***
— Эличка, отнеси это, будь добра, на те полки! Ира, расклей, пожалуйста, ценники! Мариш, обслужи клиентов на кассе! — Спокойно раздавал указания Иван направо-налево. Девушки, начиная от опытных продавцов консультантов и заканчивая молоденькими стажёрками, бегали туда-сюда и путались под ногами друг у друга. Клиентов, как и всегда по выходным — да и в общем — много, а вот рук не хватало. Работа, как и раньше, кипела. Валевский уверенно руководил всем, словно этакий дерижёр: махнул рукой — и на полках уже новый товар, махнул другой — вот тебе и довольный покупатель и прибыль. Подумать только, ещё около года назад Иван только и делал, что суетился, нервно пыхтел и мешался у всех под носом, ровно так же, как и эти миленькие неумелые девушки в настоящий момент. Сейчас же он вполне способен сам обслужить клиента на кассе да ещё и по самому высшему классу, так, чтобы все остались довольны и счастливы. Но, увы, разрешение на это ни от матери, ни от кого-либо другого — например, государства и великой и могучей конституции (или как там называется эта книга с законами) Российской Федерации — он не получил, поскольку не являлся работником во всей этой волшебной организации. Только при крайней необходимости, когда у остальных работников нет никакой возможности обслужить покупателя, Ваня может свободно оказать услугу. Валевского не интересовали деньги и возможность подзаработать, ему был важен сам факт помощи маме. Ей нелегко содержать огромный ЦУМ одной, успевать следить за рабочими, раздавать им задания, одновременно с этим заключать сделки по поставке товаров и выплачивать зарплаты такому огромного количества людей. Сейчас мама отошла по каким-то важным делам, как и обычно, что-то по документам или прочим вопросам. Как только она всё успевает? Любой другой человек с чуть более слабыми выдержкой и терпением уже на выходе бы послал всех на три веселых буковки и пожаловался на маленькую зарплату. Но всё шло отлично: работницы справлялись со своей должностью, покупатели расплачивались за покупку и уходили прочь довольные, как слоны. Что сказать, Ваня просто лучший заместитель директора! Все девчонки его просто обожали, конечно, были и такие, которые пытались строить ему глазки, но парень ясно давал понять, что, мол, звините, не судьба. Были и особи мужского пола среди обслуживающего персонала, но их насчитывалось раз-два, как говорится, и с Валевским они контактировали не достаточно редко, если вообще пересекались. Хотя, были и ребята, с которыми Ваня общался в передышках после наплыва посетителей или в обед. — Вань, — позвала хорошенькая, симпатичная девушка невысокого ростика, аккуратным личиком и волосами цвета грязного блонда. На груди бликовал пластиковый бейджик с именем Вероника, — где Елена Дмитриевна? Тут артикул не соответствует товару. — Отнеси на кассу, я сейчас подойду. — Быстро среагировал парень, уже уходя в другой отдел, необходимо было проверить, как справляются с работой другие барышни. Не успел Валевский дойти пункта назначения, как заприметил на входе в магазин некую личность. Больно уж знакомые черты. Одежда. Чёрные волосы. Твою же… Нет, этот день с самого начала был обречён на ПИЗДЕЦ. — Какого хера?! Ты тут откуда нарисовался? — спросил сам себя Иван в своих же мыслях, сплетающихся меж собой в витиеватую паутину. До боли уже знакомый Виктор Константинович позировал на входе а-ля «Топ-Сексуалити-Модел»: мужское приличное весеннее пальто, его любимого чёрного цвета рубашка с галстуком, строгие брюки с кожаным ремнём и такие же угольно-чёрные лаковые туфли. Как и обычно — с мобильным телефоном в одной руке и портфелем в другой. Интересно, это он так делает вид, будто ему на все насрать, и он тут главный альфа-самец или он не актриса московского театрального колледжа? Посмотрев куда-то в сторону и разочарованно вздохнув, мужчина небрежно забросил телефон в карман пальто и направился вглубь лабиринтов одежды. — Твою мать, этого ещё не хватало! — Ваня всячески пытался увернуться от взора своего учителя, надеясь и моля всех существующих богов, чтобы всё обошлось, планеты не сошлись, а их глаза никогда больше — и тем более сейчас — не пересеклись. Юноша делал вид, что что-то увлечённо выбирает среди развешанных футболок — это сработало, учитель даже не обратил внимание на Ивана, он будто был поглощён своими мыслями, пытался разобраться в них. Пытался разобраться в себе. — Вань, ты скоро там? — Подала голос та самая Вероника, глядя на Ваню поросячьими глазками и привлекая не только его внимание. — Бля-я-я-я… — шепотом выругался Валевский, в котором ещё бушевал крохотный лучик надежды, что русич этого не слышал и не понял, кому это адресовано. — А может и пронес… — Валевский! — Позади раздался тот самый бархатистый голос с нотками озорства и детского дурачества, который сейчас Ваня слышать не хотел от слова СОВСЕМ-АБСОЛЮТНО-СУКА-ЧТО-ТЫ-ЗДЕСЬ-БЛЯТЬ-ЗАБЫЛ-ПРОВАЛИВАЙ-Я-НЕ-БУДУ-ТЕБЕ-НИЧЕГО-ПРОДАВАТЬ-УБЛЮДОК. -Бля-я-я-я-ять, не-е-ет… — страдальчески протянул все тем же еле различимым шепотом парень, на пятках оборачиваясь на довольно-недовольную (хер там поймёшь) учительскую морду. — Валевский, что здесь делаете? — Их разделяло всего несколько метров, но ощущение было такое, что этой фразой Ваню раздели догола и никакой дистанции и в помине не было. Как будто это предложение было сказано в самое ухо, заставляя кончики пальцев заледенеть, а толпу мурашек со скоростью света пробежаться от пят до затылка и обратно. — Ник, подожди пару минут, я разберусь тут с одним клиентом. — Последнее слово Ваня выделил, оно было сказано с пламенной, искренней ненавистью. Глаза покосились на Виктора, который, склонив голову набок, как маленький любопытный щенок, увидевший в руках у хозяина какое-нибудь лакомство и теперь ожидавший свое законное вознаграждение, улыбался улыбкой самого настоящего хищника, видящего перед собой добычу, принадлежащую только ему. Подойдя ближе на пару шагов, Иван почувствовал некое жжение в груди, а потом и то, как у него захрустели костяшки пальцев. Треснуть бы ему, да посильнее. — Чем могу помочь? — Пытаясь контролировать всю агрессию, скопившуюся внутри подобно метану под потолком дома и подбирающуюся к горлу, вопросил Ваня, продолжая сохранять умиротворённое выражение лица. Сказать честно, получалось у него не очень. — Надо же, Валевский! Вы уже успели подыскать себе работу, — излагал свои наблюдения Витя с явно поддельным восхищением, — неужто поняли, что великий и могучий язык русского народа вам не осилить и никакими стараниями не сдать? — Послушайте, мистер, — хотел было парень высказать всё, что думает об этом педагогишке, да обстоятельства не позволили, повезло гаду. — Сейчас мы не в том месте и не в том положении, чтобы беседовать по душам, личные темы для разговоров оставьте за стенами этого здания. А сейчас берите все, что вам нужно да побольше и скатертью дорожка, благодарим за посещение, так сказать! — Ваня сделал что-то наподобие леверанса. — Всё не прекращаете поясничать, Валевский! С таким обращением к покупателям вы быстро вылетите со своего рабочего места. — Прошу прощения, могу ли я подсказать вам что-то? Может быть, где находится окно, в которое вы успешно можете выйти вместе со своими непрошенными советами и погаными мнениями? — Благодарю, я бываю здесь довольно часто и могу сам построить свой ориентир. — С этими словами Виктор вальяжной походкой прошёл мимо своего ученика, не сбрасывая с лица гаденькую улыбку пантеры. Удивительно, но это был самый короткий диалог за всё время общения с русичем. Что ж, раз так, Ваня может легко забыть эту ситуацию и пойти заниматься своими делами. Веронике там все еще нужна помощь с артикулом. Интересно, почему учитель решил вот так просто уйти? Почему не начал докапываться с вопросами о так называемой «работе»? Не стал плевать в Ваню язвительными фразочками и выражениями? Почему просто не стал его доставать, чем он обычно и занимается «на досуге»? Неужели злится? Злится за тот инцидент с документами, за то, что Валевский нагрубил Кристине, да и самому Вите тоже досталось. Да, простить такую выходку не просто, можно сказать, даже невозможно. Но всё же, что поражает, Виктор заговорил с Ваней. Первый. Почему-то на одну секунду появилось желание извиниться, или закурить сигарету. На душе стало как-то… Обидно? — Ещё чего, извиняться перед ним? Лучше уж повеситься, — парень не переставал разговаривать сам с собою в мыслях, в самых укромных уголках своего разума, где его никто не достанет и не потревожит. Где он уж точно один и не будет услышан. И всё же, в реальный мир иногда тоже полезно возвращаться. Иван прогуливался по отделам, наблюдая за работой сотрудниц, иногда подсказывая то одной, то другой. Всё шло своим чередом. Юноше хотелось было присесть, но его отовсюду подзывали то там, то тут. Ясно одно — пока мамы не будет на месте, покоя, Ваня, можешь не ждать. И ладно бы его просили неопытные хрупкие девушки, но нет, имели место быть и те, которые работали тут года два, а то и три. Валевский тут всего ничего, а знает почти всё, до мелочей. Стоит только спросить. Он следил за всем и в любом бардаке смог бы навести марафет и сдуть каждую пылинку с поверхности полок и вешалок. Наверное, это то самое дело, в котором он чувствовал себя уверенным, профессиональным. И, если подумать, нужно было заставить себя поразмышлять о работе в мамином бизнесе, но Ваня все отрекался от этого. Он и сам-то не понимал почему. Ему не было скучно, неприятно или в тягость выполнять эту работу. Не то, чтобы ему не нравилось, просто не его это. На этот раз не хотелось дожидаться мамы и её дозволенности уйти на перерыв. Разве Ваня не заслужил хотя бы пары минут отдыха? Девочки пока справляются, никакого кипиша или повода для паники. Никаких криков и возмущенй. Что за эти пару минут может случиться? На глаза Валевскому попалась кабинка раздевалки. Людей поблизости нет. Отлично. Можно спокойно переждать там, где не занято и побыть наедине со своим разумом, что может быть лучше? Да и к тому же, как давно мы не улетали в то небытие, где существует музыка и только музыка? Больше никого… Предварительно постучав в дверь и убедившись, что никого за этими стенами нет и не должно быть эти несколько минут, Валевский без колебаний отворил дверцу и с такой же уверенностью шагнул внутрь. Момент. Дверь закрыта. Как говориться раз, два, три — и мы внутри! Тишина. Ни единого звука. Казалось, что тебе на голову прямо сейчас наденут мусорный пакет, в который обычно упаковывают трупы, (а хотелось бы одежду) перо под ребро и пиши пропало. Однако, ничего подобного и не собиралось происходить. Собиралось, как раз-таки что-то другое, только вот что? Ваня не хотел пропускать в свою голову липкие и скользкие щупальца паранойи, поэтому он просто расслабленно опустил дверную ручку. Но когда Валевский уже было развернулся лицом к зеркалу, дабы примостить свою пятую точку на удобный пуфик, его планы резко перечеркнули огромным жирным крестом. Буквально в двух шагах от Ивана стоял любимый и многоуважаемый им Виктор Константиович, примеряющий на себя новенькую белую рубашку, свою же он повесил на крючок сбоку от зеркала. В его отражении Виктор и встретил нежданного гостя тем же взглядом дикой кошки. Улыбка снова встала на своё место. — Ой, извините, ошибся дверью…извините за вторжение, уже ухожу! — Только парень ринулся к спасительной двери, которая могла бы избавить его от нахождения в обществе с этим полураздетым надоедливым мужчиной, как его вдруг неожиданно схватили за руку, не давая уйти восвояси и представить, что всего этого только что не было. Напиться и забыться. — Куда же вы, Валевский? Разве, я разрешал вам уйти? — С живостью в голосе вопросил Виктор, продолжая крепко удерживать руку своего ученика. — Мы не в вашем кабинете, чтобы вы смели задерживать меня! — Попытался вырваться юноша из железной учительской хватки. Бесполезно. Извините, чем он питается, что у него руки-базуки с силой Халка? — Тем не менее, я всё ещё остаюсь вашим учителем, поэтому будьте любезны, останьтесь. — Дёрнул за руку. — Или вы желаете, чтобы все сбежались на этот грохот и увидели, чем тут занимается юный сотрудник со взрослым не доконца одетым — он кивнул на рубашку, пуговицы которой были все ещё расстегнуты больше чем на половину, — мужчиной в кабинке раздевалки? Ну всё, Ванюша. Теперь выход точно заблокирован. И неизвестно, когда предоставиться возможность выйти на свободу. Как это там поётся? Ситуация «HELP», ситуация «SOS»? — И что же вам от меня нужно? — Облокотился о стену старшеклассник. — Ничего, просто побудь здесь. — Я вам в телохранители или дворецкие не нанимался, у меня есть дела поважнее. — На такое заявление Виктор только стрельнул глазами, после чего резким движением распахнул рубашку, обнажая могучие широкие плечи и рельефную линию торса. Некоторое время Ваня в открытую пялился на мужчину, открыв рот и охреневая от происходящего, но опомнившись шустро опустил глаза в пол, спрятавшись в красивом сером новеньком ленолиуме. Виктор спокойно продолжил переодевание, не думая о том, чтобы хотя бы на секунду стереть эту дьявольскую улыбку с этого адова лица. Ваня думал. Он не мог понять, что так яро вызывает у него это чувство смущение, идущие из самых недр его груди. Небольшое расстояние? Когда-то между ними был более тесный контакт, гораздо теснее, чем сейчас… На одно мгновение Ваня, осознав, что утыкаться глазами в пол не так уж и весело, да к тому же ещё и нелепо, решил аккуратно разведать обстановку. Как по минному полю, честное слово. Когда все это закончится, он обещает выпить литр чистого медицинского спирта, — если, конечно, выйдет отсюда живым, -чтобы забыть весь этот день как долгий страшный сон и отчисться от дерьма. Ну и когда этот хренов недопедофил уже переоденется? Осторожно приоткрыв один глаз, — как бы не пытался Валевский ускользнуть в небытие, в то самое место, где время останавливается, где существует только он, он и больше никого и ничего, у него этого не получалось, — парень глянул в сторону Вити. Последний стоял по пояс без одежды, разглядывая себя в зеркало. Белую рубашку он вертел у себя в руках как ему вздумается, вероятнее всего, пытался не помять столь ювелирное изделие. И всё-таки, на его тело можно было засмотреться. Смотреть долго и все равно не суметь изучить эти плавные, в некоторых местах слишком резкие изгибы, его мелкий и крупный рельеф мышц. Прекрасность его торса выражалась в его сгибах и изломах, в бледности и блеске кожи, в игре света и тени, где почеркивались чёткость линий. Но плечи тоже достойны своего, можно сказать, отдельного внимания. Их архитектура, пропорция, казалось, всё в них идеально. Беспрерывно рисовать разные фигуры, выпуклости больших и малых мышц, подчеркивать их чёткие и неясные контуры. На одном плече явно выделялись две родинки, одна чуть больше другой. Интересная особенность тела. Наверняка, почувствовав, что за ним бесстыдно наблюдают, Ульянов обернулся. — Хочешь потрогать? — Предложил с каким-то непонятным отголоском мужчина, будто бы с вызовом. Ваня мог бы с уверенностью сказать, что в ульяновском голосе слышалось легкое возбуждение. — Ч-чего?! Ещё чего? — Почувствова, как густая краска заливает всё Ванино лицо, он вновь опустил взгляд. Учитель беззлобно оскалился, его будто веселила вся эта ситуация. Рука потянулась к уже родной и привычной черной рубашке. — Всё же вам больше идёт белая рубашка. — Мужчина снова обернулся, но в этот раз точно не ожидал увидеть наглую ухмылку на самоловольном лице Валевского. — Это расценивать как комплимент? — Как хочешь, мне без разницы. — А-ля Эльза из «Холодного сердца» Ваня безразлично пожал плечами. Весь его вид так и твердил «я холодный, как лед, мое сердце айсберг, об который разбился Титаник, а все чувства — ложь, пиздеж и провокация!» — Не устали стоять, Валевский? Может, присядите? — Сделал приглашающий жест Ульянов. — Я тебе не дед старый, в состоянии и постоять. — Как угодно, — мужчина сам уселся на пуф, не дожидаясь согласия или протеста со стороны ученика. Застёгивая пуговицы, Витя не спускал с юноши внимательного оценивающего взгляда. — Пуговицы больно тугие, не поможете, Валевский? — Может, мне ещё тебя с ложечки покормить и на ручках покачать? — Не будем уточнять, в который уже раз съязвил старшеклассник. — Было бы неплохо, — поиграл бровями и ресницами Виктор, явно развлекаясь и во всю веселясь. — Это всё, о чём я желаю каждой ночью, начиная с двенадцати и заканчивая шестым часом утра. — Как ты задолбал! — Сделав один единственный грозно-гневный шаг, — ибо не рассчитал расстояние — Ваня выглядел, как киборг-убийца версии лайт. Китайского производства — Подняться не удосужитесь? — Может, тебе лучше присесть? — Воздержусь, — буркнул парень, будто недовольный медвежонок, которому не досталась порции сладкого мёда. — Да и тем более, последнее место для комфортного сидения заняли вы, — продолжал негодовать Валевский, не обращая внимания на Витю и сосредоточив все свое внимание на занятии и застёгивая вторую снизу пуговицу. Не успел Иван понять, что происходит, как почувствовал учительскую ладонь на своей талии, которая резко потянула подростка вниз. Он бы упал, если бы не колено Виктора, которое он вовремя и великодушно подставил для мягкого приземления пятой точки юноши. — Так ведь удобнее, правда? — Витино лицо теперь находилось прямо напротив Ваниного. Только пара сантиметров разделяли их, Ваня даже почувствовал лёгкое мятное дыхание на своей щеке. — Какого хера ты делаешь?! Я спокойно мог бы и постоять! — Вы слишком агрессивный человек, Валевский, как же усмирить ваш бурный нрав? — Как тебя уже наконец заткнуть? Ты… — Ваня не успел договорить. Мягкие и властные губы Вити накрыли Ванины. Первое время это было всего лишь невинное прикосновение. Но юркий язычок учителя нетерпеливо и бесцеремонно проник в рот не успевшего сообразить парня, и, повинуясь какому-то незнакомому, но приятному чувству глубоко внутри, Валевский отдался во власть этой страсти, самые потаённые уголки которой были ранее неизведанны, и противиться более уже не было ни сил, ни желания. Он слишком долго боролся со своими чувствами, слишком долго отрицал, думал, прятался, бежал. Слишком. Но парень все ещё колебался, не до конца понимая, что с ним, черт возьми, происходит. В груди вновь это странное жжение, развивающееся по грудной клетке, скручивающее всё в один тугой комок до такой степени, что невозможно вздохнуть; в висках неприятно пульсирует, будто барабанный бой, не затихая ни на минуту, мешая сосредоточиться на одной какой-нибудь — любой, абсолютно плевать — мысли; ноги стали ватными, нельзя было просто встать и уйти, всё тело почти полностью онемело, каждое прикосновение приносило боль, смешанную со сладостным удовольствием. Иван, найдя в себе силы пошевелиться, сомкнул ладони на шее Ульянова, прижавшись к нему сильнее. Одна рука Вити обвивала линию талии, крепко прижимая к своему телу, другая — покоилась на затылке, зарывшись длинными пальцами в спутанные, взлохмаченные волосы И вот опять оно, какие-то необъяснимые чувства захлестнули Ваню, унося с собой в липкую, розовую утопию, затмевая здравый рассудок. Кровь в ушах ревела, словно горный поток, окончательно разрывая связь с реальностью. Но кто этот человек, который дарит ему такой букет эмоций, фейерверк? Кто приносит ему столько удовольствия и злобы одновременно? Кто сейчас так ласково и нежно лелеет его губы, его самого? — Зачем? — Сумев едва оторваться от горячих губ, прошептал Ваня. Страшно было говорить в полный голос. Страшно было пошевелиться. Именно поэтому он все ещё держал руки на шее. — Ты же сам хотел меня заткнуть. Я выполнил твоё желание? — Нет. — Выдохнул в рот мужчине Ваня, захлёбываясь от накотившего волной цунами возбуждения. Юноша наклонился ближе к лицу учителя, и поцеловал его. Сам. Ульянов только слегка улыбнулся, не прерывая поцелуя, и опустил ладонь на бедро Валевского, сжимая пальцы, впиваясь ногтями почти болезненно. Языки сплетались в бурном, ядовитом танце, не желая уступать аппонента. Это было похоже больше на сражение двух заклятых врагов, грубо, властно. Руки исследовали чужое, но, кажется, уже такое знакомое тело, надеясь нащупать спрятанные от них ранее участки горячих точек. Внутри бушевал ураган ощущений, никогда до этого неиспытываемый и уж точно непередаваемым словами Эмоциональный пожар то разгоралался с невероятной силой, то затухал, не желая этого совсем. Учитель снова разомкнул поцелуй, чтобы дать себе и Ване передохнуть. Ульянов опустил свою голову на плечо Валевского, которое сейчас было лучше какой-либо подушки из гусиного пуха. Даже так он слышал, как бъётся его сердце, трепещет в предсмертных конвульсиях. Слышал его учащённое дыхание, можно было подумать, что ещё чуть-чуть, и парень задохнётся в порыве волнения и смущения. Слышал и улыбался. Эта дурацкая улыбка сама напрашивалась на лицо, сама расплывалась, и он не мог это контролировать, не мог сдерживать. Как это называется? Преподаватель оттянул участок черной водолазки на груди Вани. — Сейчас нам это точно не понадобится… — Стоп, что? Как это «сейчас»? Не понадобится? — Точно метеорит пронёсся в сознании старшеклассника. Вопросы один за другим ссыпались в его голове, но ни один из них он не мог озвучить. Пока что. Прямо в этот момент его переполняло нечто среднее между страхом и недоумением. — Не понадобится? — Неуверенно переспросил Ваня, все ещё задыхаясь, но уже более-менее выравнив дыхание. — Конечно, сейчас это только мешает. — Ульянов преодолел оставшиеся две пуговицы, которые Валевский успел застёгнуть, после чего, не церемонясь, скинул на пол теперь уже такой ненужный элемент одежды. Поспешив, преподаватель принялся за водолазку парня. Он стянул её так же небрежно, кидая этот бесполезный кусок ткани в угол, к рубашке. И лишь теперь до юноши дошло, что будет происходить и чего ему точно не хотелось в этот момент. — Н-нет, не нужно, — надо же, что случилось с тем смелым и резким Валевским? Тем, что на любое слово, неприятное ему, отвечает колкостью? Тем, кто плюётся ядом и язвой на всех, кто ему не понравится? Тем, кто готов был нанести удар в самый неожиданный миг? Вместо него на коленях учителя сидел хрупкий и уязвимый мальчик, тот самый, что сыпется и смущается от одного интимного взгляда. Тот самый, что боится. — Не нужно? Почему? Ранее ты был более покладист. — Витя, как будто издеваясь или насмехаясь, гладил Ваню по голове, вовлекая в новый поцелуй. Влажные губы преподавателя вновь слились воедино с такими послушными и податливыми старшеклассника. Ими можно было играть, помыкать как хочется. Ими можно было с лёгкостью управлять. Всем этим робким, пугливым, смущающимся мальчишкой Ваней сейчас можно было крутить, как только пожелает душенька. На что же надеется Витя? Чего он добивается этими несчастными прелюдиями, прикасаясь к Валевскому всем обжигающе горячим телом и безжалостно вжимая его в себя. Парень почувствовал, как в него упирается непонятное приспособление. Хотя, понятно-то было и с самой первой секунды, но это он сам не хотел понимать. Не хотел допускать к своему разуму правду о том, что это так легонько трётся о его пятую точку сквозь грубую ткань брюк. Рука мужчины соприкоснулась с рукой Валевского, сплетаясь пальцами. Ваня почувствовал, как они обе уже лежат на бляхе толстого коженного ремня. Витя не отпускал тыльную сторону ладони Валевского, крепко держа ее в своей и напрявляя. — Готов?.. — Прошептал Ульянов на ухо своему юноше, он даже не пытался скрыть возбуждения в голосе. Витя кусал мочку уха ученика, в попытке поторопить его и услышать ответ, которого он хочет, тут же зализывая причинённую боль. Кусал и зализывал, и так несколько раз. Но вместо ответа ему прилетел короткий вымученный стон. Пару мгновений — ремень полетел вслед за другими вещами. — Ответ верный. — Улыбнулся уже в неизвестно какой раз мужчина. Теперь он был занят, шустро стягивал с парня джинсы. Последние полетели все в ту же кучу «ненужных и брошенных». Сколько прошло времени? Неизвестно. Но в конце концов оба сидят без одежды, без единого ласкуточка ткани, прикрывающего самые сокровенные участки тела и кожи. — Н-не. — Еле слышно воспротивился старшеклассник, когда учитель стал покрывать его тонкую шею дорожкой влажных поцелуев, ненадолго задерживаясь, спускаясь всё ниже. Он игрался. Он хотел потушить свое блядское эго, вырывающиеся наружу прямо сейчас. Именно с ним. Преподавательский рот безжалостно настиг один из сосков. Чёрт побери, совсем как во сне. Ваня был готов переломать внутри себя все кости, когда почувствовал, как мокрый кончик языка Виктора вырисовывает незамысловатые узоры возбуждая небольшие горошинки. Лёгкие и приятные покусывания заставляли стадо мурашек носиться по телу то туда, то обратно. Сдавленных стон вырвался из надломленных от нехватки кислорода лёгких Вани. Ульянов прикусил сильнее, как будто напоминая о их положения контролируя каждый вскрик, каждый вздох Вани. — Потише, ты же не хочешь, чтобы нас услышали? — Витя любезно закрыл рот Валевского широкой и тёплой ладонью. Ваня мог лишь опираться в сильные плечи мужчины, не имея возможности дать себе волю. Мгновение. Один палец оказывается во рту Вани, и ему ничего не остаётся как поддаться ему. Ульянов меняет хватку, вместе с тем меняя и положение рук, пока Валевский ещё не успевает сообразить, проникает внутрь, всего на немного, пару сантиметров от силы, но юноша чувствует его внутри себя. Он причиняет дискомфорт и какое-то другое непонятное чувство. Волнение стремительно нарастает, а почти панический страх постепенно обволакивает с головы до пят. И как бы сильно не хотелось кричать подростку, он может только беспомощно мычать, стискивал зубы и зажмуриваясь. Но ничего не происходит, партнёр не двигается внутри, терпеливо ожидая когда парень привыкнет к новым ощущениям, поймет их и станет принимать, а не отвергать. Выждав какое-то очень короткое время, пока напряжение из юного тела уйдёт, очень медленно мужчина входит глубже. Не торопясь, и видя распахнутые чуть ли не в ужасе глаза парня. Его глаза бегают, тело берет лёгкая, но ощутимая дрожь, дыхание становится прерывистым, резким. — Тс-с-с-с, — прижимает Ваню к своему плечу, нежно поглаживает по волосам, перебирает прядки. Юноша закусил участок на шее учителя, ожидая боли и боясь вскрикнуть, издать лишний звук. Но вот мужчина добавляет второй палец, расстягивая чувствительные стенки, и только спустя время начинает очевидные движения. Манипуляции, что отдаются во всем организме. Ваня не понимает, почему его кидают то в одну сторону, то в другую. Почему так больно испытывают его чувства, его эмоции на прочность? Почему его тянет к учителю, но в то же время от него тошнит? Что ему нужно от него?.. — Видел бы ты выражение своего лица, услада смотреть на него, — прошептал Витя, обдавая горячим дыханием висок и не прекращая движения пальцами. Старшеклассник, прятавший до этого момента свой взгляд в полу, как будто очнулся и резко поднял глаза на мужчину. Потом медленно, почти боязливо повернулся в сторону. О, чёрт. Эта лисья ухмылка не свидетельствовала ни о чём хорошем. — Именно, — снова выдохнул над самым ухом парню Ульянов. Он поднял юношу на руки и поставил лицом к зеркалу. — Я хочу, чтобы ты посмотрел на себя вместе со мной, видел каждую мимическую морщинку, каждую капельку пота, видел всё. Но единственное за чем сейчас мог наблюдать Иван это как откуда-то, казалось, из пространства в руках преподавателя появилась почти совсем крошечная приплюснутая баночка с неизвестным ему содержимым.***
Всё как в тумане. Ничего не удаётся понять, вспомнить. Только одна, единственная картина, как кисти Вани с силой прижимают к зеркалу и как учитель чертит новые дорожки поцелуев на шее и вдоль позвоночки. Иногда он останавливается, чтобы оставить яркие, красные отметины, пылающие болью и жаром следующие короткие пару минут. Очередная волна возбуждения пробежалась по разгоряченному ттелу. Было неприятно. Почему он медлит? Почему так мучает? Если бы он хотел этого, то уже бы сделал, разве нет? Подросток уткнулся глазами в пол, будто хотел отыскать там своё спасение. Найти якорь, который остановит эту дрожь в коленях, присмерит эти чувства, спасет от возможности утонуть. Навсегда раствориться каждой клеточкой в Ульянове. Маленькие блестящие капельки пота стекали по раскрасневшимся вискам и лбу. Глаза постепенно застелала пелена, все расплывалось влкруг. Затуманеный взгляд где-то потерялся, где-то в пустоте, в пространстве. — Смотри, — приказал Витя, поднимая Ванино лицо за подбородок, больно его сжимая двумя пальцами. — Не смей отворачиваться. — Не нужно… — Валевский задыхался. Такое чувство, что сейчас он потеряет сознание, провалится в темноту, небытие. Сил уже совсем не было и терпеть невмоготу. — Все хорошо, — успокаивал мужчина, гладя лопатки старшеклассника подушечками пальцев. Они обжигали, обжигали даже самые мелкие касания, это было невыносимо приятно. — Подожди немного… Но в мыслях Ульянова командой стучали слова, отбивали свой ритм, как через азбуку морзе, кричали — он действительно не мог больше сдерживаться. Иван почувствовал головку учительского члена у себя на бедре, и буквально сразу же после этого вздрогнул. Хоть Константиновичу было невтерпёж, но он бы не упустил возможно еще самую малость подразнить Валевского. Преподавательский прибор тёрся об Ванино тело, его ягодицы и бедра. Витя не спешит входить. — Учитель! — Глухо и сдавленно крикнул школьник. Он знал, чем это ему грозит. Знал, чем это выльется, но все равно крикнул. — Пожалуйста… — Ты правда этого хочешь? — Чересчур удивлённо вопросил мужчина. И снова он пытается вывести Ваню из себя. Снова Ваня ведётся на эти уловки, и из его плотно сжатых губ вырывается тихий мученический стон. Что за ролевые игры? Уже через несколько секунд Иван почувствовал вожделенный пульсирующий член у самой дырочки. Юноша только и мог, что простонать что-то похожее на согласие. Что-то похожее на мольбу. Прямо из нутра вырвался следующий стон. Протяжный и такой сладкий для слуха Ульянова. Мужчина оказался внутри. Всего на немного, одной только головкой, но Валевский чувствовал. Мышцы напряглись, а в глазах легко защипало. Больно. Виктор не двигался. Он чувствовал, как нежные стенки растягиваются, как напряжение постепенно уходит из тела подростка, но это было только начало. — Учитель! Прошу вас! — Еле выдерживая все те чувства, что наслаивались внутри него, копились и сейчас, подобно новогодним бомбочкам взрывались прямо в нем: в голове, теле, паху — везде. — Я же велел вести себя тихо? — С некоторой досадой произнес Ульянов и, предусмотрительно зажав одной рукой рот ученика, вошёл во всю длину Моментально Ваню пронзила боль, такая сильная, что ему показалось, будто его прямо сейчас разорвёт на части, и он закричал, заглушаемый только учительской ладонью. Из глаз быстро брызнули слезы, тихие всхлипы заставляли тело легонько подрагивать, но сам юноша боялся даже пальцем пошевелить, как будто это могло дать боли распространиться. — Тише-тише, — еле слышно прошептал Виктор, он ласково поцеловал участок Ваниной кожи на шее. Провел языком, выводя какие-то одни ему понятные узоры. Но почти сразу его настроение сменилось. — Я знаю, как заставить тебя молчать. — На бледной коже стали появляться темные красно-фиолетовых следы от зубов. Валевский, краем сознания ясно понимал, что не хотел быть искусанным этой жалкой пародией на вампира, сам затыкал себя, закусывая то свою губу, то один из пальцев Вити. Но вот уже боль начала отступать, и юноша почувствовал как что-то приятное разливается по телу липкими волнами. Ему приятно. И даже очень! Не хотелось больше пищать от боли, не хотелось скрыться, спрятаться, зажаться в углу или сбежать. Хотелось продолжения. И он его получил, не сразу, но получил. Движение за движением. Толчок за толчком. Витя делал всё одновремено, не забывая контролировать чувства партнёра. Принося удовольствие ему изнутри, одновременно играя с его членом и лаская набухшие сосочки. Ульянов смотрел в серые глаза, вновь и вновь завлекая в поцелуи. Вновь и вновь припадая к трепетно сладким припухшим губам. Вновь и вновь переплетая мокрые язык и не разрывая их долгое время. Прячась в этих сокровенных желаниях, идущих из самой души. Тоненькая ниточка слюны тянулась от нижней губы мужчины до кончика языка Валевского. Ваня был готов распасться на тысячу осколков, когда головка члена Виктора касалась той самой точки. Взорваться на мелкие частицы, атомы, молекулы, когда, входя полностью, Ульянов упирался в простату. Тяжело дыша и скрепя зубами, он раз за разом переваривал тот факт, что мужчина, лишивший юного Валевского невинности и теперь уже первого оргазма, является его школьным учителем. Учителем, которого он ненавидел с первой минуты знакомства. Учителем, который разбивал ему сердце раз за разом. Это никак не укладывалось у него в голове. Но под неловкостью и стыдом скрывалась и тёмная сторона. Та, которая вскрикивала от восторга; та, которая ликовала внутри, стонала от наслаждения; та, которая застыла с сумасшедшей улыбкой радости на лице. Юноша медленно сходил с ума от этого, и понимал это. Он не хотел отпускать эти чувства, только не сейчас, ни за что. За несколько минут этого блаженства и безмятежности, можно было бы и пожертвовать рассудком. Он бы отдал всю свою жизнь за ещё хоть одно подобное учительское касание. И эти метания продолжались бы довольно долго, да хоть целую вечность, всю жизнь, если бы не Витя, который с протяжным стоном кончил, излив всё своё семя в Ваню, и сильнее прижав Валевского к зеркалу. Внизу всё саднило и неприятно болело. Наконец-то, он мог вздохнуть спокойно, хотя и не полностью. Но Виктор не остановился, как думал — и надеялся — Валевский, теперь все свое внимание он переключил на юношу. Проходясь ладонью по его члену, лаская кончиками пальцев головку, учитель не прекращал наблюдать за ответной реакцией школьника. Белесая жидкость стала сочиться сквозь пальцы мужчины сначала медленно, но чуть позже она излелась почти полностью, разбрызгиваясь по рукам и даже стенам. Ваня обессиленно обмяк в руках учителя, мелкая дрожь пробирала его обнаженное тело. Невероятная усталость окутала организм, но юноша не мог даже прикрыть глаза. Его трясло, с каждой минутой все сильнее, пульс ускорялся, а дыхание становилось тяжёлым и болезненным. — Тише, все хорошо… — Ульянов крепко прижимал парня к себе, успокаивая, поглаживая по волосам и иногда невесомо целуя то в висок, то в плечо. — Все в порядке, слышишь? — Словно маленький брошенный котенок, Ваня задыхался, цеплялся за плечи, руки, шею Викторая, все что попадется. Паника скользкими противными коготками держала за глотку и не давала нормально вздохнуть. — Я тут, все хорошо. Дыши глубже, медленно… Ничего не помогало. Как бы Валевский не старался восстановить дыхание, оно раз за разом сбивалось, дрожь усиливалась и теперь уже его колотило. И не придумала ничего лучше, Ульянов поцеловал ученика. Иначе. Это был нежный, уверенный, но заботливый поцелуй. Он не спешил пробраться внутрь языком, не прикусывал губы и вообще не использовал язык. Он целовал медленно, как будто знал, что делает. Как будто знал, что это обязательно сработает, поможет. — Я где-то слышал, что нужно задержать дыхание, — прошептал мужчина в свое оправдание. Ему казалось, что он должен был это сказать, должен был объясниться именно за это действие. — Сработало. — Ты как? В норме? — Вопросил Ульянов, когда положенная ему одежда уже снова находилась на нем. Ваня тоже был при параде. — Твою мать, вот же долба… — Осознавая все произошедшее, констатировал Иван. Он запустил руку в волосы и как будто готов был разряжаться на месте, забиться в истерике или впасть в многодневную депрессию. Его слова не были адресованы ни Вите, ни ему самому, просто вырвались от нахлынувших мыслей. Что о нем подумают люди? Как о нем теперь будет отзываться мама? — Искренне прошу прощения за свою грубость, — губы мужчины тронула лёгкая улыбка, — обещаю, что в следующий раз буду нежнее. — Заверил он в оконцовке, игнорируя нахлынувшее отчаянье ученика и поправляя напоследок воротник. — Какой нахер следующий раз?! Ты… — Не договорив, Валевский вылетел за дверь, догадываясь краешком своего сознания, что пробыл в этой ебаной — во всех смыслах этого слова — раздевалки черт знает сколько. На его пропаду уже должны были забить тревогу. Да и не дай Боже, чтобы кто-нибудь услышал или, ещё хуже, увидел происходящее между им и Витей. Последний, кстати, натянув на лицо привычную обворожительную улыбку, вышел следом. Не успел Ванюша добежать и до следующего отдела, как он заметил взволнованную женщину, бегущую к нему на шпильках. — Мама? — Ванюш, горе ты моё, ты где пропадаешь? Девочки мне уже все уши про тебя прожужжали. — Объяснилась она, поправляя выбившиеся из причёски пряди и время от времени затягивает поясок брючного костюма. — Да, мам, я это…ну, на складе был. — Господи! Это самое нелепое оправдание, которое он мог бы придумать! — Виктор! Извините за невежество! — вдруг воскликнула женщина, глядя куда-то за спину сына. Также внезапно она подбежала к объекту, который привлек ее внимание. Обернувшись, Иван узнал Виктора Константиновича, с который некоторое совсем не продолжительное время назад «развлекался» в одной из раздевалок магазина. И по иронии судьбы, именно с ним сейчас так тепло и мило беседовала Елена. — Выбрали, что хотели? — Да, благодарю. У вас, как всегда, лучший ассортимент. — Поправляя очки, похвалил Ульянов. Леночка только тихо хихикнула и благодарно кивнула. Теперь старшеклассник не то что в шоке прибывал, он был в полнейшем ауте! И вся эта ситуация его абсолютно точно не развлекала! — Виктор, хочу познакомить вас с моим замечательным сыном, Иваном, — так, мамочка, какого ты тут вытворяешь? — Вань, познакомься, это Виктор, очень галантный мужчина, часто бывает у нас! Ага, Ване-то, как никому другому, известно насколько он «галантный» мужчина. Но сейчас это не так важно. Ивану предстояло второй раз познакомиться с человеком, которого он ненавидел всеми фибрами своей огромнейшей души. Вот и вернулся наш старый и добрый Иван Валевский! — Рад встречи, Иван, — протянул руку Виктор Константинович, здравствуйте, очень приятно, блядь ты этакая — кто бы мог подумать, у такой очаровательной женщины такой чудный сын! — Твою мать! Да когда же эта довольная собой ухмылка сползёт с его лица, раздражает. Ваня уверенно протянул руку и скрепил её с учительской в рукопожатии. Странно, ведь если подумать, это ещё не самое зазорное, что они вытворяли с учителем, так почему сейчас, в этот миг Валевскому так неловко держать его ладонь в своей? — Доброго дня, Виктор.