мальчики не любят.

Пожар. Горячий, безумный, страшный. Языки пламени лизали стены, плавили окна, в которых сумасшедшими бликами носились отголоски яркого света. Доски трещали, отчаянно скрипели, раскалываясь, трескаясь. Пылал дом, пылало сердце и душа, сгорая от страха и боли. Здание казалось знакомым, стояло боком к дороге, а из крыши вырывался чёрный дым, отравляющий воздух, въедающийся в легкие; грязные клубы этого дыма улетали в небо, к звёздам, пока эти жемчужины ночного небосклона жались друг к другу, дрожали и плакали, опуская свои тонкие белые ручки и погибая от едкой массы нефтяного цвета. Он не в силах был помочь, не в силах был потушить этот огромный костёр, который сверкал и ослеплял глаза красным, как гроздья рябины, цветом; он пылал желтым и оранжевым, похожий на солнце, но казался не таким добродушным как небесное светило, напротив, ввергал в ужас и заставлял трястись и заламывать руки, нервно искусывая губы в кровь, такую же красную, как и этот огонь, такую же красную, как и злость этого пламени. Он кричал людям о помощи, но они проходили мимо, даже не глядя на клубы дыма и столб огня. Они были равнодушны к чужой беде, как и всегда. Он отчаянно глядел на огонь, который уже обжигал кожу, а легкие травил чёрным дымом. Жарко. Слишком жарко. Потом полил дождь. Хмурый и мрачный. Он ворчливо и зло лил на огонь, заставляя его отступать и уменьшаться. Кусочки огня шипели из-за попавшей на них воды, старались бороться с врагом, но он посылал все новых и новых воинов, так что пламени пришлось сдаться. Дождь покапал ещё немного и ушёл. Остались обуглившиеся доски, тлеющий фундамент, брызги разбитого стекла на земле и пустые рамы. Клубы дыма рассеивались, открывая звёзды, которые казались бледнее. Жуткая картина предстала перед глазами. После дождя было холодно и мокро. Ленский лежал на кровати в комнате, широко раскрыв глаза и судорожно пытаясь отдышаться. Он глотал ртом воздух, стараясь успокоиться и не трястись всем телом. Удавалось не очень хорошо. Юноша прикрыл глаза, а потом открыл, припоминая, где он вообще находится и сколько сейчас времени. Когда он наконец распахнул глаза, предоставив миру два омута, обрамлённых темными длинными ресницами, то неожиданно для себя встретился с ещё одним взглядом. На него с интересом ученого над подопытным кроликом смотрели голубые брызги. Ленский инстинктивно дёрнулся, потому что просто видеть эти глаза не сулит ничего хорошего. Онегин в это время внимательно и с любопытством, совсем не стесняясь нависал над Вовой, скользя по его лицу и как будто ища что-то. — Что-то не так? — вдруг спросил блондин. — Кошмар, — хрипло ответил Вова, — мне снился кошмар. И задумался над курьезностью ситуации. Вот он лежит на кровати, в поту, стараясь успокоиться, а над ним его худший кошмар стоит и расспрашивает об этих самых кошмарах. Как будто заботится о состоянии Вовы, как будто ему есть значение до того, почему Вова так дёргался во сне. — О чем кошмар был? — не отставал Женя, с любопытством склонив голову. — Пожар, мне снился пожал, — захрипел Ленский, недоумевая от такого интереса к своим снам. Потом откашлялся и продолжил. — Дом. Он пылал. Языки пламени облизывали фасад. Яркий оранжевый свет заливал округу. И было жарко, — облизнул сухие губы Вова. Онегин продолжал внимательно смотреть на соседа по комнате, вслушиваясь в слова. А Вова устало прикрыл глаза, болезненно побледнев. Капельки пота все ещё шариками катались по лбу, когда-то алые, но теперь почти белые губы потряхивало. — Какой был дом? Хотя нет, постой, не говори, — заторопился Женя. — Огонь потушили? — Зачем тебе все это? — тихо спросил Вова, стараясь понять хоть что-то. «Может, Онегин — колдун в седьмом поколении, и он умеет растолковывать сны? Или это он на меня порчу навёл, а это все — побочные эффекты? Глупость какая!» Вове настолько стало смешно, что он еле сдержал улыбку. Но потом стало страшно, потому что, кто знает, что у этого человека на уме. — Просто интересно, — как-то сразу заскучав, ответил блондин. Он откинулся на спинку стула, который, видимо, сам поставил к кровати Вовы. Этот факт ещё больше смутил темноволосого. Но когда Женя отодвинулся, солнечный свет резко ослепил Ленского. «Ага, значит, ещё не вечер, а заснул я после прогулки». В памяти начали восстанавливаться недавние события: Чацкий, стихи, гитара, прогулка по парку, Онегин, та девица. Юноша неприязненно поморщился. Присутствие такого непонятного подлеца, как Онегин, ничего хорошего не приносило. — Так потушили или нет? — снова нетерпеливо спросил кудрявый. — Да, — сказал Вова, считая, что терпение этого психа испытывать не стоит. — Пошёл дождь, он все потушил. Но не люди; я кричал им, просил помочь, но меня игнорировали. Равнодушно глядели на клубы дыма и занимались и дальше своими делами. Онегин в задумчивости полулежал на стуле, запустив пальцы в волосы. — Сколько сейчас времени? — решил спросить темноволосый, потому что совершенно запутался во времени. Его страх прошёл, а цвет лица и губ медленно возвращался; появился румянец. Бисеринки пота он стёр рукой, но все ещё лежал, почему-то опасаясь вставать, хотя вот так беззащитно лежать прямо перед хулиганом было глупо. «Лежачих не бьют» — промелькнуло было в голове Володи, но эта мысль испарилась, когда он вспомнил, как его лежачего на земле били по животу и спине. — Скоро обед, — ответил Онегин, качаясь на задних ножках стула. — Я хотел было тебя разбудить, но ты что-то дёргался больно, так что я решил просто посмотреть, — равнодушно отчеканил он. «Ну да, посмотреть, как я во сне мучаюсь — это ведь большое для него удовольствие. Видимо, любая причиняемая мне боль ему нравится». Ленский вскочил с постели, не раздумывая больше и не боясь внезапного нападения от беспечного и качающегося Онегина. — Странный был у тебя сон, — вдруг произнес Женя, решительно при этом вставая и оправляясь. — Я пошёл, — коротко возвестил он соседа и вышел в коридор. Хлопнула дверь, раздались шаги, потом разговор, смех. Ленский удрученно застонал, садясь обратно на край кровати, усиленно стараясь обдумать все и наконец проснуться. Как он вообще мог уснуть? Наверное, дело было в том, что он жутко рано встал из-за рассвета, а теперь ещё и потонул в новых знакомствах, разговорах, во всем происходящем, а прогулка была ещё одной причиной. Да, вот он пришёл в комнату, достал блокнот и рисовал в наушниках, но где его любимые «проводки» и листы бумаги он не знал. Оглянулся и понял, что всего этого поблизости не наблюдалось. Поднял голову и увидел, что все было на столе; значит, кто-то их туда положил, но точно не Вова. «Неужто Онегин? Да и к чему это?». А потом Ленский так и подскочил на месте, сжимая губы в тонкую полоску. «В скетчбуке был портрет Жени, нарисованный в тот день, когда все произошло». Юноша резко поднялся, стараясь унять необъяснимую дрожь в коленках. Он не мог понять, почему ему страшно от того предположения, что Женя мог увидеть рисунок. Подошёл к столешнице и наткнулся на этот холодный взгляд. Блокнот лежал открытый именно на портрете Онегина. Ленский не слишком аккуратно рисовал — лишь сделал наброски. Но на глаза он потратил много времени; ему хотелось сделать их настоящими и живыми; именно с тем самым чувством: холодом и презрительностью. Теперь эти единственные выделяющиеся голубые брызги на фоне серых линий смотрели в душу Вовы, открыто насмехаясь. Чем дольше темноволосый смотрел на портрет, тем сильнее им овладевала злость и ненависть, обида. Онегин казался чудовищем: эгоистичным и просто заносчивым. И безмерно жестоким. Что бы не скрывалось за маской внешнего равнодушия, Евгений все равно слишком жесток и смог принести тогда боль Вове, а теперь может причинять ему душевные муки и страдания. Ленский этого ему простить не мог. Следовательно, и забыть. Володя прищурился на маленькую деталь, которую не замечал прежде: внизу листа было что-то написано, но юноша точно знал, что это не его рук дело. «Красиво». Это было выведено мелким, острым почерком, сильно наклоняющимся в правую сторону. Одно слово. Онегин пришёл в комнату, увидел спящего Ленского, выпутал его из наушников, вытащил блокнот и, конечно же, посмотрел все рисунки, увидел свой портрет, наверняка подумал много того, что было бы не слишком приятно для Ленского и оставил вот такую маленькую подпись. «Как же быстро и незаметно вся моя жизнь превратилась в непонятную кашу… Почерк мелкий… это говорит об скрытности, но немного угловатый — амбиции и эгоизм. Наклонён в правую сторону, человек закрытый. Заглавная изящная — желание произвести впечатление. У «р» и «в» какие-то летящие петли: большие, но резкие. Это говорит об стремлении быть замеченным», — лихорадочно соображал Вова, хоть и думал, что нельзя о человеке судить по почерку. Но это же психология, а Женя подходит под описание. Потом Вова оборвал поток мыслей, сжал губы в ещё более тонкую полосу и нервно потянулся к листу бумаги. Дёрнул его и вырвал из блокнота. Злобно скомкал в шарик, скрипя зубами, распахнул окно, пропуская прохладный весёлый ветер и выкинул этот комок куда подальше. Он не хотел иметь ничего общего с этим извергом. И не будет пытаться раскусить его душу. Онегин останется Онегиным, останется жестоким и ледяным, будет причинять боль, зачем же тогда хранить упоминания о нем. Жалко Ленскому точно не было. Юноша резко развернулся и вышел в коридор, считая, что обед пропускать все же не стоит.

***

— Кажешься бледным, — заметил Чацкий по соседству за столом. Он с аппетитом уплетал булочку с повидлом, краем глаза разглядывая нового друга. — Ничего особенного, — протянул немного хмурый Ленский, — я просто вампир и загораю только под луной, — отшутился он. Чацкий только хмыкнул, доедая булочку и теперь зарясь на соседнюю, принадлежавшую Вове.

***

Нескольким ранее... Онегин хмуро смотрел на голубоглазую блондинку, которая сложила губки бантиком и взмахивала накрашенными ресницами, взирая на него. — Что? — наконец не удержался Онегин, недовольно нахмурив брови и сморщившись. — Как что? — удивленно хлопнула глазами блондинка. — В смысле как? — раздраженно переспросил Женя. А потом его недовольное лицо исказилось какой-то гримасой, и он громко захохотал, запрокинув голову. Блондинка тонко сжала губы, боязливо и сердито посматривая на собеседника. — В смысле как что? — резко оборвал смех Женя, вновь становясь спокойным, но теперь с несколько маниакальным видом. — Ну… — начала неуверенно девушка, поведя плечами. — Мне казалось, что наши отношения должны получить какое-то разви… — она не успела договорить, потому что ее наглым образом оборвали. — Отношения?! — снова захохотал на это Женя, звонко воскликнув. — Какие отношения? — резко успокоился он, разглядывая лицо светловолосой, которая вся съежилась от неуверенности. — Отношения наши? Их просто не может быть, — злобно поставил точку в диалоге Евгений. Потом вскочил со скамейки, потопав по лесной дороге в сторону видневшегося светлого фасада здания. — Но… — начала ошеломлённая девушка, которая успела опомниться только тогда, когда Женя уже отошёл на расстояние. — Но ты… поцеловал меня! — истерически вскрикнула она, решая не упускать такой хороший шанс, как появление Онегина. Она и так достаточно уделила времени на то, чтобы обратить его внимание на себя, а этот Женя был большой удачей: богатый, молодой и красивый — просто подарок судьбы. Судьба такие презенты подносит редко, так что отступать было нельзя. — Да, и что? — спросил, не оборачиваясь блондин. — Можешь оставить меня в покое? Я скажу сразу: ты мне неинтересна, так что прошу впредь не приносить неудобств, — закончил он жёсткую короткую тираду, засовывая руки в карманы, насвистывая что-то под нос. — Зачем ты меня тогда поцеловал? — трясясь от гнева и семеня ножками на высоких шпильках, спросила она. — Просто так, — легко пожал он плечами, — из спортивного интереса. — Ты! — вне себя закричала она на пол-леса, распугивая птиц. — Ты играешь людьми, как хочешь! Ты жестокая тварь! Я совершенно не понимаю, как могла с тобой связаться! Неудивительно, что у тебя нет друзей! — она била наугад, надеясь уколоть человека, который так унизил ее, хотя она сама часто просто предавала тех, кто считал её своей самой близкой душой; но она дружила и любила, только пока это было ей выгодно. Но Женя на ее изречения даже не повернулся, так что блондинка, чьё имя Онегин так и не потрудился узнать, развернулась на шпильках, махнув светлыми локонами и пошла в другую сторону, не желая больше унижаться и стараясь успокоиться. Но самого Онегина заметно покоробили слова девушки. Хоть он и не подал внешнего вида, как привык делать всю жизнь, но в его душе разгорался пожар. Она смогла найти и неосознанно задеть самые болезненные струны. Да, у Жени не было друзей. За всю жизнь ни одного человека, который бы был с ним не из-за денег и внешности, а общался с обычным подростком Женей, который рано остался без родителей. Да, Женя понимал, что он, кажется, излишне жесток и слишком надменен к людям. Но эти самые люди просто с каждым разом все больше надрывают его сердце, нещадно ударяя по хрупкому стеклу доверия, которое Онегин ещё смог оставить в душе. Онегин вздохнул, шагая по дорожке, не видя перед собой ничего, кроме серого асфальта. Он редко ходит, опустив голову, так что все привыкли видеть его надменное, гордое лицо с неизменной усмешкой на губах. Никогда ему не нравились все эти люди. Когда Онегин, казалось бы, находил достойного друга, тот вдруг показывал своё истинное лицо, скидывая овечью шкуру, да так предстаёт это притворство перед глазами, что у Жени все воротит от отвращения к этому человеку, от обиды на него и себя, ведь он не смог сразу же разглядеть в нем двуличного человека. Как правило, дружат с ним из-за денег, как бы «по-взрослому» это не звучало. Рядом с Женей у них есть все: элитный алкоголь, дорогие клубы, лучшие билеты на какие угодно мероприятия, поездки, отели. Рядом с Женей все смотрят на них и обращают внимание на них, все девушки смотрят не на лицо или характер, а исключительно на положение и деньги. Но абсолютно каждая мечтала стать «той самой» для Онегина, который ещё и, кроме обеспеченности, был красивым. А Женя все глубже тонул в своём отчаянии куда-то на дно, там где уже были похоронены все мечты, надежды… любовь. Он никогда никого не любил. По крайней мере, Онегин старался внушить себе, что он очень любил свою маму, которую почти не знал. Но это было сложно. Так сложно, что он уже просто устал от всего. Когда-то в детстве, когда его отец ещё был жив, он старался веселиться и быть обычным ребёнком. Вот он, маленький семилетний, сидит в песочнице с остальными детьми, но они отворачиваются от него, потому что их родители сказали им, что Онегины очень богатые, а это плохо. Раз родители так говорят, значит, так надо. Вот, в маленького Женю летят комья песка и грязи и несутся крики, чтобы он больше не подходил к ним. На вопрос Жени почему, они отвечали, что он богатый, а это плохо. А семилетний мальчик с кудрями, как одуванчик, стоит, чуть ли не рыдая, просто не понимая чем он заслужил такое отношение к себе. Он бежит назад, домой, к отцу, но тот не слушает его и отгоняет от себя, в конец повысив на него голос, запирает в комнате, потому что он мешает. А маленький кудрявый Женя не сдерживает слезы и они катятся на холодный дорогой кафель. Мальчики иногда все же плачут. Женя подрос и подбегает к папе, желая спеть ему песню под гитару. «Пап! Представляешь, я научился играть сам, но хотел сделать сюрприз! Давай сыграю!», — и подросший кудрявый мальчик садится перед ним на стульчик, кладёт на колени немного большую гитару, зажимает детскими мягкими пальчиками аккорд и начинает бить о струны, звонко поя песню про улыбку, ручейки, дождь и облака. Но звонкий голос поникает, когда он видит, что его отец далеко не улыбается, а его лицо постепенно искажается гневом. Наконец Женя совсем замолкает, стараясь понять, что сделал не так. «Что это такое?! — злобно зашипел его отец. — Что за детские забавы?! Не трать на это время! Ты должен сосредоточиться только на своём будущем, ты должен учиться бизнесу, ты должен быть ответственнее!» А одиннадцатилетний мальчик трёт глаза руками, стараясь не выпускать слёзы, которые так и норовили политься. Отец видит это и злобно кричит на сына: «Мальчики не плачут! Хватит распускать нюни! Чтобы больше не видел такого! Ты должен идти и готовиться для того, чтобы экспромтом пройти несколько классов!». Перескочить через пару классов не удалось, поднялся скандал, но вскоре отец умер.

Сказала мама выбрось краски и рот закрой Не суждено тебе ни петь, ни рисовать. Мне так хотелось стать маленькой рок-звездой, Ломать гитары и улыбки раздавать. Казалось, эти мечты совершили суицид, Теперь не могут даже попросту дышать. Но я узнала что такое пост-модерн и вот, Решила паблик свой создать.

Ещё через пару лет Онегин сидит на дорогом стуле в холодной квартире, выкуривая очередную сигарету, перебирая струны давно забытой гитары. Он почти улыбается, мягко касаясь грифа, стараясь не предаваться воспоминаниям.

***

Онегин быстро поднимался по ступенькам в комнату, остро желая взять в руки гитару. Она была единственной любимой вещью, она помогала успокоиться и забыть обо всем. Он вбежал в комнату, шумно открывая дверь с ноги. Но немного притормозил, застыв взглядом на свернувшемся в калачик Ленском. Нахмурившись, Онегин подошёл поближе, разглядывая бледноватое лицо соседа по комнате. «Так он спит!», — быстро пронеслось в голове Жени, потом он увидел проводки, которые овивали тонкую светлую шею Ленского. Сначала ему показалось, что его сосед повесился, и в груди что-то ухнуло вниз, а руки немного начали трястись. Но потом, видя дыхание Вовы, он успокоился и все же решил выпутать его из петли. Потянул за проводок, за другой; немного повозившись с этим, Онегин все же вытащил наушники, глядя на хмурое спящее лицо Вовы, который немного дёргался. «Кошмары ему, что ли, снятся?», — подумал Женя, внимательно смотря в лицо Вовы. Такой акт помощи к другому человеку, который ещё и относился к той массе населения, которое Онегин искренне ненавидел, самому блондину показался странным. Но он решил, что если Ленский умрет в их комнате — это будет не очень приятно. Тем более, было что-то в темноволосом — что-то настоящее, искреннее. Он так горячо доказывал своё, он так злился, на его лице так быстро сменялся весь спектр эмоций; а Онегин уже забыл, как чувствовать, потому что всегда руководился только логикой. Женя ещё находился под впечатлением от стихотворения Вовы, и он был больше удивлён не стихами, а тем чувством, с которым он рассказывал своё сочинение. Отложив наушники на стол, Онегин потянулся к гитаре в чехле, но заметил под рукой Вовы что-то белое. Чуть приглядевшись, понял, что это блокнот; любопытство захлестнуло Женю, вспомнились и слова Чацкого о художественных талантах синеглазого. Особо не стесняясь, он потянулся к листочкам бумаги, аккуратно вытягивая их из-под ладони Ленского. Пролистал несколько рисунков, удивляясь живости нарисованных людей, задумчиво проводил по линиям пальцем, разглядывая лица. Через пару портретов он вдруг наткнулся на острый, режущий взгляд. Он даже удивился, глядя на два ярко-голубых глаза посреди серых раскиданных кудрей. Присмотрелся к этому холодному и презрительному человеку и чуть не упал с кровати. Он вдруг понял, что этот человек и есть он сам. Это Онегин. Женя так сильно удивился, что не мог оторвать глаз с портрета. Вот этот юноша, который так жестко смотрит на него с бумаги, что внутри все сжимается — это он сам? Разве может быть, что он настолько зло и хмуро выглядит со стороны? Никогда не замечал в себе этого Евгений. Потом он вскочил с кровати, подошёл к столу, задумчиво смотря на своё же лицо, потянулся к карандашу, взяв его в длинные тонкие пальцы и написал снизу, но так, чтобы не испортить рисунка: «Красиво». Написал мелко и остро, как и всегда. Отложил карандаш, повернувшись к Вове, который совсем уже стал белым, на лбу появились капельки пота, а он сжимал и разжимал руки, при этом изображая на лице какую-то смертельную муку. Онегин потянул стул и сел прямо у кровати Вовы, смотря на лицо соседа. На гитаре он играть все равно уже не будет, раз тут Володя, а занять себя чем-то надо. Разглядывать соседа, которым мучается от кошмаров — вполне интересное занятие. Сидел и ловил каждое движение: трясшиеся губы, нахмуренные брови, дергающиеся веки и дрожащие ресницы. Потом Женя вздрогнул, потому что глаза Вовы резко открылись, а он перекатился на спину, тяжело дыша. Несколько в ступоре Онегин застыл в своей позе, пока Ленский не перевёл на него расфокусированный взгляд, в котором мелькнуло недопонимание и капелька страха. Секунду они смотрели друг на друга. Онегин повёл разговор, не до конца понимая, что вообще нужно говорить, но потом решил просто ретироваться на обед, снова надев маску равнодушия, которую так хорошо изобразил на рисунке Вова. Но, может быть, в следующий раз у Ленского Онегин станет немножко другим, тем Онегиным, который снимет свою вечную потертую маску с лица и наконец покажет себя настоящего миру.

***

— Отдай булочку! — закричал Ленский, чей сдобный продукт по-тихому стащил Чацкий. — Не, — сказал весёлый и довольный Саша, смотря на возмущенное лицо Вовы, который безмолвно открывал и закрывал рот, потеряв дар речи от такого кощунства. — Это моя булочка! — зашипел Вова, хватаясь за вилку и готовясь хоть и борьбой, но завоевать свою вкусняшку. — Эй, тише, — опасливо протянул Саша, дотягиваясь до своей ложки и, в свою очередь, готовясь дать отпор. — Отдай булочку и тогда мы, возможно, решим наш конфликт без крови, — кровожадно и злобно проговорил Ленский, целясь зубцами вилки в лицо Чацкого; в глаз или в нос — он ещё не решил. — Ну, уж нет! — воспротивился Чацкий, — я буду бороться! — с этим выкриком он схватился за ложку, опасно размахивая ею. — Ты об этом пожалеешь, — прошептал темноволосый, накидываясь на Сашу с вилкой. Боевые кличи и стуки столовых приборов разнеслись по всей столовой, отражаясь эхом от сводчатых потолков. Эта битва стала легендарной, ведь в ней участвовали столь отважные войны, используя новейшее вооружение. А главное: они боролись не за женщину или богатства — они боролись за единственную важную вещь в этом мире — за булочку. Когда-нибудь о них сложат легенды, когда-нибудь будут восславлять их подвиги в песнях, рисовать на фресках, снимать фильмы, напишут книги, но это все когда-нибудь. А мы с вами первые узнаем исход сражения. Оба боролись отчаянно, не на жизнь, а на смерть, но один всё-таки должен был победить. Ленский после пары тычков вилкой в рёбра Чацкого, начал идти к победе. Но Саша стукнул Вову тяжелой ложкой по лбу, так что темноволосый отвлёкся на синяк. Ложка и вилка столкнулись с громким звоном, а потом снова сошлись в битве, с шумом ударяясь друг о друга. Великие фехтовальщики столовыми приборами не собирались отступать. Чацкий же, поняв, что выиграть сражение в честной битве не получится, решил прибегнуть к хитрости. Пока Ленский упорно осаждал вилкой ложку Чацкого, последний схватил булочку, которая лежала посередине и закинул ее в рот. Быстро жуя, Саша смотрел на расширившиеся глаза Вовы, безмолвный крик на устах и взгляд, полный отчаяния и боли. — В сражении за булочку Погиб я безвозвратно Ведь не могу жить дальше Без булочки моей, — патетично произнёс Вова, хватаясь за сердце. — Ой, да фадно тифе! — невнятно сказал Саша с полным ртом сдобы. — Я надеюсь, ты подавишься, — зло сказал Вова, отворачиваясь к тарелке с оскорбленным видом. Чацкий в ответ закашлялся, а Ленский только злорадно улыбнулся, продолжая сорванный приём пищи.

***

Онегин уселся за стол в одиночестве, молча пододвигая к себе тарелку и булочку…

Хватит сравнивать меня С Монеточкой, мне обидно. Мой рост 150 см, Но в Интернете, Слава богу, не видно. Я всамделишный поэт, ты что не веришь мне? Да ты завидуешь, дурак. Я в пэйнте розочки рисую и пою тебе. Ты говоришь, что это мрак. Не понимаешь ни черта ну так бы и сказал: Не разбираешься и пусть, Меня на днях сам акварельщик с петербурга рисовал, Изображая мою грусть.

А потом Женю окутали какие-то люди, знакомые, начали лить свои речи и сыпать слова бисером, стали смеяться нарочито громко, нарочито громко шумели тарелками, смотрели в глаза, и все крутилось перед глазами Онегина, все закружилось и понесло в своём диком танце. Какая-то волна подхватила Женю, залив его разум, заставляя подчиняться законам этого дурмана и повела за собой. Безвольный Онегин уселся на эту дружескую волну, и она понесла его в бесчеловечие. Все добро и маленькие крупицы надежды утонули под наплывом злой волны, и Женя снова перестал быть собой. Он подхватил крики и смех и почувствовал, что ему надо излить куда-то свою злость на мир и отца, свою странную и непонятную радость, когда взгляд наткнулся на Ленского, сидящего за столом с Чацким. Женя напрягся, весь натянувшись, как хищник, учуявший жертву. Охота началась. ________________________________ Нет, Женя не наркоман. Наверное. А вот автор...