«Но я тем не менее должен загладить вину. Как бы ослепительна ни была та улыбка, я всё равно поступил некрасиво. Он наверняка просто проявил вежливость, это же Сичэнь!» ─ паниковала другая сторона.
«Да, он не грубиян, но и я, взрослый человек, не должен ему что-то навязывать. Я же в любой момент могу позвонить и сказать, что всё отменяется, но даже если он и отужинает у нас, то в чём проблема?»«ГОСПОДИ, НЕУЖЕЛИ НЕ ПОНИМАЕШЬ?! Это будет выглядеть так, как будто я подлизываюсь, пытаюсь загладить вину, к тому же не я приглашал его, а Цзинь Лин».
«От твоего имени». — А ну тихо! — не выдержал Ваньинь этой головной боли и выкрикнул это вслух, сам того не ожидая. Сидящий в корзине тележки Жулань озадаченно посмотрел на дядю. — Дядя, всё в полядке? Цзян Чэн немного опешил и потёр глаза. «Я слишком много придаю значения незначительным вещам», — заключил он. — Да, А-Лин, всё хорошо. — Плосто ты так гломко закличал, — дрожащим голоском ответил Жулань. — Прости меня, пожалуйста, — мужчина взял малыша на руки и прижал к себе. Цзинь Лин действительно испугался, но как только оказался на руках своего прежнего спокойного дяди, всё пришло в норму. Мальчик вновь заулыбался, и Цзян Чэн усадил его обратно в корзину, предварительно потрепав по голове и пообещав купить на обратном пути его любимое печенье, на которое мальчика подсадил Лань Хуань. Кто бы мог подумать, что Цзинь Лину так понравится рисовое печенье, что он заставит дядю скупать его тоннами. На выходе из магазина их уже ждала Вэнь Цин. — Всё купил? — спросила она, принимая два пакета у Ваньиня. — Да, вроде бы всё, — ответил он, укладывая, оставшиеся два пакета в багажник своей машины. — И почему ты просто не вышлешь мне рецепт? Я же умею готовить. — Я не сомневаюсь, но это тебе не оладьи переворачивать, тут опыт нужен. — Оладушки дяди самые вкусные! — выкрикнул Цзинь Лин с заднего сиденья. Цзян Чэн гордо поднял голову и посмотрел на девушку с самодовольным взглядом, мол: «Видала? Вот я какой!». Хоть сейчас А-Лин не подвёл. — Да неужели. А что же он приготовил на Рождество? И Цзинь Лин, и Цзян Чэн мгновенно изменились в лице. У обоих читалось отвращение от воспоминаний о прошлом Рождестве. Хоть Жулань и был маленьким, он этого уже никогда не забудет. Это было действительно страшное зрелище, когда вместо курицы Цзян Чэн достал из духовки обуглившийся кусок мяса, тем самым чуть не спровоцировав мини-пожар. И, к сожалению, Цзинь Лин успел это съесть прежде, чем его дядя позаботился об утилизации. После чего и сам Ваньинь по неосторожности съел это обуглившееся нечто. Было бы разумней доверить приготовление ужина Вэнь Цин. Хотя бы основное блюдо, отбивные, с остальным Цзян Чэн был вполне способен справиться сам. Добравшись до дома, они немедля приступили к готовке. Цзян Чэн и Вэнь Цин начали в четыре руки распаковывать и распределять продукты, а Цзинь Лин исполнял роль мнимого руководителя, который якобы направлял взрослых из одной части кухни в другую, хоть и на деле они оба двигались не по указке А-Лина, но иногда подыгрывали ему, превратив готовку в такую своеобразную игру с поиском вещей и ингредиентов. Ваньиню даже показалось, что Вэнь Цин время от времени улыбалась. Её улыбка была чем-то мистическим, она почти не улыбалась, даже в кругу семьи. Дело было не в том, что она не умеет радоваться или всегда сердитая, нет. Она была не скупа на эмоции и проявляла их время от времени, но в одиночестве девушка этого никогда не сделает. Пока люди вокруг неё не будут по-настоящему счастливы и не будут смеяться от души, её не заставишь посмеяться или хотя бы улыбнуться. Долгие годы она видела, как Цзян Чэн буквально чахнет на глазах. Смерть родителей, а потом и сестры оставила на нём неизгладимый отпечаток, и ладно бы только это. Забота о Цзинь Лине тоже давалась ему непросто, как и Вэнь Цин нелегко было справляться с её больным младшим братом и старой бабушкой, когда они тоже рано остались без родителей. В этом она понимала Ваньиня, как никто другой и всегда была готова помочь, но и помимо всего этого было ещё кое-что, чем Цзян Чэн поделился только с ней — непрекращающаяся война за право опекать Жуланя. Семья Цзинь не смогла так просто принять то, что их родного внука будут растить не они, а какой-то, по их словам, проходимец. В ногте этого проходимца было больше любви к Жуланю, чем у них всех вместе взятых, Вэнь Цин знала это, иначе бы не помогала Ваньиню бороться все эти годы. Несправедливость и ложь девушка не любила больше всего на свете, так что это было ещё и делом принципа. Она смогла найти хорошего адвоката, помогала Цзян Чэну проходить все необходимые проверки и заверять документы, а главное — от неё исходило то, чего Ваньиню не хватало больше всего — моральная поддержка. «Они дадут ему всё, о чем он только сможет мечтать, но как говорил Цзысюань: «Они не дадут ему самого главного», говорил ей Ваньинь в ночь после тяжёлого дня в адвокатской конторе. Может быть, Ваньинь в чём-то и ошибался, но в одном можно было быть уверенным на все сто — он любил и будет любить Цзинь Лина больше, чем кто бы то ни было. Ваньинь относился к нему не как к вещи или своему наследнику, или считал его неплохой инвестицией в будущее, Жулань всегда был для него самым дорогим человечком и единственной семьёй, которая у него осталась. Потеряй он Цзинь Лина, навсегда бы остался один. Вэнь Цин видела через что Цзян Чэн проходил после смерти родителей, она видела, как он воспринял смерть Яньли и всю ту боль, которая копилась изо дня в день, но уходила, потому что у Ваньиня была опора, у него был Цзинь Лин. Связь этих двоих не была уже родственной, она была чем-то большим. Тем, что объединяет людей и помогает оправиться от потери, давая надежду, что никто из них никогда не будет одинок. Они есть друг у друга, и пока они вместе, то со всем справятся. И в тот момент, когда Вэнь Цин всерьёз задумалась об этом и начала помогать Цзян Чэну бороться за Жуланя, она вдруг подумала: «Что бы случилось, если бы у меня отняли Вэнь Нина?». После того, как они выиграли у Цзиней дело, она больше никогда не думала над этим, ведь девушка знала: «Всё будет в точности, как и у Ваньиня. Я тоже буду бороться до последнего и никому не позволю отнять самое дорогое в моей жизни».***
— Мясо почти готово! — объявила Вэнь Цин своему «руководителю» Жуланю, словно отчитывалась перед начальником. — Холошо! Что там у нас с галнилом? — Скоро будет готово! — доложил Цзян Чэн, помешивая соус и поджаривая картошку. — Тогда объявляю пелелыв! — провозгласил маленький руководитель, слез с детского стульчика и направился в туалет. Взрослые поддержали решение своего мини-босса и решили дать себе отдых на минут десять, прежде чем закончить с ужином. Оба устроились на диване в гостинной. — Так кто она? — спросила Вэнь Цин, положа локоть на спинку дивана. — В смысле? — не понял Ваньинь. — Ради кого мы с тобой так стараемся? Вэнь Цин удивилась, было непривычно видеть, как на этом серьёзном хмуром лице появился лёгкий румянец. — Да ладно тебе, ничего в этом постыдного нет, — утешила его девушка, положив руку ему на плечо. ─ Ты не так поняла. Это не свидание. Обычный благодарственный ужин. С каждым сказанным словом верилось всё меньше. Никто не говорит об обычном благодарственном ужине с таким смущённым видом, таким дрожащим голосом. Вэнь Цин всегда с лёгкостью определяла истинные чувства людей по одному только взгляду. И сейчас Цзян Чэн не был таким спокойным и серьёзным, каким хотел казаться. — Ну да. Все же так нервничают перед обычным благодарственным ужином, — девушка сразу дала понять, что Ваньиню её не одурачить. Он и сам это прекрасно знал, но попытка — не пытка, стоило попытаться. Главное — суметь скрыть своё волнение от Сичэня. — Это тот воспитатель из группы А-Лина, да? От Вэнь Цин действительно ничего нельзя было скрыть. Цзян Чэн и не собирался отмалчиваться, но где-то в глубине души ему всё-таки хотелось, чтобы подруга не знала об этом. Чтобы не подумала лишнего. Однако, кто тут больше себя недоумевает, так это сам Цзян Чэн. Вэнь Цин знала о Лань Хуане ровно столько, сколько должна, но также для себя она сделала о нём некоторые выводы. Он и вправду изменил жизнь Ваньиня и Жуланя. — Никогда не думала, что вновь увижу, как ты краснеешь и смущаешься. Забавно, — сказала она без тени улыбки своим обычным тоном, но Цзян Чэн всё равно ощутил прилив тепла и радости, исходящие от подруги. — Вновь? Когда это я краснел и смущался? — Уже и забыл своё первое свидание? — усмехнулась девушка. Цзян Чэна словно пронзила молния. Самые страшные и позорные воспоминания, которые он так старался забыть, вновь всплыли в памяти. Если Ваньинь сомневался до этого, то теперь он был уверен в том, что должен умереть. Прямо здесь, прямо сейчас, чтобы больше никогда не вспоминать о том дне, и об этом вечере, который наверняка пройдёт ужасно. — Да ладно тебе, всё прошло не так уж и плохо, — попыталась приободрить его Вэнь Цин, но у неё всегда это плохо получалось. Цзян Чэн впал в пучину отчаяния ещё больше. Если под «не так уж и плохо» она подразумевает «налей сперва себе, потом девушке, начни разговор со смерти родителей, закончи обсуждением твоей самой любимой породы собак, пойми, что не хватает денег на оплату ужина и скажи в открытую, что не заинтересован в ней, как в девушке», то да, свидание прошло вполне неплохо. — Так, стоп, — очнувшись от своей хандры, сказал Цзян Чэн. — Кто сказал, что это свидание? Вэнь Цин еле заметно ухмыльнулась и развела руками. — Так, погоди. Ты всё не так поняла! — Да, конечно, — отмахнулась девушка. — Я серьёзно! — Я тоже, — она по-прежнему сохраняла невозмутимость, но мужчина чувствовал, как внутренне она разрывается от смеха над ним. — Да с чего ты… — Ну я даже не знаю! Ведь ты так часто устраиваешь благодарственные ужины, — продолжала иронизировать Вэнь Цин, с удовольствием наблюдая, как на лбу мужчины уже набухает вена. — Ты ещё скажи, что он тебе совсем не нравится, — лисья ухмылочка идеально дополнила её образ подстрекательницы. Ваньинь замялся, но всё-таки выпрямился, не желая уступать ей. — Во-первых, это всё затеял не я, а А-Лин! Во-вторых... — он запнулся, подбирая правильные слова, — возможно, наверное, но не в том смысле! — Ладно, ладно, успокойся. Годы идут, а ты всё так же легко поддаёшься на провокации. Он понял, что вновь проиграл ей, или не проиграл, но просто не знал об этом, потому что эта девушка просто не умела проигрывать. — Давай лучше закончим с ужином, и я пойду. — Что-то случилось дома? — Не думаю, но лучше не рисковать. Бабушке опять плохо, а Вэнь Нин боится оставаться дома один. Моментально атмосфера разговора переменилась, и так каждый раз, стоит Вэнь Цин заговорить о семье. — Если что-то произойдёт, то ты знаешь… — Да, знаю, — договорила Вэнь Цин. Девушка знала, что равно как и она всегда готова помочь Цзян Чэну, так и он всегда был готов помочь ей. Вот только она не горела желанием хоть когда-нибудь обращаться к нему за помощью, предпочитая решать проблемы в одиночку. Это всё, что она делала на протяжении всей жизни — решала свои проблемы в одиночку. Полагаться на кого-то ещё она не привыкла, но было приятно осознавать, что хоть кому-то в этом мире, кроме своей семьи, она была небезразлична. Вэнь Цин ушла, оставив друга в трепетном ожидании, однако, расслабиться ему так и не удалось. Разговор с Вэнь Цин только сильнее подогрел и без того нарастающую панику и посеял ещё больше сомнений, но уже не в голове, а в сердце мужчины. К чему были те бессмысленные оправдания? Он ведь и сам прекрасно понимает для чего всё это, обычная благодарность, только и всего. Цзян Чэн старался, как мог, не видеть в этом ничего большего. Тогда почему же сердце так бешено заколотилось, когда раздался дверной звонок? Цзинь Лин вприпрыжку побежал в прихожую. Уже из коридора Ваньинь, накрывая на стол, услышал щелчок входной двери и нежный голос, раздавшийся эхом и заставивший сердце биться ещё быстрее. Жулань приволок гостя прямо к столу, от волнения в попытке не забыть ничего, что нужно подать к столу, Ваньинь даже не заметил, как они вошли, и чуть было не столкнулся с Сичэнем лоб в лоб. Но последний вовремя успел остановить хозяина, придержав его за плечи. Оба обменялись неловкими приветствиями и сели за стол. Цзинь Лин болтал без умолку, делясь с гостем всем, чем они с дядей занимались все выходные, пока ждали его, как ходили по магазинам, готовили ужин и также обещал, что после ужина познакомит Лань Хуаня со всеми своими игрушками. Лань Сичэнь ответил, что почтёт за честь и с радостью поиграет с Жуланем после ужина. Гость был польщён и благодарен за старания Ваньиня и его маленького помощника, однако, умалчивать от него, что без помощи Вэнь Цин они бы не справились, Цзян Чэн не собирался. Он рассказал о лучшей и единственной подруге, которая помогала в приготовлении ужина. Лань Хуань попросил передать девушке его искреннюю благодарность и изъявил желание познакомиться с ней тоже при возможности. Цзян Чэн попробовал представить как бы выглядело это знакомство, учитывая всё то, что сегодня было сказано в гостиной за час до прихода Лань Сичэня. Вэнь Цин очень плохо умеет скрывать то, что ей неловко, поэтому она вообще этого не скрывает и говорит всё прямо. Но даже она не настолько жестока, чтобы подставлять Ваньиня. Цзинь Лин справляется с этим ничуть не хуже. Никогда в жизни, как в этот вечер, у Цзян Чэна так часто не появлялось желание отправить племянника куда-нибудь далеко и надолго, а потом отправиться вслед за ним, дабы больше не попадаться Лань Хуаню на глаза. Потому что поток слов лился из Жуланя, словно вино в период урожая, и ладно бы это была бессмысленная детская тарабарщина о мультиках, игрушках и монстрах под кроватью. — Блатик Сичэнь, а ты останешься у нас на ночь? Цзян Чэн на физическом уровне почувствовал, как внутри него взорвалась бочка с порохом, на которой он сидел все эти дни и думал: «Как не испортить этот вечер?» После этого Ваньинь сидел с бокалом сока в руке и все свои силы потратил на то, чтобы его не уронить и сохранить невозмутимость. А Лань Сичэнь как будто и не увидел в этом вопросе ничего странного. — Прости, А-Лин, но меня ждут дома, — он умудрялся быть милым и вежливым даже когда отказывал кому-то. — Да и потом, если бы я остался, то где бы я спал? Взрослые стали наблюдать за тем, как маленькая детская голова генерировала мысль, которая в одночасье могла либо очень смутить всех, либо добить Цзян Чэна, и он таки отправит племянника в комнату на весь оставшийся вечер. — Знаю! — он воскликнул так, как будто на него снизошло озарение. Цзян Чэн мысленно подготовился к худшему и заранее отставил бокал и тарелку, чтобы не дай бог не поперхнуться или подавиться. — Ты можешь спать с дядей! У него большая кровать! Не существует стольких неприличных слов, сколько завертелось в голове у бедного Ваньиня, который изо всех сил держался и не давал себе закричать на ребёнка, чего он никогда не делал, но видимо, теперь начнёт. Потому что невозможно оставаться невозмутимым, когда при тебе говорят такое. Пусть ребёнок, пусть даже в шутку, но нервы не стальные. Цзян Чэн взял Жуланя в охапку и поволок в его комнату, сказав Лань Хуаню: «Одну минуту».***
— Что ты такое говоришь, А-Лин?! Это же так некрасиво и грубо, как так можно?! Откуда ты понабирался?! — Цзян Чэн отчитывал племянника, но делал это так тихо, что Жулань, видимо, даже не понял, что прямо сейчас на него кричат что есть мочи, ибо с последнего пируэта Ваньиня прорвало чуть ли не на благой мат, который он, естественно, сдерживал как мог. — Что я такого сказал? — недоумённо спросил мальчик. — У тебя плавда большая кловать, вы поместитесь. — Да не в этом дело! Как ты не понимаешь, взрослые не могут спать в одной кровати, особенно взрослые дяди. — А почему? Один только взгляд этих невинных круглых глаз мог умиротворить в одно мгновение. Цзян Чэн не мог не поддаться чарам этих двух маленьких чёрных зрачков, в которых была только детская наивность и ничего более. На такое невозможно долго злиться, приходится долго объяснять, но не в этом ли обязанность любого родителя? — Понимаешь ли, — он пытался подобрать правильные слова, — кровать — это место, где мы спим и видим сны, правильно? — Плавильно. — И у каждого сон свой. Личный. Но когда ты спишь с кем-то в одной кровати, то ваши сны, они как бы переплетаются, объединяются. Вот, например, когда тебе страшно, и ты приходишь ко мне ночью, потому что боишься спать один. Мы засыпаем вместе, и ты почти всегда видишь сон, и в нём есть я. — Да. — А в моих снах есть ты. Так это и работает. Мы спим вместе с теми, кого готовы впустить в свой сон. Только с самыми близкими людьми. Вот только в свои сны он не хотел пускать никого. Для него это был личный сеанс фильма ужасов, где воедино объединялись все самые потаённые и главные страхи. Цзян Чэн никогда и никому бы не пожелал испытать то, что он испытывает, пребывая во сне каждую ночь. — И я хочу, чтобы ты это помнил и пускал в свои сны только тех, кто этого реально заслуживает, и кого ты сам посчитаешь достойным. Кто станет тебе так же дорог, как и ты мне. — Получается, ты не хочешь делиться с блатиком Ланем своими снами? — Да, малыш, всё верно. — Но почему? «Потому что это не то, чем стоит делиться с таким добрым и замечательным человеком, как Лань Хуань». — Потому что я этого не хочу. На этом разговор был исчерпан, и Цзинь Лин даже согласился посидеть в своей комнате до конца ужина, но в его глазах так и остался один-единственный вопрос, на который Цзян Чэн мог дать ответ, но струсил и не решился признаваться в этом даже самому себе. Вопрос был в том, почему же он так старательно скрывает свои сны? Потому что не хотел ранить чьи-то чувства или вновь задеть собственные старые раны, которые только начали затягиваться? Пусть ответит сам, но пока не здесь и не сейчас. Сейчас его ждёт гость.