New Born

– Значит, ты все знаешь и отпираться нет смысла? Захария не ответил, молча ожидая продолжения. – Впрочем, я и не собирался этого делать, – продолжил Рагнор. – Все это довлеет надо мной долгие годы, эта вина… Я все расскажу тебе, я и сам хочу, не представляешь, как давно я хочу это сделать. Но ответь мне сначала всего на один вопрос: как ты узнал? – Джослин, – просто ответил Захария. Он держался отстраненно и настороженно, спрятав руки в необъятные рукава. Возможно, там у него было оружие. – Джослин знала? – искренне удивился Фелл. – Неожиданно. Воистину, в тихом омуте… Ну что же, не вижу причин боле откладывать мое признание. Присядь, разговор будет не коротким. Рагнор указал на стул, но Захария присел на него только после того, как сам Рагнор устроился в кресле напротив. – Как ты верно помнишь, у меня была младшая сестра – Элейн. Матушки с отцом рано не стало, и мы остались единственными родственниками друг у друга. Я очень любил мою сестренку, отраду очей моих. У нее была светлая душа, но Элейн, как все молодые девушки ее возраста, была слишком доверчивой и наивной… – Рагнор тяжело вздохнул, он очень давно ни с кем не говорил об этом. – Неудивительно, что нашелся тот, кто не преминул этим воспользоваться… «– Что ты делаешь? Элейн испуганно замерла, прижав что-то из одежды к груди. Рагнор прекрасно был осведомлен о своей способности подкрадываться почти неслышно. Когда-то в детских играх ему не было равных среди мальчишек. Став взрослым, он продолжал использовать это уже в других играх. – Ты меня напугал! – затараторила сестра, продолжая суетливо раскладывать вещи на кровати, Рагнор успел заметить, что она пытается спрятать от него дорожный мешок. – Ходишь тут вечно, как привидение. – Собираешься куда-то? – спокойно спросил Рагнор и вошел в комнату. Элейн откинула за спину толстую темно-русую косу, выпрямилась, но не повернулась. Узкие плечи ее были напряжены. В последнее время она сильно похудела, а лицо ее приобрело болезненный оттенок. Рагнор даже опасался, что сестра заболела, поэтому наблюдал за ней пристальнее обычного. Так он и узнал, что она что-то задумала, когда понял, что тайком собираются вещи и продукты. – Никуда я не собираюсь, уборку затеяла, заштопать что нужно или постирать… Рагнор подошел к кровати и резко выдернул сумку из-под вороха тряпья. – А это что? Девушка бросила испуганный взгляд на брата. В глазах ее стояли слезы, на щеках алел болезненный румянец. – Элейн, милая, что происходит? – Рагнор решил сменить кнут на пряник. – И не говори, что ничего, я же вижу, с тобой что-то не так. Расскажи мне, это же я. Мне можно. Она сжала свои плечи тонкими руками, на минуту задумалась, будто решаясь, а потом не выдержала и бросилась к Рагнору, начав свою путанную исповедь, перемежаемую слезами и судорожными всхлипами…» – Ты не представляешь, каким это стало для меня ударом, – продолжал Рагнор. – Да, я был слишком молод, но как можно было так ошибиться в человеке? Я боготворил Асмодея, готов был пожертвовать ради него всем, даже собственной жизнью. И чем же он отплатил мне за преданность? Надругался над моей сестрой и выкинул, как ненужную вещь… «Рагнор уже собирался идти спать, когда услышал шум из дальнего конца коридора. В груди сразу же кольнуло беспокойством. Он боялся за Элейн. Беременность протекала тяжело, и только благодаря чудодейственным травам, которые присылал Рафаэль, удавалось поддерживать в сестре силы. Силы бороться и не отчаиваться. Бороться, хотя бы не ради себя, а ради своего будущего дитя. Рагнор старался и делал все от него зависящее, но видел, как с каждым днем сестра все больше замыкается в себе и как ненавистна ей эта беременность. Осторожно ступая со свечой в руке, Рагнор двигался по коридору, вскоре перейдя на быстрый шаг, когда стали отчетливо слышны тихие стоны и шорох. Подойдя наконец к лестнице для слуг и направив свет на темное бесформенное пятно у нижней ступени, Рагнор в ужасе отшатнулся – на полу лежала его несчастная Элейн, в неестественной позе, обвив двумя руками свой необъятный живот…» – Я тут же отправил за повитухой. Только ее стараниями ребенок родился хоть и недоношенный, но живой. Да ты и сам уже это знаешь, имел счастье убедиться в этом собственными глазами. Саймон очень похож на мою бедную сестру, – Рагнор вдруг всхлипнул и часто заморгал, сам от себя не ожидая. Он не плакал уже много лет. – Только взглянув на нее там, у лестницы, я понял, что ее уже не спасти. Она так и не пришла в сознание, только стонала и бредила. Я смог разобрать лишь одно, она повторяла только: «Это он…это все он». Несложно было догадаться, кого она имеет в виду. – Почему ты сразу не пошел к Асмодею? – спросил Захария. – Его не было в Мальдикао, как раз в это время они вместе с Робертом объезжали шахты. Лишь несколько человек знали о беременности, уверен, король покинул дворец именно в это время неспроста и подослал кого-то, чтобы избавиться от неугодного отпрыска, и ее матери заодно. Не понимаю только, зачем использовать такой грубый способ. Я ожидал от него большей изобретательности… Того, кто стал исполнителем его злой воли, я так и не нашел, ни следа. Я так и не решился спросить у него напрямик, опасаясь, что не справлюсь с собой и тут же окажусь на виселице. Я научился жить со своей ненавистью, она взрастила из меня того, кто я есть, вскормила, как фермер кормит скот, готовящийся на убой. Я не тешу себя напрасными надеждами избежать воздаяния и не жажду покаяния. Жалею лишь, что Элейн не смогла увидеть сына. Она бы гордилась своим мальчиком. Рафаэль вырастил из него достойного юношу. У него доброе сердце, совсем как у его матери, моей милой Элейн… – Но почему ты отослал ребенка суллийскому королю? – после недолгой паузы спросил Захария. – Это… долгая история, да и не имеет сейчас это значения. Скажу только, что Рафаэль Сантьяго – единственный в мире человек, которому я могу доверять. Брат Захария задумался, потирая шершавый подбородок с короткой седой щетиной. – Значит, – медленно проговорил он, – прибрать к рукам трон и напасть на Лестерру изначально было твоей идеей? – Моей и Сантьяго, – спокойно ответил Рагнор. – Как бы хорошо я к нему не относился, он всегда был жаден до власти и не гнушался…хмм, нечистыми методами, а мне это было только на руку. Я был соткан из ненависти, жажда отомстить сжигала меня заживо изнутри. Рафаэль присылал мне порошки собственного изготовления, и я травил Асмодея долгие годы, пока не достиг своей цели. – А как же Валентин? Ведь вы действовали заодно? Каким образом он оказался вовлечен в эту историю? – Валентин… – Рагнор брезгливо поморщился. – Он никогда мне не нравился, и я жалею, что связался с ним, но другого выхода не было. Нам нужны были средства и поддержка кого-то из местной знати. Все-таки мы задумали совершить государственный переворот, а такие дела просто так не решаются. Моргенштерн презирал Асмодея и не скрывал этого. Мы попросту воспользовались его ненавистью и направили ее в нужное нам русло. А заодно использовали его деньги и влияние. В случае провала, вину можно было повесить на него. На кого укажут обстоятельства в первую очередь? И кому поверит король: главному советнику, который был предан ему долгие годы, или человеку, открыто заявлявшему о своих планах на возмездие? Валентина было легко заполучить в союзники. Нужно было лишь раздуть тлеющие искры, но огонь запалил не я. – Значит, все это время ты вел двойную игру? – Именно так, более того, я все устроил таким образом, что Валентин был уверен: все идет точно по его плану и он здесь главный кукловод. Моргенштерн недалекий человек, – усмехнулся Рагнор, – его бы и ребенок обвел вокруг пальца. – Позволь с этим не согласиться, – покачал головой Захария, но пресек попытки Рагнора возразить: – Погоди, после. Ответь сначала, зачем ты покусился на невинное дитя? Чем Магнус провинился, ведь дети не в ответе за грехи своих отцов? – Ох, Захария, мой добрый друг, – горестно вздохнул Рагнор, – это и стало камнем преткновения между нами… Но по порядку. В то время я еще был ослеплен своими чувствами. Асмодей спутал нам все карты, объявив майорат. Валентин был в ярости, он рвал и метал, и поклялся извести нового наследника престола. Он совершил немало попыток, но ни одна не увенчалась успехом. Этот мальчик словно отмечен дланью небес. Ему невероятно везло, – Рагнор снова испустил мучительный вздох. – Признаюсь, с годами я к нему привязался. Магнус удивительный, к нему тянулось мое сердце. Однажды меня поразила собственная мысль: я понял, что не смогу поднять на него руку. С Рафаэлем я бы смог договориться, мы бы придумали новый план, но Моргенштерна было уже не остановить. Я выкручивался, как мог. Подсыпал яд в вино, но проследил, чтобы его выпил Лоренцо. Боги знают, это была вынужденная жертва. Это я отправил стражу на подмогу, когда на Магнуса напали в день его свадьбы. Валентин даже не поставил меня в известность о своих планах. Я узнал случайно, подслушал их разговор с Джонатаном. Тогда я и утвердился в своих догадках, что он больше не доверяет мне. Я потерял всякий покой и сон, все ждал, когда за мной придут. Поделился своими опасениями с Рафаэлем, но ему было не до меня – война, да к тому же Саймон сбежал из дома. А я предупреждал его, что не стоит пока открывать все карты и посвящать мальчика в наши намерения… В общем, я настолько отчаялся, что хотел уже было сам прийти к Магнусу и во всем сознаться. И будь что будет… Рагнор и сам не заметил, как вскочил со своего места и какое-то время мерял шагами комнату, то и дело заламывая руки. Дыхание его участилось, голос срывался на хрип. – Королева Тесса была доброй женщиной, – продолжил он, – Магнус унаследовал характер своей матери, хоть внешне и вылитый отец. Кто знает, может в его сердце найдется крупица жалости и милосердия для меня. Тем более у нас так много общего… – он взволнованно обернулся к старцу, все еще восседающему в кресле и бесстрастно взиравшему на него. – Захария, ведь он и не ведает, что за человек был его отец! Если все ему рассказать… – Не спеши, Рагнор, – наконец, Захария тоже поднялся на ноги. – Боюсь тот, кого провели и обвели вокруг пальца – это ты. – О чем ты говоришь? – Рагнор похолодел. Тревожный червь сомнения, копошащийся в нем все эти годы, заворочался вновь. – Ты сгубил две невинные жизни собственными руками и тысячи руками своего пособника во имя лжи. Асмодей не виновен! Не он отец Саймона, и никогда и близко не подходил к твоей сестре. – Ты из ума выжил, старик? – закричал Рагнор, отпрянув в неверном отчаянии, предчувствуя, что услышит сейчас нечто сокрушительное. – Да, я стар, – спокойно ответил Захария. За весь разговор он ни разу не превысил голос, – но я пока что, слава небесам, не утратил рассудок. Кто здесь и потерял разум, так это ты, раз позволил себя так легко обмануть и ни разу не усомниться в этой явной лжи. Рагнор ощутил, как дрожит. – Ты хочешь сказать, что… – Именно! Валентин – отец Саймона и тот самый заигравшийся кукловод. А мы все – пешки в его грязной и чудовищной игре.