Последний конспект

      За окном медленно смеркалось, хотя наступление лета уже чувствовалось, темнело всё ещё достаточно рано, как никак апрель, даже если и конец. Ваня сидел на доневозможного мягкой кровати и пялил на улицу, где как из ведра лил дождь. Да, погода точно решила совершить каминг-аут, а теперь мечется от «не стоит так рисковать» в виде сильнющего дождя и дикого холода до «я имею право любить кого хочу» выраженного солнцем и жарой, да такой, что любой июль или август позавидует. Именно в такую погоду хочется сидеть на подоконнике, слушать печальную атмосферную музыку и пить горячий какао, укрывшись пледом. Хочется отдыхать, думать о великом и неизвестном, вспоминать всю свою жизнь и наслаждаться временем. Такие вечера обычно бывают в сентябре или октябре, пока ещё недостаточно холодно для того, чтобы капельки воды изменили свое агрегатное состояние и превратились в узористые снежинки. Тогда у всех появляется неизвестно откуда взявшаяся грусть и никто не хочет продолжать работать, учиться и даже просто-напросто жить, дышать. Никому становится не интересно как дела у тебя, потому что у них самих всё сносно. Они не хотят выслушивать проблемы других, потому что у них сейчас всё также: полно всякого дерьма в жизни. Именно такой вечер был сегодня, в один из последних дней апреля. Среда как-то странно давила и нагнетала грусть, хотелось убиться, а ещё лучше просто поспать. Вот так бы и прошёл день Валевского, если бы не его добродушная матушка, отправившая сына в магазин неподалёку от дома за трёхпроцентным кефиром. Ну, как отправила, Ваня вызвался сам прийти на помощь, поскольку измученное материнское лицо, которое простояло на работе не одну смену, не говорило ни о чём хорошем. Но и без жертв не обошлось: естественно в такую мерзопакостную погоду женщина ребенка в этом красном мешке для костей не отпустит. Заставила её поменять на осенюю куртку, ранее принадлежавшая отцу юноши. Отец… Дождевые капли били по лицу с невероятной силой, казалось, будто бы тучи решили сбросить на цивилизацию тысячи, если не миллионы маленьких снарядов и даже накинутый капюшон не спасал. Куртка, как и следовало ожидать, не спасала от нахлынувшего морской волной холода. Морозные иглы, то резко, то очень медленно пронизывали тело, заставляя целую армию мурашек поднять восстание, если не кровожадную революцию. И сколько таких безумных людей сейчас хлюпают по проспектам и метровым лужам в поисках невесть чего. Дождинки то стремительно летели к земле, развиваясь о гравий, то на время замедлялись, давая разглядеть в них своё же отражение, самые укромные уголки души. Некоторым везло: они приземлялись на окна, фары, на витрины магазинов. Вы тоже, вспоминая детство, наблюдаете за ними, а точнее, за двумя-тремя, выжидая — какая из них перегонит другую? А если же они останавливались, — вы помогали и дули на них? Тёплое беззаботное детство… Ваня довольно сильно любил такие вечера, если к ним ещё добавить атмосферы — музыкальной атмосферы. Когда-то они вместе с отцом соревновались, сидя в комнате: маленький Ваня укутан в одеяло, такой невыносимый холод! Мужчина лет тридцати сидит вместе с мальчиком на подоконнике. Мать зовёт двух оболтусов на кухню — пора ужинать. Но они по-прежнему остаются в комнате, увлечённые своим занятием: какая же капелька перегонит другую?.. Жалобные щенячьи глазки полные слёз уставились на мужчину. На что тот приобнял мальчишку, всё приговаривая, что его капелька обязательно выиграет в следующий раз. Ваня всхлипывает снова, уткнувшись в отцовскую грудь, но очень быстро успокаивается. Теперь он мило улыбается, заливисто смеётся, в комнату входит мама… Да, были времена. Сейчас Валевский старшеклассник, заканчивающий учёбу, — остался всего один год. Надо думать о поступлении, экзаменах, будущем. Естественно, под такую погоду только и придаваться трауру и загонами о дальнейшем. Хочется просто уйти, скрыться ото всех, спрятаться в какую-нибудь нору медвежью и больше никогда не высовывать нос. Больше никому не отвечать на звонки и сообщения. Да что такое? Почему никто не может оставить в покое, когда это так нужно?! На экране мобильного одно непрочитанное от… Отца?! Подождите… Валевский не верил своим глазам, и сколько он не писал, не звонил? Почему объявился только сейчас? Чего он хочет? Почему так много вопросов, а ответов на них вообще нет? Как там его семья, интересно. Но прочитать сообщение очень уж больно, хотя и одновременно раздирает чрезмерный интерес. Была ни была! — «И в очередной раз ты проиграл))» — Гласило то самое сообщение. — «Когда-нибудь я точно выиграю) Привет, пап». «Привет, сын» — последовал ответ. Холод уже не так сильно впивался своими ядовитыми иглами, даже наоборот — стало теплее. И что это было? Минутка воспоминаний? Так или иначе, это не просто так. Как оказалось, прибыл по работе, что-то там стряслось с документами и потеряны некоторые данные. А что ему от Вани нужно? Наконец вспомнил про то, что у него есть сын? Нет, он помнил. Но почему так мало звонил, писал? Почему-то сердце трепыхается как бешеное: то ли от боли, то ли от радости? А мама знает, что он в городе? Надо всё разузнать при встрече, прогулка по городу пойдёт на пользу. В душе Валевский ликовал, очевидно, соскучился всё-таки. Интересно, а куда они пойдут? Заскочат в пару неприметных кофитериев, прошвырнутся по городскому парку и купят пломбир в вафельные стаканчике? Было бы здорово! Но есть одно «но» — дополнительные… Но вместо того, чтобы придаваться печали и отдаться сонливости или хотя бы трепещущим бабочкам в животе от волнения, Ваня сидел с прямой спиной, как игрушечный солдатик и безэмоциональным лицом в учительской квартире и ждал, когда её хозяин перестанет ворчать по-дедовски и восхищаться огромному нежеланию своего ученика учить родной язык. То ли это погода манила сделать что-то противозаконное или хотя бы пакастное, то ли лицо учителя перед самым носом. А вообще, в последнее время Иван не особенно ощущал чувство неприязни к Вите. Да, он раздражал и достаточно часто, если говорить совсем честно, но он больше не был неприятен. И как бы Валевский не пытался это отрицать, ему было сейчас даже весело выслушивать сие велико-важное ворчание преподавателя. Тембр его голоса приносил удовольствие, как-то укачивал, убаюкивал и так и лелеял, словно русалка, упрашивающая заблудшего моряка, нырнуть с ней — изведать глубины океана и навсегда забыть о ужасном мире над водой и о последнем глотке воздуха. Звук входящего сообщения прервал учебный процесс. Иван бы ответил, да это двухметровое чмо по имени Виктор Константинович отобрал у ученика сотовый. Перед глазами у старшеклассника было одно: «Одно не прочитанное сообщение от абонента «Папа»… »  Виктор, заметив загоревшийся взгляд ученика, тут же оповестил, что телефон тот получит только после занятий. А ведь он так хотел прогуляться по парку с отцом, поедая молочный холодный десерт в минусовую температуру — не это ли счастье? Но приходилось сидеть бок-о-бок со своим учителем и тыкаться носом в его плечо снова и снова. Валевский только и повторял про себя из раза в раз: — «Прости, пап… »  Не хотелось признавать, но было приятно сидеть рядом с Константиновичем, и смотреть как он, в одной футболке и домашних штанах — странно, что не в дьявольском плаще и с сатанинскими побрякушками — проверяет ответы Вани, задумчиво потирает затылок и тяжело вздыхает время от времени. И юноша мог бы наблюдать за мужчиной ещё долго и вообще может быть весь этот вечер, если бы не озноб бивший его, несмотря на жару в спальне. — Тебе холодно? — Ульянов на мгновение оторвал взгляд от тетради и перевёл его на ученика. Когда он поднял голову, одна из прядок выбилась и теперь прыгала перед его глазами, словно пружинка. Хочется её поправить. Чертовски сильно хочется. — Просто промок, — Ваня отмахнулся и отвёл взгляд от лица Вити, подавив желание заправить непослушные чёрные волосы за ухо. — Тебе надо переодеться, — со скоростью звука преподаватель подскочил со своего места и бесшумно прошёлся до высоко шкафа. — Будет очень нехорошо, если ты заболеешь. Ещё и по моей вине. — Э-э-э-э-э, чего?.. — Я и не обратил внимание на твою одежду, хотя стоило, учитывая то, что ты вечно ходишь без зонта. — Мужчина что-то слишком уж увлечённо перебирал то на одной, то на другой полке, из-за его спины Валевский не мог разглядеть практически ничего, кроме аккуратно разложенной одежды, что практически вся была в темных тонах. Ладно, у него хотя бы есть чувство стиля. — Да не надо, не сахарный… — Валевский ощутил как к лицу приливает кровь, хорошо что Ульянов сейчас стоит к нему спиной, да и освещение тут не очень естественное, так что даже если развернётся, вряд ли заметит. — Я не сомневался, а вот подхватить какой-нибудь вирус ты сможешь на раз-два, — Виктор замолчал, вытягивая какую-ту вещь из тёмной ткани. — Лови. — С-спасибо, — только когда вещь прилетела в грудь парню, он смог понять что это — тёмно-малинового цвета свитер с очень приятным запахом. Что ж, стоит отдать русичу должное — у него классный одеколон. Похоже на что-то горькое. На… гранат? — И это. — Вторая тряпка прилетела прямо в юношеское лицо и остаться без комментария это действие естественно не смогло. Когда пламенная речь Валевского о том, какой же Витя всё-таки скотина и как его вообще земля на себе носит закончилась, обвиняемый, — точнее будет сказать обматерённый — вымолвил: — И вот это мне в благодарность, да? Никакого укора или обвинения в голосе преподавателя не было, он даже не говорил серьёзно, скорее иронично, но почему-то Ваня почувствовал себя гадко. На душе заскреблась кошка, и юноша даже был готов извиниться, пока не наткнулся на выжидающе-издевательские синие глаза. Нет, чего это он должен извиняться? Тем более перед этим тридцатилетним педафилом. — Вообще-то мне всего двадвать шесть, — не успел старшеклассник ещё опустить голову, как она снова поднялась, встретившись с глазами учителя. Он что, правда сказал это вслух? — Нет, я просто умею читать мысли. Одно предложение, а Иван уже почувствовал себя полностью раздетым на ладони у этого ужаснейшего человека, а ещё хуже было то, что он узнает об этом только сейчас, когда уже столько всего успел надумать и разложить в своей голове. Нельзя было сразу предупредить, он бы хотя бы не думал о том, о чём не нужно в его присутствие. — Эй-эй, успокойся, я же пошутил! — Заметив округлившиеся глаза своего ученика и медленно нарастающую панику, расстекающуюся по всему его лицу, Витя даже отошёл на пару шагов от стены. — Да, ты сказал это вслух. — Придурок, мать твою! — Теперь уже подросток и не думал о извинениях, кто-кто, но не он точно должен был просить прощения. — Со своими шуточками! — Да ладно тебе, я же не знал, что ты прада мне поверишь, — поняв, что парень пришёл в себя, Ульянов снова облокотился на стену, вместе с тем, скрестив руки на груди. — Ну, ты будешь переодеваться? — А… да, сейчас… — Юноша кинул затуманенный взгляд на учителя, потом вернул его к одежде. Он что, правда испугался того, что его мысли могли быть прочитаны? Интересно, о чём таком можно думать, чтобы потом так об этом переживать? — Уйди. — Чего? — Учительская бровь в недоуменном жесте поднялась вверх. — Я вообще-то тут переодеваюсь. — Ваня отвернулся, в который раз за сегодня почувствовав прилив крови к щекам, да что ж это такое-то?! — Не бойся, я примерно представляю как выглядит твоё тело. — На лице мужчины заиграла веселая улыбка, он ведь даже не думал о том, что Иван может вести себя как стеснительная девчонка перед первым разом. К тому же покрасневшее лицо не укрылось от Виктора, поэтому он всерьёз подумал, не поднялась ли у мальчишки температура. — Да иди в жопу, а! — Спасибо, был, классное место, совет… — Мальчишеские штаны полетели прямо в лицо Виктору, поэтому договорить о том, насколько всё-таки крутое это место — жопа, он не смог. Когда брюки были в руках Ульянова, Ваня уже успел натянуть другие, так что ничего дельного увидеть мужчина не смог. Стягивая с себя кофту, юный Валевский продолжал гневно бурчать что-то о том, какой хозяин этого дома мудак и сколько проблем свалилось на него, как только он его встретил, как хорошо жилось до того, как он устроился в их школу и вообще как же он задолбал со своим русским и этими вечерними дополнительными, из-за которых он сейчас вынужден таскать его одежду. — Я думал ты менее костлявый, — поймав брошенную в его сторону любимую часть всего гардероба Валевского, поделился Виктор. — Тебе стоит лучше питаться. — Ага, будешь тут лучше питаться, когда по вечерам шляешься по всяким там Ульяновым. — Ладно, может уже продолжим? — Константинович стал медленно подходить к Ивану, и когда между ними осталось всего пару шагов, рука преподавателя легка на затылок юноши. Спустя секунду — губы мужчины касались лба парня. — Эй, ты чё творишь-то?! — Да хватит дрыгаться, всего лишь температуру проверяю. Было предчувствие, что у тебя жар. — Витя нахмурил брови, сделав вид, будто затаил на Ваню обиду, но честно, он выглядел как растроенный медвежонок, которому не досталась порция мёда. — Лучше бы чай тогда налил, а не лез ко мне. — У меня есть ещё пара вопросов, раз уж мы закончили с темой, то можно пройтись и по другому. — По чему другому? — Ваня усмехнулся, выгнув бровь. — У тебя достаточно неплохие сочинения, но ты каждые пять минут спрашиваешь синонимы к самым простым словам. — Проигнорировав насмешку ученика, рассказал учитель. — Ну, и такой грешок есть, — подросток пожал плечами. — Боюсь думать о других твоих «грешках», — сильно выделев последнее слово, оскалился мужчина. — Ты будешь подбирать синонимы к словам или словосочетаниям, которые я скажу. — Валяй, я в этом профи! — Иван залихватски улыбнулся и откинулся на спину, полностью утопая в мягком матрасе постели Ульянова и шёлковом покрывале цвета ночного беззвёздного неба. — Первое — поглаживать. — Юноша немного помолчал, а потом беззаботным голосом и с до ужаса наивными глазами произнёс: — А-а-а… Поёбывать? — Иван… — На выдохе,. Нет. На очень тяжёлом и страдальческом выдохе смешанном с вымученным стоном, попросил он. — Да? — Хорошее начало, — поняв, что Валевский, он и в Африке Валевский, один единственный на весь мир со своими глупыми синонимами и совершенно отсутствующим чувством такта. — Небольшой перерыв. — Супер, что там с чайком? — Раскинувшись на учительской кровати, улыбнулся как самый настоящий чертёнок Ваня. — У меня есть ещё вопрос. — Ну что ещё? — Скорее личный… — Виктор замолчал, подбирая слова, а потом, вроде как догадываясь, что это не должно его волновать, совершенно спокойно спросил: — Ты как-то упоминал о том, что видел Кристину с… Кхм, с каким-то мужчиной. — О, да! — Ванюша мгновенно повеселел и даже поднялся, чтобы видеть лицо учителя. — Значит, от своих слов не отказываешься? — Я никогда не отказываюсь от своих слов. — Помрачнел, припомнив чем это ему вылезло в прошлый раз, школьник. — В общем-то, всё было так, как я и сказал раньше, но вряд ли ты меня слушал. — Извините, о сударыня, за то, что уделял вам недостаточно времени! — Ульянов сделал голос более тонким и по-актёрски преклонил голову. — Обещаю, что подобного больше никогда не повторится, иначе — не сносить мне головы! — Я подумаю, — парень усмехнулся, встретив серьёзный взгляд мужчины. — Они были в кинотеатре, там было почти пусто, так что их было трудно не запомнить. — Да, а ты у нас запоминаешь всех, кто сидит рядом с тобой в кино! — Сарказм из преподавателя так и лился, из всех щелей, как это говорится. Ему нужна была правда, и Ваня понял это по настойчивости, которая готова была отрубить парню язык, если он ничего не скажет. Либо всё, либо ничего. — Ладно, хорошо, хватит на меня так смотреть! Я запомнил её из-за конфликта. — Конфликта? Откуда подобные слова в твоём словарном запасе? — С неподдельным удивлением вопросил Константинович. — Ты либо слушай, либо в нос получишь. — Я почти испугался, практикуй почаще и точно будет больше проку. — Мужчина поднял кулак, мол «давай, брат, вперёд», сделав соответственное выражение лица. — Так вот, они лизались прямо у выхода, а я такое не приветствую. — Встретив удивлённо-ироничную усмешку, Ваня вскипел. — Там вообще-то и дети были! — Ладно, я понял… — Витя замолчал, опустив глаза на колени. — Спасибо. — Ага, не за что. А вообще… — Да? — Как-то слишком быстро вопросил Виктор. — Нормально, что я тут разлёгся на вашей кроватке? Ну… А то ещё придётся экскурсию по шкафам проводить… — Подросток замолчал, покраснев. — Не бойся, если собираешься быть моим экс-любовником я найду для тебя более удобное место, чем шкаф. — Почему «экс»? — Пытаясь не обращать внимание, на всю оставшуюся часть предложения, поинтересовался Ваня. Юноша точно понимал, если он всерьёз воспримет целое предложение — опять зальется краской. — Потому что я в разводе. — Удовлетворённо улыбнувшись, ответил мужчина. Ваня задумался на секунду, что подобные разговоры с учителями уж точно не ведут. Да что не так, твою мать, с этим блядским учителем?! Он больше смахивает на профессионального маньяка-педофила с гаремником испанских любовниц, торгующих наркотой из Нотр-Дама. Тогда всё в порядке. — Тебе чай какой? — «Какой?» У тебя их много чтоль? — Очнулся от своих мыслей Валевский. — Почти двадвать разных вкусов. — На полном серьёзе, ответил учитель. — А какой самый вкусный? — Охеревая то ли от жизни, то ли от собственной бедности, вопросил юноша. — На вкус и цвет… — русич пожал плечами, — но тебе бы облепиховый не помешал. — Тогда давай облепиховый. — Прикрыв глаза, Ваня снова откинулся на спину. Сегодня выдался тяжёлый день, он отработал целый школьный, а потом ещё и — по ощущениям — полтора часа батрачил на допольнительном у Вити. Тихие шаги послышались где-то за пределами спальной, значит преподаватель уже занят делом. Странно, что сегодня они расположились не на кухне, как в прошлый раз, по крайней мере, Ваня рассчитывал именно на это. «Рассчитывал? Нет, что за бред?» — мысленно влепив себе оплеуху, парень попытался успокоиться, попытался заставить себя перестать время от времени делать более глубокий вдох, чтобы уловить тонкий аромат одежды Ульянова. Почему он вообще это делает? Почему голова кружится от осознания происходящего? Сердце бешено колотится, а дыхание прерывистое, как у какого-то дикого зверя? Нет, он точно заболел, снова. И на этот раз это не ангина. Надо успокоиться. Просто закрыть глаза, расслабить руки, ноги да и вообще все мышцы тела настолько, насколько это возможно. Очередная волна холодных мурашей прошлась от спины к шее, словно бы кто-то касался кончиками ледяных пальцев нежной бледной кожи, проходился тропинкой по позвоночнику, а потом сильно хватал за глотку. Задумавшись, Валевский не заметил, как погрузился в сладкую дрёму… Когда спустя две минуты Витя вошёл в комнату, неся в руках кружку с горячим чаем и сопровождаемый своей же речью, то остановился буквально на пороге, сначала ошеломлённо глядя на посапывающего ученика, а потом он нежно, по-отечески укрывал юношу тёплым покрывалом. На прощание мужчина чмокнул Ивана в лоб, расплываясь в улыбке, смахивающей на такую, что бывает только у чеширского кота. — Ты так похож на своего отца, Валевский…

***

На некоторое время, после своего пробуждения, Ваня лежал, тупо осматривая комнату, в которой он так мирно и определённо отлично спал ещё несколько минут назад. Помещение не было обустроенно слишком богато, но и не было похоже, что его хозяин — или хозяйка — был беден. По крайней мере, у него был вкус и понятие стиля. Спальня не казалась тёмной, хотя цвета были достаточно близки к чёрному. Длинные шторы, линолеум, двуспальная кровать… «Стоп!» — наконец осознание пришло к Валевскому, и он подпрыгнул словно ужаленный кем-то похуже осы и в место, похуже ж… Кхм, мягкого места. — Чёрт, да что ж это такое-то?! — Бредя по коридору, на неизвестно чем вызванное шипение, похожее на сборище змей разных размеров и пород, Иван тихо выругивался. В конце концов, когда юноша дошёл до кухни, он заметил Виктора, который с совершенно невозмутимым видом стоял у плиты в красиво расшитом фартучке цвета молодой свиньи. — О, Иван, ты уже встал? — Заметив гостя, мужчина рассплылся в издевательской улыбке — как и всегда, впрочем, своим привычкам не изменяет. — Не с твоей подачки, — повысив голос, чтобы Ульянов услышал его сквозь шум масла на сковородке, съязвил Валевский. — Который час? — Почти десять, — глянув на часы, оповестил учитель. — Не останешься на ужин? Я как раз заканчиваю. — Да иди ты со своим ужином! — Подорвавшись с места и уже натягивая излюбленные кроссовки, закричал Ваня. Мама наверняка переживает да и звонила, наверное, не раз. — Кто вообще ужинает после шести? — Холостяки, — Ульянов вышел в коридор в одной руке держа лопатку, что предназначалась для переворачивания чего-то жаренного, а во второй — мобильный Ивана. — Тебе там отец звонил — я ответил. Он оказался душкой, к слову. — Что?! — Сердце Валевского ухнуло в пятки и, возможно, даже ещё ниже. Ну всё, это провал. Как он теперь объяснит папе, что был у какого-то мужика с голосом педофила, так ещё и спал у него в доме, на его кровати. — Да шучу я, успокойся. — Кусок придурка, меня чуть Кондратий не обнял! — Закричал Валевский, выхватывая свой телефон из руки Виктора. — Ладно-ладно, не кипятись! — Витя продолжал наблюдать за резкими, нервными движениями ученика, подпирая стену. — Завтра в тоже время. — Если следущие занятия будут такими же, обещаю, я не приду! — Прорычал Ваня, поднимаясь и накидывая кожанку, что предумотрительно надел перед выходом из дома — надел-то надел, а застягнуть не додумался. Снова. — Обещаю, в следующий раз будет горячее! — Усмехнулся мужчина, а Валевский, показав ему средний палец, вышел из квартиры, не забыв перед этим громко хлопнуть дверью.