Мой прекрасный нянь

      Все последующие дни были больше похожи на сон. Цзян Чэн и представить себе не мог, как сильно изменится их с Цзинь Лином жизнь после того, как он отдаст племянника в этот рай на земле под видом детского сада для проблемных детей. И хоть изменения в жизни были не колоссальными, они чувствовались и имели вес в их повседневности.       Цзян Чэн стал высыпаться, потому что Цзинь Лин не требовал к себе излишнего внимания перед сном. Теперь ребёнку хватало пары часов игры в своей комнате и ужина, чтобы окончательно вымотаться и сразу же отправиться спать. Всю свою энергию и силу Жулань оставлял в детском саду, играя целый день напролёт, и даже наличие обеденного сна в его расписании не означало, что он не будет вымотан к концу дня. После сна дети сразу же шли на улицу, где под чутким надзором воспитателей дожидались прихода родителей, играя на детской площадке.       Ещё Цзинь Лин стал менее требовательным в плане еды. Удивительно, но даже варёные овощи он теперь не скидывал вместе с тарелкой со стола, сопровождая истерикой. И самое главное — Жулань стал более социально активным. Это проявилось не сразу: поначалу, мальчик без умолку мог твердить дяде лишь об одном человеке, который просто перевернул мир Цзян Чэна, ведь именно Лань Хуань смог совладать с его племянником. Но потом, спустя дней десять, или около того, Цзинь Лин внезапно заговорил и о других детях. Рассказывал, как они играли в прятки, догонялки, устраивали свои локальные войны, как подшучивали над той милой девушкой из администрации, выпрыгивая из-за угла и пугая её. Цзян Чэн, конечно, отчитал за издевательства над бедной девушкой Жуланя и его новых друзей, но в то же время был безмерно счастлив слышать, что в кои-то веки Цзинь Лин не рассказывает ему о том, как другие дети не хотят с ним играть или же как он побил своих одногруппников, и что теперь их родители вызывают дядю к директору.        Особенно ярко в рассказах племянника выделялся уже знакомый Цзян Чэну мальчик по имени Сычжуй из параллельной группы «Кроликов». Пару раз случалось так, что когда Ваньинь приходил за Цзинь Лином одновременно с Лань Чжанем, они оба находили своих мальчиков, играющими вместе. За всё время подобных столкновений с главой семейства Лань, Цзян Чэн сдружился с ним и не раз был приглашён к нему домой на ужин, но график всё никак не позволял, так что приходилось вежливо отказываться, но предложение до сих пор оставалось в силе. Также выяснилось, что неспроста при первой встрече с Лань Сичэнем Ваньинь узнал в нём кого-то знакомого. Лань Ванцзи оказался младшим братом Лань Хуаня.       Так и прошёл первый месяц новой жизни Цзян Чэна. Он всё так же отдавал всего себя работе и Цзинь Лину, но больше не чувствовал себя так отрешённо и одиноко, как прежде. Всё это время Ваньинь боялся, что предостережения Цзинь Гуаншаня о том, что Цзян Чэн не сможет совмещать работу с воспитанием ребёнка и в конечном счёте сдастся, сбудутся. Ваньинь бы никогда не бросил Цзинь Лина, но то, что он мог сломаться, было очевидно. Стрессы и недосыпы превращали его в кофемана, делали дёрганым и раздражённым. Периодически он мог даже сорваться на ребёнке, но всегда вовремя останавливался. Что-то каждый раз сдерживало его от того, чтобы начать выплёскивать всю злость на Жулане. Малыш был не виноват в его, как сам Цзян Чэн считал, слабости. Он принял на себя эту ношу и должен был достойно вытерпеть все удары, которые раз за разом наносила судьба.        Цзян Чэн в один из дней почувствовал, что может сломаться спустя три года после смерти сестры и Цзысюаня, когда характер Цзинь Лина стал проявляться и становиться неоправданно агрессивным по отношению к другим людям. Тогда их узы стали ещё прочнее, но тот барьер, который ребёнок стал возводить между собой и всеми остальными, стал настолько высоким, что Ваньинь сомневался, сможет ли Жулань когда-нибудь его преодолеть. И сможет ли он ему в этом помочь. Мать и отец бы точно смогли, но теперь их нет, и у этого малыша нет никого, кроме его нервного и запутавшегося в собственной жизни дяди, который дни напролёт только и мог, что заниматься самобичеванием, виня себя за то, что не оправдывает надежд сестры и её мужа. Представлял их разочарованные в нём лица всякий раз, когда закрывал глаза, и только и думал, что лучше бы он в тот день поехал в этот чёртов отпуск и разбился. Главное, чтобы это были не они.       Но всё это жило лишь в его голове, и он это понял, когда напрямую от Лань Сичэня услышал, что постарался на славу, воспитав чудесного мальчика. Это было внезапно, в один из дней, когда Цзян Чэн приехал за Цзинь Лином. Его слова сбросили громадный камень, терзающий сердце сомнениями долгие годы. И человек, сказавший ему эти слова, по его мнению, был действительно невероятным, ведь именно благодаря ему всё в их с Цзинь Лином жизни наконец-то пришло в норму, за что Ваньинь ему был безмерно благодарен.

***

      Цзян Чэн приехал за Цзинь Лином. В это время по пятницам все группы выходили на игровую площадку за основным зданием, так что Ваньинь знал, куда следует подойти.  — А-Юань, А-Лин, не залезайте на горки и качели для старших! — донеслось до него с игровой площадки. — Ну блатик Сичэнь, ну пожалуйста!       Частая картина: Цзинь Лин и малыш Сычжуй, держась за руки, взбираются на горки для более взрослых детей, а Лань Сичэнь просит их спуститься по ступенькам. В итоге малыши съехали с горки паровозиком, а в конце пути их встретил Лань Хуань, начиная в который раз объяснять, что взрослых нужно слушаться. Чаще всего именно Жулань подбивал тихого и послушного Сычжуя на мелкие шалости, так что ему первому и прилетали все шишки, но он достойно принимал их, никогда не перекладывая ответственность на друга.        Когда Лань Сичэнь заканчивал их журить, первым дядю заметил Жулань, радостно подбегая и выкрикивая его имя. Он прямо в прыжке запрыгнул Цзян Чэну на шею, чуть не повалив дядю с ног, но тот смог удержать равновесие, несмотря на усталость. Малыш прямо-таки светился от счастья, видимо, сегодня был очень насыщенный день.       Сичэнь подошёл к ним, держа за руку малыша Юаня, который прижимался к ноге своего дяди и прятался за ним. В такие моменты он действительно был похож на кролика. И только рядом с Цзинь Лином он переставал бояться и выходил из укрытия. — Вы сегодня рано, — сказал Сичэнь, подойдя к Ваньиню.       Дети вновь принялись играть, а именно носиться друг за другом вокруг взрослых. — Вроде бы как обычно, — сказал Цзян Чэн, недоумённо посмотрев на часы. — Похоже, что я стал теряться во времени, — неловко ответил Сичэнь. — С детьми время летит незаметно. — Это уж точно. Но разве у вас не бывает выходных в воскресенье и субботу? Вы совсем не отдыхаете? — Что вы, что вы, господин Цзян, конечно отдыхаю. Просто последние дни выдались особенно тяжёлыми, но не берите в голову, ─ отмахнулся Лань Сичэнь и вновь одарил Ваньиня своей сверкающей улыбкой. — Надеюсь, это не связано с Цзинь Лином? — Цзян Чэна вновь охватила паника. — Нет, нет. А-Лин чудесный ребёнок. Просто есть некоторые трудности, с которыми совладать труднее, чем с маленькими детьми.       Цзян Чэн понял, что не стоит развивать эту тему, раз Сичэнь так старательно пытается с неё слезть. У него есть некоторые трудности, но это та часть его жизни, которая никак не касается Ваньиня.  — Понимаю, у самого в последнее время творится полный мрак на работе. — Но даже так у вас хватает времени на то, чтобы побыть с Цзинь Лином.  — Иногда ради любимых приходится чем-то жертвовать, — в голове у Цзян Чэна это звучало не так пафосно.       Разговор сошёл на нет, когда они оба стали наблюдать за тем, как играют Цзинь Лин с Сычжуем. Ради улыбки Жуланя Цзян Чэн действительно был готов отдать что угодно. Сичэнь видел это во взгляде мужчины и безмерно восхищался этим.       Он не знал деталей, но был осведомлён, что Ваньинь не отец Цзинь Лина. Поначалу в это было трудно поверить, ибо этот мужчина носился с этим ребёнком, как со своим родным. Немногие отцы способны на такую любовь и заботу о своих детях, а тут дядя и племянник.        По опыту Сичэнь не раз общался с подобными семьями, где забота о ребёнке сваливалась на плечи других родственников, и чаще всего опекуны были на грани и не переставая твердили о том, как это сложно, и как им тяжело. Ваньинь стал для него в каком-то смысле открытием. Было видно, как ему тяжело, как это влияет на ребёнка, но он никогда не жаловался. Лишь делился опытом и больше рассказывал каково ему было. Никаких жалоб, обвинений ребёнка или признаков рефлексии. Цзян Чэн был по-настоящему счастлив и всегда желал лишь счастья для ребёнка, порой, возможно, не задумываясь о собственном благополучии, именно это и поражало Лань Сичэня в нём с самого первого дня их знакомства.        Лань Хуань не мог забыть те мешки у глаз, ту дрожь по всему телу Ваньиня, то беспокойство, которое исходило от него, когда он впервые пришёл за Цзинь Лином. И тогда он поклялся, что вернёт этому человеку здоровый цвет лица и нормальный сон, и по всей видимости, ему это удалось.        Вместе с Сычжуем они проводили Цзян Чэна и Цзинь Лина к выходу, перекинувшись ещё парой фраз. Перед тем, как они уехали, Цзинь Лин с Сычжуем сделали ещё один круг возле машины Ваньиня. ─ Такие неугомонные, — сказал Цзян Чэн. — Зато будут спать крепко. — Это какая-то особая формула? Они играют весь день, у них есть обеденный сон, после него они играют ещё, когда домой приходят тоже играют, а потом поедят и засыпают без задних ног. Чудо, никак иначе! — в который раз поражался Цзян Чэн этой магии Лань Хуаня. — Никакой формулы. Обычное соблюдение режима. Очень полезно, вам вот очень помогло. — Как вы узнали? — изумился Цзян Чэн. ─ Мешки у глаз не такие большие теперь, и взгляд яснее.       Лучезарная улыбка Сичэня, как всегда была при нём, и сильнее ободрила Ваньиня. Видимо, на то и был расчёт, что режим ребёнка автоматически перейдёт и на того, кто за ним приглядывает после садика. Запланировано ли так было Лань Сичэнем заранее? Кто знает.       Усадив Цзинь Лина в детское кресло, они попрощались до понедельника. В субботу был тоже рабочий день, но он был короткий и детей не так много. Обычно туда отдавали на пару часов в обед и сразу же забирали. В субботу у Цзян Чэна намечался законный выходной, так что для Цзинь Лина в этот день тоже был выходной. — Хочешь завтра куда-нибудь сходить? — спросил Цзян Чэн у племянника, пока они стояли на светофоре. — Ты обещал в зоопалк, помнишь? — Точно, чуть не забыл, прости, А-Лин. — Ничего, — ответил он. — А мы позовём блатика Сичэня с А-Юанем? — ни с того ни с сего спросил мальчик. — Если хочешь, то давай позовём А-Юаня, но почему именно с Лань Хуанем?        Хотя, Цзян Чэн и так понимал почему. За это время Цзинь Лин очень сильно привязался к своему воспитателю. Лань Сичэнь и правда как будто знал все секретные пароли в детские души, да и не только в детские. Взрослые тоже любили и глубоко уважали его, Цзян Чэн не был исключением. — Он мне нлавится, а ещё он нлавится тебе.       Цзян Чэн так опешил, что отвлёкся на секунду, и чуть не пропустил поворот, свернув так резко, что Жулань еле удержался в кресле. — Не ушибся?! — забеспокоился Цзян Чэн. — Нет, всё холошо.  — Прости, пожалуйста, — виновато сказал мужчина и решил встать у обочины на аварийках, чтобы прийти в чувства самому и успокоить Цзинь Лина. — А-Лин, с чего ты вообще это взял? — А лазве нет? Тебе не нлавится блатик Лань? — он казался таким растерянным, и как будто вот-вот собирался заплакать. — Нравится, конечно, как человек. Он очень хороший. — Так пусть завтла пойдёт с нами! И А-Юань тоже! — и вновь этот повелительный тон.       К Цзян Чэну вновь вернулся здравый рассудок, после того, как убедился, что столь резкий поворот не напугал Жуланя. Ваньинь и сам не понял с чего вдруг его рука и сердце дрогнули от слов Цзинь Лина, ведь он даже в теории не мог иметь чего-то такого в виду. «Чего-то такого?» Чего именно? Может это сам Ваньинь напридумывал себе всякого, и слова ребёнка превратил во что-то странное и… «Бред какой-то», усмехнулся Цзян Чэн собственным мыслям.       Перетрудился, вот и реагирует так резко на всё подряд. Цзинь Лин ничего другого не имел в виду, а Цзян Чэн просто недопонял. Вот и всё. Ото всех этих размышлений и без того загруженная голова разболелась ещё больше. Не осталось даже сил на ужин, так что сегодня они обошлись вчерашним, разогретым в микроволновке, супом и почти сразу же уснули после того, как поели. 

***

      Цзян Чэн не претендовал на роль великого кулинара, но всё-таки что-то да умел. Периодически он баловал себя и племянника чем-нибудь необычным, но Цзинь Лину всегда, без исключения, хотелось отведать одного-единственного блюда, которое дядя умел готовить, казалось, лучше всех на свете. — Тридцать! — воскликнул Цзян Чэн и одним изящным движением сковородки отправил оладью в свободный полёт прямо на тарелку, на которой из них уже образовалась целая башня. — Ровно тридцать оладушек, А-Лин.       Риск того, что эта конструкция без труда сможет навернуться, был велик, так что Ваньинь был предельно осторожен, когда всё же решился поднять эту тарелку и донести до стола, за которым уже сидел Жулань и с трепетом наблюдал за тем, как дядя из последних сил старается никак не расшатывать и без того шаткое строение. Малыш знал, что по правилам, всё, что упадёт на пол, будет уже не съедобно. Но всё обошлось и Цзян Чэн успешно донёс оладьи до стола, не уронив ни одной. Оба спокойно выдохнули, атмосфера в комнате смягчилась, и они принялись за завтрак.       Выдавались такие дни, когда Ваньинь вооружался сковородкой и лопаткой, очень редко. Даже на выходных не хватало времени на готовку. Но сегодня они никуда не спешили, так что можно было спокойно наслаждаться тридцатью вкуснейшими оладушками. — Малиновое или абрикосовое варенье? — Цзян Чэн достал с полок две банки одного размера с разным содержимым и говорил так, словно он какой-то маг или фокусник, и если Цзинь Лин выберет что-то одно, то второе моментально испарится у него за спиной.       Ваньиня радовало, что Жулань ещё достаточно мал, чтобы верить в те маленькие чудеса, которые иногда творит его дядя. Пускай на деле это и не чудеса вовсе, а просто забавная игра, которую Цзинь Лин любил с самого детства. — А я, может, хочу малино-абликосовое валенье! — радостно воскликнул Жулань. — Ну можно и так. Только тогда чай будет без сахара, а то у тебя всё слипнется. — Не слипнется! — звучало весьма убедительно, но Цзян Чэн не был столь податлив.       Дядя потрепал малыша за нос и вылил на его тарелку небольшое содержимое двух банок. Сам ограничился маслом и ягодами, которые на днях принесла Вэнь Цин.       Шло время. Башня становилась всё меньше. Цзян Чэн с Цзинь Лином развлекались как обычно, пока ели: дядя по просьбе племянника достал взбитые сливки и начался, как бы это назвали сейчас, «Сливочно-взбитый апокалипсис», который сулил в конце завтрака большую уборку, но отменять веселье из-за этого оба посчитали глупым. В сливках было всё, даже сами зачинщики. Время от времени они стали позволять себе валять дурака, хотя, прошло не так много времени с тех пор, как в их жизни началась новая глава.        Раньше Цзян Чэн думал, что работа может встать между ним и Жуланем, об этом предупреждало и семейство Цзинь, но сколько бы он ни работал, сколько бы сил ни тратил, у него всегда находилось время для самого важного. Сегодня Ваньинь в очередной раз понял, какую роль в его жизни играет этот ребёнок. И даже если бы обстоятельства сложились иначе, даже если бы он рос с родителями, А-Лин остался бы его племянником, любимым и самым дорогим. Цзян Чэн был бы всегда готов отдать всё, чтобы сделать его счастливым.        Вакханалия закончилась на диване. Цзян Чэн упал обессиленный от столь частых атак сливочного йети, которого изображал Цзинь Лин, после чего этот монстр сам повалился на него, нанеся последний смертоносный удар. Маленькая растрёпанная голова легла на широкую грудь, перепачканную помимо сливок чем-то ещё. Одно большое кондитерское месиво, в центре которого было два обессиленных тела на диване. — Я победил, — сказал Цзинь Лин, уткнувшись в грудь Цзян Чэна. — С чего вдруг? — усмехнулся Цзян Чэн. — Я же ещё не сдался. — Ты упал. А значит — умел! — Справедливо. Хорошо, я принимаю поражение. Ты победил.       До этого мальчик казался уставшим, но стоило ему услышать эти слова, как он вскочил и запрыгал на дяде, как на надувном батуте, чем явно помял ему пару органов в районе живота. Закончив радоваться, он пристроился рядом с Цзян Чэном и стал с интересом рассматривать и мять его руку, приговаривая, какой он молодец, и как победил взрослого. Цзян Чэну хотелось его подразнить, но Жулань был так рад и весел, так что Ваньинь просто стал осматривать последствия боевых действий и обдумывать как они сейчас будут это убирать. — Я так часто выиглываю у тебя. Ты хоть лаз в чём-то побеждал? — спросил Цзинь Лин, прильнув к Ваньиню ещё сильнее.       Они лежали в обнимку, и Цзян Чэн всерьёз задумался обо всех своих главных победах в жизни. Их было не так много, и не все они доставляли ему радость, но была одна, которой он по-настоящему гордился и по сей день. — Когда-то я выиграл и получил приз, — ответил Ваньинь, приобняв Жуланя. — Какой? — глаза Цзинь Лина засверкали от любопытства. — Приз невероятно ценный и самый лучший во Вселенной. — Как он выглядел? — не унимался малыш. — У него, — Цзян Чэн притянул к себе лицо Жуланя, и тот вновь оказался на его груди, затем провёл рукой по волосам Цзинь Лина, — тёмные шелковистые волосы, — затем указательным пальцем по бровям, — такие же тёмные густые бровки, — до глаз и маленького носика, — глазки, словно звёздочки, а ещё милый маленький носик.       Ваньинь принял сидячее положение, ибо шея начала затекать, уперевшись в подлокотник дивана. Усадил Цзинь Лина на колени и закончил свой рассказ, поцеловав малыша в лоб: — Такой он, мой приз.       А Жулань лишь смотрел непонимающими сияющими глазками и пытался представить, что именно дядя имеет в виду. Это позабавило Цзян Чэна, но он не был расстроен. Чего он хотел от малыша А-Лина? Но он знал, что племянник и без слов понимает, как сильно его любит дядя. — Что же, пора за уборку, посмотри, какие мы сами грязнули, — Цзян Чэн ссадил Цзинь Лина со своих коленей на диван и направился было за шваброй и половой тряпкой, но Жулань не сдвинулся с места, продолжая о чём-то думать.        У него было такое напряжённое и задумчивое выражение лица, как будто он решал трудную задачку, а в голове у него вовсю работали и вращались шестерёнки, как у старинных часов с кукушкой. — А-Лин? — окликнул его растерянно Ваньинь.       Но спустя время к ребёнку вернулось привычное выражение лица. Его как будто осенило, и он с довольным видом сказал: — Я догадался! Этим плизом был блатик Лань! «О, боги, помогите мне…», подумал Цзян Чэн и потащил племянника мыться и прибираться на кухне.