***
— В сторону, подвиньтесь, дайте пройти! — какая-то особо пышная женщина рассекала, как пароход, толпу, активно тыкая во всех локтями и проталкиваясь к своей цели. Возразить ей никто не решался — жизнь дорога. — Юноша! Уступите! — Ленский отпрыгнул на добрых полтора метра, лишь бы это страшное явление его не коснулось. — Мама, идти на рынок на выходных в послеобеденное время — плохая идея! — воскликнул Вова, когда его опять особо болезненно ткнули в ребро, а по лицу ударили каким-то веником. — Прости, Вов, — рассмеялась женщина, тряхнув распущенными кудрями. — Осталось немного. Ещё за огурчиками сходить. Ну, на другой рынок было бы неплохо, рыбы там купить, там куда вкуснее, ещё и поторговаться можно… — Мам! Я не выдержу этого больше! Пожалуйста, — взвыл Ленский, хватая ее за руку. — А если в книжный сходим? — хитро улыбаясь, спросила она. — Если в книжный… — начал ломаться Вова. — Хорошо, уговорила, — дёрнув уголками губ, согласился довольный Ленский.***
— Эта рыба столько не стоит! — восклицала Ленская, опасно размахивая замороженной горбушей. — Дэвушка, я эту рыбу с самой Камчатки вёз! Рыба прэкрасная! — оправдывался в ответ грузин за прилавком. — Да хоть с того света! Моя последняя цена — восемьсот рублей за вот эти две рыбины! — Да, хорошая же рыба! Девятьсот! Мэньше не дам! — Ма-а-ам, — начал Вова, уставший слушать обычные рыночные торги за горбушу. — Только за восемьсот куплю! — настаивала женщина, бахнув рыбой по прилавку. Горбуша жалобно хрустнула. — Вот, смотрите! У Вас не рыба — лёд! — Это же замороженная рыба! На то и лёд! — настаивал продавец. — Ну, ма-а-а, — потянул Володя её за рукав, недовольно при этом смотря на рыбу. — Хорошо! Восемьсот пятьдесят, и рыба Ваша! — Не хорошо! — Извините… — начал Вова, несколько удивившись, когда на него обратили внимание. — Я посмотрел про горбушу в Интернете… Тут написано, что горбушу на Камчатке ловить нельзя, потому что там заповедная зона, — задумчиво протянул юноша. — Вот! — моментально отреагировала женщина. — Вот! У Вас рыба нелегальная! — Всё легально, у меня документы есть на вылов! — не так уверенно начал грузин. — Покажите! — мгновенно сориентировалась темноволосая участница битвы за горбушу. — Забирайте рыбу за восемьсот, — недовольно сказал продавец, понимая, что в этой битве он уже не победит. — Семьсот! — хитро улыбаясь, проговорила она. Заскрежетав зубами, продавец положил две рыбы в пакет, захватив и ту, которой Ленская выбивала цену в буквальном смысле этого слова. — Мы к Вам ещё придем, — с коварной улыбкой произнесла женщина, забирая пакет.***
— Ты долго ещё, Вов? — устало произнесла Ленская. — Мам, я не могу выбрать книгу, — драматично произнёс юноша, разглядывая стопку в своих руках. «Это я уже давно хотел прочитать… Но если мне не понравится? А эту я уже читал, зачем тогда покупать? Блин, я просто хочу, чтоб она у меня была, это просто прекрасное произведение… А это фантастика, но мне кажется, я из неё уже вырос, но всё равно хочется… А это русская классика…» Он застонал, схватившись за голову, при этом чуть не упав на пол, потому что сидел на корточках перед одной из полок. — Давай эту, — неуверенно сказал он, выхватывая что-то из стопки. — Или эту, — задумчиво протянул юноша, переводя взгляд на изумрудную обложку. — Скорее, Вов, пожалуйста, я совсем устала тут сидеть, — умоляюще протянула Ленская. — Пойдём, возьму вот эту, — решительно поднялся Володя, расставляя книги по местам. — Буду читать в лагере в послеобеденное время. Вы только что прочли кучу бесполезного текста, спасибо за внимание.***
Я написала этот трек, Пока сидела в глубине И нежно клеила тебе На ранки пластырь на душе. Теперь пойдём встречать рассвет Неважно сколько тебе лет Скажи своей бывшей наконец нет Пошла она к черту.
Ленские сидели, ужиная, за круглым столом, совсем как рыцари при короле Артуре. Кто был королем не совсем ясно. Может быть, это была мягкая, но в то же время упорная, ласковая и упрямая Елена Ленская. А может, отец этого семейства: Семён Ленский. (Елена просто имя, а Семён, потому что Владимир Высоцкий был Семёнович). — Что сегодня побеждали, солдаты? — по обыкновению спрашивал Ленский старший. Пара слов об отце Ленского. Семён Вольфович — директор одной из больших компаний, владеющей несколькими заводами. Он человек худощавый, высокий, удивительно красивый в своём неизменном деловом костюме. Волосы светлые, а глаза, как и у сына — синие-синие. Характером он кажется серьезным, но только в начале. Чувство юмора отменное, меткое, только вот он в некотором роде скептик. Немного ворчун, но очень добрый в душе. — Мама отвоевала вот эту самую горбушу у одного грузина! — весело воскликнул Вова, аккуратно складывая рыбьи кости. — Да ладно уж, отвоевала, — отмахнулась в ответ Ленская. — Вова мне заметно подсобил в этом деле. На Камчатке, оказывается, рыбу ловить нельзя! — Везде приключения находите, — улыбаясь сказал Семён. — Лена, горбуша прекрасная! — обратился он к жене. — Грузин ваш не подвёл! Вова расхохотался, глядя на лица родителей, вспоминая глупую и забавную историю. — Ну, Володь, ты нас завтра, что ли, оставляешь? — обратился отец к сыну. — Угу. — И как мы, старички, без тебя, а? — блестя глазами, спрашивал он. — Да какие старички?! — горячо возразил Вова. — Вы тут без меня ещё ремонт три раза сделать успеете. — Сын дело говорит! — вдруг подхватила мать. — Может, ремонт устроим? — Какой ещё ремонт, — ворчливо протянул в ответ Семён Ленский. — Я, может, отдохнуть хочу. — Отдыхать на пенсии будешь, — вставил своё Володя, широко улыбаясь. — Совсем от сути дела отошли, — хмуро сказал папа, недовольный разговорами о ремонте. — У нас Володька на две недели едет в опаснейшее место с кучей неуправляемых подростков, небезопасных мест купания, несанкционированного поджо… — Костёр, папа, костёр, никакой не поджог. Это традиция! И это лагерь называется! — прервал монолог Вова, стараясь защитить это прекрасное местечко. — И вовсе подростки не неуправляемые! Просто бывает всякое иногда… — Всякое! — передразнил он сына. — Ну, ладно, не ребёнок, сам разберёшься. Надеюсь, вещи собрал, завтра утром я тебя с собой захвачу, закину на автобус. Он поднялся с места, отодвигая стул, потому что закончил трапезничать. — Все было отвратительно вкусно! Пойду-ка, проверю, что у меня там седьмой склад натворил, уже с пяти вечера что-то вопят про него. А что произошло никто не знает, — он ушёл в зал, откуда вскоре стал слышен его телефонный разговор. Мама в это время вскочила со стула, отбегая в сторону комнаты. — Кто последний, тот и моет посуду! Морской закон! — и резво понеслась прочь, звонко хохоча, будто ей совсем не сорок с лишним, а лишь семнадцать. Ленский только захлопал глазами, смотря вслед поскакавшей матери. Потом вздохнул, крякнул, встал и потопал к раковине. Что поделать, морской закон, как никак.***
— Пойдём встречать рассвет? — лёжа на кровати спросил Вова у матери. — Рассвет? Завтра? — переспросила она, поднимая глаза на сына. — Завтра, перед тем, как уеду. — Хочешь встать в три ночи? Или, правильнее, утра? — выгнула она бровь, хоть и знала, что это так, хоть и была согласна пойти с ним. С ним она могла пойти хоть на край света… — Ой, жалко тебе что ли. Пофоткаем небо, солнце. Это же так красиво! — воодушевленно вскричал он. — Так холодно после ночи, но так спокойно и безветренно, а солнце медленно выползает из-за горизонта. И светит в лицо, ну и что! Главное, что новый день! Новые приключения, люди, стихи, рисунки! А потом живописный закат. Все, связанное с солнцем красиво! Ленская молча глядела на сына. Он был удивительно похож на неё. На неё в молодости. Когда она жила днём, веселилась так, что на следующее утро не могла и встать. Училась, но вовсе не усердно. В три ночи бегала под дождём, так же радовалась закатам, не спала ночами. Читала книги, ругалась матом, искала счастье в простых вещах…Читай книги, ругайся матом. В этой жизни так мало, так мало приятного. Забей. Пока светит наслаждайся закатом. Читай книги сейчас, сейчас ругайся матом.
— Мам, ма-а-ам! Земля вызывает маму, ты с нами? — замахал перед ее лицом руками Вова. — Связь с Землей установлена, я на месте, — улыбнулась она, заправив прядь за ухо. — Пойдём, же? — спросил он, садясь на кровати. — Пф, ты ещё спрашиваешь. Пойдём, конечно. Не отпущу тебя в три ночи на улицу одного. — Хорошо, — довольно сказал он, растянувшись на кровати. Над ним на стене переливалась гирлянда, висели рисунки. Самые любимые и удавшиеся стихи. Немного фотографий, в основном, там были родители, сам Вова в разных местах страны и за границей, а ещё та девушка из Германии, которую звали Оля. Немного высушенных цветов. Все выглядело так мило и уютно, удивительно органично под светом солнца, которое уже отправлялось спать.Я написала этот трек, Чтоб твой любимый человек Все понял, написал «Привет, пойдём гулять?» И ждал ответ. Беритесь за руки, вперёд. И поцелуи, словно мёд. С колонок музыка орёт О том, что
***
— Вова! Ты собираешься проспать рассвет, на который сам же меня вчера обещался повести? — так ранним утром или поздней ночью Ленская пыталась разбудить сына. В ответ прозвучало только неразборчивое мычание. Через некоторое время мучений Вова все-таки встал, протирая глаза и отчаянно пытаясь не зевать. — Мне казалось, что я смогу поспать больше, — бурчал недовольно Володя. — Это лето, тут не получится спать долго, — откликнулась Елена, наливая чай. — Попьём пока чай, а потом зайдём домой, позавтракаем, вещи ещё раз перепроверим… Вова не слушал, сосредоточившись на том, чтобы не зевать и держать глаза открытыми. Схватил чай, в надежде, что проснётся, но он оказался очень горячим (прям как Онегин), так что Володя стукнул чашку о стол, сглотнул жидкость и обжег горло. Глаза сразу заслезились, а язык заболел страшно. Юноша только обиделся про себя на чай, пытаясь остудить его ложкой и шумно стуча о края чашки. Елена Ленская только ммолча смотрела на сына с веселыми искрами в глазах. — Пошли, мам, — недовольный и зевающий Вова поднялся со стула, разворачиваясь в сторону двери. На улице ещё было холодно. Солнце медленно поднималось. Природа застыла: листья деревьев не шевелились, птицы не пели, а машин не было слышно. Окружающий мир казался спящим. Но вскоре встанет солнце, подвинет луну с неба, осветит землю, разбудит ее. Цветы раскроют бутоны, деревья зашумят, люди проснутся и поспешат на работу. — Подождём солнышко тут, — плюхнулся юноша на скамейку во дворе. Запрокинул на спинку голову, откинув с лица волосы. Небо казалось ещё розоватым, фиолетовым повыше. Фонари ещё не погасли. Солнце мягко протянуло первые красноватые лучи, которые побежали по траве, мокрой от росы, прямо к Вове. Оно вылезло из-за холма, уже набравшее силу, уверенное, яркое, но не совсем желтое, а оранжевое. Мягкие облака потянулись вслед за солнцем, стараясь догнать его и не отставать. Но вскоре они рассеялись от ветра, который гнал всю ночь потерявшиеся тучки и прибивал их к одной большой грозовой. Стёкла многоэтажек начали отражать лучи, которые попадали на другие окна, а потом снова пересекались, светили везде, стараясь разбудить людей. Но они зашторили все окна заранее, так что лучики возвращались ни с чем. Всё залилось тёплым, жёлтым, уютным светом. Улицы, асфальт, высотки, машины, стоящие на парковке. — Красиво, да? — выдохнул Володя, глядя до боли и рези на солнце. — Вечность бы смотрел на это. — Конечно… — тихо прошептала в ответ она, утопая в воспоминаниях. Она резко рассмеялась. Ленский удивленно глянул на маму. — Я вспомнила… как когда-то давно, в мою молодость, мы с твоим отцом сидели также на рассвете после бессонной ночи, смотрели на солнце и видели впереди только бесконечное счастье, — она тихо выдохнула. — Какое было тогда прекрасное время. Сейчас не так.Читай книги, ругайся матом. В этой жизни так мало, так мало приятного. Забей, пока светит наслаждайся закатом. Читай книги сейчас, сейчас ругайся матом. Потом будет поздно, Потом ты пожалеешь. А пока рви цветы, Садись на качели. Давай так громко, чтобы на весь дом. Давай побудем только вдвоём, Давай так громко, чтобы на весь дом, Давай так громко, чтобы на весь дом, Давай так громко, чтобы на весь дом, И тогда мы точно никогда не умрем.
***
— Вова, ты положил свитер?! — крик доносился откуда-то с кухни. — Мама, сейчас лето! Какой свитер?! — И что? Как будто не знаешь нашу страну и погоду в ней. Сегодня засуха, завтра снег и гололёд! — Хорошо, — сдался Вова, кидая в и без того плотную сумку ещё и свитер с оленями. — А носков сколько пар? — Достаточно, — увернулся от ответа Володя. — А футбо… — Всё я положил, успокойся, — прервал её Вова. — Самое главное: блокнот с карандашами на месте, запас ручек, тетрадь для стихов, телефон и наушники, — мне больше ничего не надо. Она вошла в комнату, поджав губы. — Ну, что ты, ма? — спросил Вова, видя на её лице какую-то грусть и растерянность. — Каждый год почти туда езжу же. Звонить буду обязательно. — Не знаю, — ответила она, присаживаясь на кровать. — Не хочу тебя никуда отпускать, хоть и нельзя держать ребёнка постоянно около себя. А если тебя обидят? Будут дразнить? А если кто-то изобьёт? Ленский дёрнулся после такого заявления, вспоминая Онегина и запах сирени. По спине прошёлся холодок: «А вдруг Евгению приспичит поехать в тот же лагерь? Вдруг он встретит меня, и тогда вот начнётся полнейший ужас… но нельзя думать о плохом. Наверное, такой человек, как он в жизни не поедет в такое место». — Всё будет хорошо, — заверил Вова маму, а заодно и себя. — Ладно, — легко согласилась она. — Бери сумку, папа уже готов тебя забрать. — Готов? — спросил уже отец. — Пошли, — он потянулся к двери, открывая её. — Пока, мам, — Володя обнял Ленскую, которая совсем раскисла. — Позвонишь, когда доедешь, — сказала она, когда Вова с отцом уже вышли за дверь.***
На большой площади стояли толпы людей, в основном, это были подростки, а также их родители. Чуть дальше выстроились в ряд автобусы, ждущие детей. Солнце давно выкарабкалось на небо, теперь с интересом разглядывая это копошение. Погода была тёплая, приятная, даже мягкая. Постоянно прибывали новые машины, оттуда выгружались ещё дети с сумками и чемоданами, рюкзаками. — Пойдём, нам, кажется, туда, — Ленский старший потянул сына в сторону здания. Людей в нем было не очень много, потому что они прибыли рано. Вова просто посеменил за отцом, стараясь избежать столкновений. Они прошли внутрь, где их окинула недовольным взглядом вахтерша. У вахтерши была какая-то слишком объёмная прическа, голубые тени и розовая помада на губах. На её бейджике значилось имя Галина. Ленские просто поспешили пройти дальше. Я не буду описывать дальнейшие процедуры, потому что это скучно. Володя прошёл медицинский осмотр, его записали в каких-то бумагах, что-то сказали о автобусе и отправили дожидаться отъезда в лагерь. — Ладно, Вов, я поеду, мне пора, — сказал Семён Ленский, глядя на наручные часы. — Не маленький уже, дальше сам разберёшься. Маме позвонить не забудь. — Хорошо, пап, — просто ответил Вова, раздумывая в какой из абсолютно одинаковых автобусов усесться. — Совсем ты у меня вырос что-то, — неожиданно рассмеялся отец. — Ладно, иди сюда, — он притянул его к себе, хлопая по спине. — Найдёшь себе в этом твоём лагере девочку, — сказал он, все так же смеясь. — Или мальчика, — подмигнул он с улыбкой. Вова не успел ответить, его уже выпустили из объятий, а Ленский поспешил к своей машине, на ходу оборачиваясь и махая рукой на прощание. Юноша только улыбнулся, запрыгивая в автобус. Обычно в таких моментах я обрываю главу, особенно потому что она достаточно длинная. Но не в этот раз, тем более, до этого было просто пять страниц воды.***
Дорога пролегала через небольшие лесочки, широкие поля. Деревья быстро проносились мимо, сливаясь в одно зелёное пятно. Потом полоса заканчивалась, и начиналось поле, огромное и широкое, исчерченное красивыми, ровными линиями. На полях ездили тракторы, комбайны, а из-под их колёс резко вылетали птицы. Где-то мелькали небольшие посёлки, скрытые деревьями. Там виднелись мосты через небольшие речки, аккуратные деревянные дома. Озерца, скошенное сено, коровы, жующие траву. Белая полоса на асфальте постоянно двигалась, текла. Если долго на неё смотреть, покажется, что она живая и пытается догнать автобус, бежит и бежит. Пейзаж сменялся быстро, смазано, но каждый момент, который можно было уловить, Вова запоминал, откладывая в памяти. Наконец показался указатель, направленный в сторону сворачивающей в лес дороги. Флотилия автобусов поворачивала на эту дорогу, а вид за окном немного изменился. Теперь там были деревья всех видов: и ели с соснами, и дубы, берёзы, клёны. Каждое дерево, каждый листик были разного цвета, и превращались в большое зелёное месиво. Вскоре показалась вывеска, на которой значилось: «Детский лагерь «Есенинские берёзки». Здание почти моментально выросло из гущи деревьев. Оно было огромное, немного старомодное, выполненное в стиле классицизма. Но выглядело, как какой-то музей, постройка XIX века. Вокруг раскинулся парк, футбольное поле, площадки, веранды и беседки. Виднелась речка и деревянный мостик через неё. Машины остановились, а дети выгружались, оглядываясь и рассматривая округу. Знакомые держались рядом, весело переговариваясь. Незнакомые приглядывались друг к другу. Позже заправляющие лагерем повели всех внутрь этого красивого дома для дальнейшего заселения. «Внутренность» на удивление соответствовала внешнему виду здания. Тут были массивные колонны, высокие потолки, светло-бежевые стены. Небольшие скульптуры украшали углы, на стенах висели плакаты с цитатами русских писателей и поэтов. В центре фойе стояли диваны и столики кофейного цвета. Детей встречали несколько людей официального вида, видимо, главных в этом заведении. Когда все набились в просторный холл, оказалось, что человек было около пятидесяти. Не так уж и много, но ещё должны были приехать немного позже примерно столько же. Из подростков организовали подобие очереди, и они подходили к одному из пяти столов, чтобы узнать номер комнаты — своего жилища на ближайшее время. — Сколько лет? — спросила женщина в очках у Вовы, стоящего перед ней. — Семнадцать. — Вам в первый отряд «Последняя дуэль», комната 249, — суховато сказала она. — Спасибо, — рассеянно ответил Ленский, почти счастливый от того, что может отойти от этой женщины. Потом поискал глазами кого-то, кто сможет помочь, потому что где комната он не знал. Наконец найдя вполне миловидную и, кажется, добрую девушку, он обратился к ней за помощью. Через пару минут Ленский открыл дверь своей комнаты. Там ещё никого не было. В самой комнате было только две кровати. (Давайте представим, что это лагерь для мажоров). У кроватей стояли шкафы синего цвета, прямо напротив двери было окно, которое выходило в парк. Этаж был третий, но деревья все равно дотягивались и стучали по стеклу ветками. Под окном стоял стол с двумя стульями на резных ножках и синим сиденьем. Вова прошёл внутрь, кидая сумку рядом с шкафом. Достал телефон, потому что надо было позвонить маме. Приложив трубку к уху и зажав её плечом, он начал разбирать вещи, слушая гудки. Резко раздался знакомый голос. — Володь, ты уже там? — без предисловий начала мама. — Я на месте, разбираю вещи, — ответил Вова. Потом она задала ещё миллион вопросов о погоде, о поездке, о дороге, о соседе по комнате, который ещё не пришёл, о самой комнате и так далее. Когда Вова под конец совсем устал, обошёл всю комнату вдоль и поперёк, рассмотрел все углы, попытался отковырять наклейку с рюкзака, мама решила закончить звонок, убедившись, что с её сыном всё хорошо, а в дороге его не украли разбойники. Вова плюхнулся снова около сумки, потому что не закончил ее разбор. Вытаскивал вещи и аккуратно укладывал в стопки на полку, немного даже увлёкшись этим. Блокнот и пенал давно лежали на столе, ожидая своего хозяина. Закончив с одной половиной вещей и усмехнувшись увидя свитер, он приступил ко второй полке, не слыша щелчка двери. — О, а это, кажется, мой дорогой друг? Вова дёрнулся от неожиданности. А потом стало жутко страшно. Этот голос. Он узнает этот голос из тысячи других. Обволакивающий и бархатный баритон. Сейчас он обернётся и увидит эту неизменную надменную улыбку и холодный взгляд. Он вспомнил тот день, ту сирень, те глаза, ту боль. Те слова и крики. Страшно. — Ну, что же, я кажется смутил тебя своим появлением, Владимир Ленский? Владимир заставил себя обернуться. Хотя заставлять почти не пришлось, почему-то хотелось увидеть это лицо, убедиться в правильности суждений. Да. Те же золотые кудрявые волосы. Те же аристократичные и худощавые черты лица. Те же руки, которые били Вову. Те же холодные, голубые, пронзительные и чистые глаза и эта жесткая, надменная, самоуверенная усмешка.Лето обещает быть весёлым.