***
Послышался какой-то шорох, и Эстель Тибо приоткрыла глаза. Она по-прежнему сидела за столом своей кухни, уткнувшись носом в книгу — пыль со старых пожелтевших страниц забивалась ей в нос. Эстель чихнула. На глаза ей снова попалась записка от Йонаса Фромма. Эту записку Тибо нашла сегодняшним утром под дверью — из неё же она узнала, что герр Фромм решил всё же направиться в аврорат. Что же, чего ещё от него ждать? С памятью или без, Йонас Фромм — аврор, и, верно, направился в аврорат, даже если бы Эстель сочинила ему сказку о всех ужасах, что господа-авроры вытворяют с потерявшими память. Она сама загнала себя в тупик. Следовало переступить через себя и убить Фромма, когда была такая возможность. Эстель радовало то, что заклятие «Обливиэйт» скверно поддавалось лечению. Как она узнала из книг, воспоминания могли восстанавливаться долго, по частям, порой только при помощи самых негуманных методов — или не восстанавливались вовсе. Тибо откинулась на спинку стула. Может, она ещё и не была в таком плохом положении… Сон вновь начал сковывать Эстель. Но вдруг Тибо вздрогнула: краем уха она расслышала странный шум вроде глухого стука. На миг сердце забилось чаще, но потом успокоилось. Это могло быть что угодно: её соседи, возвращавшиеся откуда-то ночью, шум в квартире напротив, даже плод её сонного воображения… А затем шум раздался снова, мелькнула светло-синяя вспышка, и её дверь открылась. На пороге стояли двое: Петер Дифенбах и незнакомый ей тип, полуседой, всё время трясущийся мужчина непонятного возраста. Эстель выхватила палочку, прежде чем успела осознать происходящее. Вылетело первое заклятие, оглушающее, но Петер с лёгкостью отбил его. Завязался бой. Дифенбах осыпал её атакующими заклинаниями, и Тибо едва могла отбиваться. Краем глаза она вдруг заметила, что тот второй, спутник Петера, стоял в замешательстве и держал палочку как-то неуверенно, будто это было ему в непривычку. Не задумываясь, Эстель метнула в него заклинанием — мужчина будто бы машинально отбил его в последний миг. Тибо подготовилась к новой атаке. Если удастся взять его в заложники или выбить из боя… Очередная магическая вспышка на долю секунды ослепила Эстель — и этой доли секунды Петеру хватило, чтобы прибить её к полу. Волшебная палочка была по-прежнему зажата в её руке. Пользы, впрочем, от этого никакой не было: Эстель не могла ни взмахнуть рукой, ни открыть рот, чтобы произнести заклинание, ни даже моргнуть. Магия заковала её лучше, чем цепи, и Тибо оставалось только неглубоко дышать и таращиться на нежданных посетителей. Внутри неё что-то леденело. Её тело больше не подчинялось ей, и этот треклятый фанатик — Эстель даже не понимала, за что они напали на неё — был волен делать с ней всё, что взбредёт ему в голову. Петер Дифенбах выбил палочку из руки Тибо и покрутил её между пальцами. — Мы могли договориться и по-хорошему, знаете ли, — спокойно, чуть ли не буднично сказал он и пожал плечами. — Я сниму с вас парализующее, а вы будете душкой и расскажете нам, где Йонас Фромм. Попытаетесь что-то выкинуть — я снова вас обездвижу и буду пытать «Круциатусом», пока вы не передумаете. Карл… Тот спешно кивнул Дифенбаху и выставил вперёд все ещё трясущуюся руку с волшебной палочкой. Петер произнёс заклятье, и парализующие чары спали с Эстель. Она наконец вздохнула полной грудью, размяла шею, чуть пошевелила пальцами. Тело по-прежнему плохо подчинялось ей. Дифенбах пристально глядел на неё. Его тёмно-карие, почти чёрные глаза походили на угли. — Ну. Говорите. — Я не знаю, где Йонас, — ответила Эстель. По сути, это правда: записку ей подкинули, считай, уже сутки назад. Фромму с головой хватило бы этого времени, чтобы добраться до аврората, а оттуда уже его могли переправить куда угодно — одних магических лечебниц в округе было четыре. Петер лишь усмехнулся. Отнекиваться от всего — какой банальный приём! — Ложь, он доверяет вам. Вы всё знаете, вопрос только в том, зачем покрываете эту министерскую шваль, — он приставил палочку к её горлу. — Вы замышляете предательство, мадемуазель Тибо? — Послушай, Петер, успокойся, — вдруг вмешался Карл. Его лицо отчего-то стало белым. — Ей, может, и впрямь неизвестно? — Я ни в чём вам не клялась, — прошипела Эстель. — Бог знает, где Йонас Фромм сейчас. Петер метнул на него взгляд из-под нахмуренных бровей. — Последнее, что я слышала: Йонас отправился в аврорат, — произнесла Тибо и, сама не зная зачем, продолжила, — под защиту целой армии магов. Вам с другом не достать его. — Какая обеспокоенность! — ухмыльнулся Дифенбах, но палочку всё же убрал. — Эй, Петер! — послышался оклик. Эстель оглянулась — Карл стоял у противоположной стены, рядом с кухонным столом, и вертел в руках записку от Йонаса. «Она говорит правду, — сказал он. — Фромм пошёл в аврорат». Петер вновь перевёл на неё взгляд и как-то задумчиво нахмурился. — Поскольку он потерял память, его отправят в одну из магических больниц, — сказала Эстель, — в лечебницу святого Роха или святого Альберта, госпиталь Бад-Фёслау, может, и в центральную больницу. Даже если вы угадаете, где именно Йонас находится — вам в любом случае ради одного Фромма придётся пробиваться через целую толпу авроров и врачей. Петер скрестил руки на груди. «Хорошо, — подумала Тибо. — Пусть соображает». Главное, чтобы Дифенбах не счёл её угрозой общему благу — а так она ещё сумеет выкрутиться. — Мы можем добыть информацию, куда направляют больных с амнезией, — наконец сказал Петер. — Герр Дифенбах, — глядя ему в глаза, ухмыльнулась Эстель, — вы, простите, можете ударить беднягу Винфрида по голове и посмотреть, что будет. Фромм — исключение, и сведения о нём можно добыть разве что в самом аврорате. Вас и близко не подпустят. А меня могут — всё же я успела обзавестись некоторыми полезными знакомствами. — Хорошо, — ответил Петер. — Надеюсь, вы не собираетесь меня обмануть. — Что вы! — вскинула брови Эстель. — Как только можно обманывать такого джентльмена! Дифенбах снова посмотрел на неё, и на секунду его лицо скривилось. Впрочем, он ничего больше не сказал. Жестом подозвал к себе Карла и, постоянно оглядываясь на Тибо, направился к выходу из квартиры. Перед самой дверью Петер на миг остановился, обернулся, бросил Эстель её палочку и был таков. Донёсся щелчок — звук запирающейся двери. Как вежливо. Эстель опустилась на трехногий табурет. Рукой она провела по голове, сняла заколку, скреплявшую волосы на затылке в некое подобие причёски — чёрные пряди, ещё чуть вившиеся, упали на плечи. Она прикрыла глаза и будто бы только сейчас в полной мере осознала, что происходит. Дифенбах найдёт повод расправиться с Эстель, как только она перестанет быть ему полезной. Вернее, как только он сам убедится, что она перестанет быть ему полезной. А этот момент оттянуть можно. Эстель честно поищет информацию об аврорате и Фромме — может, если выйдет, свяжется с Йонасом лично — но вот выдавать всё как есть не станет. Она загонит Дифенбаха в ловушку, а сама вновь вылезет из воды сухой. Ведь всё же, как бы горделиво это не звучало, Эстель — точнее, информация, которую она могла предоставить — куда важнее Петеру Дифенбаху, чем он ей.***
— Так кто это был? — спросил Карл фон Сименс, стоило им вернуться в поместье Дифенбахов. Годы заключения, может, и ослабили его, но зато сделали втрое более любопытным. Особенно интересовали его все дела Петера. Дифенбах — хоть отвечать на расспросы порой надоедало — не мог винить в этом друга — Карлу повезло после пяти лет заточения остаться просто любопытным да нервным. Сам Петер, должно быть, сошёл бы с ума да разбил себе голову о стену: одиночество и безделье он переносил с трудом. — Эстель Тибо, — ответил ему Дифенбах. — обзавелась несколькими знакомствами в министерстве и потому мнит себя интриганкой-повелительницей мира. — Не доверяешь ей? — Карл скрестил руки на груди. — Нет, — сказал Петер. — У неё какой-то сговор с Фроммом. Стал бы ты ей доверять? Фон Сименс отвёл глаза и пожал плечами. — В любом случае, — продолжил Дифенбах, — она так или иначе попытается схитрить. Не верь и не сочувствуй ей. — Я и не… — Карл проглотил конец фразы и скрестил руки на груди. Петер выругался сквозь зубы. Стоило ему начать угрожать этой змее Тибо — как Карл фон Сименс, видимо, решил ей сопереживать. Дифенбах старался понять Карла, честно пытался представить, что тот чувствовал, влача это жалкое существование в министерской тюрьме — но всё же раз за разом приходил к мысли, что фон Сименс изменился. Его друг превратился в поломанную бледную тень самого себя, и… Дифенбах снова посмотрел на фон Сименса. Плевать. Это по-прежнему был Карл. И Петер сделает всё чтобы помочь ему. Чёрт возьми, даже если это не поможет, он повесит Фромма на собственных кишках просто за то, что он сделал с его другом. — Она будет хитрить, но это не имеет значения, — Петер вытянул шею. — Я найду Фромма, найду ту старуху — и ты отомстишь им за все эти годы. Клянусь, я приведу их тебе. Карл чуть заметно покачал головой. — Не надо, — не своим голосом пробормотал он. — Не клянись ни в чём. Вдруг фон Сименс резко дёрнулся и широко распахнутыми глазами уставился в окно. Петер последовал за его взглядом — снаружи сидела сипуха и настойчиво била клювом по оконному стеклу. Сова была незнакома Петеру — и у Винфрида, и у него самого были виргинские филины, да и на министерскую птица тоже не походила. Дифенбах открыл окно, протянул руку — сипуха недовольно закричала и клюнула его в палец, но после этого всё-таки позволила отцепить от своей лапы небольшой клочок бумаги. Дифенбах развернул его, скользнул глазами по строкам — Винфрид писал, что видел Амалию Гизе в Поттенштайне. В следующий миг Петер швырнул лист на стоявший рядом с окном сервант и, резко развернувшись, направился в дальние комнаты, где, под несколькими магическими замками, хранил маскировку для вылазок. — Стой! — окликнул его Карл. — Что там такое? — Гизе, — выпалил Петер, — Дочь авроров в Поттенштайне. Мне надо идти. Карла он оставит в поместье — на случай, если что-то пойдёт не так. Всё же фон Сименс был ещё очень слаб. — Ты хочешь сказать, — удивление в голосе Карла звучало наигранно, — это ты напал на семью Гизе? С кем? — Я потом тебе расскажу, — сказал Петер, — Потом, когда я разберусь с ней. «Всё потом», — думал Дифенбах. А сейчас у него были дела.***
В здание аврората Мартин Беренс и Рихард Келлер вернулись уже за полночь. Впрочем, даже ночью там было людно: повсюду сновали работники разных отделов, что-то выискивали журналисты «Магических известий», в допросной комнате торчала пара задержанных — низкий и щуплый старик лет семидесяти, хитро щурившийся и исподлобья поглядывающий на детективов да молодая женщина вместе с ним, такая же низенькая блондинка, чем-то смахивавшая на кобылу. Ещё одна женщина средних лет сидела на скамье близ них и рыдала навзрыд. Мартин собирался поскорей разобраться с отчётами: написать об Амалии Гизе, её поведении, монастыре и ходе поисков в целом — а затем забрать из кабинета некоторые вещи да отправиться домой. Сквозь пальцы утечёт ещё около часа — зато Беренс сумеет хоть немного поспать в свой постели. А затем всё вновь по кругу: аврорат, работа, бумаги, Амалия Гизе… Посылать на поиски уже надо будет людей с опытом в психологии. Всё же забрать Амалию силой никто не позволит без особых обстоятельств. Отчёт получился на три страницы: писал Мартин размашисто, и, как того требовали правила, в деталях. Наконец закончив, Беренс бросил ещё один взгляд на часы — на сон в лучшем раскладе выходило три с половиной часа — и направился к своему кабинету. Неподалёку от входа он заметил знакомую фигуру: женщина лет шестидесяти, одетая в строгое чёрное платье в пол и шляпу с вуалью, стояла, облокотившись на стену и скрестив руки на груди, и, кажется, полудремала. Но стоило Беренсу подойти поближе, Эльке Гизе — а это была именно она — быстро, будто бы она и не дремала вовсе, в три шага подошла к нему. — Кажется, в нынешнем аврорате работают одни недоученные идиоты, — произнесла Эльке. — Вы находите Амалию, но при этом я, ближайшая из её живых родственников, узнаю об этом от девицы из третьего отдела. Где она? — Осталась в монастыре, — промямлил Мартин. — Перепугалась при виде нас. Кажется, Беренс понял, как себя чувствуют преступники-сподвижники Гриндевальда: фрау Гизе была готовь прожечь его насквозь взглядом ледяных голубых глаз. В следующую секунду она наотмашь ударила его по лицу. — Неудивительно, — на удивление ровным голосом сказала Эльке. Мартин потупил взгляд. Вдруг к ним подошла, по видимости, та самая «девица из третьего отдела», Гитта Брандт, светловолосая и светлоглазая двадцатилетняя девушка. — Фрау Гизе, — обратилась Гитта, — срочные новости от нашего информатора. Идёмте. Беренс протёр глаза. Кажется, дело Амалии Гизе начинало принимать новые обороты. Гитта отвела их в один из кабинетов — небольшую, заваленную всевозможным хламом комнату с окнами, выходящими на Мауреров переулок. Там, у большого круглого стола в центре комнаты, уже стояли двое: Рихард Келлер и Райнхольд Фертиг, ещё один аврор из третьего отдела. — Наши подозрения подтвердились, фрау Гизе, — наклонив голову в сторону, сказала Гитта Брандт. — Петер Дифенбах причастен к убийству… — тут она замялась, — ваших сына и невестки. С ним были его младший брат Винфрид и ещё один чистокровный маг — личность пока не установлена. — Семья выродков, — произнесла Эльке Гизе, — чего ещё ожидать. — Если мы поймаем двоих, они сдадут нам и третьего, — заметил Райнхольд Фертиг. — Однако, — сказала Гитта, — поступили также и сведения, что Дифенбахам как-то стало известно местонахождение Амалии Гизе. Петер намерен достать её. На долю секунды лицо Эльке Гизе с чертами античной статуи скривилось. — Собирайте отряд.***
Монастырские кровати жёсткие да к тому же скрипят при малейшем движении. Сестра Адель ворочалась уже часа три, но сна не было ни в одном глазу. Ей всё было то холодно, то, наоборот жарко — а мысли раз за разом возвращались к Амалии Гизе. Когда Мэри рядом, соглашаться со всем, что она говорила про Амалию, легко. Ведь сестра Мэри так рассудительна, так часто бывает права… Адель повернулась на другой бок — кровать под ней вновь премерзко скрипнула — и в уголках её глаз начали наворачиваться слёзы. Она считала Амалию Гизе своей единственной настоящей подругой. Адель сама выстроила себе мир иллюзий, а теперь они рушатся. Какой же глупой она была! Амалия Гизе либо, как говорила Мэри, преступница, либо душевнобольна. Но разве можно винить больную в её недуге? Сестра Адель вновь повернулась, потёрла руками глаза — и, кажется, поняла, что в эту ночь ей заснуть не удастся. Медленно она свесила с постели ноги, поморщилась, когда голые ступни коснулись холодного пола, а затем встала с кровати. В келье царил полумрак. На глаза ей бросилось зеркало — его гладь переливалась в полутьме, а отражение Адель напоминало призрака. Вздохнув, сестра Адель обулась, надела на себя монашеское платье и вышла в коридор. Если сон не придёт к ней сегодня, она проведёт ночь в молитвах. На небе светила полная луна. До утренней молитвы оставалось ещё несколько часов, и ночью монастырь святой Анны казался Адель совсем иным местом. Тёмные нити коридоров пустовали, а лунный свет играл на витражах с изображениями святых, и те выглядели иначе, будто бы живыми. А сама Адель ощущала себя одиноким безмолвным призраком этого места. Но одиноким ли? В одном из залов монастыря Адель вдруг заметила другую человеческую фигуру, подошла ближе — то была Амалия Гизе. В ночном полумраке её лицо казалось белым. Амалия чуть развернулась — и заметила Адель. Секунды тянулись вечность, пока они стояли в тишине. — Что ты здесь делаешь? — наконец произнесла Адель. — Помоги мне, прошу, — тихо сказала Амалия. — Ты единственная, кому я могу доверять. Люди, убившие мою семью найдут меня, если вы отдадите меня полиции или врачам. — Там ты будешь в большей безопасности, — прошептала сестра Адель, — тебе нужна помощь. — Ты не понимаешь, — произнесла Гизе. — Они убили их, мою семью. Моей матери разбили череп на моих глазах. Адель покачала головой: Амалия Гизе говорила, но это не был голос дочери, увидевшей убийство матери. Ей было будто бы всё равно. — Я не могу, — прикрыла глаза сестра Адель. Амалия Гизе как-то странно, не отводя взгляда смотрела на неё — но больше ничего не говорила. А затем они обе распахнули глаза и вскрикнули: внизу послышался оглушительный грохот взрыва.