***
– Ваше высочество, завтрак. Альберто аккуратно поставил небольшой поднос на прикроватный столик. – Я не голоден, – проворчал Саймон, отворачиваясь от него. Слуга распахнул портьеры и яркий солнечный свет заполнил спальню до краев. Саймон спрятался под одеялом, в страхе ослепнуть. Вообще он был привычен к ранним подъемам, но с тех пор, как стал пленником в собственном доме, режим его дня претерпел некоторые изменения. Теперь он мог проваляться в постели до полудня, если не дольше. А чем еще прикажете заниматься, если заперт в четырех стенах? – Вы так себя в могилу загоните! Нельзя же совсем отказываться от пищи, – причитал Альберто, попутно наводя в комнате порядок. – А я, может, этого и добиваюсь, – упрямо буркнул Саймон из-под одеяла. Он понимал, что ведет себя по-детски, и Альберто ни в чем не виноват, но был слишком зол, чтобы держать себя в руках. Камердинер его отца был хорошим парнем, немногим старше Саймона; они можно сказать выросли вместе, и были даже немного похожи внешне: одного роста, одного телосложения, правда Саймон был более стройным и изящным. Рафаэль действительно ему доверял, раз оставил стеречь своего единственного сына. И снова юный принц вернулся мыслями к своему заточению. После того, как отец рассказал ему всю правду о его происхождении и как он задумал провести Моргенштерна, они впервые в жизни серьезно поругались, и Рафаэль запер его в его же спальне, оставив на страже вооруженную охрану, которая караулила его сутками напролет. Саймон грозился сбежать и предупредить ни в чем не повинного короля Магнуса, который скорее всего даже не подозревает о плетущемся против него заговоре. Принц не мог выносить несправедливость, и отцу это было прекрасно известно. О чем вообще он думал, посвящая его в свой замысел? Неужели он так плохо знает своего сына? Приемного, но все же для Саймона нет и не будет другого отца, кроме Рафаэля Сантьяго, несмотря на его корни… Саймон очень любил отца, но не мог смириться с его действиями. Это все засуха. Тяжелое время оставило отпечаток на его разуме. Невозможно, чтобы отец вынашивал этот план всю его, Саймона, жизнь… Он должен бежать. Любой ценой. Он не может валяться тут дни и ночи напролет, пока страдают невиновные. Бежать. – Альберто! – Саймон резко сел на постели, а его слуга даже вскрикнул от неожиданного обращения. – Скажи, ты ведь друг мне? – Ваше высочество? – Ты знаешь меня с рождения, я всегда был добр к тебе. Не так ли? – Саймон поднялся и медленно, шаг за шагом приближался к замершему с испугом на лице парню. – Помнишь историю с твоим нечестивым братцем? Он промышлял грабежом, воровал у честных горожан. Я помог вам, и он отделался изгнанием, вместо тюремного заточения, потому что ты попросил меня, ради вашего больного отца. Пришло время вернуть долг. Саймон сам себя не узнавал, он никогда не разговаривал так ни с кем, даже со слугами. Он внутренне содрогнулся, подумав о том, что слишком похож на отца в этот момент. – Ваше высочество, вы всегда были добры ко мне, истинная правда, – дрожащим голосом ответил слуга, – но чем я могу отплатить? У меня ничего нет, я… – Ты должен помочь мне бежать, – прервал его Саймон. – Но сир! – в ужасе отпрянул Альберто. – Его величество прикажет выпороть меня и повесит на центральной площади за это! – Брось, отец не так жесток, – отмахнулся Саймон, но все же на секунду усомнился в своих словах. – Ну же, хватит трястись как осиновый лист. Давай, присядь, я расскажу тебе, что он задумал, и ты сам решишь, стоит рискнуть и помочь мне, или нет. Этой же ночью переодетый в слугу Саймон, верхом на коне, оставил далеко позади родной Найт и направился на восток.***
Магнус места себе не находил сегодня, стоило только разомкнуть глаза. Дни тянулись серой вереницей, сменяя друг друга, один ничем не отличался от другого. Пробуждение, мысли об Алеке, тренировка с Кристофером, мысли об Алеке, завтрак, мысли об Алеке, государственные дела, мысли об Алеке и так далее до вечера, а после отхода ко сну, когда больше ничего не отвлекало – Алек, Алек, Алек. Магнус так устал скучать по нему! Вести приходили очень редко, по факту, по приезду гонца, даже если новости были утешительные, Магнус не мог быть точно уверен, что Александр все еще жив. Хотя он запрещал себе подобные мысли, запирал их подальше, пытаясь настроиться на оптимистичный лад, но это не мешало им просачиваться сквозь самые мельчайшие щели в сознании и отравлять все вокруг. Еще и эта неугомонная птица куда-то запропастилась. Магнус не видел Кетуа уже больше недели. Она и раньше, бывало, не ночевала дома, но никогда не отлучалась так надолго. Скорее всего она тоже тосковала. Магнус лишь надеялся, что она цела и сейчас с Александром. Но не в ней было дело. Точнее, не только в ней. Магнус и сам толком не мог понять, что с ним сегодня такое. – Мы можем сделать перерыв, сир, если вы устали, – сказал Кристофер в очередной раз выбив тренировочный меч из руки Магнуса. – Да, пожалуй, – согласился тот, переводя дыхание, – сам не знаю, что со мной не так сегодня. Все из рук валится, не могу сосредоточиться. – Вы не больны? – спросил Эрондейл взволнованно, вглядываясь в его черты сквозь упавшую на глаза прядь светлых волос. – Возможно, вам следует отдохнуть? Магнус очень ценил заботу молодого человека, но иногда ее просто бывало слишком много. Он повсюду следовал за ним, практически не отходя ни на шаг. Разве что не ночевал на коврике у его постели. Похоже, он воспринял просьбу брата излишне буквально. Магнус порой чувствовал себя пленником под конвоем в собственном дворце. – Благодарю, я здоров, – отмахнулся он, – просто я… Их прервал Радж. – Донесение с фронта, ваше величество. Магнус распечатал депешу трясущимися руками и, прочитав, передал ее Кристоферу. – Учитывая, сколько ушло на дорогу, возможно, бой уже закончен, – заметил Эрондейл, оторвавшись от чтения, и у Магнуса болезненно сжалось сердце. – Нужно все подготовить для приема раненых, – спохватился Магнус, ему нужно было себя чем-то занять, чтобы окончательно не впасть в отчаяние.***
С самого утра Алек чувствовал легкое недомогание, но списывал это на нервы перед приближающимся боем, куда он впервые поведет войска самостоятельно. Переговоры с людьми Сантьяго были чисто номинальными. Предложение сдаться обе стороны, естественно, отклонили, и было решено встретиться в открытом сражении. Дипломатия никогда не была сильной стороной Лайтвуда. Ему более был понятен язык стрел и мечей. Но сейчас он ловил себя на мысли, что предпочел бы первый вариант. Мир вокруг был словно далеко от него. Он смутно помнил, как надевал доспехи, как садился на своего коня, как оказался на поле боя. Скорее всего он делал все это на автомате, и никто ничего не заметил, а возможно кто-то и спрашивал, все ли с ним в порядке, но Алек просто не акцентировал на этом внимание. Было непохоже, что он заболел или что-то в этом роде. Скорее, как будто его опоили… В очередной раз вынырнув из затуманенного сознания Алек схватился за арбалет и попытался прицелиться, но перед глазами все расплывалось, а руки были будто налиты свинцом. Вряд ли он сейчас будет в состоянии удержать в руках свой клеймор. – Что с маршалом? – послышался голос сэра Бранвелла откуда-то сбоку. Алек пытался произнести хоть слово, но язык словно пристыл к небу. – Присматривай за ним, – крикнул Генри кому-то и, видимо, ринулся в бой. Откуда-то издалека слышался звон мечей, ржание лошадей и крики солдат, но казалось они где-то за сотни метров от Алека. Он не сразу понял, что произошло, когда мир перед ним покачнулся. С удивлением осознав, что лежит на земле, Алек не без труда перевернулся на спину, уставившись в голубое, безоблачное небо перед собой. Он вдруг почувствовал такое умиротворение, лишь где-то глубоко внутри билась мысль, что нужно встать, что он в опасности, что что-то не так, он не должен лежать на земле, он должен сидеть на… Алек медленно повернул голову и увидел черный круп Герейи рядом с собой. Его мозг никак не хотел сопоставлять эти два факта: что его конь лежит без движения и что он сам находится на земле. Послышались шаги и скрипучий голос над ним произнес: – Ты должен был вырубиться раньше, какого черта? Чистое небо исчезло, вместо этого над ним кто-то склонился. Голос был смутно знакомым, но мысли никак не хотели идти в нужном направлении. «Ты обещал Магнусу вернуться, не смей умирать», – пробился сквозь пелену внутренний голос, и Алек сделал попытку подняться. – Видимо, придется все-таки замарать об тебя руки, – прошипел этот кто-то и снял свой шлем. Из подшлемника торчала прядь медных волос, прилипшая ко лбу, серо-зеленые глаза пылали ненавистью. – Джонатан? – попытался выдавить из себя Лайтвуд, но не получилось издать ни звука. В его руке блеснула булава, но в следующий момент воздух рядом с ними разрезал громкий соколиный крик. Мелькнуло пятнистое оперение – Кетуа самозабвенно бросилась на защиту Алека и напала на Моргенштерна. Он пронзительно закричал и качнулся назад, прикрыв левой ладонью глаз. Алеку показалось, что сквозь пальцы брызнула кровь, но он не доверял себе сейчас. Возможно, все это не что иное, как плод его больного воображения. – Проклятая птица! – зарычал Джонатан и, когда Кетуа снова спикировала на него, схватил ее и одним быстрым движением свернул ее хрупкую шейку. «Нет, нет, нет, нет…» – Алек хотел кричать, хотел броситься на него и придушить собственными руками, но не мог ничего сделать. Мир вокруг темнел с каждой секундой. «Прости меня, Магнус, прости меня, прости…» – повторял он про себя, как молитву, смутно понимая, что чуда не произойдет, его больше некому спасать и лишь осознание того, что Магнус сейчас далеко, что он в безопасности, что Кристофер сдержит свое обещание и будет оберегать его любимого даже после смерти Алека… – Прощай, Лайтвуд, – прошипел Джонатан, замахнулся булавой, и тьма, наконец, приняла Александра в свои объятия.