Любовь и боль, покой и бой
Я, как любой, несу с собой...
(с) Шнуров С. «Любовь и боль»
Осень в этих краях начиналась резко, с наскока. Ещё совсем по-летнему приветливое солнце сменялось вдруг небесной хмарью и бесконечным дождём. Но Магнус едва ли замечал природные катаклизмы. Внутри него бушевала буря похлеще, чем в самый ненастный день в Северных землях.
Он лишился всего. Ничего не осталось. Корона – и та теперь ничего не стоила. Король без королевства – вот кто он такой. Оставить дворец и родной город, признать поражение, было правильным решением, хоть и не простым. Советники твердили ему, что как только войска Бранвелла дождутся подкрепления с запада, они отвоюют Мальдикао обратно, армия Сантьяго уже не та, что в начале. Месяцы сражений потрепали и врага тоже. Но Магнус не мог смириться, что ему пришлось, как какому-то преступнику, позорно бежать из родного дома под покровом ночи. И куда бежать, в Нортерру, к ненавистному дяде, который мечтает сжить его со свету …
Магнус подавил очередной тяжёлый вздох и взглянул на своих спутниц. Майя дремала напротив, бледная и измученная, ей нездоровилось всю дорогу. Рядом сидела Кларисса, на которой тоже лица не было, и смотрела в окно. Опухшие глаза выдавали ее с головой. Ведь и ей пришлось оставить любимого. Снова…
«
– Мне нужно поговорить с сэром Лайтвудом наедине!
– Но, сир, время не терпит… – возразил было советник Блэкторн.
– Ничего страшного, Эндрю, – прервал его Рагнор, утягивая за собой, – нам с вами ещё нужно отдать последние распоряжения.
Зал советов постепенно опустел, лишь Кристофер замешкался на пороге.
– Я буду снаружи, – наконец сказал он и вышел, тихо прикрыв за собой дверь.
Учитывая обстоятельства, было решено поспешно помиловать его и Александра. Вот только они оба наотрез отказались покидать стены дворца.
– Лжец, – тихий голос Магнуса прозвучал в тишине пустого зала громче громового раската. – Ты лжец, вот ты кто.
Он не смотрел на Алека, сидящего напротив, по другую сторону стола. Магнуса душила кипящая ярость от собственного бессилия. Что он не может просто взять, заковать Алека в кандалы и увезти с собой. А лучше связать его всеми возможными клятвами и обетами, или превратить в своего раба, раз нельзя назвать его законной парой. Магнус в отчаянии теребил рукава своего камзола. Всего неделю назад они были так безгранично счастливы, а сейчас вынуждены вновь расставаться, не имея даже малейшей надежды на скорую встречу.
– Раз мои просьбы на тебя не действуют, я…я прикажу! Я все еще твой король и я…
Послышался скрежет ножки стула по полу и звук приближающихся шагов. Магнус упрямо не поворачивался в его сторону. Он сжимал и разжимал кулаки, с силой впиваясь ногтями в кожу на ладонях.
– Магнус, мне жаль… – Алек присел рядом с его креслом и накрыл его кулак своей ладонью, но Магнус тут же выдернул его и вскочил из-за стола.
– Нет, не говори, что тебе жаль и что ты понимаешь! Что это якобы твой долг! Все это вранье. Твои слова ничего не стоят. Ты…ты никогда меня не любил. Война – вот твоя единственная любовь! Ты готов не раздумывая нацепить доспехи и взяться за меч, как только появляется такая возможность. Держу пари, останься ты со мной, тебе бы скоро наскучила такая жизнь. Быть фаворитом, любовником короля, всегда на втором плане, никто не мечтает о такой жизни. Ты скорее сложишь голову в бою, чем останешься со мной. Все твои красивые речи – пустой звук. Лишь уловка, чтобы удовлетворить свою похоть!
Магнус сам не верил, что произнес все это вслух. Теперь он боялся взглянуть в глаза Алека по другой причине.
– Я знаю, кхмм… – хрипло начал Алек, затем прочистив горло, – знаю, ты специально хочешь задеть меня. Ты единственный, кто может причинить мне настоящую боль, и ты воспользовался этим правом в полной мере. Не знаю, что в твоей пламенной речи продиктовано обидой, а что в ней твои истинные мысли. И не уверен, что хочу это знать. Если тебе будет проще расстаться таким образом, я… принимаю твой выбор.
Если речь Магнуса была подобна взбесившемуся пламени, пожирающем все на своем пути, то от слов Алека сквозило пробирающим до мозга костей холодом.
Лайтвуд развернулся и направился к двери. Магнус все же поднял взгляд и, лишь натолкнувшись глазами на его удаляющуюся спину, пришел в себя.
– Александр! – он догнал его и развернул к себе. Укор в нежно любимой зелени глаз кольнул в самое сердце. Магнус внутренне обрушил на себя все известные проклятия. – Прости меня, прости! Я сам не ведаю, что несу. Я был так зол…Теперь мне стыдно, что обидел тебя, ты этого совсем не заслужил и вправе презирать меня за это!
– Магнус, не…
– Нет! Я, наверное, совсем обезумел от горя, раз сказал такое! Мне нет прощения. Ты самый прекрасный человек из всех, кого я знаю. Твоя душа прекрасна, и ты сам прекрасен… Когда ты рядом, нет в мире никого счастливее меня. Мне невыносима мысль, что снова придется расстаться с тобой! Невыносима, понимаешь? Я с ума схожу от одной только мысли, что тебя не будет рядом! Это не справедливо, боги…
Глаза Алека отражали его боль. Он притянул Магнуса к себе и соединил их губы в поцелуе с привкусом соли.
– Давай убежим, – Магнус отпрянул, разрывая поцелуй. – Бросим все, да пусть хоть весь мир пылает в огне! Прямо сейчас сядем на лошадей и уедем, куда глаза глядят.
Магнус прислонился к его лбу своим, деля с ним учащенное дыхание на двоих.
– Если бы это было возможно… – прошептал Алек.
– Ты ведь приедешь за мной? Каков бы ни был исход, ты приедешь ко мне или будешь здесь, когда я вернусь?
– Магнус…
– Знаю, знаю… Просто… Давай сделаем вид, что это правда. Что это не последняя наша встреча…
Какие же красивые у него глаза! В тусклом освещении они совсем темные, но Магнусу не нужно солнце, чтобы видеть истину. Ему не нужно солнце, потому что Александр и есть его солнце, и луна, и звезды, и весь этот погрязший в огне проклятый мир.
– Это не последняя наша встреча, – произнесли любимые губы.
С каждым прожитым днем он влюблялся в него все сильнее, все больше. Но какой в этом смысл? Все это казалось насмешкой, чьей-то злой шуткой. Времени, проведенного вместе, было ничтожно мало. Оно было словно украдено. Разменная монета небес – вот что есть их любовь.
В дверь тихо постучали. Голова Кристофера показалась в проеме.
– Прошу прощения, ваше величество. Пора.
– Еще минуту! – крикнул ему Магнус, не отрывая пристального взгляда от мучительно прекрасных глаз, и когда дверь снова захлопнулась, тихо произнес: – Как будто она что-то исправит…
Алек снова страстно поцеловал его, терзая губы, сжимая тело в тесных объятьях.
После отстранился и, прежде чем развернуться и покинуть комнату, крепко сжал подбородок Магнуса и, цепко глядя в глаза, твердо произнес:
– Ты единственный, кого я любил. И всегда буду любить, до последнего вздоха…»
– Магнус! Магнус!
Кажется, он задремал, и не сразу услышал, что его зовут.
– Что?.. В чем дело?
Магнус расправил плечи и сел ровно, потирая холодный след на лбу от оконного стекла. На него смотрели две пары обеспокоенных женских глаз.
– Кажется, там Изабель, – взволнованно произнесла Клэри и ткнула в окно пальцем.
Магнус подвинулся влево и приподнял шторку. За окном спиной к их карете стояли двое путников в окружении стражи – молодой человек в одежде слуги и девушка в темной мужской одежде. Она громко что-то доказывала охране, непрестанно размахивая руками. Ее звонкий голос невозможно было с кем-то перепутать.
– Изабель, дорогая! – Магнус открыл дверцу, тут же соскочив на землю и в мгновение ока оказавшись рядом. – Слава богам, с тобой все в порядке!
Изабель повернулась на его голос и сразу же бросилась к нему на шею, минуя этикет.
– Магнус! Магнус, ты не представляешь… Как же я рада, что встретила тебя! Мы увидели твою карету и… Мы как раз ехали в Мальдикао, а тут ты… Мне необходимо срочно тебе что-то рассказать… Постой, но что ты здесь делаешь? – Изабель захлебываясь тараторила без умолку.
– Иззи, Иззи, давай по порядку, – Магнус сделал знак стражникам, чтобы оставили их одних. – Ну же, забирайся к нам в карету, держу пари, ты устала путешествовать верхом.
– Нет, Магнус, постой, я должна тебе кое-кого представить, – Изабель показала на юношу, который все это время стоял рядом и внимательно разглядывал Магнуса. – Магнус, познакомься, это Саймон – твой брат.
***
С самого утра Джослин не покидало тревожное предчувствие. Во всем мерещилось ей предзнаменование беды – будь то карканье воронов или треснувшее зеркальце. Ей было неспокойно за детей, они наотрез отказались ехать с ними домой. Кларисса не теряла надежды, что вернется Кристофер, а Джонатан… Сердце болело каждый раз, когда она думала о сыне. Она безусловно любила его, как мать беззаветно любит каждое свое дитя, но уже сейчас она замечала в нем все темные стороны своего супруга: расчётливость, зависть, неумеренность. С содроганием думала она о том, что за помыслы бродят в его бедовой голове и правильно ли она поступила, оставив его в Мальдикао одного. Но, как бы то ни было, Джослин рада была покинуть королевский дворец. Ей тяжело было находиться рядом с Магнусом, смотреть ему в глаза, зная правду. Она никому не желала делать зла, она была всего лишь слабой женщиной при деспотичном муже.
В замке полным ходом шли приготовления к приезду короля. Джослин обошла гостевые покои, чтобы лично удостовериться, что все в порядке. Предстоящая скорая встреча с любимой дочерью грела душу. Милая Клэри. Ее гордость. Ее радость. Джослин каждый день молила небо, чтобы оно было милосердно к ее любимице, и чтобы ее жизнь сложилась иначе, нежели ее собственная.
Слуга нашел ее в кухне, где Джослин отдавала распоряжения кухарке. Уже то, что Валентин сам послал за ней, было необычно. Они пересекались лишь за трапезой и мало общались в остальное время. А дорога в покои жены и вовсе была давным-давно позабыта. Но Джослин не сильно горевала по этому поводу. Ей нравилось быть предоставленной самой себе. Муж, конечно, контролировал ее действия, но по большей части не вмешивался. А в последнее время и вовсе, кажется, забыл о ее существовании.
Сердце упало, как только она переступила порог кабинета Валентина. Таким бледным и потерянным она не видела мужа с тех пор, как… Да, наверное, никогда. Он держал в руке послание, и внутренний голос тут же подсказал ей, что случилась беда. Валентин молча протянул ей письмо от сэра Эрондейла и, прочитав эти несколько строк, написанных угловатым почерком, Джослин убедилась, что предчувствие ее не обмануло: Джонатан погиб от руки неизвестного.
Следующие несколько дней пронеслись, как во сне. Если бы Джослин задали вопрос, что она делала, вряд ли у нее бы нашелся ответ. Она не была уверена ела ли она, спала ли, говорила ли с кем-то. Эти дни превратились в одно сплошное размытое пятно. Единственное, в чем она была уверена – она много размышляла в эти дни, и сама не заметила, как пришла к твердому решению. И чем больше проходило времени, тем сильнее ее убежденность крепчала. А когда прибыли гости, и Джослин увидела этого юношу – Саймона, – чаша ее решимости переполнилась, она словно очнулась, пелена с ее глаз слетела, будто легчайшая тюль вспорхнула от дуновения ветерка.
Теперь Джослин точно знала, что должна делать.
Встретив гостей, известив их о несчастье, постигшем их дом, обнявшись с дочерью и проведя с ней какое-то время, Джослин тем же вечером постучала в двери комнаты, отведенной брату Захарии.
***
Сон Рагнора был беспокоен и прерывист. Во тьме мерещились ему неясные тени, малейшие звуки заставляли вздрагивать. В ночных шорохах чудились ему шаги. Закрывая глаза, боялся он открыть их и узреть занесённый над собой карающий кинжал. Однако солнце взошло, и никто не потревожил его покой, кроме него самого.
Рагнор поднялся с постели чуть свет, оставив всякую надежду выспаться. Час расплаты близился. Он чуял это всем своим существом. Он не понимал, что с ним творится и что делать дальше. После покушения на короля, он будто прозрел. А с появлением Саймона и вовсе отчаялся.
Что же он натворил?..
Тяжёлый стук в дверь раздался внезапно. Рагнор вздрогнул, но поспешил собраться с духом, сделал глубокий вдох и расправил плечи, принимая свой всегдашний хладнокровный облик.
На пороге стоял брат Захария – бледный, осунувшийся, в своем бессменном балахоне; морщины старца, кажется, ещё больше углубились за прошедшую ночь. Он попросил разрешения войти, и Рагнор с тяжёлым сердцем впустил его, прикрыв за ним дверь. Они какое-то время постояли посреди спальни, молча собираясь с мыслями, пока, наконец, Захария не молвил:
– Что же, старый друг, поведай мне о причинах, побудивших тебя решиться на убийство нашего правителя.
