лучше обладать горячим сердцем, даже если это стоит нам лишних ошибок, чем быть ограниченным и чрезмерно осторожным.
Винсент Ван Гог.
Лютик, несмотря на то, как ловко и быстро спрыгнул с окна, подходил уже немного неуверенно, идя с такой прямой и напряженной спиной, что о его мышцы можно было кирпичи бить. — Как настрой? — спросил Эскель что-то проверяя во вьюках. — Хорошо, — не соврал он, широко улыбаясь. В самом деле — хорошо. Здесь, на поле с теплым ветром и свежим воздухом, рядом с ними… хорошо. Определенно хорошо. Он будто вдыхал полной грудью спустя долгого кислородного голодания. — Ты как с лошадьми? — спросил Ламберт, похлопав свою по боку. — Ну, во-первых, у меня ее нет… — Ничего страшного, — абсолютно серьезно заверил его Ламберт, и Лютик заметил, что Эскель внезапно напрягся. — Мы возьмем Звоночка Эскеля. — Эй, — Эскель что-то кинул тому в голову, но что — Лютик не разглядел. Он тихо рассмеялся, отряхиваясь. — А кто такой Звоночек, кстати? — спросил Лютик, смутно припоминая ещё какого-то Колокольчика. Если это не один и тот же персонаж. — Это его козел. — Я не хочу садиться на козла, — фыркнул Лютик. — А я тебе его и не дам! — кажется, всерьез встревоженный использованием Колокольчика не по целевому назначению, воспротивился Эскель. — Вообще-то я планировал усадить на Звоночка Эскеля, — почесал подбородок Ламберт и, прежде чем Эскель успел что-то сказать, продолжил: — Так ездить умеешь? — Ну вроде… что-то там когда-то учили… — Эскель, одолжишь своего? Нет, не козла, успокойся ты с ним, на хер он нам не сдался, я про лошадь. Для Лютика. — Куда ты его везти собрался? — недоверчиво нахмурился Эскель, уперев руки в бока. Ламберт закатил глаза и раздраженно цыкнул. — Не твоего ума дела. Мне Йеннифер ребенка доверила, значит, все в порядке. Еще один Геральт нашелся, тоже мне, — фыркнул Ламберт. Лютик рядом немного замешкался с этого «доверила Ламберту ребенка». Во-первых, он не ребенок, во-вторых, он сам может решать, кому ему доверять, а кому нет! — Ладно, бери, — обратился Эскель к Лютику, похлопав свою лошадь по боку. — Спасибо, — кивнул он, хотя про себя удивился, почему сам не спросил у Ламберта, куда он собрался его везти. Зачем и для чего? Он словил себя на мысли, что не так уж ему это и интересно. Ламберт… заставлял довериться ему. Эскель отошел и Лютик неуверенно просеменил к лошади. Его учили, да, но он не катался верхом уже несколько лет и даже смутно представлял, как надо залезать. — Помочь? — спросил Эскель, и Лютик, затушевавшийся, лишь кивнул. — Эх, молодежь, — махнул рукой тот. — Давай, левую ногу сюда, и за плечо мое попридержись. Ух нихера у тебя хватка, пацан, ты мне сейчас ключичную кость выломаешь! Лютик нервно хихикнул, а потом взвизгнул, когда его резко вздернули вверх. Неумело перекинув ногу, он буквально ухватился за гриву лошади за что тут же получил по рукам от Эскеля под смех Ламберта. — Не хватай ее так! Сейчас на дыбы встанет, будем тебя по кускам собирать! — Я не такой уж и хрупкий! — брякнул Лютик, выпрямляясь. — Слышь, мелочь, — начал Ламберт, ловко усаживаясь на свою лошадь. — Ты точно сможешь на ней ехать? Только честно. — Ну, сейчас увидим, — хмыкнул Эскель и хлопнул лошадь по бедру. Та задорно заржала и двинулась вперед. Лютик испуганно схватился за поводья, примерно вспоминая, что и как. Он думал, что его просто кинули в море по принципу либо научится, либо утонет, но Эскель шел рядом, следя за Лютиком. — Ну, вспоминаешь? Лютик напряженно кивнул, дернул поводья, заставляя перейти на рысь и выпрямился, уверенно держа поводья. — Ага, молодец. Нормально он! — крикнул Эскель Ламберту и сзади послышался стук копыт. — Тогда поехали. Лютик кивнул, снова дернув поводья, заставляя лошадь чуть замедлиться. Ламберт усмехнулся, глядя на то, насколько серьезно выглядел Лютик во время, вроде, такого простого действия. — Ну, нормально? — спросил он через несколько минут молчания. — Да. Думаю, ехать смогу. Просто давно этим не занимался, — пожал он плечами, шмыгнув носом. — Поэтому такой напряженный, м? — Ничего я не напряженный, — фыркнул Лютик, попытался расслабиться, но вышло это как-то плохо. Ламберт рассмеялся. — Так куда мы едем? — наконец спросил он. — Я же говорил, что хочу попробовать тебя растормошить. Со знаками. Знаешь, с чего следует начать? С медитации. С тем дерьмом, что у тебя в голове — ты нихрена не сможешь. Магия, даже такая простая, это как… Не знаю, представь, что ты будешь весь день напрягать руку. А потом попытаешься в нее взять меч. Будет неудобно, так? Вот то же самое. Твой разум напряжен, ты тратишь свое время, силы и энергию на все это дерьмо, и не оставляешь себе места и силы на нее. Медитация помогает. — И… мы едем в какое-то особое место? — Тебе там понравится. Медитировать можно, конечно, где угодно, но там… там лучше. — Это твое любимое место? — спросил Лютик, и Ламберт, внезапно, помедлил с ответом. — Нет у меня ничего любимого, — сухо бросил он без грамма усмешки или улыбки. — Просто место хорошее, — ответил он так тихо, что его голос едва не заглушился топотом копыт. Приехали они к озеру. Здесь было тихо, спокойно — пели птицы, тихо шумел лес. Вода даже как-то, казалось, по-особенному блестела. Лютик, затаив дыхание, осмотрелся. Даже если у него не получится с медитацией, можно приходить сюда играть или писать. Или петь. Тут будет хорошо. За своими мыслями он не заметил, как Ламберт спрыгнул со своей лошади и подошел к нему, дернув за щиколотку. — Давай, помогу слезть. Лютик неловко завозился, пытаясь вспомнить, как обычно слезают с лошади. Вот… тьфу! Это же надо нормально уметь пользоваться мечом, но совсем уже позабыть, как залезать и слезать с лошади. — Какой ты медленный, — закатил глаза Ламберт. — Это сложно, чтоб ты знал! Я тут как бы впервые, и… А-а-а! — взвизгнул Лютик, когда Ламберт просто резко дернул его за щиколотку, и Лютик буквально упал с лошади. Слава Богу, не на землю, переломив себе шею, а во вполне уютные руки Ламберта. — Надо спросить, как Йеннифер умудрилась вырастить в одном человеке и рыцаря, и принцессу, — усмехнулся он, ставя Лютика на землю. — Сам ты принцесса, — недовольно буркнул Лютик, отряхивая колени, хоть и совсем их не запачкал — он просто пытался скрыть снова внезапно покрасневшее лицо. Черт возьми. — Стоп… откуда ты?.. — Лютик резко выпрямился и уставился во все глаза на Ламберта. Тот склонил голову к плечу, вскинув бровь. — Откуда я узнал, что она занималась твоим воспитанием? Серьезно? — он вздернул бровь. — Я почерк и Йеннифер, и Геральта — везде узнаю. Я без понятия, как так вышло, что они вообще взялись за твое воспитание, почему у вас теплые отношения с Йеннифер и какой-то лес дремучий с Геральтом, но… что-то очевидное понять я могу, — он пожал плечами. Лютик раздосадованно моргнул. Ну, в общем-то, логично. Что еще могли подумать ведьмаки о ребенке, которого привела Йеннифер и которого тренировал Геральт? Явно ж не мимо он проходил. — Идем, — Ламберт поманил его рукой, сам медленно ступая по траве. Лютику казалось, что здесь и дышалось легче, и все резкость и напряжение как-то сами собой уходили. — Тебе Геральт что-нибудь рассказывал о медитации? Учил? — Нет, — покачал головой Лютик, все еще осматриваясь. Ламберт хмыкнул, вскинув бровь. — Что такое медитация, по твоему? Лютик ответил не сразу. Не потому, что не мог дать точного ответа, просто… Ламберт собирался его учить чему-то. Не как Геральт. Как Йеннифер. А еще потому, что Лютику захотелось внезапно зарыться лицом в его шею, царапнуться щекой о колючую щетину и так вот и стоять. Он постарался об этом не думать. — Это… единение с собой? — предположил Лютик, посмотрев вверх, на куски уже закатного неба сквозь кроны деревьев. — Да, взгляд в себя. Иногда… это такое себе занятие. Когда начинаешь рыться в себе слишком глубоко. Можно найти неприятные вещи. Лютик посмотрел на него, вскинув бровь. Хотел спросить, что он находил такого в себе, что его пугало, но одернул себя. Нет, они знают друг друга сутки — слишком рано и, к тому же, абсолютно бестактно лезть человеку в душу после такого малого времени. Да и сам Лютик не собирался открываться перед ним. Наверное. — Иногда лучше поговорить с кем-то о том, что тебя волнует, но в этом случае медитация — диалог с самим собой. Знаешь, ты сам — лучший собеседник. Потому что со временем ты понимаешь, что всем насрать и на тебя, и на твои проблемы, эмпатии не существует и… — Нет, — сказал Лютик. — Вовсе нет, Ламберт. Он медленно подошел к нему ближе, заглядывая ему в глаза. — Тебе не повезло, я понимаю, но это не значит, что все такие. — Не желаю этого слушать. Лютик понимающе улыбнулся. — Кажется, ты не так хорош, как собеседник, как бы тебе хотелось, так? — Лютик сощурился, вскинув бровь. — Сострадание начинается с себя. — Жалеть себя — значит признать себя слабаком. Лютик, я здесь не за этим, я хочу… — Я тоже хочу, — прошептал Лютик, за плечо заставив его снова повернуться к себе. — Ты хочешь помочь мне? Я не хочу быть в долгу. Я тоже хочу помочь тебе. Видимо, тебе нужен еще один собеседник, так? Ламберт изумленно вскинул брови, глядя на него не то как на психа, не то как на Бога. — Послушай, сопляк, мне уже не в чем помогать. А ты… я знаю, что я не лучший учитель, но мало ли. Это просто глупо — иметь в себе способности и не дать им раскрыться. Лютик выдохнул и понимающе улыбнулся. Ему даже показалось, что ему не нужна никакая медитация. Разговаривая с Ламбертом — он будто разговаривал сам с собой. Пытался убедить ту половину себя — обиженную на Геральта — что не все так плохо. Не все люди такие. — Хорошо. Расскажи мне, — сказал Лютик. — С чего нужно начать? И ты ведь будешь со мной, да? — Как будто мне есть где быть еще, кроме как не с тобой, — закатил глаза Ламберт. — Хорошо. Прими удобное положение сидя, для начала. Как тебе удобно. Главное держи спину прямой. Лютик послушался. Объяснения Ламберта очень были схожи с занятием с Йеннифер. Тоже начинаешь с того, чтобы почувствовать свое тело. Почувствуй свои ладони. Вес своего тела. Ощути точки соприкосновения с травой. — Расслабь икры, бицепсы. Шею. Скулы. — Я не могу расслабить скулы! — Лютик, молчи и слушай мой голос. Лютик готов был слушать его голос вечность. Он и подумать не мог, что чей-то голос — мужской, не женский — может звучать… так. Ламберт говорил на пониженных тонах, спокойно и плавно, без усмешек — стараясь успокоить Лютика, не дать ему сбиться. Лютик, казалось, в один момент стал слышать только голос Ламберта. Ни ветер, ни птицы, ни шорох примятой дикими зверями травы — ничего. Ламберт рассказывал ему о концентрации путем практики. Почувствовать тепло в груди. Теперь в животе. А теперь попробуй и там, и там. Лютик слушал, и это действительно… помогало ему. Ламберт объяснял сложные вещи легким языком. Потому что чудесно в них разбирался и ему не нужны были сложные термины, чтобы донести суть. Потом он замолк, давая Лютику услышать себя. Сложно, конечно, как-то все мутно и неясно, но Лютику… нравилось. Он сразу ощущал какое-то спокойствие и уют, единение с самим собой, которого не чувствовал очень давно. Будто бы его в самом деле ничего не тяготило. Не волновало. Не было больно. Это было действительно фантастически — почувствовать, наконец, через заросли сомнений и боли самого себя. Свое тепло. То, как раскрывалась грудная клетка от выдохов. Когда Лютик открыл глаза, он осознал, что, видимо, Ламберт в самом деле был с ним. Он позвал его, но Ламберт не ответил, и Лютик, совсем позабыв о том, что он мог бы продолжить, просто уставился на его лицо. Такое спокойное и невозмутимое, лишенное прежней усмешки, Ламберт выглядел так… будто страдал. Что-то мучило его. Изводило. Что-то внутри. То, что обнажалось в такие моменты. Лютик поджал губы и осмотрелся. А потом тихо и аккуратно встал, стараясь не помешать Ламберту. Как показалось Лютику, Ламберт в этом в самом деле разбирался. Понимал это. Чувствовал. Потому что в любой другой момент Ламберт бы услышал, как примялась трава, как вибрировал даже воздух от ритма дыхания Лютика, но сейчас он был где-то там — в себе. И не услышал. Лютик усмехнулся, медленно идя вперед. По возвращению он нашел недовольного Ламберта, который стоял, сложив руки на груди, и пялился на него, нахмуришивсь. — Я же просил слушаться меня, — сощурился Ламберт. Лютик цокнул, закатив глаза, держа руки за спиной. — Не веди себя как отец, — сказал Лютик уверенно, медленно идя вперед к нему, лукаво улыбаясь. — Ну и что ты держишь за спиной? Жабу словил? Лютик не ответил, продолжая улыбаться. Он подошел совсем близко и спросил: — Ты злишься, что я пошел куда-то, помешав нашей практике? — Не злюсь, но недоволен, — сказал Ламберт, пытаясь спрятать свою усмешку, но уголки его губ дернулись. Лютику закусил губу и склонил голову к плечу, широко улыбаясь. Ламберт сдался. И улыбнулся в ответ. — Наклонись, — попросил Лютик. Ламберт вздернул бровь, недоверчиво на него покосился, но все-таки наклонил голову. И его сердце замерло, когда он заметил мелькнувший в руках Лютика пышный венок, который тот гордо надел тому на голову. Ламберт ощутил как сильно забилось сердце, ощутил странное волнение. Растерялся и засмущался, так и застыв в этой позе. — Ну, что с лицом? — Лютик резко взял его за щеки, широко улыбаясь. — Поговорил сам с собой и недоволен ответами собеседника? — Я… я… — Ламберт одернул себя, понимая, что вел себя как какая-то малолетка, тьфу ты. Растерялся из-за сраного венка! От ребенка! — Так, Лютик, я взрослый человек, что это за… — Это венок, — сказал Лютик, пожав плечами, все еще держа Ламберта за лицо, несмотря на то, что тот выпрямился и стал несколько выше Лютика — аж на целую голову. — Моя благодарность за то, что ты… объяснил мне это. Я, конечно, еще сбиваюсь и отвлекаюсь, но это… помогает. Ощутить себя спокойнее. Как сон, только осознанно. Ламберт растерянно кивнул, ощущая, как все еще сильно билось сердце. От венка, от улыбки Лютика, от его рук на своих щеках. — Улыбнись, — Лютик насупился и потянул его за уголки губ. И Ламберт, неожиданно для себя, рассмеялся. По-человечески. Не фальшиво, не пугающе, не неприятно. Самый обычный искренний человеческий смех. Такой теплый и светлый, что Лютик аж замер от удивления. Геральт так никогда не смеялся рядом с ним. — Спасибо, — кивнул Ламберт, поправляя на себе венок. — Миленько. — Ты… то есть мы. Мы еще попробуем? — Да, — он пожал плечами, — я же сказал, что хочу до конца раскопать твои способности. А теперь давай, запрыгивай, уже поздно, надо бы вернуться в замок. Лютик кивнул, идя к своей лошади, размяв плечи. Ламберт ощущал себя придурком Но отчего-то довольно-таки счастливым придурком. Он помог Лютику забраться на лошадь, хотя тот как-то, наверное, мог и без него справиться. Ламберт заметил, что Лютик был очень усидчивым и быстро учился, но почему-то не отказался от его помощи. Ехал Лютик в этот раз более уверенно, что-то напевая себе под нос, и Ламберт захотел, внезапно, послушать его пение полноценно. Без лишних людей, голосов и шума. Чтобы он спел ему. Отчего-то Ламберт этой мысли смутился. Какой-то интимной она показалась, что ли. Вернулись они аккурат к моменту, когда все заканчивали ужинать, и Лютик буквально рванул к тарелкам, видимо, тревожась, что еды может не остаться. — Миленько! — громко сказала Цири, сверкнув в сторону Ламберта взглядом. Ламберт опомнился о венке. — Тебе идет фиолетовый, — подмигнул Эскель. — Завидуйте молча, — закатил глаза Ламберт и венок, все-таки, не снял. — Вам венки не плетут, вот вы и злитесь. — Тебе Лютик сплел венок? — спросил Геральт, хмуро смотря в его сторону. Ламберт заметил, как Йеннифер рядом с ним удивленно раскрыла глаза. Будто бы Ламберт упустил какую-то очень важную деталь, будто бы этот венок что-то означал, но он этого не заметил. — Нет, я сам себе его сплел, у меня ж руки золотые, — оскалился Ламберт, садясь за стол. — А ну руки прочь от него, — Ламберт ударил Койона по руке, когда тот потянулся к венку. — Тебе когда сплетут, тогда и будешь лапать. Лютик рассмеялся с куском мяса за щекой. — Лютик, это нечестно! — запротестовал Койон. — Почему ты самому обиженному хрящу плетешь венки? За какие заслуги? — А за какие-то, — хитро прищурившись, пожал плечами Лютик, запивая еду водой. А потом заприметил в кубке Эскеля вино и поднял на него взгляд. Тот кивнул ему, пододвинув его к нему, и Лютик радостно за него схватился. — У меня такое чувство, что у тебя проблемы с алкоголизмом скоро начнутся, — сказала Йеннифер, все еще смотря краем глаза на Ламберта. Геральт так вообще неприкрыто на него пялился как будто он Лютика прилюдно растлил, честное слово. — Неправда, — с полным ртом запротестовал Лютик. — Лютик? — позвала его внезапно Цири. Йеннифер тяжело выдохнула. Не могла же она сказать Цири, что нет, она может не пытаться. Не в этом случае. И Лютика винить ей в этом не стоило. — М? — промычал тот. — Так ты сейчас свободен? — О, черт, я забыл, — Лютик уставился, нахмурившись, в пространство перед собой. — Может быть завтра? Я так устал, честное слово. Цири вместо ответа тоскливо улыбнулась и кивнула. Геральт посмотрел на нее, и Цири, увидев его взгляд, глянула на него. Он улыбнулся ей — и она улыбнулась ему. Лютик опустил взгляд, ощущая острый укол зависти и обиды. Почему Геральт, блять, просто не улыбнется ему? Койон и Ламберт все еще ругались за право потрогать венок. — Ну и ладно, — фыркнул Койон. — Мне Цири сплетет, да? — он подмигнул ей. Она удивленно посмотрела на него, будто испугалась чего-то, а потом сказала: — Ну, не знаю. Если посчитаю, что ты заслужил. — Господи, кого мы вырастили! — возведя глаза к небу, воскликнул Койон. За столом все рассмеялись. Кроме Лютика, смотрящего на Геральта так, будто звал одним взгляд. Кроме Йеннифер, которая заметила это. Кроме Ламберта, который смотрел на Лютика и не понимал, что творилось в его душе. После ужина, когда все расходились, Йеннифер окликнула Ламберта, и тот едва на месте не подпрыгнул от шока. — Чего тебе? Будешь за каждый день, приведенный с Лютиком, требовать отчета, да? — Нет, — она покачала головой, выдохнув и выровнявшаяся с ним на одну линию, смотря на венок. — Он тебе его сплел, да? Просто так? — Сказал, как благодарность за то, что я помогаю ему с медитацией, — пожал он плечами. — А вот вы чего с Геральтом на пару так на меня пялились, будто я человека убил? Хотя как будто в этом что-то новое есть, — он махнул рукой, тяжело выдохнув. — Просто. Просто так, — хмыкнула она, едва заметно улыбаясь. — Это глициния, — внезапно сказала Йеннифер. Ламберт резко остановился и снял с себя венок, рассматривая его. — Ну и что? — На языке цветов: «добро пожаловать». Ламберт медленно моргнул, глядя на Йеннифер, а потом снова перевел взгляд на венок. — Тут еще, — Ламберт присмотрелся и, аккуратно поддев цветы, сказал: — белый клевер вплетен. Йеннифер вздернула брови и присмотрелась, в самом деле увидев вплетенный клевер. — А он что значит? — спросил он, посмотрев ей в глаза. Йеннифер раздосадованно моргнула, потом неоднозначно улыбнулась и, пожав плечами, сказала: — Найди сам, если так тебе это интересно. — Эй! — крикнул он ей, но она быстрым шагом пошла вперед по коридорам. Ламберт остался стоять на месте, растерянно смотря на венок, который отчего-то заставлял его улыбаться. Это было тупо. Конечно же это было тупо — в девять вечера спешно пойти в библиотеку, чтобы найти книгу, связанную с гребаными цветами, чтобы просто узнать, что значит сраный цветок, которому Ламберт, до слов Йеннифер, не придавал никакого смысла. Он потратил на это больше двух часов, пытаясь найти в заваленной всем и вся библиотеке что-то о гребаных цветах. Черт возьми, если бы ему хотя бы месяц назад сказали, чем он будет заниматься, он бы счел этого человека сумасшедшим. Зажегши агнием свечу, он спешно пролистал страницы, и, наконец, нашел. Белый клевер — «думай обо мне». Ламберт моргнул и раздосадованно почесал затылок.