила что-нибудь, если б знала. Ты ведь останешься на чуть-чуть, останешься ведь?       — Хм... возможно, — подумала вслух Хинако, затем повернулась к своим ученикам, как бы спрашивая их, как долго они собираются задержаться здесь. Они оба пожали плечами, так как понятия не имели, даже как вообще начать всё это.— ...да, скорее всего.       — Зашибись! — запищала Люси, всё ещё цепляясь за Хинако, и она бы держалась за неё и дольше, если бы её внезапно не отдёрнули.       — Люси, прошу тебя, ты устраиваешь сцену, — сказала двум женщинам менеджер по обслуживанию Гао Вэй, когда Люси надулась, а Хинако просто улыбнулась. — И, привет, рада видеть тебя здесь, Хинако. Теперь понятно, почему босс так на взводе. Стоило догадаться, что это из-за тебя.       — Так ты тоже здесь, Гао? — спросила Хинако, хотя ответ был очевиден. — Это значит, Абель сейчас на кухне, угадала?       — Агась, — ответила Гао. — Он там развлекается, пытая стажёров, или, по крайней мере, он намеревался, но Субару в итоге полностью скопировал его и уже несколько часов сводит его с ума.       — Субару... — отметила Хинако, вспомнив, что он один из студентов, вовлечённых во всё это. — На самом деле, он одна из причин, почему я здесь...       Люси и Гао приняли растерянный вид, но пока три женщины разговаривали, Такуми и Хисако встретили знакомое лицо. Оно выглядело очень уставшим и измождённым, что, впрочем, не слишком далеко от того, как она обычно выглядела, когда на неё сильно давил стресс.       — Такуми! Хисако! — быстро воскликнула девушка.       Такуми с Хисако почувствовали вместе сильную радость от того, что увидели знакомое лицо после того, как им показалось, что прошло больше года на этом событии Дни стажёра.       — Мегуми!       Мегуми Тадокоро быстро подбежала к ним, одетая в форму «Шино Токио» и в меру грязная. Трио принялись обниматься так сильно, как только могли, причём Такуми и Хисако обнимали Мегуми так, будто девочка была намного младше их. И пока они обнимались, а Мегуми изо всех сил старалась не заплакать прямо там, Такуми с Хисако заметили, что их подруга очень сильно испачкана. Бедняжка, похоже, занималась всеми заготовками, и даже, кажется, была вся в крови!       — Кого ты уже успела убить? — спросила Хисако, когда все трое закончили обниматься, а Мегуми пыталась сдержать слёзы. Они никогда не ожидали, что будут ощущать такую близость, но, похоже, выживание в Академии Тооцуки делало вас товарищами на всю жизнь.       — Может, она сама позаботилась о "проблеме Субару" ? — сделал догадку Такуми, а Мегуми просто одарила его самым «да я бы никогда» взглядом, который только можно себе представить.       — Нет, господин Блондин заставляет меня делать все заготовки на завтра, — объяснила Тадокоро, её голос всё ещё икал от желания расплакаться, как маленькая девочка. — Я разделывала курицу: на грудку, бедра, крылья и ножки. Там была кровь, поэтому, когда я использовала электропилу, она забрызгала меня ею, хотя на мне был плотный фартук, — рассказала она так, будто обвиняла Абеля Блондина в плохом обращении с ней. — Но я не могу поверить, ребята, что вам удалось приехать сюда.       — Это было... — начал Такуми, но потом посмотрел на Хисако.       — ...на удивление легко, — закончила Арато, и Такуми лишь кивнул.       — Понятно, — сказала Мегуми, но не успела она продолжить, как почувствовала внезапный холодок, пробравший её со спины: двери ресторана снова открылись, и раздался знакомый голос.       — Очень неожиданно, — сказал Субару Мимасака, что его встретили не только Мегуми, но и участники стажировки, Такуми и Хисако. — Мне показалось странным, что господин Шиномия вызвал меня на внезапную встречу. Приятно встретить тебя здесь, Альдини.       — Мимасака, — поприветствовал его Такуми в равной форме, сузив глаза и скрестив руки, когда более высокий парень посмотрел прямо на него.       — О, и приветствую тебя, Хишоко, — предложил Субару малиноволосой, которая тут же нахмурилась.       — Хисако! — поправила она, злясь на парня, который выглядел искренне потрясенным её вспышкой. — Как?! Ну-то ты должен знать моё имя!       — ...извини, — извинился он, искренне удивившись. Субару никогда не изучал её так подробно, как Альдини или Юкихиру, поэтому решил, что её зовут «Хишоко», как её называла Алиса Накири. Видимо, нет. Ему надо будет исправить это в досье.       — Вы четверо.       Ученики замерли, услышав угрожающий, но слишком знакомый голос, обращённый к ним. Они не заметили его присутствия, пока не стало слишком поздно, и в тот момент все четверо почувствовали, что им как-то не по себе, поскольку Коджиро Шиномия продолжил отдавать им команды.       — За мной.              

***

      Шиномия отвёл Мегуми, Такуми, Хисако и Субару в одно из подсобных помещений «Шино Токио», где их сразу же встретил вид полностью подготовленной кухни, с ингредиентами и посудой, готовой к использованию. Тут Мегуми поняла, куда её начальник внезапно исчез из ресторана сразу после телефонного звонка. Он был здесь, внизу, готовил всё это. Если бы она не знала лучше, всё это могло бы показаться ей подстроенным под что-то ужасно знакомое.       Например, под сёкугеки.       — Итак, — начал Коджиро Шиномия, говорил он всё так же серьёзно и строго. — Вы все подождите здесь минутку. Позвольте мне сначала разобраться с одним маленьким делом.       Шиномия повернулся к Хинако, которая только что вошла в подсобку, выглядя такой же удивлённой, как и ребята. Шиномия сделал несколько шагов к ней, схватил её за воротник рубашки и притянул к себе, подальше от студентов. До того, как пара взрослых оказались вне пределов слышимости, студенты Тооцуки успели расслышать, как Шиномия сказал Хинако что-то вроде: «Объяснения, сейчас же».       И, судя по всем тем телодвижениям, которые Инуи выделывала во время разговора с ним, она вроде как хорошо всё объясняла, хотя они и не были до конца уверены, что именно.       Всё это время Мегуми едва сдерживалась, чтобы не задрожать от одной только мысли о происходящем. Они были здесь из-за того разговора, который она подслушала, и они собирались ввязаться неизвестно во что. Ещё хуже было то, насколько же всё было накалено и напряжено. Такуми, как бы она не заботилось о парнишке, она не могла отрицать его сходства с её красноволосым другом. Он носил свои эмоции на рукаве, выставляя их на всеобщее обозрение, и было ясно, что он прямо-таки кидает колкие взгляды в сторону Субару. Субару же, хотя и вёл себя более спокойно, всё равно был явно взволнован всем этим. Несмотря на то, что в помещении, где они сейчас находились, было холодно – в конце концов, это было складское помещение – он заметно вспотел. Даже Хисако, единственная, кто, по мнению Мегуми, сохранял спокойствие во время всего этого, смотрела на Шиномия и Хинако с выражением «Боже мой, что мы наделали».       Им всем кабздец, если Мегуми сейчас была самой собранной из всех, отметила сама Мегуми.       — Это всё ещё звучит слишком надуманно, — сказал Шиномия, когда возвращался к ним, заставив всех четверых перевести внимание на их наставников. Хинако шла за ним, буркнув «Но это правда», на что мужчину не обратил никакого внимания.       Встав перед четверкой, скрестив руки и требуя внимания, Шиномия начал говорить:       — Ладно, слушайте сюда. Похоже, по Академии Тооцуки ходят очень неприятные слухи о некоторых из вас, участниках Дней стажёра. Чаще всего школьные сплетни не стоят ломаного гроша, поэтому на них не надо даже обращать внимание. Однако, когда выдвигаются такие серьёзные обвинения, даже в шутку, настоящий повар просто не может допустить, чтобы его репутация была запятнана клеветой или оскорблением. В конце концов, средства к существованию повара полностью зависят от его репутации, которую он приобрёл за время своей работы и обучения. Будете ли вы открывать свои собственные рестораны или пойдёте работать в уже существующие компании, это зависит от каждого из вас, но помните, что ваша репутация будет с вами до самой пенсии. И она будет влиять на любую, абсолютно любую работу, которую вы в итоге займёте, будь то положительно или отрицательно. Как нынешние работники «Шино Токио» и «Кириноя», соответственно, такие слухи могут также повлиять на те самые рестораны, которым вы сейчас посвящаете свои время и труды.       Глаза Мегуми расширились от всего этого. Каким бы строгим, а иногда и грубым ни был этот человек, Коджиро Шиномия был мудр не по годам. Это был самый настоящий выпускник Тооцуки, человек с ясной головой на плечах и сильным и чётким видением того, как всё устроено. Тадокоро была впечатлена всем этим. Несмотря на все их размолвки, она не испытывала к Коджиро Шиномии ничего, кроме уважения.       "И всё же", – размышляла Мегуми. – "Чего он добивается? Он пытается выбить признание, что ли? Не похоже, что он сильно-то поверил в то, что рассказала ему госпожа Инуи."       — И потому, с учётом всего сказанного, — продолжил Шиномия, его тон был пропитан смертельной серьезностью и не оставлял места для прерываний. Даже Хинако вела себя совершенно тихо, что в глазах Шиномии само по себе было чудом. — Я предупреждаю вас. Эти обвинения, которые только что дошли до моего сведения, могут привести к окончанию чьей-то карьеры. Если у вас есть доказательства, это будет сигналом к концу обвиняемого. В противном случае, без доказательств, это будет означать конец самих обвинителей. Итак, — он сделал паузу, окинув пристальным взглядом всех четверых. — Объяснитесь.       Все они потеряли дар речи, поражённые страхом, который излучала его угрожающая аура. Шиномия ожидал такого, но, к его удивлению, первым заговорил тот, от кого он меньше всего этого ожидал.       — Эмм... Мы искренне не питаем никакой злобы ни к кому из вовлечённых, — тишину нарушил тихий голосок Мегуми, её рука была поднята, как бы прося разрешения говорить. — Такуми и Хисако здесь из-за того, что я им рассказала, из-за того, что я подслушала. Это полностью моя вина, а не их, в том, что–...       — Не слушайте ее, господин Шиномия, — перебил Такуми, встав во весь рост и взглянув старшему повару прямо в глаза. — Мы с Хисако пришли сюда, потому что верим в надлежащее суждение. И мы считаем, что у одного из наших одноклассников несправедливым путём отобрали некогда многообещающую карьеру. Мы считаем, что Субару Мимасака приложил руку к исключению Сомы Юкихиры.       — Что? — Субару обернулся и уставился на Такуми широко раскрытыми глазами, то ли искренне ошарашенный, то ли притворно удивлённый; трудно было сказать, какая эмоция была более правдивой. Скорее всего, смесь обоих. — Моё участие в карьере Сомы Юкихиры закончилось на последних Осенних Выборах. Я больше не имел с ним никаких дел и... — запротестовал он, но прервал своё объяснение на полуслове, когда его встретило выражение лица Мегуми.       Мегуми Тадокоро не пялилась злобно, как Такуми, и не хмурилась, как Хисако. Она посмотрела на него так, как он никак не ожидал, с выражением чистой обиды и разочарования. Как будто она ожидала от него лучшего. Это не на шутку всполошило его.       — Господин Шиномия, — Хисако взяло слово, повторяя за Такуми. — Мегуми Тадокоро подслушала разговор между Субару Мимасакой и, как мы полагаем, Эцуя Эйзаном об их непосредственном участии в нынешнем затруднительном положении Сомы Юкихиры. Более того, они планировали ещё больше очернить репутацию Эрины Накири в Тооцуки, совершить прямое нападение на неё из-за её активного участия против семьи Эйзан на борту «Роскошного Круиза Хиэй», сэр!       "Как же сильно я проговорился, если они так много выяснили?!" – в отчаянии подумал Субару, вспоминая свой разговор с Эйзаном по телефону, когда туалет выдал Мегуми. – "Я помню, что мы разговаривали о том, что нужно подпортить репутацию Эрины Накири, в этом я уверен, но я точно не выдал тогда ни причастность Эйзана, ни то, как я приложил руку к изгнанию Сомы Юкихиры! Не мог я! Они сами до этого додумались, или на этом круизе происходит какое-то серьёзное дело? Проклятье! У меня не было времени, чтобы полностью подготовиться! Если меня сейчас будут допрашивать, я могу проговориться! Я должен заготовить себе легенду! У них наверняка нет доказательств, и если они не попросят мой телефон, у меня получится выйти сухим из воды!"       — Я предлагаю взглянуть на его телефон, — предложил Такуми, и Субару тут же захотелось придушить блондина. Сколько ещё раз этот парень будет занозой в заднице у него?       — ...Это всё? — спросил Шиномия всех четверых, к их удивлению. — Подозреваю, у вас нет доказательств того разговора, не так ли? — он обратился с вопросом к Мегуми, которая просто покачала головой. Она не записывала его, поэтому знала, что это её слово против его. — Тогда всё это совершенно бессмысленно, и всё, чего вы добились, это потратили моё время и время Хинако. А так дело не пойдёт. Поэтому мы поступим так. Вы четверо будете соревноваться друг с другом. Я приготовлю блюдо, что-нибудь простое, а ваша работа будет заключаться в том, чтобы повторить это блюдо и показать его мне. Победитель избежит исключения.       — Что?! — Мегуми чуть не грохнулась от шока, и её мнение поддержали остальные. Взгляд Шиномии заглушил их протесты, и они искренне извинились за то, что перебили. В конце концов, предложение было шокирующим, но не совсем. Заготовленная кухня была там с самого начала.       "Он с самого начала не собирался нас выслушивать", – подумала Мегуми, поняв, в чём заключалась хитрость волшебника. – "Он знает, что у нас нет доказательств. В его глазах, если мы хотим помешать Субару причинить вред, единственный способ сделать это – добиться его исключения. Но... это как-то неправильно. Должен быть какой-то другой способ..."       — Эмм... Ко...? — вклинилась Хинако, похоже, удивлённая не меньше студентов. — Мы договаривались совсем не об этом. Ты ведь не серьезно?       — Ещё как серьёзно.       — Но двое из этих ребятишек со мной! — жаловалась она, размахивая руками, когда встала прямо перед Шиномией. — И они хорошо показывают себя! Это будет нечестно, если их исключат. К тому же... ты не можешь так просто выгнать Меги.       — Хватит придумывать ей прозвища и перестань с ними нянчиться, — фыркнул Шиномия, прежде чем мягко отпихнуть её в сторону и сосредоточиться на студентах. — Итак, смотрите, что я приготовлю, потом будет ваш черёд.       И несмотря на все протесты Хинако, Шиномия быстро принялся за работу и приготовил для студентов Тооцуки простое блюдо. Несмотря на всю его простоту, Коджиро очень скрупулезно показал им, как его приготовить, шаг за шагом, объясняя каждый незначительный аспект. В скором времени на столике появилось блюдо из помидора, фаршированного мясом и овощами, с добавлением петрушки для поддержания аромата. Всё было до предела просто, и он закончил менее чем за полчаса, несмотря на частые паузы для объяснений.       — Я называю это «Фаршированным помидором», и, как вы все видели, это не то, чем можно хвастаться, — сказал он, показывая им готовое блюдо. Он не лгал: все они были уверены, что Шиномия никогда не станет продавать такое блюдо в своём ресторане, но это не мешало ему выглядеть просто восхитительно.       Но более того, его очень легко воспроизвести...       ...особенно Субару.       "Он всё так подробно показал", – подумал Субару, когда его тревоги начали исчезать, сменившись зловещей улыбкой, украсившей его губы. – "Я могу идеально повторить это блюдо! Даже неважно, насколько хороши эти трое, я их переплюну! Если я их всех исключу, я спасён!"       — Итак, вопросы? — спросил Шиномия, оглядывая каждого студента.       Каждый из них молчал, но в голове у всех них гуляли схожие мысли. Субару Мимасака имел огромное преимущество над всеми ними. Такуми уже соревновался с Субару, и он, как никто другой, знал, как мастерски тот может имитировать блюдо, если знает о нём достаточно. Более того, он мог включить в блюдо элементы, до которых даже сам повар, готовивший это блюдо, ещё не додумался, что в итоге и привело к поражению Такуми. Здесь же, с таким подробным показом и описанием, Шиномия как будто преподнёс Субару победу на блюдечке с голубой каёмочкой.       — Ну что ж, — объявил Шиномия, прервав ход их мыслей. — Если вам всё ясно, тогда начинаем. У вас есть тридцать минут, чтобы повторить это блюдо. Вы можете делать всё, что захотите, главное, чтобы в итоге получилось блюдо, которое я вам сейчас показал. За работу.       После этого Субару уверенно зашагал в сторону кухни, а остальные трое вынуждены были силой заставить себя идти вперёд, зная, что такая битва с Субару, скорее всего, приведёт к их исключению. Но внезапно, Шиномия кое-что «вспомнил».       — Ах да, чуть не забыл, — добавил он, зловеще улыбнувшись. — Так как у нас тут межрестаранные разборки, вы будете работать в парах. Субару и Мегуми против Хисако и Такуми.       Все замерли на месте, медленно повернувшись к Шиномии.       — Что? — заговорил Субару первым, его лицо застыло от страха.       — Ты слышал меня, ты с Мегуми, — повторил Шиномия, его голос был холоден как лёд.       — А... а если команда п-проиграет...? — можно было услышать дрожь за голосом Такуми.       — Тогда вся пара вылетает. И у вас осталось двадцать девять минут. Приступайте к работе.       Вся полнейшая уверенность Субару мгновенно превратилась в ничто, он едва был способен скрыть охвативший его ужас. Хисако видела это, видела нерешительность в его глазах. То был взгляд человека, у которого всё рушится на глазах. Она повернулась к Такуми, теперь уже своему партнёру, который смотрел то на Субару, то на Мегуми, сжимая руку в кулак до такой степени, что она боялась, как бы он не пустил себе кровь.       — Такуми, — тихо сказала она, заставив блондина повернуться к ней. Тревога и гнев наполнили его сердце, но он не знал, на кого направить эти эмоции. Он боялся, и она тоже боялась. Она пыталась как-то утешить его, но его следующие слова хорошо отразили её страхи.       — Если мы это сделаем, — начал Такуми, сам он начал дрожать, — мы также добьёмся исключения Мегуми.       — ...Я знаю, — это было всё, что она смогла сказать.       Это было правдой. Если они выиграют, это будет победа над Субару, но ценой всей карьеры Мегуми. С другой стороны, если они не преуспеют, то исключат их, а Эрина и Сома пострадают из-за этого. Выбор был очевиден, но даже думать об этом было тошно. Они и представить себе не могли, что им придётся биться в поединке с одним из своих, когда на кону стоять будет исключение.       Шиномия смотрел на всё это, выражение на его лице было нечитаемым. Он просто смотрел на то, как, по-видимому, только маленькая глупышка занималась чем-то похожим на готовку.       "Плохо, всё очень плохо! Зачем я это сделала?"– думала Хинако, сдерживая порыв начать грызть ногти. – "Почему я не взяла инициативу в свои руки? Я могла бы заставить их соревноваться с чем-нибудь менее экстремальным на кону. Может быть, мне стоит вмешаться и остановить всё это? Они могли бы просто приготовить одно из моих фирменных блюд, потому что Ко безжалостен ко всему, что он создал. Постойте-ка! А какие у меня фирменные блюда? Они ведь ещё не были раскрыты в манге? Проклятье!"       — Почему у меня такое чувство, будто ты думаешь о чём-то очень тупом? — спросил её Шиномия.       Хинако ничего не сказала, она продолжала умоляюще смотреть на студентов, молясь о каком-то чуде, которое могло бы их спасти. Шиномия обернулся обратно к кухне и увидел, что, пока Такуми и Хисако хотя бы разговаривали, Субару оставался неподвижным.       Субару понимал, что ему кранты. Он закрыл руками лицо, слегка потирая виски, затем опустил их и просто уставился на свои раскрытые ладони.       "Это всё грёбаная ловушка", – подумал он, – "я могу легко затмить всех их. Но с Мегуми на "моей стороне" я буду полностью уничтожен. Она будет целенаправленно саботировать всё, что я попытаюсь сделать... Ну то есть, готова она ли ради Юкихиры выбросить свою карьеру в окно? Конечно, да! Иначе зачем бы она это всё устроила? Это всё для того, чтобы подставить меня и исключить... Так же, как я обошёлся с ним... Я... Проклятье, не сейчас, не надо! Я должен как-то остановить это, я должен..."       Затем он почувствовал лёгкое жжение на своих руках, за которым последовал громкий хлопок. Это заставило его вернуться обратно в реальность, а затем он был встречен неожиданным зрелищем. Она, крохотная Мегуми Тадокоро, стояла перед ним и только что ударила его по рукам, хлопнув по ним изо всех сил. Возможно, она больше сделала себе больно, чем ему, но она привлекла его внимание. Он только не знал, с какой целью.       — Хватит прохлаждаться, у нас всего минуты на всё про всё, — приказала Мегуми, её голос не выдавал ни страха, ни колебаний, и всё же, он едва мог переварить её слова. Это звучало неправильно. Она была сосредоточена, она не была напугана, не плакала, не выглядела побеждённой. Она говорила серьёзно. — Мы должны сделать это вместе. Что ты будешь делать? Помидор или начинку? Я не смогу сделать и то, и другое так быстро.       — ...Почему?       — Потому что это командная работа, — ответила Мегуми, качнув головой в сторону, как будто её смутил его вопрос.       — Нет, я не про это, — сказал Субару почти сердито, его глаза всё ещё были широко раскрыты, а кулаки слегка сжаты. — Почему ты это делаешь? Что ты от этого выиграешь? Это ты им всё рассказала! Если ты так сильно хочешь, чтобы меня исключили, зачем притворяться и изображать конкуренцию?       — Я не хочу, чтобы тебя исключили, — сказала Мегуми, и искренность в её голосе почти заставила его прослезиться. — И я не притворяюсь. Я не знаю, как так получилось. Я бы предпочла, чтобы все мы просто усердно трудились над нашей стажировкой, а потом вернулись победителями в Тооцуки, все мы. Даже Сома, — сказала она, и он снова почувствовал, как его гложет чувство вины. — Но это то, с чем мы столкнулись. Я люблю своих друзей, всех их, но я не позволю себе так просто всё бросить. Я не могу просто ничего не делать и позволить себя исключить. Господин Шиномия уже однажды пытался исключить меня, и мне очень жаль его: он потерпел неудачу один раз и потерпит неудачу снова!       Если от её слов у Шиномии чуть не лопнул сосудик, то вот что он вызвал, так это внезапный смех от Хинако.       — Ты сейчас серьёзно это, — сказал Субару, хотя больше для себя, чем для неё.       — ...Я не знаю, почему ты решил видеть нас кем-угодно, но не друзьями, Субару, — призналась она, а все слова просто застряли у него в горле. — Но сейчас, давай просто сделаем это. Что будет дальше, мы разберёмся уже потом. Итак, помидор или начинка?       — ...Начинка, — ответил он.       — Хорошо.       При этих словах замершая Хисако сильно прикусила губу и повернулась к стоящему рядом с ней итальянцу.       — Я уже не знаю, что происходит, но мы должны биться в ответ. Забудем Сому, забудем... Эрину, — ей было больно говорить такое, но сейчас... — Мы должны сосредоточиться на нас, прямо здесь, и прямо сейчас!       — Я понял, — решительно ответил Такуми. Он понимал это, он знал, что они должны сделать. Мегуми сама только что заявила об этом, и он знал, что если он выложиться не по-максимуму, его подруга будет откровенно оскорблена. Он не мог так подставить её. Он также не мог допустить, чтобы его вместе с Хисако исключили.       — Тогда, пожалуйста, только в этот раз, — взмолилась Хисако, положив перед ним свой кейс. — Возьми её обратно.       — ...Ты хочешь, чтобы я сыграл на твоей трубе?       — Эй, дети, дальше 12+ не заходим, — было слышно, как Хинако сказала это, прежде чем Шиномия вмазал ей по макушке.       — ...Просто открой его, — сказала покрасневшая Хисако, стараясь пропустить мимо ушей ремарки их «начальницы».       Такуми нехотя выполнил указание, и его глаза округлились, когда он увидел, что находится внутри.       — Серьёзно? — начал он, чувствуя себя так глупо, что поверил, будто его драгоценная меццалуна на самом деле была трубой. — Погоди, нет! Я ещё не заработал её обратно! Я не могу её использовать!       — Я была там! Когда всё это началось, после матча Сомы с Акирой! — воскликнула она, вспоминая гораздо более простое время, до того, как всё обострилось. — Ты сам это сказал. Что сначала ты победишь Субару, а потом победишь Сому. Ты даже сказал, что сокрушишь его меццалуной.       — Это был оксюморон, — объяснил Такуми, так как знал, как глупо это прозвучало. — Даже Исами меня на этом подловил. Это лишено смысла.       — Но не сейчас! — сказала в ответ она, всё ещё протягивая ему кейс, как будто от него зависели их жизни, что почти так и было, в некотором смысле. — Сому выгнали, и у тебя не будет шанса сразиться с ним, если тебя тоже выгонят. Мы должны спасти его, и для этого ты нужен нам в Тооцуки. Ты всегда боролся за других. Ты участвовал в том сёкугеки с Субару за честь Исами. Ты играл против Акиры и Рё ради Сомы. Прямо как я всегда. Я боролась до последнего, чтобы защитить место Эрины и её честь... Так давай хоть раз... сразимся ради себя. Пожалуйста.       — ...Блин, — ругнулся Такуми, но его рука оказалась на рукояти ножа. Он без труда вынул его из кейса и осмотрел, как ювелир осматривает бриллиант тонкой огранки, отмечая, как он сохранил свою остроту, наверняка благодаря умелым рукам, в которых он побывал. Ощущение было знакомым, когда он поднял его к лицу, а на лезвии отразился его взгляд. — Наверное, в жизни не всегда стоит упрямиться...       И, больше не говоря ни слова, они двинулись в атаку. Времени оставалось всего двадцать минут. Но благодаря тому, что Хисако управлялась с помидор, а Такуми с виртуозной скоростью нарезал начинку, они вдвоём смогли быстро наверстать упущенное время. Не то чтобы это имело большое значение, так как идеальная техника Субару полностью повторяла дизайн Шиномии, а опыт Тадокоро в работе с овощами и фруктами позволил ей добиться наилучших результатов в приготовлении помидора. Всё было идеально, но, опять же, тонкая начинка, которой Такуми смог добиться с меццалуной, впечатляла до абсурда, а Хисако смогла сконцентрировать вкус помидора с помощью сочетания трав и специй. В итоге оба блюда были закончены одновременно, с запасом в несколько минут.       На столе перед Шиномия лежали два фаршированных помидора, каждый на своей тарелке, а четыре повара за ними задыхались от усилий, которые им пришлось приложить. Шиномия опустил взгляд на еду перед ним.       — Вы закончили?       Все они кивнули, дрожа не только от усталости, но и от предвкушения и тревоги.       — ...Понятно, — сказал он, затем подцепил маленькую ложку помидора Мегуми и Субару и съел её. Он дегустировал её несколько мгновений, пока они ждали его ответа. Затем Шиномия сделал то же самое с помидором Такуми и Хисако, но не дал никакого немедленного ответа. Четверо ждали, затаив дыхание, казалось, прошло несколько часов, пока мужчина не спешил. —...Что же, если мне судить по качеству...       Все четверо заметно сглотнули.       — ...Я бы не подал их даже бродячим собакам на улице, — заключил он, и всем им захотелось закричать. Они продолжали стоять на прежних местах, глядя на мужчину, ожидая услышать, кто победил... и кто проиграл. — Ой, вы только гляньте на время, — сказал он, и они все странно посмотрели на него. — Я сейчас вернусь. Хинако, будь добра.       И вот так он стремительно поднялся со своего стула, выскользнул за дверь и оставил их четверых внутри, совершенно ошарашенными. Хинако тоже потеряла дар речи, она вышла вслед за Шиномией из кладовой и бросила на него недоуменный взгляд.       — Что это было?       — ...Хотя бы раз, — ответил он, глядя на дверь. — Просто слушай.       И она начала слушать.       — Он сделал то, о чём я думаю? — спросила Хисако, всё ещё пытаясь осознать случившееся. — Он точно сделал, да?       — Если ты имеешь в виду, что он одурачил нас, заставив думать, что это не просто шуточная битва, то да. Да, он сделал именно это, — ответил Такуми, разгадав намерения их «наставника». Он не собирался исключать никого из них. Он просто хотел, чтобы они работали вместе. Но зачем? Чего он хотел этим добиться?       — Так значит, нас не исключат? — спросила Мегуми, звучащая совершенно побито и как нервная развалина, которую все ожидали увидеть в самом начале. — Ну, наверное, оно и к лучшему.       — ...Зачем вам всё это? — этот вопрос заставил остальных троих замолкнуть, так как его задал Субару, хотя его взгляд всё ещё был прикован к помидорам, лежавшим на столе почти нетронутыми. — Обязательно было всё это делать?       — Не знаю, это ты нам скажи, — Такуми перекрестил руки и сузил глаза на Субару. — Ты подставил Юкихиру?       — И что измениться, если даже да, — ответил Субару, прекрасно понимая, что его уже разоблачили, но прямо сейчас его это не волновало. — Сейчас я не могу ничего исправить. И я не сделал ничего против Накири.       — Но зачем? — спросила Мегуми, и её голос был всё ещё таким милым и добрым, что Субару почувствовал, что у него нет способа спастись от этих её глаз, что смотрели прямо в его душу. — Зачем ты вообще...?       — ...Эйзан опасный человек, — ответил Субару на её незаконченный вопрос, и в комнате воцарилась тишина из-за его внезапного изменения отношения. — А его семья ещё хуже. Мой отец, он не хотел иметь со мной ничего общего. Он просто отправил меня в Тооцуки, чтобы избавиться от меня. Я встретил его там, он был первым человеком, который узнал о том, как я готовлю, и похвалил меня за это. И я встретил его семью, что бывает только с самыми близкими союзниками, и именно они позволили мне выиграть все эти сёкугеки. Они давали мне инструменты, деньги, относились ко мне как к родному. Но под всем этим скрывалась очевидная вещь. Ты хорош только настолько, насколько хороши твои результаты. Поэтому, когда я проиграл Юкихире, всё прекратилось. Я был... ниже их. Потом он пришёл с последним заданием...              — Ты хочешь, чтобы я сделал, что? — спросил Субару, так как он никак не мог расслышать это правильно. Он знал, что Эйзан непростой человек, но это?       — То, что ты услышал, — повторил Эйзан, его тон оставался профессиональным, когда он облокотился на стул в своём кабинете. Перед ними на столе лежал небольшой пакетик. — Просто положи это в его комнату. Не открывай его, не смотри на него и не делай ничего другого.       — ...Но Эйзан, это уже немного... — попытался сказать Субару, но взгляд, брошенный на него Эйзаном, остановил его.       — Если ты не можешь, просто скажи, — сказал он ему, и на мгновение Субару почувствовал облегчение. Затем он вспомнил, с кем разговаривает. — Только помни, что очень скоро тебе выставят счёт за все те деньги, которые ты задолжал мне и моей семье.       — Задолжал?       — Наши инвестиции всё-таки сопровождаются счётами, но не переживай, если ты не можешь их оплатить, — сказал Эцуя, выражение его лица было скрыто за бликами очков. — В таком случае, я уверен, что сойдёт ресторан твоего отца.              — ...Я не знал, что делать, — сказал Субару всем троим, которые были удивлены его словами. Мегуми выглядела откровенно грустной, Хисако была крайне встревожена словами Эйзана, а Такуми просто хотел отколошматить парня. — Я знаю, что это было неправильно. И... И я больше не буду убегать. Я признаюсь во всём, Сензаэмону или тому, кому вы пожелаете. Я не могу продолжать вредить вам, ребята, вы не заслуживаете всего этого из-за меня.       — ...Знаешь, что сказал Сома, когда мы– то есть, когда я рассказала ему о том, что подслушала твои слова? — спросила Мегуми, и Субару поднял на неё глаза. — Он сказал мне, что не хочет, чтобы тебя исключали. Что он согласен со мной в том, что ты, вероятно, чего-то боишься, и что последнее, о чём он думает, это месть. Тебе или Эйзану. Если уж на то пошло, он был благодарен тебе, ведь теперь он встречается с Эриной.       Субару молчал. Но выражение его лица выдавало, что стояло за его молчанием. Он знал, кто здесь не прав, но он никак не ожидал откровенного сострадания от людей, которым он навредил.       — ...Хорошо, — ответил он, подняв голову и сосредоточившись на Мегуми. — Тогда давайте всё исправим. Какой план? Возможно, я смогу обмануть Эйзана и заставить его думать, что я всё ещё с ним, пока буду вытягивать из него информацию. Если это поможет, я сделаю всё возможное, чтобы вернуть Юкихиру в Тооцуки.       — Правда?! — заулыбалась Мегуими, излучая чистую радость.       Хисако тоже улыбнулась, ведь она знала, что это очень сильно может помочь им. У них ещё не было плана, но если они свяжутся с Эриной и Сомой, то смогут что-нибудь придумать. Затем она повернулась к Такуми, и выражение его лица было таким, что его можно было ставить в рамку. Он выглядел шокированным, но в то же время довольным. Даже если сёкугеки, в котором они только что бились, оказался ненастоящим, в итоге, в схватке с Субару, Такуми Альдини одержал победу.       Достаточно было одного взгляда от Субару, который кивнул блондину: один соперник признал другого. И, как всем было известно, никто в Тооцуки не относился к соперничеству так горячо и рьяно, как кое-какой итальянский парень. Но, в этот раз, они не не будут упрекать его... в конце концов, он заслужил эту победу.       — Видишь? — Шиномия облокотился на дверь в кухню, за пределами слышимости детей. — Проблема решена.       — Ты в самом деле устроил всё это только для того, чтобы им ничего не грозило, — пискнула Хинако от счастья, на её лице появилась самая большущая ухмылка. — И ты говоришь, что это я их нянчу. Оооу! Не могу поверить, что ты так привязался к ним!       — Ничего подобного, — он решил, что ему не нравится, как она улыбается прямо сейчас. Это нервировало его. — Я просто присматриваю за своими работниками. Они оба работают достаточно прилично.       — Ну да, конечно-конечно, — ухмылялась Хинако, явно видя сковзь его фасад. — К слову о «приглядывании», не расскажешь мне, кто такая "Грэйс"?       — Грэйс?       — Да, эти твои помидоры, — поведала она, её голос приобрел более угрожающие нотки, чем он привык. Тот редкий момент, когда его от этого передёрнуло. — В коробке, в которой они лежали, была большая такая записка, которая гласила: «С любовью, от Грэйс».       — Она хозяйка ларька, — быстро ответил он.       — ...Ну конечно, как же иначе, — ответила Хинако, а затем с фырканьем отвернулась, что заставило Шиномию нахмуриться. Она что, вправду поверила, что у него что-то есть со случайной уличной торговкой? — Ладно, я заберу своих детишек и поеду обратно. Передавай привет Грэйс, когда встретишься с ней в следующий раз.       — Ты серьёзно? — спросил он, но Инуи проигнорировала его и пошла к студентам. Он знал, что, ради его здравомыслия, ему стоит просто промолчать и проигнорировать её, но это была Хинако, а он всегда в конечном итоге давал слабину, когда речь заходила о ней. — ...Стой, уже поздно, я оплачу детям номер в отеле, в котором остановились мои. Ты можешь переночевать у меня.       Хинако повернулась к нему в шоке. Это... было не то, что она ожидала услышать сегодня. Особенно от него.       — ...Но ведь, та девушка...       — Ты помнишь, что я сказал тебе тогда? Я имею в виду, той ночью, в Париже, — ответил он и погладил её по макушке, превратив её в покрасневшую девушку, которую он знал ещё со школы. — ...Я не нарушил этого обещания.       Хинако знала, что такие шансы выпадают очень редко, поэтому она проглотила свою неуверенность и сделала два шага вперёд, а затем прижалась губами к его губам. Она сделала это мягко, сдерживая себя и наблюдая за его реакцией. Он не оттолкнул её, но, что более важно, он ответил ей взаимностью. Спустя несколько мгновений его руки обвились вокруг её талии, притягивая её к себе так, как мог только он. Она была вынуждена встать на цыпочки, только чтобы дотянуться до него. Только для того, чтобы насладиться блаженством, которое дарила близость с этим мужчиной.       И вот так, они снова были подростками, но в этом не было ничего нового...       ...ведь они уже делали это раньше, в конце концов...              

***

      Наступила ночь.       Все рестораны круиза закрывались на сегодня, последние клиенты уходили, а оставшиеся работники заканчивали свои обязанности. В случае с Центральным рестораном, Джоичиро занимался кухней и всем, что в ней находилось, в то время как Кайто разбирался с бумажной волокитой, а Ава и Ёсиаки работали на входе в ресторан. День выдался, мягко говоря, интересным. Ёсиаки был уверен, что это будет иметь огромные последствия, но он давно научился не беспокоиться о вещах, пока они не произойдут.       — Йо! Всё нормально тут у тебя, пап? — спросил Сома, заглянув на кухню через боковой вход.       — Хэй, — его отец помахал рукой, заканчивая полировать гриль. — Извини, чистил гриль, так что сегодня без "похлопай гриль".       — Я больше не буду играть с тобой в это, никогда, — ответил Сома, глядя на своего старика со скрещенными руками и прищуренными глазами. — Ты, кажется, отбил себе все руки. Одно дело просто хлопать по гриле, но ты практически играл на нём как на барабане.       — Ссыкун, — ответил отец, и Соме понадобилось всего ничего, чтобы быстро завестись и заявить, что они первым делом завтра утром будут играть и что его отец должен быть готов к проигрышу. Пока Сома разглагольствовал, Джоичиро нашёл время спросить: — Как Эрина?       — ...заставлю проиграть тебя так сильно, что– А, о, ей уже лучше, — ответил Сома, остановив свою тираду на середине угрозы. Иногда Джоичиро просто обожал этого ребёнка. — Я и не заметил, как стало поздно, пока Урара не начала колотить в дверь, потому что ей нужно было в туалет, а я случайно запер дверь и не пускал её в её же комнату. Но, эмм, у Эрины всё в порядке. Если она мне разрешит, я расскажу тебе потом.       — О, разрешит тебе, — передразнил его отец, отчего его сын снова нахмурился. — Да вы, батенька, в отношениях уже.       — Всё совсем не так и ты это знаешь! — запротестовал его сын, указывая обвиняющим пальцем на старшего по возрасту мужчину.       — Позволите? — снаружи раздался голос, заставивший отца и сына остановиться и повернуться.       Перед ними предстал Фукудзава Эйзан, который вошёл на кухню со стороны входа, которым только что воспользовался Сома. Он всегда был одет с иголочки и имел зловещее выражение на лице. Сома всегда чувствовал себя как на иголках рядом с этим человеком. Впрочем, семья Эйзан в целом оказывала на людей такой эффект.       — Конечно, мы всё равно закрылись, — сказал Джоичиро, потягивая Фукудзаве щетку, которым он чистил гриль, чтобы продемонстрировать мысль. — Сакамото у себя в кабинете, если вы его ищете.       — О нет, я надеялся поговорить именно с вами. На пару слов, если можно, — загадочно сказал Фукудзава, и Сома воспринял это как знак, чтобы просто покинуть кухню. Он был не прочь посоревноваться с этими парнями, но деловые разговоры ему наскучивали, и к тому же он был уверен, что его отец сам справится со всем тем, с чем бы не пришёл Фукудзава.       — Тогда говорите, — ответил Джоичиро, после чего вернулся к своим обязанностям. — Но будьте добры, передайте мне ведро дезсредства, мне бы оно не помешало, — сказал он Фукудзаве, указывая на красное пластиковое ведро рядом с мужчиной. Фукудзава без лишних слов передал ему ведро, и Джоичиро благодарно хмыкнул. — Спасибо. Итак, что вы хотели?       — Речь пойдёт о вашем маленьком протеже, — объяснил Фукудзава. — Он вызвал большой переполох.       — Что опять натворил этот мелкий? — спросил ворчливо Джоичиро, звуча на этот раз гораздо более раздражённо.       — ...Ничего плохого, — объясняюще ответил Фукудзава, слегка смущённый изменением тона мужчин перед ним. — Это не жалоба.       — О, погодите, вы ведь про Сому сейчас? — спросил Джоичиро, и Фукудзава кивнул, как будто на этот вопрос не было другого ответа. — А, виноват, подумал, что у нас с вами на мгновение возник совершенно другого толка разговор. Ну так, что там с моим мальцом?       Фукудзава Эйзан решил, что лучше проигнорировать всё это и просто перейти к интересующей его теме.       Пока двое взрослых разговаривали, Сома пошёл в зал, к столикам, где его встретили Ава и Ёсиаки, которые в данный момент подглядывали за одним из столов из-за соседней стены. Ему показалось, что они выглядят ужасно глупо, и он подумал, не играют ли они в прятки с Канон или что-то в этом духе. Надо бы выяснить, подумал он.       — Эй, не самое лучшее место для пряток, — сказал он, и они оба подпрыгнули на месте, словно он их напугал.       — Сома! — воскликнула Ава, выглядя абсолютно напуганной.       — Юкихира, какого чёрта? — выругался Ёсиаки, пытаясь схватить Сому за воротник. — Ты, идиотина, из-за тебя нас заметят!       — Кто? — беспечно спросил Сома.       — Он, он самый, — ответила Ава, указывая в сторону одного из столиков. Там, к шоку Сомы, сидел не кто иной, как Эцуя Эйзан, облокотившись на стуле и скрестивший ноги. — Мы почти закончили убирать столики, как тут появился он, — продолжила Ава. — Не уверена, что нам стоит просить его уйти, ведь его семье принадлежит половина всего корабля. Но нам нужно убрать этот столик, чтобы мы могли уйти.       — ...Я разберусь, — сказал Сома, и прежде чем Ава или Ёсиаки успели возразить, он двинулся прямо из их «укрытия» к столу Эйзана, шагая к нему с руками в кармане и спокойным лицом. — Мы закрыты, ты знаешь? — заявил Сома, что заставило Эйзана поднять на него глаза. — И ты пугаешь моих коллег. И мог ты, пожалуйста, убрать ноги со стула.       К его удивлению, а также к удивлению Авы и Ёсиаки, Эйзан без протеста сделал то, что ему сказали, убрав ноги со стула и сев прямо. Затем он посмотрел прямо на Сому и показал на пустой стул.       — Пожалуйста, присаживайся. Это ненадолго.       Звоночки в его голове звучали с того момента, как он впервые увидел Эйзана здесь, но сейчас они были почти оглушающими. Тем не менее, Сома никогда не отступал, он сел, его глаза теперь были прикованы к глазам Эйзана.       — Что я могу сделать для тебя, Эйзан?       — ..Мне хорошо известно, как сильно ты презираешь меня, Юкихира, нет надобности скрывать этот факт от нас обоих, — начал он, а Сома просто смотрел на него. К чему он клонит? — В том же понимании, ты был бы ещё бо́льшим дураком, если бы не понимал, как сильно я тебя презираю, так что, по-моему, мы в равных условиях.       — Да ну?       — Ещё как, — спокойно ответил Эйзан, затем по привычке сцепил пальцы. — Однако, похоже, верхушка заинтересовалась тобой, и теперь не мне решать, нравишься ты мне лично или нет. Поэтому, мы готовы заключить сделку, от которой, как я думаю, мы оба выиграем, хотя бы для того, чтобы прекратить наши никому ненужные отношения.       — Сделку? — спросил Сома, немало удивившись. — Какую сделку?       — Ну, — начал Эйзан. — Такую, что спасёт группу, за спасение которой ты так упорно боролся. Мой отец согласился, чтобы господин Сакамото и его сын сохранили контроль над этими ресторанами. Мой отец, конечно, будет иметь полномочия управляющего, но мы договоримся о полном слиянии. Расширение, завязанное на Тооцуки, останется за моим отцом, но господин Сакамото будет иметь окончательное право решать, что станет с ресторанами после того, как мы создадим штат сотрудников. Другими словами, моя семья наймёт всех, а господин Сакамото будет решать, кто останется, а кто нет, и как они будут работать. Справедливое соглашение, не находишь?       Сома нахмурился. Он плохо разбирался в бизнесе, поэтому не знал, хорошая это сделка или нет. Он знал, что господин Эйзан и господин Сакамото боролись за контроль над ресторанами, и по условиям сделки господин Эйзан контролировал круиз, а господин Сакамото – рестораны. Изменит ли что-нибудь эта конкретная сделка? Он понятия не имел, кто в настоящее время нанимает людей. Но даже так, он достаточно разбирался в сделках, чтобы понять, что здесь требовалось что-то ещё.       — ...В обмен на что?       — Всё просто, — ответил Эйзан, но ответ был каким угодно, но не простым. — Ты будешь работать на мою семью.