Целуемся хищно И думаем вещно; Внутри меня лично Ты будешь жить вечно. Полозкова.
Хорошо долго быть не может. Случаются срывы, нарушения, что угодно. Лютик знал это, и так же он знал, что как бы он не старался игнорировать эту муку по Геральту, но она все равно жила в нем. Он думал, что должен что-то сделать, что-то получить… Йеннифер говорила, что это простой гештальт. Гештальт не исчезает по щелчку пальцев. Ослабевает, но держится до последнего. Если бы только Лютик знал, что ему требовалось сделать. Геральт для него все еще был недосягаемым идеалом. Несмотря на то, что он давно уже понял, что Геральт самый… обычный. Со своими минусами и плюсами, недостатками, слабостями — он такой же как и Ламберт. Как и Йеннифер. Может, даже как Лютик. Но в его глазах он все еще был божеством. Он понял, что будет бороться с этим вечно, хотя чем больше он общался с Ламбертом, тем больше забывался. Будто… в самом деле увидел в нем то, что так и не смог получить от Геральта. И… что-то еще. Особое чувство. Кажется, об этом говорила Йеннифер. И это чувствовал Лютик каждый раз, когда Ламберт обнимал его. Когда Лютик ощущал запах его кожи, тепло тела, твердость его мышц. Когда ощущал жесткую щетину на своей щеке или шее. Ламберт ведь не должен был его обнимать… Лютик запутался. На улице уже садилось солнце. Лютик сидел в главном зале с Ламбертом и Эскелем, что-то обсуждая. В основном слушая ведьмачьи байки, на которые Эскель особенно был щедр, когда выпьет. Хотя Эскель сам по себе щедрый. Лютик слушал и смеялся, стараясь игнорировать то, как Ламберт, закинув руку на спинку дивана, на котором они сидели, ненавязчиво выводил круги пальцем на его плече. Ничего такого, абсолютно ничего такого. Обычное касание, лишенное интимности. Но Лютика так будоражил факт того, что Ламберт таким образом поддерживал с ним контакт, не давал забыть о том, что он рядом. В комнату вбежала возбужденная Цири с мечом наперевес. — А я иду с Геральтом за грифоном! — Ничего себе, — Эскель искренне удивился, потому что на такие крупные миссии Цири они пока не брали. — А Геральт об этом знает? — Я ей и предложил, — хмыкнул зашедший в комнату Геральт, закрепляя ремни на груди, которые держали мечи. Эскель выглядел так, будто гордился Цири. Ламберт, в отличии от него, не проявлял к этому никакого интереса, продолжая задумчиво пялиться на плечо Лютика. Может в самом деле задумался. — Весемир сказал, что его чешуя и печень как раз ему сейчас нужны. Ну и Цири попрактикуется, а то засиделась, — Геральт похлопал ее по плечу, улыбаясь. — Я лично из него печень достану! — довольно сказала Цири, вытирая нос рукой. — А… можно с вами? — спросил Лютик, вскинув голову, смотря на Геральта. Ламберт, который, как думал Лютик, вообще их не слушал, внезапно перестал вырисовывать загогулины на его плече, и поднял на Лютика взгляд. — Ну, просто… я давно хотел столкнуться с чем-то таким, — он нервно улыбнулся, пожав плечами. Он видел краем глаза как Ламберт улыбнулся. Именно улыбнулся. Не усмехнулся. На долю секунды, незаметно, но это ободрило его. — Кстати, а почему бы и нет? — пожал плечами Эскель. — Пацан хорош как ни крути. Магией пока, вроде, не обладает, но орудует мечом хорошо. — Круто! Да! Давай возьмем Лютика с собой! А то ты нудный иногда бываешь жуть, с ним веселее! — довольно воскликнула Цири, едва не хлопая в ладоши. Лютик воодушевился, широко улыбаясь. От предвкушения у него даже сердце заколотилось быстрее. Он мог мало того, что использовать свои навыки на практике, так еще и перед Геральтом! Дух перехватило от восторга и перспектив. Тем более Ламберт и Йеннифер почти помогли освоить магию, и, может быть, Лютику получится даже использовать какой-то знак! Геральт сказал, уверенно и непоколебимо: — Нет, он не пойдет с нами. Тишина, которая повисла после его фразы, была звенящей и громкой. Лютик ощутил как собственное сердце неприятно сжалось. Цири и Эскель удивленно посмотрели на Геральта. Ламберт рядом хмыкнул у уха. Лютик попытался снова: — Но почему? Цири можно, а мне — нет? Я ведь старше ее, и практикуюсь я с чуть более раннего возраста! — его дыхание едва не сбилось от волнения и надежды. Он едва руками не замахал. — Я пригожусь, вот увидишь! — Нет значит нет, Лютик. Я не подпущу тебя к чему-то такому опасному. — Хватит! — Лютик едва не гаркнул, но вовремя себя одернул. Он увидел краем глаза, как Ламберт удивленно вскинул брови. — Я не ребенок! Мне не десять! Я не тот новорожденный, которого ты боялся взять на руки из-за страха мне что-то сломать! Геральт, посмотри на меня! Уже настал тот период, когда я боюсь кого-то сломать напором! Открой глаза! Я могу пойти с вами! Дыхание сбилось из-за обиды и злости. Он больше не ребенок, он прекрасно держал меч, его хвалили ведьмаки, им гордилась Йеннифер! Неужели, черт возьми, и этого мало? — Лютик, это не обсуждается. Махать мечом с ведьмаками — пожалуйста. Но грифон — не Эскель, не Койон, не я и даже не Ламберт. Он не застынет в метре от твоей шеи, когда ты выдохнешься. Это серьезно, Лютик. Серьезнее всего, что тебе приходилось видеть ранее. — Я не увижу ничего серьезнее, если ты мне не дашь это увидеть! — Лютик не хотел выносить их перепалки на люди, но… но сейчас не время быть обходительным и аккуратным. — Я смогу. Правда, смогу, и все будет в порядке. — Лютик, — голос Геральта прозвучал раздраженно. Лютик ощущал себя все более маленьким и беззащитным. — Ты будешь мешаться, понимаешь? Мне и так надо будет следить за Цири, а тут еще и за тобой? — За мной не надо следить. А если так боишься, то давай возьмём на подстраховку еще одного ведьмака! Койона или Ламберта? Ламберт, ты же пойдешь, да? — Лютик повернулся к нему и посмотрел с такой надеждой, что Ламберт едва не вздрогнул, но он лишь медленно кивнул. Конечно пойдет. Ради Лютика — хоть к грифону в пасть без оружия. — Вот! — Нет. У Лютика опустились плечи и он уставился на Геральта таким взглядом, будто при нем умер кто-то, кого он очень сильно любил. Это заметили все, и Эскель даже хотел что-то сказать, но Ламберт его опередил: — Геральт, в самом деле, пацан не так слаб, каким ты его хочешь видеть. Бери и не думай, не обижай мне тут ребенка. — Ламберт, не смей говорить так, будто это твой ребенок. Ты не поймешь. — Ну да, куда уж тут мне, — закатил глаза Ламберт. — Только давай по-честному: кто с ним тренируется каждое утро? Кто его обучает новым техникам? Кто видит его рост? Кто, в конце концов, обучает его знакам и медитации? Ты? Ой, стойте-ка, — он состроил карикатурно удивленное выражение лица. — Это же все я! Именно поэтому я знаю, о чем говорю и я могу оценить риски. Лютик не хуже любого из нас в двадцать лет. А ты вспомни, что ты делал в двадцать. — Я не желаю тебя слушать. Могу сказать тебе спасибо за такой неоценимый вклад, но это не значит, что тебе виднее. Я не хочу рисковать. — Но Геральт! — Лютик всплеснул руками. Обнадеженный словами Ламебрта, он снова попытался: — Чем я хуже Цири? — Ничем! — уверенно заявила Цири, до этого не готовая влезать в такую напряженную перепалку. Геральт устало выдохнул и потер глаза. Резко отошел в сторону, взял подсвечник со свечой и всунул Цири под нос. — Зажги, — попросил он. Цири зажгла его легким движением руки. Геральт кивнул и затушил его. А потом поставил перед Лютиком, сказав ему: — А теперь давай ты. Лютик заметил, как неприятно усмехнулся Ламберт. Он знал, что если Лютик сейчас постарается, то зажжет ее запросто. Они достаточно уделили времени этому моменту, Лютик научился слушать себя и свое тело. Но Лютик… Лютик даже не начал стараться. Он лишь поднял тяжелый взгляд на Геральта, полный разочарования. Проблема была не в магии. Лютик не дурак. Он знал, что даже если и зажжет ее, Геральт придумает что-то еще. Геральт не хотел видеть, что он умел, чему научился, насколько силен он был. Лютик только прошептал, глядя в глаза: — Видел Бог, я пытался. А потом быстро встал — скорее, вскочил — с диванчика и быстрым шагом, едва не убегая, вышел из зала. Все растерянно уставились в его спину, Цири хотела пойти за ним, утешить, объяснить, что Геральт тот еще идиот, но она застыла на полушаге, когда услышала, как Ламберт встал с дивана. Посмотрев через плечо, она увидела, как тот размял плечи и, смотря Геральту в глаза, сказал: — Какой же ты охуетительно тупой. И вышел. Цири видела, что он пытался сделать шаг непринужденным, но она все еще не дура и все еще не слепая. Он торопился и он был взволнован, почти напуган. Она моргнула. Может, не настолько он и глупый. Может и вправду… Тупой только Геральт. Она посмотрела на него, сжав губы. Геральт выглядел разбитым, растерянно пялясь на ту гребаную свечу. И он сказал, выдохнув, ощутив взгляд Эскеля и Цири на себе, эти обвиняющие взгляды: — Не судите да не судимы будете. Цири поджала губы и сказала, тихо и сдавленно: — Ты сделал ему больно. Геральт выдохнул и подошел к дивану. Сел на него, потер лицо руками и сказал: — Я знаю, милая, я знаю. Эскель выдохнул и потер виски. А потом похлопал его по плечу и встал, забрав недопитую бутылку вина. Цири проводила его взглядом и присела рядом с Геральтом. Она обняла его за руку и, уткнувшись лицом в его плечо, сказала: — Я знаю, что ты стараешься. И Йен знает. Но лучше бы ей не знать, как именно ты стараешься. Геральт горько усмехнулся и кивнул. Выпрямился, потрепал ее по голове и улыбнулся. Тоскливо и грустно. Он старался, чтобы Лютик был в безопасности, чтобы не нашел себя в отражении лужи крови, найдя это обворожительным. Он старался просто защитить Лютика. Не дать ему стать тем, кого он так страстно желал увидеть в Геральте. Это единственное, что он мог.***
Лютик посчитал, что поступил наиболее правильным образом. Не стал истерить, не разрыдался, не стал в самом деле стараться, зажигая свечу. Знал, что бесполезно. Он гордился собой два лестничных пролета. На третьем он позорно разрыдался, переходя на бег, чтобы быстрее добежать до комнаты, закрыться в ней и не видеть никого до завтра. Сердце выворачивалось наизнанку. Будто бы кто-то разорвал его грудную клетку, переломал ребра и сжал его сердце, заставляя сокращаться и пульсировать. Неприятное давление внутри отдавало болью, поднималось к глотке, заставляя задыхаться. Он закрыл за собой дверь и рухнул на кровать, пытаясь вытереть лицо и успокоиться. Его трясло, вместо красивого мужского плача — сквозь зубы и без звуков — вырвались некрасивые хныканье и судорожные выдохи. Его мелко трясло, руки дрожали. Он ведь не просил носиться с ним, тренировать, а просто взять с собой. Просто чтобы он хотя бы увидел! Он вздрогнул, когда услышал, как тихо скрипнула дверь. Судорожно выдохнув, он только смог тихо просипеть: — Оставь меня одного. Послышался тяжелый выдох за спиной. Больше всего на свете Лютик хотел, чтобы его не оставляли одного. Но так же он не хотел, чтобы его видели настолько слабым. Дверь закрылась. Лютик сглотнул. И за спиной раздались шаги. Кровать рядом прогнулась и проскрипела. — Давай, иди сюда. Лютик вздрогнул, когда его обняли за плечи, прижали к себе, но вырываться не стал. Поерзал, сжался еще сильнее, утыкаясь лбом в свои колени, но больше ничего. Ламберт снова выдохнул, подсел ближе, обнял со спины, прижал к себе. Поцеловал в макушку, протиснул одну руку меж его ног и корпуса, обняв за живот, другой потрепав по волосам. Глубоко вдохнул запах его волос, а затем — тяжело выдохнул. Он ничего не говорил, но это и не нужно было. Лютик сам поерзал, чуть раскрылся и повернулся к нему лицом. Ламберт погладил по спине, глядя в глаза, утирая большим пальцем мокрые щеки. — Ты красивый даже когда плачешь, — сказал он тихо, шепотом. — Но не надо, — он усмехнулся, посмотрев в глаза. — Это лишнее. Ты можешь найти более практичные украшения, которые бы тебе подошли. — Так говоришь, будто мне идет зареванное лицо, — всхлипнул он и подсел ближе, позволяя обнять крепче, прижать теснее. Перекинул ноги через колени Ламберта, обнял за талию и прижался щекой к его плечу. Это в самом деле было ему нужно. Ламберт. И его объятья. Ощущать, как он укачивал его в своих руках, как вытирал его щеки. Как смотрел. Так, как еще ни разу. — Идет, — кивнул он, аккуратно беря за подбородок и смотря в глаза. — Я же сказал, что ты и сейчас красивый. — Жаль, что с красоты никакого толка, — он потерся щекой о его плечо, шмыгая носом. — И с силы. И с умения мечом махать. И с медитации. И с магии. — Нет, — покачал головой Ламберт, прижимаясь горячими губами к его лбу. — Вовсе нет. Ты значишь многое. Очень многое, — он сделал паузу, вдохнул, поджал губы, прижался носом к его макушке, выдохнув: — Не только для меня. Лютик вздрогнул в его руках. Застыл на мгновение-другое, а потом потянулся рукой вверх. Погладил по колючей щеке и медленно отстранился, чтобы посмотреть ему в глаза. Он спросил, тихо и неуверенно: — Для тебя? Я значу многое для тебя? Его голос дрогнул, рука так и застыла на его щеке, пока Ламберт смотрел ему в глаза, продолжая укачивать в своих руках. Он усмехнулся, покачав головой. — Да. Ты значишь многое для меня. Даже зареванным и абсолютно в себе неуверенным. Лютик улыбнулся, уголки его губ дрогнули. — Я чувствую себя глупо, — прошептал он, поглаживая щетину, спускаясь ниже, по шее к ключичной ямке, и снова вверх. — Ты… ты пережил нечто куда более страшное. У тебя не было родителей, ты так долго не знал любви… Ты страдал, страдал много и ужасно. Чудом выжил, а после не был уверен, что должен был выжить вообще. А я… я просто сижу и реву из-за того, что мой несостоявшийся отец не хочет меня признавать. Не хочет замечать меня. — Все-таки ты считаешь его своим отцом? — Да. Он… тренировал меня в детстве, а я вон из кожи лез, лишь бы он меня заметил. Я даже не уверен, что заимел популярность ради себя, а не чтобы доказать что-то ему. Я и меч держу только ради него. Обучаюсь магии, чтобы доказать ему, что я чего-то стою. Но… я думаю, что рано или поздно он снова уйдет. Просто оставит меня так же, как и тогда. Я глупый, потому что не желаю видеть свет, не желаю видеть людей, которые могут в самом деле заменить мне его. И я просто… просто трачу свое время зря. Ламберт досадливо усмехнулся, погладил по голове и прижал его к своей груди, продолжая укачивать. — Все нормально. Это не делает тебя глупым. И нет, никто не заменит его, я понимаю это. Тут не вылезет еще один человек, который станет тебе отцом. — Я знаю, но я… я просто пытаюсь увидеть его в тебе. Я пытаюсь найти отца в тебе. Так нельзя. Ламберт грустно выдохнул и снова прижался губами к его лбу. — Нельзя, — согласился он. — Когда-нибудь ты перестанешь. И все наладится. Это нормально, что у тебя все еще проблемы с отцом, — он погладил по щеке, прижался ладонью, заставляя вскинуть голову и посмотреть в глаза. Лютик доверчиво поднял на него взгляд покрасневших глаз, накрывая тыльную сторону ладони Ламберта своей. — А у меня проблемы с тобой, — он тоскливо улыбнулся и пожал плечами. — Поэтому я пытаюсь заменить тебе Геральта. Это замкнутый круг, — его голос звучал тоскливо, и Лютик вслушивался в него как в самую прекрасную музыку. Он смотрел как зачарованный на его лицо. Еще никогда он не был настолько прекрасным как сейчас. Настолько открытый и беззащитный. Для него, для Лютика. Ни для кого другого. Эта открытость заставляла Лютика забываться. — Если бы… если я был твоим отцом, я бы делал все возможное. Убегал и прятался вместе с тобой, носился бы с тобой по цветочным полям и выучил бы этот язык цветов. Спасал бы кошек с деревьев, потому что тебе стало их жалко, — он улыбнулся, видя, как улыбался Лютик. Не мог не улыбаться. — Я знаю, как много для тебя это значит, — поддавшись головой вперед, он коснулся его лба своим, прижимая к себе. — Так что просто поплачь. Это единственное, что ты можешь сделать сейчас. Время не ускорить. Предназначение не изменить. — Ты ведь не веришь в него, — прошептал Лютик, пряча лицо в его шее, судорожно выдыхая. — Не верю, — ответил он, шумно вдыхая. — Но я верю, что Йеннифер привела тебя сюда не просто так. Я верю в тебя, Лютик. Лютик сжался сильнее в плечах, будто пытался… потеряться в Ламберте. Понять его так, как никто не понимал. Потому что никто и не стремился. Даже сам Ламберт. Но Лютик знал, что он не тот, кем хотел казаться. Не злой, не сердитый, не грозный. Несчастный, пытающийся защититься. Так и не понятый, не принятый, не согревшийся. — Я понял, — внезапно прошептал Лютик в его шею, крепче обнимая. Так, что у Ламберта едва ребра не заболели. — Сейчас я понял. — Что? — почти шепотом спросил Ламберт в его макушку. — Ты был такое время плохим от того, что тебя никто не берег. Ламберт вздрогнул. Выдохнул. И ничего не сказал. Только закрыл глаза и погладил по спине. Говорить больше было нечего. Да и незачем. Они прекрасно друг друга поняли. И понимали еще лучше и четче с каждой секундой, проведенной в тесных объятьях, деля между собой даже воздух и ритм сердец.***
Лютик проснулся не один. В отличии от всех тех разов, когда его успокаивал — пытался успокоить — Геральт, сейчас он проснулся не один. Он плохо помнил, как заснул. Ламберт что-то шептал ему в макушку, укачивал в своих руках, а потом боль ушла. И Лютик проснулся. И боль все еще не пришла. Он ощутил тепло — нет, даже жар — чужого тела. Дыхание в свою макушку. Тяжесть чужого тела на своем собственном. И сердцебиение. Его сердцебиение. Лютик медленно открыл глаза, утыкаясь взглядом в участок открытой кожи. На серебряную цепочку. Ключичную ямку. Край черной рубашки. От Ламберта пахло деревом, солодом, немного потом и жаром — нечеловеческим и согревающим. Мешанина запаха почему-то показалось приятной, и это… было абсолютно тепло. Быть в коконе его рук. Ощущать вес его ноги на своей талии, как скреплены в тиски руки за плечами, прижимаясь щекой к ключицам. Лютику показалось на секунду, что в его жизни не было момента прекраснее. Слышать его равномерное дыхание и медленный-медленный ритм сердца. Лютик медленно коснулся ладонью его груди там, где билось сердце. Не спеша и почти не слышно. Тепло его кожи обжигало. Лютик, казалось, даже не дышал. Он медленно вскинул голову. Ламберт поморщился и опустил голову ниже, пряча лицо в его шее. Лютик едва сдержался, чтобы не выдохнуть от ощущения того, как щетина приятно терлась о его шею. Лютик посмотрел в окно, на улицу, где давно встало солнце, и с трудом чуть ослабил хватку Ламберта, дав себе чуть больше места, и обнял рукой за шею, поглаживая по затылку. Нет, не было в Ламберте ничего по-настоящему плохого. Он просто выпустил иголки, пытаясь защититься, принимая доброту за слабость. Сейчас-то Лютик прекрасно знал, что Ламберт абсолютно такой же, как и все. Со своими тараканами, но тоже — любящий и желающий. И Лютику показалось таким нечестным, что Ламберта никто не любил и не желал в ответ. Но теперь он здесь. И он покажет ему, что он тоже желанен и любим. Что не всем все равно. Люди не холодные статуи, думающие лишь о своем комфорте. А пусть даже оно и так… ведь нередко оказывается так, что твой комфорт зависит от комфорта другого человека. Ламберт проснулся через несколько мгновений — видимо, из-за шевелений Лютика, потому что он абсолютно точно не выглядел так, будто выспался. С трудом разлепив глаза, он уставился мутным неясным взглядом на Лютика. И Лютик внезапно широко-широко улыбнулся. Таким Ламберта он еще не видел. Он мог выглядеть расслабленно и открыто во время медитации, но так… так он еще не выглядел. Невыспавшийся, сонный, с заломом от подушки на щеке и явно не ориентирующийся, он был по-особенному беззащитным. Явно бы сейчас не отразил атаку и с трудом бы вспомнил свое имя. — С добрым утром, — прошептал Лютик, поглаживая кончиками пальцев колючую щеку. — С добрым, — сонно протянул Ламберт прежде чем снова грохнуться на подушку и прикрыть глаза. Лютик ощутил легкое поглаживание по волосам, по затылку. — Блять, как рука затекла, — Ламберт дернул ту руку, на которой лежал Лютик, и тот ойкнул и поднял голову. Ламберт перевернулся на спину и потянулся. Лютик пялился на него как завороженный, глядя на него такого заспанного, только проснувшегося, потягивающегося как большой кот. Рубашка выбилась из пояса, и Лютик невольно задел взглядом оголившийся живот — шрам, едва виднеющийся, напряженные мышцы и полоску жестких волос, идущих к паху. Быстро отвел взгляд и снова посмотрел на его лицо. Ламберт потер кулаками глаза и зевнул, прикрыв рот рукой. И снова откинулся на подушки. Лютик медленно подобрался к нему ближе, уперевшись предплечьями о его грудь. — Ты такой красивый, — прошептал он на полувыдохе. Ламберт уставился на него так, будто испугался. Широко раскрыл глаза, затушевался, проморгался. Потом нахмурился и отвернулся. — Оууу, ты смутился, — умилился Лютик. — Боже-боже. — Я не смутился, — пробубнил он себе под нос. А потом резко поменял тему: — Как ты себя чувствуешь? Лютик придурковато улыбнулся и чуть склонил голову в бок, касаясь подушечками пальцев его шрама. Он ощущал себя счастливым. — Чудесно. Я чувствую себя чудесно, — едва не пропел он, глядя на такого по-домашнему уютного, сонного Ламберта в утреннем солнечном свету на смятых простынях. — Аж так? — все еще хриплым из-за того что толком не проснулся голосом спросил Ламберт, протянув руку вперед, а потом почему-то замер, будто опомнился, и только убрал волосы с глаз. — Аж так, — мурлыкнул Лютик и подался вперед, потеревшись своим носом о нос Ламберта. Ведьмак явно испугался такого жеста, дернулся, но не отдалился. Потом снова смущенно отвел взгляд к окну, будто ему очень интересно утреннее голубое безоблачное небо. — Спасибо, — продолжал Лютик, игнорируя то, что Ламберт определенно не привык, что кто-то по утру дает ему столько нежности. — За то, что я тебе дал мне руку отлежать? — фыркнул он, вздернув бровь, будто в самом деле не понимал, о чем шла речь. — Не-а, — довольно сказал Лютик, потеревшись щекой о его шею. Лютик догадывался, что у Ламберта определенно обширный опыт в сексуальных отношениях, но полное его отсутствие в простой человечности. И Лютика безудержно умиляло то, как по-мальчишески Ламберт его смущался. — За все те слова. За то, что пришел ко мне, утешал… остался… — он пожал плечами, теребя пуговицу на его рубашке, а потом грохнулся на бок и уложил голову тому на плечо. — За то, что ты такой чертовски милый. — Лютик, — грозно сказал Ламберт. — Что? — отозвался тот, потираясь носом о его шею, шумно вдыхая такую мешанину запахов из алкоголя, дерева и соли. — Я тебя за нос сейчас укушу. Лютик хихикнул и снова оперся на руку, нагло улыбаясь. — Кусай. Ламберт прищурился, сделал резкий выпад и клацнул зубами аккурат возле носа. Лютик рассмеялся и уткнулся лбом в ключичную ямку, ощущая, как подрагивали плечи Ламберта от того, что тот тоже рассмеялся. Лютик глубоко вдохнул его запах, прикрывая глаза, и подтянулся вверх, утыкаясь носом под линией челюсти. Ощутил, как Ламберт напрягся. А сам Лютик ощущал, как замерло его собственное сердце. — Лютик, — достаточно четко и увесисто сказал Ламберт, ощущая, как обжигает тепло его губ у кадыка. О, черт возьми. — М? — протянул Лютик, ощущая, как дернулся кадык от того, что Ламберт шумно сглотнул. Напрягся всем телом. — Что не так, папочка? — явно издеваясь, протянул Лютик. — Ты же сказал, что делал бы все, что я хотел бы, будь ты моим отцом? — хитро щурясь, протянул Лютик, касаясь носом бьющейся жилки на шее. И ощутил нетерпимое желание попробовать его кожу на вкус. Она тоже будет на вкус как солод? Как пьяная вечеринка? — Но я не твой отец, — сказал он таким голосом, будто даже дышал с трудом. Лютик усмехнулся и оперся на руки, нависая сверху. Ламберт вскинул бровь, смотря в глаза. — Но ты делаешь для меня все-е-е, — он опустился ниже, согнув руки в локтях, вдыхая в его губы, но не позволяя себе большего. Не решался. — Как хорошо, что ты не мой отец, — протянул он, ощущая запах его губ. Красное вино, солод, пряности. — Намекаешь, что это вышло бы у меня плохо, а? Ну-ка, что ты имеешь против моих отцовских замашек? — Ламберт рыкнул и, резко схватив за предплечье, откинул Лютика на спину, нависая сверху. Лютик рассмеялся, раскинувшись под ним, явно даже не думая сопротивляться. — Ничего, но ведь это было бы чертовски странно, — усмехнулся он, склонив голову к плечу, смотря в глаза. — Странно что? — не понял Ламберт, слабо вздрогнув, когда Лютик прижался коленями к его напряженным боковым мышцам. — Если бы ты был моим отцом, — Лютик словил губами болтающийся в воздухе амулет, и Ламберт снова вздрогнул. Вкус амулета — вкус железа. Он не мог сохранить вкус кожи Ламберта, хотя Лютик так надеялся. — То в таком случае было бы странно то, что меня заставляет трепетать одно лишь твое имя. Ламберт подвис, уставившийся на Лютика сложным взглядом, глядя на него с чертовски напряжённым лицом. Лютик рассмеялся, откинув голову назад. — Так, слушай сюда, ты, — начал Ламберт, явно забавляясь. — Если ты думаешь, что ты можешь так запросто издеваться над взрослым уставшим ведьмаком, то… — То? — То будь готов встретиться с последствиями. Лютик закусил губу, понимая, что у него утяжелилось дыхание. Это явно не проблема, чтобы понять, для кого-то вроде Ламберта. Лютик медленно коснулся кулона, взял у основания, наматывая на палец, заставляя Ламберта опуститься ниже. — С какими? — он облизал пересохшие губы. — С теми, что мне придется тебе показать, от чего ты в самом деле будешь трепетать. Лютик растянулся в усмешке, закусив губу, а потом резко дернул кулон на себя, из-за чего Ламберт подался вперёд, застыв в нескольких сантиметрах от его губ. — Да, пожалуйста, — прошептал Лютик, он уже не просто трепетал, нет, он буквально горел, ощущая, как заполошно билось сердце и как пальцы немного подрагивали. Это было так волнительно — удерживать Ламберта за цепочку. Такого дикого зверя — удерживать. Он опустил взгляд на его губы — пухлые, чуть округлые, наверняка мягкие. Такие губы не у каждой девушки есть, не то что у мужчины. Он глубоко вдохнул, ловя губами его дыхание, медленно коснулся губами его подбородка — почти невесомо — проходясь вверх, задевая губы и нос. Судорожно выдохнул, услышав, как сдавленно рыкнул Ламберт. Лютик нервно теребил цепочку, с трудом не ерзая. — Я не хочу, чтобы ты жалел об этом, — внезапно прошептал Ламберт. — Я и не буду, — у Лютика содрогнулся голос. Сердце билось тяжело от ожидания, руки полноценно дрожали, и Ламберт буквально ощущал эти колебания цепочки. — Геральт отвертит мне голову, если узнает, — хмыкнул Ламберт, чуть склоняя упомянутую голову вправо, и Лютик снова судорожно выдохнул, теснее сжав коленями его бока. — Какое ему дело? — Какое-то, — хмыкнул Ламберт, чуть нажав большим пальцем на нижнюю губу, поглаживая. — Господи, Ламберт, поцелуй меня наконец, — попросил Лютик почти жалостливо, сгорая от томления. Черт возьми, Лютик не думал, что может быть так. От ожидания поцелуя. Одного гребаного поцелуя. Ламберт был ебаным Богом, не иначе. Ведьмак усмехнулся, облизав губы и посмотрел в глаза. У Лютика сердце окончательно перестало биться от встречи с этими горящими медью глазами. Голодными почти, но больше — знакомыми и такими привычными. — Поцеловать? — явно издеваясь, уточнил Ламберт. — Да, пожалуйста, — Лютик дернул цепочку на себя сильнее и сердце подскочило к глотке, когда он буквально ощутил жар губ Ламберта на своих. Еще немного, так близко. — Пожалуйста, — умоляюще, просяще. Ламберт то ли издевался, то ли колебался. Дразнил запахом крепкого алкоголя на своих губах, жаром и крепостью своего тела, своим взглядом, но так и застыл в одной позе, позволяя Лютику тянуть его на себя, управлять им, но не делал ничего. У Лютика сердце заходилось в диком ритме от предвкушения. — Ты, блять, играешься с огнем, мой мальчик, — прохрипел Ламберт, и Лютик чувствовал, как у того участилось дыхание и даже пульс. — Боже, да. Твой мальчик, — прошептал Лютик, ощущая, как помягчело все тело. — Твой маленький мальчик, для которого ты делаешь все возможное. Это было спусковым крючком для Ламберта. По крайней мере, Лютик узнал его слабые точки. Ламберт судорожно выдохнул, выругался себе под нос, а потом прижался губами теснее. Лютик едва не запищал от восторга, хотя Ламберт ничего толком не сделал. Ведьмак застыл так на долю секунды, потом провел языком по нижней губе и легонько прикусил, оттянув. И медленно обхватил, посасывая. Лютик вздрогнул, выдохнул и ответил почти в тот же миг — обхватил верхнюю губу, продолжая одной рукой держать за цепочку, а другой медленно коснулся его колючей щеки, поглаживая. Ламберт легонько снова прикусил ее, провел языком и вновь обхватил. Навалился сверху всем телом, придавливая весом к кровати, и Лютик пораженно выдохнул, ощущая, как Ламберт примостился своими бедрами меж его ног, вжавшись. Подобная близость и жар ударили по нервам, и Лютик весь напрягся в его руках, замер, затаил дыхание. Сердце билось заполошно, дыхание сбилось. Ламберт чуть оттянул губу, а потом провел языком. Выдохнул, оперся на локти, склонив голову сильнее и снова повторил — обхватил нижнюю губу, чуть посасывая, прикусил, провел языком и в этот раз прошел дальше. Лютик приоткрыл рот, отвечая на поцелуй так, будто бы целовался впервые. Он пытался взять себя в руки, но не был уверен, что это действительно было необходимо — Ламберт дышал тяжело и сбито, видимо, находя подобную «неопытность», вызванную волнением, вполне возбуждающей. Горячий язык скользнул по внутренней стороне губы, и вверх, обрисовывая верхнюю. Ламберт легонько укусил за кончик языка, обхватил его, и Лютик, выдохнув, провел по нижней губе, и снова — широко проведя от нижней к верхней. Ламберт судорожно выдохнул, укусил за губу, и провел языком от подбородка до нижней губы, обхватил, посасывая, и приоткрыл рот, когда Лютик провел языком по верхней губе. Ламберт зарылся пальцами в его волосы, начиная целовать все более настырно, буквально вылизывая его рот, не давая Лютику угнаться за ним. Языком Ламберт владел дай Бог, Лютик позавидовал всем девицам, которым посчастливилось познакомиться с его навыками раньше, чем Лютику. Ламберт укусил за подбородок, поднялся языком вверх, провел по губам, а после — по его собственному, ловя каждый судорожный выдох. Сам выдохнул почти рычаще и принялся расцеловывать лицо. Нос, щеки, подбородок — хаотично и быстро, так, что Лютик едва не задыхался. И с трудом не застонал, когда Ламберт прижался губами к линии челюсти — контраст мягких губ и колючей щетины буквально пронимал до мурашек, и Лютик судорожно комкал рубашку на спине Ламберта, пытаясь просто хотя бы не ерзать, потому что ощущения были невероятны. Ламберт поцеловал в шею — сначала ласково и терпеливо, а потом обхватил губами, посасывая, потираясь щетиной, и Лютик едва не застонал, но вовремя сжал губы, сожмурившись. Ламберт поднялся вверх, выдохнул в губы, и в этот раз Лютик среагировал быстрее — широко лизнул подбородок, прошелся по губам, а после и проскользнул меж них. Ламберт обхватил его губами, прикусил, а после снова приоткрыл рот, обхватывая нижнюю губу. Дыхание сбилось, стало тяжелым и шумным. В этой комнате было слышно только их дыхание и звуки из-за поцелуев. И то, как дыхание срывалось на судорожные вдохи. Лютик нерешительно потянул за край рубашки Ламберта, желая задрать ее, как услышал шаги. Видимо, Ламберт настолько увлекся его ртом и языком, что абсолютно перестал слушать внешний мир. Лютик всполошился, заерзал под ним и резко оттолкнул. Так, что Ламберт, растерявшись, просто свалился с кровати на пол. Свалился очень вовремя, потому что в дверь постучались, а потом тихо открыли ее. Лютик только успел шикнуть Ламберту, чтобы тот не высовывался. Слава Богу, кровать стояла так, что с дверного прохода абсолютно не было видно, что там лежит — с другой стороны. Хоть труп, хоть один сбитый с толку ведьмак. — Лютик? Не спишь? — Цири прижались щекой к косяку, смотря на Лютика. — Ты заболел? — Что? — не понял Лютик, почесав затылок. — Ты красный. — А, ну… может быть. Не знаю. Просто жарко спать было. В одежде завалился, покрывалом накрылся. Вот только проснулся, скинул с себя, — он пожал плечами. — Ты что-то хотела? — Тебя не было на завтраке, и я подумала… что ты… расстроился из-за вчерашнего. — Нет, все в порядке. — С тобой поговорил Ламберт? — спросил она, вскинув бровь. Лютик сначала застопорился, а потом медленно кивнул. — Откуда ты знаешь? Цири фыркнула, будто бы посчитала этот вопрос дурацким. — Ты бы видел, как он на Геральта разозлился за его поступок. И как за тобой побежал. Такой, знаешь, напыщенный, типа ему все равно, а глазки забегали, напрягся весь, — она махнула рукой, закатив глаза. — Я же говорю: дуб дубом. — Он не дуб дубом, — сказал Лютик, очень разочарованный тем, что не мог посмотреть на лицо Ламберта в этот момент. — Ага, только думает, что все вокруг не видят, как он за тобой бегает. Хотя ты, кажется, в самом деле не видишь, — она махнула рукой. — Ладно, так ты не сердишься на Геральта? — Нет, не сержусь, — покачал он головой. — Благодаря Ламберту? — уточнила она, вскинув бровь и сложив руки на груди. Лютик затушевался, а потом медленно кивнул. Цири усмехнулась и забавно фыркнула. — Вот кто точно цветочек, так это Ламберт. Лютик прыснул в собственный кулак, чертовски сильно жалея, что не мог увидеть лица Ламберта. О, наверное, это фантастически! — Ладно, пойду отберу у Эскеля твою порцию, пока он ее не сожрал. А и… куда потом ушел Ламберт, не знаешь? Его Геральт искал. — Он… где-то во дворе, наверное. У нас же утром тренировка. Хотя я проспал, так что понятия не имею, где сейчас. Наверное тренирует речь, которой меня отругает. — Не стыдно врать, Лютик? — усмехнулась она, и он существенно напрягся, испугавшийся, что она поняла, что он был в его комнате. Например, по запаху алкоголя и дерева. — Он тебя никогда не будет ругать. Ладно, спускайся, пока еда не остыла, — она пожала плечами и закрыла дверь. Лютик несколько секунд пялился в пространство перед собой, а потом тихо засмеялся. — Пиздец! — оповестил Ламберт, вставая с пола и отряхивая штаны. — Мало того, что задницу отбил этим падением, так еще и узнал много нового! Цветочек! Цветочек блять! Тьфу ты… Напыщенно я выгляжу! Волнуюсь я сильно! — А что, это не так? — усмехнулся Лютик, откинувшись назад. Он оперся на локти и склонил голову в бок. — Так-то так, — буркнул Ламберт, смотря исподлобья. — Но знать левым людям это вовсе необязательно. Лютик рассмеялся, откинув голову назад, а потом посмотрел в глаза и поманил к себе пальцем, закусив губу. Ламберт повел бровью и оперся коленом о край кровати. Медленно подался вперед будто подбирался, как зверь, а потом резко схватил за щиколотку и дернул на себя. Лютик взвизгнул от неожиданности, а в следующий миг уставился на лицо Ламберта, нависающего над ним. Лютик улыбнулся ему и поерзал. Ламберт в ответ усмехнулся, наклонился и чмокнул в губы. Обхватил нижнюю губу, но почти сразу же отстранился, улыбаясь. — Ты отдаешь себе отчет в том, что ты только что лежал и целовался со столетним стариком? Лютик рассмеялся — заливисто и громко, откинув голову назад, открывая шею. Ламберт невольно засмотрелся на него, такого искренне смеющегося и счастливого, а потом наклонился и чмокнул в шею, снова отстраняясь. Погладил по волосам, когда Лютик отсмеялся. — Да, отдаю, — он игриво закусил губу, смотря не то с вызовом, не то с какой-то игрой, дерзостью. — А ты? Что ты только что целовал семнадцатилетнего парня, фактически, сына твоего дружка по одному цеху? — Ага, — он пожал плечами. — И меня чертовски сильно это заводит, — рыкнул он и резко зарылся лицом в его шею, щекотя краткими поцелуями, щетиной и дыханием, заставляя Лютика снова засмеяться. Лютик зарылся рукой в его волосы, чуть оттягивая, заставляя отдалиться и прекратить эту пытку. Он прижался пальцем к его губам, сказав: — А мне нравится, что ты столетний дед. — Потому что ты пытаешься компенсировать недостаток внимания от своего отца? — усмехнулся Ламберт, прикусив подушечку пальца. — А это важно? — он пожал плечами. — Нет, — Ламберт покачал головой. — Не для меня, — он взял его за подбородок и ласково поцеловал, едва касаясь. — Ладно, думаю, мне надо найти Геральта. Бог знает, о чем он там со мной говорить собрался. — Ничего серьезного. Ты знаешь — о серьезном он молчит. Ламберт кивнул и глубоко вдохнул. — Меня твой запах с ума сводит, — хрипло сказал он. — Чем я пахну? — спросил Лютик, закусив губу. Но он определенно это понимал. Потому что сам дурел от того, как пах Ламберт. — Не знаю, я не силен в этом. Подноты, знаешь… сладкие какие-то… — он снова глубоко вдохнул. — Может быть масло, которым ты пользуешься. Или еще что-то. Не знаю, может, это просто запах молодого тела, — он хмыкнул, прижимаясь губами к его виску. — Губы у тебя тоже сладкие… — прохрипел он. — Будто сладкое вино. — Вино от того, что это у тебя губы алкоголем пахнут, — усмехнулся Лютик, пожав плечами. Ламберт медленно отстранился, погладив по боку, спускаясь вниз, к бедру. Лютик замер от такого касания. Ламберт не трогал его ниже шеи, поэтому касание к бедрам Лютика взбудоражило. Но дальше заставило всполошиться еще сильнее. Ламберт в наглую провел рукой от низа живота, еще ниже, настойчиво огладив меж ног. Лютик едва не взвизгнул и, сбитый с толку, резко свел ноги, зажимая меж бедер запястье Ламберта. Ламберт рассмеялся и, посмотрев в глаза, сказал: — Я же говорил о последствиях, так? Лютик уставился на него во все глаза. Больше сбитый с толку, чем напуганный. Черт возьми, Лютик знал, что такое секс, и да, это определенно прекрасно, но… но он же не участвовал в нем в роли девушки! Поэтому настойчивость Ламберта заставила всполошиться, разволноваться, ощутить, как от волнения быстрее забилось сердце и… ожидания. Определено ожидания. — Расслабься, сейчас я просто хотел сказать, что не дождусь узнать, какой на вкус ты между ног, — он звонко рассмеялся, заметив, как раскраснелся Лютик. — Да… да пошел ты! — Лютик легонько ударил того по щеке. — То букеты шлет, намекая, какой он романтичный и тонкий душой, а тут уже… снимай трусы и вставай раком! — Ну, твоя проблема, что ты надумал, что якобы я тонкий романтик. Нет, может, я и не самый плохой персонаж, но, послушай, в тех условиях, что жил я — тонкий романтик вырасти не мог. И драть я буду так, как умею. Лютик от возмущения воздухом чуть не подавился. Или от возбуждения. Контраст заботливого, милого и чувственного любовника и дикой, живой страсти в Ламберте… был, блять, прекрасен. Пусть он и вправду — строил из себя черт пойми кого. — Давай, иди завтракать, пока еда не остыла, — выпутав запястье из тисков его бедер, сказал Ламберт. — А ты? — А моя еда вряд ли остынет, — подмигнул ему Ламберт, шлепнув по ягодице, и Лютик едва не подскочил. С кем он связался вообще?! Ламберт рассмеялся и, чмокнув за ухом, выпрямился, одергивая рукава рубашки и выходя из комнаты так, будто совсем ничего не было. Лютик выдохнул и покачал головой, смотря ему вслед и садясь на кровать. Он-то тоже: не дурак и не слепой. Прекрасно знал, что секс — это единственное, где Ламберт мог строить из себя дерзкого и крутого. А в других обстоятельствах касаться будет аккуратно, смотреть нежно, нерешительно мяться и смущаться, когда на его неловкую нежность будут отвечать нежностью. Лютик все это прекрасно знал, но не будет же он расстраивать Ламберта тем, что в этих ужасных условиях все-таки вырос обычный мальчишка, хотящий любить и быть любимым? В конце концов, Лютик привык, что со взрослыми приходится таскаться как с детьми.