Двое, трое

Арахна велела Медузе наполнить ванну и запереться в комнате. Когда её мать, шатаясь, появилась в дверях, девушка зло схватила её за подбородок и осмотрела шею, однако никакой яростный взгляд не мог свести отметины с кожи женщины. Арахна сорвала с матери одежду и втолкнула в ванну, позволяя воде почти утопить жалкую пародию на ведьму. Однако нет. Арахна заставила свою руку выровнять бесчувственное тело.  От вони закладывало нос, Арахна думала о поле, которое ещё могло остаться на подоле её чёрного платья и на подошвах туфель, о солнце молодого бога, которое придётся стереть прикосновением к чужой грязной коже. Молодая ведьма ждала утра. Утром мать будет беспомощна, можно будет притвориться, что её вообще не существует. Почему Арахна всё ещё позволяет ей не убиться об какой-нибудь острый угол?  Потому что, как выяснилось утром, в утробе ведьмы-недоучки жило новое существо. Арахна смотрела на плоский пока живот и думала: стоит ли позволять этому жить?  Как она спрячет тело? Как она объяснится, как оправдается? Куда сбежит? Что скажет Шинигами?  Он убьёт её, так ведь? Он не прощает ведьмам и малейших проступков.  В своей комнате Арахна устало провела ладонями  по лицу и закуталась в шаль.  «Интересно, каковы на вкус его объятия?» *** Мать звала Арахну и сжимала свой огромный уродливый живот.  Медуза опрометью кинулась в ванную комнату, глотая панику и понимая, что именно к этому дню Арахна и подготовила её за последние полгода.  Представшее перед ней нагое тело сестры было белее, чем она помнила. Мокрые чёрные волосы липли к коже, а фиолетовые глаза медленно загорались от злости. Арахна остервенело схватилась за бортик ванны, резко встала, цельным движением накинула на себя халат и чеканным шагом направилась в спальню их матери.  Та морщилась и содрогалась от боли, Арахна поправила волосы и велела Медузе подготовить повозку, и руки маленькой ведьмы почти не дрожали. Ей противно было это признавать, но у Арахны всё всегда было под контролем, ведь когда сама Медуза вырывалась в мир, её старшая сестра справилась со всем одна.  — Осторожно, — холодно прошипела Арахна, когда они опускали тяжёлое от двух душ тело в повозку, — иначе она разродится прямо здесь.  Изящные руки каменноликой Арахны умело управляли повозкой, хлестали воздух уздечкой, как плетью. Куда старшая сестра везла их – Медуза не знала, но хотела верить, что не на смерть.  Оказалось, к сухой, как мумия, старухе, которая постоянно жевала свою треснутую губу. Согнутая пополам бабка проскрипела и прокряхтела ругательства и подозвала своего фамильяра. Уродливая куцая собака размером с коня подняла их мать за ткань на рубахе и занесла в дом.  — Бысро ф дом! — крикнула бабка Медузе, когда Арахна только ступила ногой за дверь, и Медуза съёжилась. В доме она увидела лишь горевшую лампу и открытый погреб, в который спустилась старшая сестра, и вдруг ощутила резкий толчок вперёд, — Шо вссала!  Медуза зашипела и резко затопала за сестрой, погружаясь в холод и крики матери.  Мать визжала, и бабка орала на неё, будто бы криками своими помогая младшему дополнению в подобии семьи родиться быстрее. Арахна молча складывала тряпки в окружении пауков и собак, которые кипятили воду и кидали в них порошки и травы, изредка поправляла выбивавшиеся пряди за ухо и по привычке искала окно, в котором должно было взойти солнце.  — Сделай себя полезной, — сказала она между делом.   — С мамой всё будет хорошо?  Медуза пожалела в тот же миг, когда закончила предложение. Арахна посмотрела раздражённо и устало:  — Мне почём знать?  И тогда Медузу сковал страх, с которым она никогда не сталкивалась. А вдруг мать умрёт? Что тогда станет с ними, с ней?  Липкая и холодная паутина ужаса перед неизвестным растворяла Медузу и переваривала, пока кокон не прорвал крик младенца.  Взяв младшую сестру на руки, Медуза почувствовала свой вес во вселенной.  — Мущенье, а не дощь, — кряхтела старуха, медленно со скрипом усаживаясь на кровати. Арахна подошла к ней и подала полотенце.  — Бабушка, вам нужно отдохнуть.  Голова Медузы плетью обернулась.  — Бабушка?  — Будь она прокляса, — сказала бабка с поразительной ясностью, принимая полотенце, — нарошала гадоф.  Арахна ничего не ответила, просто смотрела перед собой, а Медуза не хотела ничего отвечать. Она бы зарыдала.