Последний конспект

      Шум. Настолько громкий, что от него невозможно скрыться даже в наушниках и на полной громкости музыки. Неизвестно, что нужно всем этим идиотам, и зачем они кричат, создают столько лишних звуков. Как будто кому-то и правда интересно, что они скажут, о чём беседуют — разве нельзя всё это делать тихо? Ваня плёлся сквозь толпу, нехотя перебирая в голове план побега или хотя бы избавления от неминуемого наказания. И вот чего этому физруку приспичило вызвать Валевского именно сегодня, когда он голодный как дикий зверь, да ещё и на единственной большой перемене? Хорошо хоть Иван догадался чупа-чупс одолжить у Грея, может так и переживёт. Если школьник не успеет перекусить и умрёт с голоду, или даже упадет в обморок, это всё будет на совести надоедливого худого и ужасно высокого старикана. И вот не трогал же он юношу весь год, так чего сейчас вдруг очнулся? «Годовые оценки» — ответ пришел сразу, стоило Ване совсем чуть-чуть пораскинуть мозгами. Да, с этим может быть больше мороки, но и тут можно договориться: Иван выучит кое-как пару конспектов, да скамейки потаскает на очередном тупом и никому не нужном мероприятии, не обязательно же вызывать посреди дня. Да ещё и куда! — в каморочку спортзала, которая за хуеву тучу лет ходьбы от столовой. Вот Валевский наконец обогнул узкий коридор, после него следует огромное помещение, в котором обычно развлекаются парни-старшеклассники. Без удивления школьник заметил, что спортзал пуст — ещё бы, война войной, а обед по расписанию. Вот с ноги открыл дверь, последняя легко поддалась, распахнулась и с грохотом ударилась о стену. Не слишком сожалея о судьбе старой деревяшки, Ваня пожал плечами, мол извини, ничего личного, и прошёл дальше. Каморка физрука была расположена в правом углу спортзала, внутри имеется небольшое помещение для мечей и прочих спортивных приспособлений. Дверь в физруковое царство распахнута, напоследок Ваня кинул страдальческий взгляд на выход, словно он мог оказать ему какую-то помощь, вздохнул и наконец зашёл, принимая свою судьбу и вопли, которые должны были вот-вот раздаться. Быстро оглядев комнатку, размером где-то три на четыре, Ваня, пожав плечами, окликнул учителя: — Вадим Алексеич! — Тишина. Ничего не указывало присутствие мужчины, а Валевский почувствовал, что судьба даёт ему второй шанс: что-то вроде начать новую жизнь, искупить свои грехи и подобная никому не интересная ахинея. Убедившись, что ответа точно не последовало, Иван на одних пятках развернулся к выходу и уже было шагнул вперёд, но, завидев вошедшего сразу после него, отрешённо отступил. Мужчина, одетый в белую полупрозрачную рубашку, чёрные классические брюки и лакированные туфли, стоял, слегка опираясь на дверь, и издевательски улыбался. — А ты что тут забыл? — Позабыв о всяких принципах, которым смиренно следовал до этого самого момента, вопросил юноша. — И вам не хворать, Валевский, — продолжая улыбаться, кивнул учитель. — Повторяешься, Ульянов. — Ваня уже наплевал на присутствие ненавистного русича и уселся на стул, догадываясь, что просто так Витечка его не выпустит. — Рад, что хоть что-то в твоей дурной головушке остаётся. — А ты на мою головушку не засматривайся, может жить легче станет, — парень цокнул языком. — Чё надо? — Какой вы всё-таки неугомонный, Иван, — заметил преподаватель, отталкиваясь от двери и подходя ближе к ученику. — Для вас — Иван Александрович, — высунув сладкий леденец изо рта и отведя его слегка в сторону, поправил Ваня. — Чего надо? Говори быстрее. — Ты меня избегаешь. — Быстро сменившись в настроении, поделился догадками учитель. — О, правда? Что-то я подобного не замечал. Не странно? — Подросток скептически выгнул бровь, закинул ногу на ногу. Оглядев юношу и его положение, Виктор сказал: — Не думаете, что выглядите как распутная куртизанка, Валевский? — Уж точно поскромней… Как её?.. Кристиночки? Или нет… Погодите… Кисонька, да? Очень мило! — Во-первых, я уже извинился за эту ситуацию. — Ульянов облокотился ладонью на стол. — А во-вторых, мы с тобой об этом ещё поговорим, но позже. — Обязательно, солнышко! — Состроив наигранно милую физиономию, просиял Ваня. — А сейчас мы поговорим о кое-чём более важном, — учитель медленно подошёл к подростку, его рука легла на деревянную спинку стула, на коей Иван удобно раскинулся. — Твоем поведении. — Не уверен, что спрашивал у тебя советов. — Я не о твоих прятках говорю, — спокойно объяснил мужчина. — До меня дошла информация, что ты занимаешься мелким хулиганством. — Только один человек на всем белом свете знал, что я этим занимаюсь. — Конечно же, кроме тех, от кого ты не успел убежать, — Витя кивнул на темный синяк на щеке ученика. — Ты же понимаешь, что я должен пригласить твою мать на разговор? — Валяй, — Ваня снова вытащил чупа-чупс изо рта. — Дать номерок? — Валевский, я серьёзно! — Нет? — Подросток пожал плечами. — Ну ладно. — Твой друг за тебя переживает… — Решил зайти с другой стороны учитель. — О, наверное поэтому он сдал меня странному типу, который домогается до учеников, будучи женатым? — Иван! — Что, Солнышко? — Ты понимаешь, что я в ответе за тебя? — Глубоко вдохнув и также выдохнув, вопросил мужчина. — А вы что, моя мамочка? — Нет, но могу стать тебе папочкой. — Самодовольно усмехаясь, предложил Витя. — Нет, спасибо, сам всю жизнь не знал, что я приёмный, — Иван пожал плечами, мол, ну не судьба, прости, ничего личного. — Твою мать, ты можешь нормально разговаривать?! Хоть раз? — Я всегда нормально разговариваю, — будто бы не понимая о чем идет речь, Ваня удивленно вскинул брови, — А вот наш дорогой-любимый и многоуважаемый Виктор Константинович я смотрю, за язычком-то не следит! — Кто бы говорил, Валевский. — Это защитная реакция от придурков, извини — действует на уровне инстинктов. — Валевский, если ты не перестанешь мне тут высасывать, разговаривая со мной, то тебе придется запихнуть в рот ещё одну «конфетку»! — Не до конца понимая, что он сам только что проорал своему ученику буквально на ухо, Витя резко отстранился. Он что, только что из себя вышел? То есть, человек, который был спокоен как камень в любых ситуациях, сейчас на эмоциях орал ученику про отсасывание? Господи, и до чего он докатился… Кажется, «Иван Валевский» — это заразно и передаётся воздушно-капельным путём… — Ага, сейчас на колени и за работу, — не менее ошарашенным казался бы и Ваня, если бы не его горделивая натура. Вместо отрицания, возмущений и чего-то ещё подобного — нормальной реакции -, он сделал жест пальцем по направлению ко рту в туже секунду заметно коснулся языком внутренней части щеки. — Держу пари, подобного в вашем опыте ещё не было. — Усмехнувшись и слегка успокоившись, сказал учитель. — Не волнуйся, Витечка, сделаю всё по первому классу! — Расплываясь в самодовольной улыбке и, прежде чем положить чупа-чупс обратно в рот, обводя его по кругу, осведомил Ваня.  — В общем-то,. Так, я даже не хочу знать, как мы вообще пришли к этому разговору… — Витя отвёл взгляд. — Мы собрались здесь не для этого. — Слишком много берёшь на себя, многоуважаемый. Мне незачем слушать тебя. — Голос подростка стал жёстче, грубей. Ульянов резко обернулся, чтобы видеть его лицо, но напоролся только на спокойный уничтожающий взгляд. Чёрт поймёшь этого дебила! Виктор Константинович хотел было уже что-то сказать, но за дверью послышался шорох, сразу после — приближающийся топот и тихие ругательства. Не договариваясь, учитель и ученик перевели взгляды на дверь, потом так же быстро друг на друга. Мгновение, и оба подскочили со своих мест, устремившись в одно только возможное место — каморку, в которой категорически не хватало места даже мечам. Ну что ж, в тесноте да не в обиде. Единственный возможный стул, стоявший в самом дальнем углу и более-менее скрытый от посторонних и очень нежелательных глаз, сразу же был занят Витей, но и на этом мужчина не остановился. Больно схватив Ваню за запястье, он потянул ученика за собой, усадил к себе на колени и перехватил за талию, чтобы тот в порыве эмоций не грохнулся на пол, при этом создав такой грохот, какому бы позавидовал любой мамонт. — Эй, ты совсем ах?!.. — Договорить Валевскому не дали, вторая рука учителя зажала юношеский рот, предусмотрительно пропустив палочку от сосательной конфеты между пальцев. — Замолчи, если не хочешь объясняться перед всей школой, что делал в маленькой, тесной каморке вместе с учителем в такой позе. Ещё и на большой перемене. — Шепотом, на самое ухо, прорычал Витя. Вау, неужели ему важна его работа? А когда он раньше лез целоваться с учеником, его это почему-то не очень заботило. Поумнел или совесть заимел? А нет, заимел он, видимо, только Кристиночку, и то не туда… — Убери свои руки, грёбанный извращенец! — Прошипел Ваня настолько громко, насколько мог. Но его возможностей не хватило на слишком много, максимум кто его мог услышать — Ульянов и то, только потому что был слишком близко к нему, к его лицу, щеке и рту. Ване, незаметно даже для себя, вернулась картина из его не очень хорошего прошлого: Задний школьный двор; бывшая одноклассница, ревущая в рукав своего отца; целая гора бутылок дешевой выпивки… Нет, ему не особо хотелось повторить такой сюжет вновь… — Сиди смирно, или я тебя прямо здесь изнасилую. — Сказал и пожалел. Потому что как только замолчал, почувствовал как волной по юношескому телу прошлось напряжение. Подросток вытянулся в струнку и остался без движения. Он что, воспринял это настолько серьёзно? Показалось, что в каморочке не хватало не только места, но ещё и свежего воздуха, и света, ибо Ваня вдруг почувствовал жар по всему телу, доминантно сконцентрированный в щеках и резко появившуюся темень. То ли это так и было на самом деле, то ли это у подростка в глазах что-то сломалось и не желало больше существовать. Все чувства неожиданно обострились, юноша почувствовал грубый, наверняка кожаный, ремень, упирающийся ему туда, где он не хотел бы ощущать ничего, кроме ткани своих штанов. — Да не напрягайся ты так, обещаю, что буду нежным, — не сумев сдержать улыбки, прошептал Витя. Совсем рядом, за стеной, всё ещё стоял Вадим Алексеевич и громко спорил о чём-то по телефону. — Да не пошёл бы ты… — почувствовав горячее дыхание на своём уже, да и щеке тоже, получив в ответ на это толпу мурашек по спине, Валевский дернулся. Попытка выбраться из то ли объятий, то ли пут учителя далась на удивление просто. Виктор как будто не ожидал протестов ученика и сдался практически сразу. И вот уж Ваня было внутренно пустил радостный клич, но от совсем недавних его дерганий, или как он сам назвал это у себя в голове самооборонным движением баскетбольные мячи, и до этого неустойчиво расположенные на одной из верхних полок, начали перекатываться из стороны в сторону. Не успели застуканные моргнуть, как мяч сорвался с полки и, вращаясь, на огромной скорости полетел вниз. Ещё бы чуть-чуть и звуки от соприкосновения резины и дерева разнеслись бы по всему спортзалу и уж тем более дошли бы до учителя физкультуры, который обязательно бы отреагировал на подобные выходки неправильно. Точнее, по его мнение это было бы правильно, вот только как объяснить ему потом, что ничего подобного у них с Ульяновым не было и не намечалось бы, если бы не его тупой и совершенно ненужный визит. Но юркие юношеские руки успели ухватиться за мяч, прямо перед его приземлением. Однако ничего не делается без жертв — пришлось пожертвовать удобным положением и коленками, ибо сейчас Ваня практически на четвереньках уселся меж учительских ног. За дверью замолчали, видимо, шум всё-таки и без удара был достаточным. Вадим Алексеевич бросил что-то на том конец трубке, а потом послышались приближающиеся шаги. Сердце Валевского рухнуло в пятки, вот сейчас то он никак не сможет скрыться от глаз физрука. Во всей каморке только одна, правая сторона не видна из-за двери, а всю её занял надоедливый классрук. Хотя даже бы если место было, парень бы физически не успел скрыться без шума и торопливо одновременно. И вот, когда тонкий лучик света уже просачивался в комнатушку, чья-то рука схватила Ваню за волосы на затылке и притянула вперёд. Не успел юноша даже пикнуть, как оказался накрепко прижат к ремню одного очень некорректного мужчины. К слову, краска залила бледное лицо раньше, чем запах кожи коснулся носа. — Что за хрень-то а? — Физрук что-то ещё невнятно пробормотал себе под нос, потом с волной матов захлопнул дверь в каморку, и снова вернулся к телефонному скандалу. Еще через пару секунд хлопнула другая дверь, а за ней и третья — учитель вышел из спортзала. — Твою мать… Какого ты творишь?! — Возмущению Валевского не было предела, он всё ещё не мог высвободиться из стальной хватки, а такое положение его явно не привлекало и уж точно не устраивало. — А ты бы выбрал быть пойманным? — Голос учителя был спокойным, но слегка сдавленным. — Да уж лучше отчитаться, чем такое! Ты вообще понимаешь чё делаешь?! Да отпусти ты меня уже!.. — Ваня бы договорил и точно бы высказал всё, что думает об этот охреневшем «учителе» в сопутствии трехэтажной нецензурной брани, но мужчина болезненно потянул парня за волосы выше, сам тем временем нагибаясь к его лицу. — Замолчи — это во-первых. — Жестко и грубо. Коротко и злобно. Вот сейчас Иван даже слегка испугался за свою жизнь. — А во-вторых, — легкая издевательская улыбка тронула губы мужчины. — Ты, видимо, не только конфетки так хорошо посасываешь? Несколько очень долгих секунд, показавшихся Валевскому часами и, возможно, даже сутками, юноша пытался тщетно понять смысл сказанного. И как только все слова точно и чётко отразились в его голове, юношу накрыло такое возмущение, что стало плевать на сокрытия и чертовы прятки, из-за которых всё это и произошло: — ЧТО, БЛЯТЬ?! — Ой, да не ори ты так, — Витя закатил глаза, спокойно глядя в глаза ученику. И как у него получается держать мину в такие ситуации? — Я же тебя не заказываю, в конце-то концов. — Как будто это может быть лучше! — Отказываетесь от своих слов, Валевский? — Очередная насмешливая улыбка. Свободная рука легла на подбородок Вани. Ульянов прошёлся до нижней губы парня большим пальцем и нажал на неё с такой силой, что старшеклассник поморщился. — Совсем не похоже на вас. — Я по-твоему похож на проститутку?! — Хотите сказать это, — выделил последнее слово, одновременно с этим кинув взгляд куда-то вниз, мужчина. — Не ваших рук дело? — Только одни руки здесь позволяют себе лишнего! — Проскрипел Ваня, как будто специально в разрез его словам его дыхание участилось. — Не хочешь помочь своему папочке, значит? — Снова усмешка. — Жаль: хвастался уникальными способностями, а на деле даже слово своё сдержать не может. — Сука… Да хер с тобой!.. — Валевский рывком высвободил подбородок, опустил голову, а мяч выбросил куда-то в сторону. — Всегда, можешь не сомневаться. — Продолжал издеваться Витя. Бросив напоследок уничтожающий взгляд на раздражающего учителя, Ваня обеими руками схватился за ремень. В два счёта парень отделил бляшку от кожи, а ещё через пару секунд расстегнул ширинку, в тот же самый момент слегка стягивая брюки. Пред юношей предстали натянутые боксеры, с едва заметным мокрым пятнышком, наверняка появившимся только что. Усмехнувшись каким-то своим мыслям, Иван одним указательным пальцем коснулся места, где предположительно должна была находиться головка. Мужчина вздрогнул, стоило только юноше дотронуться до намокшей ткани, тонкий материал не был предназначен для термоизоляции, а чувствительный орган сейчас ощущал всё в несколько раз чётче. Прождав ещё какое-то время, Ваня спустил последний, сейчас совершенно ненужный предмет одежды и ухватился за ствол члена. Дыхание Вити участились, лёгкий румянец появился на щеках, а взгляд помутнел. — А вы не церемоньтесь, Валевский. — Я тебе не девственница при первом разе, у меня тоже есть член. — Не обращая особого внимания на комментарий собеседника и на него собственно тоже, ответил юноша. — Лучше не напоминай, — с тяжелым вздохом: то ли от того, что Ваня резко опустил руку к низу, то ли от понимания совершаемого; попросил Ульянов. Ответа не последовало: может быть Иван был слишком увлечен своим занятием, а может быть ему было стыдно что-то говорить. Одно известно точно — юноша останавливаться не собирался, только не сейчас. Почему-то не только один мужчина в этой комнате дышал тяжело, не у одного него сердце колотилось как бешеное, прося пощады и немедленно. Второй тоже старался унять, обуздать невозможный, неправильный ритм. Вот только у одного чувства были вызваны возбуждение, а у второго… В попытке уничтожить догадки, которые абсолютно не хотелось принимать и уж тем более понимать, Ваня опустился к половому органу, что уже приличное время требовал ласк и при этом очень даже неумолимо: тут уж одной рукой не отделаешься. Горячий язык игриво и легко коснулся сочившейся головки, но этого хватило, чтобы волна мурашек прошлась по всему телу и, кажется, даже распирала изнутри, мучительно сладостные судороги скрутили, не давая шанса и убивая последнее желание даже сдвинуться с места. Виктора то бросало в жар, то снова возвращало к нормальной, адекватной температуре, по ощущениям он как будто за десяток секунд пробегал в окружную весь чертов мир. Горячая плоть набухала прямо под языком, обдаваемое тёплым дыханием и приятными касаниями. Весь мир словно требовал этого, планеты взрывались каждый раз, стоило Валевскому только прикоснуться к возбужденному телу. Звёзды меркли и снова зажигались, да так, что не просто ослепляли своим светом, а уничтожили глаза, зрачки и кристаллик вовсе. И вот в чём вопрос: отчего такая реакция? Дело в опытном партнере или чувствах, которых этот самый партнер вызывает?.. Да и в «опыте» как таковом можно усомниться — врядли Валевский насасывает каждому второму. Стоило только Вите чуть-чуть отойти от проделанного нехитрого «кругового-обвода-по-головке», как Ваня бесцеремонно заглотил её, при этом не забывая посасывать и водить языком. Очередной поток жара и эмоциональных конвульсий пустился в пляс. Мужчина тихонько, еле слышно застонал, выдыхая накопившийся воздух, опустошая лёгкие. Он мог бы задохнуться, но это совершенно не волновало его. Это вообще не казалось чем-то важным, у него не было на это времени и желания. Сейчас последнее, что хотел делать Ульянов — это думать. — Дорогой мой, вы случайно не пылесос? — Иногда вздрагивая и замолкая от прилива эмоций, но мужчина все же сумел выдавить фразу в сопутствие со смехом. Поймав саркастично-недоумённый взгляд ученика, он продолжил: — Просто интересно, почему ты так хорошо сосёшь. Не прошло и мгновения, как учитель застонал, хотя в этот раз его голос был наполнен не наслаждением: болью, что причинил протестующий юноша. Тоненькая ниточка слюны соединяла член и язык, когда губы оторвались от плоти. — Заткнись, или я и совсем его откушу! — Прости-прости, молчу-молчу! — Вскинув руки в актёрском жесте «сдаюсь» или «не стреляй», хохотнул мужчина. Слегка наклонившись, старшеклассник резким, отрывистым движением вобрал в рот некоторую часть пениса и сразу же пожалел об этом: стоило предусмотрительно глотнуть воздуха, но что уж теперь. Ваня жил по принципу — что начал, то закончи; сделал дело-гуляй смело и всё остальное, в подобном роде. Очередной стон, уже более громкий и хриплый подействовал на юношу как-то неправдоподобно опьяняюще: захотелось сделать лучше и услышать это ещё раз. Как ни крути, похвала всегда радует, а подобная… Ну, как минимум придаёт уверенности и стимула. Язык стал двигаться стремительно: иногда выполняя медленные, дразнящие и манерные движения, а иногда резкими, точными и жёсткими — насколько это было возможно — рывками. Переходы от одного к другому, сопутствующие такими же или наоборот контрастирующими посасываниями и заглатываниями ярко отражались на выражение лица ублажаемого и звуках, что вырывались из его рта. Некоторое время, — сколько точно прошло никто не знал, — показавшееся обоим невозможно продолжительным и определённо лучшим в жизни, так и продолжалось. Продолжалось, пока с мелкой дрожью и хриплым протяжным стоном, мужчина не кончил, излив всю сперму в глотку юноши, что с непривычки саднила и болела от старательно совершенных ласк. Ощущение были схожими с тем, когда долго и без перерывов жуешь жевательнуй резинку или кормишься детским пюре «ФрутоНяня» в мягкой пачке. Валевский, не успев подумать, сглотнул всё, что добродушный учитель так щедро излил ему в рот и только после совершенного понял, что сделал. И пусть это не вызывало у него отвращения или чего-то подобного, он бы ни за что не признался, что это ему понравилось, даже если это на самом деле так… — Ладно, я соглашусь: не пожалел. Но сказать, что впечатлён? Нет. — Розоватые губы исказились в надменной, но уже какой-то привычной ухмылке. Ваня даже не мог злиться на Ульянова, его скорее смешило теперешнее его поведение. — Да не пошел бы ты к чёрту, придурок! — Валевский, как будто очнувшись от опьянения и отрезвев, рывком поднялся на ноги и пулей вылетел из полутёмной комнатки. Комнатки, в которой совсем недавно ублажал своего учителя. Комнатки, которая в каком-то смысле забрала одну из его девственностей. И несмотря на все внутренние отговорки и обманы, кои парень успел придумать в своей голове, в его животе родились бабочки, вылупились из своих коконов, забыв о стадиях гусеницы, куколки и остальных существующих. Непонятное Ивану чувство родилось в груди, неясное тепло заполонило мозг, обняло череп и затмило разум. Неясная воодушевленность и радость появилась в груди, заставляя парня прямо-таки прыгать по опустевшим коридорам и светиться от выполняемых чувств. До дрожи в коленях, до пульсации внизу… Когда подросток всё-таки добрался до нужного кабинета, класс гудел, места были заняты, а школьники переговаривались кто с соседом по парте, кто с другом в противоположном углу. — Э, Вань, ты где был? — Вопросил Грей, как только Валевский устало упал на свободное место рядом с другом. — Решил прогулять, да застукали? А меня чего не позвал?! — У меня был тяжёлый… — Ваня задумался, пытаясь придумать, что сказать Морозову, так чтобы он ни о чём не догодался и так, чтобы сказать правду. — Он высосал из меня всю энергию, но под конец, я смог ответить ему тем же. — Решив не упоминать какую именно энергию Валевский высосал у Вити, договорил парень. — Орал? — Виновато поинтересовался Серёжа. — Орал. — Кивнул Иван, подумав, что это и правда был орал. — И не без твоей подачки, к слову. — П-прости! Я правда не хотел, но понимаешь… — Ладно, хватит тараторить, ты потом за это ещё получишь. — Прервав стремительный и, по догадкам Вани, длиннющий поток оправданий, пообещал парень. И как только он закончил, все стихло: Виктор Константинович важно и преспокойно зашел в кабинет, не забыв извиниться перед классом за столь продолжительное опоздания и закрепив это тем, что бросил насмешливый взгляд на Валевского со словами «Решались неотложные дела». — И раз уж на сегодняшний урок было намечено сочинение, а задержались вы с ним по моей вине, я кое-что придумал, — вещал педагог, полностью отдав себя уроку и абсолютно забыв о существовании Ивана. — Я дам вам темы на выбор, и всё остальное время вы будете заниматься написанием. Но так как времени у вас осталось не много, каждому я добавлю по дополнительному баллу, а если успеете закончить — все два. Класс одобрительно заулюлюкал, все были согласны, ведь даже в худшем случае ученик получит три, а в этом коллективе, это уже подвиг. Одобрение было получено, и уже через две минуты, ручки шуршали по бумаге и скрипели под напором пальцев. Только один человек здесь даже не пытался что-то писать или хотя бы открыть тетрадь — Валевскому казалось, что он на сегодня уже достаточно поработал и можно бы и отдохнуть. Как только долгожданный звонок, вещающий о том, что последний урок закончен, прозвенел, Ваня подпрыгнул со своего места и стал быстро собирать все свои выложенные на парту принадлежности в рюкзак. Но как только он ринулся к двери, знакомый с детства голос, слегка дрогнув, закричал предательское обвинение: — Виктор Константинович, а Валевский сочинение не писал! — Мороз, сволочь! — Рык и угроза в голосе Ивана точно не говорили ни о чем доброжелательном, одно предательство за день он ещё мог стереть, но вот два… Всему есть лимит. — Что ж, Валевский, вам придётся остаться на дополнительное и всё же написать сочинение. — Тихий и спокойный тембр смешивался с насмешливостью и явной издевкой, ну кто бы сомневался! — Виктор Константинович, а я не дописала, можно мне тоже остаться с Ваней? — Одна из девчонок, что постоянно бегали за восхваляемым русичем и пускали на него слюни и не только, с искусственным смущением взирала на мужчину, в одной руке держа раскрытую тетрадь. — Не стоит, Вероника, девушкам твоего возраста нужно хорошо питаться и не слишком напрягаться. К тому же, думаю с твоей отметкой все будет отлично, иди домой и спи спокойно. — Ульянов говорил как-то ласково, с какой-то заботой и теплом, словно хотел, чтобы в его слова и правда поверили. Его выражение лица смягчилось, когда он обращался к старшекласснице. — А вот Валевский у нас выносливый юноша, переживёт. — Да твою мать! — Обязательно вас познакомлю, прекрасная женщина! — Витя залихватски улыбнулся, наблюдая как измученный и злой подросток плетется к парте, что говориться «против шерсти».