Комплект

Два года назад Поздней осенью небольшой отряд всадников двигался вдоль Птичьих гор. Георг и Кати возвращались домой после недели, проведенной в гостях у соседа, старого барона Барнеби. Кати уже исполнилось пятнадцать лет, и она уверенно держалась в седле. Никаких специальных женских седел здесь не изобрели, зато для верховой езды надевали широкие как две юбки женские брюки. Узкая дорога вилась по лесистому предгорью среди громадных, раскидистых грабов. Деревья уже сбросили листву и среди голых веток было хорошо видно серое осеннее небо. — Крылатый! — один из дружинников вскинул руку вверх и вперед. Кати едва успела различить силуэт крупной птицы, а трое дружинников уже подняли арбалеты. — Не стреляйте! — вскрикнула девушка, но тяжелые болты уже свистели, пронзая воздух. Птица кувыркнулась в воздухе и камнем рухнула вниз. — Что вы наделали?! Зачем?! — Это же крылатый, леди Катрина. Мы всегда их сбиваем… — Его надо найти! Может он еще жив! — и она повернула лошадь в лес, в сторону, куда упала птица. Георг тяжело вздохнул и направил свою лошадь следом. — Скажи мне, сестренка, зачем ты его ищешь? — Хочу убедиться, что с ним все в порядке. — Если с ним все в порядке, мы его вообще не найдем. Он или свалил в свои горы, либо так затаился, что мы в метре пройдем и не увидим. Мы можем его найти только если он мертв или сильно ранен. — Тем более! — А если найдем, что делать будешь? — Помогать, конечно! Он, наверное, разбился и лежит тут где-нибудь с перебитой спиной, умирает, — голос предательски дрогнул, — Вот зачем надо было в него стрелять?! Что плохого он сделал? Как можно так с живым существом? — Это крылатый, Кати! Они коварны, хитры и смертельно опасны. Они воруют детей и режут баранов, нападают на путников… Мы не можем пасти овец на горных лугах из-за них. Хотя о чем я говорю! Ты же и зайца не сможешь подстрелить, даже если голодать будешь. И пещерного волка гладить кинешься! Ты слишком добра, сестренка. Девушка не ответила, но брат не унимался: — Кати. Мы уже час рыщем по лесу. Признай, нам его не найти. — Смотри! — прямо перед лицом девушки за ветку зацепилось светлое перышко. А на соседней ветке еще одно, и на земле несколько штук. Девушка перешла на шепот — Как думаешь, он где-то рядом? Прячется? Они завертели головами, оглядываясь. Вдруг брат схватил Кати за руку и молча указал на кучу листвы среди корней могучего граба. Кати присмотрелась и поняла, что это не листва, а огромное птичье крыло пестрого коричневого цвета, сливающегося окраской с корой дерева и опавшей листвой. Они молча направили лошадей к дереву. Кати хотела спешиться, но брат удержал ее и громко свистнул, подзывая людей. Вскоре летун оказался под прицелом трех арбалетов и четырех мечей, но все также оставался недвижим, как-будто продолжал надеяться, что его не заметят. — Скрываться бессмысленно, вылезай, или я прикажу стрелять! — не выдержал Георг. Угроза подействовала. Крыло не сдвинулось, но из-под него высунулась лохматая макушка, сверкнули огромные желтые глаза. Летун сморгнул пару раз, сужая-расширяя зрачки, разглядел группу вооруженных всадников и нырнул обратно под крыло. Потом, как-будто справившись с собой, выглянул снова, показывая смуглое худое лицо. — Да он же совсем ребенок! — воскликнула Кати и спрыгнула с лошади. Мужчины торопливо спешились, преграждая ей дорогу. — Не подходите к нему, леди. Он очень опасен! Георг тоже направил на летуна меч, оттесняя сестру плечом. — Вставай, крылатый! И держи крылья и лапы так, чтоб я их видел! Крылатый медленно и неловко поднялся, придерживаясь за дерево и встал, привалившись плечом к стволу. Кати наконец смогла его рассмотреть. Он был худ и невысок, ростом примерно с нее. Мощная грудная клетка и широкие плечи, узкие бедра, худые ноги, оканчивающиеся птичьими трехпалыми лапами с огромными загнутыми когтями. Но самые удивительные были руки-крылья. Не отдельно руки и крылья, как у ангелов на картинках. А почти человеческие руки, из которых росли длинные полуметровые маховые перья. А сзади хвост. Тоже с перьями. Прямо из штанов. Да, на нем были штаны и безрукавка из плотной шерстяной ткани, перетянутая широким ремнем. Крылатый стоял боком, ссутулившись и нахохлившись как воробей. Глядел на людей тревожно из-под бровей. А потом чуть повернулся, и Кати увидела арбалетный болт, торчащий из левого плеча мальчишки. Кровь стекала струйками, марая внутреннюю белую поверхность перьев. Девушка не испугалась, а разозлилась. «Мужики все идиоты! Лишь бы мечами махать!» И решительно протолкалась вперед. — Убирайте свои мечи и помогите мне! Не видите, он еле на ногах стоит! Кати усадила напряженного и вздрагивающего от каждого прикосновения пацана на ближайший корень, среди которых он прятался. И осмотрела рану. Болт прошел насквозь, острый наконечник торчал с обратной стороны руки. И это было хорошо. — Потерпи. Надо достать болт. Будет больно. Георг, помоги. Общими усилиями болт сломали и извлекли из раны. Крылатый шипел сквозь зубы, вспарывал мощными когтями землю, кроша в труху попадавшиеся ветки и корни, и даже раз гортанно вскрикнул. Но не мешал. — Терпи, воробушек, терпи. Еще немного. Молодец! — приговаривала Кати, обрабатывая и перевязывая рану. Хмурые дружинники толпились вокруг, явно не одобряя, но молчали. Действия хозяев не обсуждаются! Наконец с плечом было покончено. Но состояние пациента Кати не нравилось. Он едва ли не терял сознание. — Мы забираем его в замок. Надо решить, как его довезти. — Сестренка, не глупи. Ты серьезно хочешь притащить этого звереныша в наш дом?! — Мы обязаны ему помочь! Ведь из-за нас он так пострадал! Кати поймала уже в падении обмякшее тело крылатого и аккуратно прислонила к дереву. — Ну, Джоджи! Пожалуйста! Ему совсем худо, — девчушка сменила тактику, состроила жалобное личико и просительно глянула огромными серо-голубыми глазищами. Это было ее главное оружие. Брат не мог устоять, когда она делала такое лицо, как и никто другой в замке. — Ох, Кати, — проворчал он, сдаваясь, — Отец меня убьет! По возвращении в замок было много хлопот. Надо было оказать мальчишке помощь: — Да, врача! Да, крылатому врача!!! Надо было его куда-то поселить: — Нет, в клетку нельзя, и в подвал, и в хлев тоже. Ты издеваешься?! И обеспечить его безопасность: — Не надо его в кандалы! И связывать не надо! В смысле, отрубить когти?! Не подходите вообще к нему! Вон все отсюда!!! Наконец все устроилось. Кати поселила раненого во флигель, который стоял через двор и был виден из ее окон. Там был камин, что немаловажно на пороге зимы. Местный доктор раздел и осмотрел мальчишку. Переломов не было, только множество ссадин и ушибов, вывих ноги и похоже сотрясение мозга. Крылатый упорно молчал, на вопросы не отвечал, даже имя не назвал. Кати решила звать его пока Воробушком. Раны промыли и обработали. На плече пришлось состричь маленькие перышки, чтобы очистить рану. Ножницы жутко напугали мальчишку. Кати пришлось потрудиться, чтобы уговорить его. Немного успокоился только, когда понял, что никто не трогает большие маховые перья. Георг великодушно взял на себя разговор с отцом. Герцог угрюмо хмурил брови, но позволил. — Хорошо, пусть играется. Но ты отвечаешь за сестру, Георг! Потом пришел хмурый кузнец и заковал в тяжелые цепи обе ноги крылатого со страшными когтями. Кати возмущалась, и спорила, и просила. Но брат был непреклонен: — Не спорь, сестренка. Ты не дала отрубить ему когти. А ведь он одним ударом может вспороть грудь или выпустить кишки взрослому мужчине. Он будет в цепях или в клетке. Я не позволю тебе рисковать собой, Кати. Пришлось смириться. Болел он тяжело, рана гноилась, мальчишка метался в бреду. Ах, если бы здесь были привычные противовоспалительные и антибактериальные препараты, все было бы гораздо проще. Но приходилось пользоваться тем, что есть, и надеяться, что больной справится своими силами. И он выжил, а через пару недель пошел на поправку. К концу месяца на месте раны был свежий рубец, а на коже отросли новые мягкие перышки. Но Кати беспокоило его душевное состояние. Воробушек дичился и продолжал молчать. Девушка даже думала, может он не знает языка Триединого Королевства. У крылатых наверное должен быть свой язык? Но мальчишка прекрасно понимал все, что ему говорили. Вот только никогда не отвечал, чуть что скрываясь под крылом с головой. Эти его крылья завораживали Кати. На них были кисти с пальцами, примерно там же где и у людей. Три пальца на уровне середины бедра, если опустить руку. Крыло продолжалось и дальше, утончаясь, будто это остальные два пальца поросли перьями. Такими красивыми коричневыми с белыми и черными рябушками, как у воробьев. Несмотря на то, что пальцев было всего три и на них тоже были мощные птичьи когти, они были достаточно ловкими. Воробушек без проблем управлялся с посудой и одеждой. Кати пыталась его развеселить, растормошить, как-то развлечь и вывести на разговор. Она была уверена, что молчит он из упрямства, потому что чувствует себя пленником, не доверяет людям. Да и с чего бы им доверять после всего?! Но ничего не действовало. Тогда Кати решила воспользоваться своим методом расстановок. Заперлась у себя, разложила шахматы и сосредоточилась. Сперва надо четко сформулировать запрос. Что я хочу узнать? Хочу понять, что чувствует Воробушек. Почему он молчит? Как ему помочь? Кати выбрала фигурку и поставила на доску: «Это Воробушек». Подумала и добавила еще одну: «Это я». А потом сразу кучку фигурок: «Это люди». И еще одну кучку: «Это крылатые». Поле ожило, задышало. Кати прикасалась к фигуркам и читала, ощущала их. Люди с крылатыми ожидаемо были врагами. Но не более. Крылатые не были кровожадными монстрами, убивающими всех подряд ради удовольствия. Были территориальные конфликты, каждый пытался защитить свое место обитания. Воробушек тоже ожидаемо боялся и не доверял людям. Но кроме этого было ощущение собственной ущербности, неполноценности, никчемности. Как-будто жизнь кончена и ничего не исправить. Что тебя так гнетет? Плен? Цепи? Перед внутренним взором проступила нахохленная фигурка Воробушка «Я никогда не поднимусь в небо! Единожды покинув, не вернешься. Я не смогу летать, а значит ни на что не годен. Я должен умереть…» «Почему не сможешь летать?» «Раненые крылья не лечат…» «А лечить-то пробовали?» «Нет. Это бесполезно!» Кати вскочила, быстро охлопала себя, разрывая контакт, смахнула фигурки. И побежала к кузнецу. — Не дело вы задумали, маленькая леди, — ворчал здоровяк, — а ну как кинется он на вас! — Но ты же будешь рядом, Марк! Ты меня защитишь. Я просто отпущу его. Пусть летит себе. Он ведь уже поправился. Зачем его тут держать? — Ох, молодой господин будет сердится. — Не будет. Георг только обрадуется, если Воробушек улетит. Воробушек сидел, как обычно, поджав ноги и накрывшись крыльями. Этакий кокон, закрытый от внешнего мира. — Воробушек, вставай! Сейчас Марк тебя освободит. Ты уже здоров. Можешь возвращаться к своим. Выражение лица мальчишки было неподражаемо! Шок, недоверие, надежда, страх — эмоции сменяли одна другую. Но ноги протянул кузнецу без колебаний. Тяжелая цепь не позволяла ни нормально ходить, ни поднимать ноги. Сил Воробушка хватало только на то чтоб медленно волочить ее по полу. Хорошо, хоть кожа на его птичьих лапах была грубая, мозолистая и не ранилась о тяжелое железо. Марк повозился с браслетами и вскоре они звякнули о пол, освобождая ноги крылатого. Кузнец быстро отстранился, уходя из-под возможного удара и оттесняя хозяйку за спину. Но Кати вынырнула из-за его спины, схватила ошеломленного Воробушка за ладошку и потащила на улицу. Вытолкала на середину заснеженного двора и отошла на пару шагов — Давай же, лети! Разойдитесь все! Люди торопливо расступились, освобождая место. Из окна своей комнаты на втором этаже выглянул встревоженный Георг: — Что у вас там происходит? Охнул и скрылся из виду. Воробушек выпрямился, запрокинул голову, расправил свои руки-крылья. Кати с изумлением смотрела как перья встопорщились, а потом волной улеглись одно к одному, создавая идеальную поверхность. Сделал пару пробных взмахов. Потом с улыбкой глянул на Кати, присел, высоко подпрыгнул и взлетел, подняв в воздух кучу снежинок. Он поднялся почти до третьего этажа. Но было видно, что что-то идет не так. Крылья отчаянно хлопали, сражаясь с воздухом, но выше он не поднимался. Вдруг крылатого понесло в сторону, прямо на глухую каменную стену. Георг выскочил во двор, схватил сестру и утащил внутрь. Воробушек успел сгруппироваться в воздухе и врезался в стену здоровым плечом. И упал. Кати вырвалась из рук брата и бросилась во двор. Помогла мальчишке выбраться из кучи хлама, в которую тот упал. Выражение лица у него в этот момент было такое, что страшно смотреть. — Ты как? Сильно ушибся? — хлопотала вокруг Кати. И вдруг он ответил. Впервые. — Мне больше не летать, госпожа. Единожды покинув, не вернешься. Я теперь понял. Прикажите… чтоб застрелили меня… Он говорил медленно и с каким-то свистящим акцентом, иногда с трудом подбирая слова. — Таааааак. Ну-ка идем. Поговорим. — и Кати потащила парня к себе. — Кати, что тут происходит? — Георг попытался преградить парочке дорогу. Но сестра решительно протиснулась мимо. — Не видишь, у пацана депрессия. Спасать надо! — и потащила крылатого за собой по лестнице. — А тебя кто спасать будет? Кати! Ты ведешь себя безрассудно! — Да все в порядке, Джоджи, я контролирую ситуацию. И, уже закрывая перед носом брата дверь своей комнаты: — Попроси там, чтоб какао нам сварили! Пожалуйста! Воробушек тем временем снова закуклился в крыльях, прямо посреди комнаты Кати. Она опустилась рядом с ним на пол. — Ну, давай рассказывай! — Что? — буркнул тот из кокона. — Все рассказывай. Почему ты летать не можешь? Зачем тебе умирать понадобилось? — Меня крылья больше не держат. Я попробовал. Значит я бесполезен, не годен ни на что. — Сильно болит? Тяжелый вздох из-под крыльев. — Ну-ка, погоди горевать! Ты с постели когда встал? Неделя-то прошла? Куда ж тебе лететь-то?! Прости меня, я балда! Удивленно расширенные янтарные глаза показались над крылом. А Кати продолжала: — Тебе еще лечиться и восстанавливаться надо, сил набираться. Вы своих раненых как лечите? — Никак. Слова такого нет. Лечить. Без крыльев в гнездовье не попасть. Ни охотиться, ни овец пасти, ни воду принести… Кто кормить будет? Если крылья сломал, то лети в пропасть. Я не могу в пропасть. Пропасть далеко. И страшно… я трус… — Никакой ты не трус! Бояться смерти — нормально. Все боятся. Получается вы своих раненых и не лечите? А как дети летать у вас учатся? — Ну… Время придет, птенца из гнездовья выталкивают. Смог на крыло встать — молодец. — И все? — И все. — И сразу прям летает как взрослый? — Нет. Сперва трудно. Надо много летать. Потом легко. — Вот! — Кати многозначительно подняла палец, — а ты болел месяц, ослаб, крыло не зажило еще, сил нет. А я тебя в небо погнала. Прости меня. Я не подумала. Кати легонько потянула его руки, раскрывая кокон. Воробушек еще хмурился, но уже не выглядел таким убитым. — Я в детстве тоже болела. Тяжело. Еле выжила. Даже встать не могла. Я потом почти год в себя приходила. Меня кормили, поили, выхаживали. И я поправилась. И ты сможешь. В цепи я тебя больше заковать не позволю. Будешь отъедаться и тренироваться. Вот увидишь, к лету будешь летать как прежде! — Вы очень добры, госпожа Маленькая Леди Кати. Я не знал, что люди такие бывают. Я очень благодарен… — Перестань! В дверь постучали. Очень вовремя. — А вот и какао! И они пили какао, сидя прямо на полу. И Кати строила планы. Куда поселить Воробушка, чтоб ему было удобно взлетать. И упражнения для восстановления крыла придумывала. — Меня зовут Йен-Го Равен Кьярг, — вдруг сказал Воробушек, — это мое полное клановое имя. Я подумал, что должен сказать. — Оу! Йен-Го… Йен… А можно просто Йен? — Можно, — улыбнулся он. И его невероятные глаза прищурились, становясь почти человеческими, а на щеках появились трогательные ямочки. Расчувствовавшись, Кати нежно обняла Воробушка, зарываясь руками под перья на боках. — Хорошо! Теперь все будет хорошо! Крылатый сперва замер, растерянно хлопая ресницами. Потом тихонько опустил крылья и тоже обнял девушку.