***
Худющая бледная магла с жидкими рыжеватыми волосами истошно завопила, когда Штефан Кнопп схватил и протащил её, полуодетую, по коридорам монастыря. Петер Дифенбах сомневался, что кто-то из куриц-монашек способен хоть чем-то им навредить, однако собрать их в одном месте стоило просто, чтобы не мешались под ногами. Женщины жались друг к другу, беспрерывно кричали и плакали — Петер даже думал наложить на них «Силенцио». Однако они по-прежнему были нужны ему, чтобы разыскать Амалию Гизе. Часом ранее Петер со Штефаном ворвались в полицейский участок Поттенштайна и там нашли послание об Амалии из монастыря. Лицо девчонки Гизе Дифенбах запомнил хорошо: он видел её и в ночь убийства её родителей, и сполна нагляделся на статьи в газетах и плакаты о розыске. Среди монахинь её не было — в этом Дифенбах уже успел убедиться. Штефан Кнопп молча стоял на страже и вертел в руках палочку. Петер подошёл ближе и оглядел пленниц. Многие по-прежнему рыдали, другие как-то безучастно смотрели пред собой — осмысленный взгляд был только у нескольких. Полноватая женщина, уже начавшая стареть, прижимала к себе двух рыдающих молодых послушниц и исподлобья глядела на Дифенбаха. — Ты местная настоятельница? — обратился к ней Петер. Женщина, не отводя глаз, кивнула. «Зачем вы это делаете? — прошипела вдруг другая монашка, смуглая коренастая девка. — Вас посадят до конца жизни!» Дифенбах вскинул руку с палочкой и наотмашь хлыстнул её магией. На лице монашки остался красный след, но она не заплакала, а лишь молча уставилась на руки Петера широко распахнутыми глазами. — Не трогайте их, прошу, — сказала аббатиса. Петер никак не ответил ей. Убивать монахинь в его планы по сути не входило: он пришёл только за девчонкой Гизе. Об этом им, впрочем, знать было не обязательно. Страх за свою жизнь отлично развязывал язык. — Где Амалия Гизе? — наклонив голову, спросил Дифенбах. Одна из монашек бросила гневный взгляд — но не на него, а, отчего-то, на настоятельницу. Та же долго глядела на кучку трясущихся монахинь, затем вновь повернулась к Петеру. Её голос задрожал: — Я не знаю. Её тут нет, клянусь. Петер поднял руку, перехватил палочку поудобнее — аббатиса попыталась заслонить собой других монахинь. Молодая магла уткнула лицо в её платье и тихо заплакала. — Гизе была здесь, — вдруг сказала коренастая монахиня, потирая след от удара на лице, — я говорила с ней ещё вечером. — И где она может быть сейчас? — спросил Петер. — В одной из башен монастыря, — ответила монахиня, — в подвале или на складе. Я хорошо всё тут знаю, и если вы освободите меня… Она не договорила: Петер ещё раз дёрнул рукой, и на лице девушки зардела вторая полоса от удара поперёк первой. — Оставайся здесь, — сказал Дифенбах Штефану Кноппу, — а я осмотрюсь. Штефан молча кивнул. Петер упёр руки в бока, приглядываясь к полумраку. От зала, в котором они столпились, вело несколько коридоров. Один из них Дифенбах с Кноппом уже успели осмотреть, когда вытаскивали оттуда местных монашек. Там не было ничего, кроме однообразных, скудно обставленных комнатушек. Другой, насколько он понял, вёл к колокольне — и Петер сомневался, что Амалия Гизе решила вдруг потрезвонить. Третий — к соседнему залу, с алтарём и витражами (их, впрочем, и в этой комнате было предостаточно), а затем причудливо ветвился. Проверять всё долго — но и они пока что не торопились. Перед тем как подорвать дверь, Петер и Штефан обошли здание снаружи — никаких других дверей, а в окно не пролезть и маленькому ребёнку. Однако Петер Дифенбах всё же подошёл к окну и взглянул наружу. И тут внутри него что-то на миг помутилось, а перед глазами отчётливо промелькнула светлая вспышка. Дифенбах уже видел такие прежде. — Мы не одни, — резко обернувшись, сказал он Штефану. Краем глаза Петер заметил, как на лице одной из монахинь проскользнула улыбка, и захотел швырнуть в неё «пыточным». — Что там? — спросил Кнопп, скрестив руки на груди. Под высокими сводчатыми потолками раздавалось эхо от его гулкого голоса. — Какие-то маги, — отозвался Дифенбах. Промелькнула ещё одна вспышка — кажется, на местность накладывали заклятья, предотвращающие аппарацию. — Гизе? — произнёс Штефан. — Не думаю, — ответил Петер и прищурился, глядя на крошечные фигурки людей вдалеке. По ушам ударил оглушительный треск, и Дифенбах невольно зажмурился. «Петер Дифенбах, — прогремел нечеловеческий голос, — мы знаем, что вы там. Вы обвиняетесь в нарушении статута о секретности, нападении на дом Гизе и множественных убийствах. Немедленно сдавайтесь, выходите наружу и отдайте свою палочку. Вы окружены». Петер оглянулся и посмотрел на Штефана, будто бы ожидая от него ответов. Как они узнали, кто он? Никаких министерских проверок не было, да и с авроратом Дифенбах в последний раз общался несколько лет тому назад. Однако отрицать всё было бессмысленно: будь он кем-то другим, стал бы выгораживать Петера Дифенбаха? Да и момент уже был упущен. Петер молча прикусил губу, а авроры снова начали своё вещание: — Ваше положение обречено. Сдавайтесь — и вас приговорят к тюремному заключению вместо поцелуя дементора. В ином случае мы начинаем штурм. Хорош выбор: его либо превратят в овоща, либо до конца дней запрут в каменном мешке! Нет уж, Петер будет сражаться до конца. Однако, по-прежнему стоял вопрос: как аврорат разузнал обо всём? Правду о нападении на дом Гизе знало всего несколько человек, и… Впервые за много лет Петер почувствовал, как внутри него что-то леденеет. Винфрид. Они наверняка узнали и про него. Навряд ли Винфрид справится даже с одним аврором. Навряд ли он вообще станет сопротивляться. Петер взмахнул палочкой, и витраж с изображением какого-то святого разлетелся на разноцветные осколки. Монахини в ужасе завизжали — следующее заклятье полетело уже в них. Дифенбах перевернёт здесь всё, но не позволит упрятать в тюрьму его брата. — Штурм, крысёныши? — прошипел он и оглянулся на пленных монахинь. — Так вот, у нас здесь в заложниках монашки и Амалия Гизе. Сделаете хоть шаг — я начну их пытать. — Амалия Гизе? — после непродолжительного молчания послышался голос. — Покажите её. Нам надо убедиться, что с ней всё в порядке. — А на монашек плевать? — нервно усмехнулся Петер. — Ну ладно. Будет вам Амалия Гизе. Дифенбах оглянулся. Он не был уверен, что это сработает — но терял в любом случае не так много. На глаза Петеру попалась одна из монахинь, худая девушка с длинными рыжеватыми волосами. Не слишком похожа на девчонку Гизе — но ночью, да ещё с приличного расстояния, спутать можно. «Силенцио!» — произнёс Дифенбах и рывком поставил девушку на ноги. Она металась, пыталась закричать и глядела на Петера широко распахнутыми глазами. — Вот она, — крикнул Дифенбах, подпихнув монашку к окну. — Глядите внимательней, а то ночи сейчас тёмные! На миг авроры стихли, присматриваясь, видимо, к его «Амалии Гизе». Ну пусть смотрят. Даже если на этой лжи Петера поймают, он сможет как-нибудь выкрутиться при помощи остальных монахинь. Аврорат на свою же голову так печётся о маглах. — Пусть скажет что-то, — донёсся голос. Ну, а что ещё они могли затребовать? Петер оглянулся, поймал взгляд Штефана Кноппа, а затем перехватил девушку поудобнее и прижал её лицом к оконным решёткам. — Авроры хотят послушать тебя, Амалия, — с ненужной театральностью заговорил Дифенбах. — Но знаешь, в нынешнем министерстве одни бездари. И чтобы достучаться до них, тебе придётся говорить громко. Очень громко. И в следующий миг «силенцио» сменилось «круциатусом», и девушка забилась о решётки. Казалось, её крики доносились до самой столицы. Впрочем, долго это не продлилось: — Прекратите это немедленно! — вновь раздался голос. Даже сквозь все магические помехи в нём чувствовалась дрожь. — Прекратить? Что, из благородных чувств по отношению к Гизе? — Выдайте нам Амалию Гизе в целости и сохранности — и мы отпустим вас. Петер оттолкнул девушку на пол и снова наложил на неё «силенцио». — Об этом нужно подумать. Дайте мне время. Молчание в ответ Дифенбах посчитал согласием. Что же, навряд ли авроры решатся на открытую атаку, пока Петер и Штефан держат в заложниках монахинь и — как казалось бравым защитникам закона — Амалию Гизе. Но без настоящей девчонки Гизе они такие же пленники этого монастыря. — Оставайся здесь и стереги монашек, — кивнул Петер Штефану Кноппу. — А мне надо найти Амалию Гизе.***
Вдруг всё стихло. Ни крысиного писка, ни шелестения лап и хвостов по полу, ни даже редких голосов сверху… Адель пугали те крики, но тишина оказалась намного страшней. Что происходит там, наверху? Живы ли её сёстры? Здесь внизу, нет не то что часов, но даже захудалого лучика света — как понять, когда они с Амалией смогут выбраться? Казалось, что время тянулось вечность. В голове Адель невнятные отрывки молитв и расплывчатые просьбы непонятно к кому и непонятно о чём смешивались с обрывистыми воспоминаниями детства. Сколько она тогда хотела — а теперь мечтает лишь о том, чтобы выбраться живой и невредимой. Неужели всё это послано Адель в наказание за то, что она не ценила ту спокойную жизнь, что у неё была? Адель прикрыла глаза. Она будет ценить каждый день, каждую секундочку — лишь бы спастись из этого кошмара. Послышались чьи-то приближающиеся шаги, и Адель чуть не ахнула то ли от ужаса, то ли от облегчения. На мысли о неминуемом конце накладывалась надежда, что всё уже кончилось, что сейчас их спасут, даже что всё это было просто дурным сном, и сейчас Адель проснётся на своей скрипучей кровати в уже ставшей родной келье. Её бросило в дрожь. А затем сбоку от них послышались неразборчивые слова, и вновь мелькнула неестественная вспышка света. Адель почувствовала, как у неё в горле встал ком. Она хотела кричать, рыдать навзрыд — но не могла. Это конец, и никакого спасения нет. Их найдут, обязательно найдут — и Бог знает, какие ужасные вещи сотворят дальше. Пальцы Амалии Гизе крепко сжались на её плече, и Адель сквозь слёзы, бесконтрольно лившиеся по щекам, заставила себя повернуться и посмотреть на её лицо. И в следующий миг Амалия жестом показала ей вести себя тихо и поднялась на ноги. Чувства Адель смешались в кучу. Надежда обжигала изнутри, лихорадочная дрожь пробирала её, всхлипы застревали в горле, а слёзы затуманивали зрение, превращая всё в расплывчатую смесь тусклых цветов. Но увидеть, как человек в маске отшвырнул Амалию Гизе к стене, Адель смогла. И тут же закричала. А затем ужас сменился болью: человек в маске схватил её за воротник и швырнул на пол подвала. Адель выбросила вперёд руки, но те неловко подогнулись, и она упала лицом на камень. На миг все будто исчезло. А затем в голове загудела боль от удара, и Адель, сбивчиво дыша, приподнялась на руках. «Амалия», — попыталась произнести она, но из горла выдавились лишь сдавленные хрипы. На миг сестра Адель подумала, что та умерла: уж слишком много в Гизе в тот момент было от тряпичной куклы. Руки Амалии безжизненно висели вдоль тела, подбородок опущен на грудь, а широко распахнутые голубые глаза остекленели. Изо всех сил Адель, сама даже не зная, зачем, потянулась к ней. И оцепенела: человек в маске встал между ними — полы его мантии коснулись вытянутой руки сестры Адель. Правой рукой он прижал Гизе к стене, левую, с какой-то странной палочкой, приставил к горлу Амалии. Ещё одна неразборчивая фраза — и Амалия Гизе задрожала, пытаясь отдышаться. Её взгляд бешено носился по комнате. — Гизе, — произнёс человек. Сестра Адель ожидала услышать загробный голос: глухой, низкий и отдающий эхом или, наоборот, по-змеиному шипящий — что угодно, но не, в целом-то, обычный человеческий голос. Адель могла услышать такой в овощной лавке. Амалия молча взглянула на него — и её глаза мало что выражали. Человек в маске чуть наклонил голову вбок: — Мы убили твоих родителей, девочка Гизе, — продолжил он. Насмешка в его голосе смешалась с раздражением. — Протащили твоего отца по коридору и разбили череп маменьке. Сестре Адель показалось, что в лице Амалии ничего не изменилось. Она не заплакала, не закричала, не выругалась и даже не распахнула пошире глаз — лишь глядела куда-то сквозь него, будто пытаясь что-то осознать. Человек в маске на миг отвёл руку — а затем наотмашь ударил Гизе. Амалия вскрикнула и сжалась — и тогда он вновь схватил её, толкнул вперёд и приставил к затылку ту же палочку. — То-то же. А сейчас иди — мне нужно повязать тебя ленточкой и выдать аврорам. Не дёргайся раньше времени, — протянул он и взглянул на Адель. — На ноги, отродье. Сестра Адель кивнула ему, медленно — колено тут же резануло болью — поднялась и замерла в ожидании. — Ну. Иди, — рявкнул человек в маске. И она, медленно и неуверенно, стараясь не оглядываться, пошла. Тусклый лунный свет лился сквозь окна зала, в который их привели. Адель ахнула — в центре комнаты она увидела своих сестёр-монахинь. Они сидели на голом полу, одетые только в ночные рубашки, рыдали и что-то говорили друг другу. Сестру Адель толкнули к ним. Обернувшись, она увидела рядом с собой сестру Мэри — лицо той было рассечено крест-накрест. — Адель, — морщась от боли, прошептала Мэри. Но Адель не ответила — прижав ладони к лицу, она смотрела то на лицо бедняжки Мэри, то на трясущуюся и бледную донельзя сестру Елену, то в окно, на полную луну, светившую белым. Свобода была там, за этой стеной, одновременно так далеко и так близко. — Эти люди пришли за Амалией Гизе, — сказала Мэри, вцепилась в предплечье Адель и дёрнула её на себя. — Всё из-за Гизе. — Я не… — пролепетала Адель. Амалия казалась ей такой же жертвой — а может, её положение было и ещё хуже: в конце концов, никто не знает, зачем эти люди пришли за ней. — Если бы мы сразу выставили её, ничего из этого не случилось бы! — прошипела Мэри. — Посмотри на Елену, они пытали её! Грозились пытать нас всех — неужели тебя это заботит меньше, чем эта Гизе? «А ну заткнитесь!» — прикрикнул человек в маске. Амалия Гизе, молчавшая и изредка бросающая взгляды на Адель, всё ещё была у него в охапке. Сестра Мэри, метнув на него взгляд исподлобья, замолчала, но руку Адель сжала чуть ли не до боли. Человек в маске оглядел комнату и подошёл к своему спутнику, низкому человеку, наблюдавшего за монахинями из тёмного угла — Адель сперва и не заметила его — и вручил тому Амалию. — Девчонка Гизе, значит, — медленно, как-то задумчиво пробормотал низкий. — Готовься, — кивнул ему человек в маске и направился к окну.***
Стоя у реки, Мартин Беренс разглядывал монастырь святой Анны, обломки кирпичей на месте его стен и фигуры других авроров вдалеке. Пятеро боевых магов стояли у входа. Ещё несколько, включая самого Мартина — чуть поодаль, наблюдали с расстояния и поддерживали защитные заклинания. Теперь нельзя было аппарировать ни туда, ни оттуда — примерно такие же заклятья использовали в школах. Ещё трое магов находились в небольшой рощице в стороне — их из монастыря было никак не увидеть. Мартин чуть наклонил голову, разминая шею. И вдруг из монастыря, после тишины, которая тянулась, кажется, вечность, вновь послышался голос: — Мы согласны. Амалия Гизе в обмен на возможность аппарировать отсюда. Снимите заклинания. Беренс молча взглянул на Райнхольда Фертига, отвечавшего за переговоры с Дифенбахом — тот повернулся к Мартину и жестом велел ему оставаться на месте. — Только после того, как вы вернёте нам фройляйн Гизе в целости и сохранности, — сказал Фертиг. Вновь стало тихо. Мартин Беренс заметил, как Райнхольд сказал что-то на ухо Эльке Гизе, стоявшей рядом с ним. — Вернём. Пусть те люди у входа отойдут и не двигаются. Помните: у нас девчонка Гизе, и если что-то пойдёт не так, мы успеем убить её. Авроры у входа отошли в сторону — впрочем, они по-прежнему не спускали глаз с разрушенного входа в монастырь. Мартин напрягся, но остался стоять на месте: любое его движение могло навредить заложникам. Наконец послышался грохот — тяжёлые камни, преграждавшие путь внутрь монастыря, по мановению волшебной палочки разлетелись в стороны. В проёме показались трое: Амалия Гизе и двое людей в мантиях и тёмных плащах. Один из них, по видимости, был Петером Дифенбахом — второй же оставался неизвестным. Украдкой Мартин взглянул на Эльке Гизе — та стояла неподвижно и часто моргала. — Где можно аппарировать? — спросил Петер Дифенбах. — Пятьдесят метров отсюда, — ровным голосом отозвался Райнхольд Фертиг и указал рукой на рощу, где находились их маги. Дифенбах же обернулся и посмотрел в сторону Мартина. За Беренсом была река — а дальше поле. Пустое поле. — Ты. Иди сюда, к своим друзьям, — произнёс Дифенбах и махнул свободной рукой — вторую, с палочкой, он прижимал к горлу Амалии Гизе. Мартин подчинился. Медленно, стараясь не делать слишком резких движений, он зашагал в сторону Райнхольда Фертига и Эльке Гизе. Дифенбах не отрывал от него глаз — а авроры, в свою очередь, всё это время не отводили от Дифенбаха палочек. — Отпустите Амалию Гизе, — повторил Райнхольд. — Я почему-то не слишком доверяю вам, — протянул Дифенбах. — Дайте мне выйти к реке — тогда и получите свою Амалию. — Пройдите ещё немного, — ответил Фертиг. — А затем выпустите Гизе. Ей хватит времени добраться до нас — а вам аппарировать. — Замечательный план, — хмыкнул Петер Дифенбах. Не отворачиваясь от них ни на миг, Дифенбах и неизвестный маг попятились к реке. Они остановились в нескольких шагах от берега, и Петер Дифенбах вновь заговорил: — Чары слабеют, я это чувствую. — Верно, — сказал Райнхольд Фертиг. — Отпускайте Амалию Гизе. Время тянулось ужасно долго. На Петера Дифенбаха направили с десяток волшебных палочек — он слегка наклонил голову, осмотрелся, а затем отодвинул свою палочку от Амалии. — Ты слышала, Амалия Гизе? Ты можешь бежать к своим друзьям, — нарочито громко произнёс Петер Дифенбах, по-прежнему не выпуская её. А затем он выкинул вперёд руку с палочкой. — Конфринго! Мартин отбежал в сторону быстрее, чем успел в полной мере осмыслить происходящее. Кто-то вскрикнул — а затем прогремел взрыв, ослепляющий и закладывающий уши. Разлетелись осколки камней — достаточно увесистые, чтобы проломить кому-то череп, внутри вспыхнули деревянные перекрытия. И простоявшая не один век башня монастыря обрушилась на его же крышу. Изнутри послышались душераздирающие крики. Беренс сорвался с места — и тут же закашлялся: мелкая пыль, поднявшаяся в воздух, забилась ему в глаза и нос. На глазах выступили слёзы. Мартин отвернулся и затёр глаза руками — но поганая пыль никуда не девалась, и становилось только хуже. Наконец, Мартин Беренс поднял взгляд — и понял, что у реки не было видно ни Петера Дифенбаха с его спутником, ни Амалии Гизе.