Солнце вышло покурить на балкон, Солнце, милое, скажи, где твой дом. Смотришь карими глазами на юг. Не печалься, мой друг.
В это самое время просыпался кудрявый юноша. Лучи совсем его не радовали, да и были они какими-то невесёлыми, только мешали и раздражали глаза. Онегин встал, чуть похрустев костями, нахмурил брови, злобно дёрнул шторы. Лучи недовольно пытались пробиться сквозь щели. Им надо было просто пролезть везде, куда можно. А юноша раздраженно пытался с ними бороться. Вставать так рано никому не понравится. Лучи в это время упорно тыкались в глаза. — Да перестаньте уже! — он вскрикнул, злобно дёрнул занавеску, чуть не оторвав при этом её вместе с гардиной. — Я разговариваю с солнечными лучами, — он усмехнулся, недовольно скривив губы. — Кажется, с ума схожу. Он снова плюхнулся на кровать, машинально натягивая одеяло до носа. Дома было холодно и неуютно. Наверное, он забыл закрыть форточку вечером, и ночью она оставалась открытой. Пахло сигаретами. Неприятно и резко. Ещё немного дождём, пылью, сыростью. Вставать не хотелось совершенно, но и уснуть не получалось. Всё из-за солнца. В пустой квартире его никто утром не ждал, чтобы пожелать доброго утра. В огромном и холодном пространстве он был один.Небо движется, светлея к утру. Солнце ясное влюбилось в луну, Но рассвет луне висеть не даёт, Убивая её.
Оказывается, было ещё раннее утро, а лучи, разбудившие Женю, были лучами рассвета. Постепенно небо светлело. Проснуться на рассвете летом, значит проснуться в шесть утра. Онегин застонал, взглянув на время, и плюхнулся на мягкий и роскошный стул на пустой кухне. Некому было сейчас его покормить завтраком, улыбнуться, спросить о снах. Мать он не знал вовсе, отец умер, оставив огромное наследство и счета в банке. Юношу взял под опеку его дядя, который не особо заботился о подрастающем ребёнке. Итак, в двенадцать лет* Евгений остался наедине с огромным и страшным миром. Так он попал в не очень благополучную компанию, где на его детский разум оказывали пагубное влияние. Но они о нём позаботились, хоть и был достаточно богат и из хорошей семьи. Хотя семьи у Жени никогда не было. Он молча сидел и разглядывал до боли знакомые стены. Вот обои серого цвета, идеально-чистые, непотёртые. Неуютные. И вся комната, вся квартира выдержана в холодных и почти ледяных тонах. Как же осточертело это Онегину. Вся эта напускная красота, показное богатство. Все стулья с бархатной и мягчайшей обивкой на резных ножках из редчайшего дерева. Ручная работа. Только за эти стулья отец Жени отдал столько денег, сколько получает в год главный врач районной больницы. В квартире царила чистота и идеальный порядок. Слишком идеальный. Да и вся квартира выглядела идеальной. Всё всегда стояло на местах, не было ничего лишнего. Дотошный, по-другому говоря, порядок. Этому способствовала нанятая «горничная», которая приходила каждый вторник и получала в неделю больше, чем директор школы за полгода. С этой женщиной Женя не виделся ни разу: она приходила, когда он учился и уходила уже к обеду. Встал со стула, прошёлся по мягким полам и достиг ванной. Рассеянно уставился на своё отражение. Красивое лицо, золотые, кудрявые локоны, пронзительные глаза. Много девушек плакало и страдало из-за этих тонких губ, «бархатного» голоса. Онегину казалось, что на нём отпечатки сотен женский рук, в ушах звенели сотни голосов: низких, высоких, глубоких, звонких, жеманных, заигрывающих. Все говорили о внешности Жени, о его красоте, о том, что любят его. Потом заглядывали в глаза, думая, что она та самая. А после неё и у него были ещё миллионы таких же. Всем девушкам нравился Евгений Онегин, богатый, молодой повеса, красивый блондин, известный хулиган. Неудивительно, что все визжали при его виде, при упоминании о нём. Но был ли хоть кто-то, кого заботила не внешность, а мысли и чувства Жени? Нет. Никому не казалось важным узнать о нем больше, понять, что творится у него на уме. Что скрывается за внешним холодом или, наоборот, веселостью и лихостью. Евгений смотрел на девушку, что так пламенно пожирала его глазами, в надежде, что она та самая. А потом снова разочаровывался. И так всю жизнь, как ему казалось. Он никогда не любил. Даже отца, который сына почти не видел, дядю, которому в принципе плевать на Онегина. Мать он никогда не знал, так что не мог действительно любить, хотя и старался. Ему наскучил свет и шум, общество, люди. Он презирал даже человечество. Всё это как-то смешивалось в кучу, и получался Женя, который скрывается за маской презрительности, пока его душа разрывается и бьёт алыми струями изнутри.Солнце плачет и не хочет светить. Золотые слезы ярче чернил, Прожигают солнцу щеки и нос, Не касаясь волос. Принесу тебе цветов полевых, Мы разделим эту грусть на двоих. Незаметно так закончится день, И луна выйдет в тень.
Если подумать, Женя со своими золотыми кудрями — это солнце. Но по характеру он вовсе не Солнце, а холодная и неприступная Луна. Но что если Солнце станет в нашем понимании совсем не веселым и радостным, а несколько презрительным и эгоистичным, таким, что курит и не любит. Не любит, но все же полюбило Луну. Луна совсем не холодная, наоборот, оптимистичная, освещающая землю своим мягким серебряным светом. Та Луна, у который волосы тёмные, как ночь, а глаза похожи не небосклон: синие-синие, но с проблесками ярких звёзд. Солнце любит Луну, а Луна любит Солнце. Но Солнце губит Луну своим приходом, а Луна грустно смотрит на недостижимое и яркое светило. Смогут ли они быть вместе?Вместе солнцу и луне не светить, Как же больно им друг друга любить. А я выйду покурить на балкон, Позабыв где мой дом.
Больно и Луне, и Солнцу. Каждый страдает, но, кажется, не может ничего сделать. Нельзя им быть вместе, невозможно. Не случится никогда то, о чем они мечтают и чего хотят больше всего. Они могут отказаться от своей власти, своей жизни, ради минуты рядом. Но ничто им не поможет. Никак нельзя сделать этого. Женя сидел на кухне и пил кофе. Кофе был горький и невкусный, уже остывший. Разглядывал пейзаж за окном, такой же хмурый, как и Онегин. Серые дома, краны, пыль, машины, пробки. Люди, спешащие на работу, невыспавшиеся и недовольные. Лавки, магазины, нехотя пробуждающиеся. Юноша дёрнул ручку дверцы балкона и вдохнул резкий поток поступившего холодного и свежего воздуха. Подошёл к окнам, разглядывая неменяющийся вид, потянулся за сигаретами. Он не помнил, когда начал курить, началось все слишком непонятно и внезапно. Зажёг папиросу, затянулся. Стало лучше. Не так паршиво и грязно на душе — всё уходило с этим дымом. Все плохие и хмурые мысли утра, одиночество, непонимание, нелюбовь — всё медленно расползалось, обесцвечивалось и казалось не таким уж и трагичным. Женя взглянул вдаль: там зеленели деревья в парке, а совсем рядом веселились дети, пахло свежим хлебом из булочной. Стало хорошо, намного лучше. Он даже улыбнулся почти счастливо, но быстро подавил улыбку — вдруг кто-то увидит. Захлопнул окно и решил, что сейчас же поедет в летний лагерь. Навстречу приключениям, впечатлениям и знакомствам.Солнце вышло покурить на балкон. Солнце, милое, скажи, где твой дом? Смотришь карими глазами на юг, Не печалься, мой друг.