Когда-нибудь мы начнём просыпаться вместе ....

В Берлине снова наступила весна. В воздухе плыл густой запах цветущих лип, люди не спешили теперь вечерами в уютное тепло квартир. В парках, на бульварах, на набережной гуляли влюбленные пары, чинно прогуливались старушки, бегали дети. Аня торопливо обошла оживленный бульвар, свернула в неприметный дворик. — Добрый вечер, фрау Штейн, — приветливо окликнула ее соседка. Аня вежливо кивнула, задержавшись, чтобы выслушать жалобы пожилой фрау на нового молочника, на выросшие цены в бакалейной лавке, на шумных новых жильцов. Вежливо распрощавшись, она поднялась на свой этаж, и уже открывая дверь, услышала как женщина говорит кому-то: — Такая милая девочка. Жаль что уже вдова… Аня закрыла дверь и мрачно усмехнулась. Если бы эти чопорные немецкие фрау знали кто она на самом деле, продолжали бы они считать ее «милой девочкой»? Вот уже два года она носит личину Хельги Штейн. Снимает квартиру в тихом районе Берлина, работает на швейной фабрике и числится на хорошем счету у начальства. Ее жизнь благополучна и размеренна. Неплохо для бывшей заключенной концлагеря, обреченной на мучительную смерть, не так ли? По какой-то прихоти судьбы она получила эту новую жизнь. Вот только почему иногда так тянет наглотаться снотворного или прыгнуть из окна? Разве это жизнь — постоянно просыпаться от настолько реальных кошмаров, что от боли не можешь даже вздохнуть? И почему она продолжает за нее цепляться, не в силах покончить разом со всем — воспоминаниями, изматывающей душу болью, беспросветным отчаянием? Раньше она верила, что сможет стойко пережить тяготы войны. Тихо плакала, когда получила похоронку на маму, упрямо надеялась, что хотя бы отец вернется с фронта. И даже когда ее вместе с другими девушками загнали в теплушку для отправки в концлагерь, Аня пообещала себе не сдаваться. Рано или поздно красноармейцы одолеют проклятых фрицев, пленных освободят и она обязательно вернется домой. Верить и надеяться на спасение, только это и не давало ей сдаться, опустить руки. Тогда ей казалось что нет ничего страшнее смерти. Тогда она еще не знала насколько сильно ошибается.

flashback

Верить и на что-то надеяться в концлагере с каждым днем было все труднее и труднее. Аня не боялась тяжелой работы, старалась держаться незаметно и не привлекать внимания охраны. Даже поначалу не афишировала что знает немецкий. Но когда их привезли на распределительный пункт и солдаты приказали всех детей построить в отдельную шеренгу, не стала молчать. Женщины плакали, падали на колени, умоляя не разлучать их с детьми, но никто из них не знал немецкого. Аня заметила что какой-то солдат уже предупреждающе щелкнул затвором пистолета и решилась: — Зачем вы уводите детей? Что с ними будет? Солдат окинул ее презрительным взглядом и грубо ответил: — Скажи этим коровам, чтобы немедленно прекратили выть, если не хотят чтобы их всех перестреляли. — Но… а как же дети? — рискнула повторить девушка. — Это не твоя забота, — небрежно ответил он и усмехнулся, — дети будут отвлекать от работы. Через несколько дней ее вызвали к начальнику лагеря, объявив ее новые обязанности — переводить своим соотечественникам приказы «господ». В бараке Аню невзлюбили — больше ненавидели разве что девушек, которые служили в доме коменданта. — Конечно, такие смазливые курвы всегда умеют устроиться, — каждый вечер злобно шипели ей в спину. — Не обращай внимания, — утешала Аню подруга по несчастью, — они просто завидуют. «Господи — да чему тут завидовать?» — мысленно удивлялась Аня. Кормили их немного лучше и мыться давали почаще — вот и все блага. Как по ней, она охотнее работала бы в каменоломне, чем постоянно видеть новоприбывших заключенных, переводить им грубые, жестокие слова коменданта. Еще хуже было сопровождать солдат на допросы — в лагере было довольно много военнопленных. Каждый раз вечером она тихо плакала, чувствуя себя предательницей. Она стояла рядом с этими выродками и бесстрастно повторяла необходимые вопросы. Смотрела как упрямых бойцов в попытке разговорить избивают плетью или сапогами, прижигают железными прутами, ломают кости по одной. Когда в лагерь приехала делегация из Берлина, Аня сначала не придала этому значения. К коменданту часто приезжали гости — и военные и даже со светскими визитами. Но в этот раз похоже затевалось что-то серьезное. Аня почувствовала как ее сердце заколотилось в нехорошем предчувствии, когда почти ночью за ней явился охранник из зондер-бригады. — Ну что, красотка, пойдем развлекаться, — похабно ухмыльнулся он. Аня судорожно вцепилась пальцами в деревянный край койки и замотала головой. — Да шучу я, — наслаждаясь ее замешательством, захохотал мужчина, — тебя хочет видеть приезжий офицер. Нарушить приказ Аня конечно не осмелилась, на ватных ногах пошла за ним. Немецкие солдаты смотрели на них как на предметы мебели, но вот капо не брезговали увести приглянувшуюся девушку в свой барак. Этот Вацлав уже несколько раз зажимал ее, предлагая мелкие подачки в обмен на ласки. — Дай ты ему уже, — грубо посоветовала соседка, в очередной раз заметив как Аня плачет в подушку. — Что от тебя, убудет? Аня лишь замотала головой — от одной мысли, что эта сволочь будет ее касаться, становилось дурно. — Ну смотри, Вацлав мужик мстительный, как бы чего не вышло, — предупредила женщина. Ее страх усилился, когда они спустились в нижние камеры. В одной из них держали красноармейца, которого Вальтер лично допрашивал уже трижды. Бил в приступе ярости кулаками худое, изможденное тело, хлестал плетью, но парень не сказал даже своего имени. Хотя парнем его сейчас было сложно назвать — выглядел пленный как столетний старик. Неопрятная борода, обтянутое кожей лицо, ничего не выражающий взгляд человека, который уже одной ногой в могиле. Увидев, что его снова собираются допрашивать, Аня почувствовала как слезы обожгли глаза — ну сколько можно мучить избитого, истерзанного человека? Однако немец и пальцем не тронул его, более того пленный ему отвечал. Из колких, полных ехидства фраз Аня поняла, что эти двое знакомы. Видимо сталкивались на поле боя в начале войны. Парень оказался танкистом, которого этот эсэсманский гад пытался завербовать для обучения курсантов. «Зря старается», — подумала девушка, — «такие несгибаемые солдаты никогда не сдаются». — О чем штандартенфюрер говорил с этим русским? — Аня по привычке опустила глаза. Похоже Вальтер в ярости — приезжий немец повел какую-то свою игру, нарушил протокол допроса, выгнав всех посторонних. Она боялась отвечать, но и молчать было опасно. — Говори, дрянь! — Вальтер с силой ударил ее в висок рукоятью плети. Аня чуть не задохнулась от резкой боли, усилием воли заставив себя стоять ровно. — Герр комендант, я кажется уже говорил вам, что у меня личное поручение рейхсфюрера, — словно сквозь вату она услышала другой голос. — Я забираю эту переводчицу в свой штаб. Возражения есть? Стараясь не обращать внимания на тяжелую пульсирующую в виске, Аня торопливо шла в кабинет немца. — Подойди, — услышала она тихий, вкрадчивый голос. Она рискнула поднять глаза — штандартенфюрер с легкой улыбкой погладил ее по щеке: — Тебе нечего бояться, просто делай свою работу. Он не был похож на злобное чудовище и смотрел на нее без обычной презрительности, как остальные солдаты. Но никогда еще Ане не было так страшно. Взгляд льдисто-голубых глаз казалось проникал в самую душу. Ягер смотрел на нее изучающе, словно на вещь, прикидывая как получше использовать ее. Точно так же как вчера, когда он навел на нее пистолет, чтобы заставить русского парня сотрудничать. В его глазах не было садистского удовольствия, которое она часто видела на лице Вальтера и других солдат, когда они издевались над заключенными. Но эта холодная расчетливость пугала еще больше. Охотнее всего Аня бы сбежала, надежно укрывшись в своем бараке. Она даже согласна была терпеть побои Вальтера, лишь бы не чувствовать этого взгляда сытого кота, который вздумал поиграть с пойманной мышью. Она оказалась права — Ягер вел какую-то игру, его интерес был сосредоточен на этом русском танкисте. Каждый раз когда они оказывались в одном помещении, в воздухе словно витало напряжение. Двусмысленные, на грани дерзости фразы, которые она боялась переводить, взгляды которыми обменивались эти двое. Ягер каким-то образом заметил, что Николай часто засматривается на переводчицу, улыбается ей и с этого дня Аня стала объектом сомнительного интереса. Наверное любая заключенная была бы счастлива заслужить расположение такого важного генерала. Ягер словно соблазнял ее — то кофе с пирожными предложит, то увеличит отведенное время для отдыха, то начнет расспрашивать о довоенной жизни. Аня старалась держаться безупречно вежливо, односложно отвечая на личные вопросы и тактично отказываясь от лакомств. Она прекрасно понимала, что коварному немцу что-то от нее нужно. Он и правда однажды недвусмысленно заявил ей, чего хочет. Поручил шпионить для него, следить за командой Николая. Аня едва не задохнулась от возмущения, стыда. Это кем же ее считает немец, если думает что за подачки она будет предавать своих соотечественников? Высказать ему это в лицо было бы, конечно, недальновидно — он найдет способ надавить и вырвать согласие. Так что девушка лишь согласно кивнула. Она подозревала, что Николай что-то затевает, но разумеется не собиралась сообщать об этом Ягеру. Николай… Когда она увидела его уже после лечения в лазарете, то поразилась такой перемене. Голубые, как весеннее небо, глаза уже не смотрели в пустоту. Каждый раз когда он смотрел на Ягера, в них загорался вызов — мол посмотрим кто кого. Коля словно излучал уверенность что никакому немцу не удастся сломить его волю, и у Ани теплело на душе. Она снова начала надеяться, что из этого ада можно как-то вырваться. Николай держался с ней по-дружески, ни разу не упрекнул, что она переводит для этих гадов. Аня чувствовала невольную вину за то, что он пошел на сделку с Ягером — ведь не угрожай тот ей расстрелом, Николай по-прежнему бы молчал. Получается он пожалел ее, неизвестную ему русскую девушку. Аня пообещала себе, что никогда не предаст его, даже если он действительно затевает побег. — Мне жаль, что тебе пришлось из-за меня согласиться, — Аня сопровождала его штаб для очередной беседы с Ягером. Тот постоянно требовал отчеты как продвигается ремонт танка. — Да при чем тут ты? — беззаботно отмахнулся Коля. — Он бы привел кого-то еще. Эти сволочи слишком хорошо нас знают — я бы никогда не взял на себя чью-то смерть. — Это слишком жестоко — заставить вас выйти на полигон в качестве мишени, — при мысли что он погибнет Аня каждый раз чувствовала как боль тисками сжимает сердце. Такие смелые, несгибаемые бойцы нужны Родине, он должен жить! — Вы безоружны, они вас расстреляют в первые же минуты. — Ну что ж ты меня раньше времени хоронишь? — лукаво усмехнулся Коля.- Кто знает как он пойдет тот бой. Даже один танк — это сила. — Будь осторожнее, Николай, — Аня встревоженно заглянула в чуть насмешливые глаза, — мне страшно, когда я вижу как Ягер смотрит на тебя. — Да не боюсь я их понимаешь? — в глазах Коли промелькнула многотонная усталость, моментально делая его серьезнее, старше.- Двум смертям не бывать, а одной не миновать. Как началась война, так и ходит она рядом, костлявая. Для меня страшнее увидеть победу этих гадов. Столько народу безвинного погубили, вытоптали и пожгли чужой земли. В штабе Аня снова чувствует себя словно под перекрестным огнем. Ягер снисходительно-добродушен, смотрит на Колю с хищным прищуром и делает вид, что не замечает как Аня с заминкой пытается смягчить дерзости русского. Коля даже не пытается следить за своими словами, лишь улыбается, когда понимает что Аня переводит более вежливую версию. Словно говорит ей взглядом — я сейчас могу делать все, что угодно раз уж позарез понадобился этому фрицу, чтобы потешить его уязвленное самолюбие от давнего проигрыша. Ягер перехватывает все эти улыбки и взгляды и словно паук раскидывает сети. Нарочно старается коснуться ее руки, когда она передает карту полигона, бросает такие взгляды, что Аню словно жжет огнем. Она чувствует себя беззащитной, словно голой. Наконец Коля встает, чтобы вернуться в ангар и она торопливо вскакивает следом. Но тут же слышит игривое: — Останьтесь, Анна. Вы нужны мне здесь. Она вежливо замирает, опустив по привычке глаза, и слышит вкрадчивое: — Что вы можете рассказать по поводу моего поручения? Вы ведь довольно много проводите времени в ангаре. — Они работают практически день и ночь, — тихо отвечает девушка. — И что, не продумывают как им продержаться на полигоне, чтобы мои курсанты не разнесли их первым же снарядом? — продолжает веселиться Ягер. — Посмотрите на меня, я хочу видеть ваши глаза, Анна. Аня медленно выполняет его просьбу, усилием воли удерживая на лице вежливо-бесстрастное выражение и невозмутимо отвечает: — Если такие разговоры и ведутся, мне об этом ничего не известно. Похоже мне не доверяют из-за того, что я постоянно теперь при вашем штабе. Вот так. Скажи она, что ничего не происходит, этот лис не поверит. Ведь понятно что танкисты будут искать выход из этой, казалось бы безвыходной, ситуации. Аня прекрасно видела, что они что-то готовят и слышала тихие, осторожные перешептывания. Насколько она поняла, речь шла о побеге прямо с полигона. Ягеру похоже понравилась ее версия — он удовлетворенно усмехнулся. — Что ж, это тоже неплохо.- Окинул ее нечитаемым взглядом и небрежно махнул рукой.- Можете идти. После ежевечернего построения на плацу, ее задержал Вацлав. — Говорят ты теперь важная птица, прямо прописалась в штабе этих приезжих офицеров. — Я лишь выполняю свою работу, — пробормотала Аня, пытаясь высвободить локоть. — Работу говоришь? Брось уже ломаться, мы-то знаем, что ты не только переводишь для этих русских тварей. Небось уже всех обслужила по высшему разряду, — с издевкой протянул мужчина. — Пусти, — рванулась девушка, но Вацлав резко дернул ее к себе, грубо провел другой рукой по ее груди. — Продолжаешь корчить из себя недотрогу? Ничего, когда эти господа уедут, комендант на тебе отыграется. Он не прощает ошибок… — Что здесь происходит? — Вацлав быстро выпустил ее и подобострастно заговорил: — Эта заключенная находится по территории после отбоя, я всего лишь напомнил ей о правилах. Аня узнала адъютанта Ягера. — Эта заключенная имеет право на неограниченные перемещения по территории, пока выполняет работу для штандартенфюрера, — резко ответил Тилике.- Чтобы я больше такого не видел, понятно? Капо быстро кивнул и поспешил скрыться. — Позвольте вас проводить, Анна? — девушка лишь кивнула. Конечно это было неблагоразумно с ее стороны — разгуливать у всех на виду с офицером СС, но она сейчас слишком напугана. К тому же Тилике отличался от остальных немцев. Каждый раз, когда он заговаривал с ней, она постоянно ждала какого-то подвоха, но его не было. Он держался с ней так, словно она самая обычная девушка, а не заключенная, да еще из неполноценной расы. В карих глазах не было ни презрения, ни издевки, ни похоти. В них читался лишь интерес, причем не такой хищный как у того же Ягера, а искренний, живой. Похожие взгляды Аня часто ловила в той далекой, довоенной жизни. Еще бы — беззаботная красавица, гордость родителей, лучшая на курсе студентка. Конечно на нее частенько засматривались парни — однокурсники, соседские ребята. Аня не спешила заводить отношения. Все ждала «Того Самого», чтобы как рассказывала мама, увидела — и на всю жизнь полюбила. А теперь по злой иронии судьбы ее «поклонники» — нацисты, да всякая шваль из охраны. Аня покосилась на идущего рядом Тилике. Наверное нужно что-то сказать, поблагодарить его, но она хотела лишь побыстрее вернуться в барак. И не стоит обманываться насчет безобидности этого немца. Да, он по какой-то причине добр к ней, но он ее враг. Такой же, как и те кто сейчас на ее Родине продолжают жечь деревни, убивать женщин, детей. С такими сражается, не жалея жизни, ее отец. Разве она может чувствовать хоть малейшую симпатию к нему? То, что он не похож на остальных еще хуже. С такими как Ягер или Вальтер по крайней мере все понятно — кто что из себя представляет и чего от нее хочет. А этот? Увидел однажды как она бросает птицам крошки хлеба, и приволок на следующий день чуть ли не пол-булки, мол не стоит отрывать от себя, вот, кормите. И ведь в голову даже не пришло, что этим принесенным хлебом можно накормить несколько заключенных, которые вечно голодны. А вчера он увидел, что она сидит на лавке с книгой в руках и нет бы пройти мимо. Вместо этого подошел, стал расспрашивать что она читает. Томик Тургенева был одной из немногих вещей, которую ей удалось сохранить в лагере. Благо один из солдат немного разбирался в литературе и подтвердил, что книга безобидна и не содержит ничего порочащего политику фюрера. Правда читать Ане ее не пришлось — когда приползаешь в барак после долгих часов изнуряющей работы, уже не до того. И вот сейчас, когда у нее впервые появилось немного свободного времени, этот паршивец снова пристает с разговорами. — Мне всегда было интересно о чем пишут русские писатели, — улыбнулся Тилике.- Вы не почитаете мне немного? Это в общем нетрудно — на ходу переводить текст. Хотя, конечно, довольно странно, но у немцев причуд хватает. — Если б мы с вами были птицы, — как бы мы взвились, как бы полетели… Так бы и утонули в этой синеве… Но мы не птицы. — А крылья могут у нас вырасти, — возразил я. — Как так? — Поживите — узнаете. Есть чувства, которые поднимают нас от земли. Не беспокойтесь, у вас будут крылья. — А у вас были? — Как вам сказать… Кажется, до сих пор я еще не летал. Аня замолчала, переворачивая страницу, и чуть вздрогнула от тихого вопроса: — А у вас — были? Нет, ну это уже слишком! Еще она не обсуждала свои чувства с немцем! Они вообще считают их примитивными существами без мыслей, без чувств! Разумеется вспылить она позволить себе не может, поэтому торопливо захлопнула книгу и суетливо поднялась: — Простите, герр штурмбаннфюрер, мне нужно возвращаться в штаб… Аня чувствовала как горячая краска заливает ее щеки — этот вопрос остро всколыхнул в ее душе волну разных чувств. Если бы ей действительно пришлось отвечать, она бы призналась что — да. В ее сердце уже не один день медленно расцветала эта самая книжная любовь. Каждый раз когда она видит уверенную улыбку Коли, встречается с ним взглядом, на душе становится так радостно, словно для них действительно возможно быть вместе. Закрывая каждый вечер глаза, она видела словно чудесный сон эту картину — война окончена, солнце ярко освещает родную землю. Они с Колей, смеясь идут по пшеничному полю, а в душе безоблачное счастье от того, что он рядом. И так будет и сегодня, и завтра — всегда. … Едва войдя в ангар, Аня услышала приглушенный голос мехвода: — Мыкола, ну не зря ж все говорят шо девка эта с немцами спелась. Я сам видел как один из них вокруг нее вьется. Мы и так рискуем жизнями, смотри не сболтни ей лишнего… — Да ладно, Савельич, она такая же подневольная как и мы, — беззаботно отмахнулся Коля. — Я слышал этот Квазимодо со шрамом постоянно запирается с ней в кабинете… Заметив девушку, Савельич сразу отошел к танку, а Коля довольно холодно спросил: — Что, опять меня Ягер вызывает? — Нет, он послал меня сказать, что выход на полигон будет послезавтра. Сказал, чтобы вы еще раз все проверили,- Аня прибегает к небольшому обману. Она пришла сейчас исключительно по своей инициативе. Испытания действительно назначены и она хотела поговорить с Колей пока еще есть время. — Хорошо, — кивнул Коля. Аня чувствовала что если сейчас не решится, возможно у нее больше не будет шанса заговорить об этом. — Я не слепая и не глухая, поняла что вы бежать с полигона задумали, — она шагнула чуть ближе, — пожалуйста возьмите меня с собой. — Не говори глупостей, — поспешно перебил ее Николай, — какой может быть побег, когда здесь полно фрицев? А даже если бы я решился бежать, то не стал бы подвергать девушку такому риску. — Коля, пожалуйста, — она коснулась его руки, — я лучше рискну, чем останусь здесь. — Нет, — он виновато отвел глаза, — и вообще ты не так все поняла. Мы просто прикидывали с ребятами как пройти через полигон так, чтобы эти сопляки не смогли нас подбить. Она понимала, что он сейчас врет. Значит все-таки поверил сплетням что рассказывал белорус. Или Ягер был довольно убедительным, когда заигрывал с ней прямо там, в штабе на его глазах. Аня гордо выпрямилась — не будет она унижаться и объяснять, что никогда бы не допустила интрижки с врагом. Но, несмотря на горечь обиды, она не желала Николаю смерти. Посмотрев напоследок долгим взглядом в его глаза, она тихо сказала: — Будьте осторожны. Ягер приказал установить по периметру полигона мины. — Аня!— услышала она за спиной. Но уязвленная гордость не позволила обернуться. Девушка выбежала из ангара и, не обращая внимания на проливной дождь, прислонилась к холодной стене. Ее плечи тряслись от рыданий. Ей хотелось остаться под этим дождем, раствориться в холодных каплях. Но еще нужно зайти в штаб - убедиться, что для нее больше нет заданий. Распахивает дверь и утыкается носом в чей-то китель. Этот Тилике что, стерег ее у порога? Тогда наверняка видел откуда она идет. Она невпопад отвечает на его вопросы, наскоро придумав благовидный предлог почему болталась возле ангара. И даже не боится выволочки - слишком тяжело на сердце от разочарования. Слишком легко Коля отказался от нее. Да и вообще может она все придумала и он никогда не испытывал к ней ничего, кроме дружеской симпатии. - Вы насквозь промокли, я не отпущу вас без чашки горячего чая,- настойчиво повторяет Тилике и Аня неожиданно для себя соглашается. Она действительно замерзла и чувствует себя сейчас настолько несчастной, что рада даже небольшому проявлению заботы. Когда кто-нибудь здесь беспокоился о том, что ей холодно или она заболела? Тилике забавный - пытается вести разговор, но так, чтобы не задевать болезненных для нее моментов. Хотя как их не задевать - практически любая тема касается войны. Глупо спрашивать ее о чем она мечтает, зная что она может не дожить даже до конца месяца. Или вот хороший вопрос - как она жила до войны. Как-как, хорошо, пока вы не пришли на нашу землю. Тем не менее она вполне спокойно отвечает на его вопросы, выслушивает его. Подумать только - война оказывается внесла свои коррективы и в его жизнь. Но с другой стороны - немцы ведь тоже люди. Люди, которые совершают плохие поступки и ошибаются. В мягком свете лампы уютно, и постепенно нервное напряжение слегка отступает. Рядом с этим немцем как ни странно она чувствовала абсолютно неуместное спокойствие. Потом она будет себя ругать за то, что распивала чаи с врагом. Сейчас ей очень нужно пусть на несколько минут расслабиться и вспомнить, что она - человек. Не кусок мяса, не рабочая скотина и не военный трофей. Она нутром почувствовала опасность, когда солдат передал ей приказ Ягера явиться в штаб. Было уже довольно поздно, переговоры с Колей закончились два часа назад. Что ему понадобилось в такое время? Аня напряглась, заметив что штандартенфюрер уже довольно навеселе. Похоже он не ограничился тем бокалом коньяка. Ну точно — графин практически пустой. — Скажите, Анна, какая необходимость в вашем притворстве? — без предисловий начал он.- Вы так переживаете за Ивушкина? — Простите, но я не совсем понимаю о чем речь — пробормотала она. — Он ведь мне явно не долгой и благополучной жизни пожелал, — усмехнулся Ягер.- Ну и зачем было лгать? — Не думаю, что вам бы понравился его тост, — осмелев, ответила девушка. — А это я сам решу, — Ягер выжидающе выгнул бровь. — Николай пожелал, чтоб у вас печень лопнула, — Аня спокойно встретила его взгляд. Раз уж он сразу догадался о ее обмане, если бы хотел уже наказал. — Анна, вы прирожденный дипломат, — Ягер медленно обошел стол и остановился за ее спиной.- И вы прекрасно справились со своей работой. Девушка замерла в замешательстве, гадая что последует дальше. — Будет жаль если Вальтер пристрелит вас, когда мы уедем. Он видите ли обозлился за то, что вы посмели ему возразить, — Ягер склонился еще ближе, обжигая ее ухо горячим дыханием.- А поскольку в этом отчасти замешан я, не могу не предложить вам руку помощи. Аня усилием воли заставила себя стоять спокойно, но не смогла сдержать дрожь, когда пальцы штандартенфюрера коснулись ее ладони, игриво проскользнув дальше, к предплечью. — Я предлагаю вам уехать со мной. Думаю у меня получится уладить этот вопрос с господином комендантом. — Вам нужна переводчица? — спросила девушка. Если дело только в этом, то какая разница где она будет переводить — здесь или в другом штабе? Вальтер ведь действительно ее скорее всего прикажет расстрелять. — В нашем штабе есть штатный переводчик, — рассмеялся Ягер. — Анна, вы молодая привлекательная девушка. Я думаю не нужно объяснять почему я предлагаю вам уехать со мной. — А что будет когда я вам надоем? — вспыхнула девушка. Она была настолько шокирована, что ляпнула первое что пришло в голову. — Не могу не оценить ваш подход к этому вопросу, — Ягера казалось забавляла ее внезапно прорезавшаяся смелость. — Вам не стоит волноваться по этому поводу. Если я останусь доволен нашей…связью, я найду куда вас благополучно пристроить. Аня судорожно сжала пальцы, чувствуя как ногти царапают ладони. Вот так цинично предлагает ей стать его любовницей? Даже еще хуже — говорит о ней так, словно она кошка или собака, которую можно «пристроить» когда надоест держать дома. — Я могу обдумать ваше предложение? — прошептала она, стараясь не выдать настоящих эмоций. — Вы просто бесподобны, — развеселился Ягер.- Да любая девка в этом лагере готова была бы за такое предложение душу продать. Что ж, подумайте пару дней, но помните что альтернативы-то у вас особо и нет. — Возможно, — кивнула Аня, — но хотя бы иллюзия выбора у меня быть может. — Мне нравится ваш характер, — Ягер внезапно обхватил ладонью ее шею и притянул девушку ближе, хрипловато прошептав на ухо: — Только не забывайте, что вы мой трофей, — его губы почти касались ее кожи. Вся дрожа, Аня выскочила из кабинета. Этот немец прекрасно понимал, что деваться ей действительно некуда и явно нацелился получить ее как трофей. Аня в отчаянии подумала — если бы Коля согласился помочь ей, она бы избежала этой позорной связи с врагом. Но ей никто не поможет. — Анна? — она едва избежала столкновения с Тилике. — Что-то случилось? Карие глаза смотрели на нее с искренней тревогой, он нерешительно поднял руку, словно собираясь обнять. «Если он коснется меня, я не выдержу», — мелькнуло у нее в голове, — «Заору на весь коридор!» Все они одним миром мазаны — притворяются добрыми, а на самом деле только одно и надо. — Я могу вам помочь? Возможно Тилике немного другой. Аня представила как вываливает на его голову сумбурный ком из своих проблем. Чем он ей поможет? Разве что предложит уехать из лагеря, но опять же — неужели бескорыстно? Конечно нет. Пусть он пытался вести себя с ней как с девушкой своего круга, признать такую унизительную связь он не сможет. Не зря же носит эсэсовскую форму. Значит ей светит лишь одно — быть его тайной любовницей, пока не наскучит. — Простите… мне надо идти, — усилием сдержав слезы, она осторожно обошла его, почти жалея что не рискнула довериться. Нет, хватит рассчитывать что ей кто-то поможет. Она ведь может попытаться сбежать одна. Немецкий она знает отлично — значит можно прикинуться местной и попробовать добраться до вокзала. С пересадками она доберется до Польши, а там уже и до родной границы рукой подать. Деньги у нее есть, пусть и немного. Иногда она кое-что шила для супруги Вальтера и та обычно давала ей в награду пару марок. Осталось продумать как ей выйти за ворота. Аня вспомнила что недавно Ягер в приступе щедрости выписал ей пропуск на разовый выход за территорию. Им она и воспользуется, а карту просто-напросто выкрадет из стола штандартенфюрера. Завтра все будут слишком заняты испытаниями на полигоне, так что это очень удачный момент для побега. В то утро все прошло почти идеально. Ей удалось проникнуть в штаб, пользуясь тем, что все офицеры уже ушли на смотровую площадку. Она прекрасно помнила где Ягер прячет ключ от стола и быстро открыла ящик, достала заветную карту. Очень вовремя услышала стук сапог в коридоре и внезапная догадка подсказала нужный выход. Девушка торопливо стянула косынку, расстегнула платье. Еще несколько секунд ушли на то, чтобы улечься на походную кровать и набросить одеяло. Аня крепко зажмурила глаза, приотворяясь спящей. Она слышала как солдат подошел к столу штандартенфюрера, затем прошелся по комнате и наконец-то вышел. Спасена, — выдохнула девушка, застегивая пуговицы. Она достала пропуск и уверенно прошла к воротам. Часовой долго крутил бумажку в руках, изучающе глядя на нее, и процедил: — Не забудь вернуться к указанному времени. «Аривидерчи, ублюдок», — усмехнулась про себя Аня и торопливо шагнула за ворота. — Стоять! — услышала она за спиной. Ее сердце пропустило удар — больше желающих выйти за ворота не было, этот приказ явно был адресован ей. — Задержите эту девку! Часовой быстро догнал ее, грубо хватая за плечо: — Ты что оглохла? Сказано же стоять! Аня узнала этих солдат — оба были из штаба Ягера. — Но…что случилось? — девушка не желала так легко сдаваться. — Молчать, тварь! — один из них грубо подтолкнул ее к главному корпусу.- Пошла! «Как они догадались?» — лихорадочно вспоминала девушка все детали сегодняшнего утра. Ее втолкнули в знакомую камеру, и Аня поняла что вряд ли выйдет отсюда живой. Она действительно готова была рискнуть, чтобы обрести свободу, так что готова к смерти. Сейчас им скорее всего не до нее, но после испытаний на полигоне Вальтер отдаст приказ о расстреле. А возможно ее даже отправят на виселицу, чтобы остальные видели чем заканчиваются попытки побега. Девушка присела на деревянную койку и устало прикрыла глаза. Нащупала мамин медальон и прошептала: — Скоро я тебя увижу, мамочка. Она подумала о Коле — пусть хотя бы ему повезет. Она ни на минуту не поверила в то, что он сказал ей тогда в ангаре — ребята обязательно попробуют сбежать. Что ж, на танке, да еще с боевыми снарядами у них побольше шансов чем у нее. *** Аня проснулась от собственного крика: «Отпустите меня, я ничего не знаю!». Растерянно села на постели, постепенно осознавая что ей снова приснился давний кошмар. Темная камера, удушливый запах сырости и перекошенное от злости лицо солдата, который зловеще шипит: «Я тебе по капле выпущу кровь, дрянь, если ты не признаешься…» Хохочущие, мерзкие рожи Вацлава и Яна. «Ты все расскажешь или мы будем веселиться с тобой еще не один день…» Аня медленно провела пальцами по животу — старый шрам ныл знакомой тянущей болью. Да и сломанная когда-то рука тоже. Ей казалось она задыхается в этой крошечной комнате. Девушка медленно сняла ночную рубашку, надела первое попавшееся в шкафу платье. Кое-как заколола волосы шпильками и тихонько вышла из квартиры. Глубокой ночью улицы были безлюдны, да и не боялась она больше ничего. Какой смысл бояться случайного грабителя, если постоянно носишь внутри персональный ад, в котором снова и снова насилуют и пытают? Она медленно прошла через сквер к набережной. Остановилась, глядя на темнеющую толщу воды. Так просто — перелезть через перила моста и покончить наконец со всем этим. О ней даже плакать никто не будет. Если кто-то и выжил из когда-то большой, дружной семьи, то ее давным-давно считают мертвой. Какое будущее ее ждет? Когда-то она мечтала о семье, детках — но разве возможно для нее теперь полюбить кого-то? Она навсегда измазана чужими мерзкими прикосновениями. Изуродованы не только ее тело, но и душа. Она даже не может вернуться на Родину. Терпеть унизительные допросы НКВД, допустить чтобы кто-то увидел позорный шрам — нет, лучше умереть. Аня медленно влезла на каменную ограду. В детстве бабушка рассказывала, что утопившиеся девушки становятся мавками. Красивые, оставившие свои земные горести позади, с сердцем холодным как камень. Конечно она не верила ни в эти сказки, ни в загробную жизнь. А вот в посмертный покой она верит. Мертвым не снятся кошмары, их не мучает чувство вины. — Фройляйн, что вы делаете? — Аня вздрогнула, услышав встревоженный мужской голос. — Прошу вас, успокойтесь, не делайте этого, я уверен вашей беде можно помочь… Беде ее не помочь, но прыгать вниз сейчас она, естественно, не будет. С этого идиота еще станется продолжить спасительную миссию. С плохо скрытым раздражением девушка обернулась, увидев как мужчина медленно, осторожно подходит ближе. — Дайте мне руку… Проигнорировав его слова, Аня слезла с парапета. Мягкий свет луны осветил лицо незнакомца и Аня судорожно выдохнула. Эти черты лица, глаза она не сможет забыть и через десять лет: — Вы?!