Золотая клетка

Шерлок понимал, что, будь он в своём уме, собственная реакция показалась бы ему отвратительной. Эдакий образчик слабости, испещрённый унизительным тошнотворным жаром, позор повергнутого в прах интеллекта. В ту же секунду, как обоняния достиг затхлый запах начавшегося гниения, разум и инстинкты расщепились надвое. Искра осознания — и мир раскололся под ногами. Александр мёртв. Мышцы сковало отрицанием, суставы застопорились, рёбра превратились в прутья клетки. Он всё ещё дышал — лёгкие набухали с каждым урванным неровным вдохом, — но прилив кислорода не мог поддержать его. Кровь кипела в венах, клейкая от паники, и даже запах кожаной перчатки, со всей силы прижатой к носу, не мог заблокировать вонь. Кто-то схватил его под локоть, надёжно и уверенно, но из-за отскакивающей рикошетом по черепу вопящей тревоги осознать хоть что-то из происходящего вокруг не получалось. Пришло смутное осознание, что Донован наблюдала за ним — стояла на расстоянии в пару шагов, склонив голову набок, лицо искривлено замешательством. Шерлок прищурился, отгораживаясь от вида её страха. Несомненно, она решила, что он окончательно сошёл с ума, и, возможно, была права. Вот так всё и происходит? Этот тупой безумный ужас, просачивающийся через кожу и ядом заполняющий кости, изнутри превращающий тело в камень? Как такое возможно, что он всё ещё мог видеть, но при этом чувствовал себя слепцом? Логика испарилась перелётными птицами, до которых не дотянуться, все рациональные принципы обсыпались словно мокрый песок. В ушах звенело, колени подогнулись. Хватка на локте сжалась, ещё одна рука опустилась ему на плечо неожиданным якорем. Голос Лестрейда принёс толику прояснения. Это был спасительный круг в бушующем море — вспышка серебра в тёмных водах, — но у Шерлока не хватало ни разума, ни способности схватиться за него. Когда пришло это осознание, слова уже умолкли, унесённые смутным перестуком удаляющихся шагов Донован. Руки увели его, заставили бесполезные ноги согнуться, опуститься на что-то холодное, но прочное. Точка стабильности в реальности, которая начала чернеть и кружиться, грозя выскользнуть из-под ног и оставить его барахтаться в бездне. Шерлок мгновенно согнулся, делая тело меньшей мишенью, пытаясь уцепиться за землю, прячась от бесконечной тьмы, норовившей затопить его до основания. Он представлял себе такой сценарий, но в своих прикидках никогда не рассчитывал на такую интенсивность реакции. Глупо ожидал, что отделается кратким периодом меланхолии — неизбежного, обусловленного биохимией сожаления. Полагал, что все те омеги, что сгибались под напряжением, тоскуя по людям, которых по собственному утверждению ненавидели, были слабовольными глупцами — продуктами общества, стремящегося указывать им их место. Впервые Шерлок оказался способен дотянуться до понимания. Это не было яркой агонией разбитого сердца. Это был предательский холод, словно что-то прорывало себе путь через внутренности, оставляя за собой чёрную дыру в естестве, которая его и сломит. Оно тянуло его стылыми руками, выворачивая наизнанку, превращая в смятого бумажного человечка. Кто-то тронул его за плечо, сжимая пальцы с осторожностью, словно боялся сломать. Жар кожи не пробивался через пальто — это было лишь давление, не более того, и Шерлок пытался понять, как вышло, что всё тепло так резко исчезло из его существования. — Это то, что я думаю? Голос Джона. Шерлок бы его везде узнал. Обычно он приносил с собой уйму эмоций, но в этот раз не было ничего. Совсем недавно Шерлок стоял в гостиной, заворожённый очертаниями губ Джона и искушением поцелуя. Теперь это воспоминание казалось некой галлюцинацией, далёким сном. Он протянул руку, запутался пальцами в ткани рукава Джона. Из горла сорвался хрип — резкий и глубокий. Слова оставались вне досягаемости, их чёткость была изъедена наступающей тьмой, окружившей его со всех сторон. Шерлок мог лишь всхлипнуть — бессловесно взмолиться о помощи, — чтобы Джон всё это прекратил, потому что он сам всё сильнее терял себя. Сколько ещё пройдёт, прежде чем не останется ничего? Боже, этого не может быть. Это кошмар, точно он. Шерлок отказывался верить в реальность этого момента, в то, что он мог пасть так низко из-за такой мелочи — человека, которого научился ненавидеть. Даже Александр, при всех его недостатках, не был настолько глуп, чтобы умереть. Подняв голову, Шерлок разлепил веки в отчаянном желании найти иное объяснение в лице Джона. Тот был рядом, сидел на корточках перед ним надёжной неоспоримой стеной, абсолютно реальный среди всей этой нелепой иллюзии, и по спине прошла волна дрожи. Сосредоточиться Шерлок мог лишь чуть-чуть, его концентрация разлетелась по углам, размололась в крошево под силой яростного холода, поселившегося в венах. Но для Джона он сделал усилие, считывая написанную в обеспокоенных чертах лица информацию. Столько всего можно было увидеть: хмурый лоб, бледные щёки, стекло беспокойства в голубых глазах. Плотно сжатые тонкие губы, побледневшие под давлением зубов; и это убедило в реальности происходящего. Джон бы не стал ему лгать. Джон бы не позволил ему страдать. Но вот же, подозрения выкристаллизовывались в уверенность с каждой секундой, что они смотрели друг другу в глаза. Ругательство Джона окрасило воздух, но Шерлок едва услышал его, снова погружаясь в себя, отдаляясь от входящих данных своего транспорта. Он всё регистрировал, но, точно как в тот день, когда Александр заявился на Бейкер-стрит, это стало незначительным фактом его существования. У него было тело, и оно принадлежало ему, но Шерлок не мог заставить себя осознать его расстройство. Это была его связь с жизнью, в которой события были… невозможными. Поэтому он погрузился в укоренившийся внутри ледяной холод, позволяя ему заморозить любой намёк на грозившие взять верх эмоции. Его физическая форма расплывалась, истончалась до неузнаваемости. Логически Шерлок осознавал, что она никуда не делась, не потеряла прочность — конструкция из крови, плоти и костей, — но это была лишь абстрактная концепция, которую он изо всех сил старался игнорировать. Вокруг были звуки, разговаривали люди, но с тем же успехом они могли говорить на иностранных языках. Это было беспорядочное месиво звуков, и Шерлок игнорировал его, подтянув ноги к груди. С плеч свисало пальто, прослеживая очертания его тела словно защитная завеса, и он таращился в тёмную шерсть, теряясь в стеклянной плёнке отрицания, всё прочнее застилавшей поверхность его разума. Шерлок оставался в таком состоянии — сжатом, неподвижном, лучшем при нежелании привлекать внимание. Однако он понимал, что на важных людей это оказывало противоположный эффект. Ни Джон, ни Лестрейд ни на шаг не отходили от него, хотя и не знали, как подойти к нему. Никто не пытался снять раковину, которой он себя окружил. Вместо этого они стояли словно караульные, защищая его от мира разворотом собственных плеч. Их тела беспокойно покачивались, вероятно, обуреваемые стремлением избавить Шерлока от источника его горестей, но не в силах ничего с этим сделать. Оставалось лишь чего-то ждать. Спустя долгие минуты молчание нарушил визг шин. Чёрный автомобиль с совсем не изящной резкостью затормозил у бордюра. Шерлок слишком отрешился от мира, чтобы придать мысли об этом хоть какую-то значимость, даже когда Майкрофт выскочил с заднего сидения — без зонта, в помятом пиджаке, словно залетел в машину, не озаботившись привести себя в порядок. Эти небольшие наблюдения должны были что-то да значить, но они проскользнули мимо сознания Шерлока, и он отвернулся. Чистое полотно потрескавшегося лондонского тротуара было предпочтительнее уродливой горстки эмоций, расплескавшейся словно краска по лицу Майкрофта: жалость, грусть и сожаление. Вокруг пузырились слова, и Шерлок подумал, не стоит ли попытаться опознать их значение. Однако ради этого потребовалось бы снова шагнуть вперёд — признать происходящее, — и кайма отрицания мигом окружила его разум. — Шерлок, посмотри на меня. Он подчинился. Если подумать, такое принятие команды Майкрофта должно было подчеркнуть суровость его состояния для всех, кто был этому свидетелем. Шерлок увидел, как черты лица Лестрейда исказили складки беспокойства, а Джон обхватил себя руками. Они оба казались измотанными беспомощностью, на пепельно-бледных лицах мрачной тенью лежала тревога, но всё это было ничто в сравнении с выражением лица Майкрофта. Горе. Оно состарило его на десяток лет, заложив складки вокруг губ и согнув спину, когда он присел рядом. Мутные глаза вглядывались в лицо Шерлока, и он ответил на изучение бесстрастно, отстранённо. Выжидающе. Шерлок понимал, что такая реакция для него не нормальна. Он просто из духа противоречия всегда шёл наперекор Майкрофту, решительно удерживал старшего брата в этой их жалкой войне на истощение, но у него не было сил подпитывать это противостояние. Шерлок снова почувствовал себя юным мальцом, тянущимся к человеку, который когда-то, до того, как правда о Шерлоке выплыла наружу, мог горы сдвинуть, чтобы исправить любой причинённый ему вред. Разум Майкрофта напряжённо работал. Несмотря на все проявившиеся пятнами на лице чувства он всё ещё мог думать, не потерялся во мгле неверия не в силах осознать внезапный поворот жизненного пути брата. Шерлок почти завидовал такой чёткости мыслей, но даже эта эмоция оставалась для него вне досягаемости. Брат глубоко вдохнул, задержал воздух в груди, пока пытался подобрать правильные слова. — Тебе нужно увидеть тело? Лестрейд протестующе вскрикнул: машинальный ответ нормального человека на то, что большинство могло бы счесть нетактичным вопросом. Джон же, как осознал Шерлок, не сказал ни слова. Он лучше инспектора понимал, как работал разум Шерлока, и, несомненно, осознавал потенциальную необходимость увидеть правду собственными глазами. Теоретически вопрос был вполне обоснованным, но концентрация вони в воздухе (как же им всем везло, что они её не воспринимали) была достаточным подтверждением. Возможно, если бы вид тела Александра мог дать нечто большее — травма, брызги крови, неоспоримые признаки смерти, — это принесло бы какую-то стабильность в мысли. Но ждало их совсем иное зрелище. Александр будет как остальные — не зарезан, не забит, цел и невредим. У него будет вид спящего человека, а в этом никакого осознания найти не получится. Это ничем не нарушит объявшую Шерлока раковину липкого неверия. Он покачал головой — минимальное движение, потребовавшее гигантских усилий. Мышцы задрожали под напором новой ледяной волны, затопившей кожу, и Шерлоку удалось выдавить один долгий выдох среди неровного трепетания своего дыхания. Майкрофт повернулся к Лестрейду. — На заднем сидении папка, в ней вся актуальная информация об Александре Каннингеме. Этого должно хватить для точного опознания. У меня очень мало поводов думать, что реакцию моего брата могло обусловить что-то кроме окончательной гибели его альфы, но хотелось бы быть уверенным. — Вы хотите, чтобы я это подтвердил? — спросил Лестрейд, уже повернувшись к машине, чтобы достать оттуда толстую папку. Бледно-коричневую. В тон цвету рук, как вдруг осознал Шерлок. Он теперь только на это способен? Бессмысленные наблюдения и нелепые сравнения? — Мой ассистент будет ждать вас на месте преступления. В иных обстоятельствах я бы предпочёл убедиться воочию, но сейчас мне нужно управиться с более важными заботами. — Майкрофт замер, словно ожидая возражений от Шерлока — ядовитого напоминания не обсуждать его так, словно его тут нет, — но ничего не последовало. Шерлок хранил молчание, оставаясь безразличным к поведению Майкрофта. — Я должен доставить брата обратно на Бейкер-стрит. — А это… это хорошая идея? — Вид у Лестрейда был такой, словно ему не хотелось спрашивать, но он сжал челюсти и надавил, являя прямую решимость. — Вы всегда говорили, что он в безопасности, пока состоит в связи. — Он понизил голос и добавил уже мягко и примирительно: — Просто… Если это действительно его альфа, тогда и связи больше нет, так ведь? Лестрейд посмотрел на Джона, потом на Майкрофта, а после его карий взгляд вернулся к Шерлоку. — Возможно, ему лучше уехать из Лондона? Эта мысль вспыхнула в разуме Шерлока раскалённым железом, прогоняя потрясённое безразличие. Он слишком легко мог себе это представить: ссылка обратно в деревенскую изоляцию и ожидание неизбежной судьбы. Его жизнь останется позади уничтоженная и разрушенная, и её никогда не получится вернуть. Возражение прозвучало тонким вскриком на губах, и он отнял руку от носа, чтобы его лучше услышали. Вонь тут же ворвалась в пазухи носа. Шерлок отшатнулся, разрываясь между инстинктивным желанием сбежать и непослушностью собственных конечностей. Агония прострелила съёжившийся желудок, тело содрогнулось в рвотном позыве. Но все потуги были сухи и бесполезны, достаточно сильны, чтобы заломило спину, а на лбу снова выступил пот. Перед глазами взрывались звёзды, и на одну поплывшую секунду Шерлок подумал, что сейчас умрёт, но потом тёплые руки погладили его виски, отводя назад волосы. — Домой. — Джон говорил так, словно оглашал закон, его пальцы дрожали на коже Шерлока. — О том, что делать дальше, можем подумать там, но сейчас нужно увезти его отсюда. — Как пожелаешь. — Ответ Майкрофта был сдержанным и смиренным, он с лёгкостью передал контроль Джону. То ли брат испытывал к соседу Шерлока большее уважение, чем ему казалось, то ли в кои-то веки придержал свои подозрения при себе. — Что касается вашего беспокойства, инспектор, Шерлок сейчас не в большей опасности стать объектом нежеланных поползновений от альф, чем за всё время вашего знакомства. Потребуется как минимум несколько недель, чтобы восстановилась его несвязанная природа, и до тех пор пиресусов у него не случится. На данный момент в приоритете его эмоциональное благополучие. И в 221Б он будет чувствовать себя в наибольшей безопасности. — Сможешь встать? — пробормотал Джон, скользнув пальцами с виска Шерлока к плечу. Он мягко нажал, словно пытаясь передать Шерлоку силу, которая требовалась для движения. Ощущение было отдалённым, его значение было сложно определить, но Шерлок постарался приложить усилие. Открыв глаза, он попытался осознать происходящее вокруг, но словно видел рассыпанные по траве шестерни огромного механизма. То, что когда-то формировало единое целое, оказалось вне его понимания, и Шерлок заставил свой хлипкий разум сконцентрироваться на единственном элементе стабильности, которому точно мог доверять. Шерлока нельзя было назвать верующим человеком, но всю свою веру он вложил в руки Джона. Он попытался встать, цепляясь для поддержки за руку друга, хотя бёдра ломило, а колени подгибались. Боль вспыхивала в каждом суставе, и Шерлок, хромая к машине, пытался не кричать. Несколько шагов ощущались многими милями, но спустя, казалось, несколько часов, ему наконец удалось забраться в ожидающий пассажиров автомобиль. Кожаное сидение обняло его тело, и Шерлок скользнул вдоль него, прижался к дальней дверце, прислонившись щекой к окну. Холодное стекло лишь усугубило сковавший его изнутри холод, но это была чёткая граница — нечто цельное, за что можно зацепиться. Пасмурное небо начало рождать дождевые капли, и они разбивались об оконное стекло, потёками искажая внешний мир. Майкрофт сел рядом с водителем, а Джон скользнул на сиденье рядом с Шерлоком — маленький, удручённый во вместимости своей куртки. Он был бледен, и Шерлок понимал, что должен что-то сделать, что-то сказать, но такие усилия были вне его возможностей. Кроме того, любое утешение, которое Шерлок мог бы предоставить, будет фальшивкой, и Джон в мгновение ока это поймёт. Нет, в этот момент лучше всего оставаться честным в своём молчании, чем пытаться заставить поверить в ложь. Беспокойство Джона окрасило воздух — лёгкий оттенок в сравнении с маслянистой плёнкой, осевшей на языке гнусным привкусом. Даже в машине не было спасения от гнили Александра. Она словно преследовала Шерлока, затуманивая голову изнутри, перехватывая горло. Лондон скользил за окном, городской пейзаж менялся с каждым оборотом колёс, но Шерлок ничего не видел в огромном мегаполисе. Это был лишь фон для его разбитого состояния — бурлящий город сделался безжизненным. Когда-то спешащие под зонтами пешеходы заворожили бы его, а мигание и пересменка цветов на светофоре очаровали бы своим причудливым ритмом, но теперь Шерлоку было не под силу вспомнить, что такое восхищение. Во всём этом не было смысла, и его вялый неповоротливый разум измученно пытался осознать происходящее. Впереди показалась Бейкер-стрит, но знакомый фасад не принёс покоя. Шерлок всеми силами закапывался вглубь души, чтобы призвать малейший намёк на облегчение при виде здания, которое стало его убежищем, но всё без толку. Тело казалось пустым сосудом — складом потрохов, чьи функции ограничивались дыханием и сердцебиением. Суматоха движений — Джон и Майкрофт вышли из машины, — но Шерлок оставался тряпичной куклой. Возможно, ему лучше так и сидеть; машина была чёрная, походила на катафалк. Шерлоку казалось уместным остаться в ней — неподвижным, безучастным. Возможно, тогда ему не придётся иметь дело с тем, что ждёт его впереди. Он избегал размышлений о будущем. Этим утром была надежда — обещание поговорить с Джоном, как только закончится расследование. Намёк на исследование — пусть словами, если не кончиками пальцев, — того, как могли бы измениться их отношения. А теперь всё это пропало, и лезвие потери взрезало апатию, перехватывая дыхание. Щелчок ручки привнёс ощущение завершённости, и Шерлок выпрямил спину, когда Джон открыл дверь. Прятаться призраком на заднем сидении машины брата не выйдет. Бездействие не спасёт от того, что ему предстоит в следующие недели и месяцы. Сломанный мир жил дальше и не собирался оказывать любезность, оставив его позади. — Давай, — позвал Джон. — Ещё несколько шагов, и ты будешь дома. Шерлок моргнул, подняв голову, чтобы встретиться взглядом с голубыми глазами, в которых прочно засело беспокойство. Косная маска охватила подвижные черты лица Джона, и Шерлок не смог долго на это смотреть. Он пригнул голову, снова уставившись на потрескавшийся лондонский асфальт, и пошатываясь встал на ноги. Хотя бы в мягком голосе Джона слово «дом» имело какую-то реальность. Это было нечто большее, чем три простых буквы, и Шерлоку хотелось бы и самому его повторить, просто чтобы ухватиться за уплывающий идеал их одного на двоих рая. Ничто больше не могло вернуть ему это — ни блеск латунного молотка, ни мерцание номера на самом видном месте. Вопросы миссис Хадсон для Шерлока были не более чем лепетом и не приносили покоя, так что он позволил Джону провести его вверх по лестнице, хотя каждый шаг казался таким же невыполнимым, как предыдущий. Толкнув дверь плечом, Джон посторонился, чтобы Шерлок смог перебраться через порог. Он шёл медленно ладонью одной руки прижимаясь к стене ради поддержания равновесия, а другую комкая в кулак возле груди. Было бессмысленно зажимать нос. Страшное уже произошло, молекулы уже связались с рецепторами, запуская жуткую волну реакций, которая в итоге приведёт к разрушению его связи. Шерлок окинул взглядом квартиру, пытаясь склеить фрагменты своей жизни в приемлемое целое. Результатом его усилий было чудовищное подобие — шатающаяся, убогая пародия на былое существование, которая вскоре обломками рухнула наземь. Шерлок слышал, как Майкрофт разговаривал с миссис Хадсон, вероятно, вводя её в курс происходящего. Едва ли всё можно было бы удержать в секрете надолго, и Шерлок крепко сжал губы, когда страх заполнил его пустую голову. Ужас грозил затопить Шерлока, и позволило отвлечься только прикосновение Джона, усадившего его в кресло. Не в кожаное, которое он обычно предпочитал, но в податливую мягкость владения Джона, и Шерлок, моргнув, посмотрел на стоявшего рядом человека. — Что тебе нужно? — спросил Джон. Его язык мелькнул, смачивая губы, и он переступил с ноги на ногу, изготовившись сорваться с места для исполнения любого поручения Шерлока. — Что угодно. Вообще всё, и я тебе это достану. Его голос звучал искренне и отчаянно, словно Джон верил, что существует какое-то чудодейственное лекарство, которое он мог бы добыть. Шерлок не знал, как сказать, что единственное его желание было неисполнимо. Ему хотелось, чтобы снова наступило вчера, чтобы его жизнь была ограничена, но стабильна. Ему хотелось с абсолютной уверенностью знать, что он — хозяин своей судьбы. Но вот он здесь, не может даже телом своим командовать, не говоря уже о будущем. Шерлок сбежал из плена Александра и бесконечно долгие выматывающие годы сражался за сохранение независимости от его требований. А теперь, умерев, этот ублюдок снова преуспел в заточении Шерлока в клетку. В столь многих смыслах Александр был ключом к свободе Шерлока, деталью, позволяющей сохранять её. Без него всё разрушилось. Помотав головой, Шерлок не смог ничего не ответить. Он отдалённо понимал, что у него было несколько вариантов — возможных линий действий, из которых некоторые опаснее других, — но не мог направить силу своего разума на их обдумывание. Стратегическое планирование оставалось вне досягаемости, и Шерлок мог лишь глубже зарываться в своё пальто бессловесной грудой на кресле Джона. Наконец в комнату вошёл Майкрофт. Шерлок ожидал, что Майкрофт обратится к Джону. Это была его старая привычка. В присутствии Шерлока брат инстинктивно обсуждал его с другими людьми, предпочитая не спрашивать его мнения. Это было пережитком их совместного взросления, намертво укоренившимся в характере Майкрофта. И поэтому в голове Шерлока мимолётно вспыхнуло удивление, когда брат снял пиджак, подтянул поближе к креслу Джона журнальный столик и уселся на него, словно король на троне. — Я так понимаю, это стало шоком, — тихо сказал он ровным тоном, но в каждом слоге слышались нотки тревоги. — Если бы банальности могли принести тебе облегчение, я бы их и сказал, но мы оба знаем, что они бесполезны. Александр мёртв, и он забрал с собой любой намёк на безопасность твоего будущего. — Майкрофт, неужели сейчас это необходимо? — спросил Джон, примостившись на подлокотнике кресла сбоку Шерлока. Его внешность не была особо внушительной или угрожающей, но у Шерлока хватало разума опознать защитные интонации рядом с собой. Майкрофт и Джон беспокоились за него, но их подход к проблеме кардинально отличался. Джон хотел обеспечить здоровье и эмоциональное благосостояние Шерлока, то есть разрешить неотложные, очевидные проблемы. Майкрофт же нацеливался на неосязаемые, управляемые события и расчищал путь. — Возможно, нет, — уступил брат, — но это нужно было сказать. Есть решения, которые Шерлоку, вероятно, придётся принять в ближайшее время, такие, которые не терпят отлагательств. Спокойные глаза, так напоминающие об их отце, встретились с взглядом Шерлока, и когда Майкрофт снова заговорил, в его голосе звучало намного больше симпатии, чем Шерлок слышал от него за очень долгие годы. — Я понимаю, что существование Александра делало возможным твоё счастье здесь, на Бейкер-стрит. Вероятно, оно было единственной причиной, почему я подчинился твоему нежеланию его… устранения. — Майкрофт потеребил манжету. — Я уже говорил Джону, что сделаю всё, что будет в моих силах, чтобы защитить твой нынешний жизненный уклад. В твоём контракте связи было прописано, что в случае гибели Александра ты вернёшься под мою ответственность до окончательной оправки от горя. Он смотрел на свои руки, разглядывая переплетение пальцев, а Шерлок смотрел на него — без выражения, но принимая, вслушиваясь. — Не могу сказать наверняка, сколько времени это выгадает нам для переговоров с семейством Каннингемов. Смерть их сына вынуждает проявлять деликатность в любых попытках с нашей стороны, но твоя биология ставит нам неопределённый крайний срок. Майкрофт прижал большой палец к губе, постукивая по тонкой полоске плоти. — Как только достаточно оправишься, тебе придётся обдумать варианты. — Он взглянул на Джона, а потом снова посмотрел на Шерлока. — Я сделаю всё, что в моей власти, чтобы обеспечить исполнение твоего решения, но мне нужно знать, чего именно ты хочешь, чтобы предоставить поддержку, которая может тебе понадобиться. Шерлок закрыл глаза и уткнулся подбородком в грудь. Он уже прикидывал возможности — с его стороны было бы глупостью этого не сделать. Именно просчитывание каждого возможного исхода позволяло ему так долго держаться вне досягаемости Александра. И всё же одно дело выстраивать абстрактную цепочку действий. И совсем другое — столкнуться с необходимостью принять очень реальное решение. Хуже того, вся ситуация работала против него, лишая мысли привычной чёткости. Собственная неспособность думать окружила его тесной давящей клеткой, а воздух узлом перехватило в груди. Теперь он понимал, почему овдовевшие омеги с такой готовностью сменяли пару. Как можно бороться в таком положении? Как можно обдумывать собственное будущее, когда подхвачен биохимическим шквалом настоящего, когда теряешься в искажённых эмоциях настолько, что разум становится чем-то неприменимым? Шерлок сильно прикусил губу, сосредотачиваясь на боли в попытках удержаться здесь и сейчас. Кровь покрыла язык ржавым привкусом, но он не обратил на это внимания. Руки сжались в кулаки, впиваясь ногтями в ладони, и Шерлок мысленно выстроил слова, прежде чем заставить осипший голос озвучить их. — Что бы я ни решил, Каниннгемам в моей жизни места не будет, — удалось выдавить ему, проталкивая слова из стянутой словно обручами груди. Голос звучал искажённо, но Шерлок продолжил: — Пока что постарайся сделать так, чтобы меня не вернули в их владение, как только моя биология сделает меня доступным для заключения другой связи. Майкрофт кивнул, повёл плечами, глубоко вдыхая, его разум уже активно работал. И вновь его взгляд скользнул к Джону. Всплеск непонятных Шерлоку эмоций исказил лицо брата, и он откашлялся. — Доктор Уотсон, не могли бы вы ненадолго оставить меня наедине с братом? Это не было просьбой, как бы Майкрофт ни старался придать своим словам именно такой оттенок, и Шерлок устало моргнул. В обычной ситуации он бы начал спорить — Джон именно этого и ожидал, — но его силы иссякли. Шерлок хотел лишь спрятаться в какое-нибудь тёмное место и забыть о мире, окружавшем его со всех сторон. Чем быстрее брат выскажется и уйдёт, тем лучше. — Я… — Джона явно раздирали противоречия, словно меньше всего в жизни ему хотелось выпускать Шерлока из вида. — Да, полагаю, могу. Я буду внизу, у миссис Хадсон? — Он повернулся к Шерлоку, всем своим видом выражая неуверенность. Когда возражений не последовало, он встал на ноги, смерил Майкрофта полным сомнения взглядом, а потом выскользнул за дверь и сбежал вниз по лестнице. — Благодарю, — пробормотал Майкрофт, потирая ладонью подбородок в ненормальном для него знаке волнения. — Не хочу оскорблять Джона, но с моей стороны было бы небрежностью не упомянуть о моих беспокойствах в отношении твоего восстановления здесь, вместе с ним, когда ты в таком… неустойчивом состоянии. Шерлок уставился на брата, не в силах изобразить хотя бы мрачность, ожидая, пока Майкрофт пояснит свою мысль. — Я беспокоюсь, что у Джона могут быть свои мотивы. Он может заставить силой или ещё каким-то образом уговорить тебя вступить с ним в связь до того, как ты обретёшь способность принять это решение самостоятельно, чтобы ничто не омрачало твой разум. — Майкрофт поднял подбородок с таким видом, словно ожидал удара. Но обычная ярость при вмешательстве брата так и не проявилась. В том месте, где когда-то обитал жаркий гнев, зияла бездонная яма, и Шерлок болезненно вздохнул. Джон мог быть каким угодно, но его личность строилась на основе верности и прямоты. То, на что намекал Майкрофт, было знанием альфы из элит. Он думал о махинациях и заговорах, потому что само понятие дружбы находилось вне его понимания. Несмотря на весь свой ум он не мог не видеть альф и омег, когда смотрел на них, и позволял своим предубеждениям брать верх над здравым смыслом. Чтобы снова заговорить, потребовались астрономические усилия, но Шерлок не мог оставить доброе имя Джона без защиты. — Он не Александр, — сказал он невыразительным, срывающимся голосом. — Он не из элиты. Он не думает так, как мы. Никто здесь, в реальном мире, не думает так, как мы. — Наивная чушь, — ругнулся Майкрофт. — Множество людей здесь жестоко воспользовались бы тобой. — Возможно, — признал Шерлок, — но только не Джон. И не Лестрейд. Они — не он. — Он замолчал, измотанный усилиями. Руки крепко обхватили тело. Шерлок боялся, что без этого ограничения разлетится на куски, и всеми своими хилыми силами цеплялся за собственные оковы. Даже от Майкрофта не укрылись его очевидные мучения, и он наклонился вперёд, похлопав пальцами по локтю Шерлока — большего подобия физического утешения от него ожидать было невозможно. — Я прошу прощения. — В кои-то веки он выглядел искренне раскаивающимся. В другом месте в другое время Шерлок посмеялся бы над ним из-за столь очевидного проявления чувств. — Мне казалось, что нельзя оставить это невысказанным, но я доверяю твоему суждению. Облизнув губы, Шерлок закрыл глаза в подобии благодарности. Майкрофт, которого он знал всю свою юность, не принял бы от Шерлока ни единого аргумента. Не было бы ни признания правоты, ни компромисса. Как теперь понимал Шерлок, брат видел проблемы общества, в котором вырос, и предпринимал шаги для борьбы с ним. Голосом не сильнее шёпота Шерлок добавил последний свой довод: — Даже если бы Джон оказался человеком, способным попытаться сделать нечто настолько коварное, неужели ты думаешь, что я настолько глуп, чтобы не быть настороже? — Ты доверяешь ему, — напомнил Майкрофт, и складки на его лице углубились, когда Шерлок смог выдавить слабый ответ: — Не настолько. — Но тебе хотелось бы. — Майкрофт тонкогубо улыбнулся. — Я просто хочу, чтобы ты был осторожен. Ты уязвим, а Джон, пусть и ненамеренно, по умолчанию сильнее тебя. Все мои сомнения почти наверняка необоснованны, хотя едва ли удивительны, учитывая, что последний альфа, которому я вверил твоё благополучие и счастье, оказался совершенно ужасен. Квартира окутала их спокойствием, а мелодия города за окном казалась Шерлоку погребальным плачем. Майкрофт волнами излучал беспокойство, его сожаление даже спустя всё это время казалось почти осязаемым. Шерлок ничем не мог утешить его, и какая-то утомлённая, жалкая часть его решила, что брат заслужил наказание. — Я сделаю так, как ты попросил, — после долгой паузы сказал Майкрофт, поднимаясь на ноги, и подобрал пиджак с кожаного кресла Шерлока, куда не глядя бросил его раньше. — Если понадобится что-то ещё, просто скажи. Я бы остался, если бы думал, что смогу хоть чем-то помочь, но подозреваю, что от моих действий будет больше толку в другом месте. Майкрофт поджал губы, нерешительно замерев между Шерлоком и дверью. Он редко проявлял нечто меньшее, чем полнейшую уверенность в своих действиях, и Шерлок наблюдал за ним сквозь пелену безразличия, понимая, что Майкрофта настолько сильно мог смутить скорее недостаток эмоций со стороны брата, чем их излишек. И в этом, как подозревал Шерлок, Джон с ним согласится. — Береги себя, Шерлок. Пожалуйста. Много всего осталось невысказанным в этом прощании, и Шерлок сглотнул. Он знал, что худшее только впереди, что ему предстоит сокрушительное цунами спровоцированного гормонами горя. Невозможно предсказать, насколько всё будет плохо, как и подготовиться к этому. Шерлоку оставалось лишь попытаться пережить этот шторм и встретиться лицом к лицу с тем, что ожидало его на другой стороне. Это если предположить, что он переживёт сам процесс. Шерлок неотрывно смотрел на собственные пальцы, словно когтями обхватившие колено — бледные белые линии на тёмных брюках. Розовые лунки ногтей выбелились под силой нажатия, и он подозревал, что на плоти уже проступают синяки, но совсем не чувствовал боли. Однажды он пытался провести исследования на тему того, с чем ему предстоит столкнуться, когда Александр встретит свой неприглядный конец. Во время изучения более тёмных возможностей к побегу, вовлекающих ненависть и убийство, он рассматривал потенциальные последствия. Однако информация была обобщённой и больше склонялась к точке зрения альф. Найденное в учебниках описание процесса горя было универсально размытым. Подразумевалось, что страдания омеги были лишь препятствием к созданию новой связи. Альфа при всём желании не сможет даже попытаться поставить метку, пока не заживёт укус его предшественника. В общем и целом, весь процесс занимает примерно пять недель, хотя иногда длится чуть ли не в два раза дольше. Однако за всё время исследований он так и не узнал, чего ожидать в эмоциональном плане. Не было предупреждений насчёт этого странного, апатичного паралича. Шерлок ожидал катастрофу, думал, что ничего не сможет противопоставить, и страшился её. Но ничто не намекало на то, что когда-то машинальные мысли и действия потребуют осознанного взвешивания. Простейшие движения, складывание слов в предложения — всё это, казалось, требовало невозможных ментальных и физических усилий. Быстрое течение мыслей превратилось в стоячую воду, чёткость сознания затуманили чувства, а внимательность загустела словно дёготь. Он воспринимал тихие голоса внизу: Майкрофт разговаривал с Джоном. Было слишком далеко, чтобы разобрать больше, чем общие интонации сказанного, и Шерлок решил, что это была благодарность, прошитая предупреждением. Майкрофт понимал, что ничем не поможет Шерлоку, болтаясь рядом, особенно учитывая, что его навыки были куда более полезны в других областях. Вместо него Джон взвалит на себя бремя наблюдения всех страданий Шерлока. В обычной ситуации Шерлок отказался бы от этой идеи. Джон, может, и имел на своей стороне медицинское образование и уважение, заслуженное в качестве друга Шерлока, но всё же оставались аспекты, которые ему показывать совершенно не хотелось. Но теперь Шерлок не мог заставить себя переживать на этот счёт. Какая разница, кто будет наблюдать его в раздрае? Что от этого изменится? Шерлок позволил голове упасть набок, так что щека прижалась к спинке кресла Джона, а тело сжалось в комок на узком сидении. Он завернулся в пальто, уткнувшись лицом в ткань обивки и вдыхая пропитавший её запах Джона. Шерлок и понятия не имел, чем пах этот старый предмет мебели до поселения Джона на Бейкер-стрит, но теперь различал нотки кокоса от шампуня Джона, намёки на расплескавшийся чай, средство для стирки и тёплые специи. Шерлок отчаянно вдыхал эти запахи. Может, они и не могли вытравить из сознания маслянистую посмертную вонь Александра, но хотя бы приглушали постоянно подкатывающую тошноту и притупляли острые грани бурлящей паники. Пусть эта смесь ароматов и не могла прочистить мысли, но за неё хотя бы можно было зацепиться — симфония деталей, которые Шерлок был способен каталогизировать. На какое-то время простейшие данные позволили ему забыться. Он не понимал, что закрыл глаза, пока кто-то не накинул на него одеяло, что сопровождалось запахом колокольчиков — миссис Хадсон. Шерлок смог посмотреть на неё; она сдавленно улыбнулась и присела на освобождённый Майкрофтом журнальный столик. Её взгляд омрачало беспокойство, миссис Хадсон подвинулась и наклонилась, обхватив тонкой рукой пальцы Шерлока. — Джон сейчас поднимется, дорогой, — пообещала она. — Только твоего брата проводит. И правда, он всё ещё мог различить приглушённые голоса внизу. По всей видимости, прошло всего несколько минут. Странно. Казалось, будто часы. Шерлок посмотрел на миссис Хадсон, чьё лицо прочертили складки далеко не только от возраста. Морщинистая кожа на её руках была тонкой и обветренной, под ней виднелись вены и капилляры, но эта хрупкость лишь скрывала силу. Её прикосновение было мягким, но решительным, и Шерлок снова поднял взгляд, чтобы посмотреть ей в глаза, и заставил себя говорить: — Вы уже знали, да? — спросил он, наблюдая, как в чертах миссис Хадсон проявилась доброта, и она кивнула. — Вот вам и секрет. — Ты скрывался от людей, которые могли бы воспользоваться этим знанием, чтобы навредить тебе, — ответила она. — Я знала ещё с Флориды. Такую метку прятать сложно, особенно при подобной жаре. — Миссис Хадсон поджала губы, розовый блеск губной помады тонким слоем покрывал её рот. — В конце концов, отчасти именно поэтому я доверилась тебе. Твоя ситуация и моя… ну, они тогда не сильно отличались. Во всяком случае, с виду. Шерлок вздохнул, понимая, что она имела в виду. Их с мужем узы, может, и лежали в плоскости закона, а не биологии, но в её беспомощности были некие параллели. Вот только смерть мужа обеспечила ей свободу, в то время как Шерлок… Дыхание перехватило в груди, острее, чем прежде, и Шерлок старался бороться, в то время как мгла апатии начала истончаться, впуская ползучие ростки ужаса. Он попытался раздавить их, но они уклонялись, оставляя после себя липкую влажность, несмотря на все слои шерстяной ткани, в которых он укрывался. Миссис Хадсон досадливо скривилась, ещё раз похлопала его по руке и встала. — Чашечку чая? — предложила она по пути на кухню. — Это всегда помогает мне, когда я не в духе. Шерлок сжал челюсти, жалея, что в нём не было её веры в такое обыденное лекарство, и прислушивался к знакомому звону старой посуды и бурлению закипающего чайника. Общий шум почти скрыл собой звуки шагов поднимающегося по лестнице Джона, но Шерлок разобрал едва слышное пришаркивание ноги — первый признак вновь проявляющейся психосоматической хромоты. Едва ли хоть кто-то ещё мог бы это заметить, но это многое говорило о том, насколько тревожными были мысли Джона. Джон толкнул дверь и, войдя, мягко прикрыл её. Шерлок смотрел, как он медлил, вероятно, всё ещё размышляя над тем, о чём они разговаривали с Майкрофтом. Джон потёр ладонями лицо, словно человек, пытающийся вытереть начисто грифельную доску, но Шерлок был не настолько слеп, чтобы не заметить во всём его теле напряжённые линии беспокойства и потрясения. Мгновением позже Джон расправил плечи и развернулся, взгляд на чистом лице безошибочно устремился к Шерлоку. Шерлок и сам не знал, что ожидал увидеть в этих голубых глазах. Сочувствие, само собой разумеется, но и другие эмоции наполняли выражение лица Джона, и идентифицировать их никак не получалось. Шерлок мог лишь наблюдать, как Джон прошёл через комнату и присел перед креслом, протянув руку вперёд. — Можно прикоснуться? — Он склонил голову набок, зависшие в воздухе пальцы дрожали. Джон не уточнил, не заявил о каких-либо медицинских целях, но спросил разрешения, когда ни Майкрофт, ни миссис Хадсон об этом даже не подумали. Шерлок резко кивнул и почувствовал намёк на разочарование, когда Джон прижал два пальца к его сонной артерии, измеряя биение пульса и ритм дыхания. Спустя пару секунд рука чуть расслабилась, широкая ладонь легла на челюсть Шерлока. Он не озвучил диагноз. Возможно, понимал, что в этом не было толка. Шерлок прекрасно понимал, что держится на непреходящей грани панической атаки и держится только на честном слове. — Озноб? — спросил Джон и скривился, когда плечи Шерлока сотрясло дрожью, отвечая на этот вопрос. — Давай. Думаю, кровать для тебя сейчас лучшее место. Ты и так был уставший, а теперь… — Он умолк, пожав плечами, а потом поднялся на ноги. — Как думаешь, встать сможешь? Шерлок осоловело посмотрел на протянутую руку и ощутил мозолистую ладонь под кончиками пальцев, позволив потянуть себя на ноги. Комната резко накренилась, и Шерлок пошатнулся, одеяло сползло с плеча, пока он пытался не упасть. Джон без вопросов поддержал его, предоставляя столь нужное для восстановления хоть какого-то подобия баланса время. — Миссис Хадсон, можете принести Шерлоку еды? Может быть, простой тост? Он не ел уже один бог знает сколько времени, так что добавки могут всё только усугубить. — Конечно, дорогой. Чай на столе. — Она показала рукой на чашки, а потом поспешила вниз, несомненно, посчитав за лучшее воспользоваться собственной техникой, чем довериться тостеру квартиры 221Б. Джон вёл его аккуратно, бесконечное терпение плохо скрывало страхи. Шерлок задумался, специально ли Джон держался вот так, всем видом показывая потребность предложить помощь. Обычно в поведении Джона проявлялась некая доминантная нотка, что было видно в развороте плеч, в напряжённом подбородке, но теперь казалось, будто он сбросил с себя всё, что Шерлок мог бы счесть за проявление превосходства альфы. Это было результатом их тихого разговора с Майкрофтом у входной двери? Должно быть, тот сказал что-то, обусловившее такой мрачный вид Джона — слои гнева и замешательства, скрытые под заботливой маской. Однако Шерлок не мог призвать своё обычное негодование в сторону вмешательства брата. Он смог лишь рухнуть на великодушное пространство матраса, как только Джон отпустил его. Тут хотя бы можно было спрятаться в некоем подобии уединения, и Шерлоку до боли хотелось соскользнуть в забытьё. Боль вязкими вспышками взрывалась в голове, глаза жгло, стоило только моргнуть. Тело сотрясали мощные волны дрожи, и Шерлок, пытаясь справиться с неуклюжими пальцами, наконец стянул перчатки и пальто, не обращая внимания на то, как тяжёлая шерсть скользила по чувствительной коже. — Вот, — пробормотал Джон и положил рядом с Шерлоком пижаму: старую дырявую футболку, которая настолько истёрлась с годами, что стала почти прозрачной, и бесформенные хлопковые штаны. Это была его любимая одежда во время течек. Лёгкая, свободная, так что ткань едва касалась тела, и Шерлок судорожно сжал в руках одежду. — Переодевайся и залезай в кровать. Я принесу что-нибудь поесть. Джон замешкался в ожидании хоть какого-то признака понимания и выскользнул за дверь, получив вымученный кивок в ответ. Он не закрыл дверь до конца, оставив небольшую щёлку. Джон был слишком прагматичен, чтобы отгородиться от Шерлока в подобной ситуации. Ему хотелось иметь возможность среагировать на любой непредсказуемый поворот событий, и Шерлок задумался над такой идеальной смесью медицинской заботы и военной стратегии. Джон, наверное, даже не осознавал, что делает. Единственный элемент стабильности в меняющемся мире. Без какого-либо изящества Шерлок выпутался из рубашки и брюк, ботинок и носков, скользнул взглядом по красным припухлостям, начинавшим подниматься на коже. Они повторяли собой большие вены, сильнее видневшиеся в местах, где кожа тоньше. Это был первый признак того, что организм наполнял себя разрушительными химическими веществами, которые выжгут без остатка связь с Александром — эдакая биохимическая кнопка перезагрузки. Шерлок залез в оставленную Джоном одежду, отодвинул одеяло и, забравшись под него, устроился в пушистом коконе. Прохладная одежда нагревалась от жара тела, ресницы с каждым движением век касались наволочки, но он не закрывал глаза. Ответ на одно требование транспорта означал, что придётся признать и остальные, начиная с ноющей боли и спазмов в мышцах и заканчивая незнакомым гнилостным ощущением в груди. Шерлок так и лежал, свернувшись в комок на боку с натянутым до подбородка одеялом, когда Джон вернулся в комнату, держа тарелку с тостом в одной руке и остывающую кружку чая в другой. Он поставил их на тумбочку у кровати, не скрывая своих ожиданий, но, как и в отношении столь многих вещей в этот день, Шерлок не мог заставить себя провести связь между собой и пищей с питьём. — Нет, спасибо. — Голос звучал грубой монотонной озвучкой, Шерлок смотрел перед собой и ничего не видел. Он даже не моргнул, когда Джон присел на край кровати, уперевшись локтями в колени и сжав руки в замок перед собой. Тепло его близости казалось далёким свечением, но даже его очевидное расстройство не могло расколоть окружавшие разум Шерлока стены. Не единожды он собирался заговорить, но каждый сделанный вдох оставался предшественником очередного пустого молчания. Обычно выразительное лицо Джона осунулось, ужас тенями засел в глазах. Шерлок попытался представить, как выглядит со стороны, но для этого ему не хватало остроты воображения. Он знал, что слишком тих, и что это не имело никакого отношения к привычному Джону глубокому, задумчивому молчанию. Шерлок казался таким же хрупким, как себя чувствовал? Выглядел как человек, чей мир рухнул у него на глазах, или его лицо представляло собой то же пустое стеклянное полотно, казалось, воздвигнувшееся вокруг его сознания — ледяное, безжизненное? Он скорбел не по умершему Александру, вовсе нет, но по безопасности, которую тот забрал с собой. Как ни посмотри, это была огромная потеря, и в воздухе чувствовалась погребальная нотка, пока Джон сидел рядом в сокрушённом молчании. В конце концов дрожащая рука скользнула по одеялу, накрывая пальцы Шерлока, сжимающие плотное пуховое одеяло, а потом крепко сжала. Джон баюкал ладонь Шерлока, вынимая руку на свет, чтоб увидеть медленно распространяющееся воспламенение, узором папоротника разбегающееся над полускрытыми костями. — Я не… — Джон облизнул губы и поджал их, а потом глубоко вдохнул. — Я не осознавал, что всё начнётся так быстро. Майкрофт говорил, что это напоминает болезнь, но… — Он смолк на середине фразы, глядя на Шерлока в поисках подтверждения. Вид у него был загнанный, отчаянный, и Шерлок впервые в жизни почувствовал вспышку чистейшей благодарности по отношению к брату. Конечно, тот чётко описал Джону физические моменты, заключив всё происходящее в форму заболевания — чего-то, что Джону было под силу излечить. Это исключило пропитывающее всю ситуацию чувство бесполезности и придало ей некоторое направление. Во всяком случае, для Джона. Возможно, Шерлоку стоило быть честным, стоило объяснить, что половина всех симптомов, если не больше, была вызвана психологическими изменениями, а не физиологией, но он отмёл эту идею. Джон нуждался в чем-то таком, в шаблоне ухудшения и восстановления, который можно отследить, а тело Шерлока, тут сомневаться не приходилось, покорно предоставит ему надлежащие симптомы. — Майкрофт не согрешил против истины, — наконец ответил Шерлок, наблюдая, как Джон с аналитическим увлечением прослеживал проявившиеся бугры на его плоти. Но всё же это не было отстранённое изучение. Забота просачивалась из лёгкости его прикосновений и напряжённости взгляда. — Физиологические эффекты нельзя не принимать в расчёт. Джон посмотрел на него, и Шерлок увидел, что в его плечах восстановилась часть былой силы. Всего несколькими словами получилось предоставить Джону нечто, с чем можно было работать. Тело и его недуги были экспертной областью Джона, и хотя он мало что мог осознать в части последствий разрушения связи, это осознание явно могло считаться точкой отсчёта. Шерлок хорошо знал Джона: тот наверняка с головой бросится в исследования, пытаясь понять, через что он проходит, но это будет сродни той самой неустанной заботе, которую Джон снова и снова проявлял в его отношении. Он сосредоточится на страдающей плоти и, возможно, таким образом даст Шерлоку силы противостоять эмоциональному истощению, которое наверняка вскоре накроет его с головой. Рука зарылась в кудри, и большой палец Джона провёл по виску, прослеживая изгиб кости. — В таком случае, поспи, если получится. Похоже, тебе понадобятся силы. — В этих словах не было ни намёка на ободряющую весёлость. Джон говорил так, словно готовился к битве, и, возможно, ему не было известно, что ждёт впереди, но его воображение, скорее всего, упорно старалось заполнить пробелы в познаниях. Шерлоку хотелось бы предоставить хоть какое-то утешение — нелепо, что он чувствовал необходимость в этом, когда страдал сам, но видеть Джона таким напряжённым было невыносимо, — но сказать было нечего. У него не было ответов, ему оставалось лишь поплотнее сжаться в убежище своей кровати, с молчаливой покорностью закрыв глаза. Возможно, сон предоставит ему какую-никакую отсрочку. Звуки вокруг начали медленно угасать. Джон ходил по квартире, предоставляя иллюзию уединения, хотя и постоянно находясь рядом, чтобы при необходимости тут же прибежать на зов. Шерлок чувствовал его беспокойство как выбивающуюся из их обычной симфонии ноту, но изменить что-то ему было не под силу. Он был слишком занят смягчением осколочной остроты своих страхов, чтобы думать о ком-то, кроме себя. Ужас таился тенями в боковых крыльях чертогов разума — тёмный, непроницаемый, — но Шерлоку удавалось удерживать его на краю, невидяще глядя на покинутый сумрак и в то же время отчаянно пытаясь найти спасительную гавань в простых ощущениях. Всего час назад он игнорировал свой транспорт и низкие требования, которыми тот терроризировал мозг. Тогда Шерлок насмехался над этим, предпочитая резкую боль от ткани на коже, рапсодию дискомфорта в суставах и покалывающий, накатывающий волнами холодок. Лучше уж так, чем разбираться с тем, что притаилось в пещерах мыслей. Предупреждения от тела были биохимическими и не брались в расчёт — нечто, что можно увидеть собственными глазами, было бы нужное оборудование. А чудовищное месиво собственных эмоций было не столь очевидно. Шерлок понимал, что одно влияло на другое. Гормоны будоражили психическое состояние, которое, в свою очередь, разгоняло порочный круг. Он понимал, что его отчаянное отделение тела от разума было лишь бесполезной попыткой вернуть себе хоть толику контроля, но всё равно цеплялся за него, погружаясь в физические аспекты, пока и они не ускользнули от восприятия. Было невозможно понять, когда бесформенные тени сна начали обретать чёткость. Поначалу это были не более чем смутные очертания в сумерках. Ничего, что можно было бы опознать как угрозу, лишь жуткая неуверенность, обнимающая кости, чтобы спалить мышцы одним прикосновением. Она заполонила нос и рот, обратила воздух в дым, пока каждый вдох не стал испытанием на выдержку. Страх пропитал Шерлока насквозь, не проявляясь ни в чём настолько очевидном, как испарина на лбу. Это была первобытная эмоция, и даже отчасти понимая, что это всего лишь кошмар, Шерлок никак не мог выпутаться. Лицо омыло влагой. Воздух повис, неподвижный и выжидающий, пропитанный насыщенным запахом земли и лёгким оттенком цитрусовых. Памяти не требовалось дальнейших побуждений, чтобы привести картинку в фокус. Шерлок был в оранжерее позади дома Александра, где он выращивал растения для подчинения собственной способности к зачатию. Каменный пол впивался резкими гранями в босые ступни, а прозрачный воздух, достаточно тёплый, несмотря на темноту за стеклянными стенами, ласкал кожу. Здесь росли деревья, плодоносные в своём великодушном пренебрежении, а на рабочем столе, когда-то используемом для пересадки растений, лежали инструменты искусства Шерлока. Ни один из них не был очевидно научным. Ни мензурок, ни конических колб Эрленмейера. Шерлок использовал любые подвернувшиеся под руку ёмкости, предпочитая стеклянные сосуды для скрытного хранения результатов своих опытов. Лунный свет отбрасывал отсветы от пластиковых контейнеров, и Шерлок шагнул вперёд, разглядывая опустевший неиспользуемый рядок пузырьков и замечая, что каждый из них был надтреснут или разбит. А позади них растения, за которым он когда-то ухаживал, превратились в не более чем иссушенные сорняки, их листья пожухли, а цветы сгнили на стеблях. — Теперь они тебе не помогут. Шерлок резко развернулся, сжав пальцами край стола, когда заметил маячащий в другом конце помещения силуэт. Ему не нужно было видеть лицо, чтобы понять, кто это, особенно когда голос Александра — без ненависти или жестокости, но с бесконечной мягкостью и восхищением, каким он когда-то был, — коснулся слуха. В словах не было обвинения, но Шерлок всё равно задержал дыхание, когда человек из воспоминаний шагнул к нему. Сердце стиснуло болезненной судорогой. Это был Александр из тех времён, когда они заключили связь — болезненно юный, если взглянуть теперь. Ему было лишь чуть за двадцать, красивое лицо без признаков злоупотребления веществами, которые впоследствии нанесли свой удар. Одежда ладная и дорогая, намёк на искреннюю улыбку в уголках губ. И всё же иллюзия была далеко не полной. В том возрасте Александр смотрел на него с надеждой и привязанностью, но теперь Шерлок видел сквозь эту маску. Тени мелькали на лице, было нечто смутное в его очертаниях, когда он подошёл ещё ближе, остановившись в свете луны словно актёр под рампой. Ужас мимоходом приподнял волосы на голове и скатился по позвоночнику. Шерлок словно заледенел, застыл на месте, а взгляд метнулся к предмету в руке Александра. Длинный, холодный железный прут с крюком на конце — кочерга, которой он воспользовался, когда окончательно вышел из себя. С кончика прута стекала жидкость, и даже под окрашивающим всё в серебро лунным светом было видно, что камень пятнала кровь. Шерлок таращился на капли, прислушиваясь к тому, как каждая оседала на пол подобно дождю на сухую землю. Мышцы свело, Шерлок чувствовал себя кроликом перед удавом, хотя Александр едва виднелся рядом — голова наклонена набок в ожидании, мерзкое выражение лица пропитано фальшивым раскаянием. — Это всё твоя вина. — Александр взмахнул кочергой, в воздухе неровной аркой повисли капли. — Ты превратил меня в это. Ты заставил меня ненавидеть тебя. Эгоистично. Всё, что делал, ты делал ради себя. В этих словах не было ничего, чего Александр не говорил бы при жизни — извергнутое с губ призрака воспоминание, — но на этот раз возражения Шерлока остались заключенными за его зубами, такие же бесполезные, как и прежде. Он остолбенело смотрел перед собой; заявивший его своим альфа провёл рукой по волосам, а плечи поднялись в неопределённом жесте. — Если бы ты только знал своё место, я дал бы тебе всё, что ты хотел. — Нет. — Отрицание Шерлока показалось ему самому слишком громким, вырванное силком из горла. — Нет, не дал бы. Всё, чего мне хотелось, я получил самостоятельно. Это тебя совершенно не касалось. — Ой ли? — Ответ прозвучал резким взмахом хлыста, из-за которого Шерлок, сам того не желая, съёжился в комок. Обстановка вокруг пошатнулась, ограниченное осознание лунного света то меркло, то проявлялось вновь. Шерлок чувствовал тепло разведённого огня, хотя рядом не было камина. Тьма за стёклами оранжереи приобрела узор обоев на Бейкер-стрит: одна жизнь наложилась на другую. — Без меня у тебя бы всего этого не было. — Александр показал на кресло Джона, которого прежде тут не было, его холодный взгляд скользил по полкам с рядами книг и сложенным на столе папкам. — Ты был бы ничем. — Он ухмыльнулся, но в блеске белых зубов не было веселья. — Без меня всё, за что ты боролся, распадётся. Александр шагнул вперёд, подошва его ботинка опустилась на выпуклый свод черепа. Обычно тот обитал на каминной полке, но теперь лежал на полу — выставленный напоказ, уязвимый. Он балансировал, стоя одной ногой на макушке черепа, каждой гранью своего тела излучая угрозу, но у Шерлока не хватало сил остановить его. Он наблюдал, как Александр сместил вес, и череп лопнул словно скорлупа, распавшись на осколки и пыль. — Всё кончено, Шерлок. Всё. И тебе не собрать клочки самостоятельно. Ты на себя посмотри! — Александр взмахнул кочергой в сторону Шерлока с такой силой, что тот вздрогнул. — Омега. Бесполезный. Он покачал головой, и Шерлок скривился под напором сочащегося из каждой поры неодобрения. — Ты разрушаешь всё, к чему прикасаешься. — Александр взмахом руки обвёл квартиру на Бейкер-стрит. — Что заставляет тебя думать, что с ним хоть что-то будет иначе? Здесь, в странном наслоении прошлого и будущего, сомневаться, о ком говорил Александр, не приходилось, и взгляд Шерлока снова скользнул к креслу Джона, а мир сместился, покрываясь неизбывной рябью. Крошево разбитого стекла засыпало пол, а обои слезали словно лопнувшая кожа. Всё вокруг исчезало, но Александр оставался — причудливо бесцветный, со сложившимися в зловещую ухмылку белыми губами. — От этого не оправиться, — проговорил он, глядя на кочергу так, словно впервые за всё время осознал её вес. — Никому из нас. Я мёртв, но вот ты? Твоя жизнь кончена. Металлический прут выскользнул из залитых кровью пальцев и ударился об пол. Это напоминало удар в гонг — ровный, глухой звон, ревущий в ушах Шерлока, забивающий любое чувство, пока не осталось ничего, кроме металлического перезвона в голове. Глаза распахнулись, руки встревоженно вскинулись, а дыхание комом встало в горле. Кровать казалась чужой, паника затопила тело. Она кружила поодаль подобно стае волков с того самого момента, как Шерлок учуял вонь трупа Александра, но теперь её насыщенность опустошала. Задушенный вскрик замер в груди, гул заполнил уши. Марево сна ускользало сквозь пальцы — эфемерные ленты цвета и звука, забирающие с собой крупицы обретённого разума. Остались лишь паралич и ужас. Они стискивали сердце, неслись подобно статическому электричеству по коже, глаза горели. Стоило только попытаться вдохнуть, как вырывался всхлип, и первые слёзы заскользили по щекам на голую ткань наволочки. Ему было противно ограничиваться вот этими ощущениями, быть сведённым до единственно голых переживаний. Слишком много всего в его существовании было переплетено со столь ненавистной связью. Теперь она пропала, как и любой намёк на власть над его будущим. Всё, в чём он когда-то убедил себя как в данности, лежало в руинах, и, несмотря на всю мощь своего разума, он не мог понять, что делать дальше. Как принять решение в отношении дальнейшей жизни, когда даже думать не получалось? Он настолько потерялся в грязном, хаотическом месиве своего ужаса, что не услышал ни шёпот повернувшейся на петлях двери, ни медленные тихие шаги Джона. Шерлок вовсе не заметил их, потому что слёзы непрестанно жгли глаза. Они скапливались на переносице, а потом проливались, силой гравитации утягиваемые вниз. Все попытки обуздать собственные реакции были бесплодны. Слишком много всего, слишком чересчур, и Шерлок боролся за каждый сдавленный вдох, пока горе предъявляло свои права на него. Матрас просел, и Шерлок отвернулся, скрючившись вокруг зияющей пустоты внутри, пряча лицо за поднятыми плечами. Он не хотел, чтобы его видели таким, даже Джон. Горе проявляло себя, но всё это было лишь завесой. Плакать хотелось не от потери, а из-за колодца беспомощности, открывшегося в груди. Шерлок сжал зубы, ожидая успокаивающих слов или других попыток остановить этот дикий всплеск эмоций, но этого не случилось. Лишь ладонь аккуратно опустилась ему на лопатку, не поглаживая и не сжимая — намёк на присутствие. Из горла Шерлока вырвался очередной всхлип. Одеяло зашуршало под весом Джона, вытянувшегося за спиной Шерлока, уткнувшегося лбом ему в спину. Рука скользнула поперёк тела, нажимая на рёбра над хаотично стучащим сердцем, словно Джон думал, что одной силой воли сможет удержать Шерлока единым целым. Шерлок позволил себе, чтобы его обнимали — был слишком несчастен, чтобы оттолкнуть Джона. Да и вряд ли оттолкнул бы, даже если бы мог. И в таком положении, отделённый многими слоями ткани, вес Джона приносил утешение. Он предлагал себя, не ожидая ничего в ответ. Молчаливая поддержка без осуждения. Шерлок дрожал в его руках. Он слабо потянулся к руке Джона и вцепился намертво. Отчаяние было очевидным, и Джон ответил с присущей ему незамедлительностью, повернув запястье так, чтобы обхватить руку Шерлока с равной силой. Их пальцы переплелись, Шерлок считывал каждую точку соприкосновения, склонив голову и дрожа всем телом. Очередной приглушённый всхлип вырвался наружу. Джон обнимал его, а Шерлок плакал.